— Не говори глупостей! — фыркнул Степан. — Ее угнали.
— Это и ежу понятно. И что? Нашли?
— Кто?
— О господи, ну не милиция же! Братки, разумеется. Они искали?
Степан кивнул:
— Ага. Отследили все поступления в салоны автомобилей из Германии, все авторынки прошерстили — безрезультатно. Фура с машинами словно растворилась в воздухе.
Я недолго помолчала, переваривая услышанное и съеденную порцию шашлыка. Что-то не сходилось во всей этой истории.
— Поняла, — хлопнула я себя по лбу. (Все-таки, что бы ни говорили, а еда очень даже способствует мыслительному процессу.) — А что напарник? Виктор же с напарником ездил?
— С напарником, — угрюмо ответил Степан.
— И что? Его тоже того, тю-тю? В смысле, угнали вместе с фурой?
— Убили его. Утром, когда Витька обнаружил пропажу фуры, тогда же неподалеку нашли и напарника. Витька с Кирюхой по очереди в машине спали: полночи, один в фуре, полночи другой.
А потом завертелось. Едва Витька" добрался до дому, сразу начались неприятности: звонки, визиты пацанов… Короче, дали Витьке две недели и поставили перед выбором: либо находишь фуру с машинами, либо выплачиваешь стоимость новых машин, словно бы из салона.
Я присвистнула. Ничего себе! Десять новых машин. Это какие ж деньжищи! С замиранием сердца я все-таки спросила об этом Степана.
— Много. Очень много. Витька перевез своих к родителям жены и приступил к поискам.
— Чего?
— Денег, естественно. Фуру-то все равно уже не отыскать.
— Степ, а все-таки сколько? — не Отставала я.
— Четыреста тысяч.
— Ик… Долларов?
— Нет, монгольских тугриков, — съязвил Степан.
У меня шашлык застрял в горле. Это где же нормальный человек может найти столько денег? Я прикинула: примерно два пожизненных срока мне потребуется отмотать в своем лицее, чтобы заработать требуемую сумму честным трудом. Взяток я не беру. Впрочем, их мне никто и не предлагает почему-то.
— Ты говорил, что Виктор в плену, — напомнила я. — Почему?
— Время истекло, — вздохнул Степан. — Его спокойненько увезли, накидав предварительно по ушам, а мне велели продолжить дело брата…
Какое-то время я молчала, а потом выдала:
— Ну ты и дурак! Ты, Степка, законченный идиот, мамой клянусь! У тебя в голове, как у Винни Пуха, вместо мозгов опилки! Решил, значит, сберкассы грабить. Умница! Ну, грабанешь парочку, потом тебя посадят, и все. Шел бы уж лучше золотовалютный фонд грабить, что ли!
Там-то уж точно такие деньги имеются, даже больше. Не обидно за тридцать тысяч срок мотать, а братишку тем временем в цемент — ив речку.
Степан обхватил руками голову и молчал.
Потом поднял на меня глаза, на этот раз не веселые, а полные отчаяния, и спросил:
— Что делать-то, Афонь? Сам не знаю, что меня в эту кассу поволокло. Тебя вот в заложники взял…
— Это я тебе прощаю, — великодушно произнесла я. — Знаешь, нам надо ехать ко мне домой. Там Клавка. Она обязательно чего-нибудь присоветует.
Степан согласно кивнул и уже собрался ехать, но я категорически заявила:
— Пока все не съем, с места не двинусь!
Как выяснилось позже, двинуться с места после четырех порций шашлыка и пол-литра сока оказалось не так-то просто. Опираясь на Степана, я вылезла из-за стола и тяжко вздохнула:
— Ох, кажется, я немного переела.
Провожаемые удивленными взглядами персонала, мы покинули придорожное кафе и уселись в машину.
На этот раз Степан не стал меня ни к чему пристегивать, он просто спросил адрес, и мы поехали.
— Ну? И где тебя носит? — спросила она, грозно хмурясь. — Я тут с ума схожу от беспокойства…
Ни признаков беспокойства, ни тем более сумасшествия, я не обнаружила, хотя пристально всматривалась в ее лицо.
— А это что такое? — мотнула головой в сторону Степки сестра.
Я поморщилась:
— Ой, Клава, не волнуй меня, ради бога. Это Степан, мой новый приятель. А сейчас дай нам отдохнуть, а? Мы безумно устали.
— С чего бы это, интересно знать? — не унималась Клавка.
— Во-первых, я переела шашлыка, желудок вот-вот треснет, — проходя в комнату и падая на диван, ответствовала я. — А во-вторых, думаешь, легко сберкассу грабить? Нам со Степкой надо срочно немного отдохнуть, а потом с тобой кое о чем посоветоваться. А теперь отстань, а?
Но надо знать мою Клавку. Чтобы она дала отдохнуть после стольких нелегких событий? Да скорее марсиане гопак станцуют!
— Ты чего сегодня пила? И сколько? — строго спросила сестра.
— Пол-литра, — легко ответила я. — Зато абрикосового сока.
— С сока тебя так не плющит, от переедания тоже. При чем здесь сберкасса? — Клюква не унималась. — Я тебя посылала услуги оплатить.
Ты это сделала?
— Мы кассу со Степкой грабанули. Вон в коридоре пакет валяется. Там деньги из сберкассы.
Клавка недоверчиво скривилась, но проверять все же пошла. Когда она вернулась, ее физиономия напоминала посмертную маску Тутанхамона.
— Так это правда? Ты теперь.., кто?
— Мы со Степкой налетчики, — гордо ответила я.
— И милиция…
— Ха! Наша милиция! Ты же знаешь, как они работают. Мы уже уезжали, а менты только появились. Ну, сперва Степка взял меня в заложники. Но это длилось недолго. Мы кассу взяли, и он сразу отпустил. Вернее, не сразу, значительно позже. Но это неважно. Дальше. Мы поменяли машину и поехали. В общем, Клава, нам срочно нужен какой-нибудь из твоих гениальных советов, поэтому мы и вернулись. А могли, между прочим, и дальше кассы грабить!
Клавдия ошалело моргала, потом схватила себя за волосы и пробормотала:
— Так. Это галлюцинация. Бред. Он сейчас пройдет.
— Нет, Клава, это не бред, — жаль было разочаровывать сестру, но пришлось. — И вот еще что: нам срочно нужны четыреста тысяч долларов. Не знаешь случайно, где можно их взять?
Понимаешь, если быть объективной, сберкассы мы больше грабить не можем, примелькались, да и вообще… Размах не тот!
Очень медленно, но, похоже, до Клавки стало доходить, что я не шучу и ситуация обстоит именно так, как я ее обрисовала. Чтобы не оставалось сомнений, она все-таки решила уточнить:
— Афоня, так это правда, что ли?
— Конечно, — весело ответила я. — Сегодня же не первое апреля!
— Да, да, конечно, — растерянно отозвалась Клюква. — Сегодня конец января, самое время для розыгрышей.
Сестрица немного помолчала, переводя полубезумный взгляд с меня на Степана, а потом завопила:
— Ой, мамочки мои, тебя же посадят! Чего делать-то, Афонечка?
Все это она прокричала, нарезая круги по комнате. У, меня даже голова закружилась. Изловчившись, я перехватила сестру и трехочковым броском, которому позавидовал бы сам Майкл Джордан, усадила в кресло.
— Не суетись, — прикрикнула я на Клавку. — Вы пока думайте, где почти пол-лимона баксов найти, а я Димычу звякну. Что-то неспокойно у меня на душе. Как он там, на спецзадании, мается, бедолага? Поговорю с ним по-доброму, ласково, может, и поможет чем…
Так, подбадривая саму себя, я с замиранием сердца набрала номер мобильного телефона Брусникина. Предстоял тяжелый разговор с мужем, но я предпочла отказаться от «домашних заготовок» и действовать экспромтом, полагаясь на собственную интуицию. Наконец связь установилась, и я услышала Димкин голос:
— Привет, солнышко! Безумно рад тебя слышать. Я звонил утром, но Клавка сказала, что ты пошла коммуналку оплачивать. Я ужасно соскучился! Как у тебя дела, девочка моя?
У меня на глаза навернулись слезы: вон как он за меня переживает! Даже в далекой Лодзи не забывает, а я… Однако делать нечего, придется говорить правду.
— Я тебя люблю, Дим! — сообщила я супругу и заревела. Брусникин моих слез не выносит, знает, если реву, значит, что-то случилось. Поэтому он обеспокоился:
— И я тебя тоже. Ты чего натворила, Афанасия?
— А чего сразу натворила? Будто я просто так не могу тебя любить, — обиделась я, правда, понарошку.
— Можешь, — согласился умный Димка, — только тогда, когда я дома и ты находишься под постоянным присмотром. Моим, а не Клавкиным. Так что же произошло?
— Да ничего особенного, Дим. И денег-то взяли всего ничего, тридцать тысяч каких-то.
Разве из-за такой мелочи можно в тюрьму сажать порядочных людей?
В далекой Лодзи повисло тягостное молчание, а потом Брусникин спокойным, но не предвещавшим ничего хорошего голосом попросил:
— Давай-ка по порядку, с чувством, с толком, с расстановкой…
Глубоко вздохнув, я покорно начала излагать:
— Ну, вот, значит. Послала меня Клавка в сберкассу услуги оплачивать. Иди, говорит, утром, там народу меньше. Ага! Как же, меньше!
Все пенсионеры нашего района так думают, поэтому и устраивают по утрам тусовки в сберкассах. Пришла я, а там народу-у-у, что гвоздей в твоей коробочке. Ну, той, помнишь, которая на антресолях пылится?
— Помню, — процедил сквозь зубы Димка. — Ты не останавливайся, хотелось бы до сути быстрее добраться.
— Ага, ну вот, значит. Стою я в очереди, а со всех сторон только и слышно: льготы, пенсия, президент. Прямо лозунги какие-то, ей богу!
— Афанасия! — прорычал Брусникин.
— Все, все, я уже приступаю к самому главному. Стою, значит, я себе, стою в самом конце очереди, злюсь потихонечку, мечтаю миниатюрный атомный взрыв произвести, чтоб к заветному окошечку быстрее протиснуться, как вдруг влетает парень и как завопит: «Все на пол, это ограбление»! Ну, старухи-то, как кокосовые орехи, на пол и попадали. Я одна стою, как во поле береза, за всем этим цирком наблюдаю.
Тогда парень берет меня в заложники, и мы с ним выносим кассу. Денег там, как потом выяснилось, с гулькин хрен, зря только старух напугали. Так ведь оно и понятно: кто с утра грабит?
Вечером надо, когда в кассе уже денежек-то поднакопится! Ну, я Степке это потом объяснила.
По молчанию, установившемуся в эфире, я догадалась: Брусникин не волнуется, он сейчас обрабатывает полученную информацию. Волноваться он начнет потом, когда вернется домой.
— Афоня, — наконец «ожил» Димка, причем голос у него был какой-то странный, как у неисправного «тамагочи», — надеюсь, ты пошутила?
— Если бы… — печально вздохнула я.
— Но… Раз тебя взяли в заложники, значит, ты не виновата, — выдвинул версию Димыч.
— Ну-у.., как тебе сказать… Вроде и нет, но ведь потом-то я перестала быть заложницей.
Теперь я как бы соучастница. Ты знаешь, Дим, у Степки, это мой напарник, очень сложная жизненная ситуация, и я решила ему помочь. Клавка вот тоже сидит соображает, что делать.
— Позови ее к телефону, — велел Брусникин.
— Она не может, Дим, она так сильно думает, что даже в ступор впала.
На этот раз Брусникин молчал долго. В его молчании моя интуиция четко угадывала что-то нехорошее. Я мысленно поблагодарила судьбу и Димкино начальство за вовремя организованную командировку.
— Значит, так, — прервал молчание Брусникин. — Деньги где?
— Тут. Клавка их к груди прижала и трясется, словно в ознобе, потерять боится, наверное.
Оно и понятно — никогда в жизни такой суммы в руках не держала. А что?
— Сидите дома. Деньги не тратить. К вам придут мои ребята и все уладят. Ясно?
— Ага, ясно, — кивнула я в трубку. — Дим, а как мы узнаем, что это твои ребята? Может, пароль какой-нибудь придумать?
— Про славянский шкаф, — выдавил из себя Брусникин и отключился.
Я уставилась на телефон, вспоминая пароль про славянский шкаф.
— Ну, что? — отчего-то шепотом спросила Клюквина. — Лютовал?
Я отрицательно покачала головой.
— Это плохо. Значит, когда вернется, головы нам посносит. Чего делать-то велел, Афонь?
— Сказал, чтоб деньги не тратили, сидели дома и ждали, когда придут.
— За нами?! — ахнула Клавка.
— Да нет, — сморщилась я. — Ребята Димкины придут и все уладят: и со сберкассой, и с милицией.
— Слава богу, — перевела дух Клюква.
Согласившись с Клавдией, я перевела взгляд на Степана. Он сидел на диване и, казалось, дремал. Только играющие желваки свидетельствовали о том, что Степка крайне напряжен.
— Ты чего, Степ? — попыталась я его растормошить. — Все будет в порядке! Видишь, со сберкассой Брусникин все уладит, нас даже не посадят.
— Можно от вас позвонить по межгороду? — вместо ответа спросил Степан. — Беспокойно мне что-то, как там Оксанка с мальчонкой…
Клавка проводила Степку в коридор, где стоял телефон, и деликатно удалилась.
Зато на меня она набросилась без всякой деликатности.
— У тебя с башкой все в порядке или наметились проблемы? — прошипела она.
— Почему это? — обиделась я. — С каких пор помощь хорошему человеку — это плохо?
Сразу все начинают намекать на легкую форму тяжелого сумасшествия.
Клюква внимательно на меня посмотрела, будто и правда хотела найти эту самую легкую форму, ничего, видно, не нашла и продолжила свое шипение:
— Ты соображаешь, чего несешь? Помочь хорошему человеку! У него что, на лбу написано: «Я хороший человек, люблю собак и перевожу старушек через дорогу? Просто сейчас у меня тяжелые жизненные обстоятельства, а так я белый и пушистый».
— Можно подумать, у меня был выбор. Меня ж в заложницы взяли, забыла? — напомнила я.
— Ага. К тому же он еще и псих. Брать тебя в заложники! На это может решиться только человек с неадекватным восприятием действительности. И потом, что такое?! — возмущенно всплеснула руками Клавка. — "Клавочка, Степану срочно нужны четыреста тысяч долларов!
Не знаешь, где их взять"? Знаю, конечно, дорогая Афоня! Посмотри у меня в кошельке, в отделении для мелочи. Там должны заваляться.
Ты хоть представляешь себе, сколько это денег?!
У тебя их нет, папа наш с тобой, чтоб ему икнулось на том свете, увы, не миллионер. А может, у тебя имеется парочка знакомых олигархов, безумно в тебя влюбленных? Тогда нет проблем, Афанасия! За один только благосклонный взгляд они расстанутся с полумиллионом баксов, даже глазом не моргнув, и еще столько же сверху накинут!
Я удрученно молчала. Конечно, Клавка права: ни миллионеров, ни влюбленных олигархов у меня не было, и взять их, конечно, негде. Ну, а теперь главный вопрос: чем я могу помочь Степке?
Вернулся Степан, расстроенный, удрученный, словом, не в себе. Жалко было на него смотреть.
Даже Клавка прониклась и участливо спросила:
— Ну? Что там? Как твои?
— Их нашли, — растерянно ответил Степка, — и увезли. «Негоже, — говорят, — семью разлучать». И еще напомнили о сроках.
— И какие же сроки? — безнадежно поинтересовалась я.
— Был месяц. Осталось три недели.
Все молчали. Да и что тут скажешь? Четыреста тысяч — огромная сумма, и просто так ее взаймы не возьмешь. А если и возьмешь, чем отдавать? Но что же делать? Теперь, когда в плену у бандитов не только Виктор, но и его жена с ребенком, сидеть сложа руки, даже не пытаясь помочь, я не могла. Знаю, что и Клавка тоже, поэтому я попросила Степана еще раз, со всеми подробностями рассказать историю Виктора.
Сестра обладает острым умом, в критических ситуациях она иногда выдает гениальные идеи.
— А если в милицию? — предложила я и сама устыдилась глупого вопроса. Какая милиция? Если до бандитов дойдет, а до них дойдет, то, без сомнений, убьют и Витьку, и Оксанку, жену его, и ребенка не пожалеют.
В дверь позвонили.
— Кто это? — пролепетала Клюквина.
— Наверное, Димкины ребята.
— Точно?
— Спокойно, Клава, мне известен секретный пароль, — успокоила я сестру и пошла открывать. — Но ты Степку спрячь, на всякий случай…
За входной дверью нетерпеливо топтались два парня, похожие друг на друга, словно бильярдные шары. «Специально их подбирают, что ли? — подумала я, глядя в „глазок“. — Хотя нет, мой Димка отличается от них. В лучшую сторону, разумеется».
— Кто там? — спросила я, заранее зная ответ.
— Из ФСБ. От Брусникина.
— Ага. Это хорошо, — ответила я, лихорадочно вспоминая «правильный» пароль. — Вы продаете славянский шкаф?
Парни за дверью впали в кратковременный ступор. Я терпеливо ждала «правильный» отзыв.
Видно, к общему знаменателю ребята так и не пришли. Один из них, прочистив горло, повторил:
— Вы, наверное, не поняли. Мы от Димы Брусникина, из ФСБ.
— Это я поняла. Как насчет шкафа? — не отставала я. Дался мне этот шкаф, ей богу! Но меня несло, остановиться уже не могла. Тут и Клавка нарисовалась:
— Чего?
— Это от Димки, — пояснила я. — Только они пароль никак не вспомнят, вернее, отзыв.
Клюквина покрутила пальцем у виска и открыла дверь.
Опасливо косясь на меня, ребята просочились в коридор, сразу заполнив своими габаритами все его пространство, и робко потребовали:
— Пакет из сберкассы давайте!
— Ага, — кивнула Клюква и принесла пакет. — Там все, мы ничего не тратили!
Парни забрали пакет, отчего-то глубоко вздохнули и ушли, так и не назвав отзыв на пароль.
Мы с Клавкой вернулись в комнату, продолжая спорить, и уселись на диван.
— Чего ты к ним привязалась со своим паролем? — злилась Клюква.
— Во-первых, как бы мы узнали, что они в самом деле из ФСБ? Нынче любую «корочку» можно подделать так, что она будет лучше настоящей. А во-вторых, Димка так сказал…
Кажется, Клавдия не поверила:
— Прямо так и сказал?
— Ну… Так или примерно так, я уже не помню…
— Надо же! Я, конечно, догадывалась, что у работников спецслужб голова по-другому работает, не так, как у всех нормальных граждан, но чтоб до такого доходило… И что за пароль?
— В том-то и дело, Клава, что я точно не помню! В кино каком-то его использовали… — Я потерла лоб, пытаясь вспомнить. — Типа: «Вы принесли славянский шкаф»?
— «У вас продается славянский шкаф»? — очень неожиданно раздался приглушенный голос из нашего шкафа-купе — Ой, мама! — взвизгнула я.
— Степка, вылезай, — крикнула сестра.
Степан вывалился из шкафа, чихнул и продолжил:
— А отзыв такой: «Шкаф уже продан. Могу предложить никелированную кровать».
— Точно! — обрадовалась я. — Степка, ты гений.
Гений поднялся с пола, отряхнулся, а потом задал сакраментальный вопрос:
— Девчонки, что делать-то будем? Сберкассы грабить я больше не могу — не мое это дело.
— А чем ты вообще занимаешься?
Ну, это надолго! Если Клавка занялась выяснением личности Степана, его хобби, основным видом деятельности, а также особенностями условных и безусловных рефлексов, то времени это могло занять довольно много. Поэтому я рявкнула во всю силу легких:
— А давайте чайку-кофейку тяпнем?!
Клавдия вздрогнула, но расспросы временно прекратила. Мы переместились на кухню.
Пока сестрица готовила, я, качая ногой, размышляла над сложившейся ситуацией. Если мы откажемся помогать Степану, он пропадет.
Самому ему ни за что не справиться. Да и как теперь откажешься? Совсем ведь сгрызет беспощадная совесть! Но как помочь?
— Вот в чем вопрос, — вслух вздохнула я.
— Ты о чем печалишься, Афанасия? — широко улыбнулся Степан.
— С совестью пытаюсь договориться, — буркнула я себе под нос.
Кофе пили молча Время от времени Степка, обводя глазами попеременно то меня, то Клавку, радостно скалился. Хотя в его положении я не находила ровным счетом ничего веселого. Может, он над нами смеялся?
Клюквина нетерпеливо ожидала озарения, которое вот-вот должно было к ней явиться. Озарение, однако, задерживалось, потому как Клава беспокойно ерзала на стуле, морщила лоб и вообще проявляла все признаки нервного напряжения. Я спокойно дожидалась, чем все это закончится.
— Ну, хватит! — шлепнула кулаком по столу сестрица, окончательно обозлившись на свое озарение. — Будем искать!
— Кого? Чего? — в один голос спросили мы со Степкой.
— Будем искать Виктора и его семью.
— А потом? В смысле, когда найдем? — настороженно уточнила я, потому что прекрасно знала Клавдию и ее возможности. — Они ведь не просто так в прятки играют, они в плену.
— Подумаешь! Освободим, — пожала плечами сестра, словно это было обычным делом — освобождать заложников из лап бандитов всевозможных мастей.
Степка только головой покачал, как бы сожалея об умственных способностях Клюквиной.
Вот что значит без озарения работать!
— Ну, хорошо, допустим, мы их освободим, — я попыталась направить ход Клавкиных мыслей в нужное русло. — А дальше что?
— А дальше все! — убежденно воскликнула умная сестрица. — Смотри, ведь когда мы их освободим, деньги уже не нужно будет никому платить. Нет заложников — нет денег! Каково, а?
Клавка счастливо рассмеялась. Жаль было ее разочаровывать, но иного выхода не было.
— Клавочка, все не так просто. Люди, держащие Виктора, по всему видать, серьезные. Мы не сможем освободить пленников, мы не сможем даже их найти! Вполне вероятно, что Вик-, тора с семьей каждый день перевозят с места на место, и выследить их практически невозможно. Да их небось охраняют круче президента!
— И все это из-за каких-то машин? — не поверила Клавка.
— И все это из-за денег, — снова вздохнула я. — На машины им наплевать, другие пригонят… Единственное, что меня смущает, это непомерно большая сумма. Степ, разве Виктор — подпольный миллионер?
Степка пожал плечами, мол, я-то откуда знаю, с какого потолка упала эта сумма.
— Нет, в принципе, все верно, — продолжала рассуждать я, — на фуру умещается десять машин, средняя стоимость каждой примерно 40 тысяч долларов. Но где простой водитель возьмет такую сумму? Что-то тут не то… — повторила я и впала в глубокую задумчивость.
Степан внимательно изучал дно пустой чашки. Клавдия не выдержала первая:
— Пока вы тут молчите, неизвестно о чем, время идет! Короче говоря, будем искать, Степан, твоего брата, а там посмотрим.
— Правильно, Клава, — поддержал сестру Степка. — Главное, ввязаться в войну, а дальше будет видно. Это еще Наполеон сказал.
— Ага, и что с ним стало? — спросила я, пытаясь понять, послышалась ли мне насмешка в его голосе или нет.
— Ну и что? — упрямо наклонила голову Клавка. — Кто говорит, что будет легко? Думаешь, Рэмбо сразу стал Рэмбой?
Решение было принято, это ясно, и мои возражения лишь укрепляли его. Что ж, придется становиться, как выразилась Клавдия, Рэмбой.
И первое, с чего стоит начать, это встретиться с бандитами.
— Степка, — обратилась я к угрюмо молчавшему парню, — у тебя наверняка есть какая-либо связь с братками? Ведь как-то вы общаетесь?
Степан кивнул:
— У меня есть номер телефона. Его владелец вроде связного. Я ему говорю, что нужно встретиться или с кем-нибудь поговорить, а мне потом перезванивают.
— Слушай, а если с этим связным встретиться? Тряхнем его, как следует, а? — оживилась кровожадная Клюква. — Номер телефона есть, адрес выяснить — пара пустяков…
— Я тебе даже сейчас могу сказать адрес и имя владельца телефона, — я состроила скептическую мину. — Иван Петрович Сидоров или Сидор Иванович Петров, проживающий по адресу: одно из городских кладбищ, вторая могила от крайнего забора. Справа.
Степка кивнул, соглашаясь, а Клюквина, сконфуженно умолкла, как видно, признавая мою правоту.
— Значит, постановляем так: ты, Степка, сегодня «забиваешь стрелку» через этого самого связного.., на завтра, часиков на шесть вечера…
— Ты что, Афоня?! — испугалась Клавка. — Сейчас зима, в шесть уже темно! А они, наверняка, выберут для встречи самый отдаленный уголок земного шара!
— Сейчас уже в четыре часа темнеет, да это и не имеет значения, по большому счету. Степ, на шесть, понял? У меня завтра последний выходной, потом на работу придется идти, так что завтра, как хочешь, а с представителем братков надо повидаться. Ты понял? — Степан утвердительно кивнул. — Тогда иди, дорогой, выполняй. А мы пока с Клавдией Сергеевной напряжемся хорошенько и еще чего-нибудь придумаем!
Когда Степка ушел, Клавдия уставилась на меня, словно гипнотизируя. Сестрица маетно вздыхала, силясь начать какой-то важный разговор. Я делала вид, что не замечаю клюквинских страданий, и внимательно наблюдала за любимой черепашкой Тырочкой. Через пять минут Клавка устала от своих страданий. Глубоко вздохнув, она начала издалека:
— Тырочка-то подросла как!
— Угу, — мыкнула я, ожидая продолжения.
— Мужа бы ей подыскать…
— И не думай даже. Тыра ненавидит мужиков.
Клавка умолкла и принялась дышать по методу Бутейко. Видать, что-то серьезное у нее на уме, раз она так дышит. Я решила больше не мучить Клавку:
— Ну, чего ты здесь сквозняк создаешь? Говори уже, что задумала.
— Афонь, ты не устала? — задала неожиданный вопрос Клавдия.
Я удивилась, подумала, внимательно прислушалась к своему организму. Никаких криков о помощи он не подавал, поэтому ответ был отрицательный. Однако Клавку мой ответ, видимо, не устроил:
— Бледненькая ты у меня… Брусникин вернется, как я тебя такую ему предъявлю? А все твои оболтусы треклятые да тетради, будь они неладны. Ох, Афанасия, не жалеешь ты себя, ни сна, ни отдыха человеческого не видишь, доложу я тебе!
Теперь стало понятно, к чему она клонит.
Мне послезавтра на работу, а тут такое дело затевается! Сама Клавдия находилась в кратковременном отпуске по случаю капитального ремонта салона красоты, где она трудилась. Старушка сверху постаралась: щедро залила салон водой. Хозяин немного поматерился, да что со старухи возьмешь? Отправил, болезный, своих сотрудников в вынужденный отпуск.
— И чего ты предлагаешь? — хмыкнула я.
— Это и ежу понятно. И что? Нашли?
— Кто?
— О господи, ну не милиция же! Братки, разумеется. Они искали?
Степан кивнул:
— Ага. Отследили все поступления в салоны автомобилей из Германии, все авторынки прошерстили — безрезультатно. Фура с машинами словно растворилась в воздухе.
Я недолго помолчала, переваривая услышанное и съеденную порцию шашлыка. Что-то не сходилось во всей этой истории.
— Поняла, — хлопнула я себя по лбу. (Все-таки, что бы ни говорили, а еда очень даже способствует мыслительному процессу.) — А что напарник? Виктор же с напарником ездил?
— С напарником, — угрюмо ответил Степан.
— И что? Его тоже того, тю-тю? В смысле, угнали вместе с фурой?
— Убили его. Утром, когда Витька обнаружил пропажу фуры, тогда же неподалеку нашли и напарника. Витька с Кирюхой по очереди в машине спали: полночи, один в фуре, полночи другой.
А потом завертелось. Едва Витька" добрался до дому, сразу начались неприятности: звонки, визиты пацанов… Короче, дали Витьке две недели и поставили перед выбором: либо находишь фуру с машинами, либо выплачиваешь стоимость новых машин, словно бы из салона.
Я присвистнула. Ничего себе! Десять новых машин. Это какие ж деньжищи! С замиранием сердца я все-таки спросила об этом Степана.
— Много. Очень много. Витька перевез своих к родителям жены и приступил к поискам.
— Чего?
— Денег, естественно. Фуру-то все равно уже не отыскать.
— Степ, а все-таки сколько? — не Отставала я.
— Четыреста тысяч.
— Ик… Долларов?
— Нет, монгольских тугриков, — съязвил Степан.
У меня шашлык застрял в горле. Это где же нормальный человек может найти столько денег? Я прикинула: примерно два пожизненных срока мне потребуется отмотать в своем лицее, чтобы заработать требуемую сумму честным трудом. Взяток я не беру. Впрочем, их мне никто и не предлагает почему-то.
— Ты говорил, что Виктор в плену, — напомнила я. — Почему?
— Время истекло, — вздохнул Степан. — Его спокойненько увезли, накидав предварительно по ушам, а мне велели продолжить дело брата…
Какое-то время я молчала, а потом выдала:
— Ну ты и дурак! Ты, Степка, законченный идиот, мамой клянусь! У тебя в голове, как у Винни Пуха, вместо мозгов опилки! Решил, значит, сберкассы грабить. Умница! Ну, грабанешь парочку, потом тебя посадят, и все. Шел бы уж лучше золотовалютный фонд грабить, что ли!
Там-то уж точно такие деньги имеются, даже больше. Не обидно за тридцать тысяч срок мотать, а братишку тем временем в цемент — ив речку.
Степан обхватил руками голову и молчал.
Потом поднял на меня глаза, на этот раз не веселые, а полные отчаяния, и спросил:
— Что делать-то, Афонь? Сам не знаю, что меня в эту кассу поволокло. Тебя вот в заложники взял…
— Это я тебе прощаю, — великодушно произнесла я. — Знаешь, нам надо ехать ко мне домой. Там Клавка. Она обязательно чего-нибудь присоветует.
Степан согласно кивнул и уже собрался ехать, но я категорически заявила:
— Пока все не съем, с места не двинусь!
Как выяснилось позже, двинуться с места после четырех порций шашлыка и пол-литра сока оказалось не так-то просто. Опираясь на Степана, я вылезла из-за стола и тяжко вздохнула:
— Ох, кажется, я немного переела.
Провожаемые удивленными взглядами персонала, мы покинули придорожное кафе и уселись в машину.
На этот раз Степан не стал меня ни к чему пристегивать, он просто спросил адрес, и мы поехали.
* * *
Клавка, открывшая нам дверь, нацепила на себя маску недовольства.— Ну? И где тебя носит? — спросила она, грозно хмурясь. — Я тут с ума схожу от беспокойства…
Ни признаков беспокойства, ни тем более сумасшествия, я не обнаружила, хотя пристально всматривалась в ее лицо.
— А это что такое? — мотнула головой в сторону Степки сестра.
Я поморщилась:
— Ой, Клава, не волнуй меня, ради бога. Это Степан, мой новый приятель. А сейчас дай нам отдохнуть, а? Мы безумно устали.
— С чего бы это, интересно знать? — не унималась Клавка.
— Во-первых, я переела шашлыка, желудок вот-вот треснет, — проходя в комнату и падая на диван, ответствовала я. — А во-вторых, думаешь, легко сберкассу грабить? Нам со Степкой надо срочно немного отдохнуть, а потом с тобой кое о чем посоветоваться. А теперь отстань, а?
Но надо знать мою Клавку. Чтобы она дала отдохнуть после стольких нелегких событий? Да скорее марсиане гопак станцуют!
— Ты чего сегодня пила? И сколько? — строго спросила сестра.
— Пол-литра, — легко ответила я. — Зато абрикосового сока.
— С сока тебя так не плющит, от переедания тоже. При чем здесь сберкасса? — Клюква не унималась. — Я тебя посылала услуги оплатить.
Ты это сделала?
— Мы кассу со Степкой грабанули. Вон в коридоре пакет валяется. Там деньги из сберкассы.
Клавка недоверчиво скривилась, но проверять все же пошла. Когда она вернулась, ее физиономия напоминала посмертную маску Тутанхамона.
— Так это правда? Ты теперь.., кто?
— Мы со Степкой налетчики, — гордо ответила я.
— И милиция…
— Ха! Наша милиция! Ты же знаешь, как они работают. Мы уже уезжали, а менты только появились. Ну, сперва Степка взял меня в заложники. Но это длилось недолго. Мы кассу взяли, и он сразу отпустил. Вернее, не сразу, значительно позже. Но это неважно. Дальше. Мы поменяли машину и поехали. В общем, Клава, нам срочно нужен какой-нибудь из твоих гениальных советов, поэтому мы и вернулись. А могли, между прочим, и дальше кассы грабить!
Клавдия ошалело моргала, потом схватила себя за волосы и пробормотала:
— Так. Это галлюцинация. Бред. Он сейчас пройдет.
— Нет, Клава, это не бред, — жаль было разочаровывать сестру, но пришлось. — И вот еще что: нам срочно нужны четыреста тысяч долларов. Не знаешь случайно, где можно их взять?
Понимаешь, если быть объективной, сберкассы мы больше грабить не можем, примелькались, да и вообще… Размах не тот!
Очень медленно, но, похоже, до Клавки стало доходить, что я не шучу и ситуация обстоит именно так, как я ее обрисовала. Чтобы не оставалось сомнений, она все-таки решила уточнить:
— Афоня, так это правда, что ли?
— Конечно, — весело ответила я. — Сегодня же не первое апреля!
— Да, да, конечно, — растерянно отозвалась Клюква. — Сегодня конец января, самое время для розыгрышей.
Сестрица немного помолчала, переводя полубезумный взгляд с меня на Степана, а потом завопила:
— Ой, мамочки мои, тебя же посадят! Чего делать-то, Афонечка?
Все это она прокричала, нарезая круги по комнате. У, меня даже голова закружилась. Изловчившись, я перехватила сестру и трехочковым броском, которому позавидовал бы сам Майкл Джордан, усадила в кресло.
— Не суетись, — прикрикнула я на Клавку. — Вы пока думайте, где почти пол-лимона баксов найти, а я Димычу звякну. Что-то неспокойно у меня на душе. Как он там, на спецзадании, мается, бедолага? Поговорю с ним по-доброму, ласково, может, и поможет чем…
Так, подбадривая саму себя, я с замиранием сердца набрала номер мобильного телефона Брусникина. Предстоял тяжелый разговор с мужем, но я предпочла отказаться от «домашних заготовок» и действовать экспромтом, полагаясь на собственную интуицию. Наконец связь установилась, и я услышала Димкин голос:
— Привет, солнышко! Безумно рад тебя слышать. Я звонил утром, но Клавка сказала, что ты пошла коммуналку оплачивать. Я ужасно соскучился! Как у тебя дела, девочка моя?
У меня на глаза навернулись слезы: вон как он за меня переживает! Даже в далекой Лодзи не забывает, а я… Однако делать нечего, придется говорить правду.
— Я тебя люблю, Дим! — сообщила я супругу и заревела. Брусникин моих слез не выносит, знает, если реву, значит, что-то случилось. Поэтому он обеспокоился:
— И я тебя тоже. Ты чего натворила, Афанасия?
— А чего сразу натворила? Будто я просто так не могу тебя любить, — обиделась я, правда, понарошку.
— Можешь, — согласился умный Димка, — только тогда, когда я дома и ты находишься под постоянным присмотром. Моим, а не Клавкиным. Так что же произошло?
— Да ничего особенного, Дим. И денег-то взяли всего ничего, тридцать тысяч каких-то.
Разве из-за такой мелочи можно в тюрьму сажать порядочных людей?
В далекой Лодзи повисло тягостное молчание, а потом Брусникин спокойным, но не предвещавшим ничего хорошего голосом попросил:
— Давай-ка по порядку, с чувством, с толком, с расстановкой…
Глубоко вздохнув, я покорно начала излагать:
— Ну, вот, значит. Послала меня Клавка в сберкассу услуги оплачивать. Иди, говорит, утром, там народу меньше. Ага! Как же, меньше!
Все пенсионеры нашего района так думают, поэтому и устраивают по утрам тусовки в сберкассах. Пришла я, а там народу-у-у, что гвоздей в твоей коробочке. Ну, той, помнишь, которая на антресолях пылится?
— Помню, — процедил сквозь зубы Димка. — Ты не останавливайся, хотелось бы до сути быстрее добраться.
— Ага, ну вот, значит. Стою я в очереди, а со всех сторон только и слышно: льготы, пенсия, президент. Прямо лозунги какие-то, ей богу!
— Афанасия! — прорычал Брусникин.
— Все, все, я уже приступаю к самому главному. Стою, значит, я себе, стою в самом конце очереди, злюсь потихонечку, мечтаю миниатюрный атомный взрыв произвести, чтоб к заветному окошечку быстрее протиснуться, как вдруг влетает парень и как завопит: «Все на пол, это ограбление»! Ну, старухи-то, как кокосовые орехи, на пол и попадали. Я одна стою, как во поле береза, за всем этим цирком наблюдаю.
Тогда парень берет меня в заложники, и мы с ним выносим кассу. Денег там, как потом выяснилось, с гулькин хрен, зря только старух напугали. Так ведь оно и понятно: кто с утра грабит?
Вечером надо, когда в кассе уже денежек-то поднакопится! Ну, я Степке это потом объяснила.
По молчанию, установившемуся в эфире, я догадалась: Брусникин не волнуется, он сейчас обрабатывает полученную информацию. Волноваться он начнет потом, когда вернется домой.
— Афоня, — наконец «ожил» Димка, причем голос у него был какой-то странный, как у неисправного «тамагочи», — надеюсь, ты пошутила?
— Если бы… — печально вздохнула я.
— Но… Раз тебя взяли в заложники, значит, ты не виновата, — выдвинул версию Димыч.
— Ну-у.., как тебе сказать… Вроде и нет, но ведь потом-то я перестала быть заложницей.
Теперь я как бы соучастница. Ты знаешь, Дим, у Степки, это мой напарник, очень сложная жизненная ситуация, и я решила ему помочь. Клавка вот тоже сидит соображает, что делать.
— Позови ее к телефону, — велел Брусникин.
— Она не может, Дим, она так сильно думает, что даже в ступор впала.
На этот раз Брусникин молчал долго. В его молчании моя интуиция четко угадывала что-то нехорошее. Я мысленно поблагодарила судьбу и Димкино начальство за вовремя организованную командировку.
— Значит, так, — прервал молчание Брусникин. — Деньги где?
— Тут. Клавка их к груди прижала и трясется, словно в ознобе, потерять боится, наверное.
Оно и понятно — никогда в жизни такой суммы в руках не держала. А что?
— Сидите дома. Деньги не тратить. К вам придут мои ребята и все уладят. Ясно?
— Ага, ясно, — кивнула я в трубку. — Дим, а как мы узнаем, что это твои ребята? Может, пароль какой-нибудь придумать?
— Про славянский шкаф, — выдавил из себя Брусникин и отключился.
Я уставилась на телефон, вспоминая пароль про славянский шкаф.
— Ну, что? — отчего-то шепотом спросила Клюквина. — Лютовал?
Я отрицательно покачала головой.
— Это плохо. Значит, когда вернется, головы нам посносит. Чего делать-то велел, Афонь?
— Сказал, чтоб деньги не тратили, сидели дома и ждали, когда придут.
— За нами?! — ахнула Клавка.
— Да нет, — сморщилась я. — Ребята Димкины придут и все уладят: и со сберкассой, и с милицией.
— Слава богу, — перевела дух Клюква.
Согласившись с Клавдией, я перевела взгляд на Степана. Он сидел на диване и, казалось, дремал. Только играющие желваки свидетельствовали о том, что Степка крайне напряжен.
— Ты чего, Степ? — попыталась я его растормошить. — Все будет в порядке! Видишь, со сберкассой Брусникин все уладит, нас даже не посадят.
— Можно от вас позвонить по межгороду? — вместо ответа спросил Степан. — Беспокойно мне что-то, как там Оксанка с мальчонкой…
Клавка проводила Степку в коридор, где стоял телефон, и деликатно удалилась.
Зато на меня она набросилась без всякой деликатности.
— У тебя с башкой все в порядке или наметились проблемы? — прошипела она.
— Почему это? — обиделась я. — С каких пор помощь хорошему человеку — это плохо?
Сразу все начинают намекать на легкую форму тяжелого сумасшествия.
Клюква внимательно на меня посмотрела, будто и правда хотела найти эту самую легкую форму, ничего, видно, не нашла и продолжила свое шипение:
— Ты соображаешь, чего несешь? Помочь хорошему человеку! У него что, на лбу написано: «Я хороший человек, люблю собак и перевожу старушек через дорогу? Просто сейчас у меня тяжелые жизненные обстоятельства, а так я белый и пушистый».
— Можно подумать, у меня был выбор. Меня ж в заложницы взяли, забыла? — напомнила я.
— Ага. К тому же он еще и псих. Брать тебя в заложники! На это может решиться только человек с неадекватным восприятием действительности. И потом, что такое?! — возмущенно всплеснула руками Клавка. — "Клавочка, Степану срочно нужны четыреста тысяч долларов!
Не знаешь, где их взять"? Знаю, конечно, дорогая Афоня! Посмотри у меня в кошельке, в отделении для мелочи. Там должны заваляться.
Ты хоть представляешь себе, сколько это денег?!
У тебя их нет, папа наш с тобой, чтоб ему икнулось на том свете, увы, не миллионер. А может, у тебя имеется парочка знакомых олигархов, безумно в тебя влюбленных? Тогда нет проблем, Афанасия! За один только благосклонный взгляд они расстанутся с полумиллионом баксов, даже глазом не моргнув, и еще столько же сверху накинут!
Я удрученно молчала. Конечно, Клавка права: ни миллионеров, ни влюбленных олигархов у меня не было, и взять их, конечно, негде. Ну, а теперь главный вопрос: чем я могу помочь Степке?
Вернулся Степан, расстроенный, удрученный, словом, не в себе. Жалко было на него смотреть.
Даже Клавка прониклась и участливо спросила:
— Ну? Что там? Как твои?
— Их нашли, — растерянно ответил Степка, — и увезли. «Негоже, — говорят, — семью разлучать». И еще напомнили о сроках.
— И какие же сроки? — безнадежно поинтересовалась я.
— Был месяц. Осталось три недели.
Все молчали. Да и что тут скажешь? Четыреста тысяч — огромная сумма, и просто так ее взаймы не возьмешь. А если и возьмешь, чем отдавать? Но что же делать? Теперь, когда в плену у бандитов не только Виктор, но и его жена с ребенком, сидеть сложа руки, даже не пытаясь помочь, я не могла. Знаю, что и Клавка тоже, поэтому я попросила Степана еще раз, со всеми подробностями рассказать историю Виктора.
Сестра обладает острым умом, в критических ситуациях она иногда выдает гениальные идеи.
— А если в милицию? — предложила я и сама устыдилась глупого вопроса. Какая милиция? Если до бандитов дойдет, а до них дойдет, то, без сомнений, убьют и Витьку, и Оксанку, жену его, и ребенка не пожалеют.
В дверь позвонили.
— Кто это? — пролепетала Клюквина.
— Наверное, Димкины ребята.
— Точно?
— Спокойно, Клава, мне известен секретный пароль, — успокоила я сестру и пошла открывать. — Но ты Степку спрячь, на всякий случай…
За входной дверью нетерпеливо топтались два парня, похожие друг на друга, словно бильярдные шары. «Специально их подбирают, что ли? — подумала я, глядя в „глазок“. — Хотя нет, мой Димка отличается от них. В лучшую сторону, разумеется».
— Кто там? — спросила я, заранее зная ответ.
— Из ФСБ. От Брусникина.
— Ага. Это хорошо, — ответила я, лихорадочно вспоминая «правильный» пароль. — Вы продаете славянский шкаф?
Парни за дверью впали в кратковременный ступор. Я терпеливо ждала «правильный» отзыв.
Видно, к общему знаменателю ребята так и не пришли. Один из них, прочистив горло, повторил:
— Вы, наверное, не поняли. Мы от Димы Брусникина, из ФСБ.
— Это я поняла. Как насчет шкафа? — не отставала я. Дался мне этот шкаф, ей богу! Но меня несло, остановиться уже не могла. Тут и Клавка нарисовалась:
— Чего?
— Это от Димки, — пояснила я. — Только они пароль никак не вспомнят, вернее, отзыв.
Клюквина покрутила пальцем у виска и открыла дверь.
Опасливо косясь на меня, ребята просочились в коридор, сразу заполнив своими габаритами все его пространство, и робко потребовали:
— Пакет из сберкассы давайте!
— Ага, — кивнула Клюква и принесла пакет. — Там все, мы ничего не тратили!
Парни забрали пакет, отчего-то глубоко вздохнули и ушли, так и не назвав отзыв на пароль.
Мы с Клавкой вернулись в комнату, продолжая спорить, и уселись на диван.
— Чего ты к ним привязалась со своим паролем? — злилась Клюква.
— Во-первых, как бы мы узнали, что они в самом деле из ФСБ? Нынче любую «корочку» можно подделать так, что она будет лучше настоящей. А во-вторых, Димка так сказал…
Кажется, Клавдия не поверила:
— Прямо так и сказал?
— Ну… Так или примерно так, я уже не помню…
— Надо же! Я, конечно, догадывалась, что у работников спецслужб голова по-другому работает, не так, как у всех нормальных граждан, но чтоб до такого доходило… И что за пароль?
— В том-то и дело, Клава, что я точно не помню! В кино каком-то его использовали… — Я потерла лоб, пытаясь вспомнить. — Типа: «Вы принесли славянский шкаф»?
— «У вас продается славянский шкаф»? — очень неожиданно раздался приглушенный голос из нашего шкафа-купе — Ой, мама! — взвизгнула я.
— Степка, вылезай, — крикнула сестра.
Степан вывалился из шкафа, чихнул и продолжил:
— А отзыв такой: «Шкаф уже продан. Могу предложить никелированную кровать».
— Точно! — обрадовалась я. — Степка, ты гений.
Гений поднялся с пола, отряхнулся, а потом задал сакраментальный вопрос:
— Девчонки, что делать-то будем? Сберкассы грабить я больше не могу — не мое это дело.
— А чем ты вообще занимаешься?
Ну, это надолго! Если Клавка занялась выяснением личности Степана, его хобби, основным видом деятельности, а также особенностями условных и безусловных рефлексов, то времени это могло занять довольно много. Поэтому я рявкнула во всю силу легких:
— А давайте чайку-кофейку тяпнем?!
Клавдия вздрогнула, но расспросы временно прекратила. Мы переместились на кухню.
Пока сестрица готовила, я, качая ногой, размышляла над сложившейся ситуацией. Если мы откажемся помогать Степану, он пропадет.
Самому ему ни за что не справиться. Да и как теперь откажешься? Совсем ведь сгрызет беспощадная совесть! Но как помочь?
— Вот в чем вопрос, — вслух вздохнула я.
— Ты о чем печалишься, Афанасия? — широко улыбнулся Степан.
— С совестью пытаюсь договориться, — буркнула я себе под нос.
Кофе пили молча Время от времени Степка, обводя глазами попеременно то меня, то Клавку, радостно скалился. Хотя в его положении я не находила ровным счетом ничего веселого. Может, он над нами смеялся?
Клюквина нетерпеливо ожидала озарения, которое вот-вот должно было к ней явиться. Озарение, однако, задерживалось, потому как Клава беспокойно ерзала на стуле, морщила лоб и вообще проявляла все признаки нервного напряжения. Я спокойно дожидалась, чем все это закончится.
— Ну, хватит! — шлепнула кулаком по столу сестрица, окончательно обозлившись на свое озарение. — Будем искать!
— Кого? Чего? — в один голос спросили мы со Степкой.
— Будем искать Виктора и его семью.
— А потом? В смысле, когда найдем? — настороженно уточнила я, потому что прекрасно знала Клавдию и ее возможности. — Они ведь не просто так в прятки играют, они в плену.
— Подумаешь! Освободим, — пожала плечами сестра, словно это было обычным делом — освобождать заложников из лап бандитов всевозможных мастей.
Степка только головой покачал, как бы сожалея об умственных способностях Клюквиной.
Вот что значит без озарения работать!
— Ну, хорошо, допустим, мы их освободим, — я попыталась направить ход Клавкиных мыслей в нужное русло. — А дальше что?
— А дальше все! — убежденно воскликнула умная сестрица. — Смотри, ведь когда мы их освободим, деньги уже не нужно будет никому платить. Нет заложников — нет денег! Каково, а?
Клавка счастливо рассмеялась. Жаль было ее разочаровывать, но иного выхода не было.
— Клавочка, все не так просто. Люди, держащие Виктора, по всему видать, серьезные. Мы не сможем освободить пленников, мы не сможем даже их найти! Вполне вероятно, что Вик-, тора с семьей каждый день перевозят с места на место, и выследить их практически невозможно. Да их небось охраняют круче президента!
— И все это из-за каких-то машин? — не поверила Клавка.
— И все это из-за денег, — снова вздохнула я. — На машины им наплевать, другие пригонят… Единственное, что меня смущает, это непомерно большая сумма. Степ, разве Виктор — подпольный миллионер?
Степка пожал плечами, мол, я-то откуда знаю, с какого потолка упала эта сумма.
— Нет, в принципе, все верно, — продолжала рассуждать я, — на фуру умещается десять машин, средняя стоимость каждой примерно 40 тысяч долларов. Но где простой водитель возьмет такую сумму? Что-то тут не то… — повторила я и впала в глубокую задумчивость.
Степан внимательно изучал дно пустой чашки. Клавдия не выдержала первая:
— Пока вы тут молчите, неизвестно о чем, время идет! Короче говоря, будем искать, Степан, твоего брата, а там посмотрим.
— Правильно, Клава, — поддержал сестру Степка. — Главное, ввязаться в войну, а дальше будет видно. Это еще Наполеон сказал.
— Ага, и что с ним стало? — спросила я, пытаясь понять, послышалась ли мне насмешка в его голосе или нет.
— Ну и что? — упрямо наклонила голову Клавка. — Кто говорит, что будет легко? Думаешь, Рэмбо сразу стал Рэмбой?
Решение было принято, это ясно, и мои возражения лишь укрепляли его. Что ж, придется становиться, как выразилась Клавдия, Рэмбой.
И первое, с чего стоит начать, это встретиться с бандитами.
— Степка, — обратилась я к угрюмо молчавшему парню, — у тебя наверняка есть какая-либо связь с братками? Ведь как-то вы общаетесь?
Степан кивнул:
— У меня есть номер телефона. Его владелец вроде связного. Я ему говорю, что нужно встретиться или с кем-нибудь поговорить, а мне потом перезванивают.
— Слушай, а если с этим связным встретиться? Тряхнем его, как следует, а? — оживилась кровожадная Клюква. — Номер телефона есть, адрес выяснить — пара пустяков…
— Я тебе даже сейчас могу сказать адрес и имя владельца телефона, — я состроила скептическую мину. — Иван Петрович Сидоров или Сидор Иванович Петров, проживающий по адресу: одно из городских кладбищ, вторая могила от крайнего забора. Справа.
Степка кивнул, соглашаясь, а Клюквина, сконфуженно умолкла, как видно, признавая мою правоту.
— Значит, постановляем так: ты, Степка, сегодня «забиваешь стрелку» через этого самого связного.., на завтра, часиков на шесть вечера…
— Ты что, Афоня?! — испугалась Клавка. — Сейчас зима, в шесть уже темно! А они, наверняка, выберут для встречи самый отдаленный уголок земного шара!
— Сейчас уже в четыре часа темнеет, да это и не имеет значения, по большому счету. Степ, на шесть, понял? У меня завтра последний выходной, потом на работу придется идти, так что завтра, как хочешь, а с представителем братков надо повидаться. Ты понял? — Степан утвердительно кивнул. — Тогда иди, дорогой, выполняй. А мы пока с Клавдией Сергеевной напряжемся хорошенько и еще чего-нибудь придумаем!
Когда Степка ушел, Клавдия уставилась на меня, словно гипнотизируя. Сестрица маетно вздыхала, силясь начать какой-то важный разговор. Я делала вид, что не замечаю клюквинских страданий, и внимательно наблюдала за любимой черепашкой Тырочкой. Через пять минут Клавка устала от своих страданий. Глубоко вздохнув, она начала издалека:
— Тырочка-то подросла как!
— Угу, — мыкнула я, ожидая продолжения.
— Мужа бы ей подыскать…
— И не думай даже. Тыра ненавидит мужиков.
Клавка умолкла и принялась дышать по методу Бутейко. Видать, что-то серьезное у нее на уме, раз она так дышит. Я решила больше не мучить Клавку:
— Ну, чего ты здесь сквозняк создаешь? Говори уже, что задумала.
— Афонь, ты не устала? — задала неожиданный вопрос Клавдия.
Я удивилась, подумала, внимательно прислушалась к своему организму. Никаких криков о помощи он не подавал, поэтому ответ был отрицательный. Однако Клавку мой ответ, видимо, не устроил:
— Бледненькая ты у меня… Брусникин вернется, как я тебя такую ему предъявлю? А все твои оболтусы треклятые да тетради, будь они неладны. Ох, Афанасия, не жалеешь ты себя, ни сна, ни отдыха человеческого не видишь, доложу я тебе!
Теперь стало понятно, к чему она клонит.
Мне послезавтра на работу, а тут такое дело затевается! Сама Клавдия находилась в кратковременном отпуске по случаю капитального ремонта салона красоты, где она трудилась. Старушка сверху постаралась: щедро залила салон водой. Хозяин немного поматерился, да что со старухи возьмешь? Отправил, болезный, своих сотрудников в вынужденный отпуск.
— И чего ты предлагаешь? — хмыкнула я.