Страница:
— Лутимас в порядке. Деньков пять отдохнёт… Он уже в город побежал.
— Зачем?
— У Стамирха здесь есть друзья из старых заказчиков. Переберёмся к кому-нибудь из них. Не торчать же в этой дыре. Сюда даже приличного лекаря не пригласишь. Вот Лутимас, чуть свет, и побежал договариваться.
Говоря со Сфагамом, Гембра испытывала странное чувство. Она умела давать отпор нахальным приставалам и никогда не лезла за словом в карман, а при случае, не слишком задумываясь, пускала в ход оружие. Но сила, исходящая от этого странного монаха не была агрессивной и это было непривычно. Не чувствуя с его стороны никакого стремления к демонстрации превосходства, она по привычке продолжала защищаться, сознавая, что каждое сказанное ей слово звучит, как удар в пустоту. Как никогда боясь выглядеть глупой или грубой, она мучительно подбирала слова. А ещё раздражал этот ехидный мальчишка…
Кровать, на которой лежал раненый купец занимала не меньше половины тесной комнатушки — лучшей, что нашлась в эту ночь в гостинице. Стамирх лежал неподвижно. Лицо его было бледно, глаза бессмысленно смотрели в потолок и лишь сделали слабое движение навстречу вошедшим. Было видно, что он крайне истощён. У его изголовья стояли два массивных кованых ларца..
— Где Лутимас? — еле шевельнулись бескровные губы.
— Пошёл в дом Кинвинда. — ответила Гембра. Если там всё в порядке, сегодня же туда переедем. Тебе нужен настоящий уход.
— Кинвинд… Да, Кинвинд. Я его давно знаю… А здесь… Да, здесь я и двух дней не протяну. Здесь я просто задохнусь… Слушай…У меня на поясе ключи. Этот мерзавец, всё-таки до них не добрался. Откройте ларец. Тот, что справа. Там то, что на продажу. Блеск золота осветил убогую комнатку. Редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь маленькое окошко, почувствовав праздник, заиграли на гранях тончайшей работы кубков и сосудов, искрясь пробежали по перламутру жемчуга, заставив драгоценные камни вспыхнуть глубоким внутренним светом.
— Гембра. — слабым голосом продолжал купец, — видишь там в углу зелёный кошелёк? Это твоя плата. Наше путешествие закончено. Ты больше не обязана со мной возиться.
— А я пока не спешу, — ответила та, пряча кошелёк. Обязательно с кем-нибудь поспорю на тысячу виргов, выживешь ли ты, старый скряга, или нет. И тогда уж тебе точно придётся поправляться. А потом мы повезём твои товары на Восток.
— Ты неисправима… — Старик попытался улыбнуться, но тут же на его лбу пролегла складка боли.
— Мастер, — обратился он к Сфагаму, — без тебя мы все были бы мертвы. Что можно предложить в уплату за жизнь?… Я могу предложить только то, что у меня есть. Выбери в этом ларце любые вещи, которые придутся тебе по душе.
Сфагам заглянул в ларец. Среди сказочной мешанины аккуратной стопкой лежали книги в золотых с драгоценными камнями переплётах. Почти у самого дна рука нащупала простой сафьяновый переплёт. Извлечённая на свет книга оказалась старой и довольно потрёпанной. Неразборчивым было даже само название этого небольшого по размеру, но толстого и несомненно весьма древнего сочинения.
— Если позволишь, я бы взял это.
— Странно… Я не помню, откуда она в моём ларце. Но это не важно… Книга твоя.
— Тебя не прельщает золото? — с лёгкой насмешкой спросила Гембра.
— Золото — женский металл, — последовал тихий ответ.
«Ещё одна загадка» — подумала Гембра, вновь испытывая неловкость.
— Я люблю загадки, в такт её мыслям добавил Сфагам, рассматривая книгу,
— А где, заказ правителя?
Открыли второй ларец. Среди наполнявших его сокровищ правителю предназначались четыре предмета: золотой кинжал с богато инкрустированной рукояткой, серебряный кубок с тончайшей чеканкой, изображающей аллегорию справедливого правления, книга древних стихов в золотом переплёте и ажурный кованый медальон, где филигранное плетение золотых вензелей содержало имена богов-покровителей города и предков самого правителя — Тамменмирта из рода Фургастов. Каждый предмет был аккуратно завёрнут в мягкую ткань.
— Я сам ему это отнесу, — сказал Сфагам, осторожно укладывая драгоценности в сумку, — У тебя есть расписка?
— Правители не пишут расписок. — ответил купец, — Слово правителя крепче любого документа.
— Эх, если б всегда…— вставила Гембра, — Хочешь, я пойду с тобой, на всякий случай… Заодно покажу тебе пару весёлых местечек в городе. Ты ведь здесь давно не был.
— Нет, извини. Я пойду один.
— А ты охраняй, охраняй!… — хихикнул Олкрин.
— Да, ведь переезжать придётся, так что я лучше останусь. Если не застанешь нас здесь, приходи в дом златокузнеца Кинвинда — шестой дом по третьей улице за старым храмом Ставиллы. А мы тут пока…— Внезапным кошачьим движением Гембра, не поворачивая головы, выбросила руку в сторону и с ехидной улыбкой вцепилась Олкрину в затылок, но тот моментально вывернулся и со встречной ухмылкой развернулся в боевой стойке.
— Поупражняйтесь пока…-улыбнулся Сфагам, — Только не в этой комнате. И хорошо бы все остались живы.
Прикрыв складкой пряжку с изображением уробороса, Сфагам вышел на улицу.
Поначалу, идя к центру города, он совсем не смотрел по сторонам — его ум был занят, вот уже в который раз, воспоминанием об утре вчерашнего дня. Вновь и вновь всплывал в памяти последний разговор с настоятелем.
— Твои речи смущают монахов, брат Сфагам. Ты хочешь искать Истину один.
— А разве Истину можно искать вместе? —
Нет, в этих словах не было ни тени вызова или непочтительности.
— Что ж, таков твой выбор… Ты достиг такого мастерства, что со временем мог бы стать моим приемником. Но твой дух неспокоен. Он неспокоен в самых своих глубинах и я давно это заметил. Такие люди, как ты всё решают только внутри себя. И только ты сам способен избавить себя от тревоги. Братство многому тебя научило, но дальше ты должен идти сам.
Сфагам понимал, что такие слова настоятель не произносил ещё никогда. Надо было до тонкостей изучить все оттенки его интонаций, чтобы оценить, насколько старика волновал этот разговор.
— Ты не из тех, кто подчиняет, и не из тех, кто подчиняется. У тебя всё внутри. Братство больше ничего не может тебе дать. — продолжал наставник, — ты много для нас сделал и мы всегда будем это помнить. Покидая нас, ты не должен чувствовать вины. Виноват, разве что тот, кто сделал людей такими разными.
Настоятель умолк, словно убоявшись своих последних слов.
— Если я понадоблюсь — призови меня.
Мы тоже поможем тебе, если понадобится. Олкрин хочет идти с тобой. Я только что говорил с ним. Его право делать выбор. Будь внимательным учителем…
Вновь и вновь Сфагам мысленно вслушивался в каждое слово этого разговора. Он даже не искал ошибки. Их не было. Надо было понять, откуда исходил исток разговора, его внутренняя причина: был ли это голос судьбы или порыв созерцающей себя воли. Ответ не приходил. Сфагам знал, что если ответ на такие вопросы не приходит сразу, то возможно его придётся ждать очень долго. Может быть годы. Но однажды ответ вспыхнет неожиданно. Действительно, наивысшее из искусств — уметь замечать знаки, посылаемые судьбой. А познав себя, познаешь вселенную.
— Эй, о чем задумался? Хочешь расскажу, всё что было и что будет? — оборванная черноволосая девчонка назойливо завертелась рядом.
— Угадай лучше, что с тобой будет завтра. — не думая ответил монах и как бы проснувшись огляделся вокруг.
Только теперь он заметил насколько сильно изменился город. Амтаса и раньше славилась своими базарами, а теперь появились новые торговые ряды. Они тянулись от самой рыночной площади до храма Интиса — бога-покровителя города. А за храмом виднелся пышный флигель дворца правителя. Город процветал. Тут и там поднимались обнесённые ажурным коконом строительных лесов стены новых зданий. Улицы стали чище, дворы аккуратнее. Город был и тот и не тот одновременно.
— Так и человек, — думал Сфагам, — живёт и не замечает своих изменений. Думает, что он всё время тот же, а на самом деле — уже другой. Где эта грань? Что связывает мои десять, двадцать и тридцать лет кроме этого пустого слова "я"? Что происходит во мне, когда я становлюсь другим и что мешает этому самому "я", поймать этот момент?
Шум утреннего города становился всё громче и мешал думать. Сфагам не торопился идти ко дворцу. Не желая пробиваться сквозь тесную и галдящую базарную площадь, он решил обойти её по краю. Здесь один за другим располагались гостевые дворы и небольшие харчевни. Они будто соревновались друг с другом, обдавая прохожих волной завлекающих запахов.
Сфагам зашёл в одну из них и протиснувшись к дальней стене, присел за единственный свободный стол в затенённом углу. В любой комнате он всегда выбирал самое затенённое и удалённое от входа место. Это была многолетняя привычка. Кроме того, здесь глаза могли отдохнуть от слепящего света улицы с её хаосом звуков, движений и запахов. Мелкая монетка прокатилась по столу и вскоре на нём появилась большая кружка светлого пенистого пива. Сфагам вынул из сумки книгу и открыл её на первой попавшейся странице. Среди полустёртых неразборчивых строк взгляд выхватил небольшой фрагмент.
Лягушка в колодце крадёт моё время,
Но прыгнуть не может — монета во рту.
Сфагам закрыл книгу и убрал её на прежнее место. Было над чем подумать.
— А я говорю, раньше жизнь была лучше! — донёсся возбуждённый голос из-за соседнего стола. Там расположилась шумная компания мастеровых, судя по белёсой каменной пыли на одежде, это были строители. Посреди стола стояло большое блюдо с жареным мясом, а рядом в окружении многочисленных пивных кружек тарелки с овощами. Строители шумно болтали, размахивая руками и перебивая друг друга. Сфагам прислушался.
— Нет, вообще, Тамменмирт правит толково, — послышался голос самого старшего и, видимо главного в этой компании. Он говорил негромко, но веско, как говорят люди, чувствующие внутреннюю силу слова.
— Сейчас в городе у всех есть работа, так?
— Ну, так.
— И воров стало меньше. А уж нашему-то брату вообще грех жаловаться! На одной только отделке дворца сколько заработали! Работали сколько? Года три? Ну три с половиной. А заработали чуть не всю жизнь! А другие мастера? Вон их теперь сколько понаехало. Так здесь и остались. А работы всё равно всем хватает.
— Говорят в городе теперь сто тысяч народу живёт. — сказал один из мастеровых.
— Врут! — убеждённо возразил другой. — А может и не врут. Кто считал-то?
— А ещё я слышал, городскую стену расширять будут.
— Точно, — кивнул старший. Старую разбирать будут, ряд за рядом, а новую строить.
— Во, работёнки-то будет!
— Самое время, пока спокойно всё.
— А если Дивиндал опять полезет, как тогда? Помнишь, еле отбились!
— А это пусть Тамменмирт думает. На то и правитель. Да и не полезет он! Слишком хорошо ему тогда врезали. А думать, то правитель думает… Да уж больно много там у него развелось людишек всяких пакостных. Темнят, колдуют… А сам-то теперь и в суд не ходит. И в собрание тоже…
— Говорят, это он такой стал с тех пор, как его жена стала спать с начальником охраны.
— Как говориться, царь любит царицу, а царица любит попугаев.
Дружная волна смеха разнеслась по всей харчевне.
— Да, власть портит людей, — многозначительно заключил старший.
— Особенно тех, кто уже испорчен по природе, — подал голос их тени Сфагам.
Встревоженные взгляды устремились на него.
— Извините, я не хотел вас подслушивать, но вы так громко говорите…
— Но ты ведь не побежишь на нас доносить? Мы ведь это так всё болтаем, без всяких там мыслей…
— Я, как раз, иду во дворец, но совсем по другому делу. Не беспокойтесь… Так ты говоришь, раньше всё было лучше. — обратился монах к долговязому малому, продолжавшему смотреть на него тревожно-недоверчивым взглядом.
— Ну да, лучше. Хотя бы у стариков спросить.
— Старики заглядывают в детство и видят отблески золотого века, которого никогда не было, но который всегда мерцает в нашей душе. В детстве и в старости нас обдувают ветры золотого века и мы чувствуем ритмы другого времени. Дети в нём живут, старики вспоминают.
— Что-то уж больно мудрёно ты говоришь.
— Так значит, если жизнь постоянно портится, выходит, что и ты сам тоже становишься хуже. Сейчас ты хуже, чем в двадцать лет, в двадцать был лучше, чем в десять…
— А лучше всего ты был, когда ещё не родился! — сострил один из приятелей, давясь от смеха.
Собеседник Сфагама замолк, сбитый с толку.
— Но если мы способны замечать изменения к худшему, значит мы сами ещё не совсем пропали. Не так ли? — продолжал Сфагам.
— Ну, вроде так.
— А может быть, если мы сами не можем стать лучше, нам приятно думать, что портится сама жизнь вокруг нас. И, таким образом, мы не двигаясь вперёд, возвышаемся в собственных глазах?
— Может оно и так, — проговорил старший. — Да только нам о таких вещах думать некогда. У нас работа… Охота тебе голову забивать. Выпей лучше с нами вина.
— Спасибо. — улыбнулся Сфагам, — а я то думал, что и я тоже немножко работаю. Ну что ж, желаю, чтобы ваша работа была вам не в тягость.
Монах направился к выходу.
— Вот чудак, — проговорил ему вслед один из мастеровых, — такая похлёбка в голове.
— Чудак-то чудак… Только бы не донёс.
— Не донесёт, — заверил старший, — Да и не такой уж он чудак. Разные люди бывают.
— Слышал, во дворец идёт. Там теперь таких умников — толпа. Всем чего-то надо. Только бы не работать.
— Ладно, — закончил старший, — не наша это забота. А ты, давай доедай и пошли. Дело стоит.
Глава 4
— Зачем?
— У Стамирха здесь есть друзья из старых заказчиков. Переберёмся к кому-нибудь из них. Не торчать же в этой дыре. Сюда даже приличного лекаря не пригласишь. Вот Лутимас, чуть свет, и побежал договариваться.
Говоря со Сфагамом, Гембра испытывала странное чувство. Она умела давать отпор нахальным приставалам и никогда не лезла за словом в карман, а при случае, не слишком задумываясь, пускала в ход оружие. Но сила, исходящая от этого странного монаха не была агрессивной и это было непривычно. Не чувствуя с его стороны никакого стремления к демонстрации превосходства, она по привычке продолжала защищаться, сознавая, что каждое сказанное ей слово звучит, как удар в пустоту. Как никогда боясь выглядеть глупой или грубой, она мучительно подбирала слова. А ещё раздражал этот ехидный мальчишка…
Кровать, на которой лежал раненый купец занимала не меньше половины тесной комнатушки — лучшей, что нашлась в эту ночь в гостинице. Стамирх лежал неподвижно. Лицо его было бледно, глаза бессмысленно смотрели в потолок и лишь сделали слабое движение навстречу вошедшим. Было видно, что он крайне истощён. У его изголовья стояли два массивных кованых ларца..
— Где Лутимас? — еле шевельнулись бескровные губы.
— Пошёл в дом Кинвинда. — ответила Гембра. Если там всё в порядке, сегодня же туда переедем. Тебе нужен настоящий уход.
— Кинвинд… Да, Кинвинд. Я его давно знаю… А здесь… Да, здесь я и двух дней не протяну. Здесь я просто задохнусь… Слушай…У меня на поясе ключи. Этот мерзавец, всё-таки до них не добрался. Откройте ларец. Тот, что справа. Там то, что на продажу. Блеск золота осветил убогую комнатку. Редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь маленькое окошко, почувствовав праздник, заиграли на гранях тончайшей работы кубков и сосудов, искрясь пробежали по перламутру жемчуга, заставив драгоценные камни вспыхнуть глубоким внутренним светом.
— Гембра. — слабым голосом продолжал купец, — видишь там в углу зелёный кошелёк? Это твоя плата. Наше путешествие закончено. Ты больше не обязана со мной возиться.
— А я пока не спешу, — ответила та, пряча кошелёк. Обязательно с кем-нибудь поспорю на тысячу виргов, выживешь ли ты, старый скряга, или нет. И тогда уж тебе точно придётся поправляться. А потом мы повезём твои товары на Восток.
— Ты неисправима… — Старик попытался улыбнуться, но тут же на его лбу пролегла складка боли.
— Мастер, — обратился он к Сфагаму, — без тебя мы все были бы мертвы. Что можно предложить в уплату за жизнь?… Я могу предложить только то, что у меня есть. Выбери в этом ларце любые вещи, которые придутся тебе по душе.
Сфагам заглянул в ларец. Среди сказочной мешанины аккуратной стопкой лежали книги в золотых с драгоценными камнями переплётах. Почти у самого дна рука нащупала простой сафьяновый переплёт. Извлечённая на свет книга оказалась старой и довольно потрёпанной. Неразборчивым было даже само название этого небольшого по размеру, но толстого и несомненно весьма древнего сочинения.
— Если позволишь, я бы взял это.
— Странно… Я не помню, откуда она в моём ларце. Но это не важно… Книга твоя.
— Тебя не прельщает золото? — с лёгкой насмешкой спросила Гембра.
— Золото — женский металл, — последовал тихий ответ.
«Ещё одна загадка» — подумала Гембра, вновь испытывая неловкость.
— Я люблю загадки, в такт её мыслям добавил Сфагам, рассматривая книгу,
— А где, заказ правителя?
Открыли второй ларец. Среди наполнявших его сокровищ правителю предназначались четыре предмета: золотой кинжал с богато инкрустированной рукояткой, серебряный кубок с тончайшей чеканкой, изображающей аллегорию справедливого правления, книга древних стихов в золотом переплёте и ажурный кованый медальон, где филигранное плетение золотых вензелей содержало имена богов-покровителей города и предков самого правителя — Тамменмирта из рода Фургастов. Каждый предмет был аккуратно завёрнут в мягкую ткань.
— Я сам ему это отнесу, — сказал Сфагам, осторожно укладывая драгоценности в сумку, — У тебя есть расписка?
— Правители не пишут расписок. — ответил купец, — Слово правителя крепче любого документа.
— Эх, если б всегда…— вставила Гембра, — Хочешь, я пойду с тобой, на всякий случай… Заодно покажу тебе пару весёлых местечек в городе. Ты ведь здесь давно не был.
— Нет, извини. Я пойду один.
— А ты охраняй, охраняй!… — хихикнул Олкрин.
— Да, ведь переезжать придётся, так что я лучше останусь. Если не застанешь нас здесь, приходи в дом златокузнеца Кинвинда — шестой дом по третьей улице за старым храмом Ставиллы. А мы тут пока…— Внезапным кошачьим движением Гембра, не поворачивая головы, выбросила руку в сторону и с ехидной улыбкой вцепилась Олкрину в затылок, но тот моментально вывернулся и со встречной ухмылкой развернулся в боевой стойке.
— Поупражняйтесь пока…-улыбнулся Сфагам, — Только не в этой комнате. И хорошо бы все остались живы.
Прикрыв складкой пряжку с изображением уробороса, Сфагам вышел на улицу.
Поначалу, идя к центру города, он совсем не смотрел по сторонам — его ум был занят, вот уже в который раз, воспоминанием об утре вчерашнего дня. Вновь и вновь всплывал в памяти последний разговор с настоятелем.
— Твои речи смущают монахов, брат Сфагам. Ты хочешь искать Истину один.
— А разве Истину можно искать вместе? —
Нет, в этих словах не было ни тени вызова или непочтительности.
— Что ж, таков твой выбор… Ты достиг такого мастерства, что со временем мог бы стать моим приемником. Но твой дух неспокоен. Он неспокоен в самых своих глубинах и я давно это заметил. Такие люди, как ты всё решают только внутри себя. И только ты сам способен избавить себя от тревоги. Братство многому тебя научило, но дальше ты должен идти сам.
Сфагам понимал, что такие слова настоятель не произносил ещё никогда. Надо было до тонкостей изучить все оттенки его интонаций, чтобы оценить, насколько старика волновал этот разговор.
— Ты не из тех, кто подчиняет, и не из тех, кто подчиняется. У тебя всё внутри. Братство больше ничего не может тебе дать. — продолжал наставник, — ты много для нас сделал и мы всегда будем это помнить. Покидая нас, ты не должен чувствовать вины. Виноват, разве что тот, кто сделал людей такими разными.
Настоятель умолк, словно убоявшись своих последних слов.
— Если я понадоблюсь — призови меня.
Мы тоже поможем тебе, если понадобится. Олкрин хочет идти с тобой. Я только что говорил с ним. Его право делать выбор. Будь внимательным учителем…
Вновь и вновь Сфагам мысленно вслушивался в каждое слово этого разговора. Он даже не искал ошибки. Их не было. Надо было понять, откуда исходил исток разговора, его внутренняя причина: был ли это голос судьбы или порыв созерцающей себя воли. Ответ не приходил. Сфагам знал, что если ответ на такие вопросы не приходит сразу, то возможно его придётся ждать очень долго. Может быть годы. Но однажды ответ вспыхнет неожиданно. Действительно, наивысшее из искусств — уметь замечать знаки, посылаемые судьбой. А познав себя, познаешь вселенную.
— Эй, о чем задумался? Хочешь расскажу, всё что было и что будет? — оборванная черноволосая девчонка назойливо завертелась рядом.
— Угадай лучше, что с тобой будет завтра. — не думая ответил монах и как бы проснувшись огляделся вокруг.
Только теперь он заметил насколько сильно изменился город. Амтаса и раньше славилась своими базарами, а теперь появились новые торговые ряды. Они тянулись от самой рыночной площади до храма Интиса — бога-покровителя города. А за храмом виднелся пышный флигель дворца правителя. Город процветал. Тут и там поднимались обнесённые ажурным коконом строительных лесов стены новых зданий. Улицы стали чище, дворы аккуратнее. Город был и тот и не тот одновременно.
— Так и человек, — думал Сфагам, — живёт и не замечает своих изменений. Думает, что он всё время тот же, а на самом деле — уже другой. Где эта грань? Что связывает мои десять, двадцать и тридцать лет кроме этого пустого слова "я"? Что происходит во мне, когда я становлюсь другим и что мешает этому самому "я", поймать этот момент?
Шум утреннего города становился всё громче и мешал думать. Сфагам не торопился идти ко дворцу. Не желая пробиваться сквозь тесную и галдящую базарную площадь, он решил обойти её по краю. Здесь один за другим располагались гостевые дворы и небольшие харчевни. Они будто соревновались друг с другом, обдавая прохожих волной завлекающих запахов.
Сфагам зашёл в одну из них и протиснувшись к дальней стене, присел за единственный свободный стол в затенённом углу. В любой комнате он всегда выбирал самое затенённое и удалённое от входа место. Это была многолетняя привычка. Кроме того, здесь глаза могли отдохнуть от слепящего света улицы с её хаосом звуков, движений и запахов. Мелкая монетка прокатилась по столу и вскоре на нём появилась большая кружка светлого пенистого пива. Сфагам вынул из сумки книгу и открыл её на первой попавшейся странице. Среди полустёртых неразборчивых строк взгляд выхватил небольшой фрагмент.
Лягушка в колодце крадёт моё время,
Но прыгнуть не может — монета во рту.
Сфагам закрыл книгу и убрал её на прежнее место. Было над чем подумать.
— А я говорю, раньше жизнь была лучше! — донёсся возбуждённый голос из-за соседнего стола. Там расположилась шумная компания мастеровых, судя по белёсой каменной пыли на одежде, это были строители. Посреди стола стояло большое блюдо с жареным мясом, а рядом в окружении многочисленных пивных кружек тарелки с овощами. Строители шумно болтали, размахивая руками и перебивая друг друга. Сфагам прислушался.
— Нет, вообще, Тамменмирт правит толково, — послышался голос самого старшего и, видимо главного в этой компании. Он говорил негромко, но веско, как говорят люди, чувствующие внутреннюю силу слова.
— Сейчас в городе у всех есть работа, так?
— Ну, так.
— И воров стало меньше. А уж нашему-то брату вообще грех жаловаться! На одной только отделке дворца сколько заработали! Работали сколько? Года три? Ну три с половиной. А заработали чуть не всю жизнь! А другие мастера? Вон их теперь сколько понаехало. Так здесь и остались. А работы всё равно всем хватает.
— Говорят в городе теперь сто тысяч народу живёт. — сказал один из мастеровых.
— Врут! — убеждённо возразил другой. — А может и не врут. Кто считал-то?
— А ещё я слышал, городскую стену расширять будут.
— Точно, — кивнул старший. Старую разбирать будут, ряд за рядом, а новую строить.
— Во, работёнки-то будет!
— Самое время, пока спокойно всё.
— А если Дивиндал опять полезет, как тогда? Помнишь, еле отбились!
— А это пусть Тамменмирт думает. На то и правитель. Да и не полезет он! Слишком хорошо ему тогда врезали. А думать, то правитель думает… Да уж больно много там у него развелось людишек всяких пакостных. Темнят, колдуют… А сам-то теперь и в суд не ходит. И в собрание тоже…
— Говорят, это он такой стал с тех пор, как его жена стала спать с начальником охраны.
— Как говориться, царь любит царицу, а царица любит попугаев.
Дружная волна смеха разнеслась по всей харчевне.
— Да, власть портит людей, — многозначительно заключил старший.
— Особенно тех, кто уже испорчен по природе, — подал голос их тени Сфагам.
Встревоженные взгляды устремились на него.
— Извините, я не хотел вас подслушивать, но вы так громко говорите…
— Но ты ведь не побежишь на нас доносить? Мы ведь это так всё болтаем, без всяких там мыслей…
— Я, как раз, иду во дворец, но совсем по другому делу. Не беспокойтесь… Так ты говоришь, раньше всё было лучше. — обратился монах к долговязому малому, продолжавшему смотреть на него тревожно-недоверчивым взглядом.
— Ну да, лучше. Хотя бы у стариков спросить.
— Старики заглядывают в детство и видят отблески золотого века, которого никогда не было, но который всегда мерцает в нашей душе. В детстве и в старости нас обдувают ветры золотого века и мы чувствуем ритмы другого времени. Дети в нём живут, старики вспоминают.
— Что-то уж больно мудрёно ты говоришь.
— Так значит, если жизнь постоянно портится, выходит, что и ты сам тоже становишься хуже. Сейчас ты хуже, чем в двадцать лет, в двадцать был лучше, чем в десять…
— А лучше всего ты был, когда ещё не родился! — сострил один из приятелей, давясь от смеха.
Собеседник Сфагама замолк, сбитый с толку.
— Но если мы способны замечать изменения к худшему, значит мы сами ещё не совсем пропали. Не так ли? — продолжал Сфагам.
— Ну, вроде так.
— А может быть, если мы сами не можем стать лучше, нам приятно думать, что портится сама жизнь вокруг нас. И, таким образом, мы не двигаясь вперёд, возвышаемся в собственных глазах?
— Может оно и так, — проговорил старший. — Да только нам о таких вещах думать некогда. У нас работа… Охота тебе голову забивать. Выпей лучше с нами вина.
— Спасибо. — улыбнулся Сфагам, — а я то думал, что и я тоже немножко работаю. Ну что ж, желаю, чтобы ваша работа была вам не в тягость.
Монах направился к выходу.
— Вот чудак, — проговорил ему вслед один из мастеровых, — такая похлёбка в голове.
— Чудак-то чудак… Только бы не донёс.
— Не донесёт, — заверил старший, — Да и не такой уж он чудак. Разные люди бывают.
— Слышал, во дворец идёт. Там теперь таких умников — толпа. Всем чего-то надо. Только бы не работать.
— Ладно, — закончил старший, — не наша это забота. А ты, давай доедай и пошли. Дело стоит.
Глава 4
Пиршественный зал был ярко освещён множеством светильников. Сизыми струйками курились благовония, плавно поднимаясь к высокому, терявшемуся в полумраке потолку. В центре зала под звуки бубнов и флейт кружились полуобнажённые танцовщицы. Их быстрые тени пробегали по уставленному яствами столу, заставляя золото посуды то тускло мерцать, то вспыхивать яркими бликами.
Правитель Амтасы Тамменмирт из рода Фургастов полулежал на толстых ярких подушках, вяло поигрывая жемчужными чётками. Лиловый с блёстками золотых нитей орнамент его свободных ниспадающих одежд сливался в единое узорчатое плетение с пышной отделкой мягких ковров. Правителю было не более пятидесяти, но коротко подстриженные волосы на его крупной голове были почти все седы.
— Так что ты там врешь, Асфалих, про свои домашние забавы? — обратился он к своему сотрапезнику, потирая аккуратную полуседую бородку. Возлежащий рядом мужчина в восточной одежде с огромными глазами-сливами придвинулся ближе к правителю.
— Врать я ещё и не начал. Смею заверить…Так вот. Правую руку я держу во влагалище первой наложницы. Левую — у второй. Пальцы правой ноги — у третьей. Левой — у четвёртой. А пятую в это время спускают сверху на верёвках. Вот так.
Он выразительно показал руками в воздухе позу женщины с расставленными ногами.
— Язык-то свободен!
— Только язык? А что делает шестая наложница?
— Шестая наложница ничего не делает. Шестая наложница отдыхает. Спросишь почему? Потому…-рассказчик шутливо понизил голос.
— …Потому, что место шестой наложницы занимает жена!
Оба громко захохотали.
— Да, — проговорил сквозь смех правитель, — Надо бы как-нибудь к тебе заехать. На это стоит посмотреть. Да и поучиться есть чему, если конечно ты всё это не придумал… Но один совет я и сам тебе могу дать. Если ты не знаешь, как занять шестую наложницу, посмотри на свой орлиный нос.
Так нравится ли тебе наше вино?… — поборов второй приступ хохота выговорил наконец Тамменмирт.
— О, твоё вино…
Мелькнули ярко начищенные доспехи — голова дежурного офицера охраны склонилась к уху правителя.
— Что?… монах… по делу? Ну, пусть войдёт. Что?… С оружием? Пускай, я не боюсь. Ты ведь не боишься вооружённых монахов, Асфалих, а?
Сфагам не успел дойти до середины зала, как дорогу ему преградил высокий смуглый старик с необыкновенно густыми закрученными наверх бровями. Одного взгляда на его помпезный, расшитый звёздчатым узором плащ и высокий сине-чёрный колпак было довольно, чтобы распознать фокусника базарного пошиба, выдающего себя за мага или астролога. Старик с суровой недоброжелательностью оглядел вошедшего. Затем он подошёл к правителю и что-то зашептал ему на ухо.
— А правда ли…-громко обратился правитель к Сфагаму. — Что монахи духовных братств так высоко вознеслись в своих искусствах и оторвались от нашего недостойного мира, что не соблюдают ни ритуалов, ни этикета?
— Нет. Монахи сразу отвечают на вопросы только тогда, когда им не оставляют времени для подобающих приветствий.
— Ты слышал, умник! Один шар в его пользу! — бросил правитель магу.
Теперь старик смотрел на Сфагама уже с открытой неприязнью.
— Да. Они за словом в карман не лезут. Испытай его. Сдаётся мне, что слава о монашеских искусствах сильно раздута и не даёт им права так свободно разговаривать с облечёнными властью.
— Ты слышал, монах? Мой придворный маг предлагает тебя испытать. Уж не знаю почему ты ему так не понравился…
— Если он маг, то я продавец чеснока. Но я готов.
— Вы слышали! Он готов! Прекрасно! — правитель встал из-за стола и театрально приподняв руки прошёлся по залу. Ему была явно не чужда склонность к артистизму.
— Сейчас учёный монах покажет нам своё искусство! Рамилант! — правитель щёлкнул пальцами. На середину зала выступил статный отталкивающе красивый молодец в дорогих сияющих латах с надушенной бородкой и манерно высоким зачёсом тёмных холёных волос.
— Давай сюда пятерых своих лучших ребят. С любым оружием.
— Имей в виду монах, высокомерно проговорил красавец, — мои молодцы из охраны — люди серьёзные. Уж рубанут — так рубанут! По-настоящему. Без ваших там всяких тонкостей-нежностей. Так, что смотри, не зевай!
— Запугивание тоже входит в испытание?
Рамилант усмехнулся и направился выполнять приказ.
— Раз уж ты осмелился войти во дворец с мечом, то покажи правителю как ты им владеешь, — вновь заговорил старик.
— Я подчиняюсь твоим желаниям, правитель. — сказал Сфагам, — но избавь меня от необходимости развлекать твоих шарлатанов. Он хочет увидеть в деле мой меч. Он его не увидит. Меч мне не понадобится.
Чёрные с серебряной отделкой ножны мягко скользнули по гладко отполированному полу и плавно подъехав к столу. Старик суетливо подхватил оружие и подобострастно подал его правителю.
— Подержи у себя пока. — тихо распорядился тот, — Смотри, монах, я не люблю болтунов!
Музыка смолкла.
Пятеро воинов заняли позицию, взяв Сфагама в круг.
— Дадим ему шанс, — объявил правитель — пусть нападают по очереди.
Сфагам стоял спокойно опустив руки, глядя куда то вверх, то ли в высокое окно, то ли в потолок. Казалось он вовсе не замечал, рослого воина, медленно подбиравшегося к нему с обнажённым мечом.
— Разве ты не видишь, правитель, он же сумасшедший! — шептал неугомонный старик, — Не стоит его убивать, отправь его в дом для умалишённых…
Первый воин, выронив меч, покатился по полу, нелепо махая руками, будто хватаясь за воздух. Сфагам продолжал так же спокойно стоять, по прежнему глядя вверх.
— Ну вот! Из-за тебя я ничего не увидел! Как это он так сделал? Кто видел? Пошёл, не мешай! — Старик поспешно поклонился и отошёл от стола.
Второй воин, вооружённый длинным обоюдоострым топором подходил ещё осторожнее. Едва заметным мягким движением увернувшись от пролетевшего над головой лезвия, Сфагам выбросил вперёд руку с вытянутым средним пальцем. Воин, собравшийся было вновь замахнуться своим топором, теряя равновесие покатился назад и громко грохнулся об пол, сбив с ног зазевавшуюся танцовщицу. Её пронзительный визг слился со звоном упавшего топора. В это время первый воин с трудом поднявшись с пола, побрёл в сторону. Сфагам не разгибая пальца медленно поднял руку и поправил упавшую на лоб прядь волос.
— А ну-ка, ребята, вместе! — скомандовал Рамилант.
Двое воинов с мечами ринулись на Сфагама с двух сторон. Дальнейшее напоминало хорошо отрепетированную сцену. Чуть не столкнувшись друг с другом, воины даже не успели заметить, как выскользнувший из под их мечей монах сделал руками неуловимое танцующее движение. Как по команде, оба схватившись за шеи, повалились навстречу друг другу и, столкнувшись лбами, рухнули с ног.
Последний воин весь закованный в латы нападать не спешил. Он продолжал держаться на расстоянии в оборонительной позиции, выбирая момент для удара. Его вид немного смутил монаха. Противник, закованный в доспехи всегда вызывал у него что-то вроде жалости, ибо, скованный в движениях он казался особенно уязвимым и беззащитным, как черепаха. Наконец воин устремился вперёд. Последовал молниеносный танцующий выпад и зал вновь наполнился грохотом падающих доспехов. В тишине притихшего зала поверженные солдаты с трудом поднялись с пола и, согнувшись и хромая заковыляли прочь. В глазах Сфагама появилось едва уловимое выражение скуки.
Лицо правителя помрачнело.
— И это твои лучшие люди, Рамилант?
Ответа не последовало.
— Почему ты их не убил? — глухим сдавленным голосом спросил Тамменмирт.
— Они мне не враги. Они лишь выполняли твой приказ. К чему ненужная смерть? Может быть, им ещё предстоит спасти твою жизнь.
— Ты знаешь изречение: «Если ты спас чью-нибудь жизнь — ты за это в ответе.»
— Если убил — тем более.
Старик, видимо, разглядев, наконец, знак уробороса на поясе Сфагама, опять что-то возбуждённо зашептал правителю на ухо. Тот помрачнел ещё больше.
— Поступай ко мне на службу, монах. Я сделаю тебя начальником дворцовой охраны. Нет, ты будешь командовать всей армией Амтасы! Плата любая. И ещё — особо за обучение солдат.
— Монахи никогда никому не служат. Это запрещено нашим уставом. Ты не можешь этого не знать. Но я буду готов помочь тебе при надобности. Я никогда первым не подниму оружия против твоих людей и, если случится, в бою буду на твоей стороне.
— Что ж, монах, об этом следует поговорить за столом.
Правитель сделал приглашающий жест. Сфагам приблизился, не забыв по пути забрать свой меч из рук оторопевшего мага.
— Вина! — громко распорядился правитель.
Сфагаму нисколько не хотелось проводить время за возлияниями в компании правителя и его не слишком симпатичных прихлебателей, но он хорошо знал, что облечённых властью нельзя раздражать своенравием сверх определённой меры. Тогда от бессильной злобы и болезненной обиды они начинают срывать свой гнев на подчинённых.
Вновь заиграла музыка, закружились танцовщицы. Засуетились слуги, уставляя стол новыми блюдами с фруктами, сладостями и винными кувшинами. Сфагам сел к столу и взял в руку массивный золотой кубок наполненный тёмно-красным вином.
— Это мой гость — Асфалих, — представил Тамменмирт своего сотрапезника. Он уже в пятый раз привозит нам товары с Востока. Сначала он хотел ехать в столицу, но потом решил, что у нас дела пойдут получше. И не жалеет, верно? Асфалих, который за время не произнёс ни слова, а только, приоткрыв рот, смотрел прямо перед собой вытаращенными глазами, бессмысленно закивал, словно потеряв дар речи то ли от выпитого вина, то ли от остроты впечатлений.
— А твоё имя?
— Сфагам.
— Эй, очнись! Правитель смеясь потрепал Асфалиха по щеке и, забросил в его полуоткрытый рот виноградину.
— Теперь у нас весь город ходит в восточных шелках. И, клянусь, это только начало! Да, я совсем забыл, мне доложили, что у тебя ко мне дело.
— Да. Я принёс твой заказ от тандекарских мастеров.
Сфагам достал из сумки драгоценности. Правитель рассматривал вещи долго и с восхищением. Он то подносил их по очереди к самым глазам, то держа их на вытянутой руке поворачивал под разным углом к свету.
— Вот это работа! У нас пока таких мастеров нет. Сейчас принесут деньги. Насколько я помню, этот заказ должен был доставить из Тандекара купец по имени Стамирх.
— Точно так. По дороге на него напали разбойники. Я и мой ученик случайно оказались рядом…
— Дальше я представляю!
— Стамирх ранен. Боюсь, что тяжело. Сейчас он в доме златокузнеца Кинвинда.
— Эй! Лекаря в дом златокузнеца Кинвида! Я знаю Стамирха. Это человек достойный. Будет жаль, если он умрёт. А вот разбойники… Кто меня заверял, что дороги очищены? Не ты ли Рамилант? Что? Говоришь это — не по твоей части? А может, ты скажешь мне, что мы будем делать, если к нам перестанут ездить купцы? На что мы будем строить новый мост, а? Я уж нет говорю обо всём остальном!
— Валтвик послал отряд на поимку этого Кривого. — пытался оправдаться красавец, — они ещё не вернулись.
— Надеюсь, вернутся! И как всегда ни с чем!
— Вот этот Кривой и напал, — уточнил Сфагам.
— Нет! Этому надо положить конец! Послушай, ты сказал, что готов оказать мне услугу. Может быть ты нас от него избавишь. Во-первых, — купцы. А во-вторых, у нас скоро большой праздник Будет много гостей. Так что лучше иметь спокойные дороги.
— Хорошо. Сколько дней до праздника.
— Одиннадцать.
— Думаю, я успею. — Сказал Сфагам, укладывая в сумку туго набитые мешочки с деньгами.
— Здесь ещё пятьсот виргов сверх оговорённой платы. — Тамменмирт бросил в сумку Сфагама ещё один кожаный мешочек с деньгами. — Пусть старик наймёт лучших лекарей в Амтасе. Да и тебе деньги не повредят…Если не успеешь справиться за оставшиеся дни, всё равно возвращайся к празднику. У нас тут задумано много интересного. Будет всё — от карнавала и ярмарки до бесплатной раздачи вина и публичной казни. В Амтасе веселиться умеют!
Правитель Амтасы Тамменмирт из рода Фургастов полулежал на толстых ярких подушках, вяло поигрывая жемчужными чётками. Лиловый с блёстками золотых нитей орнамент его свободных ниспадающих одежд сливался в единое узорчатое плетение с пышной отделкой мягких ковров. Правителю было не более пятидесяти, но коротко подстриженные волосы на его крупной голове были почти все седы.
— Так что ты там врешь, Асфалих, про свои домашние забавы? — обратился он к своему сотрапезнику, потирая аккуратную полуседую бородку. Возлежащий рядом мужчина в восточной одежде с огромными глазами-сливами придвинулся ближе к правителю.
— Врать я ещё и не начал. Смею заверить…Так вот. Правую руку я держу во влагалище первой наложницы. Левую — у второй. Пальцы правой ноги — у третьей. Левой — у четвёртой. А пятую в это время спускают сверху на верёвках. Вот так.
Он выразительно показал руками в воздухе позу женщины с расставленными ногами.
— Язык-то свободен!
— Только язык? А что делает шестая наложница?
— Шестая наложница ничего не делает. Шестая наложница отдыхает. Спросишь почему? Потому…-рассказчик шутливо понизил голос.
— …Потому, что место шестой наложницы занимает жена!
Оба громко захохотали.
— Да, — проговорил сквозь смех правитель, — Надо бы как-нибудь к тебе заехать. На это стоит посмотреть. Да и поучиться есть чему, если конечно ты всё это не придумал… Но один совет я и сам тебе могу дать. Если ты не знаешь, как занять шестую наложницу, посмотри на свой орлиный нос.
Так нравится ли тебе наше вино?… — поборов второй приступ хохота выговорил наконец Тамменмирт.
— О, твоё вино…
Мелькнули ярко начищенные доспехи — голова дежурного офицера охраны склонилась к уху правителя.
— Что?… монах… по делу? Ну, пусть войдёт. Что?… С оружием? Пускай, я не боюсь. Ты ведь не боишься вооружённых монахов, Асфалих, а?
Сфагам не успел дойти до середины зала, как дорогу ему преградил высокий смуглый старик с необыкновенно густыми закрученными наверх бровями. Одного взгляда на его помпезный, расшитый звёздчатым узором плащ и высокий сине-чёрный колпак было довольно, чтобы распознать фокусника базарного пошиба, выдающего себя за мага или астролога. Старик с суровой недоброжелательностью оглядел вошедшего. Затем он подошёл к правителю и что-то зашептал ему на ухо.
— А правда ли…-громко обратился правитель к Сфагаму. — Что монахи духовных братств так высоко вознеслись в своих искусствах и оторвались от нашего недостойного мира, что не соблюдают ни ритуалов, ни этикета?
— Нет. Монахи сразу отвечают на вопросы только тогда, когда им не оставляют времени для подобающих приветствий.
— Ты слышал, умник! Один шар в его пользу! — бросил правитель магу.
Теперь старик смотрел на Сфагама уже с открытой неприязнью.
— Да. Они за словом в карман не лезут. Испытай его. Сдаётся мне, что слава о монашеских искусствах сильно раздута и не даёт им права так свободно разговаривать с облечёнными властью.
— Ты слышал, монах? Мой придворный маг предлагает тебя испытать. Уж не знаю почему ты ему так не понравился…
— Если он маг, то я продавец чеснока. Но я готов.
— Вы слышали! Он готов! Прекрасно! — правитель встал из-за стола и театрально приподняв руки прошёлся по залу. Ему была явно не чужда склонность к артистизму.
— Сейчас учёный монах покажет нам своё искусство! Рамилант! — правитель щёлкнул пальцами. На середину зала выступил статный отталкивающе красивый молодец в дорогих сияющих латах с надушенной бородкой и манерно высоким зачёсом тёмных холёных волос.
— Давай сюда пятерых своих лучших ребят. С любым оружием.
— Имей в виду монах, высокомерно проговорил красавец, — мои молодцы из охраны — люди серьёзные. Уж рубанут — так рубанут! По-настоящему. Без ваших там всяких тонкостей-нежностей. Так, что смотри, не зевай!
— Запугивание тоже входит в испытание?
Рамилант усмехнулся и направился выполнять приказ.
— Раз уж ты осмелился войти во дворец с мечом, то покажи правителю как ты им владеешь, — вновь заговорил старик.
— Я подчиняюсь твоим желаниям, правитель. — сказал Сфагам, — но избавь меня от необходимости развлекать твоих шарлатанов. Он хочет увидеть в деле мой меч. Он его не увидит. Меч мне не понадобится.
Чёрные с серебряной отделкой ножны мягко скользнули по гладко отполированному полу и плавно подъехав к столу. Старик суетливо подхватил оружие и подобострастно подал его правителю.
— Подержи у себя пока. — тихо распорядился тот, — Смотри, монах, я не люблю болтунов!
Музыка смолкла.
Пятеро воинов заняли позицию, взяв Сфагама в круг.
— Дадим ему шанс, — объявил правитель — пусть нападают по очереди.
Сфагам стоял спокойно опустив руки, глядя куда то вверх, то ли в высокое окно, то ли в потолок. Казалось он вовсе не замечал, рослого воина, медленно подбиравшегося к нему с обнажённым мечом.
— Разве ты не видишь, правитель, он же сумасшедший! — шептал неугомонный старик, — Не стоит его убивать, отправь его в дом для умалишённых…
Первый воин, выронив меч, покатился по полу, нелепо махая руками, будто хватаясь за воздух. Сфагам продолжал так же спокойно стоять, по прежнему глядя вверх.
— Ну вот! Из-за тебя я ничего не увидел! Как это он так сделал? Кто видел? Пошёл, не мешай! — Старик поспешно поклонился и отошёл от стола.
Второй воин, вооружённый длинным обоюдоострым топором подходил ещё осторожнее. Едва заметным мягким движением увернувшись от пролетевшего над головой лезвия, Сфагам выбросил вперёд руку с вытянутым средним пальцем. Воин, собравшийся было вновь замахнуться своим топором, теряя равновесие покатился назад и громко грохнулся об пол, сбив с ног зазевавшуюся танцовщицу. Её пронзительный визг слился со звоном упавшего топора. В это время первый воин с трудом поднявшись с пола, побрёл в сторону. Сфагам не разгибая пальца медленно поднял руку и поправил упавшую на лоб прядь волос.
— А ну-ка, ребята, вместе! — скомандовал Рамилант.
Двое воинов с мечами ринулись на Сфагама с двух сторон. Дальнейшее напоминало хорошо отрепетированную сцену. Чуть не столкнувшись друг с другом, воины даже не успели заметить, как выскользнувший из под их мечей монах сделал руками неуловимое танцующее движение. Как по команде, оба схватившись за шеи, повалились навстречу друг другу и, столкнувшись лбами, рухнули с ног.
Последний воин весь закованный в латы нападать не спешил. Он продолжал держаться на расстоянии в оборонительной позиции, выбирая момент для удара. Его вид немного смутил монаха. Противник, закованный в доспехи всегда вызывал у него что-то вроде жалости, ибо, скованный в движениях он казался особенно уязвимым и беззащитным, как черепаха. Наконец воин устремился вперёд. Последовал молниеносный танцующий выпад и зал вновь наполнился грохотом падающих доспехов. В тишине притихшего зала поверженные солдаты с трудом поднялись с пола и, согнувшись и хромая заковыляли прочь. В глазах Сфагама появилось едва уловимое выражение скуки.
Лицо правителя помрачнело.
— И это твои лучшие люди, Рамилант?
Ответа не последовало.
— Почему ты их не убил? — глухим сдавленным голосом спросил Тамменмирт.
— Они мне не враги. Они лишь выполняли твой приказ. К чему ненужная смерть? Может быть, им ещё предстоит спасти твою жизнь.
— Ты знаешь изречение: «Если ты спас чью-нибудь жизнь — ты за это в ответе.»
— Если убил — тем более.
Старик, видимо, разглядев, наконец, знак уробороса на поясе Сфагама, опять что-то возбуждённо зашептал правителю на ухо. Тот помрачнел ещё больше.
— Поступай ко мне на службу, монах. Я сделаю тебя начальником дворцовой охраны. Нет, ты будешь командовать всей армией Амтасы! Плата любая. И ещё — особо за обучение солдат.
— Монахи никогда никому не служат. Это запрещено нашим уставом. Ты не можешь этого не знать. Но я буду готов помочь тебе при надобности. Я никогда первым не подниму оружия против твоих людей и, если случится, в бою буду на твоей стороне.
— Что ж, монах, об этом следует поговорить за столом.
Правитель сделал приглашающий жест. Сфагам приблизился, не забыв по пути забрать свой меч из рук оторопевшего мага.
— Вина! — громко распорядился правитель.
Сфагаму нисколько не хотелось проводить время за возлияниями в компании правителя и его не слишком симпатичных прихлебателей, но он хорошо знал, что облечённых властью нельзя раздражать своенравием сверх определённой меры. Тогда от бессильной злобы и болезненной обиды они начинают срывать свой гнев на подчинённых.
Вновь заиграла музыка, закружились танцовщицы. Засуетились слуги, уставляя стол новыми блюдами с фруктами, сладостями и винными кувшинами. Сфагам сел к столу и взял в руку массивный золотой кубок наполненный тёмно-красным вином.
— Это мой гость — Асфалих, — представил Тамменмирт своего сотрапезника. Он уже в пятый раз привозит нам товары с Востока. Сначала он хотел ехать в столицу, но потом решил, что у нас дела пойдут получше. И не жалеет, верно? Асфалих, который за время не произнёс ни слова, а только, приоткрыв рот, смотрел прямо перед собой вытаращенными глазами, бессмысленно закивал, словно потеряв дар речи то ли от выпитого вина, то ли от остроты впечатлений.
— А твоё имя?
— Сфагам.
— Эй, очнись! Правитель смеясь потрепал Асфалиха по щеке и, забросил в его полуоткрытый рот виноградину.
— Теперь у нас весь город ходит в восточных шелках. И, клянусь, это только начало! Да, я совсем забыл, мне доложили, что у тебя ко мне дело.
— Да. Я принёс твой заказ от тандекарских мастеров.
Сфагам достал из сумки драгоценности. Правитель рассматривал вещи долго и с восхищением. Он то подносил их по очереди к самым глазам, то держа их на вытянутой руке поворачивал под разным углом к свету.
— Вот это работа! У нас пока таких мастеров нет. Сейчас принесут деньги. Насколько я помню, этот заказ должен был доставить из Тандекара купец по имени Стамирх.
— Точно так. По дороге на него напали разбойники. Я и мой ученик случайно оказались рядом…
— Дальше я представляю!
— Стамирх ранен. Боюсь, что тяжело. Сейчас он в доме златокузнеца Кинвинда.
— Эй! Лекаря в дом златокузнеца Кинвида! Я знаю Стамирха. Это человек достойный. Будет жаль, если он умрёт. А вот разбойники… Кто меня заверял, что дороги очищены? Не ты ли Рамилант? Что? Говоришь это — не по твоей части? А может, ты скажешь мне, что мы будем делать, если к нам перестанут ездить купцы? На что мы будем строить новый мост, а? Я уж нет говорю обо всём остальном!
— Валтвик послал отряд на поимку этого Кривого. — пытался оправдаться красавец, — они ещё не вернулись.
— Надеюсь, вернутся! И как всегда ни с чем!
— Вот этот Кривой и напал, — уточнил Сфагам.
— Нет! Этому надо положить конец! Послушай, ты сказал, что готов оказать мне услугу. Может быть ты нас от него избавишь. Во-первых, — купцы. А во-вторых, у нас скоро большой праздник Будет много гостей. Так что лучше иметь спокойные дороги.
— Хорошо. Сколько дней до праздника.
— Одиннадцать.
— Думаю, я успею. — Сказал Сфагам, укладывая в сумку туго набитые мешочки с деньгами.
— Здесь ещё пятьсот виргов сверх оговорённой платы. — Тамменмирт бросил в сумку Сфагама ещё один кожаный мешочек с деньгами. — Пусть старик наймёт лучших лекарей в Амтасе. Да и тебе деньги не повредят…Если не успеешь справиться за оставшиеся дни, всё равно возвращайся к празднику. У нас тут задумано много интересного. Будет всё — от карнавала и ярмарки до бесплатной раздачи вина и публичной казни. В Амтасе веселиться умеют!