Страница:
Метод Декарта - это конечный результат его занятий математикой. В области геометрии он уже показал, что это может привести к далеко идущим последствиям, поскольку посредством аналитического метода стало возможным описать свойства целых семейств кривых посредством простых уравнений. Декарт верил, что метод, который был таким успешным в области математики, мог быть распространен на другие области, позволяя исследователю достичь такой же определенности, как в математике. Целью "Рассуждения" было показать, каким правилам мы должны следовать, чтобы использовать наилучшим образом способность разумно мыслить. Что касается самого разума, то считается, что все люди в этом отношении равны. Мы отличаемся только тем, что некоторые используют свой разум лучше, чем другие. Но метод, как считает Декарт, - это что-то достигаемое нами на практике, а не навязываемое нам. Декарт рассказывает, как он сам с успехом использует свой разум. Объяснение автобиографично и повествует о прежнем недовольстве автора разными ничего не решающими и неопределенными разговорами, которые обнаруживаются во всех областях знаний. О философии он говорит, что ни одна точка зрения не является такой оскорбительной, как та, которой уже придерживается кто-то другой. Математика привлекала его своей уверенностью в возможностях дедукции, но он не мог привести какого-либо примера, стоящего ее применения. Он забросил изучение книг и начал путешествовать, но обнаружил, что обычаи людей различаются между собой так же сильно, как и мнения философов. В конце концов Декарт решил, что должен заглянуть внутрь себя, чтобы найти путь к истине. Далее следует оценка размышлений у печки, упомянутых ранее.
Отмечая, что только завершение работы может принести полное удовлетворение автору, он решил отбросить все, чему его учили и что заставляли принимать на веру. Только логика, геометрия и алгебра уцелели после этого разгрома. Декарт предлагает четыре правила. Первое, никогда не принимать ничего на веру, придерживаться ясных и четких представлений. Второе, исследуя какую-либо проблему, разделить ее на такое количество частных проблем, какое требуется для ее разрешения. Третье, размышляя, мы должны идти от простого к сложному, а там, где это невозможно или затруднительно, принять какой-то порядок. Четвертое правило гласит, что мы должны всегда тщательно проверять решения и выводы, чтобы убедиться, что ничего не искажено и не пропущено. Этот метод Декарт использовал, применяя алгебру к разрешению геометрических проблем, создав таким образом то, что мы сегодня называем аналитической геометрией. Что же касается применения его правил к философии, то Декарт чувствовал, что такое применение должно быть отложено, пока он не станет немного старше. В отношении этики мы должны решить дилемму. Этика - последняя по порядку наука, но в нашей жизни она очень важна, ибо мы должны принимать немедленные решения. Декарт принимает условный образ поведения, который, по критериям прагматики, даст человеку наилучшие указания в жизни. И поэтому он решает придерживаться законов и обычаев своей страны и оставаться верным своей религии; действовать с решимостью и упорством, если уж принял решение о линии поведения;
и, наконец, пытаться управлять собой, а не испытывать судьбу, и приспосабливать свои желания к порядку вещей, а не наоборот. С этого времени Декарт решил посвятить себя философии.
Возвращаясь к метафизике, Декарт, следуя своему методу, приходит к идее постоянного сомнения. Чувственная очевидность все же неопределенна и вызывает вопросы. Даже математика, хотя и вызывает меньше вопросов, должна восприниматься с известным подозрением, поскольку Бог должен постоянно вводить нас в заблуждение. В конечном итоге единственное, с чем может согласиться сомневающийся, - это факт его собственного сомнения. Это фундаментальная основа картезианской формулы: "Я мыслю, следовательно, я существую". Здесь, считал Декарт, - ясная и четкая отправная точка метафизики. Декарт приходит к заключению, что он - думающий субъект, совершенно независимый от природной материи и, следовательно, так же независимый от тела. Теперь он приступает к обоснованию существования Бога, повторяя, по сути, известное онтологическое доказательство. Поскольку Бог должен быть правдивым, он не может обмануть нас в наших четких и ясных представлениях. Раз мы имеем такое представление о телах или протяжении, как он предлагает нам, следовательно, они существуют. Далее рассматриваются вопросы физики в том порядке, в каком они должны были обсуждаться в неопубликованном трактате. Все объясняется в терминах протяжения и движения. Это применяется даже к биологии, и Декарт дает объяснение циркуляции крови как следствию действия сердца в качестве нагревателя, вызывающего увеличение объема крови, которая попадает в сердце, и ее циркуляцию. Это, конечно, отличалось от наблюдений Гарвея и вызвало горячую полемику между ними. Но, возвращаясь к "Рассуждению о методе", механическая теория приводит к взгляду, что животные - это автоматы, лишенные души. Более того, предполагалось, что такой вывод следует из того факта, что животные не умеют говорить и, следовательно, неразумны. Это подкрепляет взгляд, что человеческая душа не зависит от тела, и приводит нас, поскольку не существует других аргументов, к заключению, что она бессмертна. И, наконец, "Рассуждение" касается суда над Галилеем. Декарт обсуждает также вопрос о публикации труда. Он принимает компромиссное решение выпустить в свет "Рассуждение" и три эссе, предисловием к которым оно является. Таково в общих чертах содержание "Рассуждения", дающее краткую картину картезианской философии.
В учении Декарта очень важен, помимо прочего, метод критического сомнения. В качестве предполагаемого образа действий он приводит к необозримому скептицизму, как и случилось позднее с Юмом. Но Декарта спасают от скептических заключении четкие и ясные представления, которые он черпает в своем уме. Такие общие понятия, как протяженность и движение, будучи независимыми от ощущений, являются для Декарта врожденными понятиями, а истинное знание касается именно этих основных качеств. Чувственное восприятие касается таких вторичных качеств, как цвет, вкус и т. п., но они не заключены в вещах. Чтобы проиллюстрировать свои представления, Декарт приводит в "Рассуждении" известный пример о куске воска и его меняющемся внешнем виде. Постоянной всегда является протяженность, и это - врожденное представление разума.
Таким образом, картезианская философия делает акцент на мышлении как на несомненной отправной точке. Эта идея оказала сильное влияние на последующую европейскую философию, как рационалистическую, так и эмпирическую, что остается верным даже несмотря на то, что формула "Я мыслю, следовательно, я существую", на которой основано это представление, сама по себе не совсем верна. Это утверждение вероятно; оно истинно, если мы допустим скрытое предположение, что мышление - это сознательный процесс. В противном случае мы с таким же успехом могли бы сказать: "Я хожу, следовательно, я существую", поскольку, если я действительно хожу, значит, верно, что я должен существовать. Это возражение было выдвинуто Гоббсом и Гассенди. Но, конечно, я могу думать, что я хожу, когда в действительности не хожу, тогда как я не мог бы думать, что я мыслю, если бы на самом деле не мыслил. Предполагается, что эта ссылка на самого себя может произойти в процессе мышления и она присваивает формуле ее очевидно несомненный характер. Откажитесь от осознания, как сделал впоследствии Юм, и принцип окажется несостоятельным. И все же верно, что собственный опыт человека несет особенную определенность, независимую от опыта других.
Заострив старый дуализм между духом и материей, картезианская философия выдвинула на первый план проблему отношения между разумом и телом, с которой должна сталкиваться такая теория, поскольку теперь оказалось, что материальный и умственный миры каждый идет своим путем, независимо один от другого, и подчиняется своим принципам. В частности, с этой точки зрения невозможно допустить, что умственные стремления, такие, как желание, могли бы влиять на наше физическое состояние. Сам Декарт делает здесь исключение, допуская, что человеческая душа может изменять направление движения человеческих сил, но не их количество. Однако этот искусственный выход из странного положения не согласовался с системой. Кроме того, он не согласуется и с законами движения. Поэтому последователи Декарта отказались от него и считали, что ум не может двигать телом. Чтобы объяснить это отношение, мы должны предположить, что мир устроен следующим образом: всякий раз, как происходит определенное движение тела (которое считается соответствующим умственным движениям), в умственной сфере также происходит соответствующее движение без прямой связи между ними. Этот взгляд был развит последователями Декарта, в частности Гейлинксом (1624-1669) и Мальбраншем (1638- 1715). Эта теория называется окказионализмом, потому что в ней придерживаются взгляда, по которому Бог так организует вселенную, что ряд событий в материальном и умственном мире идут параллельными курсами таким образом, что событие в одном всегда соответствует событию в Другом. Чтобы проиллюстрировать эту теорию, Гейлинкс придумал сравнение с двумя часами. Если у нас есть двое часов, и каждые идут верно, тогда мы можем посмотреть на один циферблат, когда они показывают, например, час и услышать, как другие часы бьют это же время. Это могло бы заставить нас говорить, что первые часы стали причиной того, что вторые часы бьют. Ум и тело - как эти двое часов, заведены Богом, чтобы идти своим независимым, но параллельным курсом. Окказионализм, конечно, вызывает некоторые затруднения: поскольку, чтобы следить за временем, мы можем обойтись одними из двух часов, то представляется возможным заключить об умственных событиях, ссылаясь исключительно на физические события.
Возможность успеха такого предприятия гарантируется самим принципом окказионализма. Мы можем, таким образом, разработать полную теорию о способности мышления в терминах физических явлений, попытка чего и была фактически сделана материалистами XVIII в. и расширена бихевиористской психологией XX в. Так, далеко не сохраняя независимость души от тела, окказионализм в конечном счете делает душу излишней сущностью; или, если это будет предпочтительнее, он делает тело излишним. Какая бы точка зрения ни была принята, она плохо согласуется с христианскими принципами, и неудивительно, что работы Декарта нашли прочное место в индексах запрещенных книг, поскольку дело в том, что картезианство не может последовательно согласовываться со свободной волей (Index Librorum Prohibitorum - список книг, запрещенных папой для чтения католиками - один из документов "охоты за ведьмами". Выдается за стремление поддержать благонравие и веру в Бога). В конечном итоге жесткий детерминизм картезианских представлений о материальном мире, как физическом, так и биологическом, во многом содействовал распространению материализма в XVIII и XIX вв., особенно если рассматривать его в связи с ньютоновской физикой.
Картезианский дуализм является в конечном итоге результатом вполне общепринятого подхода к проблеме материи в техническом смысле, в каком схоласты применяли этот термин. Материя - это носитель качества, но сама она независима и неизменна. Декарт признавал материю и разум как две различные субстанции, которые, будучи каждая самодостаточной, не могут взаимодействовать никаким образом. Окказионалистское изобретение было введено для того, чтобы соединить разрыв. Ясно, однако, что если мы принимаем этот принцип, то почему бы нам не опираться на него во всем? Например, человек мог бы рассматривать каждый ум как свою собственную материю. Двигаясь в этом направлении, Лейбниц в своей теории о монадах развивает мысль о бесконечном множестве субстанций, все они независимы, но взаиморегулируются. В качестве альтернативы можно вернуться ко взгляду Парменида и считать, что существует только одна субстанция. Именно это направление было принято Спинозой, чья теория - возможно, самый последовательный и бескомпромиссный монизм, какой когда-либо был выработан.
Спиноза (1632-1677), родившийся в Амстердаме, происходил из еврейской семьи, чьи предки не так давно покинули свои дома в Португалии, чтобы найти место, где они могли бы поклоняться Богу по-своему, поскольку со времени изгнания мусульман из Испании и Португалии инквизиция установила господство религиозной нетерпимости, которое сделало жизнь нехристиан, мягко говоря, неудобной. Реформированная Голландия, которая сама воевала с испанской тиранией, предложила убежище этим жертвам преследований, и Амстердам стал домом для большой еврейской общины. В ней Спиноза и получил свое начальное воспитание и образование.
Но его сильному интеллекту было недостаточно этих традиционных занятий. Благодаря знанию латыни, он смог познакомиться с работами мыслителей, которые вызвали великое возрождение образования и развивали новую науку и философию. Вскоре он обнаружил, что не может оставаться в рамках ортодоксии, к великому замешательству его еврейской общины. Реформированные теологи были по-своему непримиримы, и чувствовалось, что любой ярко выраженный критический отказ от религии может нарушить общую атмосферу терпимости, преобладавшую тогда в Голландии. Спиноза был окончательно изгнан из своей синагоги, подвергшись всем проклятиям, какие есть в Библии.
Будучи по природе довольно робким, он был поэтому полностью изолирован и с тех пор жил тихо среди маленького круга друзей, зарабатывая на жизнь полировкой линз и посвящая себя философским размышлениям. Несмотря на уединенный образ жизни, слава о нем распространилась быстро, и позднее он переписывался со многими влиятельными поклонниками. Самым важным из них был Лейбниц, и известно, что они встречались в Гааге. Но Спиноза никогда не соглашался на то, чтобы его вытащили из уединения. В 1673 г. пфальцграф предложил ему место философа в Гейдельберге, но Спиноза вежливо отказался принять это предложение. Причины, по которым он отклонил эту честь, он объясняет. Прежде всего он говорит: "Я думаю, я должен бы был прекратить развивать философию, если бы я посвятил себя обучению молодых. Кроме того, я не знаю, в каких рамках должен придерживаться свободы философствования, поэтому я бы не хотел нарушать установленную религию... следовательно, вы поймете, что я уже не питаю надежд на лучшую судьбу, но воздерживаюсь от преподавания просто потому, что высоко ценю спокойствие, которое, я думаю, лучше всего я могу получить при такой жизни, как есть".
Работы Спинозы не очень объемны, но их содержание обнаруживает сжатость и логическую строгость, какие редко достигались. Его взгляды на Бога и религию ушли, однако, настолько далеко вперед от своего времени, что за его величественные этические теории его ругали как в его время, так и еще сотню лет спустя как за чудовищное зло. Его величайшую работу "Этика" считали настолько взрывоопасной, что опубликовали ее только после смерти Спинозы. Его политическая теория имеет много общего с теорией Гоббса. Однако, хотя у них много общих точек соприкосновения по чертам, которые они считают желательными в здоровом обществе, основы, заложенные в теории Спинозы, совершенно отличны. В то время как Гоббс основывал свое рассуждение на эмпирических данных, Спиноза выводит заключения из своей общей метафизической теории. Фактически, чтобы увидеть силу доводов Спинозы, следует рассматривать все его философские работы как один большой трактат. Отчасти по этой причине работы Спинозы производят меньшее впечатление, чем политические труды философов-эмпириков. Но следует помнить, что обсуждаемые им проблемы были тогда насущными и животрепещущими вопросами дня. Роль, которую играет свобода в функционировании политического организма, не была тогда такой заметной, какой она стала в XIX в.
Спиноза, в отличие от Гоббса, был поборником свободы мысли. Действительно, из его метафизики и этической теории следует, что только при этом условии государство может функционировать надлежащим образом. В "Теолого-политическом трактате" эта проблема усиленно обсуждается. Книга необычна тем, что к этим вопросам Спиноза подходит не напрямую, а через критику Библии. Он начинает с Ветхого Завета, развивая то, что позднее стало называться "высшей критикой". Рассмотрение исторических фактов, сообщаемых в Библии, приводит к выводу, что свобода мысли - это суть социальной жизни. Мы находим здесь забавное рассуждение: "И все же я должен признать, что из-за такой свободы временами могут возникать определенные неудобства. Но кто когда-либо мог устроить дела так мудро, что от этого не возникало никакого вреда? Тот, кто желает, чтобы все было подчинено законам, скорее вызовет несовершенство, чем уменьшит его. То, что нельзя запретить, должно быть разрешено, даже если иногда это вредно".
Спиноза отличается от Гоббса и тем, что не рассматривает демократию как наиболее разумную организацию общества. Самое разумное правительство издает здравые указы о том, в чем оно компетентно, и воздерживается от указаний в вопросах веры и образования. Все это возможно там, где есть политически ответственный и привилегированный класс, владеющий собственностью. При таком правительстве люди имеют наилучший шанс осуществить свои интеллектуальные возможности в смысле, какой вкладывает в это понятие Спиноза; и это, в терминах его метафизики, то, к чему должны стремиться человеческие существа. Что касается вопроса о наилучшем правительстве, фактически может быть верно, что торговое сообщество, деятельность которого зависит в какой-то степени от свободы и безопасности, имеет наилучшую возможность для развития либерального правления. Его родная Голландия подтверждает точку зрения Спинозы.
Обращаясь далее к "Этике", мы следуем порядку, в котором публиковались части системы Спинозы. Заглавие книги несколько уводит нас от ее содержания, поскольку здесь мы имеем прежде всего изложение метафизики Спинозы, которая содержит неясно выраженный рационалистический проект научного исследования природы. Это стало одной из основных интеллектуальных задач XVII в. Далее следуют учение о разуме, психология воли и чувств и, наконец, этическая теория, основанная на предшествующем изложении.
Вся работа изложена в духе Евклида. Спиноза начинает с определений и набора аксиом и из них извлекает набор утверждений, которые следуют со всеми требуемыми доказательствами, выводами и объяснениями. Эта манера философствования в наши дни не очень популярна. Для тех, кто не видит пользы ни в чем, кроме того, что только что выходит из печати, система Спинозы должна выглядеть действительно странным упражнением. Но в свое время она выглядела не такой возмутительной и по праву остается шедевром краткого и ясного рассуждения.
Первая часть касается Бога. Даны шесть определений, включая одно субстанции и одно - Бога, в соответствии с традиционными правилами схоластической философии. В качестве аксиом выдвигаются семь основных предположений, которые далее не подтверждаются. Отсюда и далее мы просто следуем за выводами, как у Евклида. Из того, как определяется субстанция, видно, что это должно быть нечто, полностью объясняющее самое себя. Субстанция должна быть бесконечной, в противном случае ее ограничения имели бы некоторое отношение к ней. Показано также, что может существовать только одна такая субстанция и ею оказывается мир в целом; сущность субстанции совпадает с сущностью Бога. Отсюда Бог и Вселенная, которая является сущностью всех вещей, - это одно и то же. Таково знаменитое пантеистическое учение Спинозы. Следует подчеркнуть, что тут нет и следа мистицизма. Весь вопрос в целом является своего рода упражнением в дедуктивной логике, опирающимся на ряд определений и аксиом, изложенных с невероятным остроумием. Это, возможно, - самый выдающийся пример системного построения в истории философии.
Отождествление Бога с природой было совершенно невыносимо для ортодоксов любого лагеря, и, как ни странно, это был результат простого дедуктивного доказательства. В том виде, в каком это учение изложено, оно вполне здраво, и если кто-то был обижен в своих заветных верованиях, то это просто показывает, что логика не обращает внимания на чувства. Если Бог и субстанция определены логично, то заключение Спинозы ни в чем не было ложным. В результате он имел право признать, что в его терминах было что-то особенное.
В связи с этой теорией Спиноза рассматривает способности человеческого ума как часть способностей ума Бога. Как и Декарт, он придерживается ясности и отчетливости, так как он считает, что "ложь состоит в недостатке понимания, то есть неправильном, искаженном или запутанном понимании идей". Если у нас будут четкие идеи, мы будем знать четкий порядок и связь вещей, которые будут такими же, как у идей. В природе ума - рассматривать вещи не как возможные, а как необходимые. Чем лучше мы достигаем этого, тем больше приближаемся к Богу, или, что то же самое, - к природе. Именно в этом контексте Спиноза высказал знаменитое суждение, что "в природе разума воспринимать вещи с некоей точки зрения, которая находится вне времени". Это, очевидно, следствие того факта, что разум видит вещи в их необходимости.
В третьей части "Этики" показано, что разум огражден от осознания видения всей Вселенной в ее совокупности:
этому препятствуют чувства. Движущая сила всех наших действий самосохранение.
Можно было бы подумать, что этот чисто эгоцентристский принцип несет в себе проклятие своекорыстного цинизма. Но это предположение совершенно ошибочно, поскольку в поисках преимуществ для себя человек рано или поздно начинает стремиться к единству с Богом. Чем скорее он достигнет этого, тем лучше он видит вещи "sub specie aetermitatis", то есть с вневременной точки зрения, с точки зрения вечности.
В последних двух разделах "Этики" представлена этика Спинозы как таковая. Человек находится в состоянии зависимости, поскольку на него влияют внешние обстоятельства и причины. Они включают все, что конечно. Поскольку же человек может достичь единства с Богом, он преодолевает воздействие внешних обстоятельств и причин; Вселенная же в целом не обусловлена ничем. Таким образом, посредством все большего и большего единения с целым человек достигает соответствующей меры свободы; свобода это именно независимость, или самоопределение человека. Истина только в Боге. Именно этим путем мы можем освободить себя от страха. Подобно Сократу и Платону Спиноза считает незнание первой причиной любого зла, а знание, в смысле большего понимания Вселенной, - единственным условием, способствующим мудрым и адекватным действиям. Но, в отличие от Сократа, он не думает о смерти. "Свободный человек, - замечает Спиноза, - ни о чем не думает так мало, как о смерти; и его мудрость заключена в размышлениях не о смерти, а о жизни". Поскольку зло отрицательно, Бог, или природа, будучи всем, не может быть злом. Все устроено к лучшему в этом одном единственно возможном мире. Практически человеку как существу конечному надлежит в целях самосохранения стремиться к достижению такой меры взаимодействия со Вселенной, какой он только может достичь.
Такова в общих чертах система Спинозы. Ее значение для прогресса науки в XVII в. заключается в неясно выраженном предположении о возможности глубоко детерминистского объяснения всего, что происходит во Вселенной. Фактически эта система - набросок для будущей разработки свода унифицированной науки. Сейчас такая попытка не считалась бы правильной при некоторых серьезных ограничениях. С этической точки зрения вовсе не обязательно думать, будто зло - чисто отрицательная вещь. Проявление большой жестокости, например, может иметь позитивные следствия, хотя и будет пятном в мировой истории. Может быть, именно на это намекает христианство в учении о первородном грехе. Спиноза ответил бы на это, что никакая жестокость никогда не может быть "sub specie aetermitatis", но ему было бы нелегко убедить в этом своих противников. Тем не менее система Спинозы остается одним из выдающихся памятников западной философии. Хотя строгость ее интонаций имеет определенный привкус Ветхого Завета, она одна из величайших попыток представить мир в духе греков, как вполне уразумеваемое целое.
Отмечая, что только завершение работы может принести полное удовлетворение автору, он решил отбросить все, чему его учили и что заставляли принимать на веру. Только логика, геометрия и алгебра уцелели после этого разгрома. Декарт предлагает четыре правила. Первое, никогда не принимать ничего на веру, придерживаться ясных и четких представлений. Второе, исследуя какую-либо проблему, разделить ее на такое количество частных проблем, какое требуется для ее разрешения. Третье, размышляя, мы должны идти от простого к сложному, а там, где это невозможно или затруднительно, принять какой-то порядок. Четвертое правило гласит, что мы должны всегда тщательно проверять решения и выводы, чтобы убедиться, что ничего не искажено и не пропущено. Этот метод Декарт использовал, применяя алгебру к разрешению геометрических проблем, создав таким образом то, что мы сегодня называем аналитической геометрией. Что же касается применения его правил к философии, то Декарт чувствовал, что такое применение должно быть отложено, пока он не станет немного старше. В отношении этики мы должны решить дилемму. Этика - последняя по порядку наука, но в нашей жизни она очень важна, ибо мы должны принимать немедленные решения. Декарт принимает условный образ поведения, который, по критериям прагматики, даст человеку наилучшие указания в жизни. И поэтому он решает придерживаться законов и обычаев своей страны и оставаться верным своей религии; действовать с решимостью и упорством, если уж принял решение о линии поведения;
и, наконец, пытаться управлять собой, а не испытывать судьбу, и приспосабливать свои желания к порядку вещей, а не наоборот. С этого времени Декарт решил посвятить себя философии.
Возвращаясь к метафизике, Декарт, следуя своему методу, приходит к идее постоянного сомнения. Чувственная очевидность все же неопределенна и вызывает вопросы. Даже математика, хотя и вызывает меньше вопросов, должна восприниматься с известным подозрением, поскольку Бог должен постоянно вводить нас в заблуждение. В конечном итоге единственное, с чем может согласиться сомневающийся, - это факт его собственного сомнения. Это фундаментальная основа картезианской формулы: "Я мыслю, следовательно, я существую". Здесь, считал Декарт, - ясная и четкая отправная точка метафизики. Декарт приходит к заключению, что он - думающий субъект, совершенно независимый от природной материи и, следовательно, так же независимый от тела. Теперь он приступает к обоснованию существования Бога, повторяя, по сути, известное онтологическое доказательство. Поскольку Бог должен быть правдивым, он не может обмануть нас в наших четких и ясных представлениях. Раз мы имеем такое представление о телах или протяжении, как он предлагает нам, следовательно, они существуют. Далее рассматриваются вопросы физики в том порядке, в каком они должны были обсуждаться в неопубликованном трактате. Все объясняется в терминах протяжения и движения. Это применяется даже к биологии, и Декарт дает объяснение циркуляции крови как следствию действия сердца в качестве нагревателя, вызывающего увеличение объема крови, которая попадает в сердце, и ее циркуляцию. Это, конечно, отличалось от наблюдений Гарвея и вызвало горячую полемику между ними. Но, возвращаясь к "Рассуждению о методе", механическая теория приводит к взгляду, что животные - это автоматы, лишенные души. Более того, предполагалось, что такой вывод следует из того факта, что животные не умеют говорить и, следовательно, неразумны. Это подкрепляет взгляд, что человеческая душа не зависит от тела, и приводит нас, поскольку не существует других аргументов, к заключению, что она бессмертна. И, наконец, "Рассуждение" касается суда над Галилеем. Декарт обсуждает также вопрос о публикации труда. Он принимает компромиссное решение выпустить в свет "Рассуждение" и три эссе, предисловием к которым оно является. Таково в общих чертах содержание "Рассуждения", дающее краткую картину картезианской философии.
В учении Декарта очень важен, помимо прочего, метод критического сомнения. В качестве предполагаемого образа действий он приводит к необозримому скептицизму, как и случилось позднее с Юмом. Но Декарта спасают от скептических заключении четкие и ясные представления, которые он черпает в своем уме. Такие общие понятия, как протяженность и движение, будучи независимыми от ощущений, являются для Декарта врожденными понятиями, а истинное знание касается именно этих основных качеств. Чувственное восприятие касается таких вторичных качеств, как цвет, вкус и т. п., но они не заключены в вещах. Чтобы проиллюстрировать свои представления, Декарт приводит в "Рассуждении" известный пример о куске воска и его меняющемся внешнем виде. Постоянной всегда является протяженность, и это - врожденное представление разума.
Таким образом, картезианская философия делает акцент на мышлении как на несомненной отправной точке. Эта идея оказала сильное влияние на последующую европейскую философию, как рационалистическую, так и эмпирическую, что остается верным даже несмотря на то, что формула "Я мыслю, следовательно, я существую", на которой основано это представление, сама по себе не совсем верна. Это утверждение вероятно; оно истинно, если мы допустим скрытое предположение, что мышление - это сознательный процесс. В противном случае мы с таким же успехом могли бы сказать: "Я хожу, следовательно, я существую", поскольку, если я действительно хожу, значит, верно, что я должен существовать. Это возражение было выдвинуто Гоббсом и Гассенди. Но, конечно, я могу думать, что я хожу, когда в действительности не хожу, тогда как я не мог бы думать, что я мыслю, если бы на самом деле не мыслил. Предполагается, что эта ссылка на самого себя может произойти в процессе мышления и она присваивает формуле ее очевидно несомненный характер. Откажитесь от осознания, как сделал впоследствии Юм, и принцип окажется несостоятельным. И все же верно, что собственный опыт человека несет особенную определенность, независимую от опыта других.
Заострив старый дуализм между духом и материей, картезианская философия выдвинула на первый план проблему отношения между разумом и телом, с которой должна сталкиваться такая теория, поскольку теперь оказалось, что материальный и умственный миры каждый идет своим путем, независимо один от другого, и подчиняется своим принципам. В частности, с этой точки зрения невозможно допустить, что умственные стремления, такие, как желание, могли бы влиять на наше физическое состояние. Сам Декарт делает здесь исключение, допуская, что человеческая душа может изменять направление движения человеческих сил, но не их количество. Однако этот искусственный выход из странного положения не согласовался с системой. Кроме того, он не согласуется и с законами движения. Поэтому последователи Декарта отказались от него и считали, что ум не может двигать телом. Чтобы объяснить это отношение, мы должны предположить, что мир устроен следующим образом: всякий раз, как происходит определенное движение тела (которое считается соответствующим умственным движениям), в умственной сфере также происходит соответствующее движение без прямой связи между ними. Этот взгляд был развит последователями Декарта, в частности Гейлинксом (1624-1669) и Мальбраншем (1638- 1715). Эта теория называется окказионализмом, потому что в ней придерживаются взгляда, по которому Бог так организует вселенную, что ряд событий в материальном и умственном мире идут параллельными курсами таким образом, что событие в одном всегда соответствует событию в Другом. Чтобы проиллюстрировать эту теорию, Гейлинкс придумал сравнение с двумя часами. Если у нас есть двое часов, и каждые идут верно, тогда мы можем посмотреть на один циферблат, когда они показывают, например, час и услышать, как другие часы бьют это же время. Это могло бы заставить нас говорить, что первые часы стали причиной того, что вторые часы бьют. Ум и тело - как эти двое часов, заведены Богом, чтобы идти своим независимым, но параллельным курсом. Окказионализм, конечно, вызывает некоторые затруднения: поскольку, чтобы следить за временем, мы можем обойтись одними из двух часов, то представляется возможным заключить об умственных событиях, ссылаясь исключительно на физические события.
Возможность успеха такого предприятия гарантируется самим принципом окказионализма. Мы можем, таким образом, разработать полную теорию о способности мышления в терминах физических явлений, попытка чего и была фактически сделана материалистами XVIII в. и расширена бихевиористской психологией XX в. Так, далеко не сохраняя независимость души от тела, окказионализм в конечном счете делает душу излишней сущностью; или, если это будет предпочтительнее, он делает тело излишним. Какая бы точка зрения ни была принята, она плохо согласуется с христианскими принципами, и неудивительно, что работы Декарта нашли прочное место в индексах запрещенных книг, поскольку дело в том, что картезианство не может последовательно согласовываться со свободной волей (Index Librorum Prohibitorum - список книг, запрещенных папой для чтения католиками - один из документов "охоты за ведьмами". Выдается за стремление поддержать благонравие и веру в Бога). В конечном итоге жесткий детерминизм картезианских представлений о материальном мире, как физическом, так и биологическом, во многом содействовал распространению материализма в XVIII и XIX вв., особенно если рассматривать его в связи с ньютоновской физикой.
Картезианский дуализм является в конечном итоге результатом вполне общепринятого подхода к проблеме материи в техническом смысле, в каком схоласты применяли этот термин. Материя - это носитель качества, но сама она независима и неизменна. Декарт признавал материю и разум как две различные субстанции, которые, будучи каждая самодостаточной, не могут взаимодействовать никаким образом. Окказионалистское изобретение было введено для того, чтобы соединить разрыв. Ясно, однако, что если мы принимаем этот принцип, то почему бы нам не опираться на него во всем? Например, человек мог бы рассматривать каждый ум как свою собственную материю. Двигаясь в этом направлении, Лейбниц в своей теории о монадах развивает мысль о бесконечном множестве субстанций, все они независимы, но взаиморегулируются. В качестве альтернативы можно вернуться ко взгляду Парменида и считать, что существует только одна субстанция. Именно это направление было принято Спинозой, чья теория - возможно, самый последовательный и бескомпромиссный монизм, какой когда-либо был выработан.
Спиноза (1632-1677), родившийся в Амстердаме, происходил из еврейской семьи, чьи предки не так давно покинули свои дома в Португалии, чтобы найти место, где они могли бы поклоняться Богу по-своему, поскольку со времени изгнания мусульман из Испании и Португалии инквизиция установила господство религиозной нетерпимости, которое сделало жизнь нехристиан, мягко говоря, неудобной. Реформированная Голландия, которая сама воевала с испанской тиранией, предложила убежище этим жертвам преследований, и Амстердам стал домом для большой еврейской общины. В ней Спиноза и получил свое начальное воспитание и образование.
Но его сильному интеллекту было недостаточно этих традиционных занятий. Благодаря знанию латыни, он смог познакомиться с работами мыслителей, которые вызвали великое возрождение образования и развивали новую науку и философию. Вскоре он обнаружил, что не может оставаться в рамках ортодоксии, к великому замешательству его еврейской общины. Реформированные теологи были по-своему непримиримы, и чувствовалось, что любой ярко выраженный критический отказ от религии может нарушить общую атмосферу терпимости, преобладавшую тогда в Голландии. Спиноза был окончательно изгнан из своей синагоги, подвергшись всем проклятиям, какие есть в Библии.
Будучи по природе довольно робким, он был поэтому полностью изолирован и с тех пор жил тихо среди маленького круга друзей, зарабатывая на жизнь полировкой линз и посвящая себя философским размышлениям. Несмотря на уединенный образ жизни, слава о нем распространилась быстро, и позднее он переписывался со многими влиятельными поклонниками. Самым важным из них был Лейбниц, и известно, что они встречались в Гааге. Но Спиноза никогда не соглашался на то, чтобы его вытащили из уединения. В 1673 г. пфальцграф предложил ему место философа в Гейдельберге, но Спиноза вежливо отказался принять это предложение. Причины, по которым он отклонил эту честь, он объясняет. Прежде всего он говорит: "Я думаю, я должен бы был прекратить развивать философию, если бы я посвятил себя обучению молодых. Кроме того, я не знаю, в каких рамках должен придерживаться свободы философствования, поэтому я бы не хотел нарушать установленную религию... следовательно, вы поймете, что я уже не питаю надежд на лучшую судьбу, но воздерживаюсь от преподавания просто потому, что высоко ценю спокойствие, которое, я думаю, лучше всего я могу получить при такой жизни, как есть".
Работы Спинозы не очень объемны, но их содержание обнаруживает сжатость и логическую строгость, какие редко достигались. Его взгляды на Бога и религию ушли, однако, настолько далеко вперед от своего времени, что за его величественные этические теории его ругали как в его время, так и еще сотню лет спустя как за чудовищное зло. Его величайшую работу "Этика" считали настолько взрывоопасной, что опубликовали ее только после смерти Спинозы. Его политическая теория имеет много общего с теорией Гоббса. Однако, хотя у них много общих точек соприкосновения по чертам, которые они считают желательными в здоровом обществе, основы, заложенные в теории Спинозы, совершенно отличны. В то время как Гоббс основывал свое рассуждение на эмпирических данных, Спиноза выводит заключения из своей общей метафизической теории. Фактически, чтобы увидеть силу доводов Спинозы, следует рассматривать все его философские работы как один большой трактат. Отчасти по этой причине работы Спинозы производят меньшее впечатление, чем политические труды философов-эмпириков. Но следует помнить, что обсуждаемые им проблемы были тогда насущными и животрепещущими вопросами дня. Роль, которую играет свобода в функционировании политического организма, не была тогда такой заметной, какой она стала в XIX в.
Спиноза, в отличие от Гоббса, был поборником свободы мысли. Действительно, из его метафизики и этической теории следует, что только при этом условии государство может функционировать надлежащим образом. В "Теолого-политическом трактате" эта проблема усиленно обсуждается. Книга необычна тем, что к этим вопросам Спиноза подходит не напрямую, а через критику Библии. Он начинает с Ветхого Завета, развивая то, что позднее стало называться "высшей критикой". Рассмотрение исторических фактов, сообщаемых в Библии, приводит к выводу, что свобода мысли - это суть социальной жизни. Мы находим здесь забавное рассуждение: "И все же я должен признать, что из-за такой свободы временами могут возникать определенные неудобства. Но кто когда-либо мог устроить дела так мудро, что от этого не возникало никакого вреда? Тот, кто желает, чтобы все было подчинено законам, скорее вызовет несовершенство, чем уменьшит его. То, что нельзя запретить, должно быть разрешено, даже если иногда это вредно".
Спиноза отличается от Гоббса и тем, что не рассматривает демократию как наиболее разумную организацию общества. Самое разумное правительство издает здравые указы о том, в чем оно компетентно, и воздерживается от указаний в вопросах веры и образования. Все это возможно там, где есть политически ответственный и привилегированный класс, владеющий собственностью. При таком правительстве люди имеют наилучший шанс осуществить свои интеллектуальные возможности в смысле, какой вкладывает в это понятие Спиноза; и это, в терминах его метафизики, то, к чему должны стремиться человеческие существа. Что касается вопроса о наилучшем правительстве, фактически может быть верно, что торговое сообщество, деятельность которого зависит в какой-то степени от свободы и безопасности, имеет наилучшую возможность для развития либерального правления. Его родная Голландия подтверждает точку зрения Спинозы.
Обращаясь далее к "Этике", мы следуем порядку, в котором публиковались части системы Спинозы. Заглавие книги несколько уводит нас от ее содержания, поскольку здесь мы имеем прежде всего изложение метафизики Спинозы, которая содержит неясно выраженный рационалистический проект научного исследования природы. Это стало одной из основных интеллектуальных задач XVII в. Далее следуют учение о разуме, психология воли и чувств и, наконец, этическая теория, основанная на предшествующем изложении.
Вся работа изложена в духе Евклида. Спиноза начинает с определений и набора аксиом и из них извлекает набор утверждений, которые следуют со всеми требуемыми доказательствами, выводами и объяснениями. Эта манера философствования в наши дни не очень популярна. Для тех, кто не видит пользы ни в чем, кроме того, что только что выходит из печати, система Спинозы должна выглядеть действительно странным упражнением. Но в свое время она выглядела не такой возмутительной и по праву остается шедевром краткого и ясного рассуждения.
Первая часть касается Бога. Даны шесть определений, включая одно субстанции и одно - Бога, в соответствии с традиционными правилами схоластической философии. В качестве аксиом выдвигаются семь основных предположений, которые далее не подтверждаются. Отсюда и далее мы просто следуем за выводами, как у Евклида. Из того, как определяется субстанция, видно, что это должно быть нечто, полностью объясняющее самое себя. Субстанция должна быть бесконечной, в противном случае ее ограничения имели бы некоторое отношение к ней. Показано также, что может существовать только одна такая субстанция и ею оказывается мир в целом; сущность субстанции совпадает с сущностью Бога. Отсюда Бог и Вселенная, которая является сущностью всех вещей, - это одно и то же. Таково знаменитое пантеистическое учение Спинозы. Следует подчеркнуть, что тут нет и следа мистицизма. Весь вопрос в целом является своего рода упражнением в дедуктивной логике, опирающимся на ряд определений и аксиом, изложенных с невероятным остроумием. Это, возможно, - самый выдающийся пример системного построения в истории философии.
Отождествление Бога с природой было совершенно невыносимо для ортодоксов любого лагеря, и, как ни странно, это был результат простого дедуктивного доказательства. В том виде, в каком это учение изложено, оно вполне здраво, и если кто-то был обижен в своих заветных верованиях, то это просто показывает, что логика не обращает внимания на чувства. Если Бог и субстанция определены логично, то заключение Спинозы ни в чем не было ложным. В результате он имел право признать, что в его терминах было что-то особенное.
В связи с этой теорией Спиноза рассматривает способности человеческого ума как часть способностей ума Бога. Как и Декарт, он придерживается ясности и отчетливости, так как он считает, что "ложь состоит в недостатке понимания, то есть неправильном, искаженном или запутанном понимании идей". Если у нас будут четкие идеи, мы будем знать четкий порядок и связь вещей, которые будут такими же, как у идей. В природе ума - рассматривать вещи не как возможные, а как необходимые. Чем лучше мы достигаем этого, тем больше приближаемся к Богу, или, что то же самое, - к природе. Именно в этом контексте Спиноза высказал знаменитое суждение, что "в природе разума воспринимать вещи с некоей точки зрения, которая находится вне времени". Это, очевидно, следствие того факта, что разум видит вещи в их необходимости.
В третьей части "Этики" показано, что разум огражден от осознания видения всей Вселенной в ее совокупности:
этому препятствуют чувства. Движущая сила всех наших действий самосохранение.
Можно было бы подумать, что этот чисто эгоцентристский принцип несет в себе проклятие своекорыстного цинизма. Но это предположение совершенно ошибочно, поскольку в поисках преимуществ для себя человек рано или поздно начинает стремиться к единству с Богом. Чем скорее он достигнет этого, тем лучше он видит вещи "sub specie aetermitatis", то есть с вневременной точки зрения, с точки зрения вечности.
В последних двух разделах "Этики" представлена этика Спинозы как таковая. Человек находится в состоянии зависимости, поскольку на него влияют внешние обстоятельства и причины. Они включают все, что конечно. Поскольку же человек может достичь единства с Богом, он преодолевает воздействие внешних обстоятельств и причин; Вселенная же в целом не обусловлена ничем. Таким образом, посредством все большего и большего единения с целым человек достигает соответствующей меры свободы; свобода это именно независимость, или самоопределение человека. Истина только в Боге. Именно этим путем мы можем освободить себя от страха. Подобно Сократу и Платону Спиноза считает незнание первой причиной любого зла, а знание, в смысле большего понимания Вселенной, - единственным условием, способствующим мудрым и адекватным действиям. Но, в отличие от Сократа, он не думает о смерти. "Свободный человек, - замечает Спиноза, - ни о чем не думает так мало, как о смерти; и его мудрость заключена в размышлениях не о смерти, а о жизни". Поскольку зло отрицательно, Бог, или природа, будучи всем, не может быть злом. Все устроено к лучшему в этом одном единственно возможном мире. Практически человеку как существу конечному надлежит в целях самосохранения стремиться к достижению такой меры взаимодействия со Вселенной, какой он только может достичь.
Такова в общих чертах система Спинозы. Ее значение для прогресса науки в XVII в. заключается в неясно выраженном предположении о возможности глубоко детерминистского объяснения всего, что происходит во Вселенной. Фактически эта система - набросок для будущей разработки свода унифицированной науки. Сейчас такая попытка не считалась бы правильной при некоторых серьезных ограничениях. С этической точки зрения вовсе не обязательно думать, будто зло - чисто отрицательная вещь. Проявление большой жестокости, например, может иметь позитивные следствия, хотя и будет пятном в мировой истории. Может быть, именно на это намекает христианство в учении о первородном грехе. Спиноза ответил бы на это, что никакая жестокость никогда не может быть "sub specie aetermitatis", но ему было бы нелегко убедить в этом своих противников. Тем не менее система Спинозы остается одним из выдающихся памятников западной философии. Хотя строгость ее интонаций имеет определенный привкус Ветхого Завета, она одна из величайших попыток представить мир в духе греков, как вполне уразумеваемое целое.