Райан Нэн. Люби меня всю ночь

   Испытывая стыд, вину и досаду одновременно, она кинулась в дом, сожалея, что вышла на веранду и что он заметил ее. Ей так хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы они с Чарли могли отправиться вместе с Куртом на ярмарку. Как славно было бы прогуливаться втроем между киосками, покупая безделушки, выигрывая призы, лакомясь маринованными креветками, веселясь и развлекаясь, как все остальные мужчины, женщины и дети.
   Ей хотелось, чтобы Чарли увидел, как его отец выиграет скачки. Хотелось, чтобы они были там и, перегнувшись через поручень, восторженными криками приветствовали Рейдера, когда тот пересечет финишную линию.
   Хотелось, чтобы причина, которая подвигла Курта на участие в скачках, была другой и не давала ему возможности уехать.
   Хелен закрыла глаза и прикусила дрожащую губу, загадав свое последнее желание.
   Всем сердцем, всей душой она желала, чтобы могучий Рейдер проиграл скачки.
 
   Миновав обсаженную деревьями аллею, Курт повернул на север, к Спэниш-Форту.
   Он так и не сел в седло, не собираясь гнать жеребца восемь миль до города, и теперь неторопливо шагал рядом с ним. Не важно, если он утомится к началу скачек. Главное, чтобы Рейдер не устал.
   Прошлым вечером они с Джолли обсудили предстоящие скачки и разработали четкий план действий. Джолли будет ждать его на подходе к городу и возьмет на себя заботу о Рейдере. В городской конюшне не откажутся обслужить Джолли Граббса, а вот Курту могут дать от ворот поворот. Поэтому на Джолли возлагалась обязанность проследить, чтобы жеребец был накормлен, напоен и хорошо отдохнул перед скачками.
 
   Хелен ждала до восьми утра.
   Солнце уже высоко сияло на небе, когда она направилась к пристройке будить Чарли. Сознавая, что сегодня, возможно, последний день, который мальчик проводит на ферме, Хелен решила, что будет держать свои тревоги при себе и постарается сделать этот день счастливым для них обоих.
   Осторожно постучав в дверь и окликнув Чарли, она вошла внутрь, на цыпочках приблизилась к постели и улыбнулась при виде спящего малыша, лежавшего на животе в обнимку с подушкой.
   Ее взгляд задержался на ангельском личике ребенка, затем переместился на пустую подушку рядом. На белоснежной, отделанной кружевом наволочке виднелась глубокая вмятина, оставленная головой Курта. Импульсивно Хелен схватила подушку, поднесла к лицу и вдохнула чистый особый запах мужчины, чья темноволосая голова еще недавно покоилась на ней.
   Прижимая к себе подушку, она смотрела на пустое место на мягкой пуховой постели, пытаясь представить себе Курта Нортвея. Как он спит: на спине или животе? Кладет ли руки под голову или раскидывает по сторонам? Спит спокойно, как его очаровательный сын? Или ворочается в постели? Спит в ночной рубашке до колен, такой же, как у Чарли? Или в белом нижнем белье? И как выглядит его смуглый торс с широкими плечами, развитой мускулатурой и стройной талией на фоне белоснежных простыней?
   По спине побежали мурашки, и Хелен поспешно положила подушку на место.
   – Чарли, – снова окликнула она ребенка. – Чарли, пора завтракать. – Она опустилась на колени.
   Белокурая головка приподнялась. Чарли повернулся на бок, улыбнулся ей, затем перевернулся на спину и сел на постели, опираясь на вытянутые руки.
   – Капитан уже ушел? – Его предупредили, что у отца важное дело в Спэниш-Форте и его не будет весь день.
   Хелен кивнула:
   – Рано утром.
   Чарли свесил ножки с постели, соскользнул на пол и выпрямился перед стоявшей на коленях Хелен, прислонившись спиной к кровати и теребя пальцами ночную рубашку.
   – Ты не забыла, что обещала?
   Улыбнувшись, Хелен обхватила ладонями его тоненькую талию.
   – Конечно, нет.
   Чарли вывернулся из ее рук.
   – Я буду завтракать в доме.
   – Конечно. Мы поедим за кухонным столом.
   – А потом… – он округлил глаза, – мы будем печь пряничных человечков!
   – Не сразу, – сказала Хелен. – Выпечкой займемся во второй половине дня, когда закончим все хозяйственные дела. После обеда немного отдохнем, а потом будем печь пряничных человечков. Хорошо?
   Хелен поднялась на ноги.
   – Хорошо! – Чарли захлопал в ладоши. Затем на мгновение нахмурился и бросился к комоду. – Только вначале нужно сделать одно дело. Ты мне поможешь?
   – Конечно, – отозвалась она, полагая, что он хочет, чтобы она помогла ему одеться.
   Но Чарли выдвинул нижний ящик и схватил в охапку всю свою одежду.
   – Подожди, – сказала Хелен, снисходительно улыбаясь. – Тебе нужна только одна рубашка и одни…
   Чарли замотал золотистой головкой:
   – Нет, капитан сказал, чтобы я… чтобы…
   – Что, Чарли? Что сказал капитан?
   – Чтобы я собрал свою одежду к тому времени, как он вернется, – сообщил мальчик.
   Бесхитростное заявление ребенка буквально сразило Хелен, и она в изнеможении опустилась на край постели.
   – Почему? – поинтересовалась она с напускной беспечностью. – Почему капитан велел собрать тебе всю одежду? – Она затаила дыхание в ожидании ответа.
   Прижимая к себе ворох детских рубашек, Чарли пожал плечами:
   – Не знаю.
   Хелен, улыбнувшись, кивнула:
   – Я помогу тебе. Когда капитан вернется, все будет собрано.
   Она опустилась на колени рядом с мальчиком и дрожащими руками принялась вынимать из ящика аккуратно сложенные детские вещи. Когда ящик опустел, а вся одежда Чарли перекочевала на стол, покрытый бело-голубой скатертью, Хелен с притворной веселостью воскликнула:
   – Я умираю от голода! Быстренько одевайся и пойдем поедим чего-нибудь вкусненького.
   Чарли схватился за подол ночной рубашки, намереваясь стянуть ее через голову, но вовремя вспомнил о скромности и приказал:
   – Отвернись!
   Хелен улыбнулась.
   – Я подожду тебя снаружи. – Она выскользнула за дверь, радуясь возможности побыть одной, чтобы взять себя в руки.
   Спустя считанные мгновения на крыльцо выбежал Чарли и вприпрыжку помчался к дому, опередив Хелен и громко призывая Доминика. Кот, дремавший на солнышке за колодцем, поднял голову и, когда мальчик поравнялся с ним, приветственно мяукнул.
   Восторженно взвизгнув, Чарли кинулся к нему. Доминик метнулся прочь, но вскоре остановился, позволив догнать себя. Присев на корточки, Чарли подхватил его на руки и выпрямился.
   Следуя за Чарли, тащившим к дому на удивление кроткого Доминика, Хелен смеялась, несмотря на все свои тревоги. Очаровательный малыш покорил сердце даже ее строптивого кота.
 
   «Запись желающих принять участие в скачках» – гласила вывеска, красовавшаяся над дощатым столом, сооруженным в двух шагах от овального трека, где обычно устраивались скачки. В тени близлежащих деревьев толпились мужчины. Все разговоры крутились вокруг предстоящих состязаний, касалось ли это родословных лошадей или ставок, сделанных на фаворитов.
   Большинство мужчин сходились во мнении, что исход скачек предрешен. Найлз Ловлесс выставил черного рысака, которого приобрел за бешеные деньги прошлой весной в Луисвилле. Породистый четырехлеток происходил от одной из самых быстроногих лошадей, когда-либо выведенных в Кентукки. И хотя в числе участников состязаний значилась еще пара скакунов, имевших неплохие родословные, им было далеко до жеребца Найлза.
   Незадолго до полудня Курт направился к овальному треку, сознательно обойдя стороной шумную ярмарочную площадь. Не обращая внимания на любопытные взгляды, он протолкнулся через уплотнившиеся ряды мужчин и подошел к столу, где шла запись участников.
   Упитанный краснолицый мужчина с кустистыми бровями и бакенбардами поднял на него глаза и нахмурился:
   – Это округ Болдуин, Алабама, янки! Мы не желаем, чтобы такие типы, как ты, околачивались на ярмарке среди наших женщин и детей.
   В наступившей тишине все взоры обратились на высокого темноволосого мужчину, стоявшего у стола.
   – Что-то я не вижу здесь женщин и детей, – невозмутимо отозвался Курт. – В любом случае я пришел не на ярмарку, а на скачки. И хотел бы записать своего коня.
   Джеффри Старк, толстяк, восседавший за столом, презрительно фыркнул:
   – Чего-чего?
   Курт терпеливо повторил:
   – Я хочу записать своего чистокровного жеребца для участия в скачках.
   Старк злобно усмехнулся:
   – Забирай свою доходягу и проваливай. Здесь тебе ничего не светит.
   – В газете сказано, что скачки открыты для всех, – напомнил Курт.
   – Для всех, кроме янки, – заявил Старк и обвел взглядом толпу, встретившую его слова одобрительным смехом.
   Курт не двинулся с места.
   – Мое имя Нортвей. – Он произнес свое имя по буквам. – Запишите. Я сам буду участвовать в скачках.
   Старк перестал смеяться.
   – Я же сказал, что не будешь.
   – Будет, – раздался властный голос из-за спин собравшихся.
   Все головы повернулись к шерифу Брайану Куперу. Он протиснулся сквозь толпу и остановился рядом с Куртом.
   – Внесите его имя в список, – спокойно сказал шериф, – и пусть занимает место у стартовой линии.
   Старк побагровел. Кустистые брови сошлись на переносице.
   – Какого дьявола, шериф? Чего вы добиваетесь? – прорычал он.
   – Исполнения закона, – бросил Куп. Сунув большие пальцы рук за кожаный ремень, низко сидевший на поясе, он медленно повернулся к толпе: – У кого-нибудь еще есть претензии по поводу записи? – поинтересовался он. – Если да, давайте разберемся с этим прямо сейчас.
   Претензий не оказалось.
   Однако такой поворот событий не понравился Найлзу Ловлессу, стоявшему позади толпы в окружении своих приспешников.
   Чуть позже, когда Курт проходил мимо, Найлз Ловлесс бросил на него пристальный взгляд.
   Курт помедлил и протянул руку:
   – Мы, кажется, встречались. Ловлесс, не так ли?
   Найлз неохотно пожал руку Курту.
   – Насколько я понимаю, вы собираетесь выставить своего гнедого в сегодняшних скачках?
   – Есть такая идея.
   – И кто же поскачет на нем?
   Курт пожал плечами:
   – Я.
   Найлз хмыкнул, а его свита разразилась хохотом.
   – Вам не кажется, что вы несколько тяжеловаты для жокея?
   – Рейдер так не считает.
   – Продайте мне своего гнедого, Нортвей. Советую сделать это сейчас, до скачек. Вряд ли это предложение останется в силе после того, как мой жеребец оставит его далеко позади.
   – Рейдер не продается ни до, ни после скачек. – Курт двинулся прочь, затем остановился и, обернувшись, поинтересовался: – Кстати, Ловлесс, вы, случайно, не знаете, который час?
   Найлз машинально сунул руку в кармашек жилета, забыв, что там нет часов, и покраснел, когда, подняв глаза, перехватил понимающую усмешку янки.
   Курт повернулся и зашагал прочь.
   Найлз Ловлесс скрипнул зубами.
   – Черт бы побрал этого наглого янки! – пробормотал он себе под нос.

Глава 23

   Второй раз за этот день Хелен сидела напротив Чарли за кухонным столом, рассеянно слушая оживленную болтовню мальчика и не переставая гадать, где находится его отец в этот самый момент. Поел он? Или вынужден голодать весь день? Впрочем, ей нет до этого дела.
   – Допивай молоко, – перебила она мальчика.
   Очистив тарелку, Чарли сдернул завязанную под подбородком салфетку и спросил:
   – Уже пора?
   Хелен рассмеялась, покачав головой. Все утро он спрашивал, когда наконец они будут печь пряничных человечков, и каждый раз она напоминала ему о делах, которые они должны прежде сделать.
   – Нет, – ответила она в сотый раз. – Но теперь уже скоро.
   Хелен, хоть и дорожила этими последними часами, проведенными в обществе Чарли, не могла не торопить время.
   Ей не терпелось узнать, чем кончились скачки. Неопределенность сводила с ума. Для нее было бы лучше, если бы Нортвей не получил призовых денег, в то же время она хотела, чтобы Рейдер выиграл скачки.
   Какая чудесная это была бы победа! Она представляла себе мощного жеребца, несущегося по овальному треку, оставив далеко позади соперников, и пересекающего финишную линию в сиянии славы.
   И Найлза Ловлесса, кусающего от досады локти.
   И все же Хелен молила Бога, чтобы Рейдер проиграл. Если он выиграет, Нортвей с Чарли уедут и ее надежда сохранить ферму рухнет.
   Время шло, напряжение становилось невыносимым. Каждые полчаса, услышав бой напольных часов в прихожей, Хелен вздрагивала.
   Миновал полдень. Они убрали со стола и вымыли посуду. К часу дня, измученная пыткой ожидания, Хелен пожалела, что не пошла на ярмарку, а в час тридцать готова была на все, лишь бы узнать, что происходит в городе.
 
   Часы на высокой башне методистской церкви пробили два.
   Курт лениво качнулся на стуле, упершись спинкой в стену салуна «Красная роза». По случаю ярмарки салун был закрыт, и Мэйн-стрит казалась непривычно пустынной.
   Сытно пообедав в обществе шерифа Купера и Эм Элликот, Курт сидел на солнышке и дремал, уверенный, что Рейдер выиграет скачки. А сам он получит деньги.
   Он даже решил, на что их потратить.
   Разморенный теплом, он не заметил, как заснул, сцепив на животе пальцы и вытянув длинные ноги.
   По пустой улице медленно катила карета. Сидевшая в ней дама, заметив одинокого мужчину, узнала его. Постучав в крышу кареты, она велела кучеру остановиться.
   Сквозь дремоту Курт почувствовал чье-то присутствие, осторожно приоткрыл глаза и увидел переливающийся розовый шелк.
   Подняв веки, он медленно прошелся взглядом по широким розовым юбкам, осиной талии и пышной груди, видневшейся в низком вырезе платья.
   Наконец его взгляд добрался до красивого лица, обрамленного замысловато уложенными темными волосами.
   Женщина улыбнулась. Курт начал подниматься.
   – Нет-нет. – Ясмин Парнелл подняла руку. – Сидите.
   – Вам не следует здесь находиться, миссис Парнелл.
   – Почему? – Ясмин приподняла брови. – Разве мне что-нибудь угрожает, капитан?
   – Да, – улыбнулся Курт. – Вы можете выскочить из собственного платья.
   Ясмин рассмеялась.
   – Значит, вы заметили, что я женщина?
   – Заметил.
   – Я рада. – Она с любопытством огляделась. – Признаться, я на это надеялась. Я еду на ярмарку. Вы, кажется, собираетесь участвовать в скачках?
   Он кивнул.
   – Рассчитываете выиграть?
   – Я в этом просто уверен.
   – Чисто мужская самоуверенность! Мне это нравится. – Она улыбнулась и добавила: – Я люблю победителей. Если победите, приезжайте ко мне. Мы отметим это шампанским. – Она облизнула розовые губы. – Победитель получает все, капитан.
   Курт вскинул бровь.
   – А как же Найлз Ловлесс?
   Кокетливая улыбка исчезла с ее лица.
   – Не понимаю, о чем это вы?
   – Понимаете, миссис Парнелл.
   – Как вы смеете намекать, что я… что мистер Ловлесс… Он женатый человек, и я не обязана выслушивать все эти гнусные обвинения!
   – Конечно, мэм.
   Ясмин вызывающе подбоченилась.
   – Вот что, янки. Если вы посмеете хотя бы намекнуть кому-нибудь, что…
   – Я сохраню вашу тайну.
   – Вы мне не нравитесь, Нортвей, – злобно произнесла она. – Вы наглый мерзавец, уверенный, что каждая женщина только и мечтает, что переспать с вами. Так вот, есть одна, которой это не нужно! – Ясмин круто повернулась и поспешила к своей карете. Уязвленная его отказом, она затаила жажду мести.
   Кипя от гнева, Ясмин прибыла на ярмарку и, не теряя времени, принялась нашептывать знакомым дамам, что янки и Хелен любовники, она знает это доподлинно.
   Ясмин не сомневалась, что смуглый красавец янки отверг ее только потому, что завел роман с изголодавшейся по любви Хелен Кортни. Черт бы побрал эту лицемерную страдалицу Хелен! Постыдилась бы.
   Подумать только, спать с грязным янки!
   Ко времени начала скачек Ясмин вместе со своей подругой, миловидной толстушкой Пэтси Ловлесс, заняла место у овального трека в ожидании победы Найлза. За несколько минут до начала к ним присоединился Найлз. Ясмин собственническим жестом взяла его под руку, одарив улыбкой. Найлз нервно прочистил горло и другой рукой обвил талию Пэтси.
   Толпа, собравшаяся вокруг трека, начала проявлять признаки нетерпения. С каждой минутой волнение нарастало.
   Джолли Граббс стоял, облокотившись о поручень, у самого финиша. Он произнес короткую молитву, когда участники скачек приблизились к линии старта.
   Четырнадцать нервных, возбужденных чистокровок заняли исходные позиции. Рейдер шел под номером десять. Под номером один был записан черный жеребец Найлза Ловлесса с сорокапятифунтовым жокеем на спине.
   Наконец часы на башне методистской церкви пробили четыре. Толпа взревела. Грянул выстрел, и лошади рванулись вперед.
   Скачки начались.

Глава 24

   Сердце Хелен екнуло, когда напольные часы в прихожей пробили четыре. Она все быстрее и яростнее взбивала масло в большой глиняной миске.
   – Ты брызгаешься! – закричал Чарли.
   Он сидел на кухонной тумбочке с завязанным вокруг талии полотенцем, сжимая в руке свежеиспеченного пряничного человечка с отъеденной головой. Босой, с мукой на кончике носа и жирными пятнами на рубашке, он был с ног до головы покрыт капельками свежего масла, блестевшими на его импровизированном фартуке, лице, волосах и даже ногах.
   Хелен позволила ему взбивать первую порцию, то и дело повторяя: «Чарли, старайся не брызгать» – и теперь ему стало смешно, когда он ей сказал то же самое:
   – Хелен, ты брызгаешься!
   Хелен опомнилась и рассмеялась вместе с ним. Вот уж действительно! Капельки масла покрывали ее фартук и платье. Подмигнув Чарли, она поставила миску на тумбочку и, обмакнув палец в масло, коснулась кончика его носа. Он хихикнул, стер его тыльной стороной ладошки, сунул палец в масло и мазнул Хелен по подбородку. Она попыталась слизнуть его языком, рассмешив мальчика еще больше.
   Время близилось к шести, когда они наконец испекли и украсили несколько дюжин пряничных человечков. Еще полчаса ушло на то, чтобы навести порядок в кухне. И чуть больше – чтобы привести в порядок себя.
   Но когда все дела были закончены, время по-настоящему застопорилось для Хелен. Она не представляла, когда ждать Нортвея. Если Рейдер выиграл скачки, у Курта могло возникнуть желание отпраздновать победу. Он мог пойти в салун, чтобы выпить. Или сыграть в карты. Или заняться чем-нибудь похуже.
   Впрочем, не все ли равно? Завтра он уезжает, и совершенно не важно, как он проводит свой последний вечер в Алабаме.
   Когда тени удлинились, Хелен принялась беспокойно расхаживать по гостиной. Чарли заметил, что она нервничает, и спросил, что случилось. Хелен заверила его, что все в порядке, просто в доме немного душно, и поинтересовалась, не хочет ли он выйти на воздух.
   Не успела она договорить, как Чарли выскочил наружу, и Хелен поспешила следом.
   Июньское солнце садилось за заливом. Раскачиваясь в своем любимом кресле-качалке с плетеным сиденьем, Хелен наблюдала за мальчиком, ловившим светлячков на переднем дворе. Каждые пять минут она вставала, обходила дом и вглядывалась в обсаженную деревьями аллею. Затем, вздохнув, возвращалась назад.
   Наконец она услышала отдаленный стук копыт. Чарли тоже его услышал.
   – Капитан возвращается! – крикнул он, поставил на землю банку со светлячками, велел Доминику сторожить ее и стремглав понесся за дом.
   Хелен последовала за ним с лихорадочно бьющимся сердцем.
   Из подъездной аллеи показался Курт Нортвей. Последние лучи заходящего солнца золотили его черные волосы. Он улыбался.
   Рейдер выиграл.
   Хелен стало дурно.
   Курт натянул поводья и спешился. В правой руке он держал новенький саквояж. Хелен схватилась рукой за горло.
   Едва заметно кивнув Хелен, Курт улыбнулся сыну.
   – Ты собрал свои вещи?
   Чарли энергично закивал.
   – Хелен помогла мне.
   – Отлично, – сказал Курт. Поставив саквояж на землю, он обратился к Чарли: – Я привез тебе подарок.
   Мальчик шагнул вперед.
   – Подарок? Какой?
   Курт вытащил из потертых седельных сумок небольшую коробку и вручил сыну. Чарли нетерпеливо сорвал крышку, заглянул внутрь и радостно вскрикнул при виде ярко раскрашенных игрушечных солдатиков. Затем повернулся к Хелен и продемонстрировал ей свое сокровище. Хелен изобразила восторг.
   Чарли снова повернулся к отцу, его глаза сияли от счастья.
   – Спасибо, капитан.
   С прижатой к груди коробкой он выглядел таким трогательным, что Курт едва сдержался, чтобы не обнять его, подхватив на руки.
   – Пожалуйста, – сказал он.
   – Можно, я высыплю их на кровать?
   – Конечно. Захвати с собой саквояж.
   – Хорошо, капитан. – Он потянулся к саквояжу, но Курт остановил его.
   Он поднял саквояж и, повернувшись к Рейдеру, приказал ему взять саквояж и следовать за мальчиком к амбару. Чарли рассмеялся, когда огромный жеребец, издав короткое ржание и тряхнув головой, крепко сжал в зубах ручку саквояжа, протянутого ему Куртом. С саквояжем в зубах могучее животное послушно двинулось следом за счастливо улыбающимся малышом, который гордо нес под мышкой коробку с оловянными солдатиками.
   Хелен и Курт остались одни.
   – Вы ни о чем не хотите меня спросить?
   – Все и так ясно, – уныло отозвалась она. – Вы победили. Поздравляю.
   Его красивое лицо расплылось в широкой ухмылке.
   – Рейдер обошел своего ближайшего соперника – черного жеребца Найлза Ловлесса – на десять корпусов. Выиграл и даже не вспотел.
   Хелен попыталась улыбнуться, но без особого успеха.
   – Я очень рада, – произнесла она уныло.
   – Судя по вашему тону, этого не скажешь.
   – Извините. – Она тяжело вздохнула и посмотрела на него в упор. – Так когда же… вы уезжаете?
   – А вы хотите, чтобы я уехал?
   Опустив голову, Хелен подтолкнула носком башмака небольшой камень.
   – Рейдер выиграл скачки. Теперь у вас достаточно денег, чтобы вернуться в Мэриленд.
   – Вообще-то нет, – возразил Курт с улыбкой.
   Хелен резко вскинула голову.
   – Вам недостаточно сотни долларов, чтобы добраться до Мэриленда? Многие семьи живут целый год на меньшую сумму.
   – У меня нет сотни долларов.
   – Нет? Вы потратили деньги?
   – Да, мэм.
   – Все?
   – Почти. – Он скрестил руки на груди, ожидая дальнейших вопросов, но Хелен молчала, не сводя с него ошарашенного взгляда. – Вы не хотите узнать, на что я их потратил?
   – Нет. Это меня не касается.
   – На упряжку тягловых лошадей взамен старины Дьюка. Я приобрел пару крепких серых лошадок за семьдесят долларов. Их доставят завтра утром.
   Хелен изумленно приоткрыла рот. Уж не ослышалась ли она?
   – Но… я думала… Вы купили саквояж, велели Чарли собрать…
   – …его поношенную одежонку, – закончил за нее Курт. – Чтобы мы могли ее сжечь. Я купил Чарли новую одежду на оставшиеся деньги. – Он тепло рассмеялся. – Так что завтра к полудню я буду снова пахать ваши поля.
   Хелен лишилась дара речи.
   Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Курт остается! Он потратил выигранные деньги на тягловых лошадей, чтобы помочь ей сохранить ферму. Он мог взять Чарли и гордо удалиться, но не стал этого делать. Сердце гулко билось у нее в груди. Ей хотелось броситься ему на шею и крепко обнять.
   – Даже не знаю, что сказать, – произнесла она наконец. – Я думала… что… после моей глупой угрозы…
   – Я знал, что это несерьезно. Вы не собирались выставлять меня с фермы, а я не собирался уезжать. – Курт улыбнулся. – Надеюсь, вы понимаете, почему я никогда не допущу, чтобы Рейдер тащил плуг?
   Хелен кивнула:
   – Да. Я так благодарна вам. – Боясь сказать что-нибудь лишнее от избытка чувств, она лишь произнесла: – Вы, наверное, устали. Спокойной ночи. – И повернулась, собираясь уйти.
   – Погодите. – Курт поймал ее за локоть и, сунув руку в нагрудный карман, извлек небольшую коробочку. – Я купил вам маленький подарок.
   Глаза Хелен округлились.
   – Мне?
   – Так, ничего особенного, – сказал Курт извиняющимся тоном.
   Хелен нетерпеливо открыла коробочку и вытащила изящную перламутровую заколку.
   – Это для волос, – сообщил он. – Я заметил такую же у вашей подруги Эммы вчера и подумал, что вам, возможно, тоже понравится. – Он пожал плечами. – Можете ее не носить, если не хотите, просто…
   Хелен сунула коробочку ему в руки, вдела заколку в волосы и защелкнула.
   – Она очень красивая. Спасибо, капитан.
   Хелен выглядела такой очаровательной, стоя в ранних сумерках с новой заколкой в золотистых волосах, что Курт едва удержался, чтобы не заключить ее в объятия.
   Он улыбнулся:
   – Пожалуйста, миссис Кортни.

Глава 25

   В понедельник утром Найлз Ловлесс пребывал в отвратительном настроении.
   Он сидел за массивным письменным столом в своей конторе на Мэйн-стрит. В просторной комнате было полутемно. Найлз не поднял жалюзи и не отпер входную дверь. Он не желал никого видеть. Голова раскалывалась от боли.
   Его лучший скакун проиграл на воскресных скачках. И кому? Презренному янки!
   После этого он немедленно отбыл домой, прихватив с собой Пэтси. Под предлогом, что у него дела в конторе, Найлз высадил Пэтси возле дома и направился прямиком к Ясмин Парнелл, однако не застал ее дома. Он вошел, налил себе виски и поднялся наверх.
   Найлз был пьян и зол, когда Ясмин наконец явилась домой в семь часов вечера. И еще больше разозлился, когда она отвергла его любовные притязания, заявив, что хочет отдохнуть и переодеться, прежде чем идти на танцы на ярмарке, и, словно капризного ребенка, отослала его домой, к жене. Дома Пэтси, не стесняясь в выражениях, отчитала его за опоздание к обеду и исходивший от него запах спиртного, после чего, обиженно надувшись, взбежала вверх по лестнице и заперлась в его собственной спальне.