Страница:
– И вы бегали по этим ступенькам, считая их на ходу, – с улыбкой предположил Курт, по-прежнему созерцая захватывающий дух пейзаж, расстилавшийся у их ног.
Улыбнувшись, Хелен взглянула на него.
– О да. Но это было так давно. Ступеньки разрушились от дождей и сползли вниз, а тропа, которую дедушка расчистил для них, почти совсем заросла. – Хелен отвернулась. – Теперь это владения Доминика. Думаю, нам пора приступить к стрижке.
– Вы правы, – отозвался Курт и начал расстегивать рубашку.
Хелен подошла к стулу и взяла с сиденья ножницы, расческу и зеркальце.
– Капитан, я приготовила для вас полотенце… – Она повернулась и резко отпрянула, увидев прямо перед собой его широкую голую грудь.
Курт слегка придержал ее за талию.
– Вы в порядке?
– Да, конечно… просто я не думала, что вы так близко. Вообще-то я не ожидала, капитан, что вы снимете рубашку.
– Но ведь вы будете стричь меня… Если хотите, я могу снова ее надеть.
– Нет-нет. Конечно, нет, – сказала Хелен, поспешно отведя взгляд от его обнаженного торса.
Однако она успела заметить стройную, как у юноши, талию, литые мышцы и влажные от испарины упругие волоски на груди.
– Я… сядьте, пожалуйста.
Курт кивнул, взял у нее полотенце и сел на стул.
– Что я должен делать? – спросил он.
Хелен с трудом подавила желание крикнуть: «Надеть рубашку и уйти». Но вместо этого сказала:
– Накиньте полотенце на плечи, чтобы волосы не попали на… на…
– Понятно, – сказал Курт. Развернув полотенце, он набросил его на плечи. – Готово.
– Держите, – велела Хелен, вручив ему зеркало и расческу.
Понимая, что не может тянуть до бесконечности, она встала у него за спиной, нагнула его голову вперед и взяла длинную вьющуюся прядь, поразившись ее мягкости и шелковистости. Ощущение было таким приятным, что Хелен поймала себя на желании отложить ножницы в сторону и погрузить обе руки в блестящие черные волосы.
– Вы успели отрастить настоящую гриву, – заметила она, чтобы нарушить неловкое молчание, сжимая в пальцах густой завиток. В горле у нее пересохло, и она облизнула губы.
– Отрезайте сколько сочтете нужным, – отозвался Курт, недоумевая, почему она медлит.
Он не видел, как Хелен на секунду закрыла глаза и тряхнула головой, чтобы унять волнение. Не видел и трогательную смесь нежности и печали, отразившуюся на ее лице, когда наконец она отрезала прядь волос. Не видел, как она неохотно разжала пальцы, позволив отрезанному завитку соскользнуть с ее ладони и медленно упасть на простыню, расстеленную на полу.
Курт не имел понятия, каких усилий ей стоило оставаться спокойной и невозмутимой, пока она стригла его. Но когда Хелен оказалась прямо перед ним, он заметил, что она прикусила нижнюю губу, а руки ее слегка дрожат.
В мгновение ока Курт тоже напрягся. Нет, он не опасался, что она случайно поранит его ножницами.
Работая, она придвинулась чуть ближе и неосознанно встала между его раздвинутыми коленями. Послушно выполняя ее короткие приказы: «Дайте расческу», «Возьмите расческу», «Сидите смирно», «Закройте глаза», Курт вдыхал исходящий от нее едва уловимый аромат сиреневого мыла и боролся с желанием вдохнуть поглубже.
Курт старался держать глаза закрытыми по двум причинам. Во-первых, не хотел, чтобы волосы попали в глаза, во-вторых, не желал открыто пялиться на нее.
Правда, последнее оказалось ему не по силам.
Сузив глаза до крохотных щелочек, Курт наблюдал за легким покачиванием ее упругой груди, находившейся в нескольких дюймах от его лица. Он чувствовал, как напрягаются под узкими брюками мускулы бедер и непроизвольно сокращаются мышцы живота.
Намереваясь лишь украдкой взглянуть на ее лицо, он медленно поднял взгляд, но добрался только до открытого ворота ее светлого платья. Стройная шея Хелен влажно поблескивала. Глядя на бисеринку пота, медленно стекавшую по ее шее, Курт ощутил неодолимое желание привлечь ее к себе и слизнуть сверкающую капельку с разгоряченной кожи.
Его руки, лежавшие на бедрах, нервно шевельнулись, длинные пальцы напряглись, впившись в обтянутую брюками плоть.
Хелен обдало теплом его тела. У нее было такое ощущение, словно она прижимается к его обнаженной груди. Сердце ее оглушительно забилось, дыхание стало прерывистым.
Курт видел пульсирующую жилку на изящной шее Хелен и ощущал такую же пульсацию у себя на виске. По его вздымающейся груди текли струйки пота, устремившись к напряженным мышцам живота.
Хелен помедлила с ножницами в руке, прижав тыльную сторону ладони к влажному лбу.
Курт чувствовал, что должен что-то сказать, снять напряжение, становившееся нестерпимым.
– Ужасно душно сегодня.
Хелен кивнула:
– Да, ни ветерка.
– Наверное, к вечеру пойдет дождь.
– Вполне возможно.
Напряженные и разгоряченные, они говорили о погоде, о наступающем сезоне гроз, старательно избегая встречаться взглядами. Холодными как лед пальцами, несмотря на жар во всем теле, Хелен продолжала торопливо стричь угольно-черные пряди, отчаянно желая закончить.
– Ну вот, – сказала она, облегченно вздохнув, и отступила на шаг, – с этим покончено.
– Вы уверены? – тихо спросил Курт, и она поняла, что он имеет в виду отнюдь не стрижку. Он поднялся, позволив полотенцу соскользнуть с плеч.
– Да, – твердо ответила Хелен. – Абсолютно уверена.
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Улыбнувшись, Хелен взглянула на него.
– О да. Но это было так давно. Ступеньки разрушились от дождей и сползли вниз, а тропа, которую дедушка расчистил для них, почти совсем заросла. – Хелен отвернулась. – Теперь это владения Доминика. Думаю, нам пора приступить к стрижке.
– Вы правы, – отозвался Курт и начал расстегивать рубашку.
Хелен подошла к стулу и взяла с сиденья ножницы, расческу и зеркальце.
– Капитан, я приготовила для вас полотенце… – Она повернулась и резко отпрянула, увидев прямо перед собой его широкую голую грудь.
Курт слегка придержал ее за талию.
– Вы в порядке?
– Да, конечно… просто я не думала, что вы так близко. Вообще-то я не ожидала, капитан, что вы снимете рубашку.
– Но ведь вы будете стричь меня… Если хотите, я могу снова ее надеть.
– Нет-нет. Конечно, нет, – сказала Хелен, поспешно отведя взгляд от его обнаженного торса.
Однако она успела заметить стройную, как у юноши, талию, литые мышцы и влажные от испарины упругие волоски на груди.
– Я… сядьте, пожалуйста.
Курт кивнул, взял у нее полотенце и сел на стул.
– Что я должен делать? – спросил он.
Хелен с трудом подавила желание крикнуть: «Надеть рубашку и уйти». Но вместо этого сказала:
– Накиньте полотенце на плечи, чтобы волосы не попали на… на…
– Понятно, – сказал Курт. Развернув полотенце, он набросил его на плечи. – Готово.
– Держите, – велела Хелен, вручив ему зеркало и расческу.
Понимая, что не может тянуть до бесконечности, она встала у него за спиной, нагнула его голову вперед и взяла длинную вьющуюся прядь, поразившись ее мягкости и шелковистости. Ощущение было таким приятным, что Хелен поймала себя на желании отложить ножницы в сторону и погрузить обе руки в блестящие черные волосы.
– Вы успели отрастить настоящую гриву, – заметила она, чтобы нарушить неловкое молчание, сжимая в пальцах густой завиток. В горле у нее пересохло, и она облизнула губы.
– Отрезайте сколько сочтете нужным, – отозвался Курт, недоумевая, почему она медлит.
Он не видел, как Хелен на секунду закрыла глаза и тряхнула головой, чтобы унять волнение. Не видел и трогательную смесь нежности и печали, отразившуюся на ее лице, когда наконец она отрезала прядь волос. Не видел, как она неохотно разжала пальцы, позволив отрезанному завитку соскользнуть с ее ладони и медленно упасть на простыню, расстеленную на полу.
Курт не имел понятия, каких усилий ей стоило оставаться спокойной и невозмутимой, пока она стригла его. Но когда Хелен оказалась прямо перед ним, он заметил, что она прикусила нижнюю губу, а руки ее слегка дрожат.
В мгновение ока Курт тоже напрягся. Нет, он не опасался, что она случайно поранит его ножницами.
Работая, она придвинулась чуть ближе и неосознанно встала между его раздвинутыми коленями. Послушно выполняя ее короткие приказы: «Дайте расческу», «Возьмите расческу», «Сидите смирно», «Закройте глаза», Курт вдыхал исходящий от нее едва уловимый аромат сиреневого мыла и боролся с желанием вдохнуть поглубже.
Курт старался держать глаза закрытыми по двум причинам. Во-первых, не хотел, чтобы волосы попали в глаза, во-вторых, не желал открыто пялиться на нее.
Правда, последнее оказалось ему не по силам.
Сузив глаза до крохотных щелочек, Курт наблюдал за легким покачиванием ее упругой груди, находившейся в нескольких дюймах от его лица. Он чувствовал, как напрягаются под узкими брюками мускулы бедер и непроизвольно сокращаются мышцы живота.
Намереваясь лишь украдкой взглянуть на ее лицо, он медленно поднял взгляд, но добрался только до открытого ворота ее светлого платья. Стройная шея Хелен влажно поблескивала. Глядя на бисеринку пота, медленно стекавшую по ее шее, Курт ощутил неодолимое желание привлечь ее к себе и слизнуть сверкающую капельку с разгоряченной кожи.
Его руки, лежавшие на бедрах, нервно шевельнулись, длинные пальцы напряглись, впившись в обтянутую брюками плоть.
Хелен обдало теплом его тела. У нее было такое ощущение, словно она прижимается к его обнаженной груди. Сердце ее оглушительно забилось, дыхание стало прерывистым.
Курт видел пульсирующую жилку на изящной шее Хелен и ощущал такую же пульсацию у себя на виске. По его вздымающейся груди текли струйки пота, устремившись к напряженным мышцам живота.
Хелен помедлила с ножницами в руке, прижав тыльную сторону ладони к влажному лбу.
Курт чувствовал, что должен что-то сказать, снять напряжение, становившееся нестерпимым.
– Ужасно душно сегодня.
Хелен кивнула:
– Да, ни ветерка.
– Наверное, к вечеру пойдет дождь.
– Вполне возможно.
Напряженные и разгоряченные, они говорили о погоде, о наступающем сезоне гроз, старательно избегая встречаться взглядами. Холодными как лед пальцами, несмотря на жар во всем теле, Хелен продолжала торопливо стричь угольно-черные пряди, отчаянно желая закончить.
– Ну вот, – сказала она, облегченно вздохнув, и отступила на шаг, – с этим покончено.
– Вы уверены? – тихо спросил Курт, и она поняла, что он имеет в виду отнюдь не стрижку. Он поднялся, позволив полотенцу соскользнуть с плеч.
– Да, – твердо ответила Хелен. – Абсолютно уверена.
Глава 17
Пока Хелен нервно стригла черные волосы Курта на веранде своего дома, Найлз Ловлесс тоже делал стрижку. Но не у Скиттера Джонса. Найлз слишком ценил свою роскошную шевелюру, чтобы доверить ее Скиттеру или его молодому помощнику.
Каждую неделю в назначенный день и час в роскошный особняк Ловлессов прибывал из Мобила парикмахер, которому Найлз полностью доверял. Он приезжал, чтобы сделать Найлзу стрижку, отполировать его ногти, побрить холеное лицо и обработать кожу специальными лосьонами.
Сидя в удобном кресле с подголовником в своей личной парикмахерской, Найлз, как обычно, занимался делами, пока его парикмахер, низенький щеголеватый человечек, старательно стриг его белокурые волосы.
Трое служащих Ловлесса почтительно стояли перед шефом, как подданные перед монархом. Они никогда не садились в присутствии Найлза. Собственно, здесь даже не было стульев, кроме кресла, в котором восседал Найлз. Его широкие плечи прикрывала полосатая накидка, элегантно обутые ноги, скрещенные в лодыжках, покоились на мягком табурете.
Здесь, в собственном парикмахерском салоне, Найлз вел дела, которые предпочитал держать в тайне от своих сограждан. И жены. Мужчины, терпеливо стоявшие перед ним, были доверенной, поштучно отобранной троицей, которой он мог поручить любое дело, уверенный, что они не станут болтать. Парикмахер также не стал бы распространяться о том, что мог случайно подслушать. Найлз хорошо платил ему за услуги и молчание.
Во время стрижки Найлз неожиданно сделал парикмахеру знак остановиться, сорвал с плеч накидку, щелкнул пальцами и указал на жилет, лежавший на массивном комоде орехового дерева.
– Дайте мне жилет.
Приказ был выполнен в мгновение ока.
Найлз взял жилет, полез во внутренний кармашек и вытащил золотые часы с бриллиантами, подвешенные на массивной золотой цепи. Бросив жилет одному из своих верных слуг, он поднял руку и начал раскачивать часы, как маятник.
– Как вы думаете, ребята, сколько стоит эта вещица?
– Сотню, – предположил один.
– Тысячу, – заявил другой.
– Не имею понятия, – признался третий.
– Она бесценна, – сказал Найлз.
Он перестал раскачивать часы, сжал их в ладони, поддел большим пальцем блестящую крышку, открыл и помолчал, разглядывая сентиментальную надпись, выгравированную внутри.
– Моя жена подарила мне эти часы на свадьбу. – Мужчины молча кивнули. Они видели эти часы множество раз. И знали, как они дороги шефу. – Моя милая Пэтси, – произнес Найлз почти благоговейно, – обожаемая мать моих детей.
Он захлопнул крышку.
– Ловите!
Найлз бросил свои бесценные часы трем застигнутым врасплох мужчинам и хмыкнул, когда они кинулись ловить их в ужасе, что столь дорогая вещь проскочит мимо их рук и разобьется о мраморный пол.
– Поймал, босс, – сообщил довольный Гарри Бойд, крупный мужчина, успевший подхватить часы. Двое других, здоровяк Джим Лоуган и лысеющий Расс Картер, облегченно вздохнули и обменялись взглядами.
– Один из вас – только один – должен отправиться сегодня ночью на старую ферму Берков, – сказал Найлз. – Когда приедете туда, убедитесь, что все спят. Спрячьте эти часы где-нибудь в хозяйственных постройках. Постарайтесь сделать так, чтобы янки или его сопляк не наткнулись на них случайно, но чтобы они быстро нашлись, если поисками займутся представители властей.
Мужчина, державший в руке карманные часы, скептически нахмурился:
– Хорошая идея, босс, вот только как вы повесите это дело на янки? Вы же сами сказали, что только сегодня познакомились с ним. Он даже не знает о часах, не говоря уже о том, что у него не было возможности их спереть.
Найлз самодовольно ухмыльнулся:
– Ошибаешься, Бойд. Когда я столкнулся с янки в городе, я пожал ему руку. Затем повернулся к нему спиной и принялся восхищаться его жеребцом. Видимо, этот подлый ублюдок воспользовался моментом, чтобы обчистить мои карманы.
Мужчины рассмеялись, качая головами, в восторге от изобретательности шефа.
– Завтра к этому времени янки будет в тюрьме, – доверительно сообщил Найлз, блестя глазами. – И, будучи добросердечным человеком, я великодушно соглашусь снять обвинение, если Нортвей согласится убраться из Алабамы. Причем немедленно. – Найлз откинулся в парикмахерском кресле, сцепив ладони на затылке, и хитро улыбнулся. – Ну а поскольку у бедняги нет денег, чтобы покинуть наш округ, а тем более чтобы добраться до Мэриленда, я любезно предложу купить у него жеребца, предоставив ему тем самым необходимые средства.
И снова трое мужчин рассмеялись, одобрительно кивая.
Найлз опустил руки и подался вперед, поочередно взглянув на каждого из своих подручных.
– Я хочу получить ферму Берков и строевой лес. Я хочу, чтобы этот синебрюхий ублюдок убрался из Алабамы раньше, чем он даст Хелен Кортни возможность продержаться еще один год. Я хочу, чтобы жеребец янки стал моим. Я хочу, чтобы этот великолепный конь участвовал в скачках на ежегодной ярмарке округа Болдуин. – Он выдержал паузу и, растянув губы в холодной улыбке, спросил: – Как по-вашему, ребята, мне это удастся?
– Конечно, босс! Что за вопрос? Можете положиться на нас, – хором заверили они его.
Найлз снова откинулся в кресле и сделал знак парикмахеру, терпеливо дожидавшемуся, когда ему позволят продолжить.
– Если через двадцать четыре часа, – сказал он, – этот грязный янки не окажется в тюрьме Спэниш-Форта, одному из вас придется здорово пожалеть об этом.
На следующее утро, в половине десятого, в контору шерифа, размещавшуюся в помещении тюрьмы Спэниш-Форта, ворвался запыхавшийся Найлз Ловлесс, явно чем-то встревоженный.
Брайан Купер, сидевший за заваленным бумагами столом, поднял глаза.
– Доброе утро, Найлз, – сказал он, не потрудившись встать. – Что за спешка?
– Я обещаю вам кучу неприятностей на выборах, если вы не арестуете этого ворюгу-янки, поселившегося у…
– Эй, придержите коней, – остановил его Куп. – Сядьте. Передохните.
– Некогда мне рассиживаться! Янки, которого наняла Хелен Кортни, украл у меня весьма ценные карманные часы! Проклятие, я требую справедливости.
– У вас есть доказательства?
– Доказательства?! Я не расставался с этими часами с того дня, как женился шестнадцать лет назад! Вы видели их. Весь город видел! Янки, очевидно, знал, что я ношу дорогие часы… – Найлз продолжил, рассказав о встрече с Нортвеем и о том, как, восхищаясь жеребцом, он повернулся спиной к янки, который оказался опытным карманником.
Закончив, он ткнул пальцем в Купа:
– Действуйте, шериф! Отправляйтесь на ферму Берков и арестуйте этого наглого ворюгу!
– Ладно, я разберусь с этим, – сказал Куп, возвращаясь к своим бумагам.
– Разберетесь? – недоверчиво переспросил Найлз, побагровев, и грохнул кулаком по столу. – Я хочу, чтобы этот ублюдок сидел в тюрьме!
Куп не повел и ухом. Склонив голову набок, он посмотрел на Найлза и сказал:
– А я думал, вы хотите вернуть часы.
– Да! Разумеется, я хочу вернуть часы, но…
– Я съезжу на ферму Хелен, когда закончу с делами. И поговорю с парнем.
– Что? И это все, что вы намерены делать?
– Пока да.
– Слушайте, закон штата гласит…
– В округе Болдуин закон представляю я, – спокойно перебил его Куп.
Найлз пришел в ярость:
– Вот что, шериф, может, вы и ходили в героях во время войны, но война закончилась. Теперь вы всего лишь служащий, занимающий выборную должность. Я плачу вам жалованье, так что извольте отрабатывать его. Найдите мои часы и арестуйте этого сукина сына янки! – Он круто повернулся и выскочил за дверь.
Шериф Купер остался на месте, невозмутимо глядя ему вслед. Изогнув губы в полуулыбке, он покачал кудрявой головой. Похоже, Найлз Ловлесс никак не поймет, что Куп не намерен плясать под его дудку.
С точки зрения Купа, Найлз – беспринципный трус, уклонившийся от выполнения своего долга перед Югом во время войны. Владелец сотен рабов, Ловлесс был освобожден от воинской повинности и не сражался за Конфедерацию. В то время как все мужчины, способные держать в руках оружие, в возрасте от шестнадцати до шестидесяти отправились на фронт, Найлз Ловлесс оставался на своей плантации, защищенный от вражеских пуль и тягот войны.
Найлз ничего не знал о госпиталях, лагерях для военнопленных и тюрьмах. Не изведал боли, голода и страданий. Не валился с ног от усталости, не коченел от холода, не изнывал от жары. Он никогда не держал на коленях голову умирающего товарища.
Поэтому Найлз Ловлесс никогда не поймет, что бесполезно угрожать солдату, прошедшему через все ужасы кровавой четырехлетней войны.
Шериф Купер испытывал больше уважения к янки, чем к Найлзу Ловлессу. В конце концов, янки сражались за то, во что верили, как и он сам.
Закончив работу с документами, он сложил их в аккуратную стопку и убрал в средний ящик стола. Поднялся и снял с вешалки шляпу.
Куп зашел в платную конюшню, где оставил своего гнедого жеребца, сел в седло и выехал из города, двинувшись на юг, к прибрежной ферме Хелен Кортни.
Каждую неделю в назначенный день и час в роскошный особняк Ловлессов прибывал из Мобила парикмахер, которому Найлз полностью доверял. Он приезжал, чтобы сделать Найлзу стрижку, отполировать его ногти, побрить холеное лицо и обработать кожу специальными лосьонами.
Сидя в удобном кресле с подголовником в своей личной парикмахерской, Найлз, как обычно, занимался делами, пока его парикмахер, низенький щеголеватый человечек, старательно стриг его белокурые волосы.
Трое служащих Ловлесса почтительно стояли перед шефом, как подданные перед монархом. Они никогда не садились в присутствии Найлза. Собственно, здесь даже не было стульев, кроме кресла, в котором восседал Найлз. Его широкие плечи прикрывала полосатая накидка, элегантно обутые ноги, скрещенные в лодыжках, покоились на мягком табурете.
Здесь, в собственном парикмахерском салоне, Найлз вел дела, которые предпочитал держать в тайне от своих сограждан. И жены. Мужчины, терпеливо стоявшие перед ним, были доверенной, поштучно отобранной троицей, которой он мог поручить любое дело, уверенный, что они не станут болтать. Парикмахер также не стал бы распространяться о том, что мог случайно подслушать. Найлз хорошо платил ему за услуги и молчание.
Во время стрижки Найлз неожиданно сделал парикмахеру знак остановиться, сорвал с плеч накидку, щелкнул пальцами и указал на жилет, лежавший на массивном комоде орехового дерева.
– Дайте мне жилет.
Приказ был выполнен в мгновение ока.
Найлз взял жилет, полез во внутренний кармашек и вытащил золотые часы с бриллиантами, подвешенные на массивной золотой цепи. Бросив жилет одному из своих верных слуг, он поднял руку и начал раскачивать часы, как маятник.
– Как вы думаете, ребята, сколько стоит эта вещица?
– Сотню, – предположил один.
– Тысячу, – заявил другой.
– Не имею понятия, – признался третий.
– Она бесценна, – сказал Найлз.
Он перестал раскачивать часы, сжал их в ладони, поддел большим пальцем блестящую крышку, открыл и помолчал, разглядывая сентиментальную надпись, выгравированную внутри.
– Моя жена подарила мне эти часы на свадьбу. – Мужчины молча кивнули. Они видели эти часы множество раз. И знали, как они дороги шефу. – Моя милая Пэтси, – произнес Найлз почти благоговейно, – обожаемая мать моих детей.
Он захлопнул крышку.
– Ловите!
Найлз бросил свои бесценные часы трем застигнутым врасплох мужчинам и хмыкнул, когда они кинулись ловить их в ужасе, что столь дорогая вещь проскочит мимо их рук и разобьется о мраморный пол.
– Поймал, босс, – сообщил довольный Гарри Бойд, крупный мужчина, успевший подхватить часы. Двое других, здоровяк Джим Лоуган и лысеющий Расс Картер, облегченно вздохнули и обменялись взглядами.
– Один из вас – только один – должен отправиться сегодня ночью на старую ферму Берков, – сказал Найлз. – Когда приедете туда, убедитесь, что все спят. Спрячьте эти часы где-нибудь в хозяйственных постройках. Постарайтесь сделать так, чтобы янки или его сопляк не наткнулись на них случайно, но чтобы они быстро нашлись, если поисками займутся представители властей.
Мужчина, державший в руке карманные часы, скептически нахмурился:
– Хорошая идея, босс, вот только как вы повесите это дело на янки? Вы же сами сказали, что только сегодня познакомились с ним. Он даже не знает о часах, не говоря уже о том, что у него не было возможности их спереть.
Найлз самодовольно ухмыльнулся:
– Ошибаешься, Бойд. Когда я столкнулся с янки в городе, я пожал ему руку. Затем повернулся к нему спиной и принялся восхищаться его жеребцом. Видимо, этот подлый ублюдок воспользовался моментом, чтобы обчистить мои карманы.
Мужчины рассмеялись, качая головами, в восторге от изобретательности шефа.
– Завтра к этому времени янки будет в тюрьме, – доверительно сообщил Найлз, блестя глазами. – И, будучи добросердечным человеком, я великодушно соглашусь снять обвинение, если Нортвей согласится убраться из Алабамы. Причем немедленно. – Найлз откинулся в парикмахерском кресле, сцепив ладони на затылке, и хитро улыбнулся. – Ну а поскольку у бедняги нет денег, чтобы покинуть наш округ, а тем более чтобы добраться до Мэриленда, я любезно предложу купить у него жеребца, предоставив ему тем самым необходимые средства.
И снова трое мужчин рассмеялись, одобрительно кивая.
Найлз опустил руки и подался вперед, поочередно взглянув на каждого из своих подручных.
– Я хочу получить ферму Берков и строевой лес. Я хочу, чтобы этот синебрюхий ублюдок убрался из Алабамы раньше, чем он даст Хелен Кортни возможность продержаться еще один год. Я хочу, чтобы жеребец янки стал моим. Я хочу, чтобы этот великолепный конь участвовал в скачках на ежегодной ярмарке округа Болдуин. – Он выдержал паузу и, растянув губы в холодной улыбке, спросил: – Как по-вашему, ребята, мне это удастся?
– Конечно, босс! Что за вопрос? Можете положиться на нас, – хором заверили они его.
Найлз снова откинулся в кресле и сделал знак парикмахеру, терпеливо дожидавшемуся, когда ему позволят продолжить.
– Если через двадцать четыре часа, – сказал он, – этот грязный янки не окажется в тюрьме Спэниш-Форта, одному из вас придется здорово пожалеть об этом.
На следующее утро, в половине десятого, в контору шерифа, размещавшуюся в помещении тюрьмы Спэниш-Форта, ворвался запыхавшийся Найлз Ловлесс, явно чем-то встревоженный.
Брайан Купер, сидевший за заваленным бумагами столом, поднял глаза.
– Доброе утро, Найлз, – сказал он, не потрудившись встать. – Что за спешка?
– Я обещаю вам кучу неприятностей на выборах, если вы не арестуете этого ворюгу-янки, поселившегося у…
– Эй, придержите коней, – остановил его Куп. – Сядьте. Передохните.
– Некогда мне рассиживаться! Янки, которого наняла Хелен Кортни, украл у меня весьма ценные карманные часы! Проклятие, я требую справедливости.
– У вас есть доказательства?
– Доказательства?! Я не расставался с этими часами с того дня, как женился шестнадцать лет назад! Вы видели их. Весь город видел! Янки, очевидно, знал, что я ношу дорогие часы… – Найлз продолжил, рассказав о встрече с Нортвеем и о том, как, восхищаясь жеребцом, он повернулся спиной к янки, который оказался опытным карманником.
Закончив, он ткнул пальцем в Купа:
– Действуйте, шериф! Отправляйтесь на ферму Берков и арестуйте этого наглого ворюгу!
– Ладно, я разберусь с этим, – сказал Куп, возвращаясь к своим бумагам.
– Разберетесь? – недоверчиво переспросил Найлз, побагровев, и грохнул кулаком по столу. – Я хочу, чтобы этот ублюдок сидел в тюрьме!
Куп не повел и ухом. Склонив голову набок, он посмотрел на Найлза и сказал:
– А я думал, вы хотите вернуть часы.
– Да! Разумеется, я хочу вернуть часы, но…
– Я съезжу на ферму Хелен, когда закончу с делами. И поговорю с парнем.
– Что? И это все, что вы намерены делать?
– Пока да.
– Слушайте, закон штата гласит…
– В округе Болдуин закон представляю я, – спокойно перебил его Куп.
Найлз пришел в ярость:
– Вот что, шериф, может, вы и ходили в героях во время войны, но война закончилась. Теперь вы всего лишь служащий, занимающий выборную должность. Я плачу вам жалованье, так что извольте отрабатывать его. Найдите мои часы и арестуйте этого сукина сына янки! – Он круто повернулся и выскочил за дверь.
Шериф Купер остался на месте, невозмутимо глядя ему вслед. Изогнув губы в полуулыбке, он покачал кудрявой головой. Похоже, Найлз Ловлесс никак не поймет, что Куп не намерен плясать под его дудку.
С точки зрения Купа, Найлз – беспринципный трус, уклонившийся от выполнения своего долга перед Югом во время войны. Владелец сотен рабов, Ловлесс был освобожден от воинской повинности и не сражался за Конфедерацию. В то время как все мужчины, способные держать в руках оружие, в возрасте от шестнадцати до шестидесяти отправились на фронт, Найлз Ловлесс оставался на своей плантации, защищенный от вражеских пуль и тягот войны.
Найлз ничего не знал о госпиталях, лагерях для военнопленных и тюрьмах. Не изведал боли, голода и страданий. Не валился с ног от усталости, не коченел от холода, не изнывал от жары. Он никогда не держал на коленях голову умирающего товарища.
Поэтому Найлз Ловлесс никогда не поймет, что бесполезно угрожать солдату, прошедшему через все ужасы кровавой четырехлетней войны.
Шериф Купер испытывал больше уважения к янки, чем к Найлзу Ловлессу. В конце концов, янки сражались за то, во что верили, как и он сам.
Закончив работу с документами, он сложил их в аккуратную стопку и убрал в средний ящик стола. Поднялся и снял с вешалки шляпу.
Куп зашел в платную конюшню, где оставил своего гнедого жеребца, сел в седло и выехал из города, двинувшись на юг, к прибрежной ферме Хелен Кортни.
Глава 18
Высыпав очередную порцию золы в старый деревянный ларь, Хелен решила, что пора приступить к варке щелочного мыла. Пожалуй, этим нужно заняться сегодня же, учитывая, что осталось всего два куска.
Каждый день на протяжении нескольких недель Хелен досыпала в ларь золу, а затем заливала ее чистой водой, пока щелок не начинал стекать через проделанные в днище отверстия в керамический кувшин, подставленный снизу.
Убедившись, что в кувшине достаточно щелока, Хелен сходила к поленнице за охапкой дров и развела небольшой костер. Когда огонь разгорелся, она направилась в дом, чтобы принести жир, оставшийся от готовки.
Вернувшись, она увидела Курта. Он шел с поля в сопровождении Чарли, за которым следовал Доминик. Хелен сразу заметила в руке у Курта заржавевший лемех плуга и вздохнула.
– Налетел на камень, – крикнул он, подняв лемех. – Откололся кусочек лезвия.
Чарли обогнал отца и нетерпеливо бросился вперед, к Хелен.
– Что ты делаешь? – спросил он. – Для чего этот костер? А что в том ведре? Ты готовишь обед?
Хелен улыбнулась, глядя на любопытного малыша.
– Нет, варю щелочное мыло. – Она подняла голову и крикнула Курту: – Что вы намерены делать? Поедете в город к кузнецу? И потеряете целый день?
– Нет, думаю, справлюсь сам, – отозвался Курт. – Попробую заточить его, насколько возможно. Это займет не более часа. Чарли, не мешай миссис Кортни.
– Отлично, – одобрила Хелен и добавила: – Он мне не мешает. – Она снова взглянула на мальчика. – Если хочешь, можешь мне помочь, только смотри не обожгись, будь осторожен.
Чарли возбужденно закивал.
– Я буду очень-очень осторожным. – Он посмотрел на Доминика, который терся о его ноги: – Мне сейчас некогда. Нам с Хелен нужно варить мыло!
Кот недовольно заурчал, зажмурился, ткнулся головой в колено мальчика и гордо удалился, помахивая хвостом.
– Доминик рассердился, что я не стал с ним играть, – сказал Чарли со вздохом.
Хелен кивнула, и они принялись за дело. Пока Курт, сидя на крыльце пристройки, энергично точил поврежденный лемех, Хелен и Чарли смешали топленый жир со щелоком и поставили смесь на огонь. Когда она закипела, Хелен добавила щепотку соли, чтобы смесь после охлаждения затвердела.
Они по очереди помешивали кипящую массу, и, хотя сердце Хелен замирало, когда наступала очередь Чарли, она решила молчать. Помнила, как ее любимая бабушка Берк покрикивала на нее и делала замечания, когда Хелен помогала ей по хозяйству, и как это было обидно. Однако вопреки своему благому намерению Хелен то и дело взволнованно восклицала: «Мешай помедленнее, Чарли, а то брызнешь на себя», «Не наклоняйся так низко над котлом», «Дай мне ложку, не то сваришься живьем!».
Кончилось тем, что отчаявшийся мальчик пожал плечами и вручил ей деревянную ложку с длинной ручкой.
– Я уже не маленький, – проворчал он.
Хелен едва удержалась, чтобы не сжать его в объятиях.
– Конечно, – улыбнулась она. – Извини. Наверное, я слишком беспокоюсь.
Чарли склонил голову набок.
– Девочки всегда беспокоятся. Моя мама тоже беспокоилась. Иногда даже плакала. – Помолчав, он добавил: – Моя мама теперь там, на небесах. – Малыш указал пальчиком вверх.
– Я знаю, – мягко отозвалась Хелен и ласково погладила золотистую головку. – Она больше не будет беспокоиться и плакать.
– Капитан тоже так говорит, – кивнул Чарли, переключив внимание на кипящий котел. – Надо помешать мыло, – объявил он.
Хелен согласилась и вручила ему ложку.
Когда мыло почти сварилось, Хелен – хотя ей этого очень не хотелось – позвала Курта на помощь. Ей требовалось корыто с холодной водой. Она могла бы наполнить его сама, но боялась, что, если оставит Чарли наблюдать за кипящей массой, он может обжечься.
Курт отложил лемех и подошел. Он набрал несколько ведер воды, наполнил деревянное корыто и настоял на том, чтобы самому вылить в воду смесь жира и щелока.
– Отойдите, – велел он Хелен и Чарли.
– Будьте осторожны, – предостерегла Хелен.
– Я всегда осторожен, – сообщил Курт и ловко опрокинул кипящее варево в холодную воду. – Что дальше?
– Теперь нужно накрыть корыто простыней и…
– Кто-то едет! – воскликнул Чарли, повернувшись на стук копыт. – Джолли! Это, наверное, Джолли!
Хелен и Курт прищурились, вглядываясь в приближающегося всадника.
– Это не Джолли, – сказал Курт.
– Да, – согласилась Хелен, вначале узнав гнедого мерина, а затем и его рыжеволосого седока. – Это шериф округа Болдуин. Интересно, что ему понадобилось…
Хелен охватило тягостное предчувствие. Вряд ли это светский визит. Слишком рано. И потом, будь это так, Куп приехал бы вместе с Эммой. Но шериф был один. На его груди поблескивала приколотая к рубашке серебряная звезда. Из кожаной портупеи, висевшей на ремне, торчала рукоятка «кольта». Широкополая шляпа была низко надвинута на глаза.
Что-то случилось.
– Чарли, – встревоженно сказала Хелен, – отнеси, пожалуйста, в дом миску из-под жира.
Чарли, однако, не спешил уходить. Ему хотелось получше рассмотреть вооруженного мужчину. Курт мягко подтолкнул сына:
– Ты слышал, что сказала миссис Кортни? Иди в дом.
Обиженно выпятив нижнюю губу, Чарли взял миску и побрел к пристройке. Хелен бросила короткий взгляд на Курта. Он не смотрел на нее и не сделал попытки уйти. Даже если он догадывался о причине визита шерифа, то виду не подал.
– Куп! – крикнула она, изобразив дружескую улыбку, и, подхватив юбки, поспешила навстречу всаднику.
Шериф соскочил с лошади, бросил поводья на землю и сдернул с головы шляпу. Повесив ее на луку седла, он несколькими широкими шагами преодолел расстояние между ним и Хелен и протянул руку. Хелен взяла ее обеими руками и тепло пожала.
– Я всегда рада видеть тебя, Куп, но… в чем дело? Что-нибудь случилось?
– Да нет. Все нормально. Просто мне нужно поговорить с твоим…
Он перевел взгляд на Курта и замолк, удивленно приоткрыв рот. Курт уставился на шерифа с не меньшим изумлением.
– Не могу поверить! – воскликнул Куп. Он ткнул длинным пальцем в Курта. – Будь я проклят, если это не добросердечный капитан-янки, с которым я имел несчастье повстречаться во время сражения при Чаттануге! Капитан Нортвей, я узнал бы эти зеленые глаза из тысячи!
Широко улыбаясь, Курт шагнул вперед и протянул руку:
– Раненый майор-мятежник! Все-таки выкарабкались, Купер? Я часто гадал, удалось ли вам это.
Куп кивнул:
– Благодаря вам! Рад, что вам тоже удалось выжить в этой бойне.
– Вы выглядите намного лучше, чем когда мы виделись в последний раз.
– Вы тоже! – заявил Куп.
Мужчины рассмеялись.
Ошеломленная, Хелен безмолвно наблюдала за ними. Наконец шериф повернулся к ней:
– Поистине мир тесен, Хелен. Этот парень спас мне жизнь во время войны.
– Ну, это слишком сильно сказано, – скромно заметил Курт.
– Вы должны рассказать мне об этом, – сказала Хелен, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Она была заинтригована. Ее старый друг Куп знает Нортвея? Невероятно. – Пойдемте на заднее крыльцо. Я сварю свежий кофе и соберу чего-нибудь поесть. Ты останешься на обед, Куп?
– Конечно, Хелен, спасибо, – отозвался шериф. – Признаться, я здорово проголодался.
Каждый день на протяжении нескольких недель Хелен досыпала в ларь золу, а затем заливала ее чистой водой, пока щелок не начинал стекать через проделанные в днище отверстия в керамический кувшин, подставленный снизу.
Убедившись, что в кувшине достаточно щелока, Хелен сходила к поленнице за охапкой дров и развела небольшой костер. Когда огонь разгорелся, она направилась в дом, чтобы принести жир, оставшийся от готовки.
Вернувшись, она увидела Курта. Он шел с поля в сопровождении Чарли, за которым следовал Доминик. Хелен сразу заметила в руке у Курта заржавевший лемех плуга и вздохнула.
– Налетел на камень, – крикнул он, подняв лемех. – Откололся кусочек лезвия.
Чарли обогнал отца и нетерпеливо бросился вперед, к Хелен.
– Что ты делаешь? – спросил он. – Для чего этот костер? А что в том ведре? Ты готовишь обед?
Хелен улыбнулась, глядя на любопытного малыша.
– Нет, варю щелочное мыло. – Она подняла голову и крикнула Курту: – Что вы намерены делать? Поедете в город к кузнецу? И потеряете целый день?
– Нет, думаю, справлюсь сам, – отозвался Курт. – Попробую заточить его, насколько возможно. Это займет не более часа. Чарли, не мешай миссис Кортни.
– Отлично, – одобрила Хелен и добавила: – Он мне не мешает. – Она снова взглянула на мальчика. – Если хочешь, можешь мне помочь, только смотри не обожгись, будь осторожен.
Чарли возбужденно закивал.
– Я буду очень-очень осторожным. – Он посмотрел на Доминика, который терся о его ноги: – Мне сейчас некогда. Нам с Хелен нужно варить мыло!
Кот недовольно заурчал, зажмурился, ткнулся головой в колено мальчика и гордо удалился, помахивая хвостом.
– Доминик рассердился, что я не стал с ним играть, – сказал Чарли со вздохом.
Хелен кивнула, и они принялись за дело. Пока Курт, сидя на крыльце пристройки, энергично точил поврежденный лемех, Хелен и Чарли смешали топленый жир со щелоком и поставили смесь на огонь. Когда она закипела, Хелен добавила щепотку соли, чтобы смесь после охлаждения затвердела.
Они по очереди помешивали кипящую массу, и, хотя сердце Хелен замирало, когда наступала очередь Чарли, она решила молчать. Помнила, как ее любимая бабушка Берк покрикивала на нее и делала замечания, когда Хелен помогала ей по хозяйству, и как это было обидно. Однако вопреки своему благому намерению Хелен то и дело взволнованно восклицала: «Мешай помедленнее, Чарли, а то брызнешь на себя», «Не наклоняйся так низко над котлом», «Дай мне ложку, не то сваришься живьем!».
Кончилось тем, что отчаявшийся мальчик пожал плечами и вручил ей деревянную ложку с длинной ручкой.
– Я уже не маленький, – проворчал он.
Хелен едва удержалась, чтобы не сжать его в объятиях.
– Конечно, – улыбнулась она. – Извини. Наверное, я слишком беспокоюсь.
Чарли склонил голову набок.
– Девочки всегда беспокоятся. Моя мама тоже беспокоилась. Иногда даже плакала. – Помолчав, он добавил: – Моя мама теперь там, на небесах. – Малыш указал пальчиком вверх.
– Я знаю, – мягко отозвалась Хелен и ласково погладила золотистую головку. – Она больше не будет беспокоиться и плакать.
– Капитан тоже так говорит, – кивнул Чарли, переключив внимание на кипящий котел. – Надо помешать мыло, – объявил он.
Хелен согласилась и вручила ему ложку.
Когда мыло почти сварилось, Хелен – хотя ей этого очень не хотелось – позвала Курта на помощь. Ей требовалось корыто с холодной водой. Она могла бы наполнить его сама, но боялась, что, если оставит Чарли наблюдать за кипящей массой, он может обжечься.
Курт отложил лемех и подошел. Он набрал несколько ведер воды, наполнил деревянное корыто и настоял на том, чтобы самому вылить в воду смесь жира и щелока.
– Отойдите, – велел он Хелен и Чарли.
– Будьте осторожны, – предостерегла Хелен.
– Я всегда осторожен, – сообщил Курт и ловко опрокинул кипящее варево в холодную воду. – Что дальше?
– Теперь нужно накрыть корыто простыней и…
– Кто-то едет! – воскликнул Чарли, повернувшись на стук копыт. – Джолли! Это, наверное, Джолли!
Хелен и Курт прищурились, вглядываясь в приближающегося всадника.
– Это не Джолли, – сказал Курт.
– Да, – согласилась Хелен, вначале узнав гнедого мерина, а затем и его рыжеволосого седока. – Это шериф округа Болдуин. Интересно, что ему понадобилось…
Хелен охватило тягостное предчувствие. Вряд ли это светский визит. Слишком рано. И потом, будь это так, Куп приехал бы вместе с Эммой. Но шериф был один. На его груди поблескивала приколотая к рубашке серебряная звезда. Из кожаной портупеи, висевшей на ремне, торчала рукоятка «кольта». Широкополая шляпа была низко надвинута на глаза.
Что-то случилось.
– Чарли, – встревоженно сказала Хелен, – отнеси, пожалуйста, в дом миску из-под жира.
Чарли, однако, не спешил уходить. Ему хотелось получше рассмотреть вооруженного мужчину. Курт мягко подтолкнул сына:
– Ты слышал, что сказала миссис Кортни? Иди в дом.
Обиженно выпятив нижнюю губу, Чарли взял миску и побрел к пристройке. Хелен бросила короткий взгляд на Курта. Он не смотрел на нее и не сделал попытки уйти. Даже если он догадывался о причине визита шерифа, то виду не подал.
– Куп! – крикнула она, изобразив дружескую улыбку, и, подхватив юбки, поспешила навстречу всаднику.
Шериф соскочил с лошади, бросил поводья на землю и сдернул с головы шляпу. Повесив ее на луку седла, он несколькими широкими шагами преодолел расстояние между ним и Хелен и протянул руку. Хелен взяла ее обеими руками и тепло пожала.
– Я всегда рада видеть тебя, Куп, но… в чем дело? Что-нибудь случилось?
– Да нет. Все нормально. Просто мне нужно поговорить с твоим…
Он перевел взгляд на Курта и замолк, удивленно приоткрыв рот. Курт уставился на шерифа с не меньшим изумлением.
– Не могу поверить! – воскликнул Куп. Он ткнул длинным пальцем в Курта. – Будь я проклят, если это не добросердечный капитан-янки, с которым я имел несчастье повстречаться во время сражения при Чаттануге! Капитан Нортвей, я узнал бы эти зеленые глаза из тысячи!
Широко улыбаясь, Курт шагнул вперед и протянул руку:
– Раненый майор-мятежник! Все-таки выкарабкались, Купер? Я часто гадал, удалось ли вам это.
Куп кивнул:
– Благодаря вам! Рад, что вам тоже удалось выжить в этой бойне.
– Вы выглядите намного лучше, чем когда мы виделись в последний раз.
– Вы тоже! – заявил Куп.
Мужчины рассмеялись.
Ошеломленная, Хелен безмолвно наблюдала за ними. Наконец шериф повернулся к ней:
– Поистине мир тесен, Хелен. Этот парень спас мне жизнь во время войны.
– Ну, это слишком сильно сказано, – скромно заметил Курт.
– Вы должны рассказать мне об этом, – сказала Хелен, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Она была заинтригована. Ее старый друг Куп знает Нортвея? Невероятно. – Пойдемте на заднее крыльцо. Я сварю свежий кофе и соберу чего-нибудь поесть. Ты останешься на обед, Куп?
– Конечно, Хелен, спасибо, – отозвался шериф. – Признаться, я здорово проголодался.
Глава 19
Сидя за столом на заднем крыльце, мужчины пили горячий черный кофе, ели ветчину с картофельным салатом и вспоминали о судьбоносном событии, которое свело их вместе. Хелен и Чарли зачарованно слушали рассказ шерифа Купера о событиях холодного ноябрьского дня 1863 года, когда его подразделение столкнулось с отрядом союзных войск под командованием капитана Куртиса Нортвея.
– Это была «битва над облаками», – сказал Куп, повествуя о яростном сражении, развернувшемся на вершине горы неподалеку от Чаттануги в штате Теннесси. В густом тумане, окутавшем крутые склоны, трудно было отличить друга от врага. – Расскажите, капитан Нортвей, – обратился он к Курту. – Расскажите, что произошло в тот день, когда мы встретились.
Курт выглядел смущенным. Он даже покраснел, что было видно, несмотря на темный загар. Хелен глазам своим не верила. Она ни разу не видела, чтобы янки испытывал неловкость, и была тронута до глубины души.
Глядя в свою чашку, Курт негромко заговорил:
– Мы получили приказ выбить конфедератов с их позиций у подножия Мишенери-Ридж. – Он поднял глаза, медленно водя пальцем по краю чашки. – И попали под мощный огонь главных вражеских укреплений, расположенных выше.
– Где находился я, – вставил Куп.
– Хотя приказа наступать не было, по какой-то причине мы все в едином порыве пошли в атаку и отбили у мятежников высоту. – Он пожал плечами. – Вот, собственно, и все.
– Не совсем, – возразил Куп, переводя взгляд с Хелен на Чарли. – Наш фланг был смят, и мы были вынуждены отступить. В схватке меня задело, и я отстал от своих. Капитан нашел меня.
Курт покачал головой.
– Майор Купер был тяжело ранен, когда я на него наткнулся. Он лежал, прислонившись к поваленному дереву, пытаясь наложить жгут на рану. Потерял много крови. Признаться, я не рассчитывал, что он протянет еще хотя бы час.
– И я бы умер, если бы он не доставил меня в союзный госпиталь, расположенный в долине.
– Выходит, он действительно спас тебе жизнь, – взволнованно произнесла Хелен.
– Да, – кивнул Куп, – хотя сам тоже был ранен. – Он бросил быстрый взгляд на Курта. – Насколько я помню, ваш синий мундир на спине пропитался кровью. Что это было? Пуля? Осколок снаряда?
– Небольшой порез от сабли мятежника, – сказал Курт и быстро сменил тему.
Перед мысленным взором Хелен мелькнула его голая спина и шрам, спускавшийся от поясницы за пояс брюк. Небольшой порез? Судя по рубцу, это должна была быть почти что смертельная рана.
Она взглянула на Курта из-под полуопущенных ресниц, и он предстал перед ней в новом свете. Истекая кровью, янки нашел в себе силы спасти жизнь майору-конфедерату. Это был поистине благородный поступок.
Разговор перешел с прошлого на будущее. Куп с искренним интересом расспрашивал Нортвея о его планах. Курт сказал, что останется в Алабаме до сбора урожая.
– А потом? – поинтересовался Куп.
Курт рассказал о коневодческом хозяйстве в Мэриленде, где он работал до войны, и о том, что со временем у него будет своя ферма для разведения породистых лошадей.
– Звучит заманчиво, – заметил Куп. – Похоже, вам не терпится вернуться домой.
– Да, – сказал Курт. – Надеюсь, вы когда-нибудь навестите меня.
– Вполне возможно, – улыбнулся Куп.
Когда с едой было покончено, Чарли первый выскочил из-за стола. Попросив у отца разрешения, скатился со ступенек и стал звать Доминика, готовый загладить вину перед котом.
– Пожалуй, мне пора, – сказал Куп, отодвигая стул.
Хелен и Курт проводили шерифа до задних ворот, где его гнедой мерин щипал траву.
– Это была «битва над облаками», – сказал Куп, повествуя о яростном сражении, развернувшемся на вершине горы неподалеку от Чаттануги в штате Теннесси. В густом тумане, окутавшем крутые склоны, трудно было отличить друга от врага. – Расскажите, капитан Нортвей, – обратился он к Курту. – Расскажите, что произошло в тот день, когда мы встретились.
Курт выглядел смущенным. Он даже покраснел, что было видно, несмотря на темный загар. Хелен глазам своим не верила. Она ни разу не видела, чтобы янки испытывал неловкость, и была тронута до глубины души.
Глядя в свою чашку, Курт негромко заговорил:
– Мы получили приказ выбить конфедератов с их позиций у подножия Мишенери-Ридж. – Он поднял глаза, медленно водя пальцем по краю чашки. – И попали под мощный огонь главных вражеских укреплений, расположенных выше.
– Где находился я, – вставил Куп.
– Хотя приказа наступать не было, по какой-то причине мы все в едином порыве пошли в атаку и отбили у мятежников высоту. – Он пожал плечами. – Вот, собственно, и все.
– Не совсем, – возразил Куп, переводя взгляд с Хелен на Чарли. – Наш фланг был смят, и мы были вынуждены отступить. В схватке меня задело, и я отстал от своих. Капитан нашел меня.
Курт покачал головой.
– Майор Купер был тяжело ранен, когда я на него наткнулся. Он лежал, прислонившись к поваленному дереву, пытаясь наложить жгут на рану. Потерял много крови. Признаться, я не рассчитывал, что он протянет еще хотя бы час.
– И я бы умер, если бы он не доставил меня в союзный госпиталь, расположенный в долине.
– Выходит, он действительно спас тебе жизнь, – взволнованно произнесла Хелен.
– Да, – кивнул Куп, – хотя сам тоже был ранен. – Он бросил быстрый взгляд на Курта. – Насколько я помню, ваш синий мундир на спине пропитался кровью. Что это было? Пуля? Осколок снаряда?
– Небольшой порез от сабли мятежника, – сказал Курт и быстро сменил тему.
Перед мысленным взором Хелен мелькнула его голая спина и шрам, спускавшийся от поясницы за пояс брюк. Небольшой порез? Судя по рубцу, это должна была быть почти что смертельная рана.
Она взглянула на Курта из-под полуопущенных ресниц, и он предстал перед ней в новом свете. Истекая кровью, янки нашел в себе силы спасти жизнь майору-конфедерату. Это был поистине благородный поступок.
Разговор перешел с прошлого на будущее. Куп с искренним интересом расспрашивал Нортвея о его планах. Курт сказал, что останется в Алабаме до сбора урожая.
– А потом? – поинтересовался Куп.
Курт рассказал о коневодческом хозяйстве в Мэриленде, где он работал до войны, и о том, что со временем у него будет своя ферма для разведения породистых лошадей.
– Звучит заманчиво, – заметил Куп. – Похоже, вам не терпится вернуться домой.
– Да, – сказал Курт. – Надеюсь, вы когда-нибудь навестите меня.
– Вполне возможно, – улыбнулся Куп.
Когда с едой было покончено, Чарли первый выскочил из-за стола. Попросив у отца разрешения, скатился со ступенек и стал звать Доминика, готовый загладить вину перед котом.
– Пожалуй, мне пора, – сказал Куп, отодвигая стул.
Хелен и Курт проводили шерифа до задних ворот, где его гнедой мерин щипал траву.