Страница:
Наконец Джонни положил руку на обнаженное плечо Невады и ласково сжал его.
— Пора обменять их на деньги, — сказал он и бросил несколько фишек служащим.
Заработав несколько тысяч, они оставили «Прадо».
— Это все? — Глаза Невады возбужденно блестели, когда они с Джонни остановились на берегу.
— Конечно нет, моя маленькая леди Удача, — заверил ее Джонни, и порывисто привлек Неваду к себе. Он остановил экипаж — и они пустились по бесконечному кругу всевозможных игорных залов: «Элкин» и «Шартон» на Канале, «Хаулетт», «Туссен» и «Сен-Сир» на Шартрез-стрит.
И наконец «Макграф» на Карондалет-стрит, дворец карточной игры, где богатство и элегантность обстановки и разнообразие услуг затмевали все другие залы. Роскошный ужин в буфете, бесплатно предоставляемый каждый вечер богатым посетителям, был предметом разговоров всего города.
Обозревая россыпь русской икры, заливные креветки и суп из омаров, Невада сказала Джонни, что она умирает от голода. Джонни галантно наполнил ее тарелку и проводил в небольшую нишу, но едва мог дождаться, когда она закончит, чтобы снова вернуться к игорным столам.
Было уже почти три часа утра, когда эта пара покинула последний игорный зал. Сидя в экипаже, Джонни был в великодушном настроении и не возражал, когда Невада сонно склонила голову на его плечо. Напротив, он улыбнулся, поднял руку и обнял ее обнаженные плечи. Невада вздохнула и с благодарностью прижалась щекой к его груди.
Медленное, равномерное биение его сердца, прикосновение теплой руки к ее голому плечу, его чистый, неповторимый аромат делали ее такой счастливой.
Джонни Роулетт, слегка касаясь подбородком темной макушки Невады, тоже был счастлив. Счастлив, потому что его утомленная маленькая леди Удача выиграла ему больше тридцати тысяч долларов в различных игорных залах. Глубоко удовлетворенный, все еще возбужденный от захватывающей игры, Джонни испытывал чувство, которое обычно наступало после длинной череды выигрышей. Спокойный, но все же странно напряженный. Влюбчивый. Ласковый. Настроенный на любовную близость.
Невада пошевелилась, бессознательно придвинувшись ближе, прижимаясь мягкой грудью к его телу, обнимая его рукой. Джонни чувствовал, что кровь начинает закипать в его жилах. Это ощущение не имело ничего общего с сидящей рядом девушкой, — чистой случайностью стало то, что приятной ласковой женщиной, прижавшейся к нему, оказалась Невада Гамильтон.
В гостинице Джонни поспешил проводить Неваду наверх до дверей ее номера.
— Ты была восхитительна, подружка, — сказал он, собираясь уходить. — Спокойной ночи.
Он повернулся, чтобы уйти. Невада поймала его за руку.
— Я выиграла тебе много денег, не так ли?
— Безусловно.
— Тогда я заслуживаю хорошего поцелуя на ночь. Джонни спешил и не собирался спорить. Он взял лицо Невады в руки и нагнулся, слегка прикоснувшись своими губами к ее. Но когда их губы встретились, Невада быстро обняла его за шею и поцеловала Джонни со всей любовью и страстью, открывая его рот своими теплыми губами, разыскивая его язык своим.
Его ответ был инстинктивным и немедленным. Застонав, Джонни продлил поцелуй, его губы широко открылись, язык глубоко проник в ее рот. Крепкие руки сжали ее миниатюрную фигурку, поднимая и прижимая к его напряженному твердому телу, как только он дал себе волю в горячей сладости поцелуя.
Когда наконец Джонни оторвал свои горящие губы от Невады, они оба дрожали и не могли перевести дух, и Джонни на мгновение допустил мысль, что надо увести ее в полутемный гостиничный номер, сорвать розовое шелковое платье с ее привлекательного тела и наслаждаться им так, как он только что наслаждался ее губами.
Невада видела, как в нем борются противоречивые чувства, и молилась, чтобы его страстная натура победила. С тревогой она прижалась открытыми губами к его смуглому горлу чуть выше жесткого белого воротника.
— Да, Джонни. Да, — произнесла Невада.
— Нет! — Он резко отодвинул ее. — Нет! Черт побери, нет!
Джонни выпустил ее плечи, развернулся и пошел прочь по застланному ковром коридору, вниз по лестнице, в душную влажную ночь.
Вздыхающая Невада вошла внутрь, спокойно разделась в комнате, которую она делила с мисс Анабел, и долго не могла заснуть, тоскуя по большому смуглому мужчине, чьи губы она все еще ощущала на своих губах.
Джонни, также тоскуя, направился прямиком в самый дорогой и роскошный публичный дом во всем Новом Орлеане. Он поднялся на ступени освещенного кирпичного особняка и через несколько минут был наверху, в просторной спальне, с великолепной рыжеволосой молодой женщиной в черном атласном вечернем платье.
Она назвала себя Белиндой. А его она назвала своим смуглым поклонником. И когда она поцеловала его влажными красными губами, Белинда позволила своим рукам скользнуть между их сплетенными телами, ловко расстегнула его облегающие черные брюки и засунула руку внутрь, чтобы исследовать готовность его внушительного органа.
— О-о-о, мой смуглый поклонник! — воскликнула она. — Неужели это все мне?
— Кому же еще? — ответил Джонни Роулетт.
Глава 14
Глава 15
— Пора обменять их на деньги, — сказал он и бросил несколько фишек служащим.
Заработав несколько тысяч, они оставили «Прадо».
— Это все? — Глаза Невады возбужденно блестели, когда они с Джонни остановились на берегу.
— Конечно нет, моя маленькая леди Удача, — заверил ее Джонни, и порывисто привлек Неваду к себе. Он остановил экипаж — и они пустились по бесконечному кругу всевозможных игорных залов: «Элкин» и «Шартон» на Канале, «Хаулетт», «Туссен» и «Сен-Сир» на Шартрез-стрит.
И наконец «Макграф» на Карондалет-стрит, дворец карточной игры, где богатство и элегантность обстановки и разнообразие услуг затмевали все другие залы. Роскошный ужин в буфете, бесплатно предоставляемый каждый вечер богатым посетителям, был предметом разговоров всего города.
Обозревая россыпь русской икры, заливные креветки и суп из омаров, Невада сказала Джонни, что она умирает от голода. Джонни галантно наполнил ее тарелку и проводил в небольшую нишу, но едва мог дождаться, когда она закончит, чтобы снова вернуться к игорным столам.
Было уже почти три часа утра, когда эта пара покинула последний игорный зал. Сидя в экипаже, Джонни был в великодушном настроении и не возражал, когда Невада сонно склонила голову на его плечо. Напротив, он улыбнулся, поднял руку и обнял ее обнаженные плечи. Невада вздохнула и с благодарностью прижалась щекой к его груди.
Медленное, равномерное биение его сердца, прикосновение теплой руки к ее голому плечу, его чистый, неповторимый аромат делали ее такой счастливой.
Джонни Роулетт, слегка касаясь подбородком темной макушки Невады, тоже был счастлив. Счастлив, потому что его утомленная маленькая леди Удача выиграла ему больше тридцати тысяч долларов в различных игорных залах. Глубоко удовлетворенный, все еще возбужденный от захватывающей игры, Джонни испытывал чувство, которое обычно наступало после длинной череды выигрышей. Спокойный, но все же странно напряженный. Влюбчивый. Ласковый. Настроенный на любовную близость.
Невада пошевелилась, бессознательно придвинувшись ближе, прижимаясь мягкой грудью к его телу, обнимая его рукой. Джонни чувствовал, что кровь начинает закипать в его жилах. Это ощущение не имело ничего общего с сидящей рядом девушкой, — чистой случайностью стало то, что приятной ласковой женщиной, прижавшейся к нему, оказалась Невада Гамильтон.
В гостинице Джонни поспешил проводить Неваду наверх до дверей ее номера.
— Ты была восхитительна, подружка, — сказал он, собираясь уходить. — Спокойной ночи.
Он повернулся, чтобы уйти. Невада поймала его за руку.
— Я выиграла тебе много денег, не так ли?
— Безусловно.
— Тогда я заслуживаю хорошего поцелуя на ночь. Джонни спешил и не собирался спорить. Он взял лицо Невады в руки и нагнулся, слегка прикоснувшись своими губами к ее. Но когда их губы встретились, Невада быстро обняла его за шею и поцеловала Джонни со всей любовью и страстью, открывая его рот своими теплыми губами, разыскивая его язык своим.
Его ответ был инстинктивным и немедленным. Застонав, Джонни продлил поцелуй, его губы широко открылись, язык глубоко проник в ее рот. Крепкие руки сжали ее миниатюрную фигурку, поднимая и прижимая к его напряженному твердому телу, как только он дал себе волю в горячей сладости поцелуя.
Когда наконец Джонни оторвал свои горящие губы от Невады, они оба дрожали и не могли перевести дух, и Джонни на мгновение допустил мысль, что надо увести ее в полутемный гостиничный номер, сорвать розовое шелковое платье с ее привлекательного тела и наслаждаться им так, как он только что наслаждался ее губами.
Невада видела, как в нем борются противоречивые чувства, и молилась, чтобы его страстная натура победила. С тревогой она прижалась открытыми губами к его смуглому горлу чуть выше жесткого белого воротника.
— Да, Джонни. Да, — произнесла Невада.
— Нет! — Он резко отодвинул ее. — Нет! Черт побери, нет!
Джонни выпустил ее плечи, развернулся и пошел прочь по застланному ковром коридору, вниз по лестнице, в душную влажную ночь.
Вздыхающая Невада вошла внутрь, спокойно разделась в комнате, которую она делила с мисс Анабел, и долго не могла заснуть, тоскуя по большому смуглому мужчине, чьи губы она все еще ощущала на своих губах.
Джонни, также тоскуя, направился прямиком в самый дорогой и роскошный публичный дом во всем Новом Орлеане. Он поднялся на ступени освещенного кирпичного особняка и через несколько минут был наверху, в просторной спальне, с великолепной рыжеволосой молодой женщиной в черном атласном вечернем платье.
Она назвала себя Белиндой. А его она назвала своим смуглым поклонником. И когда она поцеловала его влажными красными губами, Белинда позволила своим рукам скользнуть между их сплетенными телами, ловко расстегнула его облегающие черные брюки и засунула руку внутрь, чтобы исследовать готовность его внушительного органа.
— О-о-о, мой смуглый поклонник! — воскликнула она. — Неужели это все мне?
— Кому же еще? — ответил Джонни Роулетт.
Глава 14
Звуки музыки, стук фишек. Каждый вечер, каждую ночь. Пышные игорные залы с алыми муаровыми стенами, мраморными полами и зеркалами в золоченых рамах. Господа в темной вечерней одежде и пышно одетые леди в алмазах и жемчугах.
Мир Джонни Роулетта.
Волшебная жизнь игрока. Тысячные ставки на карту, бросок игральных костей, поворот колеса рулетки. Непроницаемые лица, сдержанные манеры, небрежные позы. Ускоряющийся пульс, сжимающееся горло, учащающееся дыхание.
Фортуна, Шанс. Судьба. Случай. Неожиданность. Удача. Везение. Вот слова, чаще других слетающие с губ каждого игрока — от молодого новичка, бросающего кости в переулке, до невозмутимого бывалого ветерана, играющего в карты в роскошном клубе. И в полутемном переулке, и в освещенном люстрами зале волнение, рождаемое азартной игрой, одинаковое. Что-то вроде изощренной пытки, чувства полноты жизни, предвкушения несметного богатства. И в то же время — чувство опасности, упоительное чувство угрозы разорения. Только истинный игрок может оценить муку и экстаз азартной игры.
Джонни Роулетт был одним из них. Он жил за счет игры, но это означало больше, намного больше, чем просто добывание средств к существованию. За игорными столами он нашел свое место в жизни. Свое призвание. Свой дом.
Если некоторые игроки переживали чувство вины и отчаяния, клялись, что никогда больше не посмотрят в сторону карт, игральных костей или лошадей, Джонни был совершенно удовлетворен своим выбором. Он был, как он сообщал любому, кто интересовался, игроком. Это было его занятием, его специальностью, так он собирался провести всю свою жизнь. Он никому не отчитывался, кроме самого себя, и любой, кто не одобрял его профессию, мог убираться ко всем чертям.
Именно игра заставляла его каждый сезон приезжать в Лондон. Игра с высокими ставками, которая привлекала лучших игроков со всего мира. Игра, в которой победитель получает все, проводилась каждую осень на расстоянии полета стрелы от дворца королевы.
Джонни, как и многие игроки, любил приезжать за несколько недель, чтобы к началу большой игры хорошо отдохнуть после плавания через океан и привыкнуть к британской влажности и дождливому климату. В этом году он должен был привыкнуть также к присутствию в Лондоне Невады и мисс Анабел.
Одеваясь в оперу в их второй вечер в Новом Орлеане, Джонни застегивал золотые запонки на своей рубашке. Его мысли были заняты предстоящей в Лондоне игрой, когда Невада постучала в закрытую дверь его спальни.
— Джонни, мисс Анабел и я готовы. Когда мы выходим? Джонни хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. Во что он ввязался? Повесил себе на шею двух женщин. Одна — молодая и безрассудная — уверена, что влюблена в него. Другая так добра и деликатна, что он чувствовал себя обязанным везти ее в оперу, хотя в действительности он хотел побыстрее добраться до игорного стола.
— Я сейчас иду, Невада, — крикнул Джонни. Он достал из гардероба красного дерева черный пиджак, надел его и поправил рукава на запястьях, чтобы показалась необходимой ширины полоска манжет, и вышел в гостиную.
Мисс Анабел сидела выпрямившись на синем полукруглом диване и выглядела весьма симпатично, подумал Джонни, когда она улыбнулась ему. На ней было новое платье из бежевого фая, купленное только сегодня днем в маленьком дорогом магазине в квартале на Джексон-сквер.
Джонни настоял, чтобы она и Невада купили себе туалеты для выхода в оперу. Это было первое новое платье мисс Анабел за последние годы, и она гордо показала его Джонни, возвратившись из увлекательной прогулки по магазинам. Невада отказалась показать свое, говоря, что хочет сделать ему сюрприз.
— Вы выглядите прекрасно, мисс Анабел, — сказал Джонни, подходя к стройной светловолосой женщине, глаза которой светились от волнения.
— Спасибо, капитан, — ответила она. Ее улыбка слегка померкла, когда она добавила:
— Подождите, сейчас вы увидите Неваду.
Мисс Анабел подняла свои тонкие брови, и Джонни уловил тень строгого осуждения в ее глазах.
— Где она? Я думал, что она готова.
— Я здесь, Джонни, — сказала Невада, появившись в гостиной во всем блеске, чувствуя себя взрослой и красивой, как никогда в жизни.
Джонни обернулся, оглядел ее и чуть не лишился сознания. На ней было платье из алого атласа, которое напоминало нечто, что девочки из «Подлунного игрока» отвергли бы как слишком смелое. Плотный корсет так затянул ее стан, что грудь почти вываливалась из непристойно низко вырезанного лифа. Сверкающий атлас так обтягивал ее бедра, зад и ноги до колен, что она едва могла шагнуть. Лицо было накрашено. Над ярко-алым, подобным луку Купидона, ртом была приклеена черная мушка. Другая виднелась на груди чуть выше низкого выреза. Ее черные волосы были уложены в высокую прическу и украшены дешевыми фальшивыми бриллиантами.
— Что ты скажешь, Джонни? — спросила она, медленно поворачиваясь вокруг.
Он увидел, что это непристойное алое платье на спине было открыто вплоть до затянутой талии. Не решив еще, чего ему больше хотелось — отшлепать ее маленькую обтянутую алым атласом задницу или сорвать платье и погладить ее, Джонни пару раз вздохнул, прежде чем заговорить. Невада повернулась лицом к нему, улыбаясь, довольная собой и его ошеломленным видом.
— Невада, милочка, я боюсь, что ты немного перестаралась, — сказал наконец Джонни.
— Что значит «перестаралась»? О чем ты говоришь? Джонни поглядел на мисс Анабел, прося помощи. Она опустила глаза и сжала губы, отказываясь обсуждать этот предмет.
— Я говорю о твоем платье, Невада. Оно выглядит дешевым. И ты выглядишь дешевой.
— Дешевым?
Руки Невады уперлись в бедра.
— Должна тебе сказать, что это платье последней модели. Я нахожу его красивым, и мне наплевать, что ты думаешь по этому поводу! — сердито заявила раздосадованная Невада.
Джонни старался сохранять самообладание. Эта безрассудная молодая девушка, казалось, выводила его из себя как никто другой. Он достал золотые часы из внутреннего кармана белого жилета, щелкнул крышкой и взглянул на них.
— Занавес поднимется через полчаса. — Джонни убрал часы. — Это платье не годится. Ты не можешь надеть его в оперу. Пожалуйста, переоденься немедленно.
— Переодеться? Я не собираюсь переодеваться. Я выбрала это платье. Я нахожу его красивым. Я поеду в этом платье в оперу!
Ее тирада сделала свое дело: Джонни Роулетт рассердился. Мускул задергался на его загорелом лице. Джонни подошел к Неваде.
— Ты не пойдешь в оперу в этом платье.
— Нет пойду! — Невада посмотрела мимо него на нервничающую леди, сидящую на синем диване. — Вы готовы, мисс Анабел? — И она направилась к двери.
— Извините нас, пожалуйста, мисс Анабел, — сказал Джонни и пересек комнату несколькими длинными шагами. Он схватил Неваду за руку и развернул ее к себе. Она дернулась, пытаясь освободиться, при этом шелковый корсаж ее алого платья скользнул еще ниже.
— Отойди от меня! Ты не можешь указывать мне, что я буду…
— Ты не права, — сказал Джонни, загоняя ее в угол. — Я могу и буду.
Джонни схватил ее на руки и, не обращая внимания на крики и проклятья, понес в большую спальню, которую Невада занимала вместе с мисс Анабел. Пинком ноги Джонни захлопнул за собой дверь, и мисс Анабел подскочила, как от пистолетного выстрела.
Войдя в спальню, Джонни направился прямо к высокому шкафу, где висело множество разноцветных платьев. Он поставил Неваду на ноги, удерживая ее за талию одной рукой. Другой он перерыл все платья, выбрал белое шелковое, с буфами на рукавах и кружевами вокруг шеи, как раз подходящее для молодой девушки.
— Ты сама наденешь его, — спросил он, — или это сделать мне?
Свирепо глядя на него, Невада решительно отказалась:
— Я не собираюсь надевать это, мистер Джонни Всемогущий Роулетт!
— Пеняй на себя.
Джонни рывком развернул ее и начал расстегивать крючки на платье. Борьба темпераментов превратилась в настоящую драку на застеленном ковром полу. Не на шутку разозлившись, Джонни грубо сдирал с Невады кричащий шелк. Ее причудливая прическа развалилась, волосы рассыпались, фальшивые бриллианты разлетелись по полу и слезы гнева из накрашенных глаз проложили черные дорожки на ее горящих щеках.
Поражаясь силе такой крошечной девушки, Джонни, тяжело дыша, прижал ее колени к полу своей длинной ногой, чтобы минутку передохнуть. Одна рука была крепко зажата у нее над головой, но другая, под белой рубашкой Джонни, щипала и царапала его грудь.
— О-о-о! — завопил Джонни. — Ты делаешь мне больно.
— Я делаю тебе больно? — Невада задыхалась, гнев клокотал в ее горле. — А что ты по-твоему делаешь со мной, горилла?
Джонни немедленно убрал ногу с ее коленей и ослабил хватку на хрупком запястье.
— Извини, Невада. Я временами забываю о своей силе. Ты в порядке? Тебе очень больно?
— Не физически! — Она закрыла глаза, и слезы покатились градом по ее щекам. — Ты оскорбил меня, Джонни Роулетт.
— Мне очень жаль.
Невада открыла глаза, ее ресницы намокли и слиплись от слез.
— Я только хотела быть красивой.
Джонни посмотрел на полураздетую плачущую девушку и почувствовал себя последним подлецом.
— Ты красива, Невада. Ты всегда красива.
Она действительно красива, подумал он, переводя взгляд с совершенного лица, испачканного размытой слезами краской, на матовую округлость груди, быстро поднимающейся и опускающейся от ее прерывистого дыхания. Он чувствовал, что его тело напряглось. Из-за того, что он завел ей руки за голову, грудь выскочила из низкого выреза отделанной кружевом сорочки. Нежный розовый сосок, гладкий и податливый, как атлас, оказался перед его носом.
У Джонни потемнело в глазах.
Сдерживая желание нагнуться и целовать мягкий бутон, пока он не расцветет и не затвердеет в его губах, Джонни с трудом перевел взгляд на ее лицо.
— Я приношу извинения за оскорбление твоих чувств. Я вел себя грубо и подло, мне очень жаль. Если ты хочешь быть красивой, пожалуйста, надень это белое платье в оперу.
Длинный смуглый палец коснулся черного пятнышка у ее рта.
— Ты не нуждаешься в мушках и губной помаде.
— Правда? Джонни улыбнулся ей.
— Это для леди, которые хотят выглядеть моложе. Ты молода. И красива, очень красива. — Его голос стал мягким, глубоким и убедительным. — Надень белое платье для меня.
Согретая его голосом, его нежными руками, его убеждающим взглядом, Невада вздохнула и согласилась.
— Ты поможешь мне, чтобы мы не опоздали в оперу?
— К вашим услугам, госпожа, — сказал Джонни и, поднявшись с пола, протянул ей руку.
Мисс Анабел, слышавшая крики и звуки борьбы, доносящиеся из-за закрытой двери, успокоилась, когда они вдвоем вбежали в гостиную, смеясь и всем своим видом показывая, что между ними никогда не было никаких разногласий. Невада, как отметила мисс Анабел, надела прекрасное пышное белое платье и смыла всю вульгарную косметику. Ее темные волосы были тщательно расчесаны и заколоты парой перламутровых гребенок. Она выглядела молодой, свежей и счастливой.
— Ну, леди, мы идем? — спросил Джонни, натягивая белые лайковые перчатки.
Неваду поразило великолепие Орлеанского театра. И пестрая толпа зрителей. Она отметила, что Джонни был не единственным джентльменом в белых лайковых перчатках, и спросила его об этом. Он ответил, что так положено, равно как и то, что леди, посещающие оперу, должны быть одеты со вкусом.
Мисс Анабел была несказанно счастлива. Она снова была в привычной обстановке, среди знакомых лиц, в окружении всего этого великолепия. Она любила и оперу, и толпу, и этот образ жизни. В молодости ей доводилось часто посещать Новый Орлеан и оперу, и теперь, сидя в ложе бельэтажа, она махала рукой и посылала воздушные поцелуи, приветствуя старых друзей, снова занимая свое место среди старой гвардии.
Вопреки всем обстоятельствам, она все еще Делани из Луизианы, уважаемый член высшего общества, леди безупречного воспитания, не утратившая своего положения, несмотря на потерю особняка Делани. Она все еще имела имя.
Опера началась, и мисс Анабел подняла перламутровый театральный бинокль, приобретенный сегодня днем. Невада тоже подняла свой, но скоро опустила и посмотрела на Джонни. Его волосы и черные глаза поблескивали в полумраке; Джонни повернул голову, посмотрел на нее, и его губы под аккуратными усами изогнулись в усмешке. Он подмигнул Неваде. Она успокоилась. Он тоже не интересовался оперой. Ему тоже уже надоело.
Когда наконец «Травиата» благополучно закончилась, мисс Анабел с восторгом на лице, молитвенно сжав руки, благоговейно спросила:
— Капитан Роулетт, Невада, вы когда-либо слышали такие глиссандо и крещендо?
Джонни посмотрел на Неваду, как бы спрашивая: ты сама ответишь?
— Я никогда не слышала, мисс Анабел, — сказала Невада, а потом, когда мисс Анабел отвернулась, чтобы поприветствовать старого знакомого, прошептала Джонни:
— И, надеюсь, никогда не услышу снова.
Джонни зашептал ей в ответ:
— Хорошо воспитанные молодые леди должны наслаждаться оперой.
— Я воспитывалась на плоскодонке, и опера надоела мне до чертиков. Пойдем лучше играть.
Мир Джонни Роулетта.
Волшебная жизнь игрока. Тысячные ставки на карту, бросок игральных костей, поворот колеса рулетки. Непроницаемые лица, сдержанные манеры, небрежные позы. Ускоряющийся пульс, сжимающееся горло, учащающееся дыхание.
Фортуна, Шанс. Судьба. Случай. Неожиданность. Удача. Везение. Вот слова, чаще других слетающие с губ каждого игрока — от молодого новичка, бросающего кости в переулке, до невозмутимого бывалого ветерана, играющего в карты в роскошном клубе. И в полутемном переулке, и в освещенном люстрами зале волнение, рождаемое азартной игрой, одинаковое. Что-то вроде изощренной пытки, чувства полноты жизни, предвкушения несметного богатства. И в то же время — чувство опасности, упоительное чувство угрозы разорения. Только истинный игрок может оценить муку и экстаз азартной игры.
Джонни Роулетт был одним из них. Он жил за счет игры, но это означало больше, намного больше, чем просто добывание средств к существованию. За игорными столами он нашел свое место в жизни. Свое призвание. Свой дом.
Если некоторые игроки переживали чувство вины и отчаяния, клялись, что никогда больше не посмотрят в сторону карт, игральных костей или лошадей, Джонни был совершенно удовлетворен своим выбором. Он был, как он сообщал любому, кто интересовался, игроком. Это было его занятием, его специальностью, так он собирался провести всю свою жизнь. Он никому не отчитывался, кроме самого себя, и любой, кто не одобрял его профессию, мог убираться ко всем чертям.
Именно игра заставляла его каждый сезон приезжать в Лондон. Игра с высокими ставками, которая привлекала лучших игроков со всего мира. Игра, в которой победитель получает все, проводилась каждую осень на расстоянии полета стрелы от дворца королевы.
Джонни, как и многие игроки, любил приезжать за несколько недель, чтобы к началу большой игры хорошо отдохнуть после плавания через океан и привыкнуть к британской влажности и дождливому климату. В этом году он должен был привыкнуть также к присутствию в Лондоне Невады и мисс Анабел.
Одеваясь в оперу в их второй вечер в Новом Орлеане, Джонни застегивал золотые запонки на своей рубашке. Его мысли были заняты предстоящей в Лондоне игрой, когда Невада постучала в закрытую дверь его спальни.
— Джонни, мисс Анабел и я готовы. Когда мы выходим? Джонни хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. Во что он ввязался? Повесил себе на шею двух женщин. Одна — молодая и безрассудная — уверена, что влюблена в него. Другая так добра и деликатна, что он чувствовал себя обязанным везти ее в оперу, хотя в действительности он хотел побыстрее добраться до игорного стола.
— Я сейчас иду, Невада, — крикнул Джонни. Он достал из гардероба красного дерева черный пиджак, надел его и поправил рукава на запястьях, чтобы показалась необходимой ширины полоска манжет, и вышел в гостиную.
Мисс Анабел сидела выпрямившись на синем полукруглом диване и выглядела весьма симпатично, подумал Джонни, когда она улыбнулась ему. На ней было новое платье из бежевого фая, купленное только сегодня днем в маленьком дорогом магазине в квартале на Джексон-сквер.
Джонни настоял, чтобы она и Невада купили себе туалеты для выхода в оперу. Это было первое новое платье мисс Анабел за последние годы, и она гордо показала его Джонни, возвратившись из увлекательной прогулки по магазинам. Невада отказалась показать свое, говоря, что хочет сделать ему сюрприз.
— Вы выглядите прекрасно, мисс Анабел, — сказал Джонни, подходя к стройной светловолосой женщине, глаза которой светились от волнения.
— Спасибо, капитан, — ответила она. Ее улыбка слегка померкла, когда она добавила:
— Подождите, сейчас вы увидите Неваду.
Мисс Анабел подняла свои тонкие брови, и Джонни уловил тень строгого осуждения в ее глазах.
— Где она? Я думал, что она готова.
— Я здесь, Джонни, — сказала Невада, появившись в гостиной во всем блеске, чувствуя себя взрослой и красивой, как никогда в жизни.
Джонни обернулся, оглядел ее и чуть не лишился сознания. На ней было платье из алого атласа, которое напоминало нечто, что девочки из «Подлунного игрока» отвергли бы как слишком смелое. Плотный корсет так затянул ее стан, что грудь почти вываливалась из непристойно низко вырезанного лифа. Сверкающий атлас так обтягивал ее бедра, зад и ноги до колен, что она едва могла шагнуть. Лицо было накрашено. Над ярко-алым, подобным луку Купидона, ртом была приклеена черная мушка. Другая виднелась на груди чуть выше низкого выреза. Ее черные волосы были уложены в высокую прическу и украшены дешевыми фальшивыми бриллиантами.
— Что ты скажешь, Джонни? — спросила она, медленно поворачиваясь вокруг.
Он увидел, что это непристойное алое платье на спине было открыто вплоть до затянутой талии. Не решив еще, чего ему больше хотелось — отшлепать ее маленькую обтянутую алым атласом задницу или сорвать платье и погладить ее, Джонни пару раз вздохнул, прежде чем заговорить. Невада повернулась лицом к нему, улыбаясь, довольная собой и его ошеломленным видом.
— Невада, милочка, я боюсь, что ты немного перестаралась, — сказал наконец Джонни.
— Что значит «перестаралась»? О чем ты говоришь? Джонни поглядел на мисс Анабел, прося помощи. Она опустила глаза и сжала губы, отказываясь обсуждать этот предмет.
— Я говорю о твоем платье, Невада. Оно выглядит дешевым. И ты выглядишь дешевой.
— Дешевым?
Руки Невады уперлись в бедра.
— Должна тебе сказать, что это платье последней модели. Я нахожу его красивым, и мне наплевать, что ты думаешь по этому поводу! — сердито заявила раздосадованная Невада.
Джонни старался сохранять самообладание. Эта безрассудная молодая девушка, казалось, выводила его из себя как никто другой. Он достал золотые часы из внутреннего кармана белого жилета, щелкнул крышкой и взглянул на них.
— Занавес поднимется через полчаса. — Джонни убрал часы. — Это платье не годится. Ты не можешь надеть его в оперу. Пожалуйста, переоденься немедленно.
— Переодеться? Я не собираюсь переодеваться. Я выбрала это платье. Я нахожу его красивым. Я поеду в этом платье в оперу!
Ее тирада сделала свое дело: Джонни Роулетт рассердился. Мускул задергался на его загорелом лице. Джонни подошел к Неваде.
— Ты не пойдешь в оперу в этом платье.
— Нет пойду! — Невада посмотрела мимо него на нервничающую леди, сидящую на синем диване. — Вы готовы, мисс Анабел? — И она направилась к двери.
— Извините нас, пожалуйста, мисс Анабел, — сказал Джонни и пересек комнату несколькими длинными шагами. Он схватил Неваду за руку и развернул ее к себе. Она дернулась, пытаясь освободиться, при этом шелковый корсаж ее алого платья скользнул еще ниже.
— Отойди от меня! Ты не можешь указывать мне, что я буду…
— Ты не права, — сказал Джонни, загоняя ее в угол. — Я могу и буду.
Джонни схватил ее на руки и, не обращая внимания на крики и проклятья, понес в большую спальню, которую Невада занимала вместе с мисс Анабел. Пинком ноги Джонни захлопнул за собой дверь, и мисс Анабел подскочила, как от пистолетного выстрела.
Войдя в спальню, Джонни направился прямо к высокому шкафу, где висело множество разноцветных платьев. Он поставил Неваду на ноги, удерживая ее за талию одной рукой. Другой он перерыл все платья, выбрал белое шелковое, с буфами на рукавах и кружевами вокруг шеи, как раз подходящее для молодой девушки.
— Ты сама наденешь его, — спросил он, — или это сделать мне?
Свирепо глядя на него, Невада решительно отказалась:
— Я не собираюсь надевать это, мистер Джонни Всемогущий Роулетт!
— Пеняй на себя.
Джонни рывком развернул ее и начал расстегивать крючки на платье. Борьба темпераментов превратилась в настоящую драку на застеленном ковром полу. Не на шутку разозлившись, Джонни грубо сдирал с Невады кричащий шелк. Ее причудливая прическа развалилась, волосы рассыпались, фальшивые бриллианты разлетелись по полу и слезы гнева из накрашенных глаз проложили черные дорожки на ее горящих щеках.
Поражаясь силе такой крошечной девушки, Джонни, тяжело дыша, прижал ее колени к полу своей длинной ногой, чтобы минутку передохнуть. Одна рука была крепко зажата у нее над головой, но другая, под белой рубашкой Джонни, щипала и царапала его грудь.
— О-о-о! — завопил Джонни. — Ты делаешь мне больно.
— Я делаю тебе больно? — Невада задыхалась, гнев клокотал в ее горле. — А что ты по-твоему делаешь со мной, горилла?
Джонни немедленно убрал ногу с ее коленей и ослабил хватку на хрупком запястье.
— Извини, Невада. Я временами забываю о своей силе. Ты в порядке? Тебе очень больно?
— Не физически! — Она закрыла глаза, и слезы покатились градом по ее щекам. — Ты оскорбил меня, Джонни Роулетт.
— Мне очень жаль.
Невада открыла глаза, ее ресницы намокли и слиплись от слез.
— Я только хотела быть красивой.
Джонни посмотрел на полураздетую плачущую девушку и почувствовал себя последним подлецом.
— Ты красива, Невада. Ты всегда красива.
Она действительно красива, подумал он, переводя взгляд с совершенного лица, испачканного размытой слезами краской, на матовую округлость груди, быстро поднимающейся и опускающейся от ее прерывистого дыхания. Он чувствовал, что его тело напряглось. Из-за того, что он завел ей руки за голову, грудь выскочила из низкого выреза отделанной кружевом сорочки. Нежный розовый сосок, гладкий и податливый, как атлас, оказался перед его носом.
У Джонни потемнело в глазах.
Сдерживая желание нагнуться и целовать мягкий бутон, пока он не расцветет и не затвердеет в его губах, Джонни с трудом перевел взгляд на ее лицо.
— Я приношу извинения за оскорбление твоих чувств. Я вел себя грубо и подло, мне очень жаль. Если ты хочешь быть красивой, пожалуйста, надень это белое платье в оперу.
Длинный смуглый палец коснулся черного пятнышка у ее рта.
— Ты не нуждаешься в мушках и губной помаде.
— Правда? Джонни улыбнулся ей.
— Это для леди, которые хотят выглядеть моложе. Ты молода. И красива, очень красива. — Его голос стал мягким, глубоким и убедительным. — Надень белое платье для меня.
Согретая его голосом, его нежными руками, его убеждающим взглядом, Невада вздохнула и согласилась.
— Ты поможешь мне, чтобы мы не опоздали в оперу?
— К вашим услугам, госпожа, — сказал Джонни и, поднявшись с пола, протянул ей руку.
Мисс Анабел, слышавшая крики и звуки борьбы, доносящиеся из-за закрытой двери, успокоилась, когда они вдвоем вбежали в гостиную, смеясь и всем своим видом показывая, что между ними никогда не было никаких разногласий. Невада, как отметила мисс Анабел, надела прекрасное пышное белое платье и смыла всю вульгарную косметику. Ее темные волосы были тщательно расчесаны и заколоты парой перламутровых гребенок. Она выглядела молодой, свежей и счастливой.
— Ну, леди, мы идем? — спросил Джонни, натягивая белые лайковые перчатки.
Неваду поразило великолепие Орлеанского театра. И пестрая толпа зрителей. Она отметила, что Джонни был не единственным джентльменом в белых лайковых перчатках, и спросила его об этом. Он ответил, что так положено, равно как и то, что леди, посещающие оперу, должны быть одеты со вкусом.
Мисс Анабел была несказанно счастлива. Она снова была в привычной обстановке, среди знакомых лиц, в окружении всего этого великолепия. Она любила и оперу, и толпу, и этот образ жизни. В молодости ей доводилось часто посещать Новый Орлеан и оперу, и теперь, сидя в ложе бельэтажа, она махала рукой и посылала воздушные поцелуи, приветствуя старых друзей, снова занимая свое место среди старой гвардии.
Вопреки всем обстоятельствам, она все еще Делани из Луизианы, уважаемый член высшего общества, леди безупречного воспитания, не утратившая своего положения, несмотря на потерю особняка Делани. Она все еще имела имя.
Опера началась, и мисс Анабел подняла перламутровый театральный бинокль, приобретенный сегодня днем. Невада тоже подняла свой, но скоро опустила и посмотрела на Джонни. Его волосы и черные глаза поблескивали в полумраке; Джонни повернул голову, посмотрел на нее, и его губы под аккуратными усами изогнулись в усмешке. Он подмигнул Неваде. Она успокоилась. Он тоже не интересовался оперой. Ему тоже уже надоело.
Когда наконец «Травиата» благополучно закончилась, мисс Анабел с восторгом на лице, молитвенно сжав руки, благоговейно спросила:
— Капитан Роулетт, Невада, вы когда-либо слышали такие глиссандо и крещендо?
Джонни посмотрел на Неваду, как бы спрашивая: ты сама ответишь?
— Я никогда не слышала, мисс Анабел, — сказала Невада, а потом, когда мисс Анабел отвернулась, чтобы поприветствовать старого знакомого, прошептала Джонни:
— И, надеюсь, никогда не услышу снова.
Джонни зашептал ей в ответ:
— Хорошо воспитанные молодые леди должны наслаждаться оперой.
— Я воспитывалась на плоскодонке, и опера надоела мне до чертиков. Пойдем лучше играть.
Глава 15
— У нее нет ни малейшей склонности к компромиссам, — чопорно произнесла мисс Анабел Делани.
— Это верно, — признал Джонни. — Я уверен, ваша задача будет непростой.
Они завтракали вдвоем в залитом солнцем кафе под открытым небом, в то время как предмет их разговора спала в номере отеля. Это была первая возможность для Джонни и мисс Анабел поговорить о Неваде. Джонни рассказал мисс Анабел о Неваде все, что он знал, вплоть до ее недолгой работы в качестве артистки шоу на борту «Подлунного игрока», где он и нашел ее. Он опустил лишь тот факт, что они провели страстную ночь на этом пароходе.
Мисс Анабел внимательно слушала, кивала седеющей головой и время от времени повторяла:
— Бедный ребенок. Такая несчастная девочка.
— Вы понимаете теперь, почему я почувствовал себя обязанным забрать ее с «Игрока», — сказал Джонни, намазывая свежее масло на горячую французскую булочку. Мисс Анабел отпила кофе со сливками и поставила чашку.
— Вы не могли поступить иначе. Я и подумать не могу, что могло бы случиться с девушкой, если бы не вы, капитан Роулетт. — Она прикрыла глаза, пытаясь выразить свою мысль. — Ведь какой-нибудь презренный негодяй мог… мог бы… воспользоваться невинностью этого ребенка!
Джонни задавался нелегким вопросом: выглядел ли он таким виноватым, каким он чувствовал себя.
— Да, это было возможно, — сказал он преувеличенно ровным тоном и быстро изменил тему. — Теперь Невада с нами и в безопасности, мисс Анабел, и я, с вашей помощью, должен научить ее всему, что требуется.
— Я с удовольствием помогу вам, но вы должны сотрудничать со мной.
— Вы можете рассчитывать на меня.
На лице мисс Анабел появилось выражение легкого осуждения.
— В дальнейшем я сама буду помогать Неваде в выборе ее гардероба.
Джонни немедленно припомнил вчерашние препирательства при выборе вечернего платья для Невады. Мягко усмехнувшись, он заверил мисс Анабел:
— Совершенно согласен. Я не буду вмешиваться. Даю слово. — Он покачал головой и добавил:
— Вы убедитесь вскоре, что Невада очень упряма. Ее отец потворствовал ей во всем и, очевидно, он засорил ей голову пустыми романтическими мечтами.
— Капитан, я рада, что вы подняли вопрос о романтике. — Мисс Анабел, слегка покраснев, приложила салфетку к тонким губам и продолжила:
— Хотя я и не знаток сердечных дел, интуиция подсказывает мне, что Невада слишком влюблена в вас.
Воротничок Джонни внезапно стал слишком тугим.
— Она думает, что влюблена. Ребяческая прихоть и ничего больше.
— Все же вы должны перестать называть ее любимой, капитан, — мягко пожурила мисс Анабел. — Или любыми другими ласковыми словами, которые можно не правильно истолковать. Она молода и впечатлительна, и вы не должны позволять ей думать, что чувствуете к ней что-то еще, кроме дружеского расположения и заботы о ее будущем.
— Да, мэм, — покорно ответил Джонни.
— Каковы ваши дальнейшие планы относительно Невады, капитан?
Джонни пожал плечами.
— Сделать ее образованной, превратить в настоящую леди, такую, как вы, мисс Анабел, дать ей возможность занять определенное положение в обществе, где она встретит достойного молодого джентльмена и выйдет за него замуж. — Джонни улыбнулся. — В общем, помочь ей воплотить девичьи мечты.
Мисс Анабел улыбнулась смуглому человеку, чьи собственные мечты, если он действительно имел таковые, он никогда не доверял ей. И никому другому, как подозревала она.
— У вас доброе сердце, капитан Роулетт. Как только мы приедем в Лондон, я начну уроки с Невадой. Она очень восприимчива, так что я уверена, она быстро обучится всему необходимому.
Джонни согласно кивнул.
— И еще одна вещь. — Мисс Анабел приостановилась, взволнованно коснувшись камеи, приколотой к ее высокому кружевному воротничку. — Вы не должны брать Неваду с собой в эти вертепы для азартных игр.
— Вот этого я не могу сделать, мисс Анабел, — решительно сказал Джонни. — Невада приносит мне удачу.
Они прибыли в Нью-Йорк в один из жарких и влажных дней конца июня. Мисс Анабел, из-за своего деликатного воспитания, чувствовала себя слабой и разбитой после длинной поездки в экипаже через весь Манхеттен, как и должна была чувствовать себя любая настоящая леди, так что сразу по прибытии в гостиницу «Сент-Николас» она отправилась в постель.
Невада, напротив, чувствовала себя прекрасно. Любопытной. Взволнованной. Возбужденной. Поездка в экипаже сама по себе была для нее волнующим приключением, поскольку она проходила по широким авеню, застроенным самыми высокими зданиями, которые она когда-либо видела. Невада вертелась, крутила головой, вытягивала шею, размахивала руками и хватала за руку Джонни, задавая тысячу вопросов.
Они оставались целую неделю в шумном городе, и Джонни, любовавшийся различными достопримечательностями Нью-Йорка много раз, был удивлен, найдя новое удовольствие в знакомом городе, когда он сопровождал двух благоговейно замирающих, испуганных женщин. Утренние прогулки по Галерее искусств Нью-Йорка, поездки на пароме на Стейтен-Айленд, завтраки в оплетенном виноградными лозами кафе перед Театром комедии, полуденные покупки в универмаге «Лорд и Тейлор» с его паровыми эскалаторами и люстрами от Тиффани. А в сумерки они ездили в Сентрал-парк, потом обедали в ресторане «Дельмонико» и проводили вечера в знаменитых театрах на Бродвее.
И, конечно, ночные посещения «Моррисея», казино на Двадцать четвертой улице, известного во всем мире великолепно обставленными комнатами для игры и роскошными ужинами в буфете.
— Джонни, не можем ли мы остаться еще на неделю? — спросила Невада в их последний вечер в Нью-Йорке, зная, что продолжающееся в стране празднование столетнего юбилея достигнет кульминации в День Независимости. — Ты ведь прекрасно знаешь, что всего через четыре дня, четвертого июля 1876 года, будет сотая годовщина независимости нашего народа!
Джонни, сидя в мягком кресле перед высокими окнами просторного номера, лениво опустил газету:
— Я это знаю, Невада, но я заказал билеты на пароход на завтра.
— Ну откажись от них! Мисс Анабел говорит, что будут парады и пикники, духовые оркестры и фейерверк, танцы и толпы и я хочу остаться здесь.
Но Джонни оставался непоколебим: у него было дело в Великобритании.
— Мы отплываем завтра, — сказал он и снова углубился в чтение «Нью-Йорк геральд трибюн».
Невада угрюмо сидела между мисс Анабел и Джонни в просторном наемном экипаже, направлявшемся к реке Гудзон в теплое субботнее утро первого июля. Рассердившись на Джонни за его эгоизм, страстно желая остаться в городе на пышное празднование Дня Независимости, она игнорировала все его попытки завязать вежливый разговор и молча выражала свое возмущение. Она отказывалась даже взглянуть на достопримечательности, на которые он указывал по дороге, — Невада смотрела только на свои руки в перчатках, сложенные на коленях.
Но когда экипаж подъехал к пятьдесят первому пирсу и она почувствовала запах воды и услышала пронзительные крики кружащихся чаек, она не смогла удержаться, чтобы не посмотреть вокруг. Она сразу же увидела его — величественный пароход под названием «Звездный свет», стоящий в гавани; его шестидесятифутовый белый корпус сверкал в тусклом свете нью-йоркского солнца. И Невада забыла свое разочарование.
— Это верно, — признал Джонни. — Я уверен, ваша задача будет непростой.
Они завтракали вдвоем в залитом солнцем кафе под открытым небом, в то время как предмет их разговора спала в номере отеля. Это была первая возможность для Джонни и мисс Анабел поговорить о Неваде. Джонни рассказал мисс Анабел о Неваде все, что он знал, вплоть до ее недолгой работы в качестве артистки шоу на борту «Подлунного игрока», где он и нашел ее. Он опустил лишь тот факт, что они провели страстную ночь на этом пароходе.
Мисс Анабел внимательно слушала, кивала седеющей головой и время от времени повторяла:
— Бедный ребенок. Такая несчастная девочка.
— Вы понимаете теперь, почему я почувствовал себя обязанным забрать ее с «Игрока», — сказал Джонни, намазывая свежее масло на горячую французскую булочку. Мисс Анабел отпила кофе со сливками и поставила чашку.
— Вы не могли поступить иначе. Я и подумать не могу, что могло бы случиться с девушкой, если бы не вы, капитан Роулетт. — Она прикрыла глаза, пытаясь выразить свою мысль. — Ведь какой-нибудь презренный негодяй мог… мог бы… воспользоваться невинностью этого ребенка!
Джонни задавался нелегким вопросом: выглядел ли он таким виноватым, каким он чувствовал себя.
— Да, это было возможно, — сказал он преувеличенно ровным тоном и быстро изменил тему. — Теперь Невада с нами и в безопасности, мисс Анабел, и я, с вашей помощью, должен научить ее всему, что требуется.
— Я с удовольствием помогу вам, но вы должны сотрудничать со мной.
— Вы можете рассчитывать на меня.
На лице мисс Анабел появилось выражение легкого осуждения.
— В дальнейшем я сама буду помогать Неваде в выборе ее гардероба.
Джонни немедленно припомнил вчерашние препирательства при выборе вечернего платья для Невады. Мягко усмехнувшись, он заверил мисс Анабел:
— Совершенно согласен. Я не буду вмешиваться. Даю слово. — Он покачал головой и добавил:
— Вы убедитесь вскоре, что Невада очень упряма. Ее отец потворствовал ей во всем и, очевидно, он засорил ей голову пустыми романтическими мечтами.
— Капитан, я рада, что вы подняли вопрос о романтике. — Мисс Анабел, слегка покраснев, приложила салфетку к тонким губам и продолжила:
— Хотя я и не знаток сердечных дел, интуиция подсказывает мне, что Невада слишком влюблена в вас.
Воротничок Джонни внезапно стал слишком тугим.
— Она думает, что влюблена. Ребяческая прихоть и ничего больше.
— Все же вы должны перестать называть ее любимой, капитан, — мягко пожурила мисс Анабел. — Или любыми другими ласковыми словами, которые можно не правильно истолковать. Она молода и впечатлительна, и вы не должны позволять ей думать, что чувствуете к ней что-то еще, кроме дружеского расположения и заботы о ее будущем.
— Да, мэм, — покорно ответил Джонни.
— Каковы ваши дальнейшие планы относительно Невады, капитан?
Джонни пожал плечами.
— Сделать ее образованной, превратить в настоящую леди, такую, как вы, мисс Анабел, дать ей возможность занять определенное положение в обществе, где она встретит достойного молодого джентльмена и выйдет за него замуж. — Джонни улыбнулся. — В общем, помочь ей воплотить девичьи мечты.
Мисс Анабел улыбнулась смуглому человеку, чьи собственные мечты, если он действительно имел таковые, он никогда не доверял ей. И никому другому, как подозревала она.
— У вас доброе сердце, капитан Роулетт. Как только мы приедем в Лондон, я начну уроки с Невадой. Она очень восприимчива, так что я уверена, она быстро обучится всему необходимому.
Джонни согласно кивнул.
— И еще одна вещь. — Мисс Анабел приостановилась, взволнованно коснувшись камеи, приколотой к ее высокому кружевному воротничку. — Вы не должны брать Неваду с собой в эти вертепы для азартных игр.
— Вот этого я не могу сделать, мисс Анабел, — решительно сказал Джонни. — Невада приносит мне удачу.
Они прибыли в Нью-Йорк в один из жарких и влажных дней конца июня. Мисс Анабел, из-за своего деликатного воспитания, чувствовала себя слабой и разбитой после длинной поездки в экипаже через весь Манхеттен, как и должна была чувствовать себя любая настоящая леди, так что сразу по прибытии в гостиницу «Сент-Николас» она отправилась в постель.
Невада, напротив, чувствовала себя прекрасно. Любопытной. Взволнованной. Возбужденной. Поездка в экипаже сама по себе была для нее волнующим приключением, поскольку она проходила по широким авеню, застроенным самыми высокими зданиями, которые она когда-либо видела. Невада вертелась, крутила головой, вытягивала шею, размахивала руками и хватала за руку Джонни, задавая тысячу вопросов.
Они оставались целую неделю в шумном городе, и Джонни, любовавшийся различными достопримечательностями Нью-Йорка много раз, был удивлен, найдя новое удовольствие в знакомом городе, когда он сопровождал двух благоговейно замирающих, испуганных женщин. Утренние прогулки по Галерее искусств Нью-Йорка, поездки на пароме на Стейтен-Айленд, завтраки в оплетенном виноградными лозами кафе перед Театром комедии, полуденные покупки в универмаге «Лорд и Тейлор» с его паровыми эскалаторами и люстрами от Тиффани. А в сумерки они ездили в Сентрал-парк, потом обедали в ресторане «Дельмонико» и проводили вечера в знаменитых театрах на Бродвее.
И, конечно, ночные посещения «Моррисея», казино на Двадцать четвертой улице, известного во всем мире великолепно обставленными комнатами для игры и роскошными ужинами в буфете.
— Джонни, не можем ли мы остаться еще на неделю? — спросила Невада в их последний вечер в Нью-Йорке, зная, что продолжающееся в стране празднование столетнего юбилея достигнет кульминации в День Независимости. — Ты ведь прекрасно знаешь, что всего через четыре дня, четвертого июля 1876 года, будет сотая годовщина независимости нашего народа!
Джонни, сидя в мягком кресле перед высокими окнами просторного номера, лениво опустил газету:
— Я это знаю, Невада, но я заказал билеты на пароход на завтра.
— Ну откажись от них! Мисс Анабел говорит, что будут парады и пикники, духовые оркестры и фейерверк, танцы и толпы и я хочу остаться здесь.
Но Джонни оставался непоколебим: у него было дело в Великобритании.
— Мы отплываем завтра, — сказал он и снова углубился в чтение «Нью-Йорк геральд трибюн».
Невада угрюмо сидела между мисс Анабел и Джонни в просторном наемном экипаже, направлявшемся к реке Гудзон в теплое субботнее утро первого июля. Рассердившись на Джонни за его эгоизм, страстно желая остаться в городе на пышное празднование Дня Независимости, она игнорировала все его попытки завязать вежливый разговор и молча выражала свое возмущение. Она отказывалась даже взглянуть на достопримечательности, на которые он указывал по дороге, — Невада смотрела только на свои руки в перчатках, сложенные на коленях.
Но когда экипаж подъехал к пятьдесят первому пирсу и она почувствовала запах воды и услышала пронзительные крики кружащихся чаек, она не смогла удержаться, чтобы не посмотреть вокруг. Она сразу же увидела его — величественный пароход под названием «Звездный свет», стоящий в гавани; его шестидесятифутовый белый корпус сверкал в тусклом свете нью-йоркского солнца. И Невада забыла свое разочарование.