Райс Энн. Час ведьмовства (Мэйфейрские ведьмы - 1)

   Роуан как будто ушла а в себя - она сидела неподвижно, со сложенными руками, остановившийся взгляд больших серых глаз был устремлен вдаль, за стеклянные стены...
   - Что ж, - через какое-то время заговорила она, - тебе, конечно, необходимо поехать туда. Иначе ты не успокоишься. Поезжай и посмотри на тот дом. Кто знает, быть может, его уже и нет. А возможно, ты его увидишь, но не испытаешь при этом никаких особых ощущений. В любом случае тебе нужно во всем убедиться лично. Наверное, твоя навязчивая идея - а именно так это называется в науке - имеет какое-то психологическое объяснение, хотя я в этом сомневаюсь, Полагаю, ты действительно где-то побывал и что-то увидел. Нам известно немало аналогичных случаев. По крайней мере, нечто подобное описывали многие из тех, кто возвращался к жизни. Но вполне возможно, что ты даешь увиденному неверное истолкование.
   - Мои воспоминания слишком отрывочны, это правда, - согласился Майкл.
   - Ты подозреваешь, что они спровоцировали твое падение в воду?
   - Н-не знаю... Честно говоря, мне это в голову не приходило.
   - Неужели?
   - Картина всегда представлялась мне несколько иной: произошедший со мной несчастный случай дал им шанс, и они им воспользовались. Предположение, что вся ситуация ими же и спровоцирована, кажется мне чудовищным. Ведь это в корне изменило бы порядок вещей... Ты согласна?
   - Не знаю... Я смотрю на это с иной точки зрения. Коль скоро эти существа - кем бы они ни были - обладают достаточной силой и смогли внушить тебе нечто важное относительно какой-то цели, если они сумели поддержать в тебе жизнь, в то время как по всем законам природы ты был обречен, если в их власти было не позволить тебе умереть и обеспечить твое спасение... то почему они не могли спланировать и осуществить несчастный случай, а потом вызвать у тебя провалы в памяти?
   Ее предположение буквально лишило Майкла дара речи.
   - Ты действительно никогда не задумывался об этом?
   - Это ужасно, - прошептал он.
   Роуан хотела было продолжить, но Майкл жестом попросил ее обождать. Он пытался подобрать слова, чтобы точнее выразить свою мысль...
   - У меня сложилось совсем другое представление, - наконец сказал он. Я убежден, что они обитают в иных сферах - как в духовном, так и в физическом смысле. Они...
   - Высшие существа?
   - Да. И еще... Думается, они узнали обо мне и получили возможность вступить со мной в контакт только потому, что я оказался поблизости, иначе говоря - между жизнью и смертью. То есть... я хочу сказать, здесь не обошлось без... мистики - жаль, не могу сейчас подобрать другое слово. Наше общение стало возможным только потому, что физически я был мертв.
   Роуан молча ожидала продолжения. - Суть в том, что они - существа иного порядка. Они не способны заставить человека упасть со скалы и утонуть в море. Ведь обладай они возможностью совершать в материальном мире подобные действия, зачем, черт побери, им тогда понадобился бы я?
   - Я понимаю ход твоих рассуждений, - сказала она - И тем не менее...
   - Что?
   - Ты полагаешь, что они - существа высшего порядка и имеют лишь добрые намерения. И считаешь себя обязанным выполнить их повеление.
   Майкл снова не знал, что сказать.
   - Возможно, я сама не понимаю, о чем говорю, - спохватилась Роуан.
   - Нет, думаю, понимаешь, - возразил Майкл. - Ты права. У меня именно такие представления о них. Но все дело здесь в ощущении. Я проснулся с ощущением, что они имеют добрые намерения. Я вернулся, имея подтверждение их доброты, убежденный, что сам согласился исполнить предназначение. Я не сомневался в своих предположениях, а ты считаешь, что следовало бы.
   - Я могу ошибаться. Наверное, я вообще не должна была высказывать свое мнение. Но ты помнишь, что я рассказывала тебе о хирургах. Мы входим в операционную, размахивая не кулаками, а скальпелем.
   Майкл засмеялся.
   - Ты даже не представляешь, как важна для меня сама возможность поговорить об этом, просто высказать вслух свои мысли.
   Но улыбка его быстро погасла, Роуан догадывалась, как тяжело Майклу обсуждать случившееся, с каким трудом он сохраняет душевное равновесие.
   - Есть еще один момент, - сказала она.
   - Какой?
   - Всякий раз, упоминая о силе, появившейся в твоих руках, ты словно не придаешь ей особого значения, отводя первостепенную роль видению. Однако я уверена, что одно тесно связано с другим. Разве тебе не приходило в голову, что эта сила - дар именно тех, с кем ты встретился в видении?
   - Не знаю, - ответил Майкл. - Я думал об этом. Мои друзья тоже высказывали такое предположение. Но я не считаю его правильным. Напротив, мне кажется, что проявившиеся способности служат своего рода отвлекающим моментом. Все советуют мне активно использовать обретенную силу, но если я начну это делать, то никогда не вернусь назад.
   - Понимаю. Но ты коснешься руками того дома, когда окажешься возле него?
   Майкл задумался. Признаться, он представлял себе все несколько иначе ожидал более скорого и чудесного прояснения сути событий.
   - Ну... думаю, что да. Если сумею, дотронусь до ворот. Потом поднимусь по ступеням и коснусь двери.
   Откуда этот страх? Да, увидеть дом - это прекрасно, но прикоснуться к нему... Майкл покачал головой и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. Дотронуться до ворот... Коснуться двери... Они, конечно же, могли наделить его этой силой... Но почему он сомневается? Особенно если все связывается в единое целое...
   Роуан сидела молча и выглядела озадаченной, даже встревоженной. Майкл не в силах был отвести от нее взгляд - как не хотелось ему расставаться с этой удивительной женщиной!
   - Майкл, не уезжай, побудь со мной еще, - вдруг попросила она.
   - Роуан, могу я задать тебе один вопрос? Та бумага, которую ты подписала по просьбе Элли... обещание никогда не ездить в Новый Орлеан... Ты считаешь ее все еще действительной? По-прежнему полагаешь, что данная тобой клятва сохраняет свою силу и после смерти Элли?
   - Разумеется. - Голос Роуан прозвучал глухо и был полон печали. - Ты ведь и сам так считаешь.
   - Неужели?
   - Конечно, ведь ты же человек чести. Из тех, кого с полным основанием можно назвать порядочным и достойным уважения.
   - Согласен. По крайней мере, надеюсь, что это так. Думаю, я неверно сформулировал вопрос. Суть вот в чем: ты хотела бы увидеть город, в котором родилась? Нет, я неискренен. Порядочным людям врать не к лицу. На самом деле я хотел спросить о другом: есть ли хоть какой-нибудь шанс, что ты поедешь туда вместе со мной?
   Ответом было молчание.
   - Понимаю, это самонадеянно с моей стороны, - снова заговорил Майкл. В этом доме перебывало достаточно мужчин, и я для тебя отнюдь не свет в окошке...
   - Перестань. Я могла бы полюбить тебя, и ты это знаешь.
   - Тогда выслушай меня, пожалуйста, ибо сейчас речь идет о нас двоих, о тех, кто продолжает жить на этом свете. Возможно, я уже... то есть... я хочу сказать... Если тебе по-прежнему хочется поехать туда... если у тебя не пропало желание своими глазами увидеть места, где ты родилась, и попытаться узнать хоть что-то о своих настоящих родителях.. Тогда, черт побери, почему бы тебе не отправиться туда вместе со мной? - Майкл вновь со вздохом откинулся назад и засунул руки в карманы брюк. - Мне кажется, это был бы огромный шаг вперед с твоей стороны. Согласна? Конечно, я рассуждаю как эгоист. Мне очень хочется увезти тебя отсюда. Ну как? Ты все еще считаешь меня порядочным и честным?
   Роуан оцепенело смотрела в пространство, закусив губу, чтобы не расплакаться.
   - Мне очень хочется туда поехать, - с трудом выдавила она.
   По щекам покатились слезы.
   - Боже мой, Роуан, прости, - поспешно извинился Майкл. - Я не имел права задавать такие вопросы.
   Она продолжала глядеть куда-то на воду, словно это было единственной возможностью справиться с эмоциями. Майкл видел, как напряжены ее плечи, как судорожно подергивается горло, сглатывая непослушные слезы. Более одинокого человека, чем Роуан, он еще не встречал. В Калифорнии полно одиноких людей, но она, казалось, вообще существовала отдельно от остального мира. Майклу стало страшно за нее, страшно оставлять ее одну в этом доме - в этом чувстве не было и тени эгоизма, какого-либо проявления его собственных корыстных желаний.
   - Послушай, Роуан, мне действительно очень жаль. Я не должен вмешиваться, - сказал он. - Это касается только тебя и Элли. Ты поедешь, когда почувствуешь себя готовой. А сейчас ехать нужно мне, и совсем по иным причинам. Мне придется расстаться с тобой, хотя и чертовски не хочется. Слезы опять хлынули по ее щекам.
   - Роуан...
   - Майкл, - прошептала она - Это мне следует просить у тебя прощения. Это ведь я бросилась в твои объятия. Так что не надо обо мне беспокоиться.
   - Не говори так.
   Он хотел обнять ее и уже сделал движение, чтобы подняться, но она жестом остановила его порыв, и Майклу не оставалось ничего другого, кроме как тихо добавить:
   - Если ты думаешь, что мне не доставляло удовольствия держать тебя в своих объятиях и осушать твои слезы, тогда ты просто не применяешь свой дар. Или совершенно не понимаешь мужчин вроде меня.
   Роуан вздрогнула и крепко сцепила руки у груди, пряди волос упали на лицо. В этот момент она казалась такой несчастной, что Майклу нестерпимо захотелось прижать ее к себе и целовать, целовать, целовать...
   - Ну скажи, чего ты боишься? - спросил он. Произнесенный шепотом ответ звучал так тихо, что Майкл едва его расслышал.
   - Того, что я плохая, что я действительно обладаю ужасающей способностью творить зло. И та сила, которая во мне заключена, - какой бы по сути своей она ни была - говорит мне именно об этом.
   - Роуан, совсем не грешно быть лучше Элли или Грэма. И совсем не грешно ненавидеть их за то, что они обрекли тебя на одиночество, оторвали от родных корней и лишили всех кровных связей.
   - Я все это знаю, Майкл.
   Она благодарно улыбнулась, но было очевидно, что его слова прозвучали неубедительно. Роуан чувствовала, что ему не удалось постичь нечто очень важное в ее жизни, и Майкл это понял - он вновь, как и вчера на палубе яхты, потерпел неудачу.
   - Роуан, что бы ни произошло в Новом Орлеане, мы с тобой непременно встретимся, причем скоро. Я мог бы тебе поклясться на целой стопке Библий, что вернусь сюда, но, если честно, мне так не кажется. Такое же чувство было у меня, когда я уезжал из своего дома на Либерти-стрит: я твердо знал, что покидаю его навсегда. Но мы увидимся с тобой в другом месте. Если ты не можешь поехать в Новый Орлеан, только скажи - и я примчусь туда, куда ты велишь.
   Вот вам, придурки потусторонние, - подумал он, глядя на воду залива, в которой отражалось грязно-голубое калифорнийское небо. Вот вам, неведомые существа. Вы втянули меня во все это и смотались, не пожелав помогать дальше. Ладно, я поеду в Новый Орлеан, раз вы этого хотели. Но то, что существует между мною и этой женщиной, принадлежит только мне.
   Роуан хотела отвезти его в аэропорт, но он настоял на вызове такси. Путь неблизкий, а она слишком устала и должна выспаться.
   Майкл принял душ и побрился. Уже почти двенадцать часов он не притрагивался к выпивке. Удивительно, ничего не скажешь.
   Когда он спустился вниз, Роуан вновь сидела на каменной плите перед камином, скрестив ноги. В белых шерстяных рейтузах и в длинном свитере толстой вязки она была очень красивой и грациозной, как лань. От нее исходил слабый аромат каких-то духов - Майкл забыл их название, хотя этот запах всегда ему нравился.
   Он крепко прижал ее к себе, поцеловал в щеку и долго не отпускал. Скользя губами по гладкой, упругой коже, он вдруг с болью вспомнил о том, что их с Роуан разделяет восемнадцатилетняя, если не больше, разница в возрасте.
   Потом Майкл написал на бумажке название отеля - "Поншатрен" - и телефонный номер.
   - Могу я позвонить тебе в клинику? - спросил он, протягивая ей листок. - Или не стоит?
   - Позвони обязательно. На работе я периодически прослушиваю сообщения с автоответчика. - Роуан подошла к кухонному столу и на вырванном из блокнота листке написала свои номера, - Вот, держи. И если возникнут проблемы, скажи, что я жду твоего звонка, - Она встала чуть поодаль, засунула руки в карманы и тихо попросила: - Только не пей больше.
   - Слушаюсь, доктор, - засмеялся он. - Я бы мог встать на одно колено и дать тебе торжественную клятву, но... А вдруг в один прекрасный момент стюардесса подойдет и предложит...
   - Майкл, не пей в самолете и, когда прилетишь туда, тоже. Тебя захлестнут воспоминания. А рядом не будет никого.
   - Вы правы, доктор, - кивнул он. - Я буду осмотрителен и постараюсь вести себя хорошо.
   Майкл раскрыл чемодан и достал из бокового кармана плейер фирмы "Сони". Потом проверил, на месте ли приготовленная в дорогу книга.
   - Вивальди, - пояснил он, запихивая в карман куртки плейер и маленькие наушники. - А вот мой Диккенс. В полете я без них просто свихнусь. Клянусь, это лучше, чем водка и транквилизатор. Роуан рассмеялась.
   - Подумать только! Вивальди и Диккенс...
   - У всех есть свои слабости, - пожал плечами Майкл. - Боже, ну почему я уезжаю отсюда? Наверное, я действительно сошел с ума.
   - Если ты не позвонишь мне вечером...
   - Я позвоню тебе раньше и буду звонить чаше, чем ты думаешь.
   - А вот и такси.
   Майкл тоже услышал сигнал машины.
   Он обнял Роуан, поцеловал, порывисто прижал к себе и надолго застыл, не в силах сдвинуться с места. Ему вновь вспомнилось ее предположение, что во всем случившемся виноваты те самые таинственные существа и они же могли вызвать у него потерю памяти. Майкл почувствовал, как по спине пополз холодок, и ощутил нечто похожее на безотчетный страх. А что, если все-таки остаться здесь, с нею, и навсегда выбросить их из головы? Пока у него еще есть такая возможность, последний шанс...
   - Мне кажется, я люблю тебя, Роуан Мэйфейр, - прошептал он.
   - Я слышу тебя, Майкл Карри, - ответила она. - И полагаю, что это чувство взаимно.
   На лице Роуан вновь засияла ослепительная улыбка, а в глазах ее Майкл увидел ту же силу, что так будоражила его в течение нескольких последних часов, и одновременно великую нежность. И грусть.
   До самого аэропорта Майкл, закрыв глаза, слушал Вивальди. Но это не помогало. Теснившиеся в голове мысли не давали покоя и попеременно то уносили его в Новый Орлеан, то вновь возвращали к Роуан - туда-сюда, словно маятник... Казалось бы, она не сказала ничего особенного, но ее слова потрясли Майкла, перевернули душу. Все это время он цеплялся за идею о некой величественной картине событий, о стоявшей перед ним высокой цели. Но стоило Роуан задать ему несколько элементарных, но вполне логичных вопросов, и вера его улетучилась, рассыпалась в прах.
   Нет, он не согласен с тем, что случившееся с ним было кем-то подстроено. Все гораздо проще: его смыло волной со скалы и в результате он оказался в ином мире, куда до него попадали и другие. Там и нашли его эти существа. Но они не способны действовать во вред и манипулировать людьми словно марионетками!
   "А как, дружище, насчет твоего спасения? - тут же вопросил внутренний голос. - Каким образом Роуан перед самым наступлением темноты оказалась на своей яхте именно в том месте?"
   Боже, безумие возвращается снова! Майкл был сейчас в состоянии думать лишь о том, как бы оказаться рядом с Роуан или... раздобыть хорошую порцию бурбона со льдом.
   Только когда Майкл сидел в аэропорту в ожидании посадки, в голову ему неожиданно пришла мысль, до тех пор его не посещавшая.
   Они с Роуан трижды были близки, а он и не подумал предпринять обычные меры предосторожности и даже не вспомнил о презервативах, которые постоянно таскал с собой в бумажнике. И ничего не спросил на этот счет у Роуан. Ничего себе! Впервые в жизни он утратил контроль в подобной ситуации.
   Хотя... ведь она же врач и уж конечно позаботилась о безопасности. Наверное, стоит позвонить ей сейчас и спросить об этом. Вряд ли ему будет больно услышать ее голос. Майкл закрыл "Давида Копперфильда", встал и поискал глазами телефон.
   И вдруг он наткнулся взглядом на уже знакомого человека - седовласого англичанина в твидовом костюме. Тот сидел через несколько рядов от Майкла, держа в руке сложенную газету; рядом лежали зонтик и портфель.
   "Нет уж, - мрачно подумал Майкл, снова опускаясь на стул. - Только его мне сейчас и не хватает".
   Объявили посадку. Майкл с тревогой смотрел, как англичанин поднялся с места, собрал свои вещи и двинулся к выходу.
   Но, когда спустя несколько минут Майкл прошел мимо него и занял свое место у окна почти в самом конце салона первого класса, пожилой джентльмен даже не поднял голову. Его портфель был открыт, а сам он что-то быстро записывал в объемистую тетрадь в кожаном переплете.
   Прежде чем самолет поднялся в воздух, Майкл заказал себе порцию бурбона и упаковку холодного пива. К тому времени, когда они прилетели в Даллас, где по расписанию у самолета была сорокапятиминутная стоянка, Майкл пил шестую банку пива и читал седьмую главу "Давида Копперфильда". Про англичанина он и думать забыл.
   7
   Майкл попросил таксиста притормозить и отправился за очередной полудюжиной банок пива. От ощущения вновь окутавшего его теплого летнего воздуха все внутри, ликовало. Машина свернула со скоростной магистрали на знакомую и незабываемо грязную мостовую Сент-Чарльз-авеню, и Майкл едва не заплакал при виде темнолиственных старых дубов с их черной корой и длинного узкого трамвая, который все так же, со звоном и грохотом, катился по рельсам.
   Даже в этой своей части, с множеством убогих закусочных, обшарпанных деревянных баров и заброшенных бензоколонок, среди которых торчали к небу новые многоквартирные дома, возвышавшиеся над тентами магазинных витрин, это был его родной город - старый, прекрасный, полный зелени. Майкл с любовью смотрел даже на сорняки, пробившиеся сквозь трещины в асфальте. Там, где асфальта не было, росла сочная, ярко-зеленая трава. Ветви ползучего мирта были густо усыпаны цветами - розовыми, сиреневыми, густокрасными, как мякоть арбуза.
   - Да ты посмотри вокруг! - сказал он водителю, который без умолку болтал всю дорогу, жалуясь на резкий рост преступности и вообще на плохие для Нового Орлеана времена. - Это фиолетовое небо я вспоминал все эти проклятые годы и видел так явственно, как будто кто-то раскрашивал его в моей памяти цветными карандашами.
   Майклу хотелось плакать. За все время, пока утешал плачущую Роуан, сам он не пролил ни слезинки. А сейчас ему хотелось буквально разрыдаться. И отчаянно не хватало рядом Роуан.
   Таксист слушал его с иронической улыбкой.
   - Ну и что? Да, фиолетовое небо, если тебе так нравится.
   - Нравится, и еще как, - сказал Майкл. - А ты родился между Мэгазин-стрит и беретом реки, точно? уж этот выговор я узнаю где угодно, добавил он.
   - Ишь, завел тут речи, а сам-то как говоришь? - не дал ему спуску таксист. - Если тебе интересно знать, я родился между Вашингтон-авеню и Сент-Томас-стрит и был самым младшим из девяти детей. Теперь таких больших семей не встретишь.
   Машина медленно двигалась по улице, и сквозь открытые окна в салон проникал влажный августовский ветерок. Только что зажглись уличные фонари.
   Майкл закрыл глаза. Даже нескончаемые монологи таксиста казались ему музыкой. А это мягкое тепло... Как долго он всей душой тосковал по нему! Разве в мире существует еще одно такое же место, где воздух буквально живой, где ветер целует и ласкает тебя, а небо пульсирует, будто по его жилам течет кровь? Боже мой, как это здорово - не ощущать больше пронизывающего холода!
   - Поверь, честное слово, никого сейчас нет счастливее меня, - сказал Майкл. - Никого... Да ты только взгляни на деревья!
   Он во все глаза смотрел на черные изгибы ветвей.
   - Черт побери, где же ты торчал, сынок? Таксист был невысок, коренаст; на голове привычно сидела фуражка с козырьком. Он управлял машиной, наполовину высунув в окно локоть.
   - Я был в аду, дружище, - ответил ему Майкл. - И знаешь, что я тебе скажу: там совсем не жарко. В аду ужасно холодно... А вот и отель "Поншатрен" - все тот же, ничуть не изменился.
   Нет, пожалуй, отель выглядел более элегантным и холодно-суровым, чем в прежние дни. Аккуратные голубые навесы, и такая же, как и раньше, гвардия привратников и охранников возле стеклянных дверей.
   От волнения Майкл ерзал на сиденье. Ему не терпелось выйти из машины, пройтись, ощутить под ногами старые тротуары. Но он попросил таксиста подбросить его до Первой улицы и там немного подождать. А потом они вернутся к отелю.
   К тому моменту, как они подъехали к светофору на перекрестке с Джексон-авеню, Майкл успел опустошить вторую жестянку пива. Вид за окнами машины совершенно изменился. Майкл не помнил, чтобы переход был столь резким. Но дубы стали выше и гуще, многоэтажные дома сменились белыми особняками с коринфскими колоннами, и весь призрачный, сумеречный мир неожиданно наполнился нежными отблесками зеленого покрова.
   - Роуан, если бы ты была сейчас рядом, - прошептал Майкл.
   На углу Сент-Чарльз и Филип стоял превосходно отреставрированный дом Джеймса Галье. На другой стороне находился дом Генри Хоуэрда, красующийся свежевыкрашенными стенами. За чугунными решетками виднелись лужайки и сады.
   - Боже мой, я - дома! - шептал Майкл.
   Когда самолет приземлился, Майкл пожалел, что успел напиться. В таком состоянии нелегко тащить чемодан и искать такси. Но теперь все позади. Когда такси свернуло налево, на Первую улицу, и въехало под сень густой зелени Садового квартала, Майкл пребывал в состоянии экстаза.
   - Понимаешь, здесь все осталось прежним! - возбужденно воскликнул он, обращаясь к водителю.
   В порыве огромной признательности Майкл достал банку пива и протянул ее таксисту, но тот лишь усмехнулся и отдал обратно.
   - Попозже, сынок. Куда теперь поедем? Словно в замедленном сне они скользили мимо массивных особняков. Майкл не мог отвести взгляд от кирпичных тротуаров и высоченных магнолий с темными блестящими листьями.
   - Поезжай помедленнее. Пусть этот парень обгонит нас. Я скажу, где остановиться.
   Майкл пришел к выводу, что для своего возвращения выбрал самый прекрасный час вечера. Переполненный счастьем, он не вспоминал ни о видениях, ни о своем таинственном предназначении и мог думать только о том, что открывалось его глазам, и... о Роуан. "Вот оно, испытание любви, мечтательно размышлял он, - когда тебе невыносимо быть счастливым, поскольку рядом нет другого человека". Слезы готовы были ручьем хлынуть у него из глаз.
   Таксист продолжал болтать, не умолкая ни на секунду. Теперь он говорил о родном церковном приходе Майкла, о том, каким он был в прежние дни и в каком запустении находится сейчас. Майклу, конечно же, хотелось увидеть старую церковь.
   - А знаешь, мальчишкой я был прислужником в алтаре церкви Святого Альфонса, - сказал он.
   Но церковь может ждать хоть вечность, и он пойдет туда позже, потому что сейчас Майкл наконец увидел тот дом.
   Длинное темное крыло здания, протянулось от самого угла, узор чугунных решеток по-прежнему составляли завитки розеток. Столетние дубы с гигантскими ветвями, похожими на мощные руки, все так же охраняли покой дома и его обитателей.
   - Вот он! - Майкл понизил голос до едва слышного шепота - Давай, сверни направо и остановись.
   Взяв с собой банку пива, он вышел из машины и зашагал к углу, чтобы оказаться напротив дома, чуть по диагонали.
   Все звуки города словно перестали существовать. Впервые с момента своего приезда Майкл услышал пение цикад; их сочное стрекотание исходило отовсюду, словно взвихривая воздух вокруг, отчего каждая тень казалась живой. А чуть позже до Майкла донеслись пронзительные крики птиц. Надо же! Он успел напрочь позабыть о них.
   Как в лесу, думал он, вглядываясь в мрачные, погруженные в ранние сумерки, заброшенные террасы. Ни единого лучика света не мелькнуло из-за многочисленных узких и высоких деревянных ставен.
   Раскинувшееся над крышей фиолетово-золотистое, словно остекленевшее небо мягко освещало самую дальнюю колонну на высокой галерее второго этажа и беспорядочно свисавшие сверху великолепные плети ползучей бугенвиллеи, густо обвивавшиеся вокруг консолей карниза. Даже в темноте Майкл отчетливо различав пурпур ее чудесных цветов. Еще видны были в полумраке и завитки чугунной решетки, и детали капителей колонн. Здесь удивительно органично сочетались все три архитектурных ордера: боковые колонны были дорическими, нижний ряд колонн фасада украшали капители ионического ордера, а верхний коринфского.
   Майкл вздохнул - протяжно и печально. Он не мог понять причину невыразимой грусти, всегда омрачавшей любую радость, поселявшуюся в его душе. И тем не менее даже на вершине счастья он всегда ощущал какую-то неясную печаль. Память обманула его лишь в одном: дом оказался намного больше, чем ему помнилось. И весь квартал - обширнее. На какое-то время все вокруг показалось ему невообразимо громадным.
   Тем не менее его охватило ощущение живой, пульсирующей близости ко всему окружающему: к густой листве, сливавшейся с темнотой за ржавым металлом ограды, к пению цикад и к густым теням, протянувшимся от дубов.
   - Как в раю, - прошептал он.
   Майкл взглянул на покрытые зеленым наростом дубовые ветви, и слезы брызнули у него из глаз. Память вновь вернула его к видению - оно сделалось зловеще близким и словно хлестало по нему своими темными крыльями. Да, Майкл, этот дом.
   Он застыл, буквально пригвожденный к месту. Банка пива холодила руку даже сквозь перчатку... Темноволосая женщина... Неужели она действительно говорила с ним тогда?