Райс Энн. Час ведьмовства (Мэйфейрские ведьмы - 1)

   Молчание.
   - Это твоя тетя - Карлотта Мэйфейр, - послышался наконец в трубке голос - Я звоню из Нового Орлеана Ради всего святого, почему меня не уведомили о смерти Элли?
   Роуан буквально вспыхнула от гнева.
   - Я не знаю, кто вы, мисс Мэйфейр, - сказала она, заставляя себя говорить медленно и спокойно. - У меня нет ни адреса, ни телефона кого-либо из новоорлеанских родственников Элли. Она не оставила о них какой-либо информации. Однако согласно распоряжению, данному Элли адвокату, о ее смерти не сообщили никому, кроме самых близких друзей здесь, в Сан-Франциско.
   Роуан вдруг почувствовала, что вся дрожит, а рука, держащая трубку, мокра от пота. Ей было трудно поверить, что она может быть столь невежливой, даже грубой, но сожалеть об этом слишком поздно. К тому же она сильно нервничала, опасаясь, что незнакомая родственница прервет разговор.
   - Вы слушаете, мисс Мэйфейр? - спросила она, - Простите меня. Просто ваш звонок явился для меня полной неожиданностью.
   - Да, - согласилась старуха. - Возможно, мы обе застигнуты врасплох. Похоже, мне придется поговорить с тобой - иного выбора нет.
   - Я вас внимательно слушаю.
   - Считаю своей тяжкой обязанностью сообщить, что сегодня утром умерла твоя мать. Полагаю, ты понимаешь, о ком я говорю? Твоя настоящая мать. Я намеревалась сказать об этом Элли и предоставить ей самой решить, как и когда она поставит тебя об этом в известность. Мне жаль, что приходится делать это напрямую... Твоя мать умерла сегодня утром, в пять минут шестого.
   Роуан совершенно онемела, не в силах что-либо ответить. Ее словно ударили. Нет, это нельзя было назвать внезапно нахлынувшим горем - слишком острым и ужасающим было ощущение. Ее настоящая мать как будто вдруг возникла из небытия, но... всего лишь на несколько секунд. Она оставалась живой ровно столько времени, сколько понадобилось мисс Мэйфейр, чтобы коротко и скупо сообщить о ее смерти. Вместе с последним произнесенным теткой звуком мать умерла - перестала существовать.
   Не было желания что-либо говорить - Роуан погрузилась в столь свойственное ей и привычное молчание. Перед глазами возникла мертвая Элли, утопающая в цветах в зале прощания. Но сейчас Роуан не ощущала причастности к происходящему, не чувствовала той сладостной грусти, которая охватила ее тогда. Это ее ужаснуло. Подписанное Роуан обещание пролежало в сейфе более года.
   "Ах, Элли, Элли, ведь она была еще жива, и я могла бы познакомиться с нею... А теперь она умерла..."
   - Не вижу абсолютно никакой необходимости в твоем приезде сюда, - вновь прозвучал в трубке голос мисс Мэйфейр, причем тон его не изменился ни на йоту. - Что действительно необходимо, так это чтобы ты немедленно связалась со своим адвокатом, и свела бы меня с этим человеком, поскольку существуют неотложные вопросы относительно твоей собственности, которые нуждаются в обсуждении.
   - Но я хочу приехать, - не раздумывая, объявила Роуан, и в голосе ее прозвучали упрямые нотки. - Я хочу приехать прямо сейчас. Мне нужно увидеть свою мать, прежде чем ее предадут земле.
   Плевать ей на подписанное обещание и возражения этой старухи!
   - Это едва ли приемлемо, - равнодушно возразила мисс Карлотта.
   - Но я настаиваю, - запротестовала Роуан. - Я не намерена доставлять вам неприятности, и тем не менее хочу увидеть свою мать, прежде чем ее похоронят. Нет нужды сообщать кому бы то ни было, кем я ей прихожусь. Я просто хочу приехать.
   - От этой поездки не будет никакой пользы. Элли наверняка воспротивилась бы твоему решению, Она уверяла меня, что...
   - Элли мертва! - прошептала Роуан. Голос ее почти сел от волнения и отчаянных попыток сдержать эмоции. Она вся дрожала, - Мне необходимо увидеть мать. Это очень важно. Как я уже сказала, ни Элли, ни Грэма нет в живых. Я...
   Роуан оборвала себя на полуслове. У нее не повернулся язык признаться в своем одиночестве совершенно незнакомому человеку - нет, это слишком личное. К тому же Роуан вообще не любила жаловаться на судьбу.
   - Я вынуждена настаивать, чтобы ты оставалась в Сан-Франциско, - все тем же усталым, безжизненно-равнодушным тоном откликнулась мисс Мэйфейр.
   - Почему? - удивилась Роуан. - Кому помешает мой приезд? Повторяю, остальным незачем знать, кто я такая.
   - Ни бдения у гроба, ни поминок перед погребением, ни пышных похорон не будет. Поэтому не имеет значения, узнает или не узнает кто-либо о твоем появлении. Твою мать похоронят, как только будут завершены все необходимые приготовления. Я просила, чтобы процедура состоялась завтра днем, и своими советами пыталась оградить тебя от горестного зрелища. Но если ты не желаешь к ним прислушаться, что ж, поступай как знаешь.
   - Я приеду, - сказала Роуан. - В котором часу состоятся похороны?
   - Организацией процедуры погребения твоей матери занимается похоронное заведение "Лониган и сыновья" на Мэгазин-стрит. Панихида состоится в церкви Успения Богоматери на Джозефин-стрит, Все это произойдет, как только я покричу с формальностями... Еще раз повторяю, бессмысленно лететь за две тысячи миль.
   - Я хочу увидеть свою мать. И прошу вас подождать с похоронами, пока я не прилечу.
   - Любое промедление абсолютно исключено, - ответила старуха с легким оттенком гнева - а может, это было беспокойство? - Уж если ты вознамерилась приехать, советую тебе, не теряя ни минуты, отправляться в путь. Только не рассчитывай на ночлег под этой крышей. У меня нет ни средств, ни возможности принять тебя. Разумеется, дом теперь принадлежит тебе, и, если таково будет твое желание, я освобожу его от своего присутствия в самое ближайшее время. Но прошу, чтобы ты пока остановилась в отеле и дала мне возможность без излишней спешки это сделать. Еще раз повторяю, я не имею возможности принять тебя надлежащим образом.
   Карлотта Мэйфейр продиктовала адрес.
   - Первая улица? - переспросила Роуан. Но ведь именно о ней говорил Майкл! Ошибки быть не могло. - Этот дом принадлежал моей матери?
   - Я не спала всю ночь, - медленно, без проблеска эмоций произнесла мисс Мэйфейр. - Если ты все-таки настаиваешь на своем решении, все остальное узнаешь, когда приедешь.
   Роуан собиралась задать Карлотте Мэйфейр еще несколько вопросов, но, к ее удивлению, та повесила трубку.
   Ярость и отчаяние, охватившие Роуан, на какое-то время заслонили душевную боль. Однако потом не осталось ничего, кроме боли.
   - Кто ты такая, черт тебя дери? - шептала Роуан, чувствуя, как к глазам подступают, но не проливаются слезы. - Почему ты позволила себе говорить со мной таким тоном? - Роуан швырнула трубку и, прикусив губу, обхватила себя руками за плечи. - Боже, какая гнусная, отвратительная особа, - прошептала она.
   Однако не время плакать и мечтать, чтобы Майкл оказался рядом. Роуан поспешно достала носовой платок, вытерла глаза и высморкалась. Затем взяла с кухонного стола блокнот и ручку и записала все сведения, данные ей Карлоттой Мэйфейр.
   Первая улица, думала Роуан, глядя на свою запись. Возможно, не более чем совпадение. А название похоронной конторы - "Лониган и сыновья"? Она слышала его от Элли, когда та бредила в беспамятстве, вспоминая детство и родной дом. Роуан позвонила в справочное бюро Нового Орлеана, узнала номер похоронной конторы и тут же набрала ею.
   Ей ответил какой-то мистер Джерри Лониган.
   - Я - доктор Роуан Мэйфейр. Я звоню из Калифорнии относительно похорон.
   - Слушаю вас, доктор Мэйфейр, - ответил участливый голос, сразу напомнивший ей Майкла. - Я знаю, кто вы. Тело вашей матери находится у нас.
   Слава Богу, ей не пришлось хитрить - никаких уверток, никаких ложных объяснений. Однако Роуан не мог не удивить тот факт, что этот человек знает о ней. Разве ее удочерение не было строгой тайной?
   - Мистер Лониган, - Роуан старалась говорить как можно более отчетливо, преодолевая хрипоту в голосе, - для меня очень важно присутствовать на похоронах. Я непременно должна увидеть мать, прежде чем ее предадут земле.
   - Я понимаю, доктор Мэйфейр, это действительно важно. Однако мне только что звонила мисс Карлотта и заявила, что если мы не похороним вашу мать завтра... В общем... ну... скажем так: она очень настаивала на этом, доктор Мэйфейр. Я могу отложить панихиду до трех часов дня. Как вы думаете, этого времени вам будет достаточно? Я, со своей стороны, постараюсь сделать все возможное...
   - Да, я определенно успею, - сказала Роуан. - Вылечу сегодня вечером, самое позднее - завтра утром. Но, мистер Лониган, если я задержусь...
   - Доктор Мэйфейр, если я буду знать, что вы уже в пути, то не закрою гроб до вашего прибытия.
   - Благодарю вас, мистер Лониган. Я ведь только что узнала об этом. Только что...
   - Понимаю, доктор Мэйфейр, но, позвольте заметить, это и произошло совсем недавно. Я приехал за телом вашей матери сегодня в шесть утра. На мой взгляд, мисс Карлотта чересчур торопит события. Но мисс Карлотта очень стара, доктор Мэйфейр. Слишком стара...
   - Запишите телефон клиники, где я работаю. И в случае необходимости, пожалуйста, позвоните.
   Лониган записал номер.
   - Не беспокойтесь, доктор Мэйфейр. До вашего приезда тело вашей матери будет оставаться в зале прощания нашей конторы.
   К глазам Роуан опять подступили слезы. В голосе этого человека было столько простодушия и абсолютной искренности.
   - Мистер Лониган, можете ответить мне еще на один вопрос? - спросила она дрожащим голосом.
   - Конечно, доктор Мэйфейр.
   - Сколько лет было мой матери?
   - Сорок восемь.
   - А как ее звали?
   Лониган явно опешил, но быстро взял себя в руки.
   - Ее звали Дейрдре. И она была очень красивой. Моя жена была ее близкой подругой. Она любила и часто навещала Дейрдре. А сейчас она здесь, рядом со мной, и очень рада, что вы позвонили.
   Эти слова Джерри Лонигана почему-то до глубины души тронули Роуан, столь же сильно, как и все другие крохи сведений о ее родственниках. Она плотно прижала платок к глазам и с трудом проглотила застрявший в горле комок.
   - Мистер Лониган, вы можете сказать, от чего умерла моя мать? Какая причина указана в свидетельстве о смерти?
   - Там написано, что смерть повлекли за собой естественные причины. От себя добавлю, что ваша мать, доктор Мэйфейр, в течение долгих лет была тяжело больна. Я могу назвать вам фамилию доктора, который ее лечил. Он, наверное, сообщит вам более подробные сведения, тем более что вы ведь тоже врач.
   - Непременно возьму у вас его данные при первой же встрече, - заверила Роуан, чувствуя, что больше не в силах говорить об этом. Она бесшумно высморкалась и переменила тему: - Мистер Лониган, я знаю название одного отеля в вашем городе. "Поншатрен" - так, кажется. От него далеко до вашей конторы и церкви?
   - Если бы не жара, доктор Мэйфейр, вполне можно дойти пешком.
   - Я позвоню вам сразу же как приеду. Но еще раз прошу: обещайте, что вы не похороните мою мать без...
   - Пожалуйста, не тревожьтесь больше по этому поводу. Однако... Есть еще одна проблема, доктор Мэйфейр. Моя жена настаивает, чтобы я обсудил ее с вами.
   - Слушаю, мистер Лониган.
   - Ваша тетя, Карлотта Мэйфейр, не желает давать объявление о похоронах в утренней газете. Честно говоря, я не уверен, что у нас есть на это время. Но ваше семейство весьма многочисленно, и родственники, конечно же, должны быть уведомлены о дате похорон. Когда они узнают, что все произошло так поспешно, то не на шутку рассердятся. Как вы понимаете, решение этого вопроса целиком зависит от вас. Я в точности выполню ваши распоряжения. Но моя жена интересуется, не будете ли вы возражать, если она позвонит кое-кому из ваших родственников. Естественно, ей будет достаточно сообщить кому-то одному или двум, а они передадут всем остальным. Однако если вы против, доктор Мэйфейр, она не станет это делать. Сама Рита Мей - так зовут мою жену - считает неприличным хоронить Дейрдре таким образом, никому ничего не сообщив. Возможно, и вам будет приятно повидать своих родственников. В прошлом году на похоронах мисс Нэнси присутствовали многие из них. И мисс Элли приезжала, ваша мисс Элли, из Калифорнии. Уверен, вы об этом знаете...
   Нет, Роуан даже понятия об этом не имела. Упоминание об Элли отозвалось еще одним ударом. Как больно представить себе Элли стоящей среди бесчисленных и безымянных родственников, которых сама Роуан никогда не видела. Сила, с какой бушевали сейчас в ее груди гнев и горечь, удивила ее саму. Элли и родственники... А она, Роуан, совершенно одна в этом доме... Она вновь попыталась успокоиться и собраться с мыслями. Наверное, со дня смерти Элли ей сейчас приходится переживать один из наиболее трудных моментов.
   - Да, мистер Лониган, я буду благодарна вашей жене, если она сделает то, что считает наилучшим в данных обстоятельствах. Мне хотелось бы увидеться с родственниками...
   Не в силах продолжать, Роуан несколько мгновений молчала, но потом все же нашла в себе силы и заговорила вновь:
   - Должна вам сообщить, мистер Лониган, что моей приемной матери Элли Мэйфейр больше нет в живых. Она умерла в прошлом году. Если вы считаете необходимым поставить об этом в известность членов семьи...
   - Я с готовностью сделаю это, доктор Мэйфейр. И прежде всего, чтобы избавить вас от тяжкой необходимости лично сообщать столь печальную новость. Признаюсь, меня самого она весьма огорчила Мы даже не представляли...
   В его голосе было столько сердечности. Роуан почти не сомневалась в том, что ему действительно тяжело узнать о смерти Элли. Какой милый старомодный человек.
   - До свидания, мистер Лониган, увидимся завтра.
   Роуан повесила трубку. На мгновение ей показалось, что, стоит только дать волю слезам, их будет не остановить. От захлестнувших ее чувств кружилась голова. Душевная боль требовала каких-нибудь отчаянных, безрассудных действий, и в воображении Роуан замелькали самые невероятные и причудливые картины.
   Задыхаясь от слез, она видела, как несется в комнату Элли. Она видела, как распахивает дверцы шкафов, рывком выдвигает ящики комода, срывает с вешалок наряды Элли, бросает на пол и рвет в клочья все, что попадается под руку, давая выход неуправляемой ярости, Роуан видела, как она крушит зеркало Элли и длинный ряд флаконов, духи в которых давным-давно высохли, оставив лишь радужные разводы на донышках.
   - Мертва, мертва, мертва... - шептала Роуан, - Еще вчера она была жива, и позавчера, и во все другие дни, а я торчала здесь и ничего не делала! Мертва! Мертва! Мертва!
   Затем перед ее глазами всплыла другая, не менее кошмарная, картина, словно начался новый акт яростной трагедии. Роуан видела, как она изо всех сил молотит кулаками по стенам и окнам дома, как бьет стекло и ломает дерево, до тех пор пока израненные руки не начинают кровоточить. Те самые руки, которые сделали столько операций, исцелили несметное число больных и спасли великое множество жизней...
   Однако никаких безумств Роуан не совершила.
   Она тяжело опустилась на табурет в углу кухни, сгорбилась и, закрыв лицо руками, зарыдала во весь голос - одна в пустом доме. Но далее рыдания не смогли остановить бесконечную вереницу проносящихся в голове образов. Роуан плакала до тех пор, пока совершенно не обессилела. Сквозь приступы спазматического кашля она могла лишь без конца шепотом повторять:
   - Дейрдре Мэйфейр, сорока восьми лет, мертва, мертва, мертва...
   Потом тыльной стороной ладони она смахнула с лица слезы и легла на ковер перед камином. Голова нестерпимо болела. Окружающий мир казался пустым и враждебным, лишенным даже искорки света и надежды на чье-то участие и тепло.
   Это пройдет. Должно пройти. Ей уже довелось испытать подобное ощущение беспросветности в тот день, когда хоронили Элли. И еще раньше, когда, стоя в больничном коридоре, она прислушивалась к доносившимся из палаты мучительным стонам и крикам Элли. Только вот сейчас Роуан не считала возможными какие-либо улучшения в своей жизни. Вспомнив о бумаге в сейфе, которая после смерти Элли удерживала ее от поездки в Новый Орлеан, Роуан возненавидела себя за то, что столь непреклонно уважала волю приемной матери. Она возненавидела и Элли, заставившую ее подписать этот документ.
   Ужасные, горькие мысли, наполнявшие разум, лишали ее силы духа и веры в себя.
   Согреваемая жаркими лучами солнца, Роуан пролежала на ковре, должно быть, около часа. Она стыдилась своего одиночества. Стыдилась того, что позволила себе так страдать и стать жертвой душевных мучений. До смерти Элли она была такой счастливой, такой беззаботной, преданной исключительно своей работе и покидала этот дом, чтобы вернуться в полной уверенности, что ее встретят с теплом и заботой, а в ответ дарила свою любовь и привязанность.
   Потом Роуан вспомнила о Майкле и вдруг поняла, как сильно привязалась к нему, как отчаянно нуждается в его присутствии. Столь явная зависимость от этого человека окончательно повергла ее в уныние.
   Совсем непростительно, что ночью она столь настойчиво пыталась дозвониться до него и рассказать о призраке. Непростительна и ее теперешняя беспредельная тоска по Майклу. Роуан начала постепенно успокаиваться. И тут же ей пришло в голову странное совпадение: прошлой ночью появился призрак и той же ночью умерла ее мать.
   Роуан села, скрестив ноги, и попыталась вспомнить все подробности ночного происшествия... Буквально перед самым появлением таинственного призрака она взглянула на часы. Было пять минут четвертого. Но ведь эта жуткая особа сказала, что мать умерла в пять минут шестого...
   Точно, минута в минуту, учитывая два часа разницы во времени с Новым Орлеаном. Что за дьявольское совпадение? Невероятное предположение о возможной связи между двумя ночными событиями поставило Роуан в тупик.
   Конечно, если бы ей явилась мать, это было бы восхитительно, неправдоподобно прекрасно. Такая встреча могла стать незабываемой, едва ли не священной, одним из тех сакраментальных моментов, о которых помнят до конца своих дней и в описании которых вполне уместно использовать столь хорошо всем известные звучные словесные штампы: "поворотный момент в жизни", "чудо", "прекрасное видение"... Откровенно говоря, невозможно найти слова, способные выразить прелесть и очарование подобного события. Но ей явилась не женщина, а мужчина - совершенно незнакомый, весьма странный и изысканно-элегантный.
   Воспоминание о таинственном посетителе, воспоминание об умоляющем выражении его лица вновь всколыхнуло в Роуан все тревоги минувшей ночи. Она повернулась и беспокойно взглянула на стеклянную стену. Ничего необычного, кроме бездонного голубого неба над дальними холмами и искрящейся водной глади залива.
   Размышляя над этой загадкой, перебирая в уме все известные ей мифы и легенды, связанные с призраками, Роуан неожиданно для себя совершенно успокоилась и вновь обрела способность к холодной рассудительности. Но ненадолго.
   Кем бы ни было это туманное, бестелесное существо, в сравнении со смертью матери его появление представлялось Роуан чем-то малозначительным. Сейчас она должна думать об отъезде, а не валяться на ковре и понапрасну тратить драгоценное время.
   Роуан вскочила на ноги, торопливо направилась к телефону и набрала домашний номер доктора Ларкина.
   - Ларк, я должна уехать, - объяснила она. - Срочно. Дело не терпит отлагательства. Как насчет того, чтобы Слэттери меня заменил?
   Голос ее звучал спокойно и ровно, совсем как у прежней Роуан. Но хладнокровие было обманчивым. Разговаривая с Ларком, она вновь бросила взгляд на пустое пространство террасы, где ночью стоял высокий, стройный, элегантный незнакомец, и вновь увидела его темные глаза, неотрывно смотрящие прямо на нее. Она с трудом улавливала смысл того, что говорил в тот момент Ларк.
   "Нет, это чертово существо вовсе не плод моей фантазии!" - подумала она.
   11
   Поездка до резиденции Таламаски - убежища, как называл ее Лайтнер, заняла менее полутора часов. Только когда до усадьбы оставалось несколько миль, лимузин свернул с монотонной ленты федерального шоссе на прибрежную дорогу.
   Целиком поглощенный беседой с Эроном, Майкл практически не обращал внимания на окрестный пейзаж.
   К тому времени, когда они прибыли на место, Майкл обрел вполне ясное представление о том, что представляет собой Таламаска, и твердо пообещал Лайтнеру сохранить в тайне все, что станет ему известно после прочтения досье. У Майкла сложилось весьма благоприятное впечатление об ордене; ему нравились благородные и учтивые манеры Лайтнера, сдержанность в изложении событий, присущая Эрону культура речи. Не единожды во время разговора Майкл ловил себя на мысли, что с радостью вступил бы в ряды членов Таламаски, не будь он столь намертво привязан к своей цели.
   Но, конечно, думать так просто глупо, ибо именно после падения в воду он обрел ощущение своего предназначения и экстрасенсорные способности, которые, собственно, заинтересовали и привели к нему Таламаску.
   Еще Майкл чувствовал, что его любовь к Роуан - а в том, что это любовь, у него не осталось ни малейших сомнений - неизмеримо усилилась и существовала совершенно отдельно и независимо от его видения, хотя Роуан, несомненно, являлась неотъемлемой частью этого видения.
   Уже почти возле самых ворот усадьбы Майкл попытался объяснить это Эрону:
   - Все, о чем вы рассказывали, звучит на удивление знакомо. У меня возникает смутное ощущение узнавания, точно такое же, какое я испытал прошлым вечером, когда увидел дом. Разумеется, вы понимаете, что еще недавно я ничего о Таламаске не знал, а следовательно, ни о каком "знакомстве" не может быть и речи. Невозможно предположить, что где-то когда-то я что-то слышал о вас, но впоследствии забыл. Остается допустить лишь одно: они рассказали мне об этом там, за порогом смерти. Но сейчас я хочу подчеркнуть вот что: чувство к Роуан не ощущается мною как нечто знакомое. Оно не было предопределено заранее. Это чувство возникло неожиданно, вопреки предначертанию, и в моем сознании каким-то образом связано с протестом. Там, в Тайбуроне, когда мы завтракали в ее доме, я бросил взгляд в окно, на раскинувшийся за ним водный простор, и демонстративно, вызывающе заявил этим существам, что происходящее между мной и Роуан весьма важно и существенно для меня.
   Эрон с неизменным вниманием выслушал его слова.
   За время, проведенное в тесном общении, они успели лучше узнать друг друга, и установившиеся между ними непринужденные отношения, как казалось Майклу, воспринимались обоими как вполне естественные.
   С момента отъезда из Нового Орлеана Майкл пил только кофе и намеревался продолжать в том же духе по крайней мере до тех пор, пока не прочтет все документы, обещанные Эроном.
   Признаться, он устал от лимузина, от комфортабельной поездки по болотистой местности, от однообразного пейзажа за окнами машины. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха.
   Как только они свернули налево с прибрежной дороги, оставив позади насыпь дамбы, и въехали в ворота усадьбы, Майкл узнал это место - он помнил его по книгам. За многие десятки лет эта дорога, окаймленная дубами, была запечатлена на бесчисленном множестве фотографий. Ее готическое совершенство казалось поистине сказочным: гигантские дубы с мощными, покрытыми черной корой стволами простирали тяжелые, изогнутые ветви, образуя грубо изломанные арки, которые в свою очередь сливались в сплошной естественный потолок, тянущийся до самых террас дома.
   С ветвей свисала длинная серая бахрома испанского бородатого мха. По обеим сторонам узкой, покрытой гравием дороги с глубокими бороздами от колес из земли выпирали причудливо изогнутые корни.
   Майкл пришел в восторг от увиденного. Как и красота Садового квартала, безмолвная картина трогала его до глубины души, а внутри нарастала спокойная уверенность: что бы ни случилось с ним в дальнейшем, он вернулся в родные края, на юг, и все тем или иным образом встанет на свои места.
   Машина катилась все дальше по живому туннелю, утопающему в зеленоватой полутьме, то тут, то там прорезанной пробившимися сквозь гущу листвы яркими лучами солнца. Поросшая высокой сочной травой и мелким бесформенным кустарником равнина окружала усадьбу и простиралась до самого горизонта, словно смыкаясь там с небом.
   Майкл нажал кнопку, чтобы опустить стекло.
   - Господи, какой великолепный воздух! - прошептал он.
   - По-моему, просто замечательный, со снисходительной улыбкой негромко отозвался Эрон.
   Зной становился все нестерпимее, но Майкл этого не замечал.
   Когда машина остановилась и они оказались перед широким фасадом двухэтажного дома, мир вокруг был окутан безмолвием. Построенное еще до Гражданской войны здание представляло собой один из ярчайших образцов восхитительно простой архитектуры той эпохи: массивное, спроектированное с учетом особенностей местного жаркого климата, оно походило на квадратный ящик, прорезанный высокими, от пола до потолка, окнами и окруженный по всему периметру тенистыми балконами, Плоскую крышу со всех сторон поддерживали толстые гладкие колонны.
   Прочное кирпичное строение, способное устоять под натиском ураганов и нескончаемых проливных дождей, казалось, могло удерживать в своих стенах легкий прохладный ветерок, позволяя своим обитателям с комфортом расположиться на уютных балконах и любоваться открывающимся оттуда пейзажем.
   Трудно поверить, думал Майкл, что за виднеющейся в отдалении насыпью дамбы скрывается судоходная река, полная снующих туда-сюда буксиров и барж, через которую менее часа тому назад их с Лайтнером перевозил пыхтящий паром. А здесь и сейчас для них реальным был лишь ласковый ветер, стелющийся по выложенному кирпичом полу, да внезапно распахнувшиеся широкие двойные двери, гостеприимно приглашающие войти в дом, и еще - солнечные блики, играющие на стеклах стрельчатого веерообразного окна наверху.