Страница:
Я быстро осмотрел предметы на втором столе, перед которым стоял Луи, и увидел реберную кость, покрытую письменами, и уже давно знакомую отвратительную сморщенную черную руку. На столе были выставлены три бутылки рома. Были там и другие предметы: прекрасный золотой сосуд с медом, благоухавший сладостным ароматом, и второй, из серебра, наполненный молоком, а еще там стояла бронзовая миска с крупной блестящей солью.
Что касается ладана, то я увидел, что он уже курится между фигурами ничего не подозревавших святых.
Кроме того, кусочки ладана были выложены перед нами широким кругом на каменных плитах, источая дым, поднимавшийся в темноту. Этот круг я тоже не сразу заметил.
Мне захотелось строго спросить у Меррик, откуда взялся череп. Неужели она разрыла чью-то могилу? Ужасная мысль кольнула меня, но я постарался ее отбросить. Вновь взглянув на череп, я увидел, что он покрыт письменами, придававшими ему зловещий вид.
Над всем этим витала красота – соблазнительная, мощная и бесстыдная.
Я решил оставить комментарии при себе и показал только на круг.
– Они появятся здесь, – пробормотал я. – И ты думаешь, что ладан их удержит?
– Если понадобится, я скажу им, что они подчиняются ладану, – холодно ответила Меррик. – И теперь ты должен прикусить свой язык, если не можешь укротить сердце. И не вздумай молиться, когда все произойдет. Я готова начать.
– А вдруг ладан закончится? – шепотом поинтересовался я.
– Его столько, что хватит на несколько часов. Убедись сам. Видишь эти маленькие кусочки? Ты ведь вампир – значит, должен видеть. И больше не задавай глупых вопросов.
Я смирился, поняв, что мне не остановить начатого. А смирившись, впервые ощутил заинтересованность. Оказалось, что меня привлекает сам процесс, готовый вот-вот начаться.
Меррик достала из-под стола небольшую вязанку хвороста и швырнула ее на угли жаровни под железным котлом.
– Пусть огонь жарко разгорится, служа нашей цели, – прошептала она. – Пусть все святые и ангелы вместе с Девой Марией смотрят на нас, пусть огонь разгорается жарко.
– Какие имена, какие слова, – пробормотал я, не сдержавшись. – Меррик, ты играешь с самыми могущественными силами, которые нам известны.
Но Меррик продолжала ворошить огонь, пока пламя не принялось лизать бока котла. Потом она взяла первую бутылку рома, открыла ее и вылила содержимое в котел, а следом вылила туда же чистое ароматное масло из хрустального сосуда.
– Папа Легба! – воскликнула она, объятая клубами поднявшегося дыма. – Я ничего не могу предпринять без твоей помощи. Взгляни сюда, на свою рабыню Меррик, услышь ее голос, зовущий тебя, отомкни двери в мир тайн, чтобы Меррик сумела осуществить свое желание.
Из железного котла поднялся тяжелый аромат нагретой смеси, от которого я почему-то вдруг резко опьянел.
– Папа Легба, – продолжала кричать Меррик, – открой мне путь.
Я перевел взгляд на стоявшую в отдалении от меня статуэтку святого Петра и только тогда заметил, что она находится в самом центре алтаря – великолепная деревянная скульптура, неподвижно смотрящая на Меррик и сжимающая темной рукой золотые ключи.
Мне показалось, что воздух вокруг нас внезапно изменился, но я сказал сам себе, что все дело в нервах. Став вампиром, я не только не утратил свою восприимчивость к малейшим переменам, но во много раз ее усилил. Тисовые заросли на задворках сада начали покачиваться, легкий ветерок пробежал по кронам деревьев, и на нас бесшумно посыпались крошечные легкие листья.
– Открой ворота, Папа Легба, – призывала Меррик, ловко откупоривая вторую бутылку рома и опорожняя ее в котел. – Пусть меня услышат святые на Небесах, пусть меня услышит Дева Мария, пусть ангелы не смогут закрыть от меня свои уши.
В ее голосе чувствовалась уверенность.
– Услышь меня, святой Петр, – требовала Меррик, – или я обращусь в своих молитвах к тому, кто послал своего единственного божественного сына нам во спасение. И тогда Он отвернется от тебя на Небесах. Я – Меррик. Мне ничто не помешает!
Я услышал, как Луи тихо охнул.
– А теперь вы, архангелы Михаил и Гавриил! – еще более властно произнесла Меррик. – Я приказываю вам открыть путь в вечную тьму, к тем самым душам, которые вы сами изгнали с Небес. Пусть ваши пламенные мечи послужат моей цели. Я – Меррик. И я вам приказываю. Мне ничто не помешает. Если вы засомневаетесь, я призову всех небесных хозяев отвернуться от вас. Я призову Бога Отца проклясть вас, я сама прокляну вас и оболью презрением, если вы не прислушаетесь к моим словам. Я – Меррик. И мне ничто не помешает.
От стоявших под навесом статуй разнесся гул – так обычно гудит земля, перемещая свои пласты; этот звук невозможно имитировать, но каждый его может услышать.
В котел полился ром из третьей бутылки.
– Испейте из моего котла, ангелы и святые, – призывала Меррик, – и пусть мои слова и жертва дойдут до Небес. Услышьте мой голос.
Я повнимательнее вгляделся в статуи. Неужели мне отказывает рассудок? Статуи словно ожили, а дым, поднимавшийся от ладана и свечей, стал гуще. Все вокруг переменилось: цвета стали ярче, расстояние между нами и святыми уменьшилось, хотя мы не сдвинулись с места.
Меррик подняла нож в левой руке. Одно молниеносное движение – и на внутренней стороне правой руки заалел порез. Кровь хлынула в котел. Над всем этим поднимался ее голос:
– Вы, сыны Божий, первые учителя магии, призываю вас или тех духов, что откликаются на ваше имя, послужить моей цели. Хам, сын Ноя и ученик сынов Божиих, призываю тебя или того сильного призрака, что откликается на твое имя, послужить моей цели. Мицраим, сын Хама, который передал секреты колдовства своим детям и другим людям, призываю тебя или того сильного призрака, который откликается на твое имя, послужить моей цели.
И снова она полоснула ножом по голой руке. Кровь потекла прямо в котел. И снова из-под земли донесся тихий гул, который услышал бы не всякий смертный. Я беспомощно взглянул себе под ноги, а потом перевел взгляд на статую и увидел, что весь алтарь слегка вздрагивает.
– Я дарю вам свою собственную кровь, призывая вас, – говорила Меррик. – Прислушайтесь к моим словам. Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. И ничто не может мне помешать. Немврод, сын Мицраима, учивший магии своих последователей, унаследовавший мудрость сынов Божиих, призываю тебя или того сильного призрака, который откликается на твое имя, послужить моей цели. Зороастр, великий учитель и маг, передавший секреты Бодрствующих, навлекший на себя огонь со звезд, который разрушил его земное тело, призываю тебя или того духа, что откликается на твое имя. Слушайте меня все, кто ушел до моего рождения! Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. И ничто не может мне помешать. Если вы попытаетесь противиться моей силе, то я призову Владыку Небесного и Он предаст вас анафеме. Я изменю свою веру и перестану восхвалять вас, если вы не исполните то желание, которое произносит мой язык. Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. И вы приведете ко мне тех призраков, кого я назову.
И снова в воздухе мелькнул нож. Она нанесла себе новую рану. Блестящая струя крови хлынула в ароматное зелье. Пар от этой смеси щипал глаза.
– Да, я повелеваю вами, всеми до одного, самыми сильными и великолепными. Я приказываю вам помочь мне осуществить задуманное, чтобы я сумела вырвать из хаоса те потерянные души, которые отыщут Клодию, дочь Агаты. Приведите ко мне те души из чистилища, которые в обмен на мои молитвы доставят сюда призрак Клодии. Делайте, как я велю!
Железный алтарь задрожал. Я увидел, как вместе с ним начал перемещаться череп. Я не мог отрешиться от того, что происходило. Не мог не прислушиваться к тихому подземному гулу. Крошечные листья закружились в вихре, обсыпав нас, словно пеплом. Гигантские тисовые деревья начали раскачиваться, как обычно бывает в начале урагана.
Я попытался взглянуть на Луи, но между нами стояла Меррик. Она не переставала взывать:
– Те из вас, кто обладает силой, велите Медовой Капле на Солнце, не обретшему покоя призраку моей сестры, дочери Холодной Сандры, чтобы она привела из хаоса Клодию, дочь Агаты. Медовая Капля на Солнце, я повелеваю тобой. Я поверну против тебя Небеса, если ты не подчинишься. Я нашлю на твое имя бесславие. Я – Меррик. И ничто мне не помешает.
Кровь по-прежнему текла из ее правой руки, но Меррик все равно именно этой рукой потянулась за черепом, лежавшим возле дымящегося котла, и подняла его вверх.
– Медовая Капля на Солнце, здесь у меня тот самый череп из могилы, где тебя похоронили. Я сама своей рукой написала на нем все твои имена. Изабелла, дочь Холодной Сандры, ты не можешь меня ослушаться. Я призываю тебя и повелеваю: сейчас же приведи сюда Клодию, дочь Агаты, чтобы она держала передо мной ответ.
Все было в точности, как я предполагал... Она совершила ужасный проступок, осквернив жалкие останки Медовой Капли. Какое злодейство! Какой ужас! Как долго она хранила в тайне, что завладела черепом собственной сестры, кровной родственницы?
Я испытал отвращение, но в то же время меня как магнитом притягивало к Меррик. Дым перед статуями стал гуще. Казалось, их лица ожили и глаза охватывают всю сцену. Даже одежды святых вроде бы заколыхались. Выложенный по кругу на каменных плитах ладан ярко горел. Ему не давал потухнуть усилившийся ветер.
Меррик отложила в сторону проклятый череп и нож.
Она взяла со стола золотой сосуд с медом и вылила содержимое в драгоценный потир, который затем подняла в правой, окровавленной руке и продолжила:
– Да, все одинокие призраки и ты, Медовая Капля, и ты, Клодия, почувствуете аромат этого сладостного подношения. Медовая Капля, здесь то самое вещество, названием которого прославили твою красоту. – И она принялась лить густую блестящую жидкость в котел. Затем она приподняла кувшин с молоком, и оно тут же полилось в потир. Она снова взялась за смертоносный нож, который оказался в левой руке.
– И это тоже я предлагаю вам. Придите сюда, вдохните аромат подношения, отведайте молока и меда, вдохнув пар над котлом. Вот оно льется в котел из потира, в который когда-то собрали кровь нашего Господа. Отведайте. Не отказывайтесь. Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. Ступай сюда, Медовая Капля, я повелеваю тобой, и приведи ко мне Клодию. Мне ничто не помешает.
Луи шумно дышал.
В круге перед скульптурами появилось что-то бесформенное и темное. Сердце в моей груди запрыгало, я напряженно вглядывался в круг, пытаясь хоть что-то разглядеть. Это была Медовая Капля – тот самый образ, который я видел много лет назад. Видение мерцало и колыхалось на ветру в ответ на призывы Меррик:
– Приди, Медовая Капля, приблизься и ответь мне: где Клодия, дочь Агаты? Приведи ее сюда к Луи де Пон-Дю-Лаку, я повелеваю. Ничто мне не может помешать.
Фигура стала почти осязаемой! Я разглядел знакомые золотистые волосы, почти прозрачные при свете свечей. Белые одежды казались более призрачными, чем четкий силуэт. Я был слишком ошеломлен, чтобы произнести молитвы, запрещенные Меррик. Ни одно слово так и не сорвалось с моих губ.
Внезапно Меррик повернулась и схватила окровавленными пальцами левую руку Луи. Я увидел над котлом его белое запястье. И тут же молниеносным движением Меррик полоснула по нему ножом. Вновь послышался вздох, и я увидел, как из вен в клубы дыма хлынула блестящая вампирская кровь. Меррик наносила удар за ударом, и кровь текла еще сильнее, чем ее собственная.
Луи не сопротивлялся и лишь молча взирал на фигуру Медовой Капли.
– Моя возлюбленная сестра, Медовая Капля, – произнесла Меррик, – приведи Клодию. Приведи ее к Луи де Пон-Дю-Лаку. Я – Меррик, твоя сестра, я тобой повелеваю. Яви мне свою силу, Медовая Капля! – Она вдруг заговорила тише, словно заворковала: – Медовая Капля, яви мне свою безграничную силу! Приведи сюда Клодию. Немедленно!
Она сделала очередной надрез на руке, вскрыв затянувшиеся было раны, и кровь снова потекла струей.
– Насладись этой кровью, льющейся ради тебя,
Клодия. Теперь я называю только твое имя, Клодия.
Я хочу, чтобы ты была здесь!
И опять была вскрыта рана.
Меррик передала нож Луи, а сама подняла обеими руками в воздух куклу.
Я смотрел то на Меррик, то на призрак Медовой Капли – темный и далекий, лишенный всякого движения.
– Твои вещи, моя милая Клодия, – взвыла Меррик и, выхватив из костра пылающую ветку, подожгла одежду на несчастной кукле, которая разве что не взорвалась, охваченная пламенем. Фарфоровое личико сразу почернело. Но Меррик по-прежнему обеими руками сжимала куклу.
Призрак Медовой Капли вдруг начал исчезать.
Меррик уронила горящую куклу в котел и, продолжая говорить, взялась за страницу из дневника.
– Это твои слова, моя милая Клодия, прими же мое подношение, прими мое признание и преданность. – Она подержала страницу над огнем жаровни и, когда та занялась пламенем, подняла над головой.
В котел полетел пепел. Меррик снова схватила нож.
Силуэт Медовой Капли был виден еще в течение нескольких секунд, после чего, как мне показалось, его развеял ветер. Опять вспыхнули зажженные перед статуэтками свечи.
– Клодия, дочь Агаты, – взывала Меррик, – я тобой повелеваю, выступи вперед, стань видимой, ответь мне из хаоса, ответь своей рабыне Меррик. Все ангелы и святые вместе с Благословенной Матерью, Девой Марией, заставьте Клодию ответить на мой призыв.
Я не мог отвести взгляд от дымящейся черноты. Медовая Капля исчезла, но на ее месте возникло что-то другое. Казалось, сама темнота принимает форму маленькой фигурки, сначала очень расплывчатой, но с каждой секундой становящейся все более четкой. Существо протянуло свои маленькие ручки и двинулось к столу, приближаясь к нам. Призрачное видение плыло по воздуху, глаза его, обращенные на нас, поблескивали, ноги переступали, не касаясь земли, протянутые руки потеряли прозрачность и стали видимыми, как и сияющие золотистые волосы.
Это была Клодия – девочка с дагерротипа, белолицая и хрупкая, с большими блестящими глазами и светящейся кожей. Ее свободные белые одеяния колыхались на ветру.
Я невольно попятился. Но фигура остановилась, по-прежнему не касаясь земли, и белые ручки опустились по бокам. Призрак казался таким же реальным в этом приглушенном свете, как в далеком прошлом Медовая Капля.
Маленькое личико было полно любви. Это был ребенок, живой, нежный ребенок. Отрицать невозможно: это была Клодия.
Когда она заговорила, то оказалось, что у нее тонкий, приятный девчоночий голосок.
– Зачем ты меня позвал, Луи? – с душераздирающей непосредственностью спросила она. – Зачем тебе понадобилось пробуждать меня от сна? Ради собственного утешения? Неужели тебе мало воспоминаний?
Меня охватила такая слабость, я чуть не потерял сознание.
Девочка неожиданно сверкнула глазами, бросив взгляд на Меррик. И снова зазвучал нежный голосок:
– Прекрати сейчас же свои заклинания. Я тебе не подчиняюсь, Меррик Мэйфейр. Я пришла ради того, кто стоит справа от тебя. Я пришла спросить, зачем меня позвал Луи. Что еще ему от меня нужно? Разве при жизни я не отдала ему всю свою любовь?
– Клодия, – с мукой в голосе заговорил Луи. – Где пребывает твой дух? Он обрел покой или блуждает? Ты не хочешь, чтобы я пришел к тебе? Клодия, я готов. Я готов быть рядом с тобой.
– Что? – изумился ребенок, в его тоне появились нотки ненависти. – После стольких лет злостной опеки ты полагаешь, что я и в смерти захочу быть рядом с тобой? – Тембр голоса изменился, словно она произносила слова любви. – Ты мне отвратителен, злобный папаша, – призналась она, и из маленького рта вырвался сатанинский смех. – Отец, пойми меня, – шептала девочка, на лице ее проступила нежность. – При жизни я так и не нашла слов, чтобы сказать тебе правду. – Я услышал, как она дышит. Казалось, все ее маленькое существо охвачено отчаянием. – В этом безграничном мире, где я сейчас нахожусь, нет места для такого проклятия. И та любовь, которую ты когда-то обрушил на меня, не значит теперь ничего. – Она продолжила, словно стремясь утешить его и в то же время с явным удивлением и странной обреченностью: – Тебе нужны от меня клятвы? Так вот, я от всей души проклинаю тебя... Проклинаю за то, что ты отнял у меня жизнь... Проклинаю за то, что у тебя не хватило милосердия для той смертной, какой я когда-то была... Проклинаю за то, что ты видел во мне только то, что хотели видеть твои глаза и чего жаждали ненасытные вены... Проклинаю за то, что ты устроил мне на земле настоящий ад, в котором вы с Лестатом чувствуете себя так хорошо.
Маленькая фигурка придвинулась: личико с полными щечками, блестящие глазки, смотрящие прямо поверх котла, крошечные ручки, сжатые в кулачки.
Я протянул руку. Мне хотелось дотронуться до этого призрака – таким живым он казался. В то же время мне хотелось попятиться, укрыться самому и укрыть Луи, словно это могло чему-то помочь.
– Закончи свою жизнь, да, – произнесла она с беспощадной нежностью, блуждающим взглядом оки-дывач все вокруг. – Отдай ее в память обо мне. Да, я согласна, чтобы ты это сделал. Я хочу, чтобы ты отдал мне свой последний вздох. Пусть тебе будет больно, Луи. Ради меня. Я хочу увидеть, как твой дух попытается высвободиться из тисков измученной плоти.
Луи протянул было руку к призраку, но Меррик схватила его за запястье и оттолкнула.
Ребенок продолжал говорить – неторопливо и рассудительно:
– Как это согреет мою душу, если я увижу твои страдания, как это облегчит мои бесконечные блуждания. Я бы не задержалась здесь с тобой ни на секунду. Я бы никогда не стала искать тебя в черной пропасти.
Когда Клодия смотрела на Луи, лицо ее выражало простое любопытство, без малейшего намека на ненависть.
– Какая гордыня, – прошептала она с улыбкой, – что ты позвал меня, оставив свое обычное уныние! Какая гордыня заставила тебя вызвать меня сюда своими обычными молитвами! – Послышался короткий, наводящий ужас смешок. – Как велика твоя жалость к самому себе, что ты даже меня не боишься, а ведь я, будь у меня сила этой ведьмы или любой другой, лишила бы тебя жизни собственными руками. – Клодия подняла ручки к лицу, словно собираясь расплакаться, но потом снова их опустила. – Умри за меня, преданный мой, – дрожащим голоском сказала она. – Думаю, мне это понравится. Понравится не меньше, чем страдания Лестата, которые я едва помню. Думаю, что вновь испытаю удовольствие – пусть на короткое время, – увидев твою боль. А теперь, если у тебя все, если у тебя больше не осталось ни моих игрушек, ни воспоминаний, отпусти меня – и я вернусь в свое забытье. Не припомню, почему я обречена на вечную муку. Я обрела понятие вечности. Отпусти меня.
Неожиданно она метнулась вперед, схватила со стола нефритовый нож, подлетела к Луи и, размахнувшись маленькой ручкой, всадила острие ему в грудь.
Он повалился на самодельный алтарь, прижав правую руку к ране, зелье из котла выплеснулось на камни, Меррик в ужасе попятилась, а я не мог даже пошевелиться.
Из сердца Луи хлестала кровь. Лицо его окаменело, рот приоткрылся, веки сомкнулись.
– Прости меня, – прошептал он и тихо застонал от нестерпимой боли.
– Ступай обратно в ад! – вдруг закричала Меррик.
Она быстро приблизилась к парящему призраку и протянула руки над котлом, но дитя ускользнуло от нее, словно облачко пара Призрак, по-прежнему сжимавший в правой руке нефритовый нож, замахнулся им на Меррик. Маленькое личико все это время оставалось невозмутимым.
Меррик споткнулась о ступени крыльца. Я схватил ее за руку и помог подняться.
А ребенок-призрак снова повернулся к Луи, сжимая обеими ручками опасное оружие. Спереди на ее тонком белом одеянии расплылось темное пятно от кипящего зелья. Но для призрака это ровным счетом ничего не значило.
Зелье из опрокинутого набок котла продолжало литься на камни.
– Неужели ты думал, что я не страдаю, отец? – тихо спросила Клодия тонким детским голосочком. – Неужели ты думал, что смерть избавила меня от боли? – Она коснулась пальчиком нефритового острия. – Ты так и думал, отец, – медленно проговорила она, – а еще ты думал, что с помощью этой женщины получишь от меня утешение. Ты верил, что Бог дарует тебе прощение? Тебе казалось, что именно так и будет после всех лет раскаяния.
Луи по-прежнему зажимал рану, которая начала затягиваться, так что кровь уже не хлестала, а просто медленно сочилась сквозь пальцы.
– Не может быть, чтобы врата для тебя были заперты, Клодия, – произнес он со слезами на глазах, но голос его звучал уверенно. – Это было бы чудовищной жестокостью по отношению...
Она не дала ему договорить.
– К кому, отец? Чудовищной жестокостью по отношению к тебе? Это я страдаю, отец, это я страдаю и брожу, не зная покоя, это я ничего не знаю, а то, что знала когда-то, теперь кажется лишь иллюзией! У меня ничего нет, отец. От моих чувств не осталось даже воспоминаний. Здесь у меня вообще ничего нет.
Голос ее слабел, но все же еще был слышен. На маленьком личике появилось новое выражение.
– Неужели ты думал, что я расскажу тебе слащавенькие сказки об ангелах Лестата? – тихим, приятным голоском поинтересовалась она. – Неужели ты надеялся, что я нарисую перед тобой картину рая с дворцами и особняками? Неужели ты думал, что я спою тебе песенку, подслушанную у утренних звезд? Нет, отец, тебе не дождаться от меня такого божественного утешения. – Она заговорила более мирным тоном: – А когда ты последуешь за мной, я снова буду для тебя потеряна, отец. Не могу обещать, что буду свидетелем твоих слез и криков.
Фигура начала растворяться в воздухе. Огромные темные глаза пристально посмотрели на Меррик, потом на меня и в конце концов остановились на Луи. Детская фигурка буквально таяла на глазах. Нож выпал из ее белой ручки на камни и разломился пополам.
– Идем, Луи, – едва слышно позвала она, звук ее голоса смешался с тихо шелестящими листьями. – Идем со мной в это жуткое место. Оставь привычные удобства, оставь свое богатство, свои мечты и пропитанные кровью удовольствия. Забудь о своем вечном голоде. Оставь все это, мой возлюбленный, оставь ради туманного и бесплотного царства.
Фигура вытянулась и стала плоской, контуры ее расплывались. Я едва мог различить маленький ротик, растянутый в улыбке.
– Клодия, прошу тебя, умоляю, – произнес Луи. – Меррик, не позволяй ей скрыться в неведомой тьме. Меррик, направь ее!
Но Меррик не шевельнулась.
Луи, обезумев, снова обратился к исчезающему образу:
– Клодия!
Он всей душой стремился найти слова, но не смог. Его охватило отчаяние. Я чувствовал это – прочел на его скорбном лице.
Меррик стояла поодаль, глядя на все сквозь блестящую нефритовую маску. Ее левая рука была занесена над головой, словно готовая к удару, если вдруг призрак задумал бы снова напасть.
– Ступай ко мне, отец, – сказал ребенок.
Голос его стал бесстрастным, лишенным всяческих чувств. Сам образ приобрел неясные очертания. Маленькое личико медленно испарялось. Только глаза сохранили прежний блеск.
– Иди ко мне, – сухо прошептала Клодия. – Переступи через боль, пойди на эту жертву. Иначе ты никогда меня больше не найдешь. Идем же.
Темный силуэт еще несколько секунд продержался в воздухе, а затем пространство опустело. Двор с навесом и высокими строгими деревьями застыл в безмолвии.
Больше я призрака не видел. Но свечи – что случилось с ними? Они все исчезли. От горящего ладана остались только горстки сажи, тут же развеянные легким ветерком. С ветвей вяло посыпались крошечные листья, воздух наполнился промозглым холодком.
Нам дарило свет только далекое мерцающее небо. Над головами завис леденящий душу холод. Он проник под одежду и добрался до кожи.
Луи в невыразимом горе вглядывался в темноту. Его охватила дрожь. Слезы не текли – они просто застыли в глазах, в которых читалось недоумение.
Внезапно Меррик сорвала с себя нефритовую маску и перевернула оба стола, потом жаровню. Все предметы рассыпались по каменным плитам. Маску она отшвырнула в кустарник возле заднего крыльца.
Я в ужасе уставился на череп Медовой Капли, лежавший среди груды раскиданных вещей. От влажных углей поднимался едкий дым. В растекающейся луже я увидел обгорелые остатки куклы. Драгоценный потир лежал опрокинутый.
Меррик протянула обе руки к Луи.
– Идем в дом, – сказала она, – прочь от этого ужасного места. Идем в дом и зажжем лампы. Там нам будет тепло и уютно.
– Нет, не теперь, дорогая, – ответил он. – Я должен тебя покинуть. Обещаю, мы снова увидимся. Но сейчас мне нужно побыть одному. Я готов дать тебе любое слово, лишь бы ты была спокойна. Прими мою самую искреннюю благодарность, но отпусти меня.
Луи наклонился, достал из-под разоренного алтаря маленький портрет Клодии и пошел по тенистой аллее, разводя в стороны листья молодых банановых деревьев, попадавшихся на пути. С каждой секундой он ускорял шаг и наконец пропал из виду – скрылся в вечной, неменяющейся ночи.
20
Что касается ладана, то я увидел, что он уже курится между фигурами ничего не подозревавших святых.
Кроме того, кусочки ладана были выложены перед нами широким кругом на каменных плитах, источая дым, поднимавшийся в темноту. Этот круг я тоже не сразу заметил.
Мне захотелось строго спросить у Меррик, откуда взялся череп. Неужели она разрыла чью-то могилу? Ужасная мысль кольнула меня, но я постарался ее отбросить. Вновь взглянув на череп, я увидел, что он покрыт письменами, придававшими ему зловещий вид.
Над всем этим витала красота – соблазнительная, мощная и бесстыдная.
Я решил оставить комментарии при себе и показал только на круг.
– Они появятся здесь, – пробормотал я. – И ты думаешь, что ладан их удержит?
– Если понадобится, я скажу им, что они подчиняются ладану, – холодно ответила Меррик. – И теперь ты должен прикусить свой язык, если не можешь укротить сердце. И не вздумай молиться, когда все произойдет. Я готова начать.
– А вдруг ладан закончится? – шепотом поинтересовался я.
– Его столько, что хватит на несколько часов. Убедись сам. Видишь эти маленькие кусочки? Ты ведь вампир – значит, должен видеть. И больше не задавай глупых вопросов.
Я смирился, поняв, что мне не остановить начатого. А смирившись, впервые ощутил заинтересованность. Оказалось, что меня привлекает сам процесс, готовый вот-вот начаться.
Меррик достала из-под стола небольшую вязанку хвороста и швырнула ее на угли жаровни под железным котлом.
– Пусть огонь жарко разгорится, служа нашей цели, – прошептала она. – Пусть все святые и ангелы вместе с Девой Марией смотрят на нас, пусть огонь разгорается жарко.
– Какие имена, какие слова, – пробормотал я, не сдержавшись. – Меррик, ты играешь с самыми могущественными силами, которые нам известны.
Но Меррик продолжала ворошить огонь, пока пламя не принялось лизать бока котла. Потом она взяла первую бутылку рома, открыла ее и вылила содержимое в котел, а следом вылила туда же чистое ароматное масло из хрустального сосуда.
– Папа Легба! – воскликнула она, объятая клубами поднявшегося дыма. – Я ничего не могу предпринять без твоей помощи. Взгляни сюда, на свою рабыню Меррик, услышь ее голос, зовущий тебя, отомкни двери в мир тайн, чтобы Меррик сумела осуществить свое желание.
Из железного котла поднялся тяжелый аромат нагретой смеси, от которого я почему-то вдруг резко опьянел.
– Папа Легба, – продолжала кричать Меррик, – открой мне путь.
Я перевел взгляд на стоявшую в отдалении от меня статуэтку святого Петра и только тогда заметил, что она находится в самом центре алтаря – великолепная деревянная скульптура, неподвижно смотрящая на Меррик и сжимающая темной рукой золотые ключи.
Мне показалось, что воздух вокруг нас внезапно изменился, но я сказал сам себе, что все дело в нервах. Став вампиром, я не только не утратил свою восприимчивость к малейшим переменам, но во много раз ее усилил. Тисовые заросли на задворках сада начали покачиваться, легкий ветерок пробежал по кронам деревьев, и на нас бесшумно посыпались крошечные легкие листья.
– Открой ворота, Папа Легба, – призывала Меррик, ловко откупоривая вторую бутылку рома и опорожняя ее в котел. – Пусть меня услышат святые на Небесах, пусть меня услышит Дева Мария, пусть ангелы не смогут закрыть от меня свои уши.
В ее голосе чувствовалась уверенность.
– Услышь меня, святой Петр, – требовала Меррик, – или я обращусь в своих молитвах к тому, кто послал своего единственного божественного сына нам во спасение. И тогда Он отвернется от тебя на Небесах. Я – Меррик. Мне ничто не помешает!
Я услышал, как Луи тихо охнул.
– А теперь вы, архангелы Михаил и Гавриил! – еще более властно произнесла Меррик. – Я приказываю вам открыть путь в вечную тьму, к тем самым душам, которые вы сами изгнали с Небес. Пусть ваши пламенные мечи послужат моей цели. Я – Меррик. И я вам приказываю. Мне ничто не помешает. Если вы засомневаетесь, я призову всех небесных хозяев отвернуться от вас. Я призову Бога Отца проклясть вас, я сама прокляну вас и оболью презрением, если вы не прислушаетесь к моим словам. Я – Меррик. И мне ничто не помешает.
От стоявших под навесом статуй разнесся гул – так обычно гудит земля, перемещая свои пласты; этот звук невозможно имитировать, но каждый его может услышать.
В котел полился ром из третьей бутылки.
– Испейте из моего котла, ангелы и святые, – призывала Меррик, – и пусть мои слова и жертва дойдут до Небес. Услышьте мой голос.
Я повнимательнее вгляделся в статуи. Неужели мне отказывает рассудок? Статуи словно ожили, а дым, поднимавшийся от ладана и свечей, стал гуще. Все вокруг переменилось: цвета стали ярче, расстояние между нами и святыми уменьшилось, хотя мы не сдвинулись с места.
Меррик подняла нож в левой руке. Одно молниеносное движение – и на внутренней стороне правой руки заалел порез. Кровь хлынула в котел. Над всем этим поднимался ее голос:
– Вы, сыны Божий, первые учителя магии, призываю вас или тех духов, что откликаются на ваше имя, послужить моей цели. Хам, сын Ноя и ученик сынов Божиих, призываю тебя или того сильного призрака, что откликается на твое имя, послужить моей цели. Мицраим, сын Хама, который передал секреты колдовства своим детям и другим людям, призываю тебя или того сильного призрака, который откликается на твое имя, послужить моей цели.
И снова она полоснула ножом по голой руке. Кровь потекла прямо в котел. И снова из-под земли донесся тихий гул, который услышал бы не всякий смертный. Я беспомощно взглянул себе под ноги, а потом перевел взгляд на статую и увидел, что весь алтарь слегка вздрагивает.
– Я дарю вам свою собственную кровь, призывая вас, – говорила Меррик. – Прислушайтесь к моим словам. Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. И ничто не может мне помешать. Немврод, сын Мицраима, учивший магии своих последователей, унаследовавший мудрость сынов Божиих, призываю тебя или того сильного призрака, который откликается на твое имя, послужить моей цели. Зороастр, великий учитель и маг, передавший секреты Бодрствующих, навлекший на себя огонь со звезд, который разрушил его земное тело, призываю тебя или того духа, что откликается на твое имя. Слушайте меня все, кто ушел до моего рождения! Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. И ничто не может мне помешать. Если вы попытаетесь противиться моей силе, то я призову Владыку Небесного и Он предаст вас анафеме. Я изменю свою веру и перестану восхвалять вас, если вы не исполните то желание, которое произносит мой язык. Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. И вы приведете ко мне тех призраков, кого я назову.
И снова в воздухе мелькнул нож. Она нанесла себе новую рану. Блестящая струя крови хлынула в ароматное зелье. Пар от этой смеси щипал глаза.
– Да, я повелеваю вами, всеми до одного, самыми сильными и великолепными. Я приказываю вам помочь мне осуществить задуманное, чтобы я сумела вырвать из хаоса те потерянные души, которые отыщут Клодию, дочь Агаты. Приведите ко мне те души из чистилища, которые в обмен на мои молитвы доставят сюда призрак Клодии. Делайте, как я велю!
Железный алтарь задрожал. Я увидел, как вместе с ним начал перемещаться череп. Я не мог отрешиться от того, что происходило. Не мог не прислушиваться к тихому подземному гулу. Крошечные листья закружились в вихре, обсыпав нас, словно пеплом. Гигантские тисовые деревья начали раскачиваться, как обычно бывает в начале урагана.
Я попытался взглянуть на Луи, но между нами стояла Меррик. Она не переставала взывать:
– Те из вас, кто обладает силой, велите Медовой Капле на Солнце, не обретшему покоя призраку моей сестры, дочери Холодной Сандры, чтобы она привела из хаоса Клодию, дочь Агаты. Медовая Капля на Солнце, я повелеваю тобой. Я поверну против тебя Небеса, если ты не подчинишься. Я нашлю на твое имя бесславие. Я – Меррик. И ничто мне не помешает.
Кровь по-прежнему текла из ее правой руки, но Меррик все равно именно этой рукой потянулась за черепом, лежавшим возле дымящегося котла, и подняла его вверх.
– Медовая Капля на Солнце, здесь у меня тот самый череп из могилы, где тебя похоронили. Я сама своей рукой написала на нем все твои имена. Изабелла, дочь Холодной Сандры, ты не можешь меня ослушаться. Я призываю тебя и повелеваю: сейчас же приведи сюда Клодию, дочь Агаты, чтобы она держала передо мной ответ.
Все было в точности, как я предполагал... Она совершила ужасный проступок, осквернив жалкие останки Медовой Капли. Какое злодейство! Какой ужас! Как долго она хранила в тайне, что завладела черепом собственной сестры, кровной родственницы?
Я испытал отвращение, но в то же время меня как магнитом притягивало к Меррик. Дым перед статуями стал гуще. Казалось, их лица ожили и глаза охватывают всю сцену. Даже одежды святых вроде бы заколыхались. Выложенный по кругу на каменных плитах ладан ярко горел. Ему не давал потухнуть усилившийся ветер.
Меррик отложила в сторону проклятый череп и нож.
Она взяла со стола золотой сосуд с медом и вылила содержимое в драгоценный потир, который затем подняла в правой, окровавленной руке и продолжила:
– Да, все одинокие призраки и ты, Медовая Капля, и ты, Клодия, почувствуете аромат этого сладостного подношения. Медовая Капля, здесь то самое вещество, названием которого прославили твою красоту. – И она принялась лить густую блестящую жидкость в котел. Затем она приподняла кувшин с молоком, и оно тут же полилось в потир. Она снова взялась за смертоносный нож, который оказался в левой руке.
– И это тоже я предлагаю вам. Придите сюда, вдохните аромат подношения, отведайте молока и меда, вдохнув пар над котлом. Вот оно льется в котел из потира, в который когда-то собрали кровь нашего Господа. Отведайте. Не отказывайтесь. Я – Меррик, дочь Холодной Сандры. Ступай сюда, Медовая Капля, я повелеваю тобой, и приведи ко мне Клодию. Мне ничто не помешает.
Луи шумно дышал.
В круге перед скульптурами появилось что-то бесформенное и темное. Сердце в моей груди запрыгало, я напряженно вглядывался в круг, пытаясь хоть что-то разглядеть. Это была Медовая Капля – тот самый образ, который я видел много лет назад. Видение мерцало и колыхалось на ветру в ответ на призывы Меррик:
– Приди, Медовая Капля, приблизься и ответь мне: где Клодия, дочь Агаты? Приведи ее сюда к Луи де Пон-Дю-Лаку, я повелеваю. Ничто мне не может помешать.
Фигура стала почти осязаемой! Я разглядел знакомые золотистые волосы, почти прозрачные при свете свечей. Белые одежды казались более призрачными, чем четкий силуэт. Я был слишком ошеломлен, чтобы произнести молитвы, запрещенные Меррик. Ни одно слово так и не сорвалось с моих губ.
Внезапно Меррик повернулась и схватила окровавленными пальцами левую руку Луи. Я увидел над котлом его белое запястье. И тут же молниеносным движением Меррик полоснула по нему ножом. Вновь послышался вздох, и я увидел, как из вен в клубы дыма хлынула блестящая вампирская кровь. Меррик наносила удар за ударом, и кровь текла еще сильнее, чем ее собственная.
Луи не сопротивлялся и лишь молча взирал на фигуру Медовой Капли.
– Моя возлюбленная сестра, Медовая Капля, – произнесла Меррик, – приведи Клодию. Приведи ее к Луи де Пон-Дю-Лаку. Я – Меррик, твоя сестра, я тобой повелеваю. Яви мне свою силу, Медовая Капля! – Она вдруг заговорила тише, словно заворковала: – Медовая Капля, яви мне свою безграничную силу! Приведи сюда Клодию. Немедленно!
Она сделала очередной надрез на руке, вскрыв затянувшиеся было раны, и кровь снова потекла струей.
– Насладись этой кровью, льющейся ради тебя,
Клодия. Теперь я называю только твое имя, Клодия.
Я хочу, чтобы ты была здесь!
И опять была вскрыта рана.
Меррик передала нож Луи, а сама подняла обеими руками в воздух куклу.
Я смотрел то на Меррик, то на призрак Медовой Капли – темный и далекий, лишенный всякого движения.
– Твои вещи, моя милая Клодия, – взвыла Меррик и, выхватив из костра пылающую ветку, подожгла одежду на несчастной кукле, которая разве что не взорвалась, охваченная пламенем. Фарфоровое личико сразу почернело. Но Меррик по-прежнему обеими руками сжимала куклу.
Призрак Медовой Капли вдруг начал исчезать.
Меррик уронила горящую куклу в котел и, продолжая говорить, взялась за страницу из дневника.
– Это твои слова, моя милая Клодия, прими же мое подношение, прими мое признание и преданность. – Она подержала страницу над огнем жаровни и, когда та занялась пламенем, подняла над головой.
В котел полетел пепел. Меррик снова схватила нож.
Силуэт Медовой Капли был виден еще в течение нескольких секунд, после чего, как мне показалось, его развеял ветер. Опять вспыхнули зажженные перед статуэтками свечи.
– Клодия, дочь Агаты, – взывала Меррик, – я тобой повелеваю, выступи вперед, стань видимой, ответь мне из хаоса, ответь своей рабыне Меррик. Все ангелы и святые вместе с Благословенной Матерью, Девой Марией, заставьте Клодию ответить на мой призыв.
Я не мог отвести взгляд от дымящейся черноты. Медовая Капля исчезла, но на ее месте возникло что-то другое. Казалось, сама темнота принимает форму маленькой фигурки, сначала очень расплывчатой, но с каждой секундой становящейся все более четкой. Существо протянуло свои маленькие ручки и двинулось к столу, приближаясь к нам. Призрачное видение плыло по воздуху, глаза его, обращенные на нас, поблескивали, ноги переступали, не касаясь земли, протянутые руки потеряли прозрачность и стали видимыми, как и сияющие золотистые волосы.
Это была Клодия – девочка с дагерротипа, белолицая и хрупкая, с большими блестящими глазами и светящейся кожей. Ее свободные белые одеяния колыхались на ветру.
Я невольно попятился. Но фигура остановилась, по-прежнему не касаясь земли, и белые ручки опустились по бокам. Призрак казался таким же реальным в этом приглушенном свете, как в далеком прошлом Медовая Капля.
Маленькое личико было полно любви. Это был ребенок, живой, нежный ребенок. Отрицать невозможно: это была Клодия.
Когда она заговорила, то оказалось, что у нее тонкий, приятный девчоночий голосок.
– Зачем ты меня позвал, Луи? – с душераздирающей непосредственностью спросила она. – Зачем тебе понадобилось пробуждать меня от сна? Ради собственного утешения? Неужели тебе мало воспоминаний?
Меня охватила такая слабость, я чуть не потерял сознание.
Девочка неожиданно сверкнула глазами, бросив взгляд на Меррик. И снова зазвучал нежный голосок:
– Прекрати сейчас же свои заклинания. Я тебе не подчиняюсь, Меррик Мэйфейр. Я пришла ради того, кто стоит справа от тебя. Я пришла спросить, зачем меня позвал Луи. Что еще ему от меня нужно? Разве при жизни я не отдала ему всю свою любовь?
– Клодия, – с мукой в голосе заговорил Луи. – Где пребывает твой дух? Он обрел покой или блуждает? Ты не хочешь, чтобы я пришел к тебе? Клодия, я готов. Я готов быть рядом с тобой.
– Что? – изумился ребенок, в его тоне появились нотки ненависти. – После стольких лет злостной опеки ты полагаешь, что я и в смерти захочу быть рядом с тобой? – Тембр голоса изменился, словно она произносила слова любви. – Ты мне отвратителен, злобный папаша, – призналась она, и из маленького рта вырвался сатанинский смех. – Отец, пойми меня, – шептала девочка, на лице ее проступила нежность. – При жизни я так и не нашла слов, чтобы сказать тебе правду. – Я услышал, как она дышит. Казалось, все ее маленькое существо охвачено отчаянием. – В этом безграничном мире, где я сейчас нахожусь, нет места для такого проклятия. И та любовь, которую ты когда-то обрушил на меня, не значит теперь ничего. – Она продолжила, словно стремясь утешить его и в то же время с явным удивлением и странной обреченностью: – Тебе нужны от меня клятвы? Так вот, я от всей души проклинаю тебя... Проклинаю за то, что ты отнял у меня жизнь... Проклинаю за то, что у тебя не хватило милосердия для той смертной, какой я когда-то была... Проклинаю за то, что ты видел во мне только то, что хотели видеть твои глаза и чего жаждали ненасытные вены... Проклинаю за то, что ты устроил мне на земле настоящий ад, в котором вы с Лестатом чувствуете себя так хорошо.
Маленькая фигурка придвинулась: личико с полными щечками, блестящие глазки, смотрящие прямо поверх котла, крошечные ручки, сжатые в кулачки.
Я протянул руку. Мне хотелось дотронуться до этого призрака – таким живым он казался. В то же время мне хотелось попятиться, укрыться самому и укрыть Луи, словно это могло чему-то помочь.
– Закончи свою жизнь, да, – произнесла она с беспощадной нежностью, блуждающим взглядом оки-дывач все вокруг. – Отдай ее в память обо мне. Да, я согласна, чтобы ты это сделал. Я хочу, чтобы ты отдал мне свой последний вздох. Пусть тебе будет больно, Луи. Ради меня. Я хочу увидеть, как твой дух попытается высвободиться из тисков измученной плоти.
Луи протянул было руку к призраку, но Меррик схватила его за запястье и оттолкнула.
Ребенок продолжал говорить – неторопливо и рассудительно:
– Как это согреет мою душу, если я увижу твои страдания, как это облегчит мои бесконечные блуждания. Я бы не задержалась здесь с тобой ни на секунду. Я бы никогда не стала искать тебя в черной пропасти.
Когда Клодия смотрела на Луи, лицо ее выражало простое любопытство, без малейшего намека на ненависть.
– Какая гордыня, – прошептала она с улыбкой, – что ты позвал меня, оставив свое обычное уныние! Какая гордыня заставила тебя вызвать меня сюда своими обычными молитвами! – Послышался короткий, наводящий ужас смешок. – Как велика твоя жалость к самому себе, что ты даже меня не боишься, а ведь я, будь у меня сила этой ведьмы или любой другой, лишила бы тебя жизни собственными руками. – Клодия подняла ручки к лицу, словно собираясь расплакаться, но потом снова их опустила. – Умри за меня, преданный мой, – дрожащим голоском сказала она. – Думаю, мне это понравится. Понравится не меньше, чем страдания Лестата, которые я едва помню. Думаю, что вновь испытаю удовольствие – пусть на короткое время, – увидев твою боль. А теперь, если у тебя все, если у тебя больше не осталось ни моих игрушек, ни воспоминаний, отпусти меня – и я вернусь в свое забытье. Не припомню, почему я обречена на вечную муку. Я обрела понятие вечности. Отпусти меня.
Неожиданно она метнулась вперед, схватила со стола нефритовый нож, подлетела к Луи и, размахнувшись маленькой ручкой, всадила острие ему в грудь.
Он повалился на самодельный алтарь, прижав правую руку к ране, зелье из котла выплеснулось на камни, Меррик в ужасе попятилась, а я не мог даже пошевелиться.
Из сердца Луи хлестала кровь. Лицо его окаменело, рот приоткрылся, веки сомкнулись.
– Прости меня, – прошептал он и тихо застонал от нестерпимой боли.
– Ступай обратно в ад! – вдруг закричала Меррик.
Она быстро приблизилась к парящему призраку и протянула руки над котлом, но дитя ускользнуло от нее, словно облачко пара Призрак, по-прежнему сжимавший в правой руке нефритовый нож, замахнулся им на Меррик. Маленькое личико все это время оставалось невозмутимым.
Меррик споткнулась о ступени крыльца. Я схватил ее за руку и помог подняться.
А ребенок-призрак снова повернулся к Луи, сжимая обеими ручками опасное оружие. Спереди на ее тонком белом одеянии расплылось темное пятно от кипящего зелья. Но для призрака это ровным счетом ничего не значило.
Зелье из опрокинутого набок котла продолжало литься на камни.
– Неужели ты думал, что я не страдаю, отец? – тихо спросила Клодия тонким детским голосочком. – Неужели ты думал, что смерть избавила меня от боли? – Она коснулась пальчиком нефритового острия. – Ты так и думал, отец, – медленно проговорила она, – а еще ты думал, что с помощью этой женщины получишь от меня утешение. Ты верил, что Бог дарует тебе прощение? Тебе казалось, что именно так и будет после всех лет раскаяния.
Луи по-прежнему зажимал рану, которая начала затягиваться, так что кровь уже не хлестала, а просто медленно сочилась сквозь пальцы.
– Не может быть, чтобы врата для тебя были заперты, Клодия, – произнес он со слезами на глазах, но голос его звучал уверенно. – Это было бы чудовищной жестокостью по отношению...
Она не дала ему договорить.
– К кому, отец? Чудовищной жестокостью по отношению к тебе? Это я страдаю, отец, это я страдаю и брожу, не зная покоя, это я ничего не знаю, а то, что знала когда-то, теперь кажется лишь иллюзией! У меня ничего нет, отец. От моих чувств не осталось даже воспоминаний. Здесь у меня вообще ничего нет.
Голос ее слабел, но все же еще был слышен. На маленьком личике появилось новое выражение.
– Неужели ты думал, что я расскажу тебе слащавенькие сказки об ангелах Лестата? – тихим, приятным голоском поинтересовалась она. – Неужели ты надеялся, что я нарисую перед тобой картину рая с дворцами и особняками? Неужели ты думал, что я спою тебе песенку, подслушанную у утренних звезд? Нет, отец, тебе не дождаться от меня такого божественного утешения. – Она заговорила более мирным тоном: – А когда ты последуешь за мной, я снова буду для тебя потеряна, отец. Не могу обещать, что буду свидетелем твоих слез и криков.
Фигура начала растворяться в воздухе. Огромные темные глаза пристально посмотрели на Меррик, потом на меня и в конце концов остановились на Луи. Детская фигурка буквально таяла на глазах. Нож выпал из ее белой ручки на камни и разломился пополам.
– Идем, Луи, – едва слышно позвала она, звук ее голоса смешался с тихо шелестящими листьями. – Идем со мной в это жуткое место. Оставь привычные удобства, оставь свое богатство, свои мечты и пропитанные кровью удовольствия. Забудь о своем вечном голоде. Оставь все это, мой возлюбленный, оставь ради туманного и бесплотного царства.
Фигура вытянулась и стала плоской, контуры ее расплывались. Я едва мог различить маленький ротик, растянутый в улыбке.
– Клодия, прошу тебя, умоляю, – произнес Луи. – Меррик, не позволяй ей скрыться в неведомой тьме. Меррик, направь ее!
Но Меррик не шевельнулась.
Луи, обезумев, снова обратился к исчезающему образу:
– Клодия!
Он всей душой стремился найти слова, но не смог. Его охватило отчаяние. Я чувствовал это – прочел на его скорбном лице.
Меррик стояла поодаль, глядя на все сквозь блестящую нефритовую маску. Ее левая рука была занесена над головой, словно готовая к удару, если вдруг призрак задумал бы снова напасть.
– Ступай ко мне, отец, – сказал ребенок.
Голос его стал бесстрастным, лишенным всяческих чувств. Сам образ приобрел неясные очертания. Маленькое личико медленно испарялось. Только глаза сохранили прежний блеск.
– Иди ко мне, – сухо прошептала Клодия. – Переступи через боль, пойди на эту жертву. Иначе ты никогда меня больше не найдешь. Идем же.
Темный силуэт еще несколько секунд продержался в воздухе, а затем пространство опустело. Двор с навесом и высокими строгими деревьями застыл в безмолвии.
Больше я призрака не видел. Но свечи – что случилось с ними? Они все исчезли. От горящего ладана остались только горстки сажи, тут же развеянные легким ветерком. С ветвей вяло посыпались крошечные листья, воздух наполнился промозглым холодком.
Нам дарило свет только далекое мерцающее небо. Над головами завис леденящий душу холод. Он проник под одежду и добрался до кожи.
Луи в невыразимом горе вглядывался в темноту. Его охватила дрожь. Слезы не текли – они просто застыли в глазах, в которых читалось недоумение.
Внезапно Меррик сорвала с себя нефритовую маску и перевернула оба стола, потом жаровню. Все предметы рассыпались по каменным плитам. Маску она отшвырнула в кустарник возле заднего крыльца.
Я в ужасе уставился на череп Медовой Капли, лежавший среди груды раскиданных вещей. От влажных углей поднимался едкий дым. В растекающейся луже я увидел обгорелые остатки куклы. Драгоценный потир лежал опрокинутый.
Меррик протянула обе руки к Луи.
– Идем в дом, – сказала она, – прочь от этого ужасного места. Идем в дом и зажжем лампы. Там нам будет тепло и уютно.
– Нет, не теперь, дорогая, – ответил он. – Я должен тебя покинуть. Обещаю, мы снова увидимся. Но сейчас мне нужно побыть одному. Я готов дать тебе любое слово, лишь бы ты была спокойна. Прими мою самую искреннюю благодарность, но отпусти меня.
Луи наклонился, достал из-под разоренного алтаря маленький портрет Клодии и пошел по тенистой аллее, разводя в стороны листья молодых банановых деревьев, попадавшихся на пути. С каждой секундой он ускорял шаг и наконец пропал из виду – скрылся в вечной, неменяющейся ночи.
20
Меррик, свернувшись калачиком, лежала на кровати Большой Нанэнн. Я оставил ее в спальне, а сам вернулся в сад, подобрал обломки нефритового ножа и нашел обе половинки маски. Каким хрупким оказался с виду столь прочный нефрит. Какими недобрыми оказались мои намерения, какими чудовищными были последствия.