Райс Луанн. Созвездие верности

   В то же мгновение открылась входная дверь дома, и оттуда вышел мужчина – Эдвард, тот фермер, с которым его тетя была на свадьбе. Стройный, подтянутый, с осанкой, как у какого-нибудь герцога, и белесыми волосами, ниспадавшими на ворот пижонской рубашки. Его высокие коричневые сапоги для верховой езды сияли, словно лакированное дерево. Ему навстречу из хлева вышел работник фермы. Заметив Румер с Майклом, Эдвард помахал им рукой.
   – Хелло! – крикнул он. – Румер, мы с Альбертом пойдем оценим ущерб от потопа на сеновале – найди меня потом, хорошо?
   Тетя Румер не ответила. Она просто стояла как вкопанная. Эдвард замялся, надеясь услышать ее ответ.
   – О'кей! – крикнул Майкл, тем самым избавив свою тетю от мучений. Эдвард еще раз помахал им и пошел в хлев.
   – Что такое, тетя Румер? – спросил Майкл.
   – Спасибо тебе за это, – не поднимая головы, она пыталась скрыть от племянника набежавшие слезы.
   – Все в порядке? – спросил он.
   – Да, – кивнула она, по-прежнему глядя куда-то в сторону.
   Взобравшись на ограду, Майкл уселся на спину старого коня, обеими руками вцепился в его гриву, легонько пришпорил Блю и поскакал в поле. Соленый морской воздух щипал ему глаза.
   «Куин бы здесь понравилось», – почему-то подумал Майкл. Он живо представил, как пронесся бы мимо, подхватил девчонку одной рукой и посадил впереди себя, как это делали герои старых вестернов. Подставив лицо ветру, он пытался понять, почему в прежние годы в его семье никто не упоминал имя его тети; интересно, а что же он сам тогда думал про нее?
   Что она умерла? Или что его родители ненавидели Румер?
   А он очень любил ее, вот что было тогда. Теперь он вспомнил.
   Повернув обратно, чтобы помахать тете и поблагодарить ее за воссоединение с Блю, он увидел, что она стоит у штакетника и, уткнувшись головой в сложенные руки, рыдает так, будто кто-то разбил ей сердце.

Глава 11

   Следующее утро опять началось с проливного дождя. Румер сидела в своем офисе, слушая, как капли воды стучали по крыше и листьям деревьев. Чья-то машина вылетела с мокрой дороги и сбила колли. Румер и Матильда все утро провели в операционной, сражаясь за жизнь собаки. Теперь, после напряженной работы, они принимали последних посетителей из числа тех, кому было назначено на более раннее время.
   – Ну и непогода, – вздохнула Матильда, когда дождь припустил еще сильнее. – Ничто так не навевает на меня тоску, как запах промокшей собачьей шерсти.
   – Надеюсь, мой отец сейчас на улице, – сказала Румер. – Пусть он на миг представит себе, каково ему будет в океане.
   – Я всегда считала его здравомыслящим человеком, – Матильда качала головой. – А может, это просто оттого, что у него такая здравомыслящая дочь?
   – Ну, спасибо, Мати, – улыбнулась Румер. – Я передам ему твое мнение.
   Они подлечили страдавшего от колик спаниеля, бассета с инфекцией верхних дыхательных путей и двух кошек с ушными клещами. Если начинал пиликать телефон, тут же включался автоответчик. Потом Матильда, как обычно, должна была прослушать поступившие звонки и оставить для Румер стопку сообщений на ее столе. Провожая последнего на сегодня пациента, Матильда многозначительно прокашлялась.
   – Доктор Ларкин, к вам посетитель.
   Оторвав взгляд от своих записей, Румер увидела, что в дверном проеме стоит Эдвард. От изумления у нее буквально отвисла челюсть. Матильда замялась, не зная как поступить, а потом выскользнула из комнаты, оставив их наедине.
   – Я за лекарством от глистов для Оразио и Артемиды, – пояснил Эдвард.
   – А разве оно уже кончилось? – удивилась Румер. – Я ведь могла и сама привезти его тебе на ферму.
   – Правда? – натянуто спросил он. – А вчера ты могла хотя бы поздороваться со мной. Тот юноша дал мне понять: ты слышала, как я говорил, что буду в хлеву.
   – Это мой племянник Майкл, – сказала она. Во рту у нее пересохло от волнения.
   – Да, мы встречались на свадьбе.
   – Ну, ты же знаешь эту молодежь, Эдвард, – она должна была срочно придумать какую-нибудь историю и устыдилась, что такой отговоркой стал Майкл. – После прогулки верхом он сразу решил вернуться домой… поужинать, повидаться с Куин.
   – Неужели у тебя не хватило времени на то, чтобы просто сказать мне «привет»?
   – Нет, – ощущая тяжесть в груди, ответила она. – Прости.
   – Мы с тобой почти не видимся, – тихо сказал он. – С того дня…
   – Просто у меня столько дел, – выпалила она. – Сейчас разгар туристического сезона, и у нас теперь больше пациентов. А вчера отец сообщил мне, что отправляется в дальнее плавание… эта новость выбила меня из колеи.
   – Тогда кто же я для тебя? – шагнув к ней, спросил он, прикоснувшись пальцами к ее лицу и нежно погладив щеку. – Друг, которому ты не можешь позвонить, даже когда тебе плохо?
   – Нет, конечно, – ответила она, тяжело дыша. – Ты очень хороший друг, Эдвард. – От его физической близости Румер бросило в пот, а в голове у нее вертелись воспоминания о том, что едва ли не произошло между ними. Она еще никогда раньше никого не использовала вот так, никогда не обращалась с другим человеком, как с игрушкой, чтобы только удовлетворить собственные желания, обрести утешение и избавиться от страданий – но на прошлой неделе она почти переступила эту грань.
   – Как насчет ужина? – спросил Эдвард.
   – Ужина? – нервно сглотнув, переспросила она.
   – Да, этим вечером. Мы могли бы пойти в «Ренвик-Инн» и послушать шум дождя, который падает на ветви ив, растущих у реки.
   – Звучит заманчиво, – пробормотала она.
   – Тогда ответь «да». Я смотаюсь домой, переоденусь, ты сделаешь то же самое, а потом я заеду за тобой…
   – Прошу прощения, – послышался голос Матильды за дверью. Она постучалась и робко вошла. Ей явно было что-то нужно.
   – Ох, ты, наверное, хочешь уйти? – обрадовалась Румер. – Не беспокойся, я сама закрою офис.
   – Нет, мне еще надо вымыть клетки и поиграть с новоприбывшими, – сказала Матильда. – Но я подумала, что тебе стоит прочитать это важное сообщение. Оно поступило буквально только что.
   Румер протянула руку, и Матильда передала ей клочок желтой бумаги: Зеб будет ждать у «Фолейс», в 17.30, срочно.Уголки ее рта легонько дернулись, а брови поползли вверх. Она смотрела на записку и пыталась совладать с собой.
   – Когда звонили?.. – спросила Румер.
   – Минут пять назад, – ответила Матильда.
   – Что-нибудь случилось? – поинтересовался Эдвард.
   – Ну-у, – неуверенно протянула Румер и почувствовала, что на лбу у нее выступили бисеринки пота. С какой стати появилось это послание? Она ведь четко дала понять Зебу, что не хочет будоражить прошлое, выслушивать его объяснения и заново переживать все беды своей семьи. Выходит, что он упорно продолжает добиваться своего? Или же это как-то связано с Майклом и предстоящим путешествием ее отца?
   – Румер?
   – Я… я н-не знаю, – запинаясь, ответила она и вдобавок еще покраснела от стыда. Эдвард пристально смотрел на нее. У нее было такое ощущение, словно ее разрывают надвое. Ей хотелось рассказать ему правду, но в то же время она была не готова стойко перенести то, что он мог бы сказать по поводу ее встречи с Зебом.
   – Доктор просит вас перезвонить поскорее, – тихо намекнула ей Матильда.
   – Кто? – переспросила Румер.
   – А, профессиональная этика, – понимающе кивнул Эдвард. – Ничего страшного. Не заставляй своего коллегу-ветеринара ждать.
   – Что ж, сходим на ужин как-нибудь в другой раз, – сказала Румер. – У меня выдался ужасный день, и после работы я хочу поехать домой, на Мыс. Прости…
   – Не переживай, – он коснулся ее дрожащей руки. – Заканчивай с делами и позаботься о себе. Ты и впрямь выглядишь очень уставшей. – Он взял у нее сумку с лекарствами от глистов для собак и поцеловал в щеку. Они обменялись поцелуями, и она пообещала позвонить ему на следующий день.
   – Доктор просит меня перезвонить как можно скорее? Какой еще Доктор! – спросила Румер у Матильды, как только за Эдвардом притворилась дверь.
   – Насколько я помню из твоих слов, – сказала Матильда, – у Зеба Мэйхью есть докторская степень по астрономии, или астрофизике, или теоретической математике, или какая-то еще в этом же роде. Значит, он доктор, не правда ли?
   – Да, – Румер прищурилась, глядя на свою помощницу. – А ты случаем не подслушивала под дверью?
   – Как ты могла подумать такое? – она изобразила на лице смертельную обиду.
   – Потому что я уже собиралась сказать Эдварду «да» и поужинать с ним в «Ренвик-Инн», и я не слышала, чтоб в последние полчаса звонил телефон.
   – Ну, хорошо, звонок поступил чуть раньше, пока ты делала прививку от бешенства Бутси Макмахону. Я разбирала сообщения и подумала, что тебе не помешает какое-нибудь разнообразие в выборе, перед тем как ты окончательно испортишь себе вечер.
   – Ужин с Эдвардом не испортил бы мне вечер…
   – Как скажешь, Док, – хитро улыбнулась Матильда.
   – Ты прямо как мой отец! – возмутилась Румер.
   – Ну, меня ругали и похуже, – Матильда так и просияла от радости.
   – Неужели это так срочно? – Румер все еще вертела бумажку в руке. – Как думаешь, что ему нужно?
   – Без понятия, – Матильда указала на часы. – Но тебе лучше поторопиться, уже почти пять пятнадцать.
   Тяжко вздохнув, Румер надела плащ и, накинув капюшон на голову, поспешила на улицу. Под струями дождя лужайка перед крыльцом превратилась в серебристо-зеленое полотно. Над дорожкой мокрыми ветвями нависали величавые клены, с них тоже лило как из ведра, и пока Румер шла к машине, плащ ее вымок до нитки.

Глава 12

   В понимании Румер и прочих les Dames de la Roche здание, где располагался магазин «Фолейс», мало чем отличалось от обычного амбара. Зеленая краска на его кровле облупилась, из-за чего крыша приобрела патину старой бронзы. Румер припарковала свой грузовичок на песчаной автостоянке. Повинуясь привычке, она сняла плащ и мокрые башмаки; войти в дождь в «Фолейс» в уличной обуви считалось чуть ли не святотатством.
   Прикрыв голову, она забежала внутрь. Просторный зал магазина был заполнен полками с продуктами, книгами, журналами, наживкой и снастями, надувными плотами и фонариками – в общем, товарами для отдыха на море. У стены напротив входа находился небольшой бар с прилавком из нержавейки и высокими стульями.
   За углом, рядом с таксофоном, стояли четыре старых стола. Их деревянные крышки были исцарапаны, покрыты следами от кружек с горячим кофе, вырезанными ножом инициалами и сигаретными ожогами, которые остались с тех пор, когда курение тут еще было разрешено. Часы показывали пять тридцать, а Зеб еще не объявился. Румер была всегда так занята, что почти не посещала этот магазин и кафе, но сейчас она, недолго думая, прямиком прошагала к своему любимому столику в углу, удобно устроилась в дубовом кресле, чтобы попить чайку и послушать шум барабанившего по крыше дождя.
   Потягивая чай, она разглядывала сердца и инициалы у себя перед носом. Сколько же мальчишек и девчонок с Мыса Хаббарда оставили здесь свидетельства своей любви: ТР + ЛА, СЕ + КМ, ДМ + СП, ЗМ + РЛ. Зеб Мэйхью + Румер Ларкин. Она улыбнулась, увидев нетронутыми их инициалы. Зеб вырезал их в шутку, еще до того как между ними кроме дружбы возникло нечто новое, сильное, необъяснимое. Им обоим было тогда по шестнадцать лет; и когда однажды утром они развезли газеты и зашли сюда погреться, он заявил, что и лучшие друзья тоже заслуживают быть увековеченными на этом нетленном дереве столешницы.
   Пытаясь найти объяснение тому, что согласилась прийти сюда, Румер прикрыла глаза. «Фолейс» был частью их прошлого – они с Зебом частенько пили тут лимонад в жару и горячий шоколад в стужу. Потом она изредка покупала здесь что-либо, но многие годы боялась сесть за этот стол. Медленно, словно остерегаясь подвоха, ее пальцы скользнули по дубовой крышке к ручке ящика с правого бока.
   В столе был широкий выдвижной ящик. Возможно, изначально он задумывался как составляющая рабочего места, но какими-то судьбами стол оказался в «Фолейс». Кто была та первая девчонка, что спрятала в нем записку любимому мальчишке? С течением времени ящик стал хранилищем «секреток», в которых юные влюбленные признавались в своих чувствах, приглашали на Литтл-Бич или к Индейской Могиле, а в особых случаях даже просили руки и сердца.
   Придерживая чашку с чаем одной рукой, другой Румер перебирала записки. Она старалась прогнать лишние эмоции – подобная старомодная романтика была не для нее, женщины аналитического склада ума. В детстве ей казалось, что ящики обладают некой магической силой, но она уже давно распрощалась с этими заблуждениями.
   И тем не менее, начав читать, не могла остановиться.
   Это было что-то вроде традиции – пообедать, просматривая любовные послания. Мистер Фолей – внук самого первого владельца – гордился тем, что не выбросил ни одно из них.
   Похоже, время тоже позаботилось о них. Записки накладывались одна на другую, выстилая белым дно ящика. Иногда авторы забирали их; а бывало, что и те, кому была адресована «секретка». Остальные же так и лежали в своем первозданном виде. Самые старые были написаны десятилетия назад, пожелтели от времени, и, как и тогда, пылились в ящике, представляя собой лирическую историю этого места, которое так много значило для всех жителей Мыса Хаббарда.
   – Хелло, Румер.
   Услышав голос Зеба, Румер подняла голову. Он стоял возле стола в блестящем желтом дождевике, шортах и насквозь промокших кроссовках.
   – Хелло, Зеб.
   – Ты все-таки получила мое сообщение.
   – Да. А что стряслось?
   Не отвечая, Зеб жестом попросил официантку принести ему горячего шоколада. Потом он стряхнул воду с волос, заодно обрызгав и Румер.
   – Эй, – сказала она, смахивая с себя капли.
   – О, извини. Просто надо слегка обсохнуть.
   – Ага, тогда обсыхай вон там, – сказала она, указывая на коврик у входа в десяти футах от стола.
   – Да брось ты, Ларкин. Чуток воды тебе не повредит. Ты же ветеринар – неужели ты никогда не купала какого-нибудь лохматого пса? Ведь они постоянно отряхиваются…
   – Лохматый пес. В самую точку, – сказала она, глядя на взъерошенные светлые волосы, ниспадавшие на его голубые глаза. Однако в этих глазах сверкнул огонек, и она поежилась. – Так о чем ты хотел поговорить?
   – Прежде чем рассказать тебе, я хотел бы выпить немножечко вот этого, – сказал он и слизал языком половину взбитых сливок с чашки своего шоколада. – По-моему, я даже простудился.
   – Что, у твоего джипа прохудилась крыша? – спросила она.
   – Не, – признался Зеб, устроившись за столом. – Я целый день гонял на своем старом велике.
   – На велике?
   – Нуда, старый добрый «Ралли». Валялся у Винни в гараже. Наверное, она решила, что он слишком хорош, чтобы отправлять его на свалку. Но, как бы то ни было, я ничего не буду обсуждать, да и домой не вернусь, пока не допью этот шоколад.
   – Укрепляет организм, – кивнула она, а он рассмеялся. – Что смешного?
   – Именно это ты говорила, когда мы развозили газеты. Я жаловался на то, что приходится так рано вставать, а ты подкупала меня обещаниями здорового организма: после работы приводила меня в «Фолейс» и покупала мне горячий шоколад.
   – Да, бывали у нас утречки вроде сегодняшнего…
   – Зато мы тогда накопили много денег…
   – Ага, пока нас не уволили из-за тебя.
   – Я не виноват! – воскликнул Зеб и прыснул со смеху.
   – Как же! А кто тогда издевался над бедной миссис Вильямс?..
   – Она плохо поступила с тобой – ты ловила крабов на ее участке ручья, и за это она отняла у тебя башмаки и деньги на карманные расходы.
   – То был день не из приятных, – нахмурилась Румер. – Пришлось обойтись без мороженого.
   – Видишь? Я просто заступился за тебя.
   – Но незачем было осквернять ее газету.
   – Говорит Дорогая Эбби…
   Румер сдержала улыбку: чтобы поквитаться с миссис Вильямс, Зеб начал писать в ее газете разные послания. Он отыскивал колонку «Дорогой Эбби», пририсовывал облачко к ее картинке и оставлял в нем советы собственной выпечки: «Возлюби ближнего своего», «Плохой день? Оставь свои проблемы при себе», «Да, у тебя головная боль, тебе плохо: но не стоит срываться на других» и, наконец – тот, за который их уволили, – «Гори, детка, гори».
   – Что самое удивительное, она ведь довольно долго не жаловалась на наши проделки, – сказала Румер.
   – Может быть, она думала, что эти облачка на самом деле были частью колонки «Дорогой Эбби». Я очень старался, чтобы все выглядело по-настоящему.
   – Нет же, она знала!
   – Возможно, ты и права. Наверное, ей нравилось внимание со стороны. Понимаешь, да? Кстати, она еще живет здесь?
   – Она умерла, Зеб. Уже лет пятнадцать назад, если не больше.
   – Черт! – Зеб бабахнул кулаком по столу. – А я-то думал попросить у нее прощения.
   – Похоже, ты опоздал самую малость…
   – Не сыпь мне соль на рану, Ларкин…
   Несмотря ни на что, они улыбнулись и почтили молчанием память старой миссис Вильямс. Зеб поднялся и пошел еще раз наполнить их чашки чаем и горячим шоколадом. Вернувшись, он чокнулся с Румер.
   – Хорошо, – сказал он.
   – Что хорошо?
   – Теперь я готов рассказать тебе, в чем, собственно, дело. То есть зачем я устроил эту встречу.
   – Тебя послушать, так мы как будто шпионы, у которых тайная явка.
   – В этом есть доля истины, Ларкин. Я хочу, чтобы ты побыла плохим парнем.
   – Плохим парнем?
   – Ну, образно, конечно… Думаю, это скорее будет похоже на игру хороший полицейский/плохой полицейский.
   Она устало вздохнула:
   – Зеб, не тяни резину.
   – Ладно. Это насчет Майкла. Ему нужно помочь…
   – Он не заболел? – у нее екнуло сердце.
   – Наш бросивший школу мудрец здоров как лось. Порой мне хочется схватить его за шкирку и потрясти как следует, а иногда усадить на диван и заставить его объяснить мне, что же я сделал не так.
   – Ну, и что тебе мешает?
   Словно желая все обратить в шутку, Зеб попытался улыбнуться. Но это ему не удалось.
   – Знаешь, Ру, я боюсь услышать то, что он мне скажет. Что у него самые эгоистичные в мире родители и что я не уделял ему достаточно своего внимания…
   – Если ему надо высказаться, – спокойно заметила Румер, – то тебе лучше собраться с силами и выслушать его.
   – Спасибо! Какой замечательный совет, вы только подумайте…
   – Пожалуйста, Зеб. Но если тебе или Элизабет опять потребуется союзник в войне с Майклом, то советую искать его где-нибудь в другом месте.
   Он резко отодвинулся от стола, чуть не опрокинув свое кресло. Она заметила вспыхнувший гнев в его глазах, глубокую складку меж бровями, сжатые кулаки, но не подала виду.
   – Зеб, – попросила она мягко. – Сядь.
   – Забудь. Я, видно, ошибся. Решил, что…
   – Нет, ты не ошибся. Особенно если это касается Майкла. Что я могу для него сделать?
   Зеб неохотно опустился обратно в кресло. За последние пять минут его лицо переменилось так, словно его до смерти измучили переживания. Он выглядел уставшим, поверженным и постаревшим лет на десять. Морщины в уголках его глаз и рта прорезались еще сильнее; он стиснул губы в струнку.
   – Я хочу, чтобы он пошел в летнюю школу, – сказал он. – Знаю, что в Блэк-Холле есть такой курс – слышал краем уха, как Майкл разговаривал с Куин. И, кстати, твой отец подкинул мне эту же идею. Наверное, в глубине души я надеялся, что приезд сюда пойдет Майклу на пользу. Что Сикстус возьмет его под свое крыло.
   – Но он скоро отправляется в плавание, – пробормотала Румер.
   – Да, – чуть громче сказал Зеб, наблюдая за ее реакцией.
   Румер пожала плечами, чтобы отбросить волнение и сосредоточиться на Майкле.
   – В общем, поскольку отец уезжает, ты ждешь помощи от меня, правильно?
   – Да. Ты нравишься Майклу: когда он пришел домой после прогулки на твоем коне, я просто не узнал его – парень был безумно счастлив. Думаю, он поговорит с тобой… и еще я надеюсь, что пойдет на все, чтоб ты гордилась им.
   – Но как же вы с Элизабет?
   – Сейчас он для нас потерян, – вздохнул Зеб. – Я не могу тебе толком ничего объяснить, и от этого мне еще хуже, но он не хочет иметь с нами ничего общего. За прошедшие годы, похоже, мы здорово подвели его. Мы занимались каждый своими проблемами, а мальчишка рос сам по себе…
   – Это не только ваша проблема. В Америке полно таких семейств, где дети несчастны.
   Зеб замер. Он покраснел, но его голубые глаза были яснее чистого неба.
   – Он ребенок родителей, которые никогда не любили друг друга, – тихо ответил Зеб, и Румер ощутила, как спина у нее покрылась мурашками. – Согласись, такие условия – не лучшая обстановка для взросления единственного сына…
   – Зеб, – она подняла ладонь, словно защищаясь и не желая слышать его слова о неудачном браке с Элизабет.
   – Никогда, Румер! – возразил он. – Никогда, с самого первого дня! Это была ошибка…
   – Прекрати! – крикнула она. – Мы сейчас говорим о Майкле! Он живой человек, он не ошибка, неужели ты не понимаешь? При чем здесь мальчик, которого родили люди, не любившие друг друга?
   На них стали оглядываться покупатели и посетители бара. Оттого, что Зеб смотрел ей прямо в глаза, у Румер расшалилось сердце. Будто намереваясь взять ее за руки, он начал медленно возить ладонями по столу. Их указательные пальцы соприкоснулись, и она отпрянула. Опять удар током!
   – Румер, прошу, выслушай меня, – сказал Зеб. Но в ответ она замотала головой.
   – Я обязательно помогу тебе с Майклом, – спокойно сказала она. – Чем угодно. Я знаю, что мой отец поступил бы так же. И кстати, ты знал о его планах?
   Зеб открыл рот, словно раздумывая над тем, чтоб перевести беседу обратно на тему о Майкле. Но потом решил, что не стоит, и признался:
   – Да, со вчерашнего дня. Он сказал, что не будет трезвонить об этом, пока не обсудит все с тобой.
   – А ты случайно не подначивал его? – спросила Румер. – Потому что мне бы очень не хотелось этого.
   Зеб сухо рассмеялся.
   – Будто он стал бы меня слушать; да и ни к чему мне его подначивать. Он сам принял решение, Румер, – это его миссия.
   Она покачала головой.
   – Я знаю, что он любит море и тоскует по родным местам. Но чтобы он вот так взял и поплыл в Ирландию через Канаду… Это же безумие!
   – Как и полеты на Луну, – кивнул Зеб. – Но ведь люди туда летают.
   – Тебе не кажется, что это плохой пример? У астронавтов есть оборудование, поддержка…
   Словно размышляя над ее словами, Зеб с минуту помолчал, а потом сказал:
   – Твой отец ничем не отличается от них. У него есть отличный парусник; и он сможет заручиться твоей поддержкой… с твоего согласия, разумеется.
   – Не дави на меня, Зеб. Я еще пока не готова разлучаться с отцом. Я пришла сюда только затем, чтобы узнать, чего ты хотел… И я скорее продолжу чтение записок из ящика, нежели стану рассуждать о том, как мой отец пересечет Атлантику на своей «Клариссе».
   – А, этот ящик, – Зеб вдруг помрачнел.
   – Сколько же тут наших старых знакомых, – улыбнулась Румер, перебирая бумажки и вспоминая прошедшие времена, когда они с Зебом тоже оставляли здесь записки друг другу.
   – Смотри-ка, – сказал Зеб. – Вот наши инициалы, что я вырезал ножом. – Он начал водить кончиками пальцев по дубовой крышке, поглаживая буквы ЗМ + РЛ. И у Румер снова по коже побежали крохотные электрические разряды, как будто он трогал ее, а не стол.
   – Дети по-прежнему пользуются этим ящиком, – сменив тему разговора, сказала Румер.
   – По-прежнему – и навсегда. – Зеб запустил руку в ворох бумажных обрывков. – Ага, вот: «Пойдешь во вторник на пляж смотреть кино? Я принесу одеяло и что-нибудь от насекомых., а ты приноси себя.»– Они немного посмеялись.
   – Да, в этом ящике полно летней любви, – сказала Румер, и неприятная дрожь снова вернулась к ней.
   – Летняя любовь – штука сложная. И изменчивая, как море. То прилив, то отлив…
   – Почему? По-моему, совсем наоборот – ведь это солнце, счастье…
   – Потому и сложная, Румер. Она оторвана от реальности. Люди влюбляются на пляже, но они не могут унести с собой в зиму песок и море. Это отнюдь не просто. А зачастую даже невозможно.
   Румер закрыла глаза. Зеб и Элизабет? Или он имел в виду их детские отношения? Лед растекся у нее по жилам. Ей хотелось замять эту беседу и покончить с этой встречей. Она уже собралась сделать последний глоток чая, как услышала шлепанье босых ног по деревянному полу «Фолейс».
   – Вон, смотри – ветеринар!
   – Точно, это доктор Ларкин, она делает уколы нашему псу.
   – Скажи ей!
   Оглянувшись, Румер увидела девчонку, на всех парах летевшую к их столику. Влажные каштановые волосы развевались у нее за спиной, ее рот был открыт в немом отчаянии, а следом за ней поспешали еще трое десятилетних ребятишек. Румер уже встречала их на пляже и узнала девочку, это была Алекс, дочка Джейн Ловелл.
   – Доктор Ларкин, там раненый поморник!
   – Что с ним, Алекс?
   – Мне кажется, он проглотил что-то острое. Он задыхается, и у него из клюва идет кровь.
   – Где? – Румер кивнула Зебу и быстро зашагала к выходу из магазина.
   – На кладбище. Мы пошли туда, чтоб рассказывать страшилки под дождем; и вот мы сидим под большим деревом, там, где земля посуше, как вдруг из могил раздается этот ужасный звук…