Отсюда небо казалось таким ясным, каким Зеб еще не видел его со дня своего приезда на восток. Этот дом располагался на самой верхней точке Мыса, и, взобравшись на крышу, они оказались выше уровня морской дымки. Приплыв с востока, над бухтой покачивалась большая золотистая луна. А небо было устлано мириадами блестящих звезд, как затканным ковром.
   – Бывало, я смотрела наверх, – сказала Румер, – и пыталась угадать, где же ты…
   – Правда? – Зеб скользил пытливым взглядом по Млечному пути.
   – А ты думал, что я не буду? Что я вычеркну всё это из памяти напрочь?
   – Да, Румер. Особенно после всего, что я сделал…
   – Расскажи-ка мне лучше о земных новостях, – перебила она его. – К примеру, о работе, которая заменит тебе полеты.
   Он вспомнил снимки, которые изучал днем, и отчет, составленный для лаборатории в Калифорнийском политехе.
   – Сегодня я просмотрел кое-какие фотографии. Спутники НАСА обнаружили ледовый щит. В северной части России.
   – И они хотели, чтобы ты расшифровал эти фото?
   – Да.
   – Что такого необычного во льде? К тому же на севере России – наверное, там всегда сплошной лед.
   – Но не так, как сейчас, – тихо ответил Зеб.
   Во дворе внизу зашуршали ветви кустов. «Какое-нибудь животное ползет сквозь заросли», – подумал Зеб. Видя то, как Румер склонила голову набок и с интересом слушала звуки, которые издавал неведомый зверь, он скрепя сердце решил поведать ей все остальное, не переставая спрашивать себя, зачем вообще завел разговор на эту тему.
   – Дело в том, – продолжал Зеб, – что на снимках видно четыреста тысяч тюленей, попавших в ледяную ловушку.
   – В ледяную ловушку? – ахнула Румер. – Столько тюленей?!
   – Да.
   – Но как это произошло? А в России знают об этой беде? – она расстроилась не на шутку.
   – Их путь в Баренцево море был заблокирован. Из-за невероятно сильного ветра на северном выходе из Белого моря образовался ледовый затор… тюлени должны были начать свою миграцию месяц назад, но теперь они еще в западне.
   – И ты это увидел?
   – На фотографиях можно четко различить воду и ледовый щит.
   – Зеб, что же с ними будет?
   – Они голодают, – Зеб воочию представил себе снимок, зная, что никакому ветеринару не под силу спасти их.
   Ему даже не пришлось смотреть на Румер, чтобы понять, что она заплакала. От ее всхлипов у него сдавило грудь. Румер всегда была такой: если птенец вываливался из гнезда, она лезла на дерево и водружала его обратно. Если лебедь цеплялся за рыболовную леску, она прикрывала голову от ударов его мощных крыльев и освобождала птицу. Он видел, как она переживала за поморника, и знал, что она пошла бы на все ради тюленей.
   – Что мы можем сделать? – спросила она.
   – Ничего, – ответил Зеб. – В том-то вся проблема. Мы видим, что творится, однако развитие ситуации неподвластно нам. И все эти спутниковые технологии, позволяющие заглянуть в любую точку мира, сейчас попросту бесполезны. Вот что я думал, когда…
   – Что когда?..
   Он не хотел рассказывать ей. У него в ушах опять зазвучали отголоски того взрыва. Он сжал зубы так, что у него свело челюсть.
   – Поэтому тебе очень повезло с работой. Ты помогаешь животным, спасаешь их жизни. Как с этим поморником…
   – Но мы пока не знаем, удалось ли ему выжить, – вздохнула Румер.
   – Я знаю, – сказал Зеб. – Я видел его сегодня.
   – Правда? Когда?
   Зеб перевел дух. Он сидел рядом со своей лучшей подругой, в окружении звезд, вдыхая давний аромат жимолости, ощущая на себе действие настоящей магии летней ночи Мыса Хаббарда.
   – В обед, – он поднял руку. – Когда занимался этим…
   Румер повернула голову. Она заглянула через ограду в свой собственный двор. Над домами на другой стороне улицы взошел диск луны и замер среди высоких темных сосен. Его свет, проникавший сквозь сучья, сделал свою работу: на ветвях росшего между домов старого дуба засияли золотые нити.
   – Что это? – удивленно выдохнула она.
   – Это специально для тебя, – Зеб взял ее руку. – Потому что я хочу, чтоб ты снова поверила в нас с тобой…
   – Поверить в нас с тобой? – эхом отозвалась она.
   – В то, как все было раньше, – прошептал он. – Когда ты говорила, что нас соединяет магическая золотая нить.
   – Зеб…
   – И что она останется навсегда, – добавил он. Румер больше не могла вымолвить ни слова. Комок в горле мешал ей говорить. Глядя на дерево, где в паутине медной проволоки плясал лунный свет, она словно перенеслась в прошлое. Его рука согревала ее ладонь, и она взглянула ему прямо в глаза.
   Зеб смотрел наверх, мимо флюгера-единорога, туда, где Арктур вершил свой бег. Под этим углом казалось, что звезда словно насажена на рог мифического существа. Зеб подумал о противоположном ракурсе, о созерцании Земли из космоса, и у него снова свело челюсть. Но он захотел рассказать ей.
   – Я много раз пролетал над… – начал он.
   – Над Мысом Хаббарда? – перебила она.
   – Да.
   – И ты видел? Правда?
   – Я знал, чувствовал. Мое воображение рисовало наши дома. Наш двор, сад. Эту крышу, откуда мы смотрели на звезды…
   Румер обхватила себя руками, чтобы бившая ее дрожь не доконала ее.
   – Но большую часть времени я думал о другом. Я прижимался лбом к иллюминатору «Челленджера» и видел звезды, луны, планеты… а потом Землю.
   – Оттуда она выглядит иначе, да? – Он кивнул.
   – Чудесная бело-голубая планета… да, она выглядит иначе. – Он снова поглядел в небо, вспоминая, каково это было смотреть сюда – вниз.
   – Должно быть, в космосе она похожа на луну или звезду.
   – И да, и в то же время нет, – слыша собственное сердцебиение, ответил Зеб. «Что это?» – недоумевал он. В скафандре все эхом проходило через его шлем, и он засыпал под успокаивающую колыбельную своего пульса.
   Но здесь, на крыше, разговаривая с Румер о полете, он словно услышал ритм своей жизни.
   – Нет? – спросила Румер.
   – Ну… в другом смысле, – сказал Зеб.
   – Я понимаю.
   – Эта маленькая сфера, она так далеко… и в ней содержится все, что я люблю… деревья, океаны, музыка, искусство… я постоянно думал о нашей магической нити.
   – Сотворенной из золота, – глядя на луну, сказала Румер.
   – И люди. Майкл… – Сердце гулко забилось у него в груди, он прижался лицом к щеке Румер и шепнул: – Ты.
   Румер вздрогнула, неожиданно обернулась и, удивив Зеба, уткнулась лицом в его плечо. Он ощущал ее дыхание на своей коже, и от этой физической близости у него по спине побежали мурашки.
   – Ру… – сказал он.
   Она не пошевелилась, но он почувствовал, что настроение у нее переменилось. В воздухе вокруг них повеяло прохладой.
   – Зачем? – прошептала она.
   – Что зачем, Ру?
   – Ох, Зеб. Я никогда не думала, что она порвется… я поклялась, что этого никогда не будет. Но, увы, это случилось – она порвалась навеки, и ничто уже не восстановит ее. Теперь у меня есть другой. Эдвард…
   – Ру, пожалуйста…
   – Но зачем, зачем ты женился на Элизабет? Ты все разрушил! Разорвал сам… – она вдруг отпрянула от него и скатилась по крыше в окно прямо под ними. Он не видел ее, но слышал, как она бежала через пустой дом. Сетчатая дверь хлопнула у Румер за спиной, она пронеслась по своему двору и скрылась за дверью на кухню.
   Луна взобралась еще выше, и на двор Румер спустилась тень. Кусты стали темными, безжизненными. А золотая нить утонула в непроглядной черноте.

Глава 15

   Сикстус позвонил Оливье де Кубзаку из хоторнской фирмы «Боут Воркс» и договорился о спуске «Клариссы» на утро этой пятницы. Поскольку Оливье участвовал в регате у Ньюпорта, за главного был сам Сикстус. Он спускал свою лодку на воду каждое лето, начиная с момента ее покупки в 1966 году, и на сей раз все тоже обошлось без сюрпризов. Они отвезли шлюп метров на пятьдесят вниз по Крестхилл-роуд, скатили его на заброшенные рельсы, а затем столкнули в пролив Лонг-Айленд.
   – Почему вы держите ее в своем гараже, а не в доках Хоторна? – спросил один из рабочих, протягивая Сикс-тусу счет для оплаты.
   – Потому что экономлю, – ответил Сикстус. – Потому что на Мысе Хаббарда есть этот старый эллинг, которым больше никто не пользуется, и денег здесь с меня не берут. Раньше, лет сто назад, тут была каменоломня, и они проложили эти рельсы для погрузки камней на лодки.
   – Сто лет назад, – сказал начальник бригады, Ричард Страун, осматривая ржавую колею. – Лишь немногим старше твоей красавицы лодки. Когда ее построили, а, Сикстус?
   – В тысяча девятьсот пятом, – ответил мистер Ларкин. – Как раз на стыке двух веков. Нашел ее в одном из дворов Силвер-Бэй, в довольно плачевном состоянии. Хозяин ее умер, а у его жены было полно забот помимо какой-то старой лодки. – При мысли о том, что «Клариссу» можно называть «какой-то старой лодкой», он покачал головой.
   – И ты, значит, приобрел ее… – с улыбкой сказал Ричард, – за бесценок.
   – Да, за бесценок, – кивнул Сикстус, почувствовав укол совести. Ему пришлось заменить часть обшивки правого борта и полностью все медные части судна. Паруса и бегучий такелаж тоже заждались обновления. Руль растрескался, киль покрылся трещинами. Гнездо мачты и ее бронзовая опора требовали скорейшей замены. Кокпит нуждался в восстановлении прежнего убранства. Покупая лодку за три сотни долларов, Сикстус вел себя так, будто делал женщине большое одолжение. А по правде, один из самых красивых парусников в мире достался ему буквально за бесценок.
   – Что ж, она попала в руки к тому, кто ее любит, – сказал Ричард. – Наверное, сейчас бывший владелец улыбается тебе с небес и желает доброго пути.
   – Хоть бы так, – проворчал Сикстус, втайне надеясь, что владелец не осыпал его голову проклятиями за обман беспомощной женщины. Резкая боль пронзила его плечи, и Сикстус подумал: не было ли это знаком праведного гнева мертвого моряка?
   Когда рабочие уехали, Сикстус поплыл на «Клариссе» к причалу, и, снова без памяти влюбившись в свою лодку, простил себе те давние прегрешения.
   – Только ты и я, дорогая, – шепнул он. – И мы с тобой доберемся до самой Ирландии в целости и сохранности. В противном случае Румер нас не простит, – обращаясь к лодке, Сикстус словно беседовал с собственной женой. Он изменил название судна – хотя ему говорили, что такой поступок может накликать беду, – с «Цереры» на «Клариссу».
   – Бог не покарает меня за верность любимой женщине, – шутил Сикстус. – К тому же я преподавал миф о Церере почти сорок лет, и у них с Клариссой есть кое-что общее – дочери. И то, как они любят их всем сердцем. – Продолжая болтать, Сикстус вдруг понял, что пытался развеять собственные суеверия. В конце концов, «Кларисса» взяла верх, и он предоставил Румер почетную обязанность разбить бутылку шампанского и тем самым окрестить лодку.
   Вспомнив все это, Сикстус приступил к составлению списка важных дел. Он отчаливал на рассвете субботы и не хотел затеряться в океане без должного количества съестного. Услышав гуденье подвесного мотора, он поднял голову и увидел, что это Майкл с Куин проводили инспекцию своих лобстерных ловушек.
   – Что тут у вас?! – громко крикнул Сикстус.
   – Привет, Сикс! – ответила Куин. Майкл помахал ему рукой.
   Подозвав ребят поближе, Сикстус прислонился к комингсу. Ему понадобилось меньше пяти секунд, чтобы все понять: они были по уши влюблены друг в дружку. Сикстус присвистнул. Интересно, знают ли об этом тетка Куин и отец Майкла?
   – Почему ты не в школе? – спросил он.
   – У нас есть работа, – ответила Куин.
   – А как же летняя школа? Тебя ведь это тоже касается, Майкл.
   – Я помогаю Куин, – сказал он, но по удивленному выражению, промелькнувшему на лице Куин, Сикстус предположил: она наверняка ничего не знала о том, что Майкл бросил учебу.
   – Лобстеры – это, конечно, замечательно, но вы должны подумать и о будущем. По-вашему, десять лет спустя вы вот так же радостно будете таскать ловушки посреди холодной зимы? Под снегом, с замерзшими веревками и кусками льда на руках?
   – Ну да, а почему бы и нет? – улыбнулась Куин.
   – Кроме того, сегодня нет снега, – сказал Майкл. – Сейчас замечательная погода и двадцать семь градусов в тени. Какие уж тут уроки, дедушка. На это даже ты ничего не сможешь возразить.
   – С таким отношением к жизни, молодой человек, тебе ничего не светит. Carpe diem: «Не упускай возможность». Ладно, хорошо: но как насчет завтра, и послезавтра, и послепослезавтра? Нужно смотреть вперед, причем вам обоим… на горизонт и дальше.
   – Горизонт принадлежит тебе, Сикстус, – с уважением произнесла Куин. – Ведь это ты у нас плывешь в Ирландию.
   – Но только благодаря тому, что я окончил среднюю школу, – рассмеялся он.
   – С чего ты это взял? – удивился Майкл. – Ты плывешь в Ирландию?
   – Вы наверняка заметили, какая у меня лодка. Так вот, я управляю ею, ориентируясь по секстанту и компасу – а для этого мне нужны познания в математике. В общем, чтоб удачно переплыть океан, мне пригодится все мое образование. Английская литература, история, наука…
   – А какой прок от английской литературы? – поинтересовалась Куин.
   – Буду развлекать себя, чтоб не расслабляться. В мгновения скуки я могу читать сонеты Шекспира, которые заучил наизусть пятьдесят лет назад, и цитировать «Макбета».
   – Представляю себе эту картину, – рассмеялась Куин.
   – Да, дедушка – должно быть, свой актерский талант мама получила от тебя, – поддакнул Майкл.
   – Не переводите разговор на другие темы, – строго сказал Сикстус. – Вас записали в летнюю школу, и вы в нее пойдете.
   – Рррр, – умело подражая тигру, зарычала Куин.
   – Рычите сколько влезет, но от занятий вам не отвертеться, – сказал Сикстус, потом повернулся к ним спиной и продолжил свои приготовления.
   Покончив с лобстерами, Майкл и Куин насквозь пропахли рыбьими головами, которые использовали в качестве приманки. Майкл наблюдал за тем, как она привязывала лодку к слипу, познавая разницу между веревками для носа, кормы и шпринга. В ее движениях сквозило изящество, словно она провела на лодках всю свою жизнь, и он счел ее таланты невероятно привлекательными. В ней не чувствовалось апатии или самодовольства девчонок из Лос-Анджелеса – как раз наоборот. Куин была самой настоящей уроженкой Новой Англии.
   – О чем это говорил Сикстус? – собирая снасти, спросила она. – Тебе что, нужна летняя школа?
   – Я сейчас промеж двух огней, – ответил Майкл. Куин рассмеялась.
   – Значит, тебя тоже выперли?
   – Нет, – сказал Майкл, подумав о том дне, когда он решил оставить учебники в своем шкафчике, уйти из школы на перемене между уроками английского и французского и больше никогда не возвращаться. Тогда внутри у него была ужасная пустота, необъятнее целого космоса. – Я хочу сказать, что тот этап в моей жизни уже пройден, а новый пока не начался. Одна дверь затворилась, а другая еще не открылась. Так что я вроде как в коридоре.
   Куин наклонила голову вбок, подставив солнечным лучам свои растрепанные темно-рыжие волосы.
   – Если честно, то я ничего не поняла. Мне неприятно тебе это говорить, но сейчас ты разглагольствуешь, как одна из тех несчастных жен-врачей.
   – Как кто?
   – Ну, как в ток-шоу Опры Уинфри… Элли всегда смотрит этот бред – она хочет стать психологом, когда вырастет. Я же смотрела раза два и хохотала ужасно. Получается, в Калифорнии люди вот так вот и разговаривают? Совсем как врачи у Опры?
   – Тсс, – сказал Майкл, прижав палец к своим губам. Возможно, ей было невдомек, что своими подколками она больно ранила его. Пока Куин заканчивала дела с лодкой, Майкл лежал на волноломе, ощущая под собой тепло прогретого бетона. Только что он попытался открыться ей – ведь она сама вдохновила его на этот подвиг. Такого у него никогда не было ни с родителями, ни с друзьями, ни с подружками. Хоть она и оскорбила его в лучших чувствах, он не смог удержаться от того, чтобы не посмотреть на нее.
   А Куин уже была рядом – свесившись из лодки, она прильнула щекой к его лицу.
   – Прости, Майкл, – сказала она. – Я пошутила, но Элли говорит, что порой мои шутки заходят слишком далеко.
   – Ничего страшного, – улыбнулся он.
   Они взяли ведро с лобстерами, остатки наживки и пошли домой. Прошагав по песку, пешеходному мостику и дорожке за желтым домом, Куин указала на огромный валун, нависавший над тропкой.
   – Раньше здесь собирались индейцы, – сказала она. – Еще до постройки всех этих домов. Однажды сюда приезжал археолог и нашел следы древнего костра, наконечники стрел и прочие каменные орудия труда.
   – Должно быть, здесь они добывали себе пропитание, – Майкл с интересом оглядывал лесистую местность и сверкающую воду.
   – Совсем как мы, – ответила Куин, пока лобстеры сучили клешнями о крышку пластмассового ведра. – Я буду жить здесь, так же как они, и умру здесь. Когда-нибудь я покажу тебе Индейскую Могилу…
   – Прекрати! – резко сказал Майкл. – Почему ты все время заводишь разговоры о смерти?
   – Потому что она часть нас самих, – пожала плечами Куин. – Часть наших жизней.
   – Это неправда, – возразил Майкл, и внезапно ему захотелось, чтоб она ушла и оставила его в покое.
   – Нет, правда, – с ужасной печалью в глазах сказала Куин. – Когда человек теряет родителей в таком возрасте, как мы с Элли, чтобы продолжать жить, он вынужден смириться с этим. Конечно, это все очень грустно, но знаешь, я уже не боюсь смерти.
   Тропинка закончилась у тупика на Крестхилл-роуд. Мыс был от них по правую руку, и они прошли мимо двух коттеджей прямиком во двор к Винни и ее домику для гостей. Пока они стояли на крыльце, Майкл не мог решить, чего же ему хотелось: избавиться от Куин и ее болтовни о смерти или пригласить девчонку в дом, чтобы уже там поцеловать ее. Страсть взяла верх, и он распахнул дверь.
   Они очутились на крохотной старой кухне. В его калифорнийском доме даже кладовка была больше. Он наблюдал за тем, как Куин открыла шкафчики, нашла закопченную кастрюлю и стала наливать в нее воду. Потом она водрузила ее на старую эмалированную плиту, зажгла горелку, насыпала в воду соль.
   – Что ты делаешь? – спросил он.
   – Буду готовить лобстеров. Масло у вас есть? – Он достал маленький кусок из холодильника.
   – Но сейчас еще совсем рано…
   – Лобстер – великолепная утренняя закуска, – назидательно сказала Куин. – Это богатый источник белка. Сэм иногда рыбачит с острогой и приносит домой черных окуней. По его словам, они отличная пища для мозгов…
   Вода в кастрюле постепенно нагрелась, и капельки влаги на ее боках с шипением испарились. Майкл прислонился к перекошенному столу, и Куин метнулась к нему. Он поцеловал ее.
   Они обнимались еще пару минут, пока не закипела вода и не начала греметь крышка кастрюли.
   – Хочу кое-что тебе показать, – держа его за руку, сказала она, заглядывая в ведро. Лобстеры притихли и смирно лежали на дне.
   – Что?
   – Это касается пищевой цепочки и течения жизни. Для всего имеется своя причина, Майкл, так было и так будет… ты не забыл те рыбьи головы, которые мы использовали для приманки?
   Он кивнул.
   – Ну вот, это таутога. Рыба, которая водится возле брекватера. Мы с Элли поймали их два дня назад. А ловили мы их на пескожила. Эти пескожилы собирают питательные вещества из песка… понимаешь? Один кормит собой другого и так далее… в общем, теперь эти лобстеры накормят нас с тобой.
   Майкл выпустил лобстера; тот упал в кастрюлю и почти мгновенно покраснел. Куин осторожно бросила своего. Затем она оставила масло растапливаться на плите и обвила Майкла руками. Ощущая тепло и упругость ее тела, он прижал ее к себе, мечтая о еще большей близости.
   Они тискали друг друга где-то с минуту, пока у Майкла не успокоилось сердце. Раздался писк автоматического звонка; лобстеры полностью сварились и приобрели алый окрас. Они вынесли все на улицу, поставили на дощатый пол и улеглись рядом с кастрюлей, тарелками и растопленным маслом.
   Майклу еще никогда не доводилось пробовать вареных лобстеров.
   – Только так и нужно их есть, – заявила Куин. – Дома, вблизи моря. Сначала ты уважительно киваешь воде, а потом благословляешь лобстеров.
   Майкл подумал о пышных банкетах, на которые его брала мать: там были «лобстер-термидор», «лобстер из Саванны», коктейли с лобстерами и лобстеры по-ньюбургски – красивые блюда с распотрошенным мясом лобстеров под обильным соусом.
   Здесь же это была настоящая жизнь в ее первозданном виде. Куин научила его, как расправляться с лобстером голыми руками. Надо было разламывать панцирь и пальцами выдавливать оттуда вкусное подсоленное мясо. Он ощущал себя человеком, который использовал все свои пять чувств и впервые получал удовольствие от жизни: летнее солнце согревало их тела, плеск волн эхом отдавался у них в ушах, а по жилам растекалось незнакомое блаженство любви. Сначала Куин обсосала мясо с лапок лобстера, а потом скормила ему клешню, истекавшую тягучим маслом.
   Они ели и страстно целовались. Все вокруг казалось таким естественным и чудесным. Поглядев вниз, на скалы, Майкл увидел у причала парусник своего деда. Раньше мысль о том, что дедушка собрался переплыть океан, пугала его, но теперь – уже нет. Общество Куин придало ему храбрости, которую он еще толком не осознал.
   – Я хочу сделать… – сказал он.
   – Что?
   – Что-нибудь серьезное.
   – Как твой отец? Когда он полетел в космос?
   – По-твоему, это серьезно? – Майкл слегка расстроился.
   Она помотала головой.
   – Нет, но другие-то думают наоборот.
   – И что тогда «серьезно» в твоем понимании? – спросил он.
   – О, – сказала она. – Любовь, конечно.
   – А что ты знаешь о любви? – тяжело дыша, спросил он.
   – Я живу ею, – прошептала она. – С самого детства. Любовью к родителям, потом к сестре, к тете Дане и Сэму, ко всем людям на нашем Мысе. Для меня любовь – самое важное в жизни…
   – Я тоже хочу ее, – безудержно желая любви, сказал Майкл. Он мечтал о жизни в коттедже и ловле лобстеров до конца своих дней. Куин выйдет за него замуж, и они всегда будут вместе.
   – Почему ты бросила школу? – помолчав, спросил он.
   – Меня исключили, – грустно сказала она. – Я сделала то, чего мне не стоило делать… вышла из себя.
   – Это я уже видел, – он нежно погладил ее по волосам.
   – Да… и это плохо. Хотела бы я… – она нервно сглотнула, – чтобы ничего подобного никогда не происходило. В смысле – вернуться в школу до той минуты, как мне пришлось уйти… ведь мой класс станет выпускным.
   – И что тебе теперь нужно сделать? – спросил он.
   – Ходить в летнюю школу, – она сказала так, словно для нее это был конец света.
   – Но ты не хочешь?
   – Нет, потому что я очень люблю лето. Лобстеров, пляж, рыбалку с острогой, все. Мне не по душе сидеть в душной комнате – даже если об этом просит твой дедушка.
   – Хочешь, я пойду с тобой? – обняв ее, прошептал Майкл.
   – Что?
   Он сам не верил в то, что сказал, но для него все вдруг встало на свои места. Встреча с Куин пробудила в нем желание стремиться к будущему. Она разожгла в нем огонь, и теперь он хотел быть во сто крат лучше, чем прежде. Повторно же познакомившись со своей тетей после долгой разлуки и увидев то, какую большую роль для нее и дедушки играло образование, Майкл понял, что, возможно, просто недооценил себя.
   – Я пойду в летнюю школу вместе с тобой, – прошептал он. – Когда начинаются занятия?
   – По-моему, они уже начались, – ответила Куин.
   – Возможно, дедушка замолвит за нас словечко. Поговорит со знакомыми учителями, попросит их помочь нам наверстать то, что мы пропустили.
   – Мы пойдем вместе…
   – А почему бы и нет?
   – Я еще никогда не ходила в летнюю школу, – прошептала Куин, – и у меня никогда не было приятеля.
   – Целых две обновки за раз, – Майкл расплылся в улыбке.
   – Мне будет непросто изменить себя, – предупредила она его.
   – Знаю, – он притянул ее к себе на старом колючем одеяле, разостланном поверх дощатого пола. Он нежно целовал ее, зная, что каждая секунда была на счету, что она была очень чувственной, что жизнь подарила им поездку, которая могла закончиться в любое мгновение. Да, теперь у Майкла Мэйхью были планы, да еще какие!

Глава 16

   Пролетели два летних дня, и утро отплытия Сикстуса наступило с легким ветерком и лучами теплого солнца. Сикстус проснулся спозаранку. Расхаживая по дому, он чувствовал, как трещали его суставы. Артрит набирался сил; Сикстус почувствовал боль в самом сердце. Он так боялся стать зависимым; ему уже доводилось быть свидетелем тому, как подобное случалось с его друзьями. Но он скорее бы умер, нежели повис на шее у Румер мертвым грузом. Выглянув в окно, он облегченно вздохнул. Погода сегодня была чудесной, и Румер не пришлось бы волноваться по этому поводу.
   Однако к восьми часам в воздухе появился странный холодок, а на горизонте обозначилась темная линия. Пока «Кларисса» покачивалась у причала, все обитатели Мыса собрались на скалах, чтобы проводить Сикстуса Ларкина в дальний путь. Народ, как обычно, веселился от души, но в этой радостной атмосфере ощущалось нечто зловещее. Румер стояла рядом с отцом и почему-то молчала. Он сказал ей, что она могла бы пригласить Эдварда; но, очевидно, она этого не сделала – фермера-аристократа нигде не было видно.
   – Дражайший наш, а как у тебя с пресной водой? – спросила обеспокоенная Винни. – Ты же не будешь пить из океана…
   – У меня есть водогонный аппарат, – ответил Сикстус, непрерывно сжимая кулаки и пытаясь размять непослушные пальцы. – И опреснитель, который уничтожит всю соль до последней крупицы, так что морская вода превратится в родниковую. Не переживай.