Страница:
Не осознавая, что он делает, он протянул руку и убрал волосы с ее лица. Его пальцы задержались на мгновение, а потом он опустил руку.
Она с удивлением взглянула на него.
— У тебя такие красивые глаза, не нужно их прятать, — сказал он.
— Спасибо, — произнесла она.
— Ты, наверное, подумала, что я пропал, — сказал он.
— Да, была такая мысль.
— Хотел дать вам с сестрой время побыть вместе, — пояснил он.
— Я это ценю, — прошептала она. — Но я как раз начала скучать по тебе.
Он не мог отвести от нее глаз, пораженный тем, как приятно было ему слышать ее слова. Вечерний воздух был прохладным и прозрачным — в нем не осталось и следа дневного тумана. Начали появляться звезды, мигая в темнеющем небе над водами бухты.
— Чем ты занимался? — поинтересовалась Мариса.
— Работал детективом, — ответил он.
— Для Лайама?
— Ну да, — сказал он и улыбнулся. — Был в полицейской засаде.
Он шел по следу Лафарга, и единственное, что могло бы его оторвать от этого дела, — возможность увидеть ее. Слишком поздно для ужина, но хотя бы несколько минут можно посидеть на ступеньках гостиницы Кейп-Хок.
— Не хочу мешать твоему расследованию, — сказала она.
Он взглянул на нее.
— На самом деле, — продолжила она, — я тут подумала, что тебе может понадобиться помощь.
Его улыбка стала шире.
— Правда?
Мариса кивнула:
— Думаю, моя сестра сумеет присмотреть за Джессикой и Флорой, если тебе вдруг понадобится помощник. Могу себе представить, как скучно бывает в засаде, когда не с кем поговорить.
— Это точно, — согласился он.
— Тогда я только предупрежу Сэм и тут же вернусь, хорошо?
— Хорошо! — согласился Патрик, глядя, как она побежала в гостиницу в сторону бара, и едва веря тому, что она ему сейчас предложила. Сандра терпеть не могла, когда у него была подобная работа, просто слышать об этом не хотела. И уж, во всяком случае, ни за что бы не согласилась отправиться с ним в засаду. Мариса, наверное, тоже бы отказалась, если бы знала, что это такое на самом деле.
К нему подбежала Флора, а за ней — Джессика. Патрик погладил собаку за ушами, именно так, как она любила, улыбнувшись дочери Марисы.
— Очень мило с твоей стороны, что ты так заботишься о Флоре, — сказал он.
— Она просто чудо! — воскликнула Джессика. — Она лучшая собака в мире, не считая Тэлли.
— А кто это Тэлли? — спросил Патрик.
Но Джессика вместо ответа повернулась и снова кинула желтый теннисный мяч. Флора бросилась за ним, а девочка следом. Они промчались по лужайке в сторону беседки на вершине холма. Патрик видел, как Флора схватила мяч и галопом взбежала по ступенькам этого небольшого круглого строения.
— Патрик, привет! — окликнула его Сэм, выходя на веранду.
— Привет, Сэм!
— Сегодня это их любимое место, — сообщила Сэм, глядя на Джессику и Флору. — Сначала с ними еще была Элли.
Патрик видел, как Джессика сидит в беседке, обняв собаку за шею и что-то нашептывая ей на ухо.
— Я ей так благодарен, что она приглядывает за моей собакой, — сказал Патрик.
Сэм бросила на него удивленный взгляд.
— Ты разве не знаешь? — спросила она. — Это твоя собака за ней приглядывает.
В ее голосе прозвучала такая нежная, почти печальная нотка, что Патрик хотел спросить, что она имеет в виду. Но в этот момент из двери гостиницы вышла Мариса, а следом за ней Ти Джей.
— Ты серьезно не против?
— Провести время со своей племяшкой? — переспросила Сэм. — Да я только рада!
— А я еще немного побуду с вами, если не помешаю, — сказал Ти Джей. — Потом отправлюсь домой — у меня завтра утренняя смена на пароме.
Сэм улыбнулась и кивнула, а Мариса взяла свою куртку и сумку. Они крикнула Джессике, что долго не задержится, и Джессика помахала рукой в ответ, чтобы показать, что она ее слышала.
Они вдвоем прошли через лужайку к пикапу Патрика. Вокруг на траве расположилось множество народу послушать музыку, и он чувствовал на себе их взгляды, гордясь тем, что его видят рядом с Марисой. Играла ирландская музыка, подхватываемая вечерним бризом. Патрик открыл дверцу для Марисы, потом, обойдя машину, сел сам и запустил двигатель.
Они проехали вдоль причала, а затем повернули на дорогу, которая, петляя, вывела их на покрытые соснами холмы Кейп-Хок. Отсюда бухта казалась накрытой темно-синим одеялом. Вода в тени утесов на той стороне пролива уже сливалась с сушей. Сумеречное небо было чистым, темно-синим, и на нем тут и там уже появились серебряные звезды. Казалось, они висели на ветвях деревьев, низко нависавших над дорогой.
Патрик следовал по тому же маршруту, по которому он ехал за белым микроавтобусом Лафарга. На этом участке дороги домов было не много. Изредка в лес уходили старые грунтовые дороги, по которым когда-то вывозили бревна.
— Можешь рассказать мне, что же такое мы делаем? — спросила Мариса.
— Конечно, — ответил он. — На прошлой неделе у рифа Блок-Айленд Лайам видел одного человека из Кейп-Хок. Во-первых, канадские рыбаки не имеют права рыбачить в водах Штатов. Но Лайам говорит, что этот парень не только рыбачил. Он ловил дельфинов. Сегодня я случайно увидел, как этот человек съезжал с парома в Кейп-Хок.
— Так это хорошая новость, — проговорила Мариса. — Раз он здесь, то его нет в Новой Англии и он оставил дельфинов в покое.
— Сначала я тоже так подумал, — продолжил Патрик. — Но Лайам и Ти Джей говорят, что Джеральд Лафарг — скользкий тип. Сегодня днем он вел микроавтобус с холодильником, поэтому я хочу посмотреть, что там внутри.
— Джеральд Лафарг? — переспросила удивленно Мариса.
— Да, — сказал Патрик, сворачивая на грунтовую дорогу, которая, петляя, уходила вдоль фьорда вниз в долину.
— Но он живет не здесь, — сообщила она. — Я его плохо знаю, но видела, как он выходит из дома на другой стороне города, там, где почта. Дорога, ведущая к его дому, рядом со стоянкой, и я, когда приезжаю за письмами и газетами, часто вижу, как он или его жена отъезжают от их дома.
Патрик прищурил глаза. Странно! Он сегодня сам видел, как Лафарг заехал за маленький красный дом в конце дороги, вышел из микроавтобуса, и там его встретила какая-то женщина. Патрик тогда решил, что этот браконьер вернулся домой. Но, может быть, это была просто банальная интрижка и у Лафарга в этом поселке жила любовница?
На этом участке дороги лес был настолько густым, что Патрику пришлось включить фары. Когда они доберутся до места, темнота скроет его пикап, но сейчас зажженные фары заставляли его нервничать. Местные жители вряд ли ожидают увидеть здесь машину в такой поздний час — в округе было всего несколько домов, две-три грунтовые дороги да пара коптилен.
— А ты знаешь его жену? — спросил Патрик.
— Да, в общем, нет. Но я ее видела.
— Она невысокая, светловолосая, со спортивной фигурой? — Он представлял себе ту женщину, которая сегодня встречала Лафарга у порога красного дома.
— Нет, — ответила Мариса. — Она высокая, как я. И рыжая, как Сэм.
— Странно, — пробормотал Патрик.
Когда они подъехали к красному дому, он выключил фары.»Медленно проезжая мимо него, Патрик заметил, что микроавтобус все еще стоит во дворе, а в окнах дома горит свет. Шторы на окнах задернуты, а из трубы идет дымок. Патрик проехал вперед еще с полкилометра, потом свернул на очередную грунтовую дорогу, которую приметил днем. Петляя, эта дорога шла по густому лесу и выводила как раз к поляне позади красного дома. Отсюда для них с Марисой открывался прекрасный обзор. Он выключил двигатель.
Над головой переплетались ветви сосен, а их стволы образовывали естественное прикрытие для машины. Трудно было найти лучшее место, откуда можно было следить за Лафаргом. Или сидеть рядом с Марисой. Окруженные деревьями, они были совершенно одни. Вдруг осознав это, он почувствовал, как сильно забилось его сердце, и это волнение никак не было связано со слежкой за браконьером.
— Мне нравится запах леса, — прошептала Мариса.
— Мне тоже. А ты выросла в этой стране?
— Нет. В Ньюпорте, на Род-Айленде. На Спринг-стрит, за церковью Святой Троицы. Ньюпорт очень похож на большие города.
— Я знаю Ньюпорт, — сообщил Патрик. — Я рос на побережье Коннектикута, и мы часто ездили туда на выходные. Там всегда было весело — но я не ходил под парусом, а мой отец был небогат, поэтому мне казалось, что я там чужой.
— Я тоже не ходила под парусом, и мой отец тоже был небогат, — сказала Мариса. Патрик на мгновение оторвал взгляд от красного дома и заметил, что она ему улыбается.
— Правда? — воскликнул он. — А мне тогда казалось, что все девушки в Ньюпорте катаются на яхтах. Я представлял себе, что они ходят в частные школы, у них — вклады в банках… А я был лишь сыном полицейского и собирался стать полицейским.
— Мой отец был учителем, — сказала Мариса. — А мама — медсестрой.
— Именно поэтому вы с Сэм?..
— Да, — ответила Мариса. — Мы ходили в обычную среднюю школы, где преподавал наш отец, и часто слышали от матери рассказы о людях, которым она помогала в пункте «Скорой помощи», где работала. Она на самом деле заботилась и волновалась обо всех — мы видели, что она любит свою работу, что она ей небезразлична. За годы работы она спасла много жизней. Это были люди, попавшие в автомобильные аварии, люди, которые чуть не утонули, маленькие дети, подавившиеся во время еды, или дети с высокой температурой… Она и привила нам с Сэм любовь к этой работе.
— А кто привил любовь к музыке? — спросил Патрик
Мариса рассмеялась:
— В Ньюпорте полно любителей музыки. В одной знакомой семье было десять детей, и они обычно давали концерты в нашей церкви. Каждый из них играл на каком-нибудь инструменте. Нам с Сэм очень хотелось на них походить, поэтому с четвертого класса школы я стала заниматься скрипкой, а она — через год после меня.
— И вы так здорово играли, что смогли оплатить обучение в Школе медсестер, давая концерты, — сказал Патрик.
Мариса кивнула:
— Нам это очень нравилось. Мы обычно так много работали в течение недели, что почти не виделись. Но когда наступали выходные, мы прыгали в машину и отправлялись в Джорджтаун или в один из двадцати баров в Балтиморе — короче, в любое место, куда нас приглашали. Мы выступали вместе, и, даже если за всю неделю мы ни разу не репетировали, мы просто играли на скрипках и пели дуэтом так, будто занимались этим каждый вечер.
— Могу сказать, что ваши выступления — это нечто, — тихо произнес Патрик. — И уверен, что и сейчас вы играете не хуже.
— Откуда ты знаешь? — спросила Мариса.
— Я упросил Сэм вернуть мне вот это, — сказал он, вставляя ту самую кассету в магнитофон. Нажав кнопку «Воспроизведение» и убавив громкость, он посмотрел на Марису, в то время как из динамиков полилась веселая и живая ирландская песня в исполнении ее и Сэм.
— Мы с Сэм никогда не записывали свои выступления, — произнесла Мариса.
— Это пиратская запись, — улыбнулся Патрик. — Очень редкая и ценная.
— Она сказала мне, что именно эта кассета убедила ее приехать, — сообщила Мариса.
Патрик покачал головой:
— Может, она так и сказала. Но дело не в кассете.
— Нет?
— Нет, — ответил он. — Дело в тебе. И в том, как она к тебе относится.
— Откуда ты знаешь?
Патрик промолчал. Он слушал прекрасную музыку, наслаждаясь запахами соснового леса. Потом бросил взгляд на соседнее сиденье. Мариса была прямо здесь, рядом с ним, тихо подпевая своему собственному голосу, звучащему в записи. Патрик затрепетал от ощущения ее близости. Он уже давно не чувствовал ничего подобного. И это чувство появилось у него с того самого момента, когда он впервые встретил Марису во время своих упорных поисков Мары Джеймсон и которое длилось почти девять лет. А может быть, все это время он искал именно Марису?
— Мне очень нравится твой голос, — прошептал он
Она покачала головой.
— У Сэм голос лучше, — произнесла она. — Вот завтра сам услышишь, когда мы будем выступать на фестивале… Как она берет высокие ноты! Это просто чудо…
— Я слушаю, как прекрасно ты их берешь, — произнес он, касаясь ее руки. — Прямо сейчас.
Патрик посмотрел ей в глаза. Чистый изумрудный цвет, сияющий в свете звезд. Он никогда не видел таких глаз. И ему хотелось смотреть в них всю жизнь. Он обнял ее и поцеловал.
Они долго держали друг друга в объятиях, а потом Мариса положила голову ему на грудь. Патрик подумал, слышит ли она, как сильно бьется его сердце. Он чувствовал нежное касание ее плеча и мечтал только об одном — чтобы они сидели так всегда. Через несколько минут он, правда, вспомнил, что они приехали сюда, чтобы следить за красным домом. Но теперь ему было все равно.
Вдруг над ними качнулась ветка дерева, и в небо взмыла большая серая птица. Патрик даже не вздрогнул — он мог думать только о Марисе, которая сидела, прижавшись к нему. Он обнял ее еще крепче, думая, что она могла испугаться внезапного шума. Но она подняла голову и, улыбаясь, посмотрела ему в глаза.
— Это сова, — сказала она. — Они весь день спят, а ночью вылетают на охоту, как раз после сумерек. В лесу вокруг моего дома их полно.
Патрик никогда раньше не считал сов особенно романтичными птицами, но теперь они вдруг показались ему романтичнее соловьев. Все вокруг казалось ему предвестником счастья: сова, взлетающая с дерева у них над головой прямо к звездам; киты в бухте, поднимающиеся из глубин и несущие таинственность и волшебство в уставшую душу Патрика. И более всех — сама Мариса. Ее голос на кассете и она сама рядом с ним — самое прекрасное явление в мире.
Подняв руку, она погладила его лицо. Он снова поцеловал ее, нагнувшись к ней ближе. Ее кожа была нежной, как бархат. Он хотел, чтобы этот момент продолжался вечно, но спустя минуту она отстранилась от него.
— Можно тебя кое о чем спросить? — поинтересовалась она.
— Конечно, — ответил он.
— Почему ты нам помог? Почему ты привез Сэм сюда?
— А ты сама разве не понимаешь?
Она внимательно посмотрела на него огромными зелеными глазами Он почувствовал ее руку на своем локте и хотел поднять ее, чтобы поцеловать, но не мог пошевелиться. Все, что он мог сделать, — это смотреть в ее глаза.
— Кажется, понимаю… — медленно проговорила она. — Но я все равно должна тебя спросить. Понимаешь, у меня Джессика…
— Знаю, — сказал он. — Твоя дочь.
— И что бы я ни делала, — продолжала она, — что бы ни чувствовала, я постоянно думаю о том, что это будет значить для нее. Я никогда…
Патрик ждал, видя, что она собирается с мыслями.
— Никогда не допущу, чтобы она снова страдала.
— Я понимаю, — сказал Патрик.
Им даже не нужно было называть имя человека, причинившего столько страданий Джессике: Эдвард Хантер.
— Я видела, как Джесс играет с твоей собакой. Она обожает Флору. Она так устроена — у нее полно любви ко всем и ко всему. Но Флора — первая собака, с которой она по-настоящему подружилась, с которой играла… в последнее время.
— Она говорила, что у нее был щенок, — произнес Патрик.
Мариса медленно кивнула.
— Можешь рассказать, что случилось?
— Тед ударил его ногой, сильно ударил. — Мариса была готова расплакаться. — И моя дочь это видела. Потом она видела, как я пыталась спасти щенка, но Тэлли умерла.
— Мне очень жаль, — вздохнул Патрик.
— Понимаешь, именно из-за меня в жизнь Джесс вошла эта боль. Я знаю, ты прекрасный человек, я это вижу. И все видят. Но из-за Джесс мне приходится быть осторожной. Понимаешь меня?
Патрик кивнул. Он хотел рассказать ей о своем браке. Как он верил тогда во все свои обещания и клятвы, как считал, что быть мужем — самое важное дело из всех. Он хотел объяснить ей, что совершил самую большую ошибку в своей жизни — не уделял достаточно внимания человеку, которого считал самым дорогим на свете, как его полицейская работа стоила ему жены. Но он словно онемел.
— Мариса, — только и смог проговорить он.
— Джесс любит твою собаку, — сообщила она.
— Я рад этому, — сказал он. — Это очень хорошо.
— Правда? — спросила она, внимательно глядя на него, ожидая, кажется, целую вечность, прежде чем он смог проглотить комок в горле.
— Правда, — подтвердил он. Он хотел сказать: «Потому что она будет проводить с ней много времени». Он жил один уже четыре года и не испытывал даже намека на любовь ни к одной женщине. Но теперь, сидя рядом с Марисой, он чувствовал, что все это меняется.
Они снова поцеловались, и он почувствовал, как она провела пальцами по его руке. Он задрожал, несмотря на тепло, растапливающее лед в его груди, где сердце оставалось замерзшим так долго.
А снаружи ночь взорвалась маленькими красными звездочками. Они сверкали в небе, вырываясь из трубы на крыше красного дома. Мариса увидела их и выпрямилась, а Патрик вдруг вспомнил, для чего они на самом деле остановились в этом лесу.
— Что это? — спросила она.
— Они что-то жгут в камине, — ответил он, наблюдая за тем, как искры поднимаются в ночное небо. — Что-то сухое… Может, бумагу. Попробую заглянуть сквозь щели в занавесках.
Он начал открывать дверь пикапа, и Мариса открыла дверь со своей стороны.
— Я пойду с тобой, — ответила она на его вопросительный взгляд.
Патрик хотел сказать ей, чтобы она оставалась в машине, где будет в безопасности. Но, увидев твердую решимость в ее глазах, только кивнул. Они бесшумно закрыли двери и стали осторожно пробираться к дому. Мягкое покрывало из опавших сосновых иголок заглушало шаги. Запах древесного дыма смешивался со свежим морским воздухом и неприятным запахом разлагающейся рыбы.
Когда они подошли к микроавтобусу, стоявшему на подъездной дорожке, Патрик сделал Марисе знак рукой, чтобы она остановилась. Она кивнула и отошла в тень машины. Он двинулся вперед к красному дому. Двор был почти пуст — ни деревьев, ни кустов, но окружавший его лес был таким высоким и густым, что почти не пропускал света от луны и звезд. Патрик подошел к стене и, присев, пробрался к двум передним окнам.
Он услышал, что внутри во всю мощь работал телевизор. Чей-то голос раздался на его фоне, и Патрик, медленно подняв голову, заглянул в окно. Хотя темно-зеленые шторы были плотно задернуты, внизу оставалась небольшая щель. Комната, которую он увидел, была небольшой и квадратной, заставленной разной мебелью.
На кушетке сидели два человека: женщина, которую Патрик видел раньше, уставилась в экран телевизора, а Лафарг разговаривал по телефону. Патрик постарался разобрать, о чем он говорит, но телевизор работал так громко, что он ничего не услышал. Вдруг Лафарг вскочил и, продолжая разговаривать по телефону, стал перемешивать угли в камине. Огонь ожил, и Патрик, взглянув вверх, увидел еще один гейзер искр, вырвавшийся из трубы.
Но «теперь Лафарг оказался ближе к окну, и Патрик мог слышать обрывки разговора: „…Это скоро закончится, волны и так уже стали меньше… да, конечно, я знаю… Это последняя возможность, прежде чем он приплывет назад и опять станет приманкой для туристов… Почему бы нам не заработать немного деньжат?“ Патрик услышал, как он сказал еще два слова: „поймать белого“. А потом Лафарг опять отошел к кушетке и, сев рядом с женщиной, продолжил говорить по телефону.
И тут вдруг Патрик услышал, как скрипнула автомобильная дверца. Он резко обернулся и даже глазам своим не поверил: Мариса открыла микроавтобус и забиралась внутрь. Пробежав через двор, он увидел, что она уже пробралась между передними сиденьями в задний отсек.
— Что ты делаешь?! — прошептал он.
— Открой задние двери, — сказала она твердым голосом.
Патрик кинулся назад. Он дернул ручку двери, но она оказалась запертой. Он глянул в сторону дома, чтобы убедиться, что никто оттуда не вышел. На секунду он замер: проникать в чужой автомобиль было противозаконно, а у него не было ни ордера, ни резонного основания так поступать — вообще ничего, что давало бы ему право открывать микроавтобус. Но Мариса оказалась внутри и нуждалась в его помощи. Поэтому он вытащил ключи, которые все еще торчали в замке зажигания, и опять метнулся назад, чтобы открыть двери.
Запах, ударивший ему в нос, чуть не сбил его с ног. В задней части микроавтобуса не было окон, поэтому там было почти совершенно темно. Он услышал слабые жалобные звуки — будто скулил щенок, зовущий свою мать. Залезая внутрь, он сбил ведро с сельдью, которая, судя по запаху, давно уже стала гнить.
— Я услышала, как они плачут, — объяснила Мариса
Когда глаза Патрика привыкли к темноте, он увидел, что она нагнулась над каким-то ящиком, пытаясь подтащить его к открытой двери. Не разобрав, что там внутри, Патрик схватился за ручку и вытащил ящик наружу.
Стоя во дворе, он заглянул в него через проволочную сетку на его крышке. В неясном свете поднимавшейся луны он увидел четыре огромных глаза на двух белых лицах, два черных носа, два комплекта усов.
— Кто это? — удивился он.
— Детеныши тюленей, — ответила Мариса.
Глядя на их мягкий белый мех, он вспомнил слова Лафарга: «Поймать белого». «Детенышей тюленей — вот что он имел в виду, — подумал Патрик. — Вот чем они теперь промышляют». Он протянул руку, чтобы помочь Марисе выбраться из микроавтобуса. Она спрыгнула вниз, а потом нагнулась и заглянула в ящик.
— Нужно увезти их отсюда.
— Ты права, — согласился Патрик.
Он понятия не имел, почему зверьки оказались у Лафарга в машине, было ли у него на это право или какое-нибудь разрешение. Но он вспомнил, как один раз, когда служил в полиции, они делали обыск в доме заводчика собак, где условия содержания животных оказались просто ужасными. А этим тюленям было еще хуже. Детеныши лежали на боку, тяжело дыша, отчего их бока резко вздрагивали.
Если бы сейчас появились полицейские, то арестовали бы Патрика за воровство, но ему было наплевать. Он отнес ящик с животными к своему пикапу и поставил его сзади в кузов. Мариса хотела забраться туда же через борт, но он схватил ее за руку.
— Тебе нельзя здесь ехать, — сказал он. — Ты сядешь со мной впереди. Я поеду медленно, и с ними все будет в порядке. Лучше, чем им было в машине Лафарга.
Она покачала головой, сверкая глазами от сильного волнения:
— Я должна ехать с ними.
Патрик хотел было возразить, но вдруг понял, что она сейчас думает о Тэлли. Она была не виновата, что щенок Джессики погиб, но Патрик знал это чувство, это желание компенсировать боль и ошибки прошлого. Поэтому он лишь поцеловал ее и отдал свою куртку, пообещав, что поедет как можно осторожнее. Она сунула ему в руку какие-то бумаги, сказав, что забрала их из микроавтобуса.
Выезжая задом по узкой дороге, он не стал включать фары. Он ощущал каждую выбоину, каждый корень под колесами, надеясь, что Марису и зверьков не слишком сильно трясет в кузове. Его охватила ярость, когда он вспомнил слова Лафарга и кошмарные условия, в которых тот держал тюленей. Он подумал о том дельфине, которого Лайам видел на фото, пытаясь понять, что происходит.
Выехав на шоссе, он включил фары и свет в кабине. Бумаги, которые Мариса ему отдала, были разбросаны на сиденье рядом с ним, и он стал их проглядывать прямо на ходу. На одном конверте была та же эмблема, что и на борту машины Лафарга, — улыбающийся дельфин, стоящий на хвосте. Рядом была надпись: «Курорт „Морской каньон“».
Патрику хотелось прочитать письмо, но он понимал, что сейчас нужно вести машину и еще следует обязательно позвонить Лайаму. Краем глаза он успел прочесть имя адресата письма и вдруг один момент стал совершенно ясным.
Но тут Мариса застучала в заднее стекло кабины — она просила поторопиться, потому что зверьки умирали. Он крикнул ей, чтобы она держалась покрепче и погнал свой пикап в сторону Кейп-Хок с той скоростью, на которую осмеливался. А потом зазвонил его мобильный телефон.
Только после того как все легли спать и Лайам остался один, он смог позвонить человеку, которому хотел позвонить весь этот день. У него ныло сердце от беспокойства из-за взгляда Лили после их встречи с адвокатом. Выйдя на крыльцо, он набрал номер Патрика.
— Алло? — услышал он низкий голос.
— Привет, это Лайам.
— Ты будто читаешь мои мысли, — сказал Патрик, — Я как раз собирался тебе звонить.
— Ты в машине? — спросил Лайам. — В Кейп-Хок?
— Да, — ответил Патрик. — Я в своем пикапе. А в кузове Мариса с двумя умирающими детенышами тюленя, которым она пытается помочь. Мы забрали их из микроавтобуса Лафарга.
— Микроавтобуса Лафарга? О чем ты говоришь? У него черный пикап. И кроме того, он не в Новой Шотландии, а где-то здесь у нас.
— Знаю, — произнес Патрик. — Об этом чуть позже. Ты — океанограф, посоветуй, куда обратиться, чтобы нашим тюленям оказали скорую помощь.
— Примерно в десяти милях восточнее Кейп-Хок есть ветеринарная лечебница для диких животных. Выезжай из города, у маяка сверни направо, а потом поезжай прямо. Я позвоню своему приятелю Джину Оливиру — он там главный, предупрежу, чтобы он вас ждал.
— Отлично! — ответил Патрик. — Я уже вижу маяк.
— Расскажи мне об этом микроавтобусе.
— По всей видимости, он принадлежит заведению, которое называется «Курорт „Морской каньон“». По крайней мере у него на борту их эмблема. Там еще были письма на бумаге с такой же эмблемой. Они адресованы Гилберту Лафаргу.
— Это брат Джеральда, — пояснил Лайам. — Значит, и он в этом замешан? Я уже слышал об этом «Морском каньоне». Это большое заведение рядом с Дигби.
Она с удивлением взглянула на него.
— У тебя такие красивые глаза, не нужно их прятать, — сказал он.
— Спасибо, — произнесла она.
— Ты, наверное, подумала, что я пропал, — сказал он.
— Да, была такая мысль.
— Хотел дать вам с сестрой время побыть вместе, — пояснил он.
— Я это ценю, — прошептала она. — Но я как раз начала скучать по тебе.
Он не мог отвести от нее глаз, пораженный тем, как приятно было ему слышать ее слова. Вечерний воздух был прохладным и прозрачным — в нем не осталось и следа дневного тумана. Начали появляться звезды, мигая в темнеющем небе над водами бухты.
— Чем ты занимался? — поинтересовалась Мариса.
— Работал детективом, — ответил он.
— Для Лайама?
— Ну да, — сказал он и улыбнулся. — Был в полицейской засаде.
Он шел по следу Лафарга, и единственное, что могло бы его оторвать от этого дела, — возможность увидеть ее. Слишком поздно для ужина, но хотя бы несколько минут можно посидеть на ступеньках гостиницы Кейп-Хок.
— Не хочу мешать твоему расследованию, — сказала она.
Он взглянул на нее.
— На самом деле, — продолжила она, — я тут подумала, что тебе может понадобиться помощь.
Его улыбка стала шире.
— Правда?
Мариса кивнула:
— Думаю, моя сестра сумеет присмотреть за Джессикой и Флорой, если тебе вдруг понадобится помощник. Могу себе представить, как скучно бывает в засаде, когда не с кем поговорить.
— Это точно, — согласился он.
— Тогда я только предупрежу Сэм и тут же вернусь, хорошо?
— Хорошо! — согласился Патрик, глядя, как она побежала в гостиницу в сторону бара, и едва веря тому, что она ему сейчас предложила. Сандра терпеть не могла, когда у него была подобная работа, просто слышать об этом не хотела. И уж, во всяком случае, ни за что бы не согласилась отправиться с ним в засаду. Мариса, наверное, тоже бы отказалась, если бы знала, что это такое на самом деле.
К нему подбежала Флора, а за ней — Джессика. Патрик погладил собаку за ушами, именно так, как она любила, улыбнувшись дочери Марисы.
— Очень мило с твоей стороны, что ты так заботишься о Флоре, — сказал он.
— Она просто чудо! — воскликнула Джессика. — Она лучшая собака в мире, не считая Тэлли.
— А кто это Тэлли? — спросил Патрик.
Но Джессика вместо ответа повернулась и снова кинула желтый теннисный мяч. Флора бросилась за ним, а девочка следом. Они промчались по лужайке в сторону беседки на вершине холма. Патрик видел, как Флора схватила мяч и галопом взбежала по ступенькам этого небольшого круглого строения.
— Патрик, привет! — окликнула его Сэм, выходя на веранду.
— Привет, Сэм!
— Сегодня это их любимое место, — сообщила Сэм, глядя на Джессику и Флору. — Сначала с ними еще была Элли.
Патрик видел, как Джессика сидит в беседке, обняв собаку за шею и что-то нашептывая ей на ухо.
— Я ей так благодарен, что она приглядывает за моей собакой, — сказал Патрик.
Сэм бросила на него удивленный взгляд.
— Ты разве не знаешь? — спросила она. — Это твоя собака за ней приглядывает.
В ее голосе прозвучала такая нежная, почти печальная нотка, что Патрик хотел спросить, что она имеет в виду. Но в этот момент из двери гостиницы вышла Мариса, а следом за ней Ти Джей.
— Ты серьезно не против?
— Провести время со своей племяшкой? — переспросила Сэм. — Да я только рада!
— А я еще немного побуду с вами, если не помешаю, — сказал Ти Джей. — Потом отправлюсь домой — у меня завтра утренняя смена на пароме.
Сэм улыбнулась и кивнула, а Мариса взяла свою куртку и сумку. Они крикнула Джессике, что долго не задержится, и Джессика помахала рукой в ответ, чтобы показать, что она ее слышала.
Они вдвоем прошли через лужайку к пикапу Патрика. Вокруг на траве расположилось множество народу послушать музыку, и он чувствовал на себе их взгляды, гордясь тем, что его видят рядом с Марисой. Играла ирландская музыка, подхватываемая вечерним бризом. Патрик открыл дверцу для Марисы, потом, обойдя машину, сел сам и запустил двигатель.
Они проехали вдоль причала, а затем повернули на дорогу, которая, петляя, вывела их на покрытые соснами холмы Кейп-Хок. Отсюда бухта казалась накрытой темно-синим одеялом. Вода в тени утесов на той стороне пролива уже сливалась с сушей. Сумеречное небо было чистым, темно-синим, и на нем тут и там уже появились серебряные звезды. Казалось, они висели на ветвях деревьев, низко нависавших над дорогой.
Патрик следовал по тому же маршруту, по которому он ехал за белым микроавтобусом Лафарга. На этом участке дороги домов было не много. Изредка в лес уходили старые грунтовые дороги, по которым когда-то вывозили бревна.
— Можешь рассказать мне, что же такое мы делаем? — спросила Мариса.
— Конечно, — ответил он. — На прошлой неделе у рифа Блок-Айленд Лайам видел одного человека из Кейп-Хок. Во-первых, канадские рыбаки не имеют права рыбачить в водах Штатов. Но Лайам говорит, что этот парень не только рыбачил. Он ловил дельфинов. Сегодня я случайно увидел, как этот человек съезжал с парома в Кейп-Хок.
— Так это хорошая новость, — проговорила Мариса. — Раз он здесь, то его нет в Новой Англии и он оставил дельфинов в покое.
— Сначала я тоже так подумал, — продолжил Патрик. — Но Лайам и Ти Джей говорят, что Джеральд Лафарг — скользкий тип. Сегодня днем он вел микроавтобус с холодильником, поэтому я хочу посмотреть, что там внутри.
— Джеральд Лафарг? — переспросила удивленно Мариса.
— Да, — сказал Патрик, сворачивая на грунтовую дорогу, которая, петляя, уходила вдоль фьорда вниз в долину.
— Но он живет не здесь, — сообщила она. — Я его плохо знаю, но видела, как он выходит из дома на другой стороне города, там, где почта. Дорога, ведущая к его дому, рядом со стоянкой, и я, когда приезжаю за письмами и газетами, часто вижу, как он или его жена отъезжают от их дома.
Патрик прищурил глаза. Странно! Он сегодня сам видел, как Лафарг заехал за маленький красный дом в конце дороги, вышел из микроавтобуса, и там его встретила какая-то женщина. Патрик тогда решил, что этот браконьер вернулся домой. Но, может быть, это была просто банальная интрижка и у Лафарга в этом поселке жила любовница?
На этом участке дороги лес был настолько густым, что Патрику пришлось включить фары. Когда они доберутся до места, темнота скроет его пикап, но сейчас зажженные фары заставляли его нервничать. Местные жители вряд ли ожидают увидеть здесь машину в такой поздний час — в округе было всего несколько домов, две-три грунтовые дороги да пара коптилен.
— А ты знаешь его жену? — спросил Патрик.
— Да, в общем, нет. Но я ее видела.
— Она невысокая, светловолосая, со спортивной фигурой? — Он представлял себе ту женщину, которая сегодня встречала Лафарга у порога красного дома.
— Нет, — ответила Мариса. — Она высокая, как я. И рыжая, как Сэм.
— Странно, — пробормотал Патрик.
Когда они подъехали к красному дому, он выключил фары.»Медленно проезжая мимо него, Патрик заметил, что микроавтобус все еще стоит во дворе, а в окнах дома горит свет. Шторы на окнах задернуты, а из трубы идет дымок. Патрик проехал вперед еще с полкилометра, потом свернул на очередную грунтовую дорогу, которую приметил днем. Петляя, эта дорога шла по густому лесу и выводила как раз к поляне позади красного дома. Отсюда для них с Марисой открывался прекрасный обзор. Он выключил двигатель.
Над головой переплетались ветви сосен, а их стволы образовывали естественное прикрытие для машины. Трудно было найти лучшее место, откуда можно было следить за Лафаргом. Или сидеть рядом с Марисой. Окруженные деревьями, они были совершенно одни. Вдруг осознав это, он почувствовал, как сильно забилось его сердце, и это волнение никак не было связано со слежкой за браконьером.
— Мне нравится запах леса, — прошептала Мариса.
— Мне тоже. А ты выросла в этой стране?
— Нет. В Ньюпорте, на Род-Айленде. На Спринг-стрит, за церковью Святой Троицы. Ньюпорт очень похож на большие города.
— Я знаю Ньюпорт, — сообщил Патрик. — Я рос на побережье Коннектикута, и мы часто ездили туда на выходные. Там всегда было весело — но я не ходил под парусом, а мой отец был небогат, поэтому мне казалось, что я там чужой.
— Я тоже не ходила под парусом, и мой отец тоже был небогат, — сказала Мариса. Патрик на мгновение оторвал взгляд от красного дома и заметил, что она ему улыбается.
— Правда? — воскликнул он. — А мне тогда казалось, что все девушки в Ньюпорте катаются на яхтах. Я представлял себе, что они ходят в частные школы, у них — вклады в банках… А я был лишь сыном полицейского и собирался стать полицейским.
— Мой отец был учителем, — сказала Мариса. — А мама — медсестрой.
— Именно поэтому вы с Сэм?..
— Да, — ответила Мариса. — Мы ходили в обычную среднюю школы, где преподавал наш отец, и часто слышали от матери рассказы о людях, которым она помогала в пункте «Скорой помощи», где работала. Она на самом деле заботилась и волновалась обо всех — мы видели, что она любит свою работу, что она ей небезразлична. За годы работы она спасла много жизней. Это были люди, попавшие в автомобильные аварии, люди, которые чуть не утонули, маленькие дети, подавившиеся во время еды, или дети с высокой температурой… Она и привила нам с Сэм любовь к этой работе.
— А кто привил любовь к музыке? — спросил Патрик
Мариса рассмеялась:
— В Ньюпорте полно любителей музыки. В одной знакомой семье было десять детей, и они обычно давали концерты в нашей церкви. Каждый из них играл на каком-нибудь инструменте. Нам с Сэм очень хотелось на них походить, поэтому с четвертого класса школы я стала заниматься скрипкой, а она — через год после меня.
— И вы так здорово играли, что смогли оплатить обучение в Школе медсестер, давая концерты, — сказал Патрик.
Мариса кивнула:
— Нам это очень нравилось. Мы обычно так много работали в течение недели, что почти не виделись. Но когда наступали выходные, мы прыгали в машину и отправлялись в Джорджтаун или в один из двадцати баров в Балтиморе — короче, в любое место, куда нас приглашали. Мы выступали вместе, и, даже если за всю неделю мы ни разу не репетировали, мы просто играли на скрипках и пели дуэтом так, будто занимались этим каждый вечер.
— Могу сказать, что ваши выступления — это нечто, — тихо произнес Патрик. — И уверен, что и сейчас вы играете не хуже.
— Откуда ты знаешь? — спросила Мариса.
— Я упросил Сэм вернуть мне вот это, — сказал он, вставляя ту самую кассету в магнитофон. Нажав кнопку «Воспроизведение» и убавив громкость, он посмотрел на Марису, в то время как из динамиков полилась веселая и живая ирландская песня в исполнении ее и Сэм.
— Мы с Сэм никогда не записывали свои выступления, — произнесла Мариса.
— Это пиратская запись, — улыбнулся Патрик. — Очень редкая и ценная.
— Она сказала мне, что именно эта кассета убедила ее приехать, — сообщила Мариса.
Патрик покачал головой:
— Может, она так и сказала. Но дело не в кассете.
— Нет?
— Нет, — ответил он. — Дело в тебе. И в том, как она к тебе относится.
— Откуда ты знаешь?
Патрик промолчал. Он слушал прекрасную музыку, наслаждаясь запахами соснового леса. Потом бросил взгляд на соседнее сиденье. Мариса была прямо здесь, рядом с ним, тихо подпевая своему собственному голосу, звучащему в записи. Патрик затрепетал от ощущения ее близости. Он уже давно не чувствовал ничего подобного. И это чувство появилось у него с того самого момента, когда он впервые встретил Марису во время своих упорных поисков Мары Джеймсон и которое длилось почти девять лет. А может быть, все это время он искал именно Марису?
— Мне очень нравится твой голос, — прошептал он
Она покачала головой.
— У Сэм голос лучше, — произнесла она. — Вот завтра сам услышишь, когда мы будем выступать на фестивале… Как она берет высокие ноты! Это просто чудо…
— Я слушаю, как прекрасно ты их берешь, — произнес он, касаясь ее руки. — Прямо сейчас.
Патрик посмотрел ей в глаза. Чистый изумрудный цвет, сияющий в свете звезд. Он никогда не видел таких глаз. И ему хотелось смотреть в них всю жизнь. Он обнял ее и поцеловал.
Они долго держали друг друга в объятиях, а потом Мариса положила голову ему на грудь. Патрик подумал, слышит ли она, как сильно бьется его сердце. Он чувствовал нежное касание ее плеча и мечтал только об одном — чтобы они сидели так всегда. Через несколько минут он, правда, вспомнил, что они приехали сюда, чтобы следить за красным домом. Но теперь ему было все равно.
Вдруг над ними качнулась ветка дерева, и в небо взмыла большая серая птица. Патрик даже не вздрогнул — он мог думать только о Марисе, которая сидела, прижавшись к нему. Он обнял ее еще крепче, думая, что она могла испугаться внезапного шума. Но она подняла голову и, улыбаясь, посмотрела ему в глаза.
— Это сова, — сказала она. — Они весь день спят, а ночью вылетают на охоту, как раз после сумерек. В лесу вокруг моего дома их полно.
Патрик никогда раньше не считал сов особенно романтичными птицами, но теперь они вдруг показались ему романтичнее соловьев. Все вокруг казалось ему предвестником счастья: сова, взлетающая с дерева у них над головой прямо к звездам; киты в бухте, поднимающиеся из глубин и несущие таинственность и волшебство в уставшую душу Патрика. И более всех — сама Мариса. Ее голос на кассете и она сама рядом с ним — самое прекрасное явление в мире.
Подняв руку, она погладила его лицо. Он снова поцеловал ее, нагнувшись к ней ближе. Ее кожа была нежной, как бархат. Он хотел, чтобы этот момент продолжался вечно, но спустя минуту она отстранилась от него.
— Можно тебя кое о чем спросить? — поинтересовалась она.
— Конечно, — ответил он.
— Почему ты нам помог? Почему ты привез Сэм сюда?
— А ты сама разве не понимаешь?
Она внимательно посмотрела на него огромными зелеными глазами Он почувствовал ее руку на своем локте и хотел поднять ее, чтобы поцеловать, но не мог пошевелиться. Все, что он мог сделать, — это смотреть в ее глаза.
— Кажется, понимаю… — медленно проговорила она. — Но я все равно должна тебя спросить. Понимаешь, у меня Джессика…
— Знаю, — сказал он. — Твоя дочь.
— И что бы я ни делала, — продолжала она, — что бы ни чувствовала, я постоянно думаю о том, что это будет значить для нее. Я никогда…
Патрик ждал, видя, что она собирается с мыслями.
— Никогда не допущу, чтобы она снова страдала.
— Я понимаю, — сказал Патрик.
Им даже не нужно было называть имя человека, причинившего столько страданий Джессике: Эдвард Хантер.
— Я видела, как Джесс играет с твоей собакой. Она обожает Флору. Она так устроена — у нее полно любви ко всем и ко всему. Но Флора — первая собака, с которой она по-настоящему подружилась, с которой играла… в последнее время.
— Она говорила, что у нее был щенок, — произнес Патрик.
Мариса медленно кивнула.
— Можешь рассказать, что случилось?
— Тед ударил его ногой, сильно ударил. — Мариса была готова расплакаться. — И моя дочь это видела. Потом она видела, как я пыталась спасти щенка, но Тэлли умерла.
— Мне очень жаль, — вздохнул Патрик.
— Понимаешь, именно из-за меня в жизнь Джесс вошла эта боль. Я знаю, ты прекрасный человек, я это вижу. И все видят. Но из-за Джесс мне приходится быть осторожной. Понимаешь меня?
Патрик кивнул. Он хотел рассказать ей о своем браке. Как он верил тогда во все свои обещания и клятвы, как считал, что быть мужем — самое важное дело из всех. Он хотел объяснить ей, что совершил самую большую ошибку в своей жизни — не уделял достаточно внимания человеку, которого считал самым дорогим на свете, как его полицейская работа стоила ему жены. Но он словно онемел.
— Мариса, — только и смог проговорить он.
— Джесс любит твою собаку, — сообщила она.
— Я рад этому, — сказал он. — Это очень хорошо.
— Правда? — спросила она, внимательно глядя на него, ожидая, кажется, целую вечность, прежде чем он смог проглотить комок в горле.
— Правда, — подтвердил он. Он хотел сказать: «Потому что она будет проводить с ней много времени». Он жил один уже четыре года и не испытывал даже намека на любовь ни к одной женщине. Но теперь, сидя рядом с Марисой, он чувствовал, что все это меняется.
Они снова поцеловались, и он почувствовал, как она провела пальцами по его руке. Он задрожал, несмотря на тепло, растапливающее лед в его груди, где сердце оставалось замерзшим так долго.
А снаружи ночь взорвалась маленькими красными звездочками. Они сверкали в небе, вырываясь из трубы на крыше красного дома. Мариса увидела их и выпрямилась, а Патрик вдруг вспомнил, для чего они на самом деле остановились в этом лесу.
— Что это? — спросила она.
— Они что-то жгут в камине, — ответил он, наблюдая за тем, как искры поднимаются в ночное небо. — Что-то сухое… Может, бумагу. Попробую заглянуть сквозь щели в занавесках.
Он начал открывать дверь пикапа, и Мариса открыла дверь со своей стороны.
— Я пойду с тобой, — ответила она на его вопросительный взгляд.
Патрик хотел сказать ей, чтобы она оставалась в машине, где будет в безопасности. Но, увидев твердую решимость в ее глазах, только кивнул. Они бесшумно закрыли двери и стали осторожно пробираться к дому. Мягкое покрывало из опавших сосновых иголок заглушало шаги. Запах древесного дыма смешивался со свежим морским воздухом и неприятным запахом разлагающейся рыбы.
Когда они подошли к микроавтобусу, стоявшему на подъездной дорожке, Патрик сделал Марисе знак рукой, чтобы она остановилась. Она кивнула и отошла в тень машины. Он двинулся вперед к красному дому. Двор был почти пуст — ни деревьев, ни кустов, но окружавший его лес был таким высоким и густым, что почти не пропускал света от луны и звезд. Патрик подошел к стене и, присев, пробрался к двум передним окнам.
Он услышал, что внутри во всю мощь работал телевизор. Чей-то голос раздался на его фоне, и Патрик, медленно подняв голову, заглянул в окно. Хотя темно-зеленые шторы были плотно задернуты, внизу оставалась небольшая щель. Комната, которую он увидел, была небольшой и квадратной, заставленной разной мебелью.
На кушетке сидели два человека: женщина, которую Патрик видел раньше, уставилась в экран телевизора, а Лафарг разговаривал по телефону. Патрик постарался разобрать, о чем он говорит, но телевизор работал так громко, что он ничего не услышал. Вдруг Лафарг вскочил и, продолжая разговаривать по телефону, стал перемешивать угли в камине. Огонь ожил, и Патрик, взглянув вверх, увидел еще один гейзер искр, вырвавшийся из трубы.
Но «теперь Лафарг оказался ближе к окну, и Патрик мог слышать обрывки разговора: „…Это скоро закончится, волны и так уже стали меньше… да, конечно, я знаю… Это последняя возможность, прежде чем он приплывет назад и опять станет приманкой для туристов… Почему бы нам не заработать немного деньжат?“ Патрик услышал, как он сказал еще два слова: „поймать белого“. А потом Лафарг опять отошел к кушетке и, сев рядом с женщиной, продолжил говорить по телефону.
И тут вдруг Патрик услышал, как скрипнула автомобильная дверца. Он резко обернулся и даже глазам своим не поверил: Мариса открыла микроавтобус и забиралась внутрь. Пробежав через двор, он увидел, что она уже пробралась между передними сиденьями в задний отсек.
— Что ты делаешь?! — прошептал он.
— Открой задние двери, — сказала она твердым голосом.
Патрик кинулся назад. Он дернул ручку двери, но она оказалась запертой. Он глянул в сторону дома, чтобы убедиться, что никто оттуда не вышел. На секунду он замер: проникать в чужой автомобиль было противозаконно, а у него не было ни ордера, ни резонного основания так поступать — вообще ничего, что давало бы ему право открывать микроавтобус. Но Мариса оказалась внутри и нуждалась в его помощи. Поэтому он вытащил ключи, которые все еще торчали в замке зажигания, и опять метнулся назад, чтобы открыть двери.
Запах, ударивший ему в нос, чуть не сбил его с ног. В задней части микроавтобуса не было окон, поэтому там было почти совершенно темно. Он услышал слабые жалобные звуки — будто скулил щенок, зовущий свою мать. Залезая внутрь, он сбил ведро с сельдью, которая, судя по запаху, давно уже стала гнить.
— Я услышала, как они плачут, — объяснила Мариса
Когда глаза Патрика привыкли к темноте, он увидел, что она нагнулась над каким-то ящиком, пытаясь подтащить его к открытой двери. Не разобрав, что там внутри, Патрик схватился за ручку и вытащил ящик наружу.
Стоя во дворе, он заглянул в него через проволочную сетку на его крышке. В неясном свете поднимавшейся луны он увидел четыре огромных глаза на двух белых лицах, два черных носа, два комплекта усов.
— Кто это? — удивился он.
— Детеныши тюленей, — ответила Мариса.
Глядя на их мягкий белый мех, он вспомнил слова Лафарга: «Поймать белого». «Детенышей тюленей — вот что он имел в виду, — подумал Патрик. — Вот чем они теперь промышляют». Он протянул руку, чтобы помочь Марисе выбраться из микроавтобуса. Она спрыгнула вниз, а потом нагнулась и заглянула в ящик.
— Нужно увезти их отсюда.
— Ты права, — согласился Патрик.
Он понятия не имел, почему зверьки оказались у Лафарга в машине, было ли у него на это право или какое-нибудь разрешение. Но он вспомнил, как один раз, когда служил в полиции, они делали обыск в доме заводчика собак, где условия содержания животных оказались просто ужасными. А этим тюленям было еще хуже. Детеныши лежали на боку, тяжело дыша, отчего их бока резко вздрагивали.
Если бы сейчас появились полицейские, то арестовали бы Патрика за воровство, но ему было наплевать. Он отнес ящик с животными к своему пикапу и поставил его сзади в кузов. Мариса хотела забраться туда же через борт, но он схватил ее за руку.
— Тебе нельзя здесь ехать, — сказал он. — Ты сядешь со мной впереди. Я поеду медленно, и с ними все будет в порядке. Лучше, чем им было в машине Лафарга.
Она покачала головой, сверкая глазами от сильного волнения:
— Я должна ехать с ними.
Патрик хотел было возразить, но вдруг понял, что она сейчас думает о Тэлли. Она была не виновата, что щенок Джессики погиб, но Патрик знал это чувство, это желание компенсировать боль и ошибки прошлого. Поэтому он лишь поцеловал ее и отдал свою куртку, пообещав, что поедет как можно осторожнее. Она сунула ему в руку какие-то бумаги, сказав, что забрала их из микроавтобуса.
Выезжая задом по узкой дороге, он не стал включать фары. Он ощущал каждую выбоину, каждый корень под колесами, надеясь, что Марису и зверьков не слишком сильно трясет в кузове. Его охватила ярость, когда он вспомнил слова Лафарга и кошмарные условия, в которых тот держал тюленей. Он подумал о том дельфине, которого Лайам видел на фото, пытаясь понять, что происходит.
Выехав на шоссе, он включил фары и свет в кабине. Бумаги, которые Мариса ему отдала, были разбросаны на сиденье рядом с ним, и он стал их проглядывать прямо на ходу. На одном конверте была та же эмблема, что и на борту машины Лафарга, — улыбающийся дельфин, стоящий на хвосте. Рядом была надпись: «Курорт „Морской каньон“».
Патрику хотелось прочитать письмо, но он понимал, что сейчас нужно вести машину и еще следует обязательно позвонить Лайаму. Краем глаза он успел прочесть имя адресата письма и вдруг один момент стал совершенно ясным.
Но тут Мариса застучала в заднее стекло кабины — она просила поторопиться, потому что зверьки умирали. Он крикнул ей, чтобы она держалась покрепче и погнал свой пикап в сторону Кейп-Хок с той скоростью, на которую осмеливался. А потом зазвонил его мобильный телефон.
Только после того как все легли спать и Лайам остался один, он смог позвонить человеку, которому хотел позвонить весь этот день. У него ныло сердце от беспокойства из-за взгляда Лили после их встречи с адвокатом. Выйдя на крыльцо, он набрал номер Патрика.
— Алло? — услышал он низкий голос.
— Привет, это Лайам.
— Ты будто читаешь мои мысли, — сказал Патрик, — Я как раз собирался тебе звонить.
— Ты в машине? — спросил Лайам. — В Кейп-Хок?
— Да, — ответил Патрик. — Я в своем пикапе. А в кузове Мариса с двумя умирающими детенышами тюленя, которым она пытается помочь. Мы забрали их из микроавтобуса Лафарга.
— Микроавтобуса Лафарга? О чем ты говоришь? У него черный пикап. И кроме того, он не в Новой Шотландии, а где-то здесь у нас.
— Знаю, — произнес Патрик. — Об этом чуть позже. Ты — океанограф, посоветуй, куда обратиться, чтобы нашим тюленям оказали скорую помощь.
— Примерно в десяти милях восточнее Кейп-Хок есть ветеринарная лечебница для диких животных. Выезжай из города, у маяка сверни направо, а потом поезжай прямо. Я позвоню своему приятелю Джину Оливиру — он там главный, предупрежу, чтобы он вас ждал.
— Отлично! — ответил Патрик. — Я уже вижу маяк.
— Расскажи мне об этом микроавтобусе.
— По всей видимости, он принадлежит заведению, которое называется «Курорт „Морской каньон“». По крайней мере у него на борту их эмблема. Там еще были письма на бумаге с такой же эмблемой. Они адресованы Гилберту Лафаргу.
— Это брат Джеральда, — пояснил Лайам. — Значит, и он в этом замешан? Я уже слышал об этом «Морском каньоне». Это большое заведение рядом с Дигби.