— Я знаю, что случилось, — прервала она его
   Доктор молча смотрел на нее — в его взгляде было любопытство, вызванное теперь не только ее личностью и внезапным появлением, но и ее теорией по поводу болезни ее бабушки. Медсестра, приходившая с доктором, по всей видимости, уже все рассказала остальным, потому что в другом конце коридора собралась небольшая кучка людей, глядевших на них с интересом.
   — Это сделал Эдвард, — уверенно произнесла Лили.
   — Что вы имеете в виду?
   — Мой муж, — ответила Лили. — Он хотел ее убить.
   — Убить? — спросил доктор удивленно, наморщив лоб и пытаясь понять, что говорит Лили.
   — Он хотел убить мою бабушку, — повторила Лили, и ее глаза наполнились слезами. Она подумала, что тогда, девять лет назад, надо было сбежать им обеим и вместе отправиться в Кейп-Хок, чтобы быть как можно дальше от Эдварда Хантера.

Глава 3

   Летом в Кейп-Хок в Новой Шотландии дни тянутся долго. Яркий северный свет начинает меркнуть лишь после девяти вечера, когда в соснах появляются светлячки, а совы выбираются из своих гнезд на долгую ночную охоту. В тот месяц во всем районе установилась жаркая погода и каждое утро было ясным и золотым, а бухта тихой и спокойной — ее поверхность только изредка нарушали киты, всплывающие подышать воздухом.
   Флотилия катеров, вывозивших в море туристов любоваться этими морскими животными, начинала свои ежедневные вылазки в половине девятого утра. Эти катера принадлежали семье Нил, как и гостиница «Кейп-Хок», в которой останавливались многие из этих туристов. Джуд Нил руководил катерами, его жена Энн управляла гостиницей, а его двоюродный брат Лайам являлся местным океанографом.
   Пчелы жужжали в розах, но это жужжание перекрывал шум, доносившийся из гостиницы, — там шли приготовления к Фестивалю ирландской музыки, который длится целый месяц.
   Мариса Тейлор шла по тропе вдоль залива, прислушиваясь к мелодиям, которые наигрывали репетирующие ирландские ансамбли. Звуки скрипок, оловянных дудок, гитар и аккордеонов буквально заполнили все пространство над бухтой. Она внимательно смотрела на паром, идущий через пролив. На нем стояло несколько микроавтобусов, до отказа заполненных музыкантами и их инструментами.
   Придя на причал, она достала ключ и открыла дверь магазинчика «Стежки», хозяйкой которого была Лили.
   Но в ее отсутствие Мариса и все ее подруги по очереди работали тут, пока сама Лили улаживала дела дома в Коннектикуте. Стены и витрины магазинчика украшали работы Лили: вышивка на холсте на самые различные темы: летние сады, полные роз и лилий; голубая бухта Кейп-Хок с яркими пятнами лодок любителей китов; Нэнни — знаменитый и любимый всеми совершенно белый кит-белуха, живший в этих водах; семейные сцены с матерями и дочерьми, друзьями и сестрами.
   «Сестрами», — думала Мариса, продолжая слушать музыку, которая волнами вплывала в открытую дверь магазинчика. Включив компьютер, Мариса тут же проверила свою электронную почту, хотя всего полчаса назад она просматривала ее дома, уходя с кухни. По-прежнему ничего не поступило.
   Джессика, ее девятилетняя дочь, бежала по пристани, отчаянно размахивая руками. Она отправилась в бухту еще рано утром, чтобы поискать морских звезд во время отлива. Ее джинсы были закатаны по колено, а кроссовки мокро хлюпали, когда она шлепала по доскам причала.
   — Она еще не ответила? — спросила Джессика, влетая в дверь.
   — Стой-ка! У тебя мокрые ноги! — закричала Мариса. — Это же не наш магазин. Не забыла?
   — Знаю, — ответила Джессика и скинула кроссовки. — Она написала тебе?
   — Еще нет, — сказала Мариса, видя, как потускнело лицо дочери.
   — Пока что это лето очень грустное, — пробормотала Джессика. — Тетя Сэм тебе не отвечает, а моя лучшая подруга уехала.
   — Ну не навсегда же, — напомнила ей Мариса. Но когда Лили уехала в Коннектикут, она забрала с собой свою дочь Роуз и оставила и Джессику, и саму Марису без лучших подруг.
   — Странно слушать ирландскую музыку, когда ни ты, ни тетя Сэм не играете, — сказала Джессика.
   — Мне тоже так кажется.
   — Как думаешь, она уже едет сюда?
   — Не знаю, — ответила Мариса. Она не хотела напрасно обнадеживать Джессику.
   — Вы бы заняли первое место, — вздохнула Джессика. — Вы так здорово играли, что даже зарабатывали себе на обучение в Школе медсестер.
   — Да, у нас неплохо получалось.
   Что верно, то верно. Она помнила, что написали в газете «Балтимор сан» об их последнем совместном выступлении в пабе «Молли Магуаир», расположенном неподалеку от университета Джона Хопкинса. «Скрипачки из ансамбля „Падшие ангелы“ играли с благочестивой страстью, волнующе и завораживающе, превращая традиционную ирландскую музыку и свои собственные произведения во что-то удивительно свежее и оригинальное. Так что, если вы хотите открыть для себя новую религию, отправляйтесь в паб „Молли Магуаир“ и послушайте этих сестер-скрипачек» .
   — А ты ей послала письмо ? — спросила Джессика.
   — Послала, — ответила Мариса.
   — Ну, — протянула Джессика, — может, все дело в том, что она его еще не видела. Мы так далеко друг от друга, ведь тетя Сэм в Южной Америке, да?
   — В Перу, — уточнила Мариса.
   — Ну вот поэтому она еще и не написала, — сказала Джессика неуверенным голосом. — Она очень занята, потому что такая же хорошая медсестра, какой ты сама была. Уверена, она просто ухаживает за больными и напишет или позвонит, как только вернется в Балтимор.
   — Конечно, ты права, дорогая, — ответила Мариса. Она попыталась улыбнуться, но слова дочери ударили ее как молния: «Мы просто очень далеко друг от друга». Джесс права, и дело тут не в милях, разделявших их. Сестра Марисы игнорировала все ее недавние попытки помириться. И теперь разрыв между ними казался очень глубоким, и проходящее время только делало его еще глубже. Мариса надеялась, что Фестиваль ирландской музыки заинтересует Сэм, она приедет на север и они смогут поговорить.
   — А если она потерялась? — спросила Джессика.
   — Потерялась?
   — В Перу, — проговорила Джессика встревоженно. — Вдруг с ней что-то случилось?
   — Ох, Джесс! Сэм опытная путешественница. Уверена, с ней все в порядке.
   — А что, если нет? А может, тебе стоит попросить этого детектива помочь нам найти ее? — спросила Джессика.
   — Гм, — пробормотала Мариса.
   — Того самого, который приезжал сюда, когда искал Лили. Патрика. Он очень милый.
   — Да, милый, — согласилась Мариса, — но он тоже очень далеко.
   — Знаешь, мама, на свете существуют самолеты, — сказала Джессика.
   — Знаю, — ответила Мариса, обнимая дочь. Может быть, Патрик действительно сумел бы помочь? Она могла бы позвонить ему. И дело не в его голубых глазах, не в том времени, что они провели вместе, когда он был в Кейп-Хок.
   Она могла бы просто спросить его, что предпринял бы настоящий детектив, чтобы найти человека, который не отвечает на ее электронные письма. Человека, который однажды был ее коллегой, когда они работали медсестрами, музыкальным партнером и лучшей подругой. Сестрой, которая, казалось, совсем пропала с лица земли…
 
   Стоя на коленях в саду гостиницы, Энн пересаживала маргаритки и поглядывала вниз с холма на магазинчик Лили. Пока Лили, Лайам и Роуз улаживали дела на юге, Энн организовала график дежурств, чтобы магазинчик «Стежки» работал бесперебойно до возвращения Лили. Этот магазинчик давно уже стал местом встреч для женщин всего района, поэтому Энн не составило большого труда найти для этого добровольцев.
   Как раз сейчас она заметила Марису и Джессику, стоящих в дверях магазинчика и глядящих через пролив. Они были похожи на женщин из прошлых времен, высматривающих своих мужчин, которые должны были вернуться из-за горизонта на китобойных судах.
   — Что это ты прячешься в саду? — спросил Джуд, идя по дорожке из гостиницы и держа в каждой руке по кружке с кофе. — Кажется, скоро здесь все сойдет с ума!
   — Хорошо тебе говорить, когда ты собираешься на свой катер и будешь пропадать в заливе целый день. Спасибо, дорогой, — поблагодарила она, беря у мужа кружку с кофе.
   — Там Камилла разбирается с одним ансамблем, который забыл заказать достаточное количество комнат, и одновременно с другим, который хочет обменяться местами в списке выступающих с третьим, который потерял своего аккордеониста в Галифаксе…
   — Ах, да. Того самого, которому сломали нос во время драки с гитаристом. Кажется, они дрались из-за своей новой певицы, какой-то девчонки из Дублина. Все это я уже слышала. Именно поэтому я здесь. В девять утра куда проще заниматься маргаритками, чем музыкантами.
   — Отличная идея, Энн, — сказал Джуд. — Тебе цветы, мне киты. И забудем на время об этом сумасшедшем доме. По крайней мере пока ты не вернешься в гостиницу. Хотя музыка приятная, да?
   — Очень, — ответила Энн, слушая, как начали играть ирландские волынки, сплетая свои звуки и постепенно превращая их в мелодию «Менестреля» — самую, на ее взгляд, красивую песню.
   — А, эта песня… — пробормотал Джуд.
   — Она чудесна, — ответила Энн.
   — Ее играли на похоронах Коннора, — сказал Джуд. — Никогда ее не забуду.
   — Это же было так давно. Тебе было только одиннадцать.
   — Угу.
   Энн пила кофе, глядя на спокойные воды залива. Трудно поверить, что такое жестокое нападение могло произойти прямо тут, у берега. Тогда акула лишила Лайама руки, Коннора жизни, а у Джуда, казалось, отняла кусочек души. В школе Энн училась с ним в одном классе и была на год младше его двоюродного брата Лайама. Она помнила, что, когда Джуд вернулся после похорон, его глаза были пустыми, а плечи опущены, как будто он навсегда утратил радость в этой жизни.
   — Ну-ка! — воскликнул Джуд, вынимая молоток, торчавший у него за поясом. — Давай-ка отряхни руки и помоги мне.
   — С чем?
   — С трибуной, дорогуша. Камилла говорит, что она качается, и хочет, чтобы я ее укрепил.
   Они захватили чашки с кофе и пошли к беседке на вершине холма, рядом с которой была воздвигнута четырехъярусная трибуна для зрителей. Каждый год перед началом Фестиваля ирландской музыки ее выносили со склада, и каждый год Камилла беспокоилась, что эта штука сломается и местные сановники Кейп-Хок попадают с холма.
   Джуд хорошенько тряхнул деревянную трибуну и, хотя, по мнению Энн, она стояла совершенно прочно, вынул пару гвоздей из кармана джинсов и начал вбивать их молотком. Звук ударов перекрывал звучание волынок, исполнявших «Менестреля», что, как поняла Энн, и было главной причиной его желания заняться столярными работами.
   Энн поднялась на верхний ярус трибуны. Там из скамейки торчал гвоздь, и она попросила у Джуда молоток. Ловко заколотив гвоздь, она прошла вдоль скамейки, чтобы убедиться, что дальше все в порядке. Дул свежий ветер, полный музыки и веселья. У нее было такое чувство, что в этом году фестиваль принесет в город что-то совершенно неожиданное.
   — Как ты думаешь, чем сейчас занимается Лайам? — спросил Джуд.
   — Думаю, помогает Лили, чтобы они с Роуз могли вернуться сюда.
   — Ты представляла себе, что он вообще когда-нибудь найдет подругу?
   — Думаю, что мы все в этом начали сомневаться, — ответила Энн. — Но потом появилась Лили.
   — Но все это еще так неопределенно, — сказал Джуд. — Лили еще может прозреть и спросить себя, что это она делает с одноруким исследователем акул.
   Энн посмотрела вниз с холма, наслаждаясь прекрасным видом. Жизнь способна залечивать даже самые страшные раны. Она глядела на сверкающую голубую воду залива, окруженного скалистыми уступами и высокими соснами, и вспоминала, что влюбилась в Джуда в первом классе школы, еще до того страшного нападения акулы, и любит его по-прежнему. Ей хотелось сказать ему, что однорукие исследователи акул не имеют сложного замка, но промолчала и просто забила еще один гвоздь.
   — Наконец-то эта песня кончилась, — сказал Джуд.
   — Да, кончилась, — ответила Энн.
   — Ты отвечаешь за фестиваль и конкурс. Может, ты сделаешь так, чтобы в следующем году музыканты не включали в свой репертуар «Менестреля»?
   — Гм, — пробурчала Энн, вновь улыбаясь и глядя на воду, как будто она на самом деле обдумывала его идею. Но это было неправдой. Она надеялась, что эту песню будут играть всегда — ив этом году, и во все последующие. Слушая ее, она знала, что Коннор рядом, и подозревала, что Джуд это тоже знает. Именно это она и любила в ирландской музыке — особенно в скрипках, которые ее играли. Скрипачи подхватывали настроение и мечты, носящиеся в воздухе, опускали их на землю, где простые смертные могли услышать и увидеть их. Они возвращали к жизни мертвых, и приносили с небес на землю волшебство, и делали сны более реальными, чем явь.
   А внизу холма Мариса опять появилась в дверях магазинчика Лили, внимательно глядя на подходивший паром. Энн знала, что она надеется увидеть там свою давно потерянную сестру. Энн сохранила в афишах фестиваля специальное место для «Падших ангелов», сестер-скрипачек. Она знала, что есть много способов потеряться и много способов опять найти дорогу друг к другу. Она подумала о Лили, которая сейчас была в Коннектикуте с Роуз и Лайамом, и об их чудесной истории любви, похожей на сказку. Еще она подумала о Патрике — симпатичном полицейском, которому явно очень нравилась Мариса. Ее щеки вспыхнули, когда волынщик взял высокую ноту, а соленый ветер подул с залива. Кейп-Хок был волшебным местом, а музыка делала его еще чудеснее.
   Даже для тех его жителей, которые сейчас были в сотне миль отсюда…
 
   Сидя у постели бабушки, Лили чувствовала себя, как тот мальчик-пастух, который поднял ложную тревогу. Что она на самом деле знает? Какие у нее доказательства? И какие у нее были улики девять лет назад? Выражение непонимания на лице доктора напомнило ей тот день в горах Беркшира, когда с ней приключился настоящий истерический припадок, и другие туристы сначала смотрели на нее в недоумении.
   Она попыталась отбросить это ужасное воспоминание и обратить все свое внимание на бабулю, лежавшую абсолютно неподвижно. Доктор вышел в коридор, чтобы поговорить с Кларой — Лили слышала их шепчущие голоса, которые потом затихли, когда они отошли подальше от двери. Она могла себе представить, что они говорят и что думают остальные.
   В комнате стало совсем тихо — в ней были только Лили и Мэйв. Лили так давно мечтала об этом моменте. Она сжала бабушкину руку и почувствовала себя маленькой девочкой. Эта рука водила ее к школьному автобусу… на уроки плавания… на почту… в кондитерскую за дешевыми конфетами…
   — Вот это да! Возвращение блудной дочери! — раздался вдруг низкий голос.
   Лили вздрогнула и оглянулась.
   В дверях стоял Патрик Мерфи. Прикрыв за собой дверь, он подошел ближе, глядя на Мэйв. Его курчавые рыжие волосы блестели на солнце. Ярко-голубые глаза были печальными, будто на этой кровати лежала его собственная бабушка.
   — Ты бы слышала, что говорят в коридоре! — проговорил он.
   — Они сказали тебе, что это сделал Эдвард? — спросила она.
   — Об этом мы еще поговорим, — ответил Патрик. — Сюда уже едет полиция. После такого обвинения здесь поднимется шум.
   — Ты сам полицейский, — напомнила она. — Я хочу, чтобы именно ты расследовал это дело.
   — Я больше не служу в полиции, как тебе известно. Все, конец. И это твоя вина, Мара. Твои поиски, то есть поиски твоего тела в течение почти десяти лет. Я был уверен, что Эдвард Хантер убил тебя. В его багажнике мы нашли известь. Ты знаешь, что делает известь? Быстро растворяет все, что в нее попадает. Я думал, он залил ею твои кости.
   Лили постаралась унять дрожь.
   — Я видел подобное, — сказал он.
   — Это он виноват в том, что случилось с моей бабушкой, Патрик. Ты знал, что он приезжал к ней недавно? Мне Клара сказала.
   — Ага. Мне все об этом известно. Кстати, кажется, они собираются отвести Клару в кардиологическое отделение на обследование. У нее из-за тебя чуть не случился сердечный приступ.
   — Не шути над такими вещами, — предупредила его Лили, думая о Роуз и ее многочисленных операциях на сердце.
   — Они говорят, что ты восстала из мертвых. Там строят самые невероятные догадки. И, между прочим, не только Клара и медсестры. В разгадывании тайны принимают участие все врачи — я серьезно. Они собрались вокруг поста дежурной сестры. Вот их версии: тебя похитили девять лет назад; похитил собственный муж; нет, члены какого-то религиозного культа; сатанисты… А как тебе такой вариант — ты сама подстроила свое исчезновение?
   Лили не обращала внимания на Патрика, но почувствовала, как начинает подрагивать ее рука, в которой она все еще держала руку бабули.
   — «Патрик! Не обращай внимания на их домыслы, — проговорила она. — Именно по вине Эдварда она здесь. Он отравил ее!
   — Доктора сказали мне, что именно так ты и думаешь.
   — Тогда займись этим и забудь о том, что случилось девять лет назад.
   — Кажется, ты на самом деле не понимаешь, во что ввязалась, — ответил он. — Ты сейчас феномен или какое-то чудо. Ты что, никак не поймешь, какой большой интерес вызвало здесь твое исчезновение?
   — Нет, — ответила она. — И мне все равно. Это моя жизнь и ничья больше.
   — Мара, — проговорил он, но, увидев ее неприязненный взгляд, поправился: — Извини, Лили. Я думал о тебе как о Маре Джеймсон в течение девяти лет. Из-за того что я не смог тебя найти, я уволился чуть ли не с позором. А моя жена обвинила меня в том, что я помешан на тебе, и развелась со мной. Поэтому мне кажется, что ты должна проявлять ко мне хоть немного доброты. Хорошо?
   — Но ты же нашел меня, — сказала она. — Именно поэтому я здесь.
   — Чтобы найти тебя, мне потребовалось девять лет, — произнес он. — И твоей бабушке пришлось чуть ли не нарисовать мне карту, как туда попасть. — Он перевел взгляд с Лили на Мэйв. — Боже, Мэйв. Как я хочу, чтобы ты очнулась, чтобы я смог наорать на тебя. Хранить секрет все это время!
   — Она сделала, что должна была сделать. Мы обе это сделали.
   Патрик покачал головой:
   — Наверное, это просто убивало ее — ничего не знать о Роуз.
   Лили вздрогнула при упоминании имени Роуз.
   — Патрик, послушай меня, — сказала она. — Эдвард ничего не знает о ней.
   — Прятать Роуз в Канаде — это одно. Но теперь ты вернулась сюда — домой, в Штаты. О ребенке все станет известно, понимаешь?
   — Она в безопасности в… в одном месте. Помоги нам сохранить это в тайне.
   — Нам?
   — Лайаму и мне. Прошу тебя, Патрик!
   — Полицейские захотят с тобой поговорить, — предупредил он. — И со мной, потому что это я нашел тебя.
   — Знаю, — ответила Лили. — И я собираюсь сказать им правду — обо всем, за исключением Роуз. Я не могу позволить, чтобы Эдвард до нее добрался.
   — Все пытаюсь понять, почему ты это делаешь, — произнес он, внимательно глядя на нее. Его голубые глаза ярко горели в солнечном свете, льющемся в окна. — Мне действительно хочется узнать все до конца. Он тебя бил? Издевался над тобой?
   Она помолчала, внимательно глядя на него, стараясь определить, что он способен понять.
   — Не таким образом, как многие считают, можно «избивать», — ответила она, чувствуя, как бешено заколотилось ее сердце.
   — Так что же ты сделала? Теперь ты говоришь, что этот парень пытался тебя убить. Что ты предприняла по этому поводу? Ты вызывала полицию?
   — Нет, — ответила Лили.
   — Почему нет?
   — Потому что знала, что они бы мне не поверили. У меня не было никаких улик, настоящих. Эдвард мог быть таким очаровательным, таким убедительным. И я не собиралась позволить ему даже мельком увидеть своего ребенка, в то время пока сама буду убеждать их в своей правоте.
   — Надо было обратиться в полицию — упрямо повторил он.
   — Я все рассказала бабушке — сообщила она. потому что знала, что она мне поверит
   — И она поверила?
   — Ты же знаешь, что да.
   — Итак, ты рассказала Мэйв…
   — А потом я стала планировать, как убежать. То есть мы начали — Мэйв и я.
   — Боже! — воскликнул он, глядя на бабушку Лили, без движения лежавшую на больничной кровати. Лили видела, как много всего проносится в его глазах — мысли и, наверное, воспоминания о расследовании: как Мэйв лгала ему, чтобы защитить Лили, чтобы помочь ей скрыться и оставаться ненайденной.
   — Почему Мэйв не отправилась с тобой?
   — Ей пришлось остаться, чтобы сбить Эдварда со следа.
   — Говоря неправду полиции?
   — Если это было нужно.
   — И именно это ты собираешься делать сейчас? — спросил Патрик, когда из коридора послышались тяжелые шаги и звуки полицейских радиопередатчиков. Прибыла полиция. Лили почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Отчаянное чувство, похожее на панику, овладело ею, когда она подумала о том, что именно скажет им Патрик.
   — Если это нужно, чтобы защитить Роуз, — сказала она.
   — Боже мой, Лили!
   — Ты еще не знаешь всего! Патрик, пожалуйста, не выдавай нас. Не выдавай ее. Она только что вернулась к жизни — ты себе не представляешь, через что она прошла… Столько операций, чтобы спасти ее жизнь…
   — Я знаю, — ответил Патрик.
   В дверь постучали, и Патрик повернулся, чтобы открыть, но Лили схватила его за руку.
   — Пожалуйста, Патрик!
   — Скажи мне вот что, Лили. Где она? Я должен знать, что с ней все в порядке.
   — Она с Лайамом Ниллом. Это все, что я могу тебе сказать. Но она с ним. Он заботится о ней, пока я здесь. Ты знаешь Лайама по Кейп-Хок — вы с Марисой нашли нас в его доме. Ты должен понимать, что значит для него Роуз. Пожалуйста, Патрик!
   Она увидела, как что-то блеснуло в его глазах, как будто он принял окончательное решение. И как раз в этот момент дверь распахнулась и в палату заглянули мужчина и женщина.
   — Привет, Мерфи! — сказала женщина Патрику. — Ты что здесь делаешь?
   — Я просто зашел на минутку проведать свою подругу Мэйв. Заходите, — ответил Патрик. — Разрешите вас представить.
   Лили шагнула назад, облокотившись о кровать, на которой лежала бабушка, и взяла ее за руку. В этом деле они были вместе. Они вместе защищали Роуз. Лили чувствовала в себе достаточно сил, чтобы встретить любую опасность, но все же ей было необходимо присутствие бабули, чтобы придать себе мужества.
   — Детективы Кристин Данн и Ланс Шеридан, познакомьтесь с Лили Мэлоун.
   — Нам сказали, что это Мара Джеймсон.
   — Была ею, — ответил Патрик. Он взглянул на Лили: — Думаю, тебе эта путаница имен скоро совсем надоест, да?
   — Точно, — сказала она.
   — Что ж, позволю тебе объясняться самой, — произнес Патрик и с равнодушным видом отошел в сторону.
   Он не упомянул Роуз. Только это и заботило сейчас Лили. Она бросила на него благодарный, но осторожный взгляд и повернулась лицом к двум детективам. Они смотрели с подозрением и в то же время с любопытством. Женщине было лет тридцать пять, у нее были короткие светлые волосы и большие зеленые глаза. Лили встала так, чтобы смотреть прямо на нее.
   — Я сказала доктору, — начала Лили, — что, по-моему, кто-то пытался убить мою бабушку.
   — Именно по этой причине мы здесь, — ответила детектив Данн.
   — Это одна из причин, во всяком случае, — вставил Патрик. Затем, когда оба полицейских бросили на него удивленный взгляд, пожал плечами. — Давайте называть все своими именами. Вы пришли довести до конца дело, которым я занимался почти девять лет. И начиная с этой минуты оно официально закончено — вы нашли Мару Джеймсон. Поздравляю!
   Детектив Ланс Шеридан улыбнулся и кивнул. Но Кристина Данн ни на минуту не сводила глаз с Лили, а Лили с нее, чувствуя, что ее изучают, читают, как книгу, что все ее ответы будут профильтрованы через ощущения, которые детектив Данн уже начала раскладывать по полочкам в своей голове.
   — Где вы были все это время? — спросил детектив Шеридан.

Глава 4

   Патрик Мерфи отошел к белой больничной стене и стал слушать, как детективы расспрашивают Лили. Она рассказала свою историю или одну из ее версий — ту, которую Патрик уже слышал.
   Девять лет назад, беременная от Эдварда Хантера, она сбежала от него. В ее семье царило насилие — она не могла и думать рожать ребенка в такой обстановке. Нет, она не разыграла свое исчезновение — она просто исчезла. Ей кто-нибудь помогал? Нет. Куда она отправилась? Не готова отвечать на этот вопрос. Где ребенок? Он родился мертвым.
   — Он? — не смог сдержаться Патрик.
   — Да. — Лили держалась спокойно и серьезно.
   Он внимательно посмотрел на нее, она ответила ему немигающим взглядом. Пульс, напряженно бьющийся у нее в горле, был единственным признаком, который мог выдать ее волнение. У нее была бледная кожа, резко контрастирующая с ее угольно-черными волосами, ровно обрезанными на уровне плеч. В синих васильковых глазах появились боль и ранимость, когда она излагала детективам свою теорию с угарным газом.
   Патрик чуть не фыркнул от смеха. Лили Мэлоун была такой же ранимой, как ниндзя с мечом в руках. Эта женщина всегда казалась воплощением силы. Гордость Патрика до сих пор страдала из-за того, что на каждом этапе расследования ей удавалось на шаг опережать его. Надо отдать ей должное — она его перехитрила.
   Пару раз Лили бросала на него быстрый взгляд. Он не сказал ни слова. Детективы опять стали расспрашивать ее о ребенке. Голос Лили задрожал, когда она сказала им, что ей слишком тяжело говорить об этом. Ее страдания были настоящими — Патрик знал, что она, наверное, думала сейчас о Роуз, вспоминая все ее операции или то, что она сейчас где-то прячется. Движения Лили были осторожными и выверенными. Он наблюдал за тем, как она держит руки, жестикулируя во время разговора.