Страница:
— Нет-нет, Лайон, как выглядел мистер Марквуд?
— Марквуд?.. Он, по-моему, был довольно высоким. Крупным. Смуглым. Что за вопросы вы задаете в такой момент! Вы же не станете утверждать, что тоже увидели его? — Лайону явно понравилось, что ему не надо объясняться.
Миген продолжала обеспокоенно смотреть на прогалину за домом. Тревога и растерянность охладили последние минуты ее сияющей радости.
— Нет… Боюсь, что пока не увидела.
Глава 13
Глава 14
— Марквуд?.. Он, по-моему, был довольно высоким. Крупным. Смуглым. Что за вопросы вы задаете в такой момент! Вы же не станете утверждать, что тоже увидели его? — Лайону явно понравилось, что ему не надо объясняться.
Миген продолжала обеспокоенно смотреть на прогалину за домом. Тревога и растерянность охладили последние минуты ее сияющей радости.
— Нет… Боюсь, что пока не увидела.
Глава 13
На обратном пути Миген совершенно забыла, о странной личности, мелькнувшей в саду, поскольку ее все более тревожило поведение Лайона. Она ждала: вот сейчас Хэмпшир скажет, что любит ее и немедленно разорвет свою помолвку с Присциллой. Но в глубине души Миген знала: этого не произойдет.
Разве Лайон не сказал, что цель — карьера в конгрессе — для него превыше всего? И все же сегодня Миген пыталась забыть их прошлые разговоры и продолжала надеяться.
Пока в сгущающихся прохладных сумерках они возвращались. — легким галопом по загородной дороге, Миген с улыбкой вела легкомысленную беседу. Но постепенно силы оставляли ее, наваливалась болезненная усталость. У Миген шумело в голове, когда она вспоминала о том, что совершила, о том, кем теперь стала для Лайона.
Сколько девушек прошло через это до нее?
Они миновали Пенсильванскую больницу, и Лайон свел своего чалого на обочину. Миген последовала за ним.
— Полагаю, что нам здесь следует расстаться, — мягко сказал Лайон. — Никому лучше не будет, если нас снова увидят вдвоем.
Миген не могла смириться с суровой правдой, она сгорала от позора и унижения. Ей не удалось ответить на взгляд Лайона холодно и равнодушно: глаза переполнили горькие слезы. Она страстно хотела растаять, раствориться, исчезнуть, но… Ей оставалось только отвернуться и вытереть глаза.
— Миген, — сказал он спокойно. — Не разочаровывайте меня.
— Что? — Голос ее звучал хрипло, но вызывающе; сейчас она презирала Лайона. — И вы осмеливаетесь говорить о своем разочаровании?
— Вот уж никогда не думал, что увижу вас плачущей. Вы же знаете, как я себя чувствую! Неужели вы думаете, что я могу от всего этого отказаться? Вы же все знаете, Миген, а потому не надо смотреть на меня так. Вы хотели того, что произошло, так же, как хотел я. — Его глаза потемнели, он словно оправдывался, видимо, желая прежде всего убедить себя. — Если говорить по правде, то не стоит скрывать, что ваше желание было значительно сильнее моего.
Миген в гневе отвернулась, собираясь распрощаться с ним.
Но Лайон схватил ее за руку.
— Послушайте, маленькая. Вы не должны меня ненавидеть.
Но я не хочу вводить вас в заблуждение. Я пока не ощущаю того, что должен чувствовать. Почему бы вам не согласиться с моей точкой зрения? Я верю, что мы должны обрести счастье, но…
Он взял Миген уже знакомым жестом за подбородок и приподнял лицо так, что она была вынуждена посмотреть ему в глаза.
— Сегодня я испытал с вами счастье. Знаю, что и вы испытали то же самое. Не совершайте ошибку и не заглушите эти добрые воспоминания чувством вины. Потому что женщина, проснувшаяся в вас, не знает раскаяния.
С этими словами Лайон наклонился и с горькой нежностью поцеловал ее. Миген была уверена, что увидела в его глазах боль.
— Желаю хорошо отдохнуть, миледи, — прошептал он, натянул рывком поводья и пустил коня легким галопом.
Миген застыла на месте. Она провожала Лайона взглядом и вдруг вспомнила, что в особняке Бингхэмов настало время чаепития. Поняв, что с возвращением опоздала, Миген с необычной силой натянула поводья, и Виктория пошла рысью на Бингхэм-стрит.
Никогда в жизни Миген не была столь безутешна.
Энн и Присцилла ехали в ландо, подняв его верх, чтобы защитить себя от вечерней прохлады. Примерки платьев заняли гораздо больше времени, чем предполагалось, и теперь они застряли в пробке экипажей.
— Я просто измучена! — воскликнула Присцилла, театрально вздыхая.
— Да, бывает, что дни порой оказываются такими нудными, зато вечера компенсируют их. Особенно если вы получаете роскошные платья и можете блистать в них!
— Пожалуй, что так… — Присцилла безразлично рассматривала экипажи и пешеходов. — Вы, кажется, говорили, что Кларисса Клоссен живет где-то на Хай-стрит?
— Говорила! — Энн наклонилась вперед, чтобы посмотреть на улицу. — Как раз вон там, третий дом отсюда!
— Его пора бы уже окрасить, — едко заметила Присцилла.
— Вероятно… Ее отец, Эдгар Клоссен, был некогда одним из виднейших граждан Филадельфии. Он чуть ли не первым занялся торговлей чаем. У него пять дочерей, их мать скончалась при последних родах. Мистеру Эдгару лет семьдесят — а то и больше! — — и на его долю пришлось трудное время — война, воспитание дочерей и поиски для них мужей… А когда началась торговля с Китаем, Клоссен потерял два корабля.., и практически разорился. Кларисса — его последний ребенок, оставшийся дома, и, как можно предположить, выросла без надлежащего присмотра, — монотонно сплетничала Энн.
В этот момент они обе увидели знакомого черноволосого мужчину, который вышел из фаэтона.
— Кучер! — закричала Энн.
Маркус Риме уже поднимался по ступеням дома Клоссенов, когда услышал приветствие. Сначала он решил не обращать на него внимания, но к Энн присоединилась Присцилла. Риме нехотя обернулся. В сиреневых сумерках обе женщины показались ему похожими друг на друга и чрезвычайно миленькими.
— Леди! Как приятно увидеть вас вдвоем. Именно такая встреча нужна мне после утомительного дня.
Парадная дверь распахнулась, и появилась странно возбужденная и взволнованная Кларисса.
— Маркус! Я уж думала, что вы никогда сюда не доберетесь! Подождите, вы сейчас такое услышите…
— Мисс Клоссен, я с не меньшим нетерпением стремлюсь узнать, что же ваш отец собирается мне сообщить. Прошу передать ему, что, как только я пожелаю этим милым дамам доброго вечера, я сразу же к нему поднимусь.
Огромные, небесной синевы глаза смущенной Клариссы наблюдали за Маркусом. Присцилла и Энн, увидев ее пристальный взгляд, приподняли брови.
— Простите… Я, мистер Риме, не хотела вам помешать. — Кларисса улыбнулась. — Всего хорошего, миссис Бингхэм, мисс Уэйд. — И поспешно затворила дверь.
Маркус с некоторым облегчением оглянулся, обратившись к Присцилле с самой добродушной улыбкой:
— Какая эмоциональная девушка! Можно подумать, что ее отец правит всем миром!
— А вы уверены, что ведете дела с мистером Клоссеном, а не с его дочерью? — лукаво поинтересовалась Присцилла.
Маркус чуть вздрогнул, но тут же овладел собой. Инстинкт хищника подсказал, что Присцилла просто ревнует, и охватившая его поначалу паника исчезла. Маркус сел в экипаж и почтительно поцеловал руку Присцилле. Та восхитительно покраснела.
— Мисс Уэйд, я прав, что заметил в вашем голосе нотку собственницы? Вы должны знать, что любой мужчина, обладающий глазами и сердцем, не может обращать внимание на какую-нибудь другую женщину, кроме вас.
— Хочется, мистер Риме, чтобы это было правдой, — парировала Присцилла слегка трагично.
— Что касается меня, то это так и есть. — Он поцеловал кончики ее пальцев, а потом тщательно повторил эту процедуру с пальчиками Энн Бингхэм. — Мне не хочется, :но я вынужден распрощаться с дамами. Мистер Клоссен очень нетерпелив.
— Мы тоже должны продолжить свой путь, — сказала Энн. — Нас ждут Уильям и мистер Хэмпшир. Сегодня ужинаем рано, потому что мужчины ведут нас в театр на премьеру «Римского отца».
— Какая ирония судьбы! И я собираюсь побывать на этом спектакле. Один… — Он печально взглянул на Присциллу.
— Возможно, мы там увидимся, — уверенно предположила та.
— Меня согревает эта надежда. До встречи… — Маркус остался на пороге дома Клариссы, глядя, как женщины кокетливо машут ему из ландо.
Экипаж свернул направо, и на лице Римса выражение грусти быстро сменилось наглым самодовольством.
— Миген! Я уже начала волноваться! Не могла даже представить себе, что вы нарочно задержались, и уж подумала, будто с вами приключилось нечто дурное. Я не должна была разрешать вам уходить одной.
— Мне очень жаль, если я обеспокоила вас. — Миген заставила себя улыбнуться. — Это действительно так. Я и не собиралась опаздывать… Просто заехала слишком далеко.
Смит наклонила голову, вопросительно глядя на растрепанную девушку.
— И вы развлеклись? Куда вы ездили?
Пропустив мимо ушей первый вопрос, Миген честно ответила на второй:
— Ездила на виллу «Марквуд». А теперь я должна привести себя в порядок до возвращения мисс Уэйд. Не могу представить себе, что их так задержало.
Миген поспешила переодеться, а Смит продолжила свой обход, зажигая свечи и размышляя, откуда новой горничной известно название старой виллы.
В своей комнате Миген налила теплую воду в таз и начала мыться. Сбросив платье перед мутным зеркалом, она пристально вгляделась в свои обнаженные руки и плечи: казалось невероятным, что какой-нибудь час назад ее тело горело под ласками Лайона.
Миген медленно вынула шпильки из спутавшейся прически и будто загипнотизированная, наблюдала в зеркале уже за иной Миген, безжалостно долго расчесывавшей волосы. Наконец она начала скручивать сверкающий цветом черного янтаря поток волос и закрепила его на затылке.
Вдруг она увидела это. Синяк у корней волос, в нескольких дюймах от затылка. Он был розовый, как цвет поцелуя, если только такие бывают. Сердце Миген заколотилось, подбородок задрожал, и она зажмурилась, стараясь сдержать обжигающие слезы. Затем осторожно притронулась пальцами к отметке, оставленной Лайоном. Ее охватило воспоминание о его сильных, нежных руках, о дурманящем аромате его бронзовой кожи, о горячих поцелуях, о его удивительных объятиях, в которых ее хрупкое тело сливалось с его стройным, жилистым, мускулистым…
Миген уже не пыталась остановить слезы. Горестные рыдания вызвали у нее безысходную тоску, которая, казалось, медленно разливалась по всем клеточкам ее тела. Миген наконец обратила внимание на жгучую боль между ногами, которая красноречивее всех слов напоминала о случившемся…
Но вот поток слез иссяк. Миген привстала, чтобы снова посмотреться в зеркало, и, взглянув на себя, почувствовала, как к ней постепенно возвращается ее прирожденное жизнелюбие.
«Разве я допускала раньше, чтобы кто-нибудь обидел меня-? — критически размышляла она. — Пусть даже мать или отец… С детских лет я научилась в поисках счастья ни на кого не надеяться. Так есть ли причина, по которой я позволила такому.., такому варвару, как Лайон Хэмпшир, причинить мне подобные муки?»
Силы внезапно вернулись к ней, и она стала быстро одеваться. «Я совершила ужасную ошибку, дурочка! Но нет никаких оснований и дальше вести себя так же глупо. Впредь я должна, как всегда, сама заботиться о себе. Мне ничего не нужно ни от Лайона, ни от Присциллы!»
Ее глаза снова заблестели, как аметисты, и она уверенно повязала поверх черного платья белый хрустящий фартук.
«Я просто убегу из этого города, — решила она, — и отправлюсь куда глаза глядят. Надо все начать сначала — вот что мне нужно! Как только я смогу…»
В дверь постучали. В коридоре стояла высокая чопорная служанка с кухни.
— Мисс Уэйд вернулась? — спросила ее Миген.
— Да, Саут. Она обедает. У госпожи не было времени переодеться, но пока она о вас не спрашивала. Вы должны пойти в зеленую гостиную. Там они пьют вино и…
Миген поспешила, слегка прихрамывая, в парадную часть дома…
В зеленой гостиной Лайон Хэмпшир стоял у камина, опершись локтем на мраморную каминную полку, и лениво оглядывал комнату, Уильяма, Энн и Присциллу.
Его невеста в изумрудно-зеленом платье выглядела особенно красивой: пышная грудь, тонкая талия. Кружевная ленточка украшала длинную шею, золотисто-каштановые локоны были причесаны по последней моде — распущенные вдоль щек и заплетенные в косу на спине.
Присцилла заметила, что Лайон наблюдает за ней. Пытаясь изобразить кокетливую улыбку, она слегка склонила голову, показывая ему свой точеный профиль.
Лайон вздохнул, когда Присцилла пересекла комнату, так и не дождавшись, что он первый сделает шаг навстречу ей. Несмотря на красоту, которая теперь начинала рискованно напоминать красоту Энн Бингхэм, в Присцилле было нечто, вызывающее в нем какое-то презрение. Его невеста была жеманной, пустой И тщеславной.
Лайон сделал большой глоток бренди. Перед ним всплыло очаровательное личико Миген, и Лайон снова почувствовал страстное желание, к которому теперь примешивалось чувство вины.
"Миген, — рассуждал он, — конечно, не заслужила такого обращения. Правда, пока не увидел о многом свидетельствующую кровь, я не понимал, что Миген серьезно влюблена в меня.
Довелось ли кому-нибудь слышать о такой привлекательной служанке, как Миген, которая оставалась бы при этом еще и девственницей?" Лайон и подумать не мог, что Джеймс Уэйд уложил бы ее в постель. Эта уверенность почему-то принесла ему облегчение. Он хорошо понимал, что не должен испытывать К горничной никаких чувств, особенно в своем нынешнем положении жениха.
Но как она необычна! Лайон вновь испытал жалящее чувство вины, когда вспомнил, какой была Миген в том сумраке, — слезы, сверкающие в ее фиалковых глазах, а во взгляде — надежда и любовь.
«Я завел Миген в глубокую воду с головой и бросил ее, — горько признался он себе, выпив еще бренди. — Но черт побери, откуда я мог знать, что девушка до этого момента так глубоко никогда не плавала?»
— Заявляю, мистер Хэмпшир, что сейчас вы в тысяче миль отсюда! — Слова Присциллы звучали довольно резко. — Я рядом уже целую минуту!
— Целой минуты пройти не могло! Миледи, нижайше прошу прощения. — Тон Лайона опровергал его слова, и Присцилла подозрительно посмотрела на него.
— Вы для меня, Лайон, загадка. Я никогда не знаю, что и подумать…
— Моя дорогая, я всегда точно такой, каким выгляжу. Не изобретайте тайн, коль их нет. — Он отхлебнул глоток бренди, взглянув поверх бокала на входившую в комнату Миген.
Сейчас она уже не была бледной, плачущей девушкой, с которой он простился на окраине города. Заметив в глазах жениха нескрываемый интерес, Присцилла проследила, куда он смотрит.
Увидев Лайона, Миген ощутила, будто ей дали сильную пощечину, и на мгновение запнулась. Он никогда еще не был так красив, и, как всегда, уже само присутствие Хэмпшира действовало как возбуждающий фактор.
Она сделала глубокий вдох и спокойно посмотрела Лайону в глаза. Щеки Миген зарделись. Уязвимость в ее взоре сменилась враждебностью. От удивления Лайон приподнял выгоревшие брови и подумал: совершенно ясно, что негодница должна была выпить много спиртного, чтобы заглушить память о нем! Миген его игнорировала. Служанка обращалась исключительно к Присцилле, которая сообщила, что нынешним вечером они едут в театр и что нужно подготовить ее платье абрикосового цвета.
— Придешь в мою спальню в половине девятого, — закончила она отрешенным тоном.
Миген слегка, в знак безмолвного протеста, вздернула подбородок, присев в реверансе и глуповато кивнув головой. Лайон только усмехнулся и не обратил внимания на настороженный взгляд наблюдательной Энн Бингхэм.
Миген прислонилась к стене, ожидая, пока утихнет охватившая ее дрожь. Она была не в силах ни сдержать, ни осознать свое страстное желание прикоснуться к Лайону, прижаться лицом к его широкой, сильной груди, почувствовать крепкие и нежные объятия. «Днем, — думала она, заливаясь слезами, — Лайон наслаждался мной, и ему потребовалось так мало времени для того, чтобы облачиться в свой лучший костюм, отобедать со своей невестой, а затем сопроводить ее в театр!» : , Миген, поборов слезы, выпрямила спину, сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. «Злобный трусишка! Я не допущу, чтобы ты победил! Я буду бороться, какой бы дьявол ни управлял моими эмоциями. Лайон Хэмпшир может завладеть своей драгоценной Присциллой, но меня ему не видать больше. А еще говорил, что я его друг! Какой идиоткой я была!»
Миген увидела стройного темноволосого Брауна. Его плутовская улыбка согрела ее и сняла напряженность. Она почувствовала, что рада отвлечься от тяжелых мыслей и поболтать с кучером.
— Привет, Браун! Чему вы так радуетесь? — Миген удивилась, заметив, как он покраснел.
— Возможности увидеть вас, мисс. Позвольте мне сказать, что сегодня вечером вы необычайно красивы.
— А почему бы и нет? Спасибо. Я не верю вам, но милый комплимент всегда приятен. И вы не должны обращаться ко мне «мисс», будто я не работаю, а живу здесь! Меня зовут Миген.
— Мне будет приятно называть вас Миген. Если вы меня снова простите, то я скажу, что вы воспитаны лучше самых богатых женщин. — Браун пустил в ход свою обескураживающую улыбку, в глазах появился охотничий блеск. — Я славлюсь тем, что говорю правду, а потому вы обязаны верить мне.
Миген рассмеялась, обрадовавшись тому, что горькая боль в груди начала таять.
— Вы слишком любезны.
— Для меня будет честью, если вы станете называть меня по имени — Кевин!..
— Это имя бойких ирландцев вам подходит.
— Мне давно так не говорили.
— Правильно, ведь теперь, насколько я понимаю, вокруг вас всегда целый хоровод девушек.
Они медленно направились к кухне, но Браун при ее словах остановился и театрально приложил руку к груди.
— Это не правда! Перед вами одинокий мужчина! Кто распространяет такие сплетни?
— Вы что, забыли? Это… — Имя, которое она собиралась назвать, и улыбка застыли на ее устах.
Браун увидел в ее глазах настоящую боль и пришел в замешательство. Но постарался сменить тему разговора:
— Ну а как прошла сегодня ваша верховая прогулка?
Миген с трудом ответила хриплым шепотом:
— Я бы выпила чашку чая.
Ошеломленный и встревоженный, Браун повел побелевшую Миген на кухню и усадил ее там у плиты на стул с плетеной спинкой. Несколько минут она не двигалась, подобно статуе, затем на побледневшем, как бумага, лице появился легкий румянец, а в глазах мелькнули прежние задорные искорки. Почувствовав облегчение, он пошел за чашкой чая, а когда вернулся, то увидел, что Миген протянула руки к огню и уже совсем весело улыбается.
— Спасибо Кевин, — сказала она, беря слегка дрожащими пальцами чашку. — Простите, не знаю, что со мной сталось.
Внезапно я почувствовала жуткий холод…
У Брауна хватило разума не упоминать больше о дневной прогулке верхом и не обсуждать, имело ли это отношение к странному поведению Миген. Кевин увел ее в уголок столовой для слуг, и Они уселись там в стоящие напротив друг друга в резные деревянные кресла.
— Ну и… — начал он с деланной веселостью. — Я хочу знать, просили ли вы выходной. Я уж не спрашиваю, как это Смит разрешила вам улизнуть!
— Ну что же… — засмеялась Миген.
— Ага! Я так и думал, что вы с ней это не обсуждали. Вы же распоряжаетесь своим временем сами. Ведь ваша госпожа приходит и уходит, когда ей заблагорассудится, — на балы, к портным и модисткам, в театр… Мне в таком случае пришлось бы солгать. Я же только кучер! А вы заслуживаете хоть чуточку отдыха от работы. Я узнал, что завтра во второй половине дня будет званый прием у мэра Пауэла и поэтому Бингхэмы и мисс Уэйд уйдут из дома. Поскольку прием состоится в соседнем здании, мне не надо везти их туда, и у меня выдается свободное время. Я буду рад, если вы проведете этот вечер со мной.
Миген размышляла над тем, что сегодня вечером Лайон будет с Присциллой в театре, завтра — у Пауэла! «А я, — сокрушалась она, — останусь дома с вывихнутой лодыжкой и ощущением одиночества и боли…»
— Что вы имеете в виду? — спросила она Брауна.
Тот улыбнулся, будучи совершенно уверенным в своем обаянии:
— Поскольку вы новичок в нашем городе, я думаю, что вам было бы интересно посмотреть музей Пила. Вы что-нибудь слышали о нем?
Миген посмотрела на Брауна с пренебрежением:
— Мы, виргинцы, не такие уж невежды. Я не только Слышала о нем, но случайно знаю, что генерал Вашингтон послал мистеру Пилу, этому борцу за независимость, французских фазанов, которые он получил от маркиза Лафайета, тоже сражавшегося за независимость в звании американского генерала. А эти фазаны, кстати, передохли один за другим.
Она говорила не просто самодовольно, но с явным налетом этакого снобизма. И это было то, чего Браун не выносил у своей ровни. Его улыбка погасла, а Миген стала ненавистна самой себе. «Я сейчас напоминаю Энн Бингхэм», — подумала она.
Брауна, как и Лайона, интересовало, что же на самом деле представляет собой Миген. Он наклонился к девушке, внимательно посмотрел ей в глаза и тихо рассмеялся:
— Вы уверены в том, что вы горничная при леди? Больше похоже на то, что вы леди по отношению ко мне.
— О, Кевин, простите меня… — — Но, тут же, услышав с улицы колокольный перезвон, спросила:
— Что это такое?
— Это «колокола сливочного масла». Они звонят вечерами накануне перед открытием рынков.. Дважды в неделю… Ах, Миген, филадельфийский рынок — это, надо сказать, зрелище!
— О, я совсем забыла, что завтра утром должна идти на рынок вместе со Смит и Брэмбл!
— Тогда вам надо лечь пораньше, — рассмеялся Браун. — В эти дни Брэмбл поднимается до пяти утра, ведь ларьки открываются перед рассветом.
Миген застонала:
— В таком случае мне лучше пойти в спальню мисс Уэйд. Я должна проветрить вечернее платье, она рассчитывает, что я начну помогать ей наряжаться.
— Подождите! — Браун положил ей руку на плечо. — Лучше я, спрошу вас о главном. Мне доставит огромную радость, если вы пообещаете завтра во второй половине дня пойти со мной в музей Пила — художника, политика и ученого.
Это по-настоящему интереснейшее место. В нем полно скелетов и чучел животных самых различных видов. Там выставлена даже восковая фигура самого Пила. Ну, что вы ответите на мое приглашение?
Его искренность заставила Миген улыбнуться.
— Я бы хотела принять ваше предложение, и сделать его с вашей стороны было весьма любезно… Но я не знаю, разрешат ли мне.
Браун фыркнул:
— Я решусь пойти настолько далеко, что скажу: я полагаю, вам разрешат чуть ли не все, что вы попросите. Ведь мистер Бингхэм строго приказал обращаться с вами предупредительно. — Браун внимательно наблюдал за Миген, и поверил в ее искреннее удивление.
— Что вы имеете в виду?
— По правде говоря, я надеялся, что это объясните мне именно вы! Больше мне ничего не известно. Мистер Бингхэм без обиняков предупредил, мол, никто не должен нахально ухаживать за вами или плохо с вами обращаться. Такое предупреждение в отношении любой служанки и горничной показалось странным. Ни об одной мистер Бингхэм этакого никогда не говорил.
— Но я, по сути, даже не знаю этого человека! Он почти не разговаривал со мной!
— Может быть, в этом замешан капитан Хэмпшир? ; — после некоторой паузы предположил Браун.
Миген побледнела и быстро опустила глаза, внимательно рассматривая вязаный ковер на дубовом полу. Когда она подняла голову и встретила пронизывающий взгляд Брауна, к ее щекам предательски прилила кровь.
— Эта мысль кажется мне еще абсурднее, — решительно возразила она. — Я склонна допустить, что произошла какая-то ошибка.
— Возможно, — согласился, широко ухмыльнувшись, Браун и тем самым разрядил обстановку. — Но ошибка или нет, а я все равно держу пари, что если вы попросите, то свободный вечер вам предоставят. Подождите только момента, когда сможете обратиться с такой просьбой к самому мистеру Бингхэму.
— Ну хорошо, — заметила рассеянно Миген. Больше всего ее озадачило то. Что Лайон поступил так, когда она только приехала сюда и считала их отношения лишь дружески-деловыми.
— Кевин, не напрашиваетесь ли вы на неприятности, пытаясь стать моим другом?
Он весело рассмеялся:
— Надеюсь, очаровательная, что пока я в безопасности. И разве я повинен в «нахальном ухаживании» или в «плохом обращении» с вами?
Миген ответила на его ухмылку улыбкой, как она считала, ироничной, поскольку единственным человеком, повинным в этих проступках, был Лайон.
Браун поднес ее руку к своим губам, и она не воспротивилась. Но потом из коридора раздался смех, и ее лицо и сердце словно закоченели. Смех Лайона звучал необычайно счастливо.
К горлу неожиданно подступила тошнота, и кожу болезненно стал покалывать озноб, охвативший все тело. Это ощущение быстро прошло, а Браун все еще держал ее руку.
Миген подумала о том; что прикосновение этого мужчины не пробуждало в ней ни Огня, ни волшебного трепета…
Разве Лайон не сказал, что цель — карьера в конгрессе — для него превыше всего? И все же сегодня Миген пыталась забыть их прошлые разговоры и продолжала надеяться.
Пока в сгущающихся прохладных сумерках они возвращались. — легким галопом по загородной дороге, Миген с улыбкой вела легкомысленную беседу. Но постепенно силы оставляли ее, наваливалась болезненная усталость. У Миген шумело в голове, когда она вспоминала о том, что совершила, о том, кем теперь стала для Лайона.
Сколько девушек прошло через это до нее?
Они миновали Пенсильванскую больницу, и Лайон свел своего чалого на обочину. Миген последовала за ним.
— Полагаю, что нам здесь следует расстаться, — мягко сказал Лайон. — Никому лучше не будет, если нас снова увидят вдвоем.
Миген не могла смириться с суровой правдой, она сгорала от позора и унижения. Ей не удалось ответить на взгляд Лайона холодно и равнодушно: глаза переполнили горькие слезы. Она страстно хотела растаять, раствориться, исчезнуть, но… Ей оставалось только отвернуться и вытереть глаза.
— Миген, — сказал он спокойно. — Не разочаровывайте меня.
— Что? — Голос ее звучал хрипло, но вызывающе; сейчас она презирала Лайона. — И вы осмеливаетесь говорить о своем разочаровании?
— Вот уж никогда не думал, что увижу вас плачущей. Вы же знаете, как я себя чувствую! Неужели вы думаете, что я могу от всего этого отказаться? Вы же все знаете, Миген, а потому не надо смотреть на меня так. Вы хотели того, что произошло, так же, как хотел я. — Его глаза потемнели, он словно оправдывался, видимо, желая прежде всего убедить себя. — Если говорить по правде, то не стоит скрывать, что ваше желание было значительно сильнее моего.
Миген в гневе отвернулась, собираясь распрощаться с ним.
Но Лайон схватил ее за руку.
— Послушайте, маленькая. Вы не должны меня ненавидеть.
Но я не хочу вводить вас в заблуждение. Я пока не ощущаю того, что должен чувствовать. Почему бы вам не согласиться с моей точкой зрения? Я верю, что мы должны обрести счастье, но…
Он взял Миген уже знакомым жестом за подбородок и приподнял лицо так, что она была вынуждена посмотреть ему в глаза.
— Сегодня я испытал с вами счастье. Знаю, что и вы испытали то же самое. Не совершайте ошибку и не заглушите эти добрые воспоминания чувством вины. Потому что женщина, проснувшаяся в вас, не знает раскаяния.
С этими словами Лайон наклонился и с горькой нежностью поцеловал ее. Миген была уверена, что увидела в его глазах боль.
— Желаю хорошо отдохнуть, миледи, — прошептал он, натянул рывком поводья и пустил коня легким галопом.
Миген застыла на месте. Она провожала Лайона взглядом и вдруг вспомнила, что в особняке Бингхэмов настало время чаепития. Поняв, что с возвращением опоздала, Миген с необычной силой натянула поводья, и Виктория пошла рысью на Бингхэм-стрит.
Никогда в жизни Миген не была столь безутешна.
Энн и Присцилла ехали в ландо, подняв его верх, чтобы защитить себя от вечерней прохлады. Примерки платьев заняли гораздо больше времени, чем предполагалось, и теперь они застряли в пробке экипажей.
— Я просто измучена! — воскликнула Присцилла, театрально вздыхая.
— Да, бывает, что дни порой оказываются такими нудными, зато вечера компенсируют их. Особенно если вы получаете роскошные платья и можете блистать в них!
— Пожалуй, что так… — Присцилла безразлично рассматривала экипажи и пешеходов. — Вы, кажется, говорили, что Кларисса Клоссен живет где-то на Хай-стрит?
— Говорила! — Энн наклонилась вперед, чтобы посмотреть на улицу. — Как раз вон там, третий дом отсюда!
— Его пора бы уже окрасить, — едко заметила Присцилла.
— Вероятно… Ее отец, Эдгар Клоссен, был некогда одним из виднейших граждан Филадельфии. Он чуть ли не первым занялся торговлей чаем. У него пять дочерей, их мать скончалась при последних родах. Мистеру Эдгару лет семьдесят — а то и больше! — — и на его долю пришлось трудное время — война, воспитание дочерей и поиски для них мужей… А когда началась торговля с Китаем, Клоссен потерял два корабля.., и практически разорился. Кларисса — его последний ребенок, оставшийся дома, и, как можно предположить, выросла без надлежащего присмотра, — монотонно сплетничала Энн.
В этот момент они обе увидели знакомого черноволосого мужчину, который вышел из фаэтона.
— Кучер! — закричала Энн.
Маркус Риме уже поднимался по ступеням дома Клоссенов, когда услышал приветствие. Сначала он решил не обращать на него внимания, но к Энн присоединилась Присцилла. Риме нехотя обернулся. В сиреневых сумерках обе женщины показались ему похожими друг на друга и чрезвычайно миленькими.
— Леди! Как приятно увидеть вас вдвоем. Именно такая встреча нужна мне после утомительного дня.
Парадная дверь распахнулась, и появилась странно возбужденная и взволнованная Кларисса.
— Маркус! Я уж думала, что вы никогда сюда не доберетесь! Подождите, вы сейчас такое услышите…
— Мисс Клоссен, я с не меньшим нетерпением стремлюсь узнать, что же ваш отец собирается мне сообщить. Прошу передать ему, что, как только я пожелаю этим милым дамам доброго вечера, я сразу же к нему поднимусь.
Огромные, небесной синевы глаза смущенной Клариссы наблюдали за Маркусом. Присцилла и Энн, увидев ее пристальный взгляд, приподняли брови.
— Простите… Я, мистер Риме, не хотела вам помешать. — Кларисса улыбнулась. — Всего хорошего, миссис Бингхэм, мисс Уэйд. — И поспешно затворила дверь.
Маркус с некоторым облегчением оглянулся, обратившись к Присцилле с самой добродушной улыбкой:
— Какая эмоциональная девушка! Можно подумать, что ее отец правит всем миром!
— А вы уверены, что ведете дела с мистером Клоссеном, а не с его дочерью? — лукаво поинтересовалась Присцилла.
Маркус чуть вздрогнул, но тут же овладел собой. Инстинкт хищника подсказал, что Присцилла просто ревнует, и охватившая его поначалу паника исчезла. Маркус сел в экипаж и почтительно поцеловал руку Присцилле. Та восхитительно покраснела.
— Мисс Уэйд, я прав, что заметил в вашем голосе нотку собственницы? Вы должны знать, что любой мужчина, обладающий глазами и сердцем, не может обращать внимание на какую-нибудь другую женщину, кроме вас.
— Хочется, мистер Риме, чтобы это было правдой, — парировала Присцилла слегка трагично.
— Что касается меня, то это так и есть. — Он поцеловал кончики ее пальцев, а потом тщательно повторил эту процедуру с пальчиками Энн Бингхэм. — Мне не хочется, :но я вынужден распрощаться с дамами. Мистер Клоссен очень нетерпелив.
— Мы тоже должны продолжить свой путь, — сказала Энн. — Нас ждут Уильям и мистер Хэмпшир. Сегодня ужинаем рано, потому что мужчины ведут нас в театр на премьеру «Римского отца».
— Какая ирония судьбы! И я собираюсь побывать на этом спектакле. Один… — Он печально взглянул на Присциллу.
— Возможно, мы там увидимся, — уверенно предположила та.
— Меня согревает эта надежда. До встречи… — Маркус остался на пороге дома Клариссы, глядя, как женщины кокетливо машут ему из ландо.
Экипаж свернул направо, и на лице Римса выражение грусти быстро сменилось наглым самодовольством.
* * *
Миген повезло: она оказалась дома до возвращения Энн и Присциллы. Смит встретила ее в помещении для слуг и вздохнула с облегчением.— Миген! Я уже начала волноваться! Не могла даже представить себе, что вы нарочно задержались, и уж подумала, будто с вами приключилось нечто дурное. Я не должна была разрешать вам уходить одной.
— Мне очень жаль, если я обеспокоила вас. — Миген заставила себя улыбнуться. — Это действительно так. Я и не собиралась опаздывать… Просто заехала слишком далеко.
Смит наклонила голову, вопросительно глядя на растрепанную девушку.
— И вы развлеклись? Куда вы ездили?
Пропустив мимо ушей первый вопрос, Миген честно ответила на второй:
— Ездила на виллу «Марквуд». А теперь я должна привести себя в порядок до возвращения мисс Уэйд. Не могу представить себе, что их так задержало.
Миген поспешила переодеться, а Смит продолжила свой обход, зажигая свечи и размышляя, откуда новой горничной известно название старой виллы.
В своей комнате Миген налила теплую воду в таз и начала мыться. Сбросив платье перед мутным зеркалом, она пристально вгляделась в свои обнаженные руки и плечи: казалось невероятным, что какой-нибудь час назад ее тело горело под ласками Лайона.
Миген медленно вынула шпильки из спутавшейся прически и будто загипнотизированная, наблюдала в зеркале уже за иной Миген, безжалостно долго расчесывавшей волосы. Наконец она начала скручивать сверкающий цветом черного янтаря поток волос и закрепила его на затылке.
Вдруг она увидела это. Синяк у корней волос, в нескольких дюймах от затылка. Он был розовый, как цвет поцелуя, если только такие бывают. Сердце Миген заколотилось, подбородок задрожал, и она зажмурилась, стараясь сдержать обжигающие слезы. Затем осторожно притронулась пальцами к отметке, оставленной Лайоном. Ее охватило воспоминание о его сильных, нежных руках, о дурманящем аромате его бронзовой кожи, о горячих поцелуях, о его удивительных объятиях, в которых ее хрупкое тело сливалось с его стройным, жилистым, мускулистым…
Миген уже не пыталась остановить слезы. Горестные рыдания вызвали у нее безысходную тоску, которая, казалось, медленно разливалась по всем клеточкам ее тела. Миген наконец обратила внимание на жгучую боль между ногами, которая красноречивее всех слов напоминала о случившемся…
Но вот поток слез иссяк. Миген привстала, чтобы снова посмотреться в зеркало, и, взглянув на себя, почувствовала, как к ней постепенно возвращается ее прирожденное жизнелюбие.
«Разве я допускала раньше, чтобы кто-нибудь обидел меня-? — критически размышляла она. — Пусть даже мать или отец… С детских лет я научилась в поисках счастья ни на кого не надеяться. Так есть ли причина, по которой я позволила такому.., такому варвару, как Лайон Хэмпшир, причинить мне подобные муки?»
Силы внезапно вернулись к ней, и она стала быстро одеваться. «Я совершила ужасную ошибку, дурочка! Но нет никаких оснований и дальше вести себя так же глупо. Впредь я должна, как всегда, сама заботиться о себе. Мне ничего не нужно ни от Лайона, ни от Присциллы!»
Ее глаза снова заблестели, как аметисты, и она уверенно повязала поверх черного платья белый хрустящий фартук.
«Я просто убегу из этого города, — решила она, — и отправлюсь куда глаза глядят. Надо все начать сначала — вот что мне нужно! Как только я смогу…»
В дверь постучали. В коридоре стояла высокая чопорная служанка с кухни.
— Мисс Уэйд вернулась? — спросила ее Миген.
— Да, Саут. Она обедает. У госпожи не было времени переодеться, но пока она о вас не спрашивала. Вы должны пойти в зеленую гостиную. Там они пьют вино и…
Миген поспешила, слегка прихрамывая, в парадную часть дома…
В зеленой гостиной Лайон Хэмпшир стоял у камина, опершись локтем на мраморную каминную полку, и лениво оглядывал комнату, Уильяма, Энн и Присциллу.
Его невеста в изумрудно-зеленом платье выглядела особенно красивой: пышная грудь, тонкая талия. Кружевная ленточка украшала длинную шею, золотисто-каштановые локоны были причесаны по последней моде — распущенные вдоль щек и заплетенные в косу на спине.
Присцилла заметила, что Лайон наблюдает за ней. Пытаясь изобразить кокетливую улыбку, она слегка склонила голову, показывая ему свой точеный профиль.
Лайон вздохнул, когда Присцилла пересекла комнату, так и не дождавшись, что он первый сделает шаг навстречу ей. Несмотря на красоту, которая теперь начинала рискованно напоминать красоту Энн Бингхэм, в Присцилле было нечто, вызывающее в нем какое-то презрение. Его невеста была жеманной, пустой И тщеславной.
Лайон сделал большой глоток бренди. Перед ним всплыло очаровательное личико Миген, и Лайон снова почувствовал страстное желание, к которому теперь примешивалось чувство вины.
"Миген, — рассуждал он, — конечно, не заслужила такого обращения. Правда, пока не увидел о многом свидетельствующую кровь, я не понимал, что Миген серьезно влюблена в меня.
Довелось ли кому-нибудь слышать о такой привлекательной служанке, как Миген, которая оставалась бы при этом еще и девственницей?" Лайон и подумать не мог, что Джеймс Уэйд уложил бы ее в постель. Эта уверенность почему-то принесла ему облегчение. Он хорошо понимал, что не должен испытывать К горничной никаких чувств, особенно в своем нынешнем положении жениха.
Но как она необычна! Лайон вновь испытал жалящее чувство вины, когда вспомнил, какой была Миген в том сумраке, — слезы, сверкающие в ее фиалковых глазах, а во взгляде — надежда и любовь.
«Я завел Миген в глубокую воду с головой и бросил ее, — горько признался он себе, выпив еще бренди. — Но черт побери, откуда я мог знать, что девушка до этого момента так глубоко никогда не плавала?»
— Заявляю, мистер Хэмпшир, что сейчас вы в тысяче миль отсюда! — Слова Присциллы звучали довольно резко. — Я рядом уже целую минуту!
— Целой минуты пройти не могло! Миледи, нижайше прошу прощения. — Тон Лайона опровергал его слова, и Присцилла подозрительно посмотрела на него.
— Вы для меня, Лайон, загадка. Я никогда не знаю, что и подумать…
— Моя дорогая, я всегда точно такой, каким выгляжу. Не изобретайте тайн, коль их нет. — Он отхлебнул глоток бренди, взглянув поверх бокала на входившую в комнату Миген.
Сейчас она уже не была бледной, плачущей девушкой, с которой он простился на окраине города. Заметив в глазах жениха нескрываемый интерес, Присцилла проследила, куда он смотрит.
Увидев Лайона, Миген ощутила, будто ей дали сильную пощечину, и на мгновение запнулась. Он никогда еще не был так красив, и, как всегда, уже само присутствие Хэмпшира действовало как возбуждающий фактор.
Она сделала глубокий вдох и спокойно посмотрела Лайону в глаза. Щеки Миген зарделись. Уязвимость в ее взоре сменилась враждебностью. От удивления Лайон приподнял выгоревшие брови и подумал: совершенно ясно, что негодница должна была выпить много спиртного, чтобы заглушить память о нем! Миген его игнорировала. Служанка обращалась исключительно к Присцилле, которая сообщила, что нынешним вечером они едут в театр и что нужно подготовить ее платье абрикосового цвета.
— Придешь в мою спальню в половине девятого, — закончила она отрешенным тоном.
Миген слегка, в знак безмолвного протеста, вздернула подбородок, присев в реверансе и глуповато кивнув головой. Лайон только усмехнулся и не обратил внимания на настороженный взгляд наблюдательной Энн Бингхэм.
Миген прислонилась к стене, ожидая, пока утихнет охватившая ее дрожь. Она была не в силах ни сдержать, ни осознать свое страстное желание прикоснуться к Лайону, прижаться лицом к его широкой, сильной груди, почувствовать крепкие и нежные объятия. «Днем, — думала она, заливаясь слезами, — Лайон наслаждался мной, и ему потребовалось так мало времени для того, чтобы облачиться в свой лучший костюм, отобедать со своей невестой, а затем сопроводить ее в театр!» : , Миген, поборов слезы, выпрямила спину, сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. «Злобный трусишка! Я не допущу, чтобы ты победил! Я буду бороться, какой бы дьявол ни управлял моими эмоциями. Лайон Хэмпшир может завладеть своей драгоценной Присциллой, но меня ему не видать больше. А еще говорил, что я его друг! Какой идиоткой я была!»
Миген увидела стройного темноволосого Брауна. Его плутовская улыбка согрела ее и сняла напряженность. Она почувствовала, что рада отвлечься от тяжелых мыслей и поболтать с кучером.
— Привет, Браун! Чему вы так радуетесь? — Миген удивилась, заметив, как он покраснел.
— Возможности увидеть вас, мисс. Позвольте мне сказать, что сегодня вечером вы необычайно красивы.
— А почему бы и нет? Спасибо. Я не верю вам, но милый комплимент всегда приятен. И вы не должны обращаться ко мне «мисс», будто я не работаю, а живу здесь! Меня зовут Миген.
— Мне будет приятно называть вас Миген. Если вы меня снова простите, то я скажу, что вы воспитаны лучше самых богатых женщин. — Браун пустил в ход свою обескураживающую улыбку, в глазах появился охотничий блеск. — Я славлюсь тем, что говорю правду, а потому вы обязаны верить мне.
Миген рассмеялась, обрадовавшись тому, что горькая боль в груди начала таять.
— Вы слишком любезны.
— Для меня будет честью, если вы станете называть меня по имени — Кевин!..
— Это имя бойких ирландцев вам подходит.
— Мне давно так не говорили.
— Правильно, ведь теперь, насколько я понимаю, вокруг вас всегда целый хоровод девушек.
Они медленно направились к кухне, но Браун при ее словах остановился и театрально приложил руку к груди.
— Это не правда! Перед вами одинокий мужчина! Кто распространяет такие сплетни?
— Вы что, забыли? Это… — Имя, которое она собиралась назвать, и улыбка застыли на ее устах.
Браун увидел в ее глазах настоящую боль и пришел в замешательство. Но постарался сменить тему разговора:
— Ну а как прошла сегодня ваша верховая прогулка?
Миген с трудом ответила хриплым шепотом:
— Я бы выпила чашку чая.
Ошеломленный и встревоженный, Браун повел побелевшую Миген на кухню и усадил ее там у плиты на стул с плетеной спинкой. Несколько минут она не двигалась, подобно статуе, затем на побледневшем, как бумага, лице появился легкий румянец, а в глазах мелькнули прежние задорные искорки. Почувствовав облегчение, он пошел за чашкой чая, а когда вернулся, то увидел, что Миген протянула руки к огню и уже совсем весело улыбается.
— Спасибо Кевин, — сказала она, беря слегка дрожащими пальцами чашку. — Простите, не знаю, что со мной сталось.
Внезапно я почувствовала жуткий холод…
У Брауна хватило разума не упоминать больше о дневной прогулке верхом и не обсуждать, имело ли это отношение к странному поведению Миген. Кевин увел ее в уголок столовой для слуг, и Они уселись там в стоящие напротив друг друга в резные деревянные кресла.
— Ну и… — начал он с деланной веселостью. — Я хочу знать, просили ли вы выходной. Я уж не спрашиваю, как это Смит разрешила вам улизнуть!
— Ну что же… — засмеялась Миген.
— Ага! Я так и думал, что вы с ней это не обсуждали. Вы же распоряжаетесь своим временем сами. Ведь ваша госпожа приходит и уходит, когда ей заблагорассудится, — на балы, к портным и модисткам, в театр… Мне в таком случае пришлось бы солгать. Я же только кучер! А вы заслуживаете хоть чуточку отдыха от работы. Я узнал, что завтра во второй половине дня будет званый прием у мэра Пауэла и поэтому Бингхэмы и мисс Уэйд уйдут из дома. Поскольку прием состоится в соседнем здании, мне не надо везти их туда, и у меня выдается свободное время. Я буду рад, если вы проведете этот вечер со мной.
Миген размышляла над тем, что сегодня вечером Лайон будет с Присциллой в театре, завтра — у Пауэла! «А я, — сокрушалась она, — останусь дома с вывихнутой лодыжкой и ощущением одиночества и боли…»
— Что вы имеете в виду? — спросила она Брауна.
Тот улыбнулся, будучи совершенно уверенным в своем обаянии:
— Поскольку вы новичок в нашем городе, я думаю, что вам было бы интересно посмотреть музей Пила. Вы что-нибудь слышали о нем?
Миген посмотрела на Брауна с пренебрежением:
— Мы, виргинцы, не такие уж невежды. Я не только Слышала о нем, но случайно знаю, что генерал Вашингтон послал мистеру Пилу, этому борцу за независимость, французских фазанов, которые он получил от маркиза Лафайета, тоже сражавшегося за независимость в звании американского генерала. А эти фазаны, кстати, передохли один за другим.
Она говорила не просто самодовольно, но с явным налетом этакого снобизма. И это было то, чего Браун не выносил у своей ровни. Его улыбка погасла, а Миген стала ненавистна самой себе. «Я сейчас напоминаю Энн Бингхэм», — подумала она.
Брауна, как и Лайона, интересовало, что же на самом деле представляет собой Миген. Он наклонился к девушке, внимательно посмотрел ей в глаза и тихо рассмеялся:
— Вы уверены в том, что вы горничная при леди? Больше похоже на то, что вы леди по отношению ко мне.
— О, Кевин, простите меня… — — Но, тут же, услышав с улицы колокольный перезвон, спросила:
— Что это такое?
— Это «колокола сливочного масла». Они звонят вечерами накануне перед открытием рынков.. Дважды в неделю… Ах, Миген, филадельфийский рынок — это, надо сказать, зрелище!
— О, я совсем забыла, что завтра утром должна идти на рынок вместе со Смит и Брэмбл!
— Тогда вам надо лечь пораньше, — рассмеялся Браун. — В эти дни Брэмбл поднимается до пяти утра, ведь ларьки открываются перед рассветом.
Миген застонала:
— В таком случае мне лучше пойти в спальню мисс Уэйд. Я должна проветрить вечернее платье, она рассчитывает, что я начну помогать ей наряжаться.
— Подождите! — Браун положил ей руку на плечо. — Лучше я, спрошу вас о главном. Мне доставит огромную радость, если вы пообещаете завтра во второй половине дня пойти со мной в музей Пила — художника, политика и ученого.
Это по-настоящему интереснейшее место. В нем полно скелетов и чучел животных самых различных видов. Там выставлена даже восковая фигура самого Пила. Ну, что вы ответите на мое приглашение?
Его искренность заставила Миген улыбнуться.
— Я бы хотела принять ваше предложение, и сделать его с вашей стороны было весьма любезно… Но я не знаю, разрешат ли мне.
Браун фыркнул:
— Я решусь пойти настолько далеко, что скажу: я полагаю, вам разрешат чуть ли не все, что вы попросите. Ведь мистер Бингхэм строго приказал обращаться с вами предупредительно. — Браун внимательно наблюдал за Миген, и поверил в ее искреннее удивление.
— Что вы имеете в виду?
— По правде говоря, я надеялся, что это объясните мне именно вы! Больше мне ничего не известно. Мистер Бингхэм без обиняков предупредил, мол, никто не должен нахально ухаживать за вами или плохо с вами обращаться. Такое предупреждение в отношении любой служанки и горничной показалось странным. Ни об одной мистер Бингхэм этакого никогда не говорил.
— Но я, по сути, даже не знаю этого человека! Он почти не разговаривал со мной!
— Может быть, в этом замешан капитан Хэмпшир? ; — после некоторой паузы предположил Браун.
Миген побледнела и быстро опустила глаза, внимательно рассматривая вязаный ковер на дубовом полу. Когда она подняла голову и встретила пронизывающий взгляд Брауна, к ее щекам предательски прилила кровь.
— Эта мысль кажется мне еще абсурднее, — решительно возразила она. — Я склонна допустить, что произошла какая-то ошибка.
— Возможно, — согласился, широко ухмыльнувшись, Браун и тем самым разрядил обстановку. — Но ошибка или нет, а я все равно держу пари, что если вы попросите, то свободный вечер вам предоставят. Подождите только момента, когда сможете обратиться с такой просьбой к самому мистеру Бингхэму.
— Ну хорошо, — заметила рассеянно Миген. Больше всего ее озадачило то. Что Лайон поступил так, когда она только приехала сюда и считала их отношения лишь дружески-деловыми.
— Кевин, не напрашиваетесь ли вы на неприятности, пытаясь стать моим другом?
Он весело рассмеялся:
— Надеюсь, очаровательная, что пока я в безопасности. И разве я повинен в «нахальном ухаживании» или в «плохом обращении» с вами?
Миген ответила на его ухмылку улыбкой, как она считала, ироничной, поскольку единственным человеком, повинным в этих проступках, был Лайон.
Браун поднес ее руку к своим губам, и она не воспротивилась. Но потом из коридора раздался смех, и ее лицо и сердце словно закоченели. Смех Лайона звучал необычайно счастливо.
К горлу неожиданно подступила тошнота, и кожу болезненно стал покалывать озноб, охвативший все тело. Это ощущение быстро прошло, а Браун все еще держал ее руку.
Миген подумала о том; что прикосновение этого мужчины не пробуждало в ней ни Огня, ни волшебного трепета…
Глава 14
На рассвете Брэмбл, Смит и Миген отправились пешком на рынок, что на Хай-стрит. Их сопровождал мальчик-конюх, толкавший тележку для покупок. Брэмбл сразу же задала быстрый темп.
Небо на западе все еще сохраняло полуночную синеву, но они шли навстречу рассвету, и открывшийся вид стоил того, чтобы им любоваться. Миген видела отражение розовеющего неба ,в широком устье Делавэр, в водах которой отражалось робко встающее солнце. Воздух был прохладным и нежным, и Миген, глубоко вздохнув, почувствовала его целительную силу.
Заспанные женщины спешили в надежде совершить свои покупки на рынке первыми. Широкую улицу заполонили лошади и повозки, многие фуры были загружены животными и товарами.
Небо на западе все еще сохраняло полуночную синеву, но они шли навстречу рассвету, и открывшийся вид стоил того, чтобы им любоваться. Миген видела отражение розовеющего неба ,в широком устье Делавэр, в водах которой отражалось робко встающее солнце. Воздух был прохладным и нежным, и Миген, глубоко вздохнув, почувствовала его целительную силу.
Заспанные женщины спешили в надежде совершить свои покупки на рынке первыми. Широкую улицу заполонили лошади и повозки, многие фуры были загружены животными и товарами.