Страница:
По мере того как русские успешно наносили удары, вклиниваясь в оборону и тесня немецкие соединения, беспокойство среди немецкого командного состава стало усиливаться{306}. Для того чтобы поднять настроение в войсках, главнокомандующий сухопутными силами 10 декабря послал телеграмму, в которой сообщил, что ему, а также верховному главнокомандующему хорошо известно о тяжелой обстановке на фронте, что принимаются все необходимые меры для улучшения положения и что он по-прежнему верит в немецкого солдата и в его волю к победе. В связи с усилившимися разногласиями с командованием группы армий "Центр" и угрозами Гудериана и Клюге немедленно поехать к Гитлеру или же телеграфировать ему, если главнокомандующий сухопутными силами не появится сам на фронте, Браухич был вынужден 13 декабря вылететь в Смоленск.
Бок сообщил ему, что его войска находятся на пределе возможностей и он не может больше делать какие-либо предложения в отношении дальнейшего руководства операциями, так как вопрос, который надлежит сейчас решить, выходит за рамки военной сферы. Касаясь вопроса о том, должна ли группа армий пробиваться дальше вперед или же ей следует отходить, он заметил, что в первом случае ей грозит разгром, а во втором ей не обойтись без значительных потерь, особенно в технике. Сам Бок настаивал на том, чтобы отвести войска, и рекомендовал немедленно отдать соответствующий приказ, чтобы соединения могли лучше подготовиться. Одновременно Бок попросил, чтобы Браухич подумал о его замене, так как он, Бок, физически очень сдал.
После совещания 14 декабря с Клюге и Гудерианом, которые прибыли в Рославлъ из своих главных квартир в Малоярославце и Орле, Браухич пришел к убеждению, что единственное спасение группы армий состоит в том, чтобы отойти на предложенный командованием тыловой рубеж Курск, Орел, Медынь, Гжатск, Ржев, Волжское водохранилище. Но решение по этому вопросу Браухич сам принять не осмелился, и тогда адъютант сухопутных войск при фюрере и верховном главнокомандующем вооруженных сил полковник Рудольф Шмундт, которого Гитлер тоже послал в Смоленск, позвонил по телефону Йодлю и попросил его посодействовать в том, чтобы Гитлер дал разрешение на отход. Именно тогда Гитлер разрешил "выравнять слишком выступившие вперед углы в районе Клина и Калинина... а также отвести группу Гудериана, а в остальном ничего не сдавать, пока на тыловых рубежах не будет подготовлено самое необходимое".
С облегчением командование группы армий отдало приказ о подготовке к отходу. Кроме того, Бок обсудил с главнокомандующим сухопутными силами и Шмундтом вопрос о необходимости наметить и оборудовать дальнейший рубеж на таком расстоянии, чтобы он при любых обстоятельствах мог быть вовремя занят вновь подтянутой из тыла сильной группой, которая должна создать заслон противнику, если ему удастся прорвать оборону группы армий. Бок, по-видимому, уже опасался, что решение об отходе принято слишком поздно и что оно не может больше отвечать требованиям обстановки. 15 декабря Хойзингер вновь сообщил
командованию группы армий, что Гитлер дал свободу действий в отношении отхода на рубеж Курск, Орел, Гжатск, Ржев. Это сообщение, переданное около полудня, уже во второй половине дня было опровергнуто. Гальдер уведомил Бока, что Гитлер примет окончательное решение по этому вопросу только 16 декабря. Командующему группой армий было непонятно, как при такой сложной обстановке можно терять столько времени и не принимать немедленно решений, когда положение ухудшается.
Тем более непонятным был приказ Гитлера, переданный командованию группы армий 16 декабря и запрещавший отход крупных соединений сухопутной армии на больших пространствах{307}. Группе армий ставилась задача, стянув все резервы, ликвидировать прорывы и удерживать линию обороны{308}. Бок немедленно обратился к Гальдеру с просьбой доложить Гитлеру, что "у него резервов нет, нет ни единого человека". До 14 декабря, несмотря на все угрожающие сообщения, Гитлер не считал обстановку на фронте настолько серьезной, чтобы пересматривать свои дальнейшие планы. Он хотел продолжать перестройку сил на Западе, но не мог рассчитывать на крупные резервы в самой Германии, так как там были затруднения с рабочей силой. Гитлер не отказался еще от мысли оттянуть зимой с фронта подвижные соединения и часть пехотных дивизий, чтобы перебросить их на Запад для пополнения. На запрос военного руководства Восточного фронта о необходимости переброски подкреплений Гитлер ответил: "Я не могу всех отправить на зимнюю стужу только потому, что на фронте группы армий имеется несколько прорывов".
При этом можно предположить, что фюрер в должной мере не был информирован о действительно угрожающем положении на фронте. Впрочем, главнокомандование сухопутных сил на вопросы Бока постоянно утверждало, что Гитлеру хорошо известно обо всем. Напряженные отношения, сложившиеся между Гитлером и ОКХ с августа и обострившиеся к началу декабря, а также состояние здоровья главнокомандующего сухопутными силами, у которого началось сердечное заболевание, послужили причиной тому, что главнокомандование сухопутных сил всячески старалось избегать столкновений с Гитлером{309}.
В военном дневнике Гальдера отражаются все более обостряющиеся отношения между Гитлером и ОКХ. Свидетельством этого является запись от 7 декабря: "События этого дня опять ужасающи и постыдны. Фюрер, не замечая главнокомандующего сухопутными силами, сам сносится с командующими группами армий. Самым ужасным является то, что верховное главнокомандование не понимает состояния наших войск..."
Это, между прочим, проявилось в том, что не Браухич, а Шмундт запросил 14 декабря Гитлера, можно ли отвести войска. Как сообщил Боку Шмундт, главнокомандующий сухопутными силами после своего посещения группы армий "Центр" не передал Гитлеру содержания донесения Бока.
Принципиальную роль сыграл и тот факт, что Гитлер не доверял сообщениям ОКХ и считал их преувеличенными. На совещании 6 декабря он заявил, что сообщаемые главнокомандованием сухопутных сил цифровые данные ничего не доказывают и что, даже если вооруженные силы потеряли 25% своего боевого состава, все равно "русские, несмотря на свое трехкратное преимущество в новых формированиях, понесли значительно большие потери в боевом составе. И если наши дивизии удерживают участки в 30 км по фронту, то это свидетельствует о недостаточной силе противника".
Гитлера вряд ли можно было убедить в необходимости подтянуть на фронт резервы или сократить линию фронта. Поэтому он послал на фронт одновременно с Браухичем Шмундта, чтобы получить от него достоверную информацию. Только тогда, когда главнокомандующий сухопутными силами и Шмундт в один голос заявили о катастрофическом положении группы армий "Центр" и Браухич, совершенно подавленный, вынужден был признаться, что у него нет никакого выхода, чтобы вывести армию из тяжелого положения, Гитлер пришел к выводу, что следует немедленно принять меры. Получив 14 декабря во второй половине дня донесение от Шмундта, он в ночь на 15 декабря вызвал к себе командующего армией резерва генерал-полковника Фрица Фромма, чтобы выяснить, нельзя ли высвободить из армии резерва какое-то количество сил для переброски на фронт. Фромм сообщил ему, что он может в кратчайший срок сформировать из армии резерва четыре с половиной дивизии. Но при этом он указал на трудности, которые будут связаны с формированием этих дивизий из состава всех военных округов. Тем не менее Гитлер отдал приказ о немедленном формировании этих соединений и о выяснении, насколько быстро может быть осуществлена их переброска на Восток. Помимо этого 15 декабря он приказал перебросить с Запада на Восточный фронт пять дивизий, причем три из них предназначались для группы армий "Центр". Но эти соединения не могли пока считаться полноценными, так как в целях ускорения переброски их на фронт в первую очередь должны были быть отправлены "пехотные стрелки", сведенные в маршевые батальоны.
Гитлер требовал, в частности: "На передовые позиции должна быть направлена пехота с легким оружием и противотанковыми пушками и саперными средствами, а также, возможно, и один артиллерийский дивизион. На 8 - 10 дней обеспечить консервами, спиртом, шоколадом"{310}.
Далее он дал указание в самой Германии мобилизовать всех, кто "способен строить, нести охранную службу или участвовать в боях и не занят в жизненно важных отраслях производства. Их следует на месте обеспечить обмундированием и подготовить к отправке".
Командующему армией резерва Гитлер приказал кроме намеченных уже четырех дивизий сформировать возможно большее количество истребительных команд силой до батальона, снабдив их лыжами и санями. Был также отдан приказ немедленно выделить 8-му авиационному корпусу четыре бомбардировочные авиагруппы, одну авиагруппу ночных истребителей-бомбардировщиков, а также пять транспортных авиагрупп, в том числе четыре транспортные авиагруппы и три бомбардировочные авиагруппы из новых формирований. С помощью транспортных авиагрупп Гитлер планировал немедленно перебросить в группу армий "Центр" некоторую часть "пехотных стрелков", а главным образом дислоцировавшийся в Кракове 4-й полк СС.
Вынужденный признать, что, если не подтянуть крупные резервы, Восточный фронт рухнет, Гитлер начал в срочном порядке переброску соединений в Россию. Но для этого, как он считал, необходимо было удержать фронт. Свои соображения по этому поводу он высказал в беседе с Боком.
Разговор Гитлера с Боком состоялся после того, как Бок, основательно поспорив с Гальдером и Шмундтом, попросил обратить внимание Гитлера на то, что верховное командование играет ва-банк и что он готов при таких обстоятельствах оставить свой пост, если Гитлер полагает, что требуется замена (свежая сила). Взвешивая доводы "за" и "против" решений удерживать фронт или отвести войска, Гитлер пришел к убеждению, что в сложившейся обстановке не имеет смысла отходить на неподготовленную позицию, которая не может быть должным образом оборудована в такие короткие сроки, тем более что несколько дней спустя можно оказаться в подобном же положении, но без тяжелого оружия и артиллерии, и что есть только одно решение, оно таково: "ни шагу назад, залатать бреши и держаться".
На замечание Бока о том, что до прибытия подкреплений на том или ином участке фронта может ежечасно возникнуть угроза нового прорыва, Гитлер ответил: "Тогда я должен буду это принять во внимание"{311}.
Чтобы придать своим словам еще большую значимость, он в этот же день, 16 декабря, отдал приказ "удерживать фронт до последнего солдата... Командующим, командирам и офицерам, лично воздействуя на войска, сделать все возможное, чтобы заставить их удерживать свои позиции и оказывать фанатически упорное сопротивление противнику, прорвавшемуся на флангах и в тыл. Только подобного рода тактикой можно выиграть время, которое необходимо для переброски подкреплений из Германии и с Западного фронта, о чем я уже отдал приказ. Только когда резервы прибудут на отсечные позиции, можно будет подумать об отходе на эти рубежи".
Этот приказ Гитлера держаться вызвал оживленную дискуссию как в тот период среди командиров войсковых частей и соединений, так и впоследствии среди историков. Одни утверждали, что Восточный фронт в середине декабря стабилизовался исключительно благодаря этому приказу Гитлера и что сухопутная армия в России была спасена только благодаря воле фюрера. Его решительное вмешательство якобы укрепило моральный дух отступавших немецких дивизий и способствовало тому, что планы русского командования окружить всю группу армий "Центр" и уничтожить ее были сорваны{312}. Другие бросали Гитлеру упрек в том, что именно его приказ "вцепиться в землю и удерживать каждую ее пядь" стоил громадных потерь в людях и технике. Он парализовал фронт и низвел немецких командиров сухопутных соединений до роли простых исполнителей его воли. Принятие собственных решений им больше не было дозволено, даже батальоны в
конечном счете управлялись непосредственно Гитлером{313}.
Решение командира дивизии сократить линию фронта в связи с требованием обстановки должно было визироваться чуть ли не пятью инстанциями и в конце концов отклонялось. В результате приходилось занимать тактически невыгодные, выдвинутые вперед позиции, которые едва можно было прикрыть. А ведь командованию следовало бы выровнять фронт, чтобы сэкономить силы и чтобы отражать удары русских на максимально благоприятных рубежах обороны.
Оценив все эти обстоятельства, можно констатировать следующее: когда Гитлер принял решение о безусловной необходимости удерживать дотигнутые рубежи, он выбрал для себя единственно возможный путь из тех, которые вообще были хоть сколько-нибудь приемлемы в подобной ситуации.
Отход был связан с потерей тяжелого оружия. На расположенных в тылу необорудованных и неподготовленных позициях немецкие войска наверняка не смогли бы задержать наступление русских, тем более что в армии появились признаки разложения, в значительной мере напоминавшие отступление "великой армии" Наполеона в 1812 году. Такому отходу можно было воспрепятствовать только решительными, суровыми мерами. Так как Бок и подчиненные ему командиры соединений видели единственный путь спасения в удержании занимаемых позиций и в немедленном подтягивании на фронт резервов, то решение Гитлера полностью совпадало с решением фронтового командования. Поэтому утверждение, что приказ Гитлера в первую очередь способствовал спасению Восточного фронта, само по себе правильно.
Но негативной стороной этого приказа Гитлера было то, что он лишал командование войсками инициативы на фронте. Когда Гитлер отдал свой приказ, то фронт группы армий был в нескольких местах прорван, войска уже отходили и заняли рубежи, непригодные для обороны. После поступления приказа прекратить отход и обороняться на занимаемых в данный момент позициях линия фронта, и без того чрезмерно вытянутая, еще более удлинилась. При этом следует принять во внимание, что в принципе сама по себе правильная мысль удерживать достигнутые рубежи до тех пор, пока не будут подтянуты резервы, страдала изъяном в том отношении, что положение с транспортом не позволяло немедленно перебросить эти резервы на фронт. Таким образом, нужно было бы решиться вести подвижную оборону и занять выгодный с точки зрения условий местности оборонительный рубеж. Но из-за приказов Гитлера, в которых после 16 декабря все больше звучали призывы к фанатическому сопротивлению, русским соединениям удавалось все чаще прорывать фронт обороны группы армий "Центр". Группа армий "Центр" больше не могла вести осмысленную подвижную оборону, так как Гитлеру приходилось на всех участках фронта заниматься своего рода латанием дыр, что в перспективе ие могло дать никакого успеха. Поэтому причину больших потерь группы армий "Центр" и дальнейших успехов Красной Армии не в последнюю очередь следует искать в его приказе о безусловном удержании позиций.
Неудивительно, что командующие армиями и танковыми группами, а также командиры подчиненных им частей отклонили выдвинутый Гитлером новый курс, считая его неосуществимым и губительным для их соединений.
Когда в связи с приказом Гитлера Бок заявил о том, что любой отход частей производится с разрешения командующих армиями, любой отход соединений, начиная с дивизии и выше,- с его личного разрешения, командующие армиями подняли голоса протеста. Гёпнер сообщил, что он не может больше удерживать свой участок фронта, так как не располагает резервами. "Требуемое от нас сопротивление ведет к гибели беззащитных войск".
В подобных же выражениях против этого приказа держаться высказывались и командующие 2-й и 9-й армиями, отмечая, что в конечном счете это только приведет к уничтожению армий. Гудериан в конце концов вообще отказался передавать дальше в войска этот приказ. "Приказ фюрера о боевом использовании войск без остатка я пока еще не передал... Положение теперь настолько серьезно, что не каждый может себе это представить... Я готов эти приказы принять и подшить в дело... Дальше я их не передам, даже если мне будет грозить опасность предстать перед военным судом..." - заявил Гудериан.
Отдав в ночь с 15 на 16 декабря приказ об удержании линии фронта и обсудив затем 16 декабря с руководством ОКХ складывающуюся обстановку и связанные с этим необходимые меры, Гитлер пришел к убеждению, что Браухич не способен больше руководить сухопутными силами. По словам Кейтеля, Гитлер снял Браухича за то, что последний одобрил планомерное отступление и неправильно оценил мощь немецкой армии.
Гитлер приказал известить командование группы армий о том, что с этого момента он полностью освобождает главнокомандующего сухопутными силами от его обязанностей и что в течение этого времени непосредственную связь с группой армий "Центр" будет осуществлять полковник Шмундт. Таким образом, после событий 14 - 16 декабря Гитлер решил практически сам стать во главе ОКХ и лично осуществлять руководство всеми мероприятиями по спасению Восточного фронта.
Если учесть состояние здоровья главнокомандующего сухопутными силами, который оценивал обстановку и принимал решения только на основании телефонных переговоров с командующими, то Гитлер явно поступил правильно, освободив от обязанностей этого больного, неспособного к принятию решений человека. Однако тот факт, что он сам занял этот пост, вряд ли можно оценить положительно. Решение сменить Браухича возникло у Гитлера не под влиянием перемены в настроении, оно подготавливалось давно. Гитлер искал лишь подходящий случай, который и представился ему в середине декабря. Йодль еще раньше в своем ответе Лосбергу, внесшему предложение поручить стратегическое руководство войной Манштейну, указал, что проблема командования уже решена фюрером в другом направлении.
Официальный акт принятия на себя командования сухопутными силами 19 декабря явился лишь подтверждением и доведением до общего сведения того, что фактически уже произошло.
После двукратного заявления Бока о том, что он нездоров и не возражал бы против его замены, Гитлер склонился к тому, что Бок больше не сможет с достаточной энергией управлять группой армий. Через уже отстраненного от дел Браухича он передал Боку, что тот должен подать рапорт об отпуске для восстановления здоровья.
Бок сразу же после этого разговора с главнокомандующим сухопутными силами позвонил 17 декабря по телефрну Шмундту и спросил его, не истолкует ли это фюрер как уклонение от дел в тяжелый для армии час. Шмундт успокоил Бока и заверил командующего группой армий "Центр", что Гитлер ни в чем его не упрекнет и примет рапорт о болезни. Однако факт остается фактом: Гитлер, приняв решение любой ценой удержать фронт, 16 декабря пришел к выводу о необходимости заменить на посту как Браухича, так и Бока, которые были, по его мнению, не способны больше преодолеть кризисную обстановку. Бок вскоре сам подтвердил Гитлеру, что считает принятые по отношению к нему меры совершенно правильными. Явившись 22 декабря в ставку фюрера, он сказал Гитлеру: "Русская болезнь" в сочетании с известным перенапряжением настолько подорвали мое здоровье, что я должен был опасаться, смогу ли осуществлять руководство".
Гитлер в ответ на это заметил, что снова использует его, как только тот поправит здоровье.
Когда Бок 25 декабря узнал, что на его место назначается Клюге, то он позвонил в главное управление кадров, где ему ответили: "В сложившихся тяжелых условиях фюрер считает целесообразным произвести новые изменения в командовании группы армий. Вы переходите в резерв фюрера"{314}.
Новый командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Клюге сохранял за собой и пост командующего 4-й армией{315}.
К тому моменту, когда Клюге сменил Бока, положение 4-й армии было чрезвычайно тяжелым. С 17 декабря 49-я армия русских, которая вела наступление против 13-го армейского корпуса по обе стороны реки Протва, а также в районе Алексина, глубоко вклинилась в оборону немецких войск. После двух дней наступления русских командование 4-й армии не сомневалось в том, что ее правый фланг постепенно будет оттеснен еще дальше и связь с южной группировкой прекратится{316}. Кроме того, сосед справа, 2-я танковая армия, связь с которой прервалась, был вынужден отойти дальше в западном направлении. После совещания с командирами корпусов Гудериан 17 декабря доложил, что, поскольку в дивизиях насчитывается чуть более одной трети боевого состава, невозможно удержать рубеж перед реками Ока и Зуша. Поэтому Гудериан намеревался отвести свои соединения за эти реки и закрепиться на выгодном для обороны рубеже и там ждать подкреплений. Но этот отход противоречил приказу Гитлера держаться.
Однако Гитлеру все еще представлялся такой немецкий солдат, который, как в начале русского похода, готов был сражаться и жертвовать собой, то есть такой солдат, которого в середине декабря можно было встретить все реже и реже.
Мессершмитт справедливо указывал на то, что Гитлер с помощью строгого приказа "ни шагу назад" намеревался в условиях наступившего кризиса привить войскам чувство собственного превосходства. Об этом он еще раз напомнил, когда удалось остановить прорвавшиеся русские войска.
После совещания с командующими армиями и танковыми группами командование группы армий 19 декабря констатировало: "Неудачи можно объяснить следующими причинами: до предела снизившимся уровнем физического и морального состояния войск, боязнью солдат попасть к русским в плен, сильно сократившимся боевым составом соединений, недостатком горючего, напряженным положением со снабжением и плохим состоянием конского состава. Сюда же примешивается чувство беззащитности перед тяжелыми русскими танками... Благодаря этому русским удается, вводя в бой на удивление громадные массы людей и неся подчас чрезвычайно большие потери, просочиться через наши слабо прикрытые позиции. Русские прорываются в образовавшиеся вследствие растянутости фронта дивизий бреши, наносят кавалерийскими и мотосоединениями удары в тыл и во фланги наших малочисленных и потрепанных войск и сеют панику. Наступательный дух русских невысок, так что можно было бы отражать атаки противника и вести активную оборону, если бы в наших войсках был нормальный боевой дух и была бы возможность направить им небольшие подкрепления".
Поскольку Гитлер не хотел считаться с создавшейся обстановкой, то Клюге, чтобы обрисовать действительное положение дел на фронте, решил послать в ставку фюрера Гудериана, которого Гитлер высоко ценил.
Гудериан немедленно дал свое согласие, сознавая, что, если пытаться и дальше удерживать занимаемые позиции, его группа просуществует недолго. 20 декабря в течение пятичасовой беседы командующий 2-й танковой армией пытался уговорить Гитлера отменить свой строгий приказ держаться, так как для 2-й танковой армии он практически был невыполним. Группа Гудериана могла более или менее успешно противостоять наступающим силам противника только на рубеже Ока, Зуша. Но Гитлер не поверил ни Гудериану, нарисовавшему тяжелую картину, ни Клюге, звонившему ему по этому поводу по телефону. Он считал все это преувеличением. "Вы видите события со слишком близких дистанций,- сказал он командующему 2-й танковой армией. - Вам бы следовало отойти немного подальше. Поверьте мне, издали можно лучше судить о вещах".
Он указал далее, что русское командование бросает в бой последние, плохо обученные резервы и что поэтому необходимо, чтобы натиск численно превосходящего по силам противника разбился, натолкнувшись на упорную оборону{317}. Поэтому группа Гудериана получила приказ любой ценой удерживать рубеж, достигнутый 19 декабря, и не уступать ни одного квадратного километра.
Пока велись эти переговоры, на левом фланге и на восточном участке фронта 2-й танковой армии русские наносили новые удары, вынудившие армию отойти. Когда Клюге узнал об отходе, он отдал приказ любой ценой удерживать вновь занятые позиции. Исходя из ранее представленного доклада Гудериана о подготовке промежуточного рубежа на Оке, а также из донесения о том, что в Орле создана оборонительная зона, Клюге пришел 20 декабря к убеждению, что все эти мероприятия направлены на то, чтобы отвести войска за Оку, что противоречит приказу фюрера и повлечет за собой отход на всем фронте. Клюге сказал Гальдеру, что у Гудериана, по-видимому, расшатались нервы и нужно сделать все возможное, чтобы Гитлер лично запретил Гудериану отходить до реки Ока. При этом, однако, он сделал оговорку, что, с другой стороны, Гитлер должен понять, что требование любой ценой держаться не может полностью относиться ко 2-й танковой и 2-й общевойсковой армиям, так как силы их для этого слишком малы. Позиция Клюге была противоречивой. В то время как, с одной стороны, он с помощью Гудериана пытался побудить Гитлера отказаться от своего приказа "ни шагу назад", с другой стороны, он стремился с помощью Гитлера заставить Гудериана прекратить отход.
Бок сообщил ему, что его войска находятся на пределе возможностей и он не может больше делать какие-либо предложения в отношении дальнейшего руководства операциями, так как вопрос, который надлежит сейчас решить, выходит за рамки военной сферы. Касаясь вопроса о том, должна ли группа армий пробиваться дальше вперед или же ей следует отходить, он заметил, что в первом случае ей грозит разгром, а во втором ей не обойтись без значительных потерь, особенно в технике. Сам Бок настаивал на том, чтобы отвести войска, и рекомендовал немедленно отдать соответствующий приказ, чтобы соединения могли лучше подготовиться. Одновременно Бок попросил, чтобы Браухич подумал о его замене, так как он, Бок, физически очень сдал.
После совещания 14 декабря с Клюге и Гудерианом, которые прибыли в Рославлъ из своих главных квартир в Малоярославце и Орле, Браухич пришел к убеждению, что единственное спасение группы армий состоит в том, чтобы отойти на предложенный командованием тыловой рубеж Курск, Орел, Медынь, Гжатск, Ржев, Волжское водохранилище. Но решение по этому вопросу Браухич сам принять не осмелился, и тогда адъютант сухопутных войск при фюрере и верховном главнокомандующем вооруженных сил полковник Рудольф Шмундт, которого Гитлер тоже послал в Смоленск, позвонил по телефону Йодлю и попросил его посодействовать в том, чтобы Гитлер дал разрешение на отход. Именно тогда Гитлер разрешил "выравнять слишком выступившие вперед углы в районе Клина и Калинина... а также отвести группу Гудериана, а в остальном ничего не сдавать, пока на тыловых рубежах не будет подготовлено самое необходимое".
С облегчением командование группы армий отдало приказ о подготовке к отходу. Кроме того, Бок обсудил с главнокомандующим сухопутными силами и Шмундтом вопрос о необходимости наметить и оборудовать дальнейший рубеж на таком расстоянии, чтобы он при любых обстоятельствах мог быть вовремя занят вновь подтянутой из тыла сильной группой, которая должна создать заслон противнику, если ему удастся прорвать оборону группы армий. Бок, по-видимому, уже опасался, что решение об отходе принято слишком поздно и что оно не может больше отвечать требованиям обстановки. 15 декабря Хойзингер вновь сообщил
командованию группы армий, что Гитлер дал свободу действий в отношении отхода на рубеж Курск, Орел, Гжатск, Ржев. Это сообщение, переданное около полудня, уже во второй половине дня было опровергнуто. Гальдер уведомил Бока, что Гитлер примет окончательное решение по этому вопросу только 16 декабря. Командующему группой армий было непонятно, как при такой сложной обстановке можно терять столько времени и не принимать немедленно решений, когда положение ухудшается.
Тем более непонятным был приказ Гитлера, переданный командованию группы армий 16 декабря и запрещавший отход крупных соединений сухопутной армии на больших пространствах{307}. Группе армий ставилась задача, стянув все резервы, ликвидировать прорывы и удерживать линию обороны{308}. Бок немедленно обратился к Гальдеру с просьбой доложить Гитлеру, что "у него резервов нет, нет ни единого человека". До 14 декабря, несмотря на все угрожающие сообщения, Гитлер не считал обстановку на фронте настолько серьезной, чтобы пересматривать свои дальнейшие планы. Он хотел продолжать перестройку сил на Западе, но не мог рассчитывать на крупные резервы в самой Германии, так как там были затруднения с рабочей силой. Гитлер не отказался еще от мысли оттянуть зимой с фронта подвижные соединения и часть пехотных дивизий, чтобы перебросить их на Запад для пополнения. На запрос военного руководства Восточного фронта о необходимости переброски подкреплений Гитлер ответил: "Я не могу всех отправить на зимнюю стужу только потому, что на фронте группы армий имеется несколько прорывов".
При этом можно предположить, что фюрер в должной мере не был информирован о действительно угрожающем положении на фронте. Впрочем, главнокомандование сухопутных сил на вопросы Бока постоянно утверждало, что Гитлеру хорошо известно обо всем. Напряженные отношения, сложившиеся между Гитлером и ОКХ с августа и обострившиеся к началу декабря, а также состояние здоровья главнокомандующего сухопутными силами, у которого началось сердечное заболевание, послужили причиной тому, что главнокомандование сухопутных сил всячески старалось избегать столкновений с Гитлером{309}.
В военном дневнике Гальдера отражаются все более обостряющиеся отношения между Гитлером и ОКХ. Свидетельством этого является запись от 7 декабря: "События этого дня опять ужасающи и постыдны. Фюрер, не замечая главнокомандующего сухопутными силами, сам сносится с командующими группами армий. Самым ужасным является то, что верховное главнокомандование не понимает состояния наших войск..."
Это, между прочим, проявилось в том, что не Браухич, а Шмундт запросил 14 декабря Гитлера, можно ли отвести войска. Как сообщил Боку Шмундт, главнокомандующий сухопутными силами после своего посещения группы армий "Центр" не передал Гитлеру содержания донесения Бока.
Принципиальную роль сыграл и тот факт, что Гитлер не доверял сообщениям ОКХ и считал их преувеличенными. На совещании 6 декабря он заявил, что сообщаемые главнокомандованием сухопутных сил цифровые данные ничего не доказывают и что, даже если вооруженные силы потеряли 25% своего боевого состава, все равно "русские, несмотря на свое трехкратное преимущество в новых формированиях, понесли значительно большие потери в боевом составе. И если наши дивизии удерживают участки в 30 км по фронту, то это свидетельствует о недостаточной силе противника".
Гитлера вряд ли можно было убедить в необходимости подтянуть на фронт резервы или сократить линию фронта. Поэтому он послал на фронт одновременно с Браухичем Шмундта, чтобы получить от него достоверную информацию. Только тогда, когда главнокомандующий сухопутными силами и Шмундт в один голос заявили о катастрофическом положении группы армий "Центр" и Браухич, совершенно подавленный, вынужден был признаться, что у него нет никакого выхода, чтобы вывести армию из тяжелого положения, Гитлер пришел к выводу, что следует немедленно принять меры. Получив 14 декабря во второй половине дня донесение от Шмундта, он в ночь на 15 декабря вызвал к себе командующего армией резерва генерал-полковника Фрица Фромма, чтобы выяснить, нельзя ли высвободить из армии резерва какое-то количество сил для переброски на фронт. Фромм сообщил ему, что он может в кратчайший срок сформировать из армии резерва четыре с половиной дивизии. Но при этом он указал на трудности, которые будут связаны с формированием этих дивизий из состава всех военных округов. Тем не менее Гитлер отдал приказ о немедленном формировании этих соединений и о выяснении, насколько быстро может быть осуществлена их переброска на Восток. Помимо этого 15 декабря он приказал перебросить с Запада на Восточный фронт пять дивизий, причем три из них предназначались для группы армий "Центр". Но эти соединения не могли пока считаться полноценными, так как в целях ускорения переброски их на фронт в первую очередь должны были быть отправлены "пехотные стрелки", сведенные в маршевые батальоны.
Гитлер требовал, в частности: "На передовые позиции должна быть направлена пехота с легким оружием и противотанковыми пушками и саперными средствами, а также, возможно, и один артиллерийский дивизион. На 8 - 10 дней обеспечить консервами, спиртом, шоколадом"{310}.
Далее он дал указание в самой Германии мобилизовать всех, кто "способен строить, нести охранную службу или участвовать в боях и не занят в жизненно важных отраслях производства. Их следует на месте обеспечить обмундированием и подготовить к отправке".
Командующему армией резерва Гитлер приказал кроме намеченных уже четырех дивизий сформировать возможно большее количество истребительных команд силой до батальона, снабдив их лыжами и санями. Был также отдан приказ немедленно выделить 8-му авиационному корпусу четыре бомбардировочные авиагруппы, одну авиагруппу ночных истребителей-бомбардировщиков, а также пять транспортных авиагрупп, в том числе четыре транспортные авиагруппы и три бомбардировочные авиагруппы из новых формирований. С помощью транспортных авиагрупп Гитлер планировал немедленно перебросить в группу армий "Центр" некоторую часть "пехотных стрелков", а главным образом дислоцировавшийся в Кракове 4-й полк СС.
Вынужденный признать, что, если не подтянуть крупные резервы, Восточный фронт рухнет, Гитлер начал в срочном порядке переброску соединений в Россию. Но для этого, как он считал, необходимо было удержать фронт. Свои соображения по этому поводу он высказал в беседе с Боком.
Разговор Гитлера с Боком состоялся после того, как Бок, основательно поспорив с Гальдером и Шмундтом, попросил обратить внимание Гитлера на то, что верховное командование играет ва-банк и что он готов при таких обстоятельствах оставить свой пост, если Гитлер полагает, что требуется замена (свежая сила). Взвешивая доводы "за" и "против" решений удерживать фронт или отвести войска, Гитлер пришел к убеждению, что в сложившейся обстановке не имеет смысла отходить на неподготовленную позицию, которая не может быть должным образом оборудована в такие короткие сроки, тем более что несколько дней спустя можно оказаться в подобном же положении, но без тяжелого оружия и артиллерии, и что есть только одно решение, оно таково: "ни шагу назад, залатать бреши и держаться".
На замечание Бока о том, что до прибытия подкреплений на том или ином участке фронта может ежечасно возникнуть угроза нового прорыва, Гитлер ответил: "Тогда я должен буду это принять во внимание"{311}.
Чтобы придать своим словам еще большую значимость, он в этот же день, 16 декабря, отдал приказ "удерживать фронт до последнего солдата... Командующим, командирам и офицерам, лично воздействуя на войска, сделать все возможное, чтобы заставить их удерживать свои позиции и оказывать фанатически упорное сопротивление противнику, прорвавшемуся на флангах и в тыл. Только подобного рода тактикой можно выиграть время, которое необходимо для переброски подкреплений из Германии и с Западного фронта, о чем я уже отдал приказ. Только когда резервы прибудут на отсечные позиции, можно будет подумать об отходе на эти рубежи".
Этот приказ Гитлера держаться вызвал оживленную дискуссию как в тот период среди командиров войсковых частей и соединений, так и впоследствии среди историков. Одни утверждали, что Восточный фронт в середине декабря стабилизовался исключительно благодаря этому приказу Гитлера и что сухопутная армия в России была спасена только благодаря воле фюрера. Его решительное вмешательство якобы укрепило моральный дух отступавших немецких дивизий и способствовало тому, что планы русского командования окружить всю группу армий "Центр" и уничтожить ее были сорваны{312}. Другие бросали Гитлеру упрек в том, что именно его приказ "вцепиться в землю и удерживать каждую ее пядь" стоил громадных потерь в людях и технике. Он парализовал фронт и низвел немецких командиров сухопутных соединений до роли простых исполнителей его воли. Принятие собственных решений им больше не было дозволено, даже батальоны в
конечном счете управлялись непосредственно Гитлером{313}.
Решение командира дивизии сократить линию фронта в связи с требованием обстановки должно было визироваться чуть ли не пятью инстанциями и в конце концов отклонялось. В результате приходилось занимать тактически невыгодные, выдвинутые вперед позиции, которые едва можно было прикрыть. А ведь командованию следовало бы выровнять фронт, чтобы сэкономить силы и чтобы отражать удары русских на максимально благоприятных рубежах обороны.
Оценив все эти обстоятельства, можно констатировать следующее: когда Гитлер принял решение о безусловной необходимости удерживать дотигнутые рубежи, он выбрал для себя единственно возможный путь из тех, которые вообще были хоть сколько-нибудь приемлемы в подобной ситуации.
Отход был связан с потерей тяжелого оружия. На расположенных в тылу необорудованных и неподготовленных позициях немецкие войска наверняка не смогли бы задержать наступление русских, тем более что в армии появились признаки разложения, в значительной мере напоминавшие отступление "великой армии" Наполеона в 1812 году. Такому отходу можно было воспрепятствовать только решительными, суровыми мерами. Так как Бок и подчиненные ему командиры соединений видели единственный путь спасения в удержании занимаемых позиций и в немедленном подтягивании на фронт резервов, то решение Гитлера полностью совпадало с решением фронтового командования. Поэтому утверждение, что приказ Гитлера в первую очередь способствовал спасению Восточного фронта, само по себе правильно.
Но негативной стороной этого приказа Гитлера было то, что он лишал командование войсками инициативы на фронте. Когда Гитлер отдал свой приказ, то фронт группы армий был в нескольких местах прорван, войска уже отходили и заняли рубежи, непригодные для обороны. После поступления приказа прекратить отход и обороняться на занимаемых в данный момент позициях линия фронта, и без того чрезмерно вытянутая, еще более удлинилась. При этом следует принять во внимание, что в принципе сама по себе правильная мысль удерживать достигнутые рубежи до тех пор, пока не будут подтянуты резервы, страдала изъяном в том отношении, что положение с транспортом не позволяло немедленно перебросить эти резервы на фронт. Таким образом, нужно было бы решиться вести подвижную оборону и занять выгодный с точки зрения условий местности оборонительный рубеж. Но из-за приказов Гитлера, в которых после 16 декабря все больше звучали призывы к фанатическому сопротивлению, русским соединениям удавалось все чаще прорывать фронт обороны группы армий "Центр". Группа армий "Центр" больше не могла вести осмысленную подвижную оборону, так как Гитлеру приходилось на всех участках фронта заниматься своего рода латанием дыр, что в перспективе ие могло дать никакого успеха. Поэтому причину больших потерь группы армий "Центр" и дальнейших успехов Красной Армии не в последнюю очередь следует искать в его приказе о безусловном удержании позиций.
Неудивительно, что командующие армиями и танковыми группами, а также командиры подчиненных им частей отклонили выдвинутый Гитлером новый курс, считая его неосуществимым и губительным для их соединений.
Когда в связи с приказом Гитлера Бок заявил о том, что любой отход частей производится с разрешения командующих армиями, любой отход соединений, начиная с дивизии и выше,- с его личного разрешения, командующие армиями подняли голоса протеста. Гёпнер сообщил, что он не может больше удерживать свой участок фронта, так как не располагает резервами. "Требуемое от нас сопротивление ведет к гибели беззащитных войск".
В подобных же выражениях против этого приказа держаться высказывались и командующие 2-й и 9-й армиями, отмечая, что в конечном счете это только приведет к уничтожению армий. Гудериан в конце концов вообще отказался передавать дальше в войска этот приказ. "Приказ фюрера о боевом использовании войск без остатка я пока еще не передал... Положение теперь настолько серьезно, что не каждый может себе это представить... Я готов эти приказы принять и подшить в дело... Дальше я их не передам, даже если мне будет грозить опасность предстать перед военным судом..." - заявил Гудериан.
Отдав в ночь с 15 на 16 декабря приказ об удержании линии фронта и обсудив затем 16 декабря с руководством ОКХ складывающуюся обстановку и связанные с этим необходимые меры, Гитлер пришел к убеждению, что Браухич не способен больше руководить сухопутными силами. По словам Кейтеля, Гитлер снял Браухича за то, что последний одобрил планомерное отступление и неправильно оценил мощь немецкой армии.
Гитлер приказал известить командование группы армий о том, что с этого момента он полностью освобождает главнокомандующего сухопутными силами от его обязанностей и что в течение этого времени непосредственную связь с группой армий "Центр" будет осуществлять полковник Шмундт. Таким образом, после событий 14 - 16 декабря Гитлер решил практически сам стать во главе ОКХ и лично осуществлять руководство всеми мероприятиями по спасению Восточного фронта.
Если учесть состояние здоровья главнокомандующего сухопутными силами, который оценивал обстановку и принимал решения только на основании телефонных переговоров с командующими, то Гитлер явно поступил правильно, освободив от обязанностей этого больного, неспособного к принятию решений человека. Однако тот факт, что он сам занял этот пост, вряд ли можно оценить положительно. Решение сменить Браухича возникло у Гитлера не под влиянием перемены в настроении, оно подготавливалось давно. Гитлер искал лишь подходящий случай, который и представился ему в середине декабря. Йодль еще раньше в своем ответе Лосбергу, внесшему предложение поручить стратегическое руководство войной Манштейну, указал, что проблема командования уже решена фюрером в другом направлении.
Официальный акт принятия на себя командования сухопутными силами 19 декабря явился лишь подтверждением и доведением до общего сведения того, что фактически уже произошло.
После двукратного заявления Бока о том, что он нездоров и не возражал бы против его замены, Гитлер склонился к тому, что Бок больше не сможет с достаточной энергией управлять группой армий. Через уже отстраненного от дел Браухича он передал Боку, что тот должен подать рапорт об отпуске для восстановления здоровья.
Бок сразу же после этого разговора с главнокомандующим сухопутными силами позвонил 17 декабря по телефрну Шмундту и спросил его, не истолкует ли это фюрер как уклонение от дел в тяжелый для армии час. Шмундт успокоил Бока и заверил командующего группой армий "Центр", что Гитлер ни в чем его не упрекнет и примет рапорт о болезни. Однако факт остается фактом: Гитлер, приняв решение любой ценой удержать фронт, 16 декабря пришел к выводу о необходимости заменить на посту как Браухича, так и Бока, которые были, по его мнению, не способны больше преодолеть кризисную обстановку. Бок вскоре сам подтвердил Гитлеру, что считает принятые по отношению к нему меры совершенно правильными. Явившись 22 декабря в ставку фюрера, он сказал Гитлеру: "Русская болезнь" в сочетании с известным перенапряжением настолько подорвали мое здоровье, что я должен был опасаться, смогу ли осуществлять руководство".
Гитлер в ответ на это заметил, что снова использует его, как только тот поправит здоровье.
Когда Бок 25 декабря узнал, что на его место назначается Клюге, то он позвонил в главное управление кадров, где ему ответили: "В сложившихся тяжелых условиях фюрер считает целесообразным произвести новые изменения в командовании группы армий. Вы переходите в резерв фюрера"{314}.
Новый командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Клюге сохранял за собой и пост командующего 4-й армией{315}.
К тому моменту, когда Клюге сменил Бока, положение 4-й армии было чрезвычайно тяжелым. С 17 декабря 49-я армия русских, которая вела наступление против 13-го армейского корпуса по обе стороны реки Протва, а также в районе Алексина, глубоко вклинилась в оборону немецких войск. После двух дней наступления русских командование 4-й армии не сомневалось в том, что ее правый фланг постепенно будет оттеснен еще дальше и связь с южной группировкой прекратится{316}. Кроме того, сосед справа, 2-я танковая армия, связь с которой прервалась, был вынужден отойти дальше в западном направлении. После совещания с командирами корпусов Гудериан 17 декабря доложил, что, поскольку в дивизиях насчитывается чуть более одной трети боевого состава, невозможно удержать рубеж перед реками Ока и Зуша. Поэтому Гудериан намеревался отвести свои соединения за эти реки и закрепиться на выгодном для обороны рубеже и там ждать подкреплений. Но этот отход противоречил приказу Гитлера держаться.
Однако Гитлеру все еще представлялся такой немецкий солдат, который, как в начале русского похода, готов был сражаться и жертвовать собой, то есть такой солдат, которого в середине декабря можно было встретить все реже и реже.
Мессершмитт справедливо указывал на то, что Гитлер с помощью строгого приказа "ни шагу назад" намеревался в условиях наступившего кризиса привить войскам чувство собственного превосходства. Об этом он еще раз напомнил, когда удалось остановить прорвавшиеся русские войска.
После совещания с командующими армиями и танковыми группами командование группы армий 19 декабря констатировало: "Неудачи можно объяснить следующими причинами: до предела снизившимся уровнем физического и морального состояния войск, боязнью солдат попасть к русским в плен, сильно сократившимся боевым составом соединений, недостатком горючего, напряженным положением со снабжением и плохим состоянием конского состава. Сюда же примешивается чувство беззащитности перед тяжелыми русскими танками... Благодаря этому русским удается, вводя в бой на удивление громадные массы людей и неся подчас чрезвычайно большие потери, просочиться через наши слабо прикрытые позиции. Русские прорываются в образовавшиеся вследствие растянутости фронта дивизий бреши, наносят кавалерийскими и мотосоединениями удары в тыл и во фланги наших малочисленных и потрепанных войск и сеют панику. Наступательный дух русских невысок, так что можно было бы отражать атаки противника и вести активную оборону, если бы в наших войсках был нормальный боевой дух и была бы возможность направить им небольшие подкрепления".
Поскольку Гитлер не хотел считаться с создавшейся обстановкой, то Клюге, чтобы обрисовать действительное положение дел на фронте, решил послать в ставку фюрера Гудериана, которого Гитлер высоко ценил.
Гудериан немедленно дал свое согласие, сознавая, что, если пытаться и дальше удерживать занимаемые позиции, его группа просуществует недолго. 20 декабря в течение пятичасовой беседы командующий 2-й танковой армией пытался уговорить Гитлера отменить свой строгий приказ держаться, так как для 2-й танковой армии он практически был невыполним. Группа Гудериана могла более или менее успешно противостоять наступающим силам противника только на рубеже Ока, Зуша. Но Гитлер не поверил ни Гудериану, нарисовавшему тяжелую картину, ни Клюге, звонившему ему по этому поводу по телефону. Он считал все это преувеличением. "Вы видите события со слишком близких дистанций,- сказал он командующему 2-й танковой армией. - Вам бы следовало отойти немного подальше. Поверьте мне, издали можно лучше судить о вещах".
Он указал далее, что русское командование бросает в бой последние, плохо обученные резервы и что поэтому необходимо, чтобы натиск численно превосходящего по силам противника разбился, натолкнувшись на упорную оборону{317}. Поэтому группа Гудериана получила приказ любой ценой удерживать рубеж, достигнутый 19 декабря, и не уступать ни одного квадратного километра.
Пока велись эти переговоры, на левом фланге и на восточном участке фронта 2-й танковой армии русские наносили новые удары, вынудившие армию отойти. Когда Клюге узнал об отходе, он отдал приказ любой ценой удерживать вновь занятые позиции. Исходя из ранее представленного доклада Гудериана о подготовке промежуточного рубежа на Оке, а также из донесения о том, что в Орле создана оборонительная зона, Клюге пришел 20 декабря к убеждению, что все эти мероприятия направлены на то, чтобы отвести войска за Оку, что противоречит приказу фюрера и повлечет за собой отход на всем фронте. Клюге сказал Гальдеру, что у Гудериана, по-видимому, расшатались нервы и нужно сделать все возможное, чтобы Гитлер лично запретил Гудериану отходить до реки Ока. При этом, однако, он сделал оговорку, что, с другой стороны, Гитлер должен понять, что требование любой ценой держаться не может полностью относиться ко 2-й танковой и 2-й общевойсковой армиям, так как силы их для этого слишком малы. Позиция Клюге была противоречивой. В то время как, с одной стороны, он с помощью Гудериана пытался побудить Гитлера отказаться от своего приказа "ни шагу назад", с другой стороны, он стремился с помощью Гитлера заставить Гудериана прекратить отход.