Рейнольдс Мак. Фиеста отважных. Сборник научно-фантастических произведений

   Я вынужден был признать, что у престарелого сыщика есть еще порох в пороховницах. Я, честно говоря, думал, что он заснет через пять минут после начала разговора.
   Баронет кивнул.
   — Да, она беспредельна. Будьте добры, доктор, передайте мне вон тот журнальчик справа от вас.
   Взяв журнал в руки, он пролистал его.
   — Ага, вот эта статья. Она написана молодым немцем по имени Вилли Лей, который, судя по всему, серьезно интересуется проблемой покорения человеком космоса. Послушайте, что он пишет: «Мы вряд ли ошибемся, предположив, что на Марсе существует стойкая растительная жизнь. Изменения цвета планеты, которые мы можем наблюдать, логичнее и проще всего объясняются именно наличием растительной жизни».
   Пропустив несколько строк, он продолжил чтение:
   — «Из земных растений трансплантацию на Марс, скорее всего, выдержат лишайники. Кроме них, к тамошним условиям могут приспособиться отдельные представители флоры Тибета. Во всяком случае мы вполне можем сказать, что жизнь на Марсе тяжела, но возможна.»
   Сэр Александр остановился и вопросительно поглядел на нас.
   — Мне кажется, сэр Александр, — заметил я, — что из наличия на Марсе лишайников и предполагаемого существования на какой-нибудь далекой звезде разумной жизни вовсе не вытекает присутствие на улицах Лондона инопланетян.
   Баронет начал горячиться. Он подался вперед.
   — Мой милый доктор, неужели вы не понимаете? Допуская вероятность существования разумной жизни вне Земли, вы тем самым признаете возможные последствия этого факта.
   Я нахмурился.
   — Боюсь, я что-то упустил в ваших рассуждениях.
   — Неужели вы не видите? — торопливо произнес сэр Александр. — Если во Вселенной имеется жизнь, мы можем предположить, что она либо уступает нам в развитии, либо стоит наравне с нами, либо превосходит нас.
   Мой друг снова хихикнул.
   — Вы, похоже, тщательно все продумали, сэр Александр?
   — А как же. Отметьте себе, пожалуйста, что люди Земли уже познали тягу те звездам. Вилли Лей, отрывки из статьи которого я вам читал, лишь один из нескольких тысяч молодых людей, уверенных в том, что завтра они отправятся исследовать Луну, а немного погодя — и Солнечную систему. Они мечтают о полете к звездам.
   Если мы допускаем возможность существования во Вселенной разумной жизни, мы должны также допустить, что намного отстали от ее представителей в деле покорения космоса. Человечество, джентльмены, еще весьма и весьма молодо. Наши далекие друзья в своем развитии вполне могли опередить нас на миллионы лет.
   Мы промолчали. Что касается меня, то мой рассудок отказывался верить словам сэра Александра. Холмс же, по-моему, утерял нить рассуждения.
   Сэр Александр уставил на нас тонкий палец.
   — Если человек строит планы относительно исследования пространства, почему бы нашим соседям не предпринять подобных шагов?
   Я ощутил нарастающее раздражение.
   — Вы построили теорию о возможности существования иных форм жизни и об их стремлении выйти за пределы собственных планет. Но ваши рассуждения не подтверждены фактами. Есть ли у вас доказательства, сэр Александр?
   Баронет поджал губы и швырнул журнал на заваленный бумагами стол.
   — Разумеется, руки инопланетянину я не пожимал, — ответил он.
   — А было бы неплохо, а? — раздался голос Холмса. Значит, он умудрился следить за разговором. Сэр Александр обращался по-прежнему ко мне.
   — Льщу себя надеждой, доктор, что однажды это случится. Кто знает?
   Он повернулся к моему другу.
   — На протяжении нескольких столетий люди наблюдали непонятные летающие объекты. Они появились задолго до самолета братьев Райт, самые разные: в форме тарелок, сигар, шаров. Их видели свидетели, сообщениям которых можно верить. Американец Чарлз Форт собрал множество сведений о подобных случаях.
   — Американец? — переспросил Холмс. — Болтун!
   — Позвольте, сэр Александр, — запротестовал я, — к Форту относились не иначе, как к безумцу, а иные в открытую называли его шарлатаном.
   Тонкие седые брови на лице хозяина кабинета поползли вверх.
   — Но кто называл, доктор, кто? Его противники, а также те, кто взгромоздил нашу незрелую еще науку на пьедестал и готов покарать кого угодно только по подозрению в отступничестве! Но десятки тысяч людей благодарны Форту за то, то он раскрыл истинную сущность многих так называемых научных представлений.
   — Мне не довелось прочитать его, — заметил я, пожалуй, немного резковато.
   Мой друг зашевелился в кресле.
   — А другие доказательства? — спросил он.
   Баронет обвел рукой заваленную книгами, брошюрами, газетами, журналами и рукописями комнату.
   — В моей коллекции, которую я начал собирать давным-давно, много интересных сведений, порой разительно схожих с обнародованными Чарлзом Фортом. Сообщения о странных природных явлениях, о диковинных животных, о нетипичных людях и тому подобное.
   Я не вытерпел:
   — И вы, разумеется, всех их считаете космическими пришельцами.
   Сэр Александр нахмурился.
   — Не поймите меня превратно, доктор. Я ничего не знаю наверняка, но очень хочу узнать. Если быть до конца откровенным, я собираюсь большую часть своего состояния оставить Обществу Защиты Мира, если только будет доказано, что существует угроза нападения на Землю из космоса. Пока ни одно из имеющихся в моем распоряжении свидетельств не смогло меня в этом убедить.
   Он повернулся к моему другу.
   — Вот почему я решил прибегнуть к вашим услугам. Я верю в вас. Если в Лондоне есть инопланетяне, я хочу знать о них все, до мельчайших подробностей. Если они враждебны человечеству, я хочу узнать о том заранее, чтобы успеть приготовиться.
   Он оглядел себя.
   — К сожалению, годы позволяют мне лишь финансировать ваше расследование.
   Я ошеломленно воззрился на него. Мне даже показалось сначала, что я ослышался. И Холмс, который не сегодня-завтра поражен будет старческим слабоумием, и, если уж на то пошло, ваш покорный слуга — оба мы были старше его на добрый десяток лет. И нате вам, пожалуйста: он заявляет, что годы мешают ему присоединиться к нам!
   Мой друг тем временем, пристукнув палкой об пол, вскочил с такой резвостью, которая сделала бы ему честь и лет двадцать тому назад.
   — Я согласен на ваше предложение, сэр Александр, — сказал он.
   По тону, каким он это произнес, я заключил, что он готов бегом бежать на край света в поисках зелененьких человечков.
   Протестовать было слишком поздно. Я попытался лишь достойно отступить, имея в виду интересы молодого Норвуда:
   — При одном условии, сэр Александр.
   Баронет холодно взглянул на меня:
   — А именно?
   — Мы приложим все усилия, чтобы расследовать этот случай. Если же выяснится, что никаких инопланетян в Лондоне нет, вы покинете ряды Общества Защиты Мира и забудете о своем увлечении.
   Сэр Александр откинулся на спинку кресла. Он долго молчал, потом тихо произнес:
   — Хорошо, доктор. Я доверяю вам.
   За всю обратную дорогу мой друг не проронил ни слова. Он спал. Он так храпел, что к нам в купе никто не рисковал подсаживаться. Лишь вечером, уже дома, когда мы удобно уселись перед камином, он заговорил со мной о деле Норвудов, которое, по моему мнению, все сильнее смахивало на фарс.
   Сцепив в излюбленной манере пальцы, Холмс вопросительно поглядел на меня.
   — Итак, к каким выводам вы пришли, мой любезный друг? — спросил он. — Вы ведь уже к ним пришли, не правда ли?
   Откровенно говоря, меня удивило, что он до сих пор помнит утренние события. На мой взгляд, на взгляд медика, непредвиденные случайности, нарушавшие привычный ход дел, лишь приближали угрозу старческого слабоумия Холмса.
   Я неодобрительно пожал плечами.
   — Сэр Александр, конечно, замечательный человек, однако боюсь, он… — я замялся.
   — Слегка помешался, да? Помните, он употребил именно это выражение? Мы обычно говорим «спятил» или «чокнулся», а тут — «слегка помешался». Хорошо сказано, а?
   Меня неприятно удивила его неуместная веселость.
   — Мне жаль молодого Норвуда, — заметил я. — Если вам не удастся убедить сэра Александра в нелепости его увлечения, Питеру Норвуду не останется ничего другого, как обратиться в суд.
   Холмс бросил на меня исполненный лукавства взгляд.
   — Боюсь, доктор, вы недооцениваете молодого Норвуда, — он хмыкнул. — Мастер Питер рассчитывает, что я буду таскать для него каштаны из огня.
   — Что? — недоуменно переспросил я. На лице моем, должно быть, написано было непонимание; меня окончательно сбил с толку старческий лепет Холмса.
   Сыщик уставил на меня палец.
   — Если бы наш молодой приятель попробовал обратиться в суд только на том основании, что его отец собирает книги и вырезки из газет по довольно необычной тематике, его никто не стал бы слушать, правильно?
   Однако если он заявит, что сэр Александр пускает на ветер деньги и, в частности, нанял себе в помощники престарелого детектива, тогда вердикт суда будет, скорее всего, в его пользу. Холмс фыркнул.
   — Вы только представьте себе, доктор: один старик нанимает другого для поимки пучеглазых чудищ!
   — Каких чудищ? — переспросил я.
   Холмс не ответил, и я решил было, что он выбился из сил и задремал. Однако помолчав он произнес загадочную фразу:
   — Вам явно недостает начитанности, доктор.
   Я предпочел вернуться к теме разговора:
   — Значит, вы полагаете, что Питеру Норвуду просто не терпится завладеть отцовским состоянием?
   Холмс пожевал губами.
   — Для своего возраста сэр Александр, по всей видимости, чувствует себя превосходно. Он вполне может прожить еще лет пять…
   — Или больше, — пробормотал я.
   — А молодому Питеру, разумеется, невтерпеж стать баронетом и владельцем поместья.
   Сказать по правде, я исподволь начал восхищаться старым чудаком.
   — Почему же тогда, черт возьми, вы согласились взяться за это дело?
   Мой престарелый друг передернул плечами.
   — Элементарно, Уотсон. Если бы я отказался, молодой Норвуд отправился бы к кому-нибудь другому. Я знаю таких частных лондонских сыщиков, которые с радостью согласились бы на его предложение. И потом, мне, признаться, небезразлична судьба сэра Александра.
   Мне показалось, что он слишком много берет на себя, забыв подчистую о собственных хворях. Однако я ограничился тем, что сказал:
   — Я не во всем согласен с молодым Норвудом. Тем не менее, его отец выказывает некоторые признаки умственного расстройства. Чего стоят одни эти разговоры о пришельцах из космоса!
   Мой друг закрыл глаза и то ли заснул, то ли задумался над чем-то. Поэтому я раскрыл книгу и погрузился в чтение.
   Примерно минут через десять, по-прежнему сидя с закрытыми глазами, Холмс проговорил:
   — Доктор, как по-вашему, почему пришельцы выбрали Лондон? Именно Лондон? Почему не Москву, не Париж, не Рим, не Нью-Йорк, не Токио, наконец? Да, почему не Токио?
   Я давно перестал считать его способным на столь длительные размышления. Обычно в этот вечерний час Холмс уже мирно посапывал в кресле, изредка произнося во сне имя Мориарти или кого-либо еще из своих врагов. Видимо, ему частенько снились события полувековой давности.
   Вздохнув, я ногтем отметил строчку, до которой досчитал, и сказал, стараясь, чтобы мой голос прозвучал ровно:
   — Быть может, там они тоже есть.
   Холмс приоткрыл один глаз и поглядел на меня с легким неодобрением.
   — Нет. Хорошо, попробуем иначе. Допустим, инопланетяне существуют на самом деле. Допустим также, что они находятся в Лондоне.
   — Согласен, — подбодрил я его.
   Он произнес задумчиво:
   — По всей видимости, они не хотят открывать человечеству своего присутствия на Земле. А если так, значит, их тут немного.
   — Почему? — спросил я равнодушно, думая о недочитанной книге,
   — Потому что одному или двоим пришельцам гораздо легче остаться незамеченными, чем, скажем, сотне. Если они тут, доктор, их очень мало.
   Я кивнул. Приятно было видеть живой огонек в глазах моего престарелого друга. Откровенно говоря, я испытывал даже нечто вроде гордости за него.
   — Вполне возможно, — сказал я.
   — Почему же, — пробормотал он, — они обосновались именно в Лондоне?
   Я терпеливо ответил:
   — Но что же тут странного? Лондон — самый большой город мира, можно сказать, его столица. Если инопланетяне хотят изучить человечество, то лучшего места для начала исследований им не найти.
   Холмс открыл оба глаза и фыркнул.
   — Ваш патриотизм, доктор, заслонил от вас все остальное, в том числе статистику. Во-первых, что касается размеров, то тут Лондон давно уступил пальму первенства Токио. Да что там Токио! Даже Нью-Йорк ныне больше нашей с вами столицы.
   Я попытался возразить, но Холмс с презрительным смешком отмел все мои доводы.
   — Кроме того, Нью-Йорк сегодня — крупнейший порт и центр торговли. А в Вашингтоне ныне делают мировую политику. Проклятые янки!
   Он вел себя как ребенок, который думает, что знает все на свете. Я обиделся.
   — Хорошо, тогда ответьте на свой вопрос сами. Почему инопланетяне — ради интереса я соглашусь, что они существуют на самом деле, — выбрали Лондон?
   — Элементарно, Уотсон, — Холмс одарил меня довольной усмешкой. — Из-за Британского музея.
   — Что-то я вас не пойму, — сказал я холодно.
   В его слезящихся глазах мелькнуло выражение превосходства.
   — Жителей в Лондоне меньше, чем в некоторых других городах, верно? И на мировую политику он прежнего влияния уже не оказывает. Однако, будь я на месте ПЧ сэра Александра…
   — ПЧ? — переспросил я.
   Холмс хмыкнул, но объяснять не стал.
   — … я бы дневал и ночевал в Британском музее, поскольку там просто громадное количество разнообразных экспонатов. Так что, если в Лондоне есть инопланетяне, которые изучают наши обычаи и установления, то искать их надо прежде всего в Британском музее.
   Зевнув, он поднялся.
   — Именно туда, доктор, я завтра и отправлюсь.
   Я подумал, что утром он ничегошеньки не вспомнит, но не стал говорить этого вслух.
   — Значит, вы в самом деле намерены отыскать пришельцев из космоса?
   — А? Да, доктор, — отозвался он нетерпеливо. — Вы же помните, я дал обещание сэру Александру.
   Опираясь на палку, он поковылял в свою комнату. Я раздраженно бросил ему вслед:
   — Что такое ПЧ?
   Он противно хихикнул:
   — Пучеглазое чудовище.
   К своему изумлению, в течение двух или трех дней я почти не видел некогда великого сыщика. По правде сказать, такая его активность показалась мне неестественной, и я начал гадать, не нашел ли он, чего доброго, какого-нибудь пушера, ^[16]который снабдил его наркотиком. Подозрения подозрениями, но я должен признать, что мой друг взялся за расследование со всей серьезностью. Пару раз я столкнулся с ним, когда он покидал нашу квартиру то в обличье пожилой женщины, то загримировавшись под профессора колледжа. Оба раза он подмаргивал мне, ничего, впрочем, не объясняя. Я беспокоился за него, ибо такой пыл был ему явно не по годам.
   Спустя еще два дня, утром, сразу после завтрака, за которым не было сказано ни слова относительно расследования по делу сэра Александра Норвуда, Холмс, усердно делавший за столом вид, будто погружен в размышления, попросил меня одолжить ему мой экспонометр. Я приобрел его совсем недавно, получив от близкого родственника в подарок на день рождения немецкую фотокамеру с довольно сложным механизмом. Честно говоря, я побаивался, что Холмс его где-нибудь забудет, но отказать старому другу не смог.
   К моему великому облегчению, сыщик вечером вернул мне экспонометр. Перед тем, как отправиться спать, он спросил меня, не составит ли мне труда поутру разыскать Альфреда, вожака компании уличных сорванцов, которых Холмс в шутку называл своими нерегулярными полицейскими частями с Бейкер-стрит, и пригласить его заглянуть к нам в полдень.
   Не дожидаясь ответа, он прошел в спальню и закрыл за собой дверь, а я остался стоять разинув рот.
   Альфред, упокой Господи его душу, погиб на службе Его Королевского Величества в 1915 году под Монсом, а остальные разлетелись кто куда, в основном — по разным тюрьмам.
   Я ощутил угрызения совести. Я допустил, чтобы мой друг — вернее будет сказать, мой подопечный — слишком увлекся, и теперь его рассудок окончательно помутился.
   К утру я твердо решил положить этой нелепице конец, высказать Холмсу свои претензии и настоять на том, чтобы он вернулся к прежней размеренной жизни, которую нарушило появление в нашей квартире Питера Норвуда.
   Поэтому, позавтракав, я вышел на улицу и остановил первого подвернувшегося мне мальчишку десяти или одиннадцати лет. Одет он был в лохмотья, имел хриплый голос и хитрющую физиономию. Откровенно говоря, он чем-то напомнил мне того, настоящего Альфреда, который в свое время носился по тем же самым улицам.
   Я сказал ему:
   — Послушай, юноша, хочешь заработать полкроны?
   Он внимательно поглядел на меня.
   — А что делать-то? — спросил он с хитрецой. — Вас тут много таких ходит.
   Я хотел было отвесить ему подзатыльник, но сдержался и вкратце объяснил свою мысль. Поломавшись и подняв плату до трех шиллингов, он согласился.
   Так что, когда престарелый сыщик вышел в полдень в гостиную, помахивая своей палкой, мы уже поджидали его. Он пожелал мне доброго утра, а паренька похлопал по спине. Выглядел он, надо признаться, так, словно сбросил с плеч груз двадцати последних лет.
   Холмс сразу взял быка за рога.
   — Альфред, — сказал он, — мне нужны еще трое или четверо ребят для одного дела.
   Юнец, подбоченясь, разглядывал сыщика; глаза его сверкали. Услышав слова Холмса, он притронулся к своей кепке:
   — Слушаюсь, сэр. Прямо сейчас, сэр?
   — Прямо сейчас, Альфред. Беги.
   — Минутку! — вскричал я, решив, что наступил подходящий момент. Я повернулся к товарищу моих преклонных лет.
   — Как по-вашему, Холмс, кто этот сорванец?
   Сыщик посмотрел на меня с таким видом, будто вовсе не он, а я выжил из ума.
   — Его зовут Альфред. Вы, мой добрый доктор, должны помнить его дедушку, который так часто помогал нам в былые дни. Мы познакомились с Альфредом во время моих утренних прогулок по городу.
   Я закрыл глаза и принялся считать до ста. Пока я считал, юнец исчез; только прогрохотали по лестнице башмаки.
   — Как продвигается расследование? — спросил я брюзгливо. — Нашли вы человечков с Марса?
   Холмс устало опустился в кресло. Как видно, начал все-таки сказываться возраст. Он пожевал губами, услышав мой вопрос; его тонкие брови поползли вверх.
   — С чего вы взяли, будто они с Марса, доктор?
   Его замечание обезоружило меня.
   — Я всего лишь пошутил.
   — А, — он пробормотал что-то неразборчивое и закрыл глаза; я подумал, что утренние события довели его до изнеможения.
   Потому, подавив любопытство, я тоже сел в кресло и взял в руки медицинский журнал, который читал накануне.
   Холмс, однако, не спал. Не открывая глаз, он обратился ко мне язвительным тоном, к которому я, надо сказать, успел за последние годы привыкнуть:
   — Доктор, вы можете себе представить, как чертовски трудно разыскать инопланетянина в Британском музее? Можете?
   — Думаю, что могу, — отозвался я, горя желанием узнать, чего Холмсу удалось добиться, но продолжая сердиться на него из-за казуса с Альфредом.
   — Мне помог случай, — проговорил Холмс. — Его выдала одна-единственная промашка.
   — Промашка? — переспросил я.
   Он открыл глаза.
   — Техника, доктор. Техника! Он не мог удержаться, чтобы не воспользоваться своей техникой.
   Снова закрыв глаза, Холмс хихикнул. Сказать по правде, меня взяла досада.
   — Боюсь, что не совсем понимаю, — заметил я сухо. На этот раз Холмс не соизволил открыть глаза.
   — Элементарно, Уотсон. Предположим, наш пришелец хочет сфотографировать показавшиеся ему наиболее интересными книги и рукописи в библиотеке Британского музея. Земным фотокамерам требуется сильный свет. Поэтому у него наверняка возникнет искушение воспользоваться собственной камерой или что у него там есть, способной снимать при крайне слабом, с нашей точки зрения, свете.
   — Боже мой! — воскликнул я. — Так вот зачем вам понадобился мой экспонометр!
   Холмс хохотнул, а потом с чрезвычайно самодовольным видом кивнул головой:
   — Доктор, в библиотеку ежедневно наведывается… гм… одна личность. Если верить самым свежим работам по фотографии, какие я только сумел отыскать, в настоящее время нигде на Земле не изготавливаются линзы и пленки, чувствительные к столь слабому свету, при котором эта личность работает. Ваш экспонометр показал отсутствие надлежащего освещения.
   Прежде чем я успел собраться с мыслями, на лестнице раздался топот ног и послышались негодующие возгласы нашей квартирной хозяйки. Дверь распахнулась. В комнату влетел Альфред в сопровождении троих ухмыляющихся оборванцев.
   — Как договаривались, сэр, — сказал Альфред, закрыв дверь и подойдя к моему другу. Оборванцы следовали за ним по пятам.
   — Вижу, вижу, — проговорил сыщик. — Молодцом, Альфред. Как быстро ты обернулся!
   Порывшись в кармане, Холмс вынул четыре флорина.
   — Таким легким на ногу ребятам, как вы, не составит труда заработать эти деньги, — он хихикнул, будто отпустил невесть какую остроту. — Я хочу, чтобы вы проводили одного весьма ловкого господина от Британского музея до его дома.
   Слезящиеся глаза Холмса засверкали. Он хохотнул.
   — Я уверен, задача вам по плечу. Ну кому, будь он хоть трижды осторожен, придет в голову обращать внимание на играющих на улице мальчишек?
   Он снова хихикнул. Мне показалось, он утерял мысль. Однако сыщик сказал:
   — Пойдемте со мной к Британскому музею и выберем местечко поукромнее недалеко от входа.
   — Полагаю, — сказал я, пожалуй, с легкой завистью, — моя помощь вам не требуется?
   Должен признать, что, заразившись общим настроением, я ощутил себя старой боевой лошадью.
   — В другой раз, доктор, в другой раз, — отозвался Холмс. — Боюсь, ваши подагрические суставы не позволят вам присоединиться к нам.
   Последние слова он произнес уже на пороге; дальше я ничего не сумел разобрать; правда, мне послышалось, что Холмс упомянул про йогурт.
   Я раздраженно поглядел им вслед, но никто из них не обернулся. Башмаки мальчишек прогрохотали по лестнице.
   Дня три никаких разговоров о деле не заходило, а потом случилось событие, которое подтолкнуло его ход и приблизило завершение, если мне позволено будет употребить это слово.
   Как-то вечером мы по обыкновению расположились у камина: я читал, а мой друг вертел в руках свой револьвер. В былые годы он обращался с ним с замечательной ловкостью, но теперь стоило Холмсу взять оружие в руки, как я невольно вздрагивал. Откровенно говоря, я со дня на день собирался выкинуть все обоймы.
   — Ага, — пробормотал вдруг сыщик, — наш приятель Питер Норвуд явился за обещанным.
   Я вынужден признать, что с тех пор, как Холмс начал пользоваться новомодным слуховым аппаратом, он слышит гораздо лучше моего.
   Я разобрал голос нашей квартирной хозяйки. Через несколько секунд в дверь постучали.
   Я пошел открывать. Это и в самом деле оказался молодой Норвуд. Лицо его было слегка багровым, очевидно, после плотной еды и обильных возлияний, ибо время ужина только-только миновало.
   Он бросил на нас довольно-таки воинственный взгляд, что, без сомнения, объяснялось выпитым за ужином вином.
   — Сколько можно? — требовательно спросил он. — Неужели так трудно сочинить для моего старика правдоподобную историю?
   Холмс, который не встал навстречу молодому человеку, ответил, как мне показалось, мягко:
   — Я нынешним утром отправил свое заключение вашему отцу, мистер Норвуд.
   Все бы ничего, но потом он как-то бессмысленно хихикнул.
   — Что? — Норвуд на мгновение смешался.
   — Ну что ж, — сказал он, засовывая руку в карман, — тогда мне остается лишь заплатить вам за работу.
   В его голосе слышалась насмешка.
   — Ни к чему. Я не беру денег. Я — сыщик на покое, молодой человек, и мне нет нужды зарабатывать на жизнь таким образом.
   Холмс помахал в воздухе пальцем.
   — И если уж на то пошло, за чеком я обратился бы к сэру Александру. Ведь нанял меня он, не правда ли?
   Питер Норвуд озадаченно нахмурился. Должно быть, он учуял какой-то подвох. Глаза его сузились. Он прорычал:
   — Что вы там написали, сэр? Впрочем, предупреждаю вас заранее, это все бесполезно.
   Покопавшись в карманах, мой престарелый друг извлек на свет до невозможного измятый листок и протянул мне для того, очевидно, чтобы я его прочитал вслух. Я заметил, что текст письма напечатан на моей пишущей машинке.
   Меня снедало любопытство. Вот что я прочел:
   Глубокоуважаемый сэр Александр! Позвольте сообщить вам следующее: ваши предположения оказались обоснованными. Гипотеза о возможности существования жизни на других планетах подтвердилась. Данные, которые мне удалось добыть, свидетельствуют о том, что дальнейшие исследования, ваши и той группы людей, с которой вы связаны, не окажутся напрасными.
   Ниже стояла подпись Холмса. Честно говоря, я не ожидал от него такой ясности стиля, хотя содержание письма было, разумеется, смехотворным.
   Питер Норвуд еле сдерживался. Заикаясь от гнева, он произнес:
   — Вы считаете, вам удалось расстроить мои планы при помощи этой… этой паршивой бумажонки?