Резник Леонид. Дом в центре

   Беснующаяся толпа спокойно занималась своим делом: била витрины, скандировала лозунги, писала что-то на стенах огромными арабскими буквами. Заметив спецотряд, демонстранты принялись швырять камни. Солдаты строем шли вперёд. От камней их защищали небольшие круглые пластиковые щиты. Но стоило противникам подойти друг к другу вплотную, спецотрядовцы преобразились. Щиты повисли на локте левой руки, в воздух взлетели дубинки. Началось избиение. Демонстрантов было намного больше, раз в десять, что ли. Они тоже дрались, а у многих из них были палки. Но ничего поделать со специально обученными войсками они не могли. Да ещё овчарки! Вот это точно страх божий!
   Отец, Седой и армейский начальник находились рядом со мной. Мы медленно перемещались вслед за «линией фронта». Во взгляде Седого читалось уважение. Во взгляде офицера было не просто уважение, а благоговение. Даже можно сказать — религиозное преклонение. Он готов был за мной хоть в огонь, хоть в воду. А если в мой мир, в мой вариант?
   Где-то наверху над нами раздался звон разбитого стекла и женский визг. Мы подняли головы. На балкон ближайшего дома буквально сквозь окно выскочил молодой парень в рубашке навыпуск, как у других демонстрантов. Он замахнулся правой рукой, но Седой оказался быстрее. Пистолет словно материализовался у него в руке и дважды выстрелил. Парень упал на балконе. Через несколько секунд там прогремел взрыв.
   — Ещё немного, — сказал офицер, — и конец нам. Почему стоим на открытом месте? Не годится такие глупости делать.
   И тут смутьяны перешли в наступление. Спецотрядовцам пришлось расступиться: прямо на них покатились автомобильные шины, начинённые чем-то очень горючим. В образовавшиеся бреши врезалось пришедшее к демонстрантам подкрепление: с палками, цепями, ломами, в касках, напоминающих строительные. Все близлежащие улицы заполнило скандирование:
   — Са-ид! Са-ид! Са-ид!
   Восемьсот человек — мало, подумал я. Этих придурков здесь тысяч десять. Ох как нас сейчас будут убивать!
   — Саид — это самый главный в Исламской Республике, — попытался было объяснить мне отец. Но было уже не до разговоров. Прямо на нас мчалась толпа. Первым в драку вступил Седой. Он захватил руку с ломом, вывернул её и швырнул бывшего обладателя лома на асфальт. Лом остался у Седого. Что делали отец и офицер, я не видел, на меня налетел белобрысый верзила с цепью, вопящий: «Аллах акбар!». Почти как Седой, я нырнул под цепь и двинул верзилу в солнечное сплетение. Потом, как на тренировке, подпрыгнул и ударил ногой. За бахвальство это меня чуть не наказали ещё несколько хулиганов, решивших не дожидаться, когда я кончу выпендриваться. К счастью, на помощь пришёл Седой с ломом. Я побежал, мы побежали… Отец был где-то рядом, он кричал: «Сергей! Ты жив?!». Я орал: «Да!». Чья-то палка чуть не сломала мне ключицу, офицер свистел в какую-то дурацкую дудку, наверху загрохотали вертолёты… Точка в этом приключении получилась увесистая и ослепительно-чёрная. Она вспыхнула у меня в голове, и всё остальное происходило без моего участия.
   Как и полагается, вначале был белый потолок, потом в кадр влез сидящий рядом отец.
   — Ага, — сказал он. — Проснулся, авантюрист чёртов, — и тут же зашептал прямо в ухо, — идиот слабоумный, зачем на публику работал? Нас ведь теперь черта с два выпустят. И Седого не дадут. Мы теперь — секретное оружие.
   — К чёрту! — я сел. Голова раскалывалась. — Надоело! Пошли отсюда.
   — Куда пойти? — шёпотом шипел отец. — Куда? Сильвия через два дня должна зайти. Нас теперь на молекулы разберут за это время!
   Сильвия?.. Я вспомнил даму в вечернем платье, напоминающем пеньюар. Или в пеньюаре, напоминающем роскошное платье. Сильвия… Ой, как-то мне не до неё сейчас. Как мне не нравится в этом проклятом варианте! В голову лезла дурацкая фраза какого-то кулака из телесериала о коллективизации: «Я не против колхоза, но не в нашей деревне». Мне хотелось придумать что-то похожее своей афористичностью. Например: «Я не против ислама, но не в нашем варианте». Ох, как болит голова.
   — Не нужна мне твоя Сильвия, — сказал я. — Обойдёмся. Даром я её пересилил, что ли, в самый первый раз? Зови Седого!
   Седой нашёлся секунд за двадцать. За ним примчалась толпа офицеров. Теперь предстояло разыграть контуженного, иначе от них не ускользнуть. Ещё надо разжечь их интерес. И быть рядом с отцом!
   — Не мешайте! — скомандовал я. — Наша установка… Папа, помоги! Там… в Твери…
   — Тут, — поправил отец.
   — Ещё лучше. Выведите меня на улицу.
   Отец с Седым подхватили меня под руки и зашли со мной в лифт. Я прислонился к стенке и стал вспоминать свой ленинградский лифт. Старый, скрипучий, которым никто никогда не пользовался. Эй! Отец всех домов! Эй! Лифт всех лифтов! Я хочу в Ленинград. Голова закружилась, лифт все мчался, словно к центру Земли. Молча я молился Дому, Лестнице, Лифту, Богу и Черту. Движение замедлилось, потом прекратилось. Заскрипели двери. За ними виднелась решётка, украшенная собачьими головками…

10. Охота

   Мою комнату в Доме занял Седой, которому не оставалось ничего другого, как выполнять ранее намеченное задание. Я успел увидеть его (мой) стол, на котором громоздились учебники русского языка, истории и географии СССР. Меня же в кратчайший срок отец заставил перебазироваться в Феодосию, на смену матери. Он считал, что я наследил и перед Кардиналом, и перед нашей доморощенной мафией. И самое лучшее сейчас — залечь на дно. То бишь — на южный берег Крыма.
   Удивительная вещь, но на курорте я чувствовал себя как в ссылке. Толпы отдыхающих страшно раздражали. Солнечная погода и тёплое море не радовали. Денег я захватил с собой сверх всякой меры, но где их потратить, если все ломится от очередей? Фрукты?.. В Доме я и получше ел.
   Только одной радостью жизни я ещё мог наслаждаться. Женщины! Благо здесь на курорте их было невероятно много, а моя свежеприобретенная мускулатура действовала неотразимо. Стоило мне появиться на пляже, как атака начиналась на всех фронтах. У меня просили прикурить, почитать газету. Звали поиграть в карты и волейбол. Даже в случае отказа у навязчивых собеседниц были домашние заготовки: «Как я не догадалась, что вы не курите?! Вы же спортсмен, наверное. А каким спортом вы занимаетесь?» Или: «Ах, как здесь тяжело с газетами! Дома я так привыкла к „Литературке“, а здесь даже „Известий“ не достать». Поначалу это выглядело забавно, и лучшая из претенденток вечером удостаивалась приглашения в гости. Но несколько дней спустя мои временные подруги, сами демонстрируя удивительную простоту нравов, почему-то не одобрили эту простоту ни у меня, ни друг у друга. Начались взаимные претензии. Я вынужден был перебраться сначала на другой конец пляжа, потом на другой пляж. Виноватым я себя не считал, так как никому не навязывался, а развлечься и отвлечься хотелось. Но через две недели любительницы курортных знакомств пришли к выводу, что самой успешной может оказаться атака по месту жительства. И, не сговариваясь, стали толпами наведываться ко мне в комнату.
   Щедро заплатив хозяйке за непредусмотренные моральные издержки, я счёл за благо ретироваться. Дефицит общения с женским полом был с лихвой компенсирован, я загорел и соскучился по комфорту Дома.
   Процедура возвращения заняла минуту. За две недели ничего не изменилось. Мать рассеянно листала какой-то журнал. Отец с Седым сидели в моей комнате и совещались, уставившись в монитор персонального компьютера. Вид у обоих был измученный. Они поприветствовали меня бурчанием и вернулись к экрану. Тоже мне: «Следствие ведут знатоки».
   Я быстренько представил себе дверь в стене и вообразил за ней свою прежнюю комнату. Зашёл, повалился на кровать. Вот я и дома. В Доме. Что-то не радует меня это.
   Без толку повалявшись на кровати, я захотел помотаться по городу. Просто так. Соскучился. Даже решил не пользоваться услугами Дома, а ехать автобусом, благо остановка совсем недалеко.
   Вылез я на Невском у Казанского собора. Меня тянуло в толпу, в людскую гущу. Феодосия своей курортной бестолковостью служила как бы продолжением полуреального мира из другого варианта истории. А Невский… Родные знакомые дома, примелькавшиеся толпы, очереди. И такой привычный-привычный говор улицы, ласкающий слух знакомыми словами.
   Я подошёл к самому собору. Его колонны издалека не казались такими уж толстыми, но вблизи их размеры внушали уважение. Я нуждался в них, как корабль нуждается в якоре. Эта мощь и эта изъеденная временем поверхность служили вернейшим подтверждением абсолютной реальности нашего мира. Они не могли бесплотным миражом раствориться в воздухе по прихоти исторических личностей. Они были так же солидны и основательны, как планета Земля. Это меня очень радовало и успокаивало.
   Несколько раз, словно из суеверия, я потрогал грязноватый камень собора. Потом подошёл к фонтану, постоял и послушал уличных музыкантов. Пошатавшись бесцельно пяток минут, я заметил, что кто-то ещё слоняется перед собором почти так же бесцельно, как я, но всегда — недалеко от меня. Это был парень в белой футболке и джинсах. Случайный взгляд напомнил мне, что он садился в тот же автобус, что и я. Интересно, интересно…
   Для контроля я прошёл вдоль канала мимо Дома Книги. Потом постоял у перил, якобы любуясь своим отражением в воде. Мой преследователь в это время любовался своим отражением в витрине Дома Книги.
   Так-так-так. Если верить отцу, то это или от Кардинала, или от мафии. Что я знаю о способах избавления от хвоста? Сесть в автобус, чуток проехать, а потом выскочить через закрывающиеся двери? Бездна воображения…
   Неожиданно я засмеялся. Тоже проблема! Уйти от «хвоста» можно через любой подъезд. Дом выручит. Но игра «в кошки-мышки» мне не нравилась. Хотелось определиться.
   Я зашёл в телефонную будку, позвонил отцу и рассказал о преследовании. Отец, не задумываясь, посоветовал смыться с помощью Дома. Я предложил, чтобы наоборот, он с Седым через Дом перебрались сюда и помогли взять «языка». Телефонная трубка долго молчала, отец задумался.
   — Надо выбрать улицу поспокойнее, — наконец сказал он. — Ты ведь гуляешь? Гуляй. Мойка нам подойдёт. Иди к ней и сверни направо, там ещё дом голубовато-салатный стоит. Спокойно иди, не спеши. А мы подскочим через минуту-другую. В белой футболке, говоришь?
   Прогулочным шагом я дошёл до Мойки и прилежно повернул направо. Метрах в сорока от Невского рядом со мной притормозил белый «Жигуль».
   — Слушай, дорогой, — высунулся из машины мужчина южного вида, — объясни, где здесь кавказский ресторан?
   Я остановился и обернулся. Мой преследователь был почти рядом, он целеустремлённо шёл куда-то мимо меня.
   — Вам надо… — начал я, но кончить не успел. Задняя дверца «Жигулей» распахнулась, мой преследователь прыгнул на меня, заломил руку и принялся заталкивать в машину. Изнутри меня тоже ждали и принялись усердно втаскивать. При моем нынешнем росте и телосложении я вёл себя просто постыдно, не сумев оказать почти никакого сопротивления. Выручали габариты, мешая мне протиснуться сквозь маленькую дверцу. Несколько секунд спустя, словно сокол на зайца, на моего преследователя обрушился Седой, нанеся удар двумя руками одновременно. Я к этому времени был в машине почти целиком. Напор сзади исчез, и уже Седой, схватив меня за ремень джинсов, рванул, чуть не перерезав пополам. Я начал вылезать.
   Водитель оказался хитрее. Он резко дал задний ход. Я вывалился, а Седой даже упал на мостовую. Слегка отъехав назад, шофёр переключил передачу и бросил «Жигуль» на встающего Седого. Дальнейшее запомнилось мне своей неправдоподобной кинематографичностью. За долю секунды Седой встал так, как стоят в боевиках шерифы и ковбои: ноги расставлены, правая рука с пистолетом смотрит вперёд. Три выстрела слились в один, а Седой ловким кульбитом увернулся от мчащейся вперёд машины с мёртвым водителем.
   Отец уже стоял на корточках рядом с лежащим парнем в футболке и грустно качал головой.
   — Мёртв. Точно мёртв.
   Со стороны Невского на эту бойню недоуменно смотрели люди. Некоторые пошли к нам. С другой стороны неуправляемая легковушка врезалась в высокий каменный бордюр и рикошетом поехала поперёк дороги.
   — Пошли отсюда, — скомандовал отец. — Нашли где развлекаться. Самый центр города!
   Мы нырнули в ближайший подъезд и черёд минуту уже были дома. На удивление, все мы трое, разгорячённые схваткой, не нашли ничего лучшего, как втроём молча ходить по одной комнате из угла в угол. Занятие это надоело нам лишь после нескольких столкновений.
   — Отдай пистолет, — неожиданно скомандовал отец Седому. — Я понимаю, для тебя здесь все не свои, никого не жалко… Но нельзя же так палить.
   — Лучше убивать, чем быть убитым, — изрёк Седой, но пистолет отдал. Я подумал, что впервые слышу его говорящим в полный голос, да ещё афоризмами. Кстати, без всякого иновариантного акцента.
   Отец молча крутил пистолет на пальце, и я решил нарушить молчание.
   — Кто это был?
   — Хороший вопрос, — отец положил пистолет, — не его надо задавать тебе. Ты ведь здесь Дон Кихота с Джейсом Бондом в одном лице совместить пытался. То проституток от сутенёра спасти решил, то Кардинала выследить.
   — Меньше надо по тюрьмам шастать, — огрызнулся я. — Сам же говорил, что мне, как дураку и новичку, должно повезти.
   — Я тебя недооценивал, — мягко сказал отец, явно имея в виду мою глупость. — Так явно подставиться!.. Ведь люди Кардинала не убили твоего агента. Во всяком случае — сразу. Оглушили, усыпили… Мало ли способов? А потом допросили, теперь знают, что некто Сергей Кононов из 28-й квартиры копает под Кардинала.
   — А про тебя не знают?
   — Пока не должны. Если за нами во время драки не наблюдал человек с фотоаппаратом.
   — Так это были мусульмане от Кардинала?
   — Пятьдесят процентов, что да. И лучше, если это они.
   — Почему?
   — Если это мафия, то можно гарантировать, что кто-то за всем этим наблюдал. Я не верю, что они так просто от тебя отстанут. Хочешь в Феодосию? А может, тебя во Флориду проводить? Долларов дам… Будешь богатого иностранца играть.
   — Я и есть богатый иностранец.
   — Скучно мне, — неожиданно вмешался Седой. — Где тут у вас тир? Схожу потренируюсь.
   Пока отец обустраивал тир, я подумал над его предложением. Конечно, заманчиво. Судя по кино, там во Флориде очень красиво. Дом сделает любой паспорт, любую валюту… Я выгнал из головы дезертирские мысли. Нельзя же всю жизнь по Флоридам и Багамам прятаться! Побегаю, побегаю, а там глядишь, и весь мир — сплошная исламская республика. Нет, надо выяснить, против чего мы воюем, и довести войну до конца.
   Отец вернулся, и я набросился на него с вопросами.
   — Кардиналу нужны миссионеры, — сказал отец, усаживаясь в кресле и настраиваясь на долгий разговор. Но пропагандировать ислам — дело не простое. Представь, что в Россию приехали ребята из Средней Азии в чалмах и тюбетейках. Кого они обратят в свою веру? Никого. То же самое в Европе, Америке. Откуда взять нужных миссионеров ислама, за которыми пойдут народы? Только в других вариантах истории, где ислам победил в той или другой стране.
   — Много таких вариантов?
   — Хватает. Самая удачная операция Кардинала — создание организации чёрных мусульман в Штатах. Нужных людей Кардинал набрал в мире, где Арабский Халифат покорил пол-Африки, открыл Америку задолго до Колумба и ввёз туда миллионы чёрных рабов. А те восстали в очень удачное время. Халифат как раз распадался. Так возникло в Америке чёрное мусульманское государство.
   — Экзотический вариант, — вежливо сказал я.
   — То ли ещё бывает, — отец махнул рукой. — Но результат самый ощутимый из всех. Ты про Мухаммеда Али, боксёра, который был Кассиусом Клеем, слышал?
   — Ещё бы!
   — А кроме него ещё есть множество баскетболистов, которые знамениты так же как он и тоже приняли ислам. Разумеется, про Кардинала, а тем более — про альтернативную Америку они не слыхали, но дела это не меняет. Для Кардинала эта операция — проба сил. Он её особенно и не продолжает. Что толку, если все американские негры станут мусульманами? Может, это даже хуже, белых станет труднее обращать. А сейчас у Кардинала два основных плана. Во-первых, для Советского Союза набрать людей в ОИРе.
   — Где-где?
   — В Объединённой Исламской Республике. Во-вторых, для действий в Италии, Испании, Франции, Германии набрать людей в том варианте, где войска Халифата дошли аж до Эльбы, а реконкисты не было.
   — Чего не было?
   — Ну, никто не выгнал арабов назад, как в нашем мире их выгнали из Испании. Ислам вызвал в Европе жуткое государственное дробление. Султанаты, эмираты, королевства размером с деревню… Кстати, уцелевшие европейские христиане там все перебрались в Америку, но без прочных связей с Европой здорово обиндеились. Хотя, именно это не очень важно. Могу сказать тебе, что по действиям Кадинала в Европе у меня даже статистика кое-какая есть.
   — Какая?
   — Такая. За шесть лет число мечетей увеличилось примерно в пятьдесят раз. Это по таким странам, как Бельгия, Голландия, Франция, Германия.
   — С ума сойти! — я, действительно, был потрясён.
   — Да не пугайся ты так, — отец улыбнулся. — Статистика — самая главная разновидность лжи. В основном, рост числа мечетей происходит из-за иностранных рабочих-мусульман…
   — Ну, вот…
   — … но наш фактор тоже присутствует. А за приездом части таких рабочих стоит, опять же, Кардинал.
   — Зачем ему надо?
   — Затем. Ползучая экспансия. Например, брачная. Жены: немки, француженки, швейцарки… — принимают ислам. Не наоборот! Капля камень точит. Но с Европой… я решил не связываться, так как не очень хорошо знаю Европу. А вот в Союзе я решил дать бой.
   — Будто ты Советский Союз знаешь, — мне хотелось рассмеяться. — И ты, и я — ничего мы не знаем, кроме родного Дома. Кроме того, я не верю, что в нашем циничном обществе эти миссионеры кого-то обратят. В каком веке мы живём? Что за чушь? В снежного человека люди поверят, в НЛО поверят. А в Аллаха… Черта с два!
   — Ты согласен, что мистика всякая сейчас очень популярна? — отец решил не трогать мои обвинения в незнании Советского Союза.
   — Согласен.
   — Насколько я знаю, ислам у них подаётся как мистическое вероучение. Для начала. Создаются группы. Самые разные. Начать ведь можно с чего угодно. Например, обучение у-шу. Это сейчас очень модно.
   — При чём здесь у-шу? Китайская гимнастика…
   — При том. Все миссионеры — хорошо обученные офицеры спецвойск. В их мире Япония — протекторат Чосона, ихней Кореи. Чосон там — гегемон в Азии. Наверное из-за этого там очень популярно тхэквондо. Как у нас каратэ. А азы у всех восточных единоборств приблизительно одинаковые. Ну, допустим, не у-шу они учат. Да кто это знает? От у-шу они быстро перейдут к философии, к гипнозу… Или другой случай, когда создают кружок при обществе трезвости. Ислам же запрещает алкоголь! Опять восточная философия, мистика, гипноз, круг вовлечённых расширяется. Программу можно менять. Для студентов и инженеров она одна, а для пэтэушников — другая. Агитаторы должны прекрасно владеть русским языком, иметь соответствующую внешность, знать историю нашего мира.
   — Не впечатляет.
   — Зря. Три группы уже действуют. В Москве, в Казани и ещё где-то. В Оренбурге, что ли. Десятка три миссионеров живут в нашем мире. Переподготовку проходят.
   — И ты хочешь, чтобы Седой их всех нашёл и уничтожил?
   — С нашей помощью, с помощью Дома.
   — Ты думаешь, Кардинал без помощи Дома обходится? Нет, неправильно ты действуешь. Тебе надо было начинать с Запада. Навербовал бы каких-нибудь наёмников, заплатил бы как следует. Не все же им на диктаторов разных работать.
   — На меня и так работает четыре детективных агентства. Знаешь, сколько это стоит? Зато досье у меня на Кардинала такое…
   — А толку? Нет, папа, не верю я в исламскую опасность. Двадцатый век — дураков нет. Скорее культ вуду станет мировой религией. Всё-таки, что-то оригинальное.
   — Тоже мне, Станиславский! «Не верю!» Не верь. Не верь! Не надо. Мне, отцу своему, помогать будешь? Времени же у тебя, бездельника, уйма. Поможешь?
   — Помогу.
   — Ну и умница, уважил папочку. Можешь мне поверить, в корыстных целях я тебя использовать не буду. Есть у меня идея-фикс: остановить Кардинала. И я это сделаю. А ты — моё стратегическое оружие.
   — Так уж и стратегическое.
   — Конечно! С тебя же пылинки сдувать надо. Я сразу после возвращения ничего не говорил, чтобы ты, по горячим следам, не зазнался. Я тебя, дурака, стал вспоминать малышом, совсем пупсиком, так мне захотелось сказать что-то совсем детское. «Радость ты моя», — что ли. Без всякого труда ты делаешь то, что делают ребята с четвёртого этажа. Жаль, ты не знаешь других вариантов… Ничего, натаскаешься.
   Я аж обалдел от такого странного прилива нежности. Ей богу, у папаши не все дома. Этот «пупсик» вообще в краску меня вогнал. Только отец родной в двухметровом мужике может пупсика разглядеть. А вот насчёт моей способности к межвариантному переходу… В кого это я такой удался? Или мать изменила отцу с четвероэтажником, или все так могут, просто зациклились на своих этажах? О первой гипотезе я отцу, разумеется, не сказал, а вторую он забраковал Умников всегда хватало, все в своё время пытались, и отец пытался по молодости на другие варианты выскочить. Глухо!
   Мы расстались. Папа пошёл в тир, я к себе в комнату. Смешно, люди считают богатых бездельников, плейбоев, самыми счастливыми людьми на свете. Я себя таковым не ощущал. Мне было крайне необходима хоть какая-то работа, какая-то деятельность. От досуга я просто устал. Никакой отдых, никакое видео, никакая книга не могли вытеснить из моей головы массу идиотских, надоевших мне вопросов.
   Говорят, что преступника всегда тянет на место преступления. Не знаю, можно ли меня винить в том, что совсем недавно произошло на Мойке, но мне захотелось посмотреть на последствия со стороны. Например, из окна дома напротив. А добираться я туда буду только через Дом. И вообще, больше никогда не выйду через свой подъезд. Пусть следят хоть в тысячу глаз.
   Тихо и незаметно, чтобы отец не запретил, я выбрался в коридор. И так увлёкся, стараясь бесшумно закрыть дверь квартиры, что опять прозевал опасность. Уже через долю секунды после моего выхода на лестничную площадку в мою голову уткнулось дуло пистолета. На этот раз угроза исходила от милиционера. Два других милиционера одевали мне наручники.
   — Вы арестованы, гражданин Кононов, — сказал милицейский капитан, убирая оружие в кобуру.
   Надежда, что мои конвоиры пожелают зайти в квартиру, оказалась ложной. Все вчетвером мы двинулись вниз по лестнице. Итак, по закону подлости, судьба выбрала наименее желательный вариант развития событий: похоже, я оказался втянут в конфликт с государством.

11. Незнание — сила

   Кажется, обилие неожиданностей научило меня быстро думать. Уже спустившись вниз на пару ступенек, я почти начисто отверг мысль об аресте. Во-первых, если судить по кино, арестовывают, да ещё так лихо, люди без формы. Во-вторых, за нормальным арестом должен последовать нормальный обыск, благо арестован я у дверей квартиры. В-третьих… Да на кой мне эта бумажка, ордер на арест!?
   Придя к выводу, что рядом находится кто-то из «старых друзей», я вспомнил о «паяльниках». Вот черт! Похоже, на этот раз они очень бдительны, и вырваться будет не просто. Надо действовать, пока я в Доме.
   — Ветер! Ветер! — интересно, где околачивается эта чёртова псина?
   Лжекапитан ощутимо двинул меня по зубам и вытащил из кобуры пистолет.
   — Где твоя собака Баскервилей? — спросил он. — Пусть прибегает, с-с-сука.
   Я и сам не верил, что Ветер объявится. Чудес в Доме предостаточно, но нигде не сказано, что пёс зачислен в мои агнелы-хранители. Что бы ещё придумать?
   Особенно напрягаться не пришлось. Ситуация была знакомая. Там, в варианте Медведя, пусть так называется, меня вели под руки отец и Седой. Здесь — два… гм… милиционера. Не стоило выходить на другой улице или в другом городе, конвоиры все равно не выпустят. Нужен иной вариант истории. «Медведь»? Ни в коем случае, хоть там и «свои люди». Эти же «свои» сами наложат на меня лапу.
   Секунды уходили вместе со ступеньками. Третий этаж — запас слишком мал. Интуитивно я решил выбрать вариант с более «далёким» существом. Собака, медведь — это близко. Млекопитающие. Надо… птицу… Нет, гада какого-нибудь. Ящерицу! Закрыв глаза, я изумительно чётко представил перила с маленькими чугунными ящерками. Без особого узора… с растопыренными лапками… Выждав два лестничных марша, я открыл глаза. Тьфу, пронесло. Мой дар никуда не делся. Ящерицы были на месте и смотрелись ничуть не хуже собак и медведей. А почему пронесло? Ещё неизвестно, во что я влип. Ведь ещё Шекспир говорил: «Мириться лучше со знакомым злом…» Ожидай лжемилиционеры подвоха, они бы заметили его ещё до выхода на улицу. В Ленинграде тоже стояла солнечная погода. Но тут было куда солнечней. За дверью подъезда все просто сияло. Мои же спутники настроились на обычные опасности. Плевать им на яркость солнечного света!