Резников Анатолий. Дом в центре

сделать, держали профессионалы. Один из докторов вытащил огромный шприц,
второй взялся готовить вену на моей левой руке. Ввели, отпустили.
Я не почувствовал в себе никаких изменений, но, наверное, наркотик
действовал не сразу, поэтому меня ни о чем и не спрашивали. В первые
секунды я обреченно подумал, что уже сейчас-то мне не по силам ничего
изменить, и я могу успокоиться. Потом пришла другая мысль, очень логичная,
еще более успокаивающая, а потому - приятная: "Для Дома, создающего целые
миры из фантазии семиэтажников, какой-то шприц с наркотиком - даже не укус
комара. Куда местным спецам до палачей из НКВД, а ведь даже те проворонили
Дом у себя под носом, в четверти часа ходьбы от Большого Дома на Литейном.
Я могу не бояться, Дом не позволит выдать свои секреты. Я могу не бояться.
Я могу не бояться. Я... могу... могу... я... не...
Я, наконец-то, понял, что такое настоящий кайф. Это не опьянение, это не
близость с женщиной. Это невесомость! Я парил. Вокруг меня звучала
чудесная музыка человеческих голосов. Каждый звук - музыкальный аккорд.
Они хотят, чтобы я подпевал? Я могу, я могу даже позвать кого-нибудь,
чтобы пел с нами. Ветер сможет выть. Ветер, где ты? Ау-у!
Тело было легким, как воздушный шарик. А шарики полагается привязывать.
Вот меня и привязали. Четырьмя стальными цепями, за руки и за ноги. А
разве у шариков бывают руки и ноги?
Мне стало интересно, сколько у меня рук и ног. Кажется, их больше, чем
должно быть. Ах, вот в чем дело! Это же не руки-ноги, это лапы, я же пес,
Ветер, у меня много-много лап. И хвост. Конечно, хвост, как же мне без
хвоста? Смотрите, я могу шевелить хвостом. Пусть только кто-то попробует
отрезать мне хвост. Не позволю! Р-р-р-р-р!
Рычать неудобно, першит в горле. Я не Ветер, я не пес, я пошутил. А кто я?
Человек. Я? Человек? Не-ет. Я - что-то другое. Есть что-то очень похожее
на человека. Папа мне говорил, кто я, но я забыл. Как выяснить? Это где-то
глубоко-глубоко во мне.
Я увидел огромную саблю, кувыркающуюся в воздухе. Вначале я испугался, что
мне этой саблей отрубят хвост, потом вспомнил, что хвост мне уже отрубили.
Давным-давно. А сабля висит в музее. На стене. И еще много сабель. И
топоров, и булав, и мечей, и копий, и этих... как их... алебард. В этом...
как его... Шомроне.
Я понял, что должен найти себе хороший топор, чтобы меня никто не обидел.
Неважно, что с моим хвостом, но если у меня будет хороший топор, то я сам
кому угодно отрублю не только хвост, но и что-то еще.
Я сделал то, что должна была сделать порядочная собака: залаял, завыл.
Потом понял, что запутался. Какая, к черту, собака? Я же человек, и могу
взять в этом музее все, что угодно, например, мой любимый топор.
Вокруг залаяли и завыли. Я выключил слух, как выключают радио. Я летал
очень далеко, хорошо бы подремать.

Мне приснилось, что я в школе, на уроке испанского языка. От меня требуют,
чтобы я по-испански рассказал о походе в рыцарский зал Эрмитажа. А мне так
хотелось спать...
Меня трясли за плечи дергали за одежду. При этом что-то кричали
по-испански, или очень похоже. Я открыл глаза, сел. На полу... Без
цепей... В музее, в оружейном зале... Точь-в-точь, как на фотографии из
книжки. Где здесь мой топор?
Меня окружало несколько человек, бурно жестикулирующих, темноволосых и
довольно смуглых. Женщина и трое мужчин. Я попытался встать, но удалось
подняться только на четвереньки. Неужели я, все-таки, собака?
Нет, в гладком до зеркальности гранитном полу отражался хоть зверски
всклокоченный, но человек. Серега Кононов, собственной персоной. А вот с
чувством равновесия у меня явный непорядок. Только попытаюсь выпрямиться -
шатает, как при землетрясении.
Я огляделся на висящее на стенах оружие. Ну и ничего себе! Это же музей в
Шомроне. Как меня занесло сюда? Без Лестницы? Но ведь и к скелетам меня
занесло во сне. И кто может сказать, что тот сон обошелся без наркотиков?
Окружающие не оставляли своих попыток разговорить меня. И, если не считать
каких-то коротких попыток на непонятных языках, делали это на испанском.
Но с каких пор в Израиле говорят по-испански?


4. Другой Израиль.


В ЭТОМ Израиле говорили не только по-испански. Кроме испанского,
государственными языками считались еще хазарский (тюркская группа языков)
и хиджазский, который больше всего походил на арабский. Незадолго до моего
прибытия, в Израиль валом повалили евреи из не на шутку развоевавшихся
между собой германских княжеств. Польша заявила, что не останется в
стороне от германских дел и, предчувствуя близкую войну, евреи Польши и
даже всегда нейтральной Чехии, тоже двинулись в Израиль. За три года
прибыло больше двух миллионов. Германцы воевали не на шутку, Польша
присоединила к себе Саксонию... Ну, это, наверное, не так уж важно. Суть в
том, что два миллиона прибывших говорили на идише. Четыре миллиона
собирающихся приехать - тоже. Вставал вопрос о введении еще одного
государственного языка, но это только усугубляло проблему разноязычия. В
конце концов, правительство сумело уломать религиозные круги и принять
закон о введении, через пять лет, единственного государственного языка. Им
должен был стать священный язык иврит. Новый закон получил поддержку с
самой неожиданной стороны. Хиджазцы, самая буйная и воинственная, но
наименее образованная община, дружно проголосовали "за" . Их "почти
арабский" был ближе всего к ивриту, да и из-за своей религиозности они
почти все прекрасно знали сам иврит. Возможность получить отличную фору
перед сефардской интеллигенцией, хазарскими торгашами, а особенно - перед
этими новоприбывшими дармоедами из Ашкеназа - радовала. Таким образом вся
страна засела учить иврит...
Если бы не последействие наркотика в первые часы моего пребывания в музее,
я, скорее всего, растолкал бы любопытных, добежал до первой подходящей
лестницы и... сидел бы в своей семиэтажной суперкамере со всеми
удобствами, слушал бы, позевывая, умные речи Генсека Ивашко, разглядывал
бы с лупой фотографии собак разных пород, мечтая найти ту самую, свою.
Но я упустил момент. Вначале меня отвезли к медикам, те сделали анализ
крови, проверили мои рефлексы и вкатили такую дозу успокоительного, что я
два дня был слаб как ребенок и кушал, в основном, с ложечки. Пока я так
возвращался в человеческий облик, у меня пытались узнать, кто я такой. К
делу привлекли полицию, посчитав меня то ли ненормальным, то ли
ограбленным новоприбывшим, оле хадашем. Когда выяснилось, что я не знаю
идиша, зато пытаюсь говорить на никому не известных и, похоже, очень
редких языках (русский, английский), к делу подключили Службу
Безопасности. После того, как были найдены знатоки новгородского, со мной
стали разговаривать. Я, опасаясь быть прикованным к стене, стал
разыгрывать из себя помешанного. Но еще до того, как я встал на ноги,
чтобы убежать, был послан запрос в балтийскую резидентуру. ИИИ оказался
абсолютно прозрачен для израильской разведки, одновременно с первыми
попытками принять вертикальное положение я получил протоколы своего
нарко-допроса.
Протоколы были небогатые. То ли Дом защитил себя, то ли моя психика на
грани ущерба вытащила меня из этой неприятной ситуации.
Итак, отдышавшись после инъекции балтийских медиков, я, поначалу, говорил,
что мы все друзья, и что я хочу петь хором. Когда меня спросили, как я
хожу в другие места, я стал звать Лестницу и Мать Всех Лестниц. Потом -
Ветра. Потом стал лаять, рычать, выть, скалить зубы и даже... пытался
кусаться. Меня оставили, я заснул, и даже новый, протрезвляющий наркотик
не мог вернуть меня в сознание. В какую-то из секунд, когда наблюдавший за
мной охранник отвел взгляд, я исчез. Цепи и кандалы остались на месте
неповрежденными.
Я ломал голову над тем, что произошло. Получается, Дом совсем не
обязателен для перемещений? Уже дважды я переместился, не пользуясь
лестницей: в мир скелетов и в музей. Было еще что-то, еще какой-то
случай... не вспомнить. Если бы речь шла только о побеге из тюрьмы, я
решил бы, что это Дом меня вытащил, спас. Но тогда, от чего я спасался в
мире скелетов? Тогда запишем "прыжок" на счет наркотиков. Они мобилизовали
ресурсы мозга... Остановимся на этой версии.
Израильтяне не повторили ошибку балтийцев. Меня не приковали и даже не
пытались допрашивать. Вся информация, уже добытая в Новгороде, тут была,
силовой путь, как известно, никуда не привел. Что оставалось? Дать мне
полную свободу, пообещать что-то вроде статуса национального достояния и,
в связи с тем, что я заблудился (я об этом почти честно рассказал в
Новгороде) предложить пожить тут, сколько моей душе будет угодно. Что от
меня хотели взамен? Чтобы я, по просьбе руководства разведки, отводил
нужных людей в нужные места и, изредка, кое-кого забирал.
Я подумал и... согласился. Конечно, я был эгоистом и индивидуалистом.
Смешно было бы вести речь, что меня стали интересовать проблемы еврейского
государства, не имеющего ничего общего с теми евреями, которых я знал.
Знал я, кстати, Эйнштейна, Ландау и Спилберга. Что удержало меня в Израиле
варианта Медведя? Утеря корней. Мир, в котором я жил, исчез. Исчезли
родители. Миры, в которые я мимоходом попадал, производили угнетающее
впечатление своей фальшью. И тот, с анекдотической армяно-азербайджанской
войной, и другой, с "конструктивной перестройкой". Да вообще, за время,
проведенное среди скелетов, я забыл, каким на самом деле был мой мир! И
что-то меня уже не тянуло к нему. Вот если бы родители... Увы.
Очень забавным мне показалось языковое совпадение: в свое время я попал в
редкую - возможно единственную - испанскую школу в Ленинграде, а теперь,
столько лет спустя, попал в экзотический вариант к испано-говорящим
евреям. Мимоходом промелькнула в очередной раз мысль о загадочном
сверхчеловеческом сценаристе сочиняющем, с непонятной целью, мою
биографию. Что же это, очередной зигзаг моей судьбы был предусмотрен
давным-давно? Честно говоря, мне понравилась легкость, с которой я усвоил
английский язык. Почему бы не повторить этот же номер с испанским? Тем
более, перед тем, как приступить к исполнению обета, я должен был
отдохнуть в нормальных человеческих условиях. А заблудившись между мирами,
в каком еще из вариантов я мог рассчитывать на заботливых гидов, готовых
водить меня за ручку? Правда, при условии, что иногда водить за ручку буду
я.
Когда мне представили человека, обязанностью которого отныне становилась
забота о моей сверхважной персоне, я сделал молниеносный вывод, что уж
этого парня я точно завербую сопровождать меня в мир скелетов. Еще бы!
Несмотря на скромное имя Моше, мой ангел-хранитель выглядел как
возмужавший Д'Артаньян и, по идее, должен был обладать соответствующей
любовью к приключениям. Увы, внешность обманчива. В теле героя жил
исполнительный чиновник и добропорядочный семьянин. Как такой человек мог
попасть в контрразведку? Неужели местных кадровиков, как и меня, запутал
обманчивый внешний вид? Ах да, они же не могли читать Дюма...
Игра слов: я, обитатель и властелин Дома, прикинулся бездомным. Меня
поселили в Хевроне, огромном древнем городе в Иудейских Горах. В одном из
новых районов, живописно карабкающихся по поросшим лесом холмам, находился
мой коттедж. Я делил его с семьей какого-то офицера. Хеврон славился
хорошим нежарким климатом, новоприбывшие из Германии валили туда валом,
спасаясь от влажности побережья и жары расположенных в пустынях городов.
Я, если и выделялся на их фоне, то только габаритами и незнанием идиша. Но
особенно долго "выделяться" не пришлось. Догадываясь, что рано или поздно
я заскучаю и смоюсь, контрразведка приступила к эксплуатации моего таланта.

Человек, стоящий на проходе, обречен на то, что его все время будут
толкать. Государство, расположенное на стыке Азии с Африкой, да еще и на
кратчайшем пути из них в Европу, обречено на войны. А если учесть, что в
том же месте находятся религиозные святыни и удобный подход к огромным
запасам нефти, то война в таком государстве должна выглядеть куда более
естественным состоянием, чем мир.
Когда 500 лет тому назад лидеры евреев, покидающих Испанию и Португалию
под страхом смерти на кострах инквизиции, договорились с правившими в
Египте мамелюками, - беженцев просто использовали. Мамелюки тогда владели
территорией библейского Израиля, но натиск турок османов становился все
сильнее и сильнее. Турки не нравились не только своим египетским
единоверцам. Еще меньше они нравились христианским владыкам Европы. Набеги
Рязанского Халифата на Польшу и Трансильванию становились все
разрушительней, казалось, что вот-вот - и из всех щелей на Европу полезет
мусульманская чума. Четверть миллиона испанских евреев не были нужны
никому. И их решили использовать так же, как шахматист использует пешку в
гамбите. Была заключена, если пользоваться терминологией ХХ века нашего
варианта, "пакетная сделка". Христиане, мусульмане, иудеи.
Евреям, за их же деньги, было позволено добраться до Святой Земли и
основать там, под протекцией мамелюков, очень зависимое государство Иудея.
Какое-то время спустя, турки действительно напали, но тогда же рязанцы
вторглись на Балканы, и турки сцепились с более сильным, опасным и близким
противников. Так мусульманская не-Россия, сама о том не зная, ухитрилась
спасти местный Израиль. А он жил не очень легкой, какой-то "политически
ненормальной" жизнью. То пиренейские монархи, изгнавшие еретиков, вдруг
вспомнили о том, как долго жили с этими же еретиками в мире, бок о бок
(обыкновенные торговые и политические интересы), и испанцы стали
соперничать с португальцами, кто пошлет больше пышных посольств в
Иерусалим. То вдруг папа римский решил изгнать евреев из Италии, а те,
разумеется, перебрались в Иудею. О протекторатах даже смешно говорить:
Иудея прыгала как мячик то под крыло Турции, то под крыло Египта, не
забывая о мачехе Испании. В какой-то момент началось жуткое истребление
евреев в Персии и Междуречье, уцелевшие бежали в Иудею, оставляя в
пустынях тысячи трупов, лежавших вдоль караванных путей. А откуда взялись
хазарские евреи, и почему Иудея стала вдруг называться Израилем, я уже не
понял. И куда делась страна, которую в нашем мире называли Сирией - тоже.
Так далеко моя любознательность не простиралась.
Границы местного Израиля (даже при моем не очень хорошем знакомстве с
географией нашего варианта) выглядели намного логичней и удобней. На
западе граница шла по искусственному Синайскому каналу. На северо-востоке
и востоке Израиль граничил с совершенно мне неизвестным Курдистаном. На
юге граница проходила по пескам, примерно в середине полуострова Арава
(Аравийского, надо понимать?). Сложнее всего было с юго-восточной
границей. Лет тридцать назад она проходила по Ефрату. В Междуречье
располагались буферное арабское королевство, жители которого одинаково
ненавидели и боялись и Персию, и Израиль. В соревновании между Персией и
Израилем, кто первым захватит этот рассадник терроризма, Израиль оказался
у финиша раньше. В результате Двухнедельной Войны новая граница Израиля
прошла по Тигру. Треть королевства забыла о своей ненависти к персам и
перебралась под власть шахиншаха. Остальные присягнули на верность
Иерусалиму и поделили между собой земли беженцев. Беженцы поклялись
превратить жизнь израильтян в один большой кошмар.

Мне вручили несколько фотографий. Одноэтажные бедные домики, высокие,
белые же, каменные заборы.
- Сможешь сюда выйти? - спросил Моше.
- Выйти-то я смогу, но есть ли там многоэтажные дома, чтобы вернуться?
Моше посоветовался с сидящими рядом мужиками профессионально-убийственной
внешности.
- Нет, - ответил он, - но нам это очень важно, чтобы ты без помех
вернулся, привел наших ребят и притащил одного типа.
- Что за тип?
- Какая разница? Да ты не волнуйся, это не очень хороший человек, раз он
знает несколько десятков убийц на территории Израиля. Именно про них мы
его и хотим спросить.
Я уже заранее был настроен не очень задумываться над заданиями. "Клиент"
меня не особенно волновал. Но проблема возвращения - да, волновала.
Слишком быстро для моего испанского, вставляя массу непонятных мне
разноязычных слов, Моше стал что-то обсуждать со своими коллегами. Все
загалдели, замахали руками, как фехтовальщики своим оружием.
Через несколько минут на стол вывалили еще груду фотографий. Разведчики
забыли про меня, они тыкали пальцами в однообразные белые домики и
кричали, иногда даже переходя на арабский.
- Это почти одноэтажный город, - объяснил мне Моше, - там есть
многоэтажные дома, но они, в основном, все правительственные, туда так
просто не зайдешь.
- У Эль-Сулейха есть огромная вилла, - сказал один из головорезов. - Три
этажа. Но туда тоже так просто не войти...
- Придется ворваться, - сказал, судя по тону, командир.
- Жалко Эль-Сулейха, хороший мужик. Его же убьют, подумают, что он нас
прячет...
После бурного обсуждения мне были предъявлены фотографии других домиков
(как бы их не спутать?). Была показана и фотография полуразвалившейся
водонапорной башни.
- Это старый минарет, - сказал Моше. - Лет сто тому назад он пострадал при
землетрясении, и с тех пор его не трогали. Сойдет?
- А он не рухнет под нами?
- Сто лет простоял, думаю, и вас выдержит.
- Но мы же евреи, мало ли, Аллах рассердится... Кстати, ваши люди что,
весь город засняли?
- Почти. Мы планировали эту операцию именно в расчете на тебя. Вот и
фотографировали. А теперь тебе надо одеться, времени мало. Нужный человек
заедет в эту деревню на несколько часов. Посоветоваться с шейхом.
Вскоре я уже красовался в довольно необычной одежде, напоминавшей длинное
платье из плотной белой материи. "Платье" посерело от грязи и... дурно
пахло.
- Не расстраивайся, - успокаивал меня Моше, - тебе придется побыть сорок
минут одному. Вдруг кто-то захочет с тобой заговорить? Будешь изображать
ненормального дервиша. А тут лучше выглядеть правдоподобней. Не волнуйся,
одежда не чужая, ей просто специально придали такой запах...
В дополнение к вонючему балахону я получил еще и грязное полотенце,
обмотал его вокруг головы. На лицо был нанесен "грязный" грим. Борода
оказалась очень кстати, а вот волосы я подстриг зря. Хотя, под полотенцем
не видно...
Меня дрессировали, как крысу перед лабиринтом. Рисовали на бумажке мой
путь от места выхода до старого минарета. Предупреждали, что деревенские
улицы похожи одна на другую. И заверяли, что в старом минарете мне ничего
не грозит, дервишу там самое место, я должен буду ждать группу не только
полагающиеся сорок минут, но и еще немного, хотя бы час. Я согласился.
Вышли мы на рассвете. Идущий за мной следом разведчик крепко держал меня
за шиворот. Те, кто шли за ним, наверное, делали то же самое. Домиками мои
спутники остались довольны. Еще бы! Автомобиль ждал их в двадцати метрах
от места выхода. А вот мне предстояла пешая прогулка.
Я с тоской проводил глазами своих спутников, садившихся в машину. Двое в
балахонах, трое в старомодной европейской одежде. Без них мне стало как-то
неуютно. Восстановив в памяти план местности, я двинулся к минарету.
Задача оказалась намного сложней, чем я думал. Улицы переплетались как
любовники во время буйной оргии. Они были категорически не похожи на
рисунок. Я считал повороты, искал ответвления, вместо "влево" мне
почему-то попадалось "вправо". Через десять минут таких мучений я наконец
издалека увидел минарет. Плюнул на планы и двинулся напрямую. Внимание на
прохожих я не обращал, шел быстрым шагом, размахивал руками и делал вид,
что шепчу что-то сам себе под нос. Боковым зрением я заметил, что на меня
оглядывались, но без особого удивления. Неужели и в самом деле сумасшедшие
выглядят именно так?
Наконец, я вышел на небольшую площадь перед минаретом. И мне тут же стало
плохо. Очень плохо! Минарет был, возможно, не новый, но аккуратный и
чистый. А рядом с ним, под зеленым куполом, громоздилась еще более чистая
и красиво изукрашенная мечеть. Все ясно. Это другой минарет. Я шел к нему,
наплевав на план. Как я теперь найду свою развалину?
Здесь было намного жарче, чем в Хевроне. А если учесть, что и одежда на
мне была не легкая израильская, то можно догадываться, как я потел. Воды с
собой я не захватил. Да какая, к черту, вода? Уже через тридцать минут у
минарета могут появиться израильтяне с погоней, а я...
Я остановился, с "умным" (или безумным?) видом глядя на мечеть и
задумался. Проходивший мимо старик подошел ко мне, потрогал мой балахон и
что-то сказал.
- Алла! В лесу родилась елочка! - крикнул я по-русски и поклонился на
четыре стороны света. Старик покачал головой и ушел. Почему израильтяне не
дали мне никаких инструкций по сумасшествию?
Учитывая, что ориентация на местности была давно утеряна, я решил идти по
расширяющейся спирали. Пошел. Метров через двести я проклял свое решение.
Какая спираль? В этом гадючнике через минуту забываешь, откуда ты пришел!
Я проклял свое задание. Появилось искушение бросить все: Моше-благодетеля,
разведку-мать и весь вариант Медведя вместе с ними. Мало того, что я зубрю
испанский. Надо же! Добровольно залезть в вонючую робу! На жаре! Да я
сейчас умру от обезвоживания. Или смотаюсь в Ленинград. Где здесь
ближайшая многоэтажка?
Внезапно я унюхал запах, превосходящий по гадости мой собственный. Потом
увидел перекресток... Кажется, я видел его на плане. Запах - грязная
окраина, минарет там. А перекресток - инструкция к дальнейшему
продвижению. Я пошел на запах. Нечистоты текли по улице. Грязные дети
бегали прямо по местной канализации. Да я здесь могу работать эталоном
чистоты в своем рубище! Какой-то оборванец с бельмом (конкурент?)
загородил мне дорогу и грозно сказал... Интересно знать, что?
- Алла! Пошел ты дядя к чертовой матери! - рыкнул я, проверяя магическое
действие русского языка на аборигенов.
Оборванец открыл рот, а я продефилировал мимо, размахивая руками и говоря
первое, что пришло в голову. А пришло следующее: "Широка страна моя
родная! Много в ней лесов, полей и рек!"
К минарету я прибыл, имея в запасе две минуты. Очень важно было проверить
лестницу. Что, если она, не дай Бог, разрушена?
Лестница уцелела. Но она не имела ничего общего со всеми известными мне
лестницами! Даже моя каменно-земляная самодельная дорога из мира скелетов
выглядела более похожей на лестницу. А здесь... Ступеньки разной высоты
идут спиралью, на некоторых камень сколот, на некоторых лежат груды мусора
и высохшие экскременты. С полузакрытыми глазами, воображая Лестницу Дома,
тут не пройдешь. Десять раз споткнешься или врежешься лбом в стенку.
Почему я заранее об этом не подумал? Что я ожидал найти внутри похожего на
палку минарета?
Выскочив из минарета, я огляделся. Да, здесь словно прошелся уже известный
мне Лентяй Первый со своим запретом на высокие дома. Трущобы и пустырь.
Что теперь? Погнать группу захвата на поиски подходящего здания? А если
они прибудут вместе с погоней? И вообще, они уже опаздывают.
Я решил работать с тем, что есть. Вернулся в минарет, пробежался... нет,
скорее, - проковылял вверх. Как, помня о том, что все время надо
поворачивать направо, одновременно вспоминать прямую лестницу? А какой
ублюдок сделал одну ступеньку высотой в десять сантиметров, а следующую -
в добрые полметра? Я вернулся к выходу, выглянул. Никого. Опоздание на
десять минут... Сейчас-то это мне на руку, можно пытаться освоить
идиотскую спиральную лестницу. Но не случилось ли чего-нибудь с группой?
Я еще раз поднялся по лестницу. Глаза полузакрыты, руки расставлены. Пару
раз наступил на какое-то дерьмо. Тьфу, черт, боюсь, что я и один отсюда не
выберусь, не то что с сопровождением.
Группа появилась с опозданием на двадцать две минуты. К этому времени я
уже научился подниматься с полузакрытыми глазами до середины минарета.
Неуклюжая на мой взгляд машина подъехала к самому входу. Непривычные к
такой роскоши, трущобные подростки нахально глазели на нее со всех сторон.
Погони я не заметил. Из машины вылезли шесть человек. Они вытащили
седьмого, больше всего похожего на огромную мягкую куклу. Я подумал, что
не так давно сам выглядел примерно так же в руках балтийских умельцев. На
мгновение промелькнула несуразная мысль о солидарности всех жертв
похищения. Но события диктовали другую логику.
- Надо двигаться, - сказал старший группы. - Погоня отстает на две-три
минуты. Как пойдем?
- Как вы понесете эту тушу? - ответил я вопросом на вопрос.
- Просто, - старший повернулся и отдал команду.
Между руками и между ногами пленника было привязано по веревке. Двое самых
крупных разведчиков перекинули эти веревки через плечо. Пленник стал
выглядеть как длинная дорожная сумка, очень нетрадиционной формы. Все
выстроились цепочкой, держа друг друга за шиворот. Я, разумеется, шел
первым.
- Старайтесь двигаться ровнее, - приказал я. - Если будете спотыкаться и
дергать меня, то мы просто выйдем на верхушку минарета. И нам останется
только прыгнуть вниз.
Странная шеренга со мной во главе двинулась по спиральной лестнице. Мне
стало неудобно от руки, держащей за шиворот, и я опустил ее вниз, на пояс.
Как приспосабливались остальные - не знаю. И еще у нас была весьма
необычная "связка" в середине: огромный бородатый пленник без сознания.
Мои недавние тренировки пригодились. Я с запасом высоты запрыгивал на
каждую следующую ступеньку и автоматически с каждым шагом поворачивался на
нужный градус. Я воображал, как лестница постепенно выпрямляется,
ступеньки выравниваются, появляются перила с медвежатами. И воздух! От
жаркого, затхлого - к прохладному и чистому.
Я действительно почувствовал, как изменились ступеньки. Воздух... стал
свежее. Или это у вершины минарета ветер подул? Не-ет, никаких ветров, Дом
в Бирке, а Бирка на Скандинавском полуострове. Там прохладно, намного
прохладнее, чем здесь.
Дышать стало значительно легче, я замедлил шаг, приоткрыл глаза. Ура!
Свершилось! Я вырвался из этой спиральной западни! А мои спутники? Все