Резников Анатолий. Дом в центре

котором полмиллиона рублей и полмиллиона таких странных настоящих долларов.
Разумеется, я знал, откуда что взялось. Старина Юмор не обратил внимание
на такую мелкую сумму. Интересно, как он покончил с оставшимися в живых
бандитами?
Думаю, Семенов разделял мой интерес.
- Кроме чемоданчика там нашли...- сыщик глянул на лежащий перед ним листок
бумаги, - пятна человеческой крови, как минимум трех разных групп, гильзы
стреляные от пистолетов ТТ и "Макаров", автомат "Узи" с полной
неизрасходованной обоймой и ... э-э-э... задний мост автомобиля ЗИЛ-130,
вырванный прямо "с мясом": так никто и не понял, как это можно
исхитриться. Теперь смотри. Плюнем на визы. Четыре года назад появляются
при странных обстоятельствах странные доллары. Еще через несколько
месяцев, ну, почти через год появляется Седов. Очень странный тип, совсем
без прошлого, как из пробирки, но с деньгами и с выучкой. Я бы эти два
события никак не связал, я бы о них просто не знал. Но тут появляешься ты.
Расплачиваешься такими же деньгами, говоришь, что тебя не было четыре года
и ищещь Седова. А по документам тебя вроде как и нет. Почти как Кирюхи.
Круг замыкается. Если не круг - то квадрат. В углах: во-первых, странные
доллары, во-вторых, Седов, в-третих, ты, в-четвертых, срок в четыре года.
А теперь рассказывай. Кто вы такие, откуда и зачем?
Семенов, конечно, был профессионалом. Моментально увязал факты, которые,
на первый взгляд, абсолютно не были связаны друг с другом. Что хуже всего
- такому не наплетешь с три короба, не навешаешь на уши лапши.
- Может быть, вы развяжете мне руки? - я не просто выгрывал время,
наручники терзали меня немилосердно.
- Открой ему, - Семенов махнул рукой, - надеюсь, ты отблагодаришь меня
интересным рассказом.
- Слушайте, гражданин начальник, - сказал я, - потирая запястья и пытаясь
вернуть на место плечевые и локтевые суставы, - рассказать-то я вам
кое-что могу. Но почему вы так наплевательски относитесь к собственной
жизни? Нет-нет, не заводитесь. Вот жили вы себе неплохо, не знали обо мне
ничего. А теперь вдруг приперло узнать. Ведь бывает так: люди узнают
что-то, что им знать не положено. Ну, их... того... сами понимаете.
Убирают.
- Слышь, Коля, - на лице Семенова появилась недобрая ухмылка, - он,
кажется, опять пугать начинает.
Я струхнул, что сейчас Коле опять прикажут меня бить, и пошел напролом.
- А Коли это тоже очень касается. И второго вашего, не знаю, как звать.
Они ведь тоже свидетели, тоже с ушами. Им-то за что помирать? За зарплату?
Вы же про Седова достаточно знаете. Вы хоть представляете, что будет, если
на вашу банду спустят несколько таких, как он? Сами же упоминали задний
мост от ЗИЛа, что непонятно, как его оторвали. Очень много в этой жизни
непонятных вещей. Не дай вам Бог...
- Цыц! Заткнись, щенок. Седовым нас пугаешь, хотя сам его искал с нашей
помощью. Да ты хоть знаешь, сколько Коля таких седовых в Афгане голыми
руками подушил? А что Алик может делать? Он в спецназе на китайской
границе четыре года кувыркался. Плевали мы на твои угрозы! По тебе видно,
что ты - никто, пустое место, даром, что накачанный, по блату тебя кто-то
на денежное дело поставил. Из-за папаши или из-за мамаши. Хорош пиликать,
давай, колись!
Ей Богу, Семенова можно было смело принимать на работу. Все он видел
насквозь, даже меня. Ведь именно из-за рождения от папы - обитателя Дома я
оказался на "денежном месте". Без Дома я - никто, ноль.
- Все, сдаюсь, - я картинно поднял руки, - разрешите только последнюю
сказку. В отличие от моих страшилок ее вы сможете сейчас проверить по
телефону.
- Интересно, - Семенов повертел карандаш, пытаясь сделать какой-то простой
трюк, - трави.
- Вчера или позавчера - с днями я путаюсь из-за вашего мешка и частых
перелетов - тут была заварушка в большом доме на Бухарестской улице. Угол
с улицей Бела Куна. В квартире жил некто Салаев Дмитрий. Там взорвали
дверь, напустили газу, захватили людей и скрылись.
- Ну, и что? У нас каждый день так делают в пяти-десяти местах. Каждый
считает себя великим гангстером, оружие всякое дешевле выпивки. Любого
продавца из кооператива берут с таким шумом, словно он - Рокфеллер. Что ты
хотел доказать своей травлей? Ведь, небось, еще по радио обо всем услышал,
даже номер дома не помнишь.
- Не помню. Но этой атакой я руководил. Свяжитесь с милицией, узнайте
подробности. Рэкетиры с таким размахом не работают. А меня одна старушка
из соседней квартиры видела. Я ей жизнь спас, затолкал назад. Если надо,
думаю - узнает. Еще проверьте: в Москве двое учились, Халед Шараф из
Израиля и Фарук Джаббар из Ливана. Вот их-то мы и взяли на Бухарестской.
Семенов позвонил по телефону, позвал какого-то Петровича, упомянул в
разговоре недавние события на Бухарестской. Долго слушал.
- Кто это там по балконам прыгал? - спросил он, положив трубку.
- Ага! - я изобразил радость. - Кажется, дошло! Муджахед один, старый
Колин приятель. Не знаем, кто он, узбек или татарин. Учился в Иране. Может
абсолютно все. Именно против него я искал Кирюху Седова. Если ваши
спецназовцы захотят рискнуть, то мы можем договориться. За этого зверя я
берусь выбить из своего начальства, ну... тысяч сто пятьдесят.
- Интересно-интересно. Какое начальство готово платить такие деньги за
дикого чурку? Даже если он хороший акробат? И слушай, почему ты мне
рассказываешь все про свой налет? А если я тебя в милицию сдам как
подарок? Или в органы? Там же из тебя всю душу вынут, не будут, как я,
церемониться.
- Тебе органы "спасибо" скажут, а я ведь и заплатить могу.
- Наше русское "спасибо" может подороже стоить, чем твои фальшивые
заморские деньги, - в голосе Семенова не чувствовалось особенной
уверенности. - Свои ведь ребята, если надо - они потом мне помогут...
Я уже размечтался, как Семенов сдает меня в Большой Дом на Литейном.
Здание там высокое, как минимум пару лестничных пролетов придется пройти.
Или на лифте прокатиться. Тут я им и покажу кузькину мать!
- Полторы сотни тысяч. Николаич, - неожиданно вмешался Коля, - и всего-то
навсего за чурку дрессированного. Давай подпишемся.
- Разговорчики в строю! - Семеновв резко осадил бывшего "афганца". - Кто
здесь решает? Что, мы его из Риги в Питер тащили в лучшем виде, чтобы
наняться на работу?
- А почему нет? - я почувствовал слабинку в стане противника. - Будем
считать, что вас наняли схватить меня, а я вас перекупил. Вы же работаете
за деньги, а не за красивые идеи. Кстати, здесь ведь даже идея есть
симпатичная. Из-за чего мы чурку этого ловим? Он вместе со своими арабами
на атомную бомбу вышел, мать его...
- А-а-а! - Семенов откинулся на стуле и вновь безуспешно попытался сделать
трюк с карандашом. - Кажется, я что-то понимаю. Слышал я, что у нас
контору одну собрали для подобных дел. А деньги на работу чуть ли не
американцы дают. Люди из ГРУ...
- Все! Хватит! - я жутко обрадовался. Умница-Семенов сам за меня все
придумал. Чем черт не шутит? А что если его подключить к поискам? - Вы
здесь прекрасно все понимаете. Учтите, я ведь вам ничего не сказал!
Правда? Ни слова!
- Тоже мне, тайны мадридского двора, - хмыкнул Семенов, - чего огород
городить? Какой это, к черту, секрет, если о нем почти во всех газетах
писали?
- Написать можно все, - я не сдавался, - но ведь в газетах не названо ни
одного конкретного человека... Ничего! Все. Молчу-молчу-молчу. Давайте,
мужики, как, договорились? Вообще, на кой черт вы меня в Риге захватили?
- Это наше дело, - отрезал Семенов. - Я перед тобой отчитываться не
собираюсь. В любом случае - не зря. Считай - получили выгодный заказ.
Давай, колись, втемную работать не будем.
- Нечего колоться мне! И так вы уже все поняли. А за конкретные имена и
детали можно в ящик сыграть. И мне, и вам всем. Болтливость - это такой
порок, что меня даже мой папаша спасти не сможет. - Я решил стойко
держаться версии "сынка", по протекции устроенного на денежное место. - И
вы лучше о своих догадках забудьте. У нас конкретное дело. Рискнете
остаться со мной один на один?
Легкий жест ладонью и семеновские спецы оставили комнату. Я получил еще
несколько секунд на обдумывание. Как бы напустить туману, да
поубедительней? И желательно, еще раз в деликатной форме пугануть
зарвавшегося сыщика
- Не знаю, пишете вы наш разговор или нет, - сказал я шепотом, - но хорошо
бы включить радио...
Семенов хмыкнул, процедил сквозь зубы: " Меньше видео смотреть надо," -
но послушался и включил стоящий на столе японский магнитофон.
- Я жить хочу, гражданин начальник. А тут за болтовню по нашему следу
таких косильщиков пустить могут - о-го-го! Вы вот сказали, что никого не
боитесь. Рад за вас. А я побаиваюсь. И только намекну вам кое на что.
Насчет правильных-неправильных долларов. Вы ведь газеты читаете, знаете
какой в Штатах шум поднимают если находят какое-нибудь неправильное
финансирование? А если источник не совсем обычный... Фу, черт,
разболтался, я что-то сегодня... Давайте уж о делах лучше. Тогда и музыку
можно выключить. Надоела проклятая.
Мы долго и нудно обсуждали условия сделки. Семенову нужны были гарантии,
что я действительно заплачу, не исчезну сразу же после расставания. Я
объяснил, что о моей реальной заинтересованности говорит атака на
Бухарестской улице. И за поиски Седова я исправно заплатил. В конце
концов, мне пришлось дать Семенову свой адрес и телефон.
На мою голову еще раз был надет мешок. Оказалось, что мы сидели в каком-то
из городков Петербургской области, где "Аякс" располагал учебным полигоном
и где, при желании, запросто можно было закопать мой труп.
Коля с Аликом проводили меня до самой квартиры. Я переборол сильное
желание вывести моих конвоиров в вариант какой-нибудь Гремучей Змеи и
забыть их там навсегда. Месть - дело хорошее. Но если Семенов
действительно выполнит работу и схватит Бахтияра, то мое пленение и
избиение можно будет просто внести в счет, приплюсовав к ста пятидесяти
тысячам долларов.
Я попросил конвоиров подождать, вынес им по бутылочке пивка, а сам
удалился в соседнюю комнату. Там, с помощью Дома, изготовил несколько
приличных фотографий Бахтияра. Продублировал вырезку из газет с рекламой
"Фантазии". Вручил этот скудный материал Коле с Аликом, дал десять тысяч
долларов задаток, как было договорено с Семеновым.
Распрощавшись с гостями, я плюхнулся на диван и с облегчением вздохнул.
Надо же! Как плохо все начиналось и как неожиданно неплохо закончилось.
Семенов со своей следовательской интуицией учуял что-то подозрительное в
моем деле и решил силой вырвать из меня как можно больше непонятных денег.
А заодно, возможно, и перед старыми друзьями в органах выслужиться. Я же,
несмотря на всю мою непроходимую глупость, сумел задурить умнику-Семенову
голову стоящей за моей спиной сверхмощной организацией и нанять его к себе
на службу. Вынудил старого лиса со мной сотрудничать. Только бы их Бахтияр
не перекупил!
Я даже не успел как следует утолить голод. Зазвонил телефон.
- Привет! Что за безобразие? С утра я тебя вызваниваю и не могу поймать.
Зачем же я тебя предупреждал?
В телефонной трубке гремел уверенный голос Седого.


14. Вечный воин


- Я, конечно, понимаю, - сказал Седой, - что твои дела самые главные, но
сейчас я даже не хочу о них слышать. Сейчас мне позарез нужна твоя помощь.
Я как услыхал, что ты прибыл, так подумал, что это сам Бог тебя послал.
- Хорошо, помогу, - я сдался, понимая, что ради дружбы с таким ценным
кадром, как Седой, придется пойти на некоторые жертвы. - Но есть вопрос,
который я хочу задать тебе раньше, чем начну помогать . Что ты знаешь о
моем отце?
- Отец... отец... Ничего я о нем не знаю.
- Ничего не знаю Я, - меня начала раздражать высокомерная манера Седого
разговаривать. - Я отсутствовал четыре года и не могу знать, что за это
время произошло с отцом. Ты ведь как-то общался с ним! Да или нет?
- Общался. Сначала он поручил мне отыскать тебя. Я не нашел даже малейшей
зацепки. Потом твой отец без предупреждения исчез месяца на два, а я
остался один, почти без денег. Так... потом он объявился... извинился,
сказал, что не может меня вернуть в Балтию. Дал денег... Так... так... Ну,
дальше я уже работал сам, без всякой помощи. Несколько раз звонил твоему
отцу - никто не отвечал. Много я знаю? Видишь! Давай лучше моими делами
займемся.
- Что за дела?
- Ты ведь слышал про войну в Югославии?
- Слышал.
- Так вот. Примерно неделю назад мы взяли одно мусульманское село. И
совсем случайно нашли пятнадцать картин. Старинные картины, целая
коллекция. Там же много старых замков, дворцов. Музеи всякие. А какая
война обойдется без грабежа? Крадут все подряд. Я картины припрятал,
съездил в Германию. Там нашел покупателя. Хороший клиент, не посредник.
Заплатит много. Поехал в Боснию. И по радио слышу новости: мусульмане
атакуют в моих местах. Кинулся, перепрятал картины глубже в тыл, в другой
деревне. В Ригу позвонил, просто так. А мне про тебя рассказывают. Теперь
мне надо, чтобы ты помог вытащить эти картины из Боснии. Понимаешь, везти
их на машине - сложно. Можно, но рискованно.
- Послушай, но это же как-то... нехорошо. Противозаконно. Получается, что
мы украдем эти картины.
- Ты что, из детского сада сюда пришел? О каком законе можно говорить на
войне, особенно, если война - гражданская. На такой войне все грабят всех.
Обрати внимание, картины уже были украдены. Если бы не я их захватил, то
кто-нибудь другой. Ты имеешь против меня что-нибудь? Почему я должен
уступать такую выгодную добычу другим? Там все воруют и все торгуют.
Офицеры из войск ООН вообще все завели себе счета в Швейцарии и гонят туда
деньги реками. И еще счастье, что картины не попали к каким-нибудь
мусульманским фанатикам. Они вообще могли их уничтожить.
У меня не было ни малейшего желания спорить с Седым. Действительно,
безупречная аргументация. Не придерешься. Так что это получается? Я
попрусь в Боснию? Господи, чем я занимаюсь! Чем я занимаюсь, Боже мой!
Таскаю картины из Боснии, мусульман из альтернативной Персии. Солдат из
альтернативного Израиля - в центр Питера, арабов из Питера - в
альтернативный Израиль. Театр абсурда, а не жизнь.

Воспользовавшись одной из любительских фотографий Седого, мы вышли в
типичное дачное местечко. Седой попросил меня приготовить для нас обоих
пятнистую униформу, пуленепробиваемые жилеты и какое-нибудь оружие. Рядом
со своим спутником, которого в деревне знала каждая встречная собака, и я
выглядел бравым солдатом удачи.
В маленьком домике на окраине нас встретил покрытый щетиной детина с
крупной фиолетовой татуировкой VOVA на фалангах пальцев правой руки.
Помещение было довольно чистое, без ожидаемого разбойничьего беспорядка.
Единственное, что отравляло атмосферу (в буквальном смысле этих слов), -
запах нестираных носок. Хотя, чего еще можно было ожидать от давно
небритого Вовы?
- Откуда ты взялся? - удивился детина. - Турку сказали, что ты сегодня
утром куда-то летишь из Берлина.
- Турок все перевирает, - Седой внимательно осмотрел помещение. - Никто не
заходил.
- Нет.
- Сам ты не выходил?
- Нет.
- Отлично. Пошли, - позвав меня за собой, Седой нырнул в узенький
коридорчик.
- Эй, шеф, кто это? - заволновался небритый.
- Мой двоюродный брат, - сказал Седой. - Видно же, что похож. Доверяй ему,
как мне.
Картины хранились в маленькой комнатке (на язык так и просилось слово
"горница") с вообще микроскопическим окошком. В полумраке Седой повозился
с брезентовыми свертками, удовлетворенно хмыкнул.
- Пошли, - сказал он. - Тут недалеко здание Совета двухэтажное. Сначала к
тебе в Питер, картинки посмотришь, если захочешь. Потом я позвоню а Ахен...
- Куда-куда?
- Ахен. Городок в Германии. Очень приятный, чем-то мне и Питер, и Ригу
одновременно напоминает. И нашу Бирку.
- Архитектурой, наверное.
- Да. Там что удобно? Городок стоит почти на границе. С одной стороны -
Голландия, с другой - Бельгия. Никаких пограничников, не то что у вас тут.
- Сам-то Ахен в какой стране?
- Я же говорил, в Германии.
Трудно объяснить причину моей брезгливости, но, кроме как во время
переноски, я не прикоснулся к картинам и не посмотрел их, несмотря на
предложение Седого. Мне была противна моя роль, я старался не вникать в
происходящее, во всю эту торговлю с переговорами. Мы вышли по фотографии,
запасенной предусмотрительным Седым, проехали несколько остановок на
автобусе, сели в припаркованную на стоянке машину.
В довольно среднем (на мой неискушенный взгляд) отеле нас уже ждал мужчина
с очень интеллигентной внешностью. Вьющиеся волосы, высокий лоб с
залысинами, холеные борода с усами, очки в тонкой оправе... Потом я
вспомнил, что он, вроде бы, не перекупщик, а будущий хозяин картин.
Учитывая их возможную цену, - миллионер.
Седой меня не представил, мое участие в сделке не требовалось. Я отошел к
окну, хотя и мог наблюдать искоса миллионерскую возню с увеличительным
стеклом вокруг разложенных на столе полотен. Благодаря своему безделью, я
во всех деталях разглядел, как вылетела дверь нашего номера, и помещение
заполнили вооруженные люди (часть из них в форме). Седой даже не
среагировал, я эгоистично предположил, что он решил не подвергать
опасности мою драгоценную жизнь. К нашим головам приставили пистолеты,
сковали руки за спиной. И прочитали короткую официальную речь на
непонятном нам немецком языке.
Я тупо наблюдал за происходящим. Фотограф делал снимки, он старался, чтобы
в кадр попало как можно больше разложенных на столе и кровати картин
одновременно. "Покупатель-миллионер" стоял совершенно свободно, без
наручников, и что-то объяснял дородному мужчине в очках, указывая пальцем
то на одну картину, то на другую.
Седой стоял спокойно. Судя по его лицу, он был очень увлечен решением
сложной математической задачи. Неужели он в состоянии освободиться от
наручников? Если да, то он сейчас просчитывает свои движения, как
мастер-бильярдист просчитывает комбинации с ударом шаров друг о друга.
Немецкий язык жутко раздражал. Все воспоминания о нем были связаны с
фильмами про фашистов. Получается, я, по доброй воле, сам забрел прямо в
лапы гестапо. Или как оно у них сейчас называется?
Нельзя сказать, что я особенно нервничал. Лично мне смыться не составляло
никакого труда, наш номер размещался на втором этаже трехэтажного отеля.
Достаточно мне чуть-чуть пофантазировать на спуске, и я вместе с
конвоирами окажусь, где захочу. Но Седой-то, Седой! Он же не будет никак
связан со мной во время движения. Следовательно - останется под арестом.
Конечно, Седой сам во всем виноват. Если бы не его желание поторговать
краденым - ничего бы не было. С другой стороны, друзей (да еще таких
ценных, как Седой!) не оставляют в беде из-за мелких грехов. Каждый
зарабатывает на жизнь, как умеет. Торговля трофеями для профессионального
военного так же естественна, как для огородника - торговля овощами. Ведь
еще слава Богу, что Седой тут не занялся подрывом самолетов и захватом
заложников. А арест... Седой далеко не пай-мальчик. Можно поспорить, что
через самое короткое время он будет на свободе, сбежав из любой тюрьмы. Но
простит ли он мое позорное бегство?
Двое конвоиров захватили мои руки поближе к плечам и, подталкивая сзади,
повели по коридору. Седого вели передо мной аналогичным образом. Когда до
лестницы оставалось метров пять, мне показалось, что я нашел решение. Если
у самой лестницы рвануться, прыгнуть на Седого и покатиться общим клубком
вниз, по ступенькам? Выгорит? Я где-то слышал, что у каскадеров падение по
ступенькам считается одним из самых тяжелых трюков. Для неподготовленного
человека это просто чревато переломами. Можно представить, как мы на пару
с Седым кувыркаемся. Я шлепаюсь ребрами на выпирающие углы ступенек, на
меня приземляется мускулистый Седой, еще один-два полицейских сверху.
Потом мы меняемся местами, чьи-нибудь сто килограмм обрушиваются на мою
бедную голову... И при этом я еще должен воображать перила, картину на
выходе и прочий антураж! Лучше всего будет "заказать" карету "Скорой
помощи" у подъезда. Если не катафалк.
Был еще шанс, что в полицейском управлении нас всех загонят вместе в один
лифт. Но рассчитывать на это... Извините.
Понимая, что уходят последние из возможных секунд, я крикнул:
- Седой! Я сейчас ухожу. Ничего не делай, вытащу тебя через несколько
часов...
Я выпалил все это с пулеметной скоростью и хотел сказать еще что-то, но
немцы залаяли, толкнули Седого идти быстрее, а меня огрели по спине чем-то
твердым. То ли дубинкой, то ли прикладом автомата. Больно!
Я ступил на лестницу и, как это у меня водится, прикрыл глаза. Я шагал
медленно, переставляя ноги, как ожившая статуя Командора. Полицейские
толкали меня в спину и командовали: "Шнеллер! Шнеллер". Ей Богу - кино из
жизни советских партизан.
Нельзя сказать, что мне предстояло совершить легкий переход. Я ведь
находился не в Доме. На первой стадии надо было попасть в Дом. Потом...
Что, потом? Выскочить с двумя полицаями в какой-нибудь вариант
Ракоскорпиона? Где я потерял русских бандитов? В непонятном мире Ящерицы...
Время истекало, кончалось, как воздух при глубоком нырке. Я решил
проламываться по самому простому (ой ли?) пути. Во-первых, Дом. Ступеньки
под ногами приобрели знакомую округлость. Немцы за спиной
загалдели-залаяли. Я отключился, мысленно превращая собачьи головы
питерского Дома в медвежат его брата-близнеца из Бирки.
Один из немцев ощутимо тряс меня за руку и что-то орал. Второй, кажется,
отпустил. Только не это! Где мне его потом искать, идиота? До меня дошло,
что именно этих двух полицаев будет удобнее всего обменять на Седого.
- Я не понимаю по-немецки! - крикнул я по-английски. И еще громче добавил.
- Хватайте меня сильнее! Хватайте меня сильнее! Я падаю!
Насчет "падаю" я, конечно, соврал. Но удачно, меня действительно крепко
подхватили с двух сторон, и я продолжил свой "триумфальный" спуск,
осуществляя переход с первой лестницы ах на четвертую. И вышел ... в
Хевронское отделение контрразведки. (В альтернативном Израиле, разумеется).
Нельзя сказать, что я был там личностью популярной. Фактически, кроме Моше
меня там знали еще несколько человек. Но если представить ситуацию...
Итак, на одном из этажей управления останавливаются трое неизвестных,
спортивно сложенных мужчин. У одного из них за спиной скованы руки, у
двоих в руках автоматы неизвестной конструкции. И вдруг "скованный"
начинает орать на ломаном испанском:
- Позовите Моше Толедано, он меня знает! Арестуйте этих двоих сзади меня!
Осторожно, у них оружие! Осторожно, они могут меня убить! - и дальше в том
же духе.
Через несколько минут двое полицаев, ошалевших от неожиданно направленной
против них огневой мощи, сложили оружие. Я был раскован и отправился с
Моше в его кабинет.
- Когда это кончится? - обрушился на меня опекун. - У тебя появилась
дурацкая привычка таскать в наш мир всякую мразь из своего. Мало того, что
ты перестал работать на нас, так ты стал еще и мешать нам своими
действиями.
- Если бы ты знал, как тяжело я на вас работаю! Если бы ты знал, как я
рискую! - мне не оставалось ничего другого, как пустить пыль в глаза. -
Только что меня арестовали в Германии, Ашкеназе, по-вашему...
- Да, это опасно, - кивнул Моше, - там все время воюют, и в любом
княжестве могут принять тебя за шпиона из другого княжества.
Я решил не разубеждать опекуна.
Примерно через час я с двумя телохранителями, переводчиком Вольфом и
пленными полицейскими совершил переход в Дом, в мою квартиру. Глаза у
немцев были завязаны, чтобы они не смогли даже заподозрить предназначение
всех этих прогулок.
Я получил от полицаев их рабочие номера телефонов, код Ахена и код
Германии. Через переводчика надиктовал им короткий текст, предупредил,
чтобы ни один из них не ляпнул ничего лишнего (переводчик рядом), позвонил
и передал трубку одному из немцев.
Полицейский позвал начальника, доложился, сунул трубку под нос напарнику,
тот пробурчал что-то подтверждающее свою принадлежность к миру живых.
Далее от моего имени был предложен обмен двух полицейских на моего недавно
схваченного друга. Я потребовал, чтобы по этому номеру телефона начал
дежурить человек, говорящий по-английски, для непосредственных переговоров
со мной.
- Делайте все, как он говорит, - сказал напоследок пленный. - У них тут
целая армия.
Я немного обдумал ситуацию после прекращения разговора. Конечно, немцы
проследили, что звонок пришел из России. Скорее всего, проследили и Питер.
Но Дом? Черт его знает... Лучше не рисковать и звонить из другого места.
Из какого? С Главпочтамта?
Поначалу я решил позвонить по телефону-автомату из Нью-Йорка (сто раз в
кино видел, как оттуда звонят в любую точку мира). Выскочить в Нью-Йорк -
пара пустяков... Потом до меня дошло, что я даже не знаю, каким образом
звонят из автомата в Америке. Монетами, жетонами или какими-нибудь
магнитными карточками? Кинофильмы, полезные для общего развития, не
оставили в моей памяти конкретной информации. Тут я вспомнил, что в одной
достаточно цивилизованной стране у меня есть вроде как консультант. Я об
Израиле и о Борисе. Немедленно позвонил ему и стал выяснять, можно ли из
Израиля позвонить в Германию по телефону-автомату и как это делается.
Борис ответил, что можно, но... У него на все случаи жизни было "но". Для
таких звонков нужны специальные карточки "Телекарт", у Бориса только одна
такая, а почты сейчас закрыты. Вот идиот! Забыл, с кем имеет дело. Через
пять минут я уже был в Петах-Тикве, а еще через две минуты - вновь у себя
в Доме, но уже с "Телекартом" в руках. Когда я вернулся и принялся
высыпать на стол груды "Телекартов", братец только развел руками. И повел
меня к ближайшему телефону-автомату.
Перед тем как звонить, я надолго задумался. Легко сказать: "Меняю двух
ваших полицаев на моего друга". Но как это осуществить? Если учесть, что я
не знаю в Ахене ни одного здания, то как обговорить с полицией удобное
место, где я не рискую оказаться под прицелом снайперов?
Топчась в нерешительности у телефона, я перебирал всевозможные варианты.
Если бы у меня остались открытка Седого, которой мы воспользовались, когда