Страница:
– А почему вы решили, что не может быть? Вы не были бы расстроены, если бы погиб ваш брат?
Она ждала, что доктор ответит сарказмом – как обычно в подобных ситуациях. И все же он этого не сделал. Он нахмурился.
– Он клон, Баррисс. Подобного рода чувства у них выхолостили…
– Кто вам это сказал? Верно, они стандартизованы, обучены и закалены, но они не безмозглые автоматы. У них та же плоть и тот же разум, что у нас с вами. Они истекают кровью, когда ранены, они живут и умирают, и они печалятся о потере братьев. КС-девять-один-четыре страдает. Он достаточно хорошо скрывает это, но подобное не может быть скрыто от Силы.
Джос выглядел так, словно она только что дала ему пощечину.
– Но… но…
– Клоны рождены для боя, Джос. Это то, для чего их создавали, и они принимают это без вопросов. Не будь войны – их бы не было. Тяжелая жизнь солдата лучше, чем отсутствие жизни. Но вы почувствовали даже без Силы, – негромко добавила она. – Каким бы стойким он ни был – чувства прорвались наружу. Девять-один-четыре скорбит. Он страдает от потери своего товарища. Своего брата.
Джос безмолвно застыл, утратив дар речи. Она чувствовала его эмоции так же ясно, как и те, что излучал КС-914.
– Вы никогда раньше не думали об этом, верно?
– Я… э… конечно, я… – он смутился.
Нет. Такое никогда не приходило ему в голову. Она видела это.
Как слепы те, кто не знает Силы. Как печально это для них.
– Хирурги всегда славились недостатком тактичности, – заметила она. – Они склонны лечить раны и болезни, не беспокоясь о пациенте в целом, даже когда имеют дело с "настоящими" людьми. Большинство считает клонов не больше чем бластерным мясом – с чего бы вам считать иначе?
Джос потряс головой, смущение все еще владело им. Баррисс чувствовала неловкость вместе с ним. Один из побочных эффектов способности использовать Силу – то, что порой узнаешь вещи, которых не ожидал узнать, вещи, которые ты не способен правильно понять и еще менее способен что-то с ними сделать. Снова и снова Баррисс убеждалась, что Сила приносит знание – и что это довольно двусмысленный дар.
– Извините, Джос. Я не хотела…
– Нет, нет, все в порядке. Увидимся позже, – он выдавил откровенно вымученную улыбку и побрел прочь. Казалось, что тяжесть всей планеты внезапно обрушилась на его плечи.
Джос шел по поселку, когда сырой ветер и внезапно потемневшее небо охладили душный вечер и возвестили, что – какой большой сюрприз – приближается очередная буря. За время, проведенное здесь, он хорошо научился распознавать такие вещи. Он знал, что у него есть две, может быть, три минуты, прежде чем разверзнутся небеса.
– Джос, – позвала Толк. – Ты в порядке?
Она нагнала его и шла рядом. Он даже не заметил ее, занятый своим новым и неожиданно беспокоящим знанием.
– Я? Я в порядке.
– Нет, не притворяйся. Помнишь, кто я? Что случилось?
Он потряс головой.
– Просто лишился повязки на глазах, которой раньше не замечал. Коснулся кое-чего, о чем всерьез никогда не думал. Я… чувствую себя круглым дураком.
– Ну, разве это так необычно?
Джос взглянул на нее, встретил ее улыбку и оценил попытку развеселить его. Он выдавил слабую улыбку в ответ.
– Спорю, что ты набрала "снайпера" по базовым оружейным тестам.
– Вообще-то я беру "мастера" с пульс-винтовкой и опускаюсь до "снайпера" только с ручным бластером.
– Представляю. Я был "начинающим стрелком" с обоими, и это значит, что я не попадаю в цель размером с "Разрушитель" изнутри.
– Хочешь об этом поговорить?
Он остановился. Дождь был уже совсем рядом. Она положила руку ему на плечо, и – о да, он хотел об этом поговорить. После – когда они уже будут держать друг друга в обьятиях, целоваться и будут счастливей, чем когда-либо с момента призыва на службу. Тогда он поговорит об этом. И тогда ей будет трудно его заткнуть.
Но сейчас…
– Нет, на самом деле нет, – сказал он. Прикосновение ее руки к плечу успокаивало почти гипнотически.
Потом налетел шторм. Забарабанили крупные, тяжелые капли, поначалу редко – а потом сплошным потоком. Они вместе неподвижно стояли под дождем.
Глава 20
Глава 21
Она ждала, что доктор ответит сарказмом – как обычно в подобных ситуациях. И все же он этого не сделал. Он нахмурился.
– Он клон, Баррисс. Подобного рода чувства у них выхолостили…
– Кто вам это сказал? Верно, они стандартизованы, обучены и закалены, но они не безмозглые автоматы. У них та же плоть и тот же разум, что у нас с вами. Они истекают кровью, когда ранены, они живут и умирают, и они печалятся о потере братьев. КС-девять-один-четыре страдает. Он достаточно хорошо скрывает это, но подобное не может быть скрыто от Силы.
Джос выглядел так, словно она только что дала ему пощечину.
– Но… но…
– Клоны рождены для боя, Джос. Это то, для чего их создавали, и они принимают это без вопросов. Не будь войны – их бы не было. Тяжелая жизнь солдата лучше, чем отсутствие жизни. Но вы почувствовали даже без Силы, – негромко добавила она. – Каким бы стойким он ни был – чувства прорвались наружу. Девять-один-четыре скорбит. Он страдает от потери своего товарища. Своего брата.
Джос безмолвно застыл, утратив дар речи. Она чувствовала его эмоции так же ясно, как и те, что излучал КС-914.
– Вы никогда раньше не думали об этом, верно?
– Я… э… конечно, я… – он смутился.
Нет. Такое никогда не приходило ему в голову. Она видела это.
Как слепы те, кто не знает Силы. Как печально это для них.
– Хирурги всегда славились недостатком тактичности, – заметила она. – Они склонны лечить раны и болезни, не беспокоясь о пациенте в целом, даже когда имеют дело с "настоящими" людьми. Большинство считает клонов не больше чем бластерным мясом – с чего бы вам считать иначе?
Джос потряс головой, смущение все еще владело им. Баррисс чувствовала неловкость вместе с ним. Один из побочных эффектов способности использовать Силу – то, что порой узнаешь вещи, которых не ожидал узнать, вещи, которые ты не способен правильно понять и еще менее способен что-то с ними сделать. Снова и снова Баррисс убеждалась, что Сила приносит знание – и что это довольно двусмысленный дар.
– Извините, Джос. Я не хотела…
– Нет, нет, все в порядке. Увидимся позже, – он выдавил откровенно вымученную улыбку и побрел прочь. Казалось, что тяжесть всей планеты внезапно обрушилась на его плечи.
***
Джос шел по поселку, когда сырой ветер и внезапно потемневшее небо охладили душный вечер и возвестили, что – какой большой сюрприз – приближается очередная буря. За время, проведенное здесь, он хорошо научился распознавать такие вещи. Он знал, что у него есть две, может быть, три минуты, прежде чем разверзнутся небеса.
– Джос, – позвала Толк. – Ты в порядке?
Она нагнала его и шла рядом. Он даже не заметил ее, занятый своим новым и неожиданно беспокоящим знанием.
– Я? Я в порядке.
– Нет, не притворяйся. Помнишь, кто я? Что случилось?
Он потряс головой.
– Просто лишился повязки на глазах, которой раньше не замечал. Коснулся кое-чего, о чем всерьез никогда не думал. Я… чувствую себя круглым дураком.
– Ну, разве это так необычно?
Джос взглянул на нее, встретил ее улыбку и оценил попытку развеселить его. Он выдавил слабую улыбку в ответ.
– Спорю, что ты набрала "снайпера" по базовым оружейным тестам.
– Вообще-то я беру "мастера" с пульс-винтовкой и опускаюсь до "снайпера" только с ручным бластером.
– Представляю. Я был "начинающим стрелком" с обоими, и это значит, что я не попадаю в цель размером с "Разрушитель" изнутри.
– Хочешь об этом поговорить?
Он остановился. Дождь был уже совсем рядом. Она положила руку ему на плечо, и – о да, он хотел об этом поговорить. После – когда они уже будут держать друг друга в обьятиях, целоваться и будут счастливей, чем когда-либо с момента призыва на службу. Тогда он поговорит об этом. И тогда ей будет трудно его заткнуть.
Но сейчас…
– Нет, на самом деле нет, – сказал он. Прикосновение ее руки к плечу успокаивало почти гипнотически.
Потом налетел шторм. Забарабанили крупные, тяжелые капли, поначалу редко – а потом сплошным потоком. Они вместе неподвижно стояли под дождем.
Глава 20
Джос надеялся, что Кло Мерит сможет пролить хоть немного света на его новоприобретенное и беспокоящее знание о клонах, но пока что психолог больше поднимал муть из темных глубин мыслей, чем приносил ясность.
Сейчас ясность казалась несбыточной надеждой.
– Итак, что именно мы тут обсуждали, когда ты сказал "опыт"?
Мерит улыбнулся:
– Мы часто говорим о том, о чем знаем лишь понаслышке. Видишь это кольцо? – он протянул руку, так чтобы Джос мог разглядеть широкий золотой обруч с камнем размером с ноготь большого пальца. Камень сверкал в свете, падавшем с потолка кабинета Мерита, подобно калейдоскопу искрился множеством цветов – красным, синим, зеленым и желтым – когда Мерит двигал рукой. Весьма впечатляюще.
Джос кивнул.
– Очень красиво. Какая-то разновидность огнекамня?
Мерит улыбнулся.
– Да. И твой вопрос выдает в тебе человека, который что-то знает о камнях – но знает немного. Ты узнал в нем огнекамень, но это только малая часть предмета.
Джос пожал плечами.
– Я хирург. Захочешь узнать про почечные камни – я к твоим услугам.
– Кто-то, кто ничего не знает о драгоценных камнях, сказал бы: "Красиво, что это за камень?" Знающий чуть больше, прокомментировал бы так, как это сделал ты. Еще более осведомленный мог бы спросить: "Это галлианский огнекамень или раталайанский?" Он знал бы, что между ними есть отличия и что камень может быть либо тем, либо другим.
Далее, настоящий знаток взглянул бы на мое кольцо и сказал: "А, черный галлианский огнекамень, весьма неплохо. Кристалл или окатыш?" Потому что он может рассказать о многих его качествах, просто взглянув – что это огнекамень, что он родом с Галла, что он черный. Но оправа не позволяет увидеть его обратную сторону, и потому трудно судить о его происхождении. Кстати, это окатыш, что означает породу камней, в которых порой находят огнекамни. а термин "черный" относится к цвету фона, на котором сияют вспышки.
Джос потряс головой.
– Ну, теперь я специалист по драгоценным камням.
Мерит широко улыбнулся.
– Нет, не специалист. Ты не сможешь отличить подлинный от подделки, и ты не знаешь ничего, кроме того, что я только что рассказал о них. Насколько он ценен, как ты думаешь?
– Даже если ты нашел его в Джассеракском Болоте, мне он все равно не по карману.
– Он стоит больше, чем бело-голубой бриллиант того же размера. А ты знаешь насчет проклятия?
– Проклятия?
– Да. Считается, что огнекамни приносят неудачу. Но это ложный слух, запущенный торговцами бриллиантами, которые проигрывали торговцам огнекамнями. Единственное в них, что приносит несчастье, – это их отсутствие.
Джос усмехнулся.
– Хорошо. Я понял твой намек. По крайней мере, его часть.
– Тогда прими оставшееся. Ты не эксперт по клонам, потому что никогда им быть не пытался. Зачем тебе надо было их изучать – за исключением достаточного для тебя знания о том, как их резать и сшивать заново? Перед войной клонов было не настолько много, чтобы об этом беспокоиться. Что не видел – то не волнует. Ты изучал их физиологию, а не психологию.
– Это точно.
– Но клоны не единственные существа, о которых ты не задумывался. Как насчет дроидов?
– Дроиды? А с ними-то что?
– Ты считаешь их личностями?
– Не больше, чем считаю ими тетраволны. Это же машины.
– Но они мыслят. Они взаимодействуют. Они реагируют.
Джос казался загнанным в тупик.
– Ну да, но…
– Удели мне еще минуту, – продолжил Кло. – Просто в качестве примера – ты встречал дроида, который демонстрировал бы озабоченность, страх или, скажем, чувство юмора? Который бы выглядел… сознающим себя?
Джос промолчал. Да. Он встречал. И-Пять немедленно возник перед глазами.
– Но они не чувствуют боли. Они не могут размножаться…
– Разве не бывает людей с нейропатическими расстройствами, которые не чувствуют боли? А кто обслуживает сборочные линии, производящие новых дроидов?
Джос рассмеялся.
– Ты можешь включить и выключить дроида, разобрать его и собрать снова – и он даже фоторецептором не моргнет. Конечно, – добавил он, – ты это можешь проделать и со мной, но только после четырнадцатичасовой смены.
– Я не говорил что они такие же, как ты или я. Но если ты остановишься и задумаешься, то поймешь, что осознающий себя механизм, который имеет эмоциональный слой и работает им, – не просто немой полировщик швов на подержанном лэндспидере.
– А я-то надеялся, что ты мне поможешь. Я тут ломаю мозги над концепцией "клоны тоже люди", а ты подбрасываешь мне еще и дроидов.
– Жизнь не проста, Джос. Как только ты начинаешь складывать клетки в ткань, а ткани в органы, уровень сложности возрастает на порядки. Я не могу дать тебе простых ответов – тебе надо самому разобраться с вопросами.
– Сколько бы Республика тебе ни платила – она платит слишком много.
Мерит грациозно пожал плечами.
– Такова Галактика. Она создана не по моему плану; когда ее поручат моим заботам – я это исправлю. А до той поры придется терпеть.
Джос вздохнул.
– Когда ты хочешь ответов – новые вопросы не слишком-то утешают.
Мерит взглянул на часы и поднялся.
– Наш сеанс подошел к концу – и, думаю, сейчас самое время для еженедельного саббака.
– Поднимаю, – заявил Ден и швырнул десятикредитный чип на стол. Фиксирующее поле удержало его, не позволяя слишком долго звенеть или скатиться со стола.
– Вижу, – ответил Джос -… и поднимаю вдвое.
Еще два чипа пополнили растущую кучку.
Круглые глаза Дена изучили карты, затем оглядели остальных игроков, сидевших за столиком в кантине – пока что все готовились к ходу. Кроме него и капитана Вондара, тут было еще пятеро: капитан Янт, Баррисс Оффи, психолог Кло Мерит, Толк ле Трене и И-Пять. Ни один из них не выдал свой расклад неосторожным движением или жестом; все четыре органика тщательно хранили непроницаемое выражение лиц, и даже если дроид был способен на проявления чувств, то у него явно не было проблем с контролем над ними.
Говорят, что саббак настолько же игра мастерства, насколько и удачи, и Дену не составляло труда в это поверить, особенно в таком обществе. За карточным столом трое из семи игроков крайне искусны в наблюдении за другими. Он был совершенно уверен, что падаван не использует Силу, чтобы дать себе преимущество, но не был настолько же уверен в Толк и Мерите. Психолог мог чувствовать переживания других, что выдавало их эмоциональный статус и давало лишние шансы, но у Толк было больше практики. Хотя их группа не была настолько же опытной, как компании картежников, работающих в корускантском "Казино Корона", все они, включая Дена, достаточно хорошо владели искусством "маски саббака" – совершенно ничего не выражающее лицо, которое не выдает эмоций ни единым движением глаз. Даже лоррдианец не может прочитать язык тела, если тело остается абсолютно недвижным.
– Никто не вскрывается? Отлично, – сказал Янт. – Вторая сдача.
Баррисс сдала ему карты.
В динамиках зазвучал голос одного из подчиненных Фильбы; фокусированные лучи звука производили впечатление, что он обращается к каждому в отдельности.
– Внимание, – запинаясь, произнес голос, явно читающий по скверной копии, – В… эээ… ноль-шесть-сто часов состоится запланированная инспекция адмирала Блейда. Надеюсь, мы устроим ему достойную встречу.
– О да, – проворчал Джос. – Визит с самого верха. Сейчас начну салютовать и избегать пререканий.
Начался новый круг ставок, на этот раз с И-Пятого. Ден с интересом наблюдал за игрой дроида. Блок интеллекта И-Пять, без сомнения, был способен подсчитать все или почти все миллиарды комбинаций, возможные за семидесятишестикарточным столом, но даже самые современные синаптические сети процессоров не могли предвидеть случайный расклад, который мог прийти в чьи-либо руки. Тем не менее, дроид был отличным игроком – умелым и спокойным.
– Поднимаю втрое, – проговорил он.
Джос поднял бровь.
– Может, это просто жара, – сказал он, – но могу поклясться, что твоя дюрастиловая кожа начинает потеть.
– Должно быть, подтекает смазка в шарнире, – невозмутимо парировал И-Пять. – Впрочем, я также должен заметить, что мой обонятельный сенсор отчетливо уловил выброс ферромона страха с вашей генетической меткой, капитан Вондар.
– Как ты наловчился так играть в карты, И-Пять? – поинтересовался Ден.
– Мой партнер меня научил, – ответил дроид. – Обычно ему удавалось выходить из игры с кредитками в большем числе, чем в ее начале. Он обработал идиотов, больше чем санитар в психушке.
– Ты считаешь себя подобным органическим разумным, таким как люди? – внезапно спросил Джос.
– Только когда я в особенной депрессии, – ответил дроид.
Джос выдавил кислую улыбку. Прежде, чем он смог ответить, И-Пять продолжил:
– Впрочем, осознание себя присуще органическим существам и людям в частности. Думаю, ваш вопрос был искренним, капитан Вондар. Я могу ответить лишь, что, поскольку мой модуль интеллекта совершеннее, чем у большинства дроидов моей категории и к тому же лишен ограничителя творчества, я более разумен, чем большинство моих собратьев. Значит ли это, что меня можно рассматривать как "живое" существо? Полагаю, это зависит от частных точек зрения. Но большинство философов занимают ту позицию, что способность задаться этим вопросом уже является ответом на него.
Ден перехватил быстрый обмен взглядами между капитаном и психологом, увидел, как последний чуть улыбнулся. Тут явно таилось что-то личное.
– За двенадцать лет, которые меня носило по галактике, как легендарную комету Руна, – продолжал И-Пять, – я встречался с множеством интересных личностей. Некоторые из них были дроидами. У меня все еще остаются пробелы в памяти, которые, похоже, связаны с какой-то травмой, случившейся вскоре после моего отбытия с Корусканта. Мои системы саморемонта работают над этими лакунами, собирают потерянные данные в глубинах голобаз, но мои базовые логические цепи не позволяют использовать синаптические сплетения при меньше чем семидесяти пяти процентах достоверности.
Ден покосился на Джоса. Это была его партия, но хирург так глубоко ушел в свои мысли, что, казалось, позабыл про свой ход.
– Джос, – тихо позвала Баррисс.
Джос поднял глаза.
– Я вскрываюсь, – сказал он.
Игроки открыли свои карты. Ден хихикнул, выкладывая ровные двадцать три.
– Чистый саббак, – заметил он, ухмыльнувшись и потянувшись к двум ставкам. – Смотрите и рыдайте, леди и…
Джос положил карты. Остальные игроки уставились, не веря своим глазам. Это был расклад Идиота: джокер плюс двойка мечей и тройка фляг.
– Отличная игра, – заметила Толк.
– Благодарю, – ответил Джос, сгребая кредитки.
Но у Дена, наблюдавшего за выражением лица хирурга, возникло отчетливое ощущение, капитан Вондар меньше всего сейчас думает о выигрыше.
Сейчас ясность казалась несбыточной надеждой.
– Итак, что именно мы тут обсуждали, когда ты сказал "опыт"?
Мерит улыбнулся:
– Мы часто говорим о том, о чем знаем лишь понаслышке. Видишь это кольцо? – он протянул руку, так чтобы Джос мог разглядеть широкий золотой обруч с камнем размером с ноготь большого пальца. Камень сверкал в свете, падавшем с потолка кабинета Мерита, подобно калейдоскопу искрился множеством цветов – красным, синим, зеленым и желтым – когда Мерит двигал рукой. Весьма впечатляюще.
Джос кивнул.
– Очень красиво. Какая-то разновидность огнекамня?
Мерит улыбнулся.
– Да. И твой вопрос выдает в тебе человека, который что-то знает о камнях – но знает немного. Ты узнал в нем огнекамень, но это только малая часть предмета.
Джос пожал плечами.
– Я хирург. Захочешь узнать про почечные камни – я к твоим услугам.
– Кто-то, кто ничего не знает о драгоценных камнях, сказал бы: "Красиво, что это за камень?" Знающий чуть больше, прокомментировал бы так, как это сделал ты. Еще более осведомленный мог бы спросить: "Это галлианский огнекамень или раталайанский?" Он знал бы, что между ними есть отличия и что камень может быть либо тем, либо другим.
Далее, настоящий знаток взглянул бы на мое кольцо и сказал: "А, черный галлианский огнекамень, весьма неплохо. Кристалл или окатыш?" Потому что он может рассказать о многих его качествах, просто взглянув – что это огнекамень, что он родом с Галла, что он черный. Но оправа не позволяет увидеть его обратную сторону, и потому трудно судить о его происхождении. Кстати, это окатыш, что означает породу камней, в которых порой находят огнекамни. а термин "черный" относится к цвету фона, на котором сияют вспышки.
Джос потряс головой.
– Ну, теперь я специалист по драгоценным камням.
Мерит широко улыбнулся.
– Нет, не специалист. Ты не сможешь отличить подлинный от подделки, и ты не знаешь ничего, кроме того, что я только что рассказал о них. Насколько он ценен, как ты думаешь?
– Даже если ты нашел его в Джассеракском Болоте, мне он все равно не по карману.
– Он стоит больше, чем бело-голубой бриллиант того же размера. А ты знаешь насчет проклятия?
– Проклятия?
– Да. Считается, что огнекамни приносят неудачу. Но это ложный слух, запущенный торговцами бриллиантами, которые проигрывали торговцам огнекамнями. Единственное в них, что приносит несчастье, – это их отсутствие.
Джос усмехнулся.
– Хорошо. Я понял твой намек. По крайней мере, его часть.
– Тогда прими оставшееся. Ты не эксперт по клонам, потому что никогда им быть не пытался. Зачем тебе надо было их изучать – за исключением достаточного для тебя знания о том, как их резать и сшивать заново? Перед войной клонов было не настолько много, чтобы об этом беспокоиться. Что не видел – то не волнует. Ты изучал их физиологию, а не психологию.
– Это точно.
– Но клоны не единственные существа, о которых ты не задумывался. Как насчет дроидов?
– Дроиды? А с ними-то что?
– Ты считаешь их личностями?
– Не больше, чем считаю ими тетраволны. Это же машины.
– Но они мыслят. Они взаимодействуют. Они реагируют.
Джос казался загнанным в тупик.
– Ну да, но…
– Удели мне еще минуту, – продолжил Кло. – Просто в качестве примера – ты встречал дроида, который демонстрировал бы озабоченность, страх или, скажем, чувство юмора? Который бы выглядел… сознающим себя?
Джос промолчал. Да. Он встречал. И-Пять немедленно возник перед глазами.
– Но они не чувствуют боли. Они не могут размножаться…
– Разве не бывает людей с нейропатическими расстройствами, которые не чувствуют боли? А кто обслуживает сборочные линии, производящие новых дроидов?
Джос рассмеялся.
– Ты можешь включить и выключить дроида, разобрать его и собрать снова – и он даже фоторецептором не моргнет. Конечно, – добавил он, – ты это можешь проделать и со мной, но только после четырнадцатичасовой смены.
– Я не говорил что они такие же, как ты или я. Но если ты остановишься и задумаешься, то поймешь, что осознающий себя механизм, который имеет эмоциональный слой и работает им, – не просто немой полировщик швов на подержанном лэндспидере.
– А я-то надеялся, что ты мне поможешь. Я тут ломаю мозги над концепцией "клоны тоже люди", а ты подбрасываешь мне еще и дроидов.
– Жизнь не проста, Джос. Как только ты начинаешь складывать клетки в ткань, а ткани в органы, уровень сложности возрастает на порядки. Я не могу дать тебе простых ответов – тебе надо самому разобраться с вопросами.
– Сколько бы Республика тебе ни платила – она платит слишком много.
Мерит грациозно пожал плечами.
– Такова Галактика. Она создана не по моему плану; когда ее поручат моим заботам – я это исправлю. А до той поры придется терпеть.
Джос вздохнул.
– Когда ты хочешь ответов – новые вопросы не слишком-то утешают.
Мерит взглянул на часы и поднялся.
– Наш сеанс подошел к концу – и, думаю, сейчас самое время для еженедельного саббака.
***
– Поднимаю, – заявил Ден и швырнул десятикредитный чип на стол. Фиксирующее поле удержало его, не позволяя слишком долго звенеть или скатиться со стола.
– Вижу, – ответил Джос -… и поднимаю вдвое.
Еще два чипа пополнили растущую кучку.
Круглые глаза Дена изучили карты, затем оглядели остальных игроков, сидевших за столиком в кантине – пока что все готовились к ходу. Кроме него и капитана Вондара, тут было еще пятеро: капитан Янт, Баррисс Оффи, психолог Кло Мерит, Толк ле Трене и И-Пять. Ни один из них не выдал свой расклад неосторожным движением или жестом; все четыре органика тщательно хранили непроницаемое выражение лиц, и даже если дроид был способен на проявления чувств, то у него явно не было проблем с контролем над ними.
Говорят, что саббак настолько же игра мастерства, насколько и удачи, и Дену не составляло труда в это поверить, особенно в таком обществе. За карточным столом трое из семи игроков крайне искусны в наблюдении за другими. Он был совершенно уверен, что падаван не использует Силу, чтобы дать себе преимущество, но не был настолько же уверен в Толк и Мерите. Психолог мог чувствовать переживания других, что выдавало их эмоциональный статус и давало лишние шансы, но у Толк было больше практики. Хотя их группа не была настолько же опытной, как компании картежников, работающих в корускантском "Казино Корона", все они, включая Дена, достаточно хорошо владели искусством "маски саббака" – совершенно ничего не выражающее лицо, которое не выдает эмоций ни единым движением глаз. Даже лоррдианец не может прочитать язык тела, если тело остается абсолютно недвижным.
– Никто не вскрывается? Отлично, – сказал Янт. – Вторая сдача.
Баррисс сдала ему карты.
В динамиках зазвучал голос одного из подчиненных Фильбы; фокусированные лучи звука производили впечатление, что он обращается к каждому в отдельности.
– Внимание, – запинаясь, произнес голос, явно читающий по скверной копии, – В… эээ… ноль-шесть-сто часов состоится запланированная инспекция адмирала Блейда. Надеюсь, мы устроим ему достойную встречу.
– О да, – проворчал Джос. – Визит с самого верха. Сейчас начну салютовать и избегать пререканий.
Начался новый круг ставок, на этот раз с И-Пятого. Ден с интересом наблюдал за игрой дроида. Блок интеллекта И-Пять, без сомнения, был способен подсчитать все или почти все миллиарды комбинаций, возможные за семидесятишестикарточным столом, но даже самые современные синаптические сети процессоров не могли предвидеть случайный расклад, который мог прийти в чьи-либо руки. Тем не менее, дроид был отличным игроком – умелым и спокойным.
– Поднимаю втрое, – проговорил он.
Джос поднял бровь.
– Может, это просто жара, – сказал он, – но могу поклясться, что твоя дюрастиловая кожа начинает потеть.
– Должно быть, подтекает смазка в шарнире, – невозмутимо парировал И-Пять. – Впрочем, я также должен заметить, что мой обонятельный сенсор отчетливо уловил выброс ферромона страха с вашей генетической меткой, капитан Вондар.
– Как ты наловчился так играть в карты, И-Пять? – поинтересовался Ден.
– Мой партнер меня научил, – ответил дроид. – Обычно ему удавалось выходить из игры с кредитками в большем числе, чем в ее начале. Он обработал идиотов, больше чем санитар в психушке.
– Ты считаешь себя подобным органическим разумным, таким как люди? – внезапно спросил Джос.
– Только когда я в особенной депрессии, – ответил дроид.
Джос выдавил кислую улыбку. Прежде, чем он смог ответить, И-Пять продолжил:
– Впрочем, осознание себя присуще органическим существам и людям в частности. Думаю, ваш вопрос был искренним, капитан Вондар. Я могу ответить лишь, что, поскольку мой модуль интеллекта совершеннее, чем у большинства дроидов моей категории и к тому же лишен ограничителя творчества, я более разумен, чем большинство моих собратьев. Значит ли это, что меня можно рассматривать как "живое" существо? Полагаю, это зависит от частных точек зрения. Но большинство философов занимают ту позицию, что способность задаться этим вопросом уже является ответом на него.
Ден перехватил быстрый обмен взглядами между капитаном и психологом, увидел, как последний чуть улыбнулся. Тут явно таилось что-то личное.
– За двенадцать лет, которые меня носило по галактике, как легендарную комету Руна, – продолжал И-Пять, – я встречался с множеством интересных личностей. Некоторые из них были дроидами. У меня все еще остаются пробелы в памяти, которые, похоже, связаны с какой-то травмой, случившейся вскоре после моего отбытия с Корусканта. Мои системы саморемонта работают над этими лакунами, собирают потерянные данные в глубинах голобаз, но мои базовые логические цепи не позволяют использовать синаптические сплетения при меньше чем семидесяти пяти процентах достоверности.
Ден покосился на Джоса. Это была его партия, но хирург так глубоко ушел в свои мысли, что, казалось, позабыл про свой ход.
– Джос, – тихо позвала Баррисс.
Джос поднял глаза.
– Я вскрываюсь, – сказал он.
Игроки открыли свои карты. Ден хихикнул, выкладывая ровные двадцать три.
– Чистый саббак, – заметил он, ухмыльнувшись и потянувшись к двум ставкам. – Смотрите и рыдайте, леди и…
Джос положил карты. Остальные игроки уставились, не веря своим глазам. Это был расклад Идиота: джокер плюс двойка мечей и тройка фляг.
– Отличная игра, – заметила Толк.
– Благодарю, – ответил Джос, сгребая кредитки.
Но у Дена, наблюдавшего за выражением лица хирурга, возникло отчетливое ощущение, капитан Вондар меньше всего сейчас думает о выигрыше.
Глава 21
Ночь была, разумеется, жаркой. Жигалки, огненные мошки и прочие неудачливые насекомые носились вокруг и бросались на защитное поле, добавляя маленькие голубые вспышки к огням лагеря и тем жалким крохам звездного света, которым удавалось пробиться сквозь вечно облачное небо. Две луны Дронгара были не настолько велики, чтобы выглядеть дисками, так что, если бы не огни Ремсо, болото сейчас было бы исключительно темным. Как и вся ночная половина планеты. Дождливым вечером свет исходил лишь от болотных гнилушек, вспышек молний и неверного мерцания огненной мошки.
Со всех сторон – неприятное место. Хотя нет, нужно быть честным с собой – вражеские медики были весьма славными созданиями.
Шпион знал, что имеется тенденция отождествлять себя с теми, с кем приходится работать. Приходит время, когда ты забываешь свою изначальную цель и начнешь думать как о настоящих друзьях, о тех, за кем тебе назначено следить или кому ты должен вредить. Это называется "отуземиться". Такое случалось с множеством агентов и шпионов и на войне, и в мирное время. Это крайне просто. Враги – не безликие автоматы или жестокие монстры, которые каждое утро встают с горящим желанием буйствовать и творить злодеяния глазами. Нет, большинство их точно такие же, как все – у них есть свои надежды и страхи, друзья и семьи, и вера, что они делают нужные вещи по веским причинам.
Таких людей трудно демонизировать.
Да, верно, подобную лапшу можно повесить на уши стаду молодых солдат. Можно обработать их, представить врагов в виде одержимых, которые не желают ничего, кроме как зарезать невинных деток, поджечь дом твоей матери, а потом дружно надругаться над могилой твоего отца. В любом случае, современные солдаты редко встречаются с врагом лицом к лицу. Пустить ракету на расстоянии десяти тысяч метров – бескровно и безлично. Но даже короткой схватки на поле боя иногда достаточно, чтобы разрушить месяцы обработки: когда один из твоих рекрутов видит юнца точно такого же, как он, она или оно, который сидит на поле боя, держит свои кишки руками и умоляет о глотке воды – это становится потрясением. Твой свежеобученный новобранец внезапно осознает, что у умирающего молодого солдата были надежды и страхи, совершенно не отличающиеся от его собственных – и, может быть, все, чего он хотел – просто отслужить свой срок и вернуться домой. Осознание этого пробирает до самого нутра, словно пролитая фляга жидкого азота.
Раздумывать в таком направлении – не слишком хорошая идея для солдата. В следующий раз это может заставить его колебаться и, может быть, даже приведет к его смерти. Лучше выкинуть такие вещи из головы.
Но когда ты внедренный агент, ты этого сделать не можешь. Ты не можешь лелеять иллюзии, что твои враги – зло; не тогда, когда ты ешь с ними, пьешь с ними, работаешь с ними. Порой ты с ними неразрывно связан. В подобных местах люди живут на виду друг у друга. Ты учишься понимать того, кто сидит напротив тебя в столовой, также как ты понимаешь свое отражение.
Почти весь персонал Ремсо состоял из хороших ребят. Шпион знал это; оценивать людей – изрядная часть работы агента. Если бы не началась эта война, любой из них, возможно, мог бы быть его другом. Среди них не было демонов.
И это делало работу труднее. Когда ты, запуская события в движение, вредишь не каким-то монстрам, а, напротив, причиняешь зло людям, которые считают тебя своим другом – это больно. Каждое утро ты встаешь – и твоя жизнь среди них почти полностью ложь. Все, что ты говоришь или делаешь, должно оставаться за семью замками, секреты следует хранить ради собственного выживания. К тому же на войне со шпионами не церемонятся. Тебя вряд ли будут обменивать, когда поймают; скорее всего, будет собран военный трибунал, и ты будешь ликвидирован быстро и тихо, словно выключили светостержень, как только они вытащат нужное им знание из твоего обреченного мозга.
И даже если ты достиг успеха – даже если ты закончил свою миссию и благополучно вернулся – не будет ни славы, ни медалей, ни парадов у дома. Если ты будешь очень удачлив, то получишь тихую скромную жизнь; без изрядных кусков памяти, которые сотрет "твоя" сторона.
Шпионаж – работа не для слабонервных. Ты должен быть сделан из материала прочнее самого прочного стилкрита, чтобы выдержать стресс существования в качестве внедренного агента, неважно на какую из сторон ты работаешь, неважно насколько сильны и обоснованны твои причины делать эту работу.
Обоснованны? О, да, причины шпиона были именно таковы. Причины были давними и далекими отсюда, но не становились менее важными. Невозможно было улыбаться этим людям и не вспоминать об этом – как раз потому, что они были хорошими людьми. Никто из них не был замешан в зверстве, которое сделало все это необходимым – все они на самом деле ужаснулись бы ему. Все порядочные существа по обе стороны ужаснулись бы. Но творили это не порядочные существа. И бесчестным придется заплатить за их преступления. Ты быстро понимаешь, что могут пострадать невинные, и стараешься, чтобы они пострадали настолько мало, насколько это возможно, но издержки неизбежны. На войне люди умирают, так же как умирали и люди из народа шпиона, и с этим мало что можно поделать, кроме как сделать это насколько возможно быстрым и чистым.
Кто-то из них был привлекателен, ярок, умел… все качества которые шпион искал в друзьях и любовниках. И все же они умрут. Это решение останется неизменным. Война – это холодный расчет. Слезы будут когда-нибудь потом…
Время отправляться в постель. Завтра принесет то, что оно принесет, а отдых, если уж он случайно выдался, необходим всегда.
По крайней мере раз в месяц адмирал Блейд проводил облет Ремсо. Поверхностная инспекция – размахивание флагом и демонстрация, что он заботится о солдатах и медиках, вкалывающих на этом тропическом комке грязи – он терпеть не мог всю эту показуху. Но когда появится следующий агент Черного Солнца, Блейд не будет замечен в отступлении от своего обычного распорядка. Инспекционный вояж был запланирован и не стоит без веских причин отменять его – пусть пройдет как всегда. Обычная работа.
В общем-то, инспекция была пустой тратой времени для всех. Все знали, когда он прилетает, имели достаточно времени, чтобы приготовиться и навести лоск. Он не увидит ничего неподобающего, если не произойдет несчастного случая прямо у него на глазах.
Адмирал даже не мог выкроить времени, чтобы поохотиться – хотя, впрочем, в этом промокшем мире не было ничего, достойного его умений.
Для полетов на поверхность Блейд всегда пользовался своим личным лихтером – небольшой кораблик именовался так по традиции: изначальное предназначение его предков было "облегчать" суда в планетарных морях, избавляя их от груза. Этот корабль, модифицированный сурронианский штурмовой катер, вряд ли можно было назвать обычным транспортом для флотского адмирала. Небольшой, меньше тридцати метров в длину, со скромной грузоподъемностью – он не выделялся среди других кораблей своего размера ни в одном – заметном внешне – аспекте. Тем не менее, он нес сборку из восьми сурронианских ионных двигателей, четыре А2 и четыре А2.5, и был самым быстрым транспортом в атмосфере этой планеты. Вражеские орудия, настроенные на упреждение обычных транспортов и истребителей, палили бы в белый свет далеко за кормой корабля, вздумайся Блейду устроить себе такое развлечение. Воздействие спор на него также было меньше, чем на другие корабли. В удачный вылет, без задержек из-за местных штормов, он мог покинуть взлетную палубу и сесть возле наземной станции за половину того времени, которое потребовалось бы любому другому транспорту. Гипердрайв первого класса ГИ.5 корпорации "Кореллиан Инжиниринг" легко доставил бы пассажира обратно в сферу цивилизованных миров. Блейд узнал о корабле как раз перед своим назначением сюда, когда тот был захвачен у пирата или кого-то еще во время армейской операции, и, задействовав все свои дипломатические способности, сумел сделать его своим личным транспортом.
Помимо всех прочих достоинств, у корабля был приятный обтекаемый профиль, напоминающий вытянутую цифру восемь. В конце концов, почему бы адмиральскому транспорту не выглядеть так же хорошо, как он летает?
Полет шел гладко. Мчась сквозь атмосферу к поверхности, Блейд обдумывал иную проблему: как заполучить кредитки – как можно больше, как можно быстрее и с как можно меньшим риском.
– Пожалуйста, назовите себя, – пришел запрос с главного поста республиканской наземной батареи.
Блейд усмехнулся. Они обязаны задать вопрос, но они и так отлично знают, кто он. Сенсорный отклик его лихтера уникален – на дюжину парсеков в округе нет ничего, даже отдаленно на него похожего.
– Адмирал Блейд на связи, – бодро отозвался он. – Инспекционный полет с "Медстар-19", – он отбарабанил идентификационный код, который ежедневно менялся по его же приказу.
Последовала короткая пауза, пока офицер на вахте изображал, что проверяет – не является ли его командир шпионом сепаратистов, прилетевшим бомбить несчастный, утопающий в болоте поселок Ремсо.
– Все в порядке, сэр. Следуйте к назначенному посадочному квадрату и добро пожаловать, адмирал.
Не ответив, Блейд отключил связь.
Дело не в самих деньгах, хотя они, несомненно, также довольно привлекательны. Нет, дело в восстановлении чести, престижа, исправлении ошибок – всего того, что может обеспечить карман, полный кредиток. Блейд сумел скопить немалую сумму, которой, если правильно ей распоряжаться, вполне хватит, чтобы обеспечить ему еду, кров и разумную степень комфорта на весь остаток жизни. Но его цель – не обеспеченная старость; нет, цель куда более важна. Его цель – честь.
К ней, разумеется, примешана и толика мести. Есть старые недоброжелатели, с которыми следует разобраться, и династия, которую следует основать. Он должен найти супругу, жениться, завести наследников и быть уверенным, что их сыновья и дочери будут достойно обеспечены и займут достойное место в Галактике. Когда-нибудь война закончится. Республика одержит победу – он в этом не сомневался, иное просто невозможно себе представить – и жизнь пойдет примерно так же, как и раньше. Мирная галактика с массой возможностей осесть и продолжать приумножать богатство – там найдется, куда вложить деньги. Неразумно желать войны, если только она не служит твоим собственным целям. Во время конфликта появляются оказии, которыми можно воспользоваться, и власть, которую можно прибрать к рукам, и, когда война закончится, Блейд и его наследники займут место среди богатых и могущественных. В этом нет сомнения.
Со всех сторон – неприятное место. Хотя нет, нужно быть честным с собой – вражеские медики были весьма славными созданиями.
Шпион знал, что имеется тенденция отождествлять себя с теми, с кем приходится работать. Приходит время, когда ты забываешь свою изначальную цель и начнешь думать как о настоящих друзьях, о тех, за кем тебе назначено следить или кому ты должен вредить. Это называется "отуземиться". Такое случалось с множеством агентов и шпионов и на войне, и в мирное время. Это крайне просто. Враги – не безликие автоматы или жестокие монстры, которые каждое утро встают с горящим желанием буйствовать и творить злодеяния глазами. Нет, большинство их точно такие же, как все – у них есть свои надежды и страхи, друзья и семьи, и вера, что они делают нужные вещи по веским причинам.
Таких людей трудно демонизировать.
Да, верно, подобную лапшу можно повесить на уши стаду молодых солдат. Можно обработать их, представить врагов в виде одержимых, которые не желают ничего, кроме как зарезать невинных деток, поджечь дом твоей матери, а потом дружно надругаться над могилой твоего отца. В любом случае, современные солдаты редко встречаются с врагом лицом к лицу. Пустить ракету на расстоянии десяти тысяч метров – бескровно и безлично. Но даже короткой схватки на поле боя иногда достаточно, чтобы разрушить месяцы обработки: когда один из твоих рекрутов видит юнца точно такого же, как он, она или оно, который сидит на поле боя, держит свои кишки руками и умоляет о глотке воды – это становится потрясением. Твой свежеобученный новобранец внезапно осознает, что у умирающего молодого солдата были надежды и страхи, совершенно не отличающиеся от его собственных – и, может быть, все, чего он хотел – просто отслужить свой срок и вернуться домой. Осознание этого пробирает до самого нутра, словно пролитая фляга жидкого азота.
Раздумывать в таком направлении – не слишком хорошая идея для солдата. В следующий раз это может заставить его колебаться и, может быть, даже приведет к его смерти. Лучше выкинуть такие вещи из головы.
Но когда ты внедренный агент, ты этого сделать не можешь. Ты не можешь лелеять иллюзии, что твои враги – зло; не тогда, когда ты ешь с ними, пьешь с ними, работаешь с ними. Порой ты с ними неразрывно связан. В подобных местах люди живут на виду друг у друга. Ты учишься понимать того, кто сидит напротив тебя в столовой, также как ты понимаешь свое отражение.
Почти весь персонал Ремсо состоял из хороших ребят. Шпион знал это; оценивать людей – изрядная часть работы агента. Если бы не началась эта война, любой из них, возможно, мог бы быть его другом. Среди них не было демонов.
И это делало работу труднее. Когда ты, запуская события в движение, вредишь не каким-то монстрам, а, напротив, причиняешь зло людям, которые считают тебя своим другом – это больно. Каждое утро ты встаешь – и твоя жизнь среди них почти полностью ложь. Все, что ты говоришь или делаешь, должно оставаться за семью замками, секреты следует хранить ради собственного выживания. К тому же на войне со шпионами не церемонятся. Тебя вряд ли будут обменивать, когда поймают; скорее всего, будет собран военный трибунал, и ты будешь ликвидирован быстро и тихо, словно выключили светостержень, как только они вытащат нужное им знание из твоего обреченного мозга.
И даже если ты достиг успеха – даже если ты закончил свою миссию и благополучно вернулся – не будет ни славы, ни медалей, ни парадов у дома. Если ты будешь очень удачлив, то получишь тихую скромную жизнь; без изрядных кусков памяти, которые сотрет "твоя" сторона.
Шпионаж – работа не для слабонервных. Ты должен быть сделан из материала прочнее самого прочного стилкрита, чтобы выдержать стресс существования в качестве внедренного агента, неважно на какую из сторон ты работаешь, неважно насколько сильны и обоснованны твои причины делать эту работу.
Обоснованны? О, да, причины шпиона были именно таковы. Причины были давними и далекими отсюда, но не становились менее важными. Невозможно было улыбаться этим людям и не вспоминать об этом – как раз потому, что они были хорошими людьми. Никто из них не был замешан в зверстве, которое сделало все это необходимым – все они на самом деле ужаснулись бы ему. Все порядочные существа по обе стороны ужаснулись бы. Но творили это не порядочные существа. И бесчестным придется заплатить за их преступления. Ты быстро понимаешь, что могут пострадать невинные, и стараешься, чтобы они пострадали настолько мало, насколько это возможно, но издержки неизбежны. На войне люди умирают, так же как умирали и люди из народа шпиона, и с этим мало что можно поделать, кроме как сделать это насколько возможно быстрым и чистым.
Кто-то из них был привлекателен, ярок, умел… все качества которые шпион искал в друзьях и любовниках. И все же они умрут. Это решение останется неизменным. Война – это холодный расчет. Слезы будут когда-нибудь потом…
Время отправляться в постель. Завтра принесет то, что оно принесет, а отдых, если уж он случайно выдался, необходим всегда.
***
По крайней мере раз в месяц адмирал Блейд проводил облет Ремсо. Поверхностная инспекция – размахивание флагом и демонстрация, что он заботится о солдатах и медиках, вкалывающих на этом тропическом комке грязи – он терпеть не мог всю эту показуху. Но когда появится следующий агент Черного Солнца, Блейд не будет замечен в отступлении от своего обычного распорядка. Инспекционный вояж был запланирован и не стоит без веских причин отменять его – пусть пройдет как всегда. Обычная работа.
В общем-то, инспекция была пустой тратой времени для всех. Все знали, когда он прилетает, имели достаточно времени, чтобы приготовиться и навести лоск. Он не увидит ничего неподобающего, если не произойдет несчастного случая прямо у него на глазах.
Адмирал даже не мог выкроить времени, чтобы поохотиться – хотя, впрочем, в этом промокшем мире не было ничего, достойного его умений.
Для полетов на поверхность Блейд всегда пользовался своим личным лихтером – небольшой кораблик именовался так по традиции: изначальное предназначение его предков было "облегчать" суда в планетарных морях, избавляя их от груза. Этот корабль, модифицированный сурронианский штурмовой катер, вряд ли можно было назвать обычным транспортом для флотского адмирала. Небольшой, меньше тридцати метров в длину, со скромной грузоподъемностью – он не выделялся среди других кораблей своего размера ни в одном – заметном внешне – аспекте. Тем не менее, он нес сборку из восьми сурронианских ионных двигателей, четыре А2 и четыре А2.5, и был самым быстрым транспортом в атмосфере этой планеты. Вражеские орудия, настроенные на упреждение обычных транспортов и истребителей, палили бы в белый свет далеко за кормой корабля, вздумайся Блейду устроить себе такое развлечение. Воздействие спор на него также было меньше, чем на другие корабли. В удачный вылет, без задержек из-за местных штормов, он мог покинуть взлетную палубу и сесть возле наземной станции за половину того времени, которое потребовалось бы любому другому транспорту. Гипердрайв первого класса ГИ.5 корпорации "Кореллиан Инжиниринг" легко доставил бы пассажира обратно в сферу цивилизованных миров. Блейд узнал о корабле как раз перед своим назначением сюда, когда тот был захвачен у пирата или кого-то еще во время армейской операции, и, задействовав все свои дипломатические способности, сумел сделать его своим личным транспортом.
Помимо всех прочих достоинств, у корабля был приятный обтекаемый профиль, напоминающий вытянутую цифру восемь. В конце концов, почему бы адмиральскому транспорту не выглядеть так же хорошо, как он летает?
Полет шел гладко. Мчась сквозь атмосферу к поверхности, Блейд обдумывал иную проблему: как заполучить кредитки – как можно больше, как можно быстрее и с как можно меньшим риском.
– Пожалуйста, назовите себя, – пришел запрос с главного поста республиканской наземной батареи.
Блейд усмехнулся. Они обязаны задать вопрос, но они и так отлично знают, кто он. Сенсорный отклик его лихтера уникален – на дюжину парсеков в округе нет ничего, даже отдаленно на него похожего.
– Адмирал Блейд на связи, – бодро отозвался он. – Инспекционный полет с "Медстар-19", – он отбарабанил идентификационный код, который ежедневно менялся по его же приказу.
Последовала короткая пауза, пока офицер на вахте изображал, что проверяет – не является ли его командир шпионом сепаратистов, прилетевшим бомбить несчастный, утопающий в болоте поселок Ремсо.
– Все в порядке, сэр. Следуйте к назначенному посадочному квадрату и добро пожаловать, адмирал.
Не ответив, Блейд отключил связь.
Дело не в самих деньгах, хотя они, несомненно, также довольно привлекательны. Нет, дело в восстановлении чести, престижа, исправлении ошибок – всего того, что может обеспечить карман, полный кредиток. Блейд сумел скопить немалую сумму, которой, если правильно ей распоряжаться, вполне хватит, чтобы обеспечить ему еду, кров и разумную степень комфорта на весь остаток жизни. Но его цель – не обеспеченная старость; нет, цель куда более важна. Его цель – честь.
К ней, разумеется, примешана и толика мести. Есть старые недоброжелатели, с которыми следует разобраться, и династия, которую следует основать. Он должен найти супругу, жениться, завести наследников и быть уверенным, что их сыновья и дочери будут достойно обеспечены и займут достойное место в Галактике. Когда-нибудь война закончится. Республика одержит победу – он в этом не сомневался, иное просто невозможно себе представить – и жизнь пойдет примерно так же, как и раньше. Мирная галактика с массой возможностей осесть и продолжать приумножать богатство – там найдется, куда вложить деньги. Неразумно желать войны, если только она не служит твоим собственным целям. Во время конфликта появляются оказии, которыми можно воспользоваться, и власть, которую можно прибрать к рукам, и, когда война закончится, Блейд и его наследники займут место среди богатых и могущественных. В этом нет сомнения.