Страница:
– Ты снова не прав, Павел.
Воздушные насосы. Из трюма откачивался воздух.
– Замечательно. – сказал Чехов. – Сначала удушение, а потом обжаривание.
– Она все тщательно продумала.
Чехов зарычал и со всей силой попытался вырваться из пут. Не получилось. Он остановился, чтобы передохнуть после таких усилий.
– Еще не все потеряно, – сказал Чехов.
Его дыхание учащалось. Гудение от шаттла становилось тише из-за уменьшения давления.
– Капитан не сдался бы!
Он боролся как мог против своих оков.
Судя по звукам, Ухура делала то же самое. Шум от их усилий, казалось, становился все дальше и дальше от них, так как воздуха становилось все меньше.
Легкие Чехова разрывались от боли. Черные звезды парили перед его взором. Но он все еще не сдавался. Он ненавидел саму идею умереть дважды за один день.
Он сказал себе, что в следующий раз он будет уверен в надежности своего запасного плана. После этого стало совсем нечем дышать.
Глава 7
Глава 8
Воздушные насосы. Из трюма откачивался воздух.
– Замечательно. – сказал Чехов. – Сначала удушение, а потом обжаривание.
– Она все тщательно продумала.
Чехов зарычал и со всей силой попытался вырваться из пут. Не получилось. Он остановился, чтобы передохнуть после таких усилий.
– Еще не все потеряно, – сказал Чехов.
Его дыхание учащалось. Гудение от шаттла становилось тише из-за уменьшения давления.
– Капитан не сдался бы!
Он боролся как мог против своих оков.
Судя по звукам, Ухура делала то же самое. Шум от их усилий, казалось, становился все дальше и дальше от них, так как воздуха становилось все меньше.
Легкие Чехова разрывались от боли. Черные звезды парили перед его взором. Но он все еще не сдавался. Он ненавидел саму идею умереть дважды за один день.
Он сказал себе, что в следующий раз он будет уверен в надежности своего запасного плана. После этого стало совсем нечем дышать.
Глава 7
В итоге Кирк не ушел с приема и обеда из-за нового командующего флотом. Это означало бы признать поражение. А Кирк никогда не признавал поражений.
Вместо этого он выпил три порции ромуланского эля, эффектно меняя правила игры.
Его просто не волновал больше Эндровер Дрейк.
После трех ромуланских элей было трудно волноваться о чем бы то ни было.
Или он так себе сказал.
– Боунз, полагаю, так ты отговариваешь меня от этого, – сказал Кирк.
Маккой отдыхал в кресле, сложив руки на груди. Круглый стол был уставлен остатками кофе и десертов. Большинство гостей были на площадке для танцев или группами беседовали у одного из баров. Но Кирк, Маккой и Спок все еще сидели рядом. Они и без слов осознавали, что время, когда они могли собраться все втроем, было ограничено, и принимали это в расчет.
– Почему ты вступил в Звездный Флот? – спросил Маккой.
Кирк усмехнулся. Закрыл глаза. Произнес слова, так хорошо знакомые каждому кадету:
– Почему люди это делают? «Чтобы искать новые формы жизни, новые цивилизации…»
Маккой откинулся в кресле, раскачиваясь на его задних ножках, потом с грохотом вернул передние ножки на пол.
– А чем ты маешься в Звездном Флоте сейчас?
Усмешка Кирка потухла.
– Преподаю. Консультирую. Председательствую в комиссиях.
Пристальный взгляд Маккоя остановился на Кирке.
– И ты хочешь, чтобы тебя уговорили бросить все это?
Кирк и сам не знал ответа. За него ответил Спок.
– Полагаю, что в данный момент капитан не принял решения, ибо еще не определил, чем ему следует заняться после ухода из Звездного Флота.
– И в самом деле полагаете? – ответил Маккой.
Кирк налил себе еще одну чашку кофе, чтобы начать сражение с ромуланским элем. Слушать перепалку Спока и Маккоя – это было похоже на прослушивание ожившей версии дебатов, которые он вел с самим собой.
Достаточно уверенно Спок принял эстафету.
– А вы знаете, что будете делать после того, как выйдете в отставку из Звездного Флота, доктор?
– А кто сказал, что я ухожу в отставку?
Спок задумчиво склонил голову:
– Человек вашего возраста…
– Подожди-ка! Может, у меня и нет ни капли вашей дурацкой зеленой крови в венах, но 67 – это еще не старость. Я гляжу на то, что считается проектом медотсека в чертежах новых кораблей, и вот что я скажу: я останусь в Звездном Флоте, пока не загнусь. Для того, что они задумали, не нужна душа. Никто не думает о том, что происходит между врачом и пациентом. Кто-то же должен позаботиться об этом. И, похоже, это как раз моя работа.
Маккой остановился, чтобы сделать вдох. Он заметил, что и Кирк, и Спок внимательно за ним наблюдают.
– Извините, – коротко сказал доктор. Он потянулся к кофе. – У меня есть склонность горячиться, когда дело касается тенденций в медицине.
Спок сложил руки.
– Что и является причиной вашего решения остаться в Звездном Флоте. Кроме того, эта работа позволяет вам осуществлять деятельность, которая является полезной, необходимой и к которой вы испытываете страсть.
Затем Спок взглянул на Кирка.
Кирк не должен был слышать, что тот сказал. Это было так очевидно.
Но Спок все же сказал это. Он был в этом специалистом.
– В этом случае, капитан, страсть – наиболее логичный ответ на вопросы, с которыми вы сталкиваетесь.
Маккой закатил глаза.
– Теперь-то я все и понял, Джим. Вулканец читает нам лекцию о страсти.
– Доктор, и снова вы напомнили мне, как мало знаете об истинной природе моего народа.
Кирк разглядывал Большой зал, пока Спок продолжал разъяснять Маккою, что на самом деле вулканцы-таки обладают эмоциями, просто решили не позволять им управлять своими жизнями.
Маккой, конечно, попался на наживку, горячо обсуждая формулировки Спока. Они могли продолжать часами, если была возможность. Не обращая внимания на знакомые аргументы, которых он достаточно наслушался за годы, Кирк поразился, как успокаивают его всего лишь звуки их голосов. Словно он снова был ребенком, который сидел у стола в материнской кухне за воскресным обедом, слушая родителей, бабушку с дедушкой, брата, дядюшек, тетушек и кузин. Их речи, перебивающие друг друга, звучали беспорядочно и шумно, как у старых знакомых. Семейные узы. Вот чем Спок и Маккой стали для него.
Семьей.
Он был счастлив иметь таких друзей в своей жизни. Однако он знал, что тут было большее…
Спок продолжал разговор об учении Сурака, а Маккой негодующе фыркал.
Взгляд Кирка рассеянно блуждал по танцполу. В стороне стояла группа клингонов, безуспешно пытаясь скрыть презрение к тому, как проходят танцы на Земле.
Кирк однажды принимал участие в танце клингонов. Кончилось тем, что Маккой три раза обрабатывал его протоплазером, чтобы заставить шрамы сойти.
Клингоны понимали понятие «врезаться» весьма буквально.
Потом Кирк заметил вспышку узнавания в глазах одного из клингонов. Клингон, признав его, кивнул – знак уважения. Кирк кивнул в ответ, поражаясь, что пришел такой день, когда он действительно обменялся с клингоном знаками уважения.
Но события, окружавшие неудавшееся убийство в Лагере Хитомера, и растущее мирное движение между Федерацией и Империей изменили мысли многих.
Включая его.
Кирк считал, что ему надо радоваться, что он еще не полностью застыл в своих взглядах. Что еще может воспринимать новые мысли и новые идеи.
До Лагеря Хитомера, когда Спок сообщил ему, что взрыв луны Праксиса означает возможность гибели для расы клингонов, первой реакцией Кирка было выпалить: «Ну и пусть умирают».
Почти сразу он осознал, как несправедливы были те слова. Как пагубны. Как бесчувственны. Но сказанного не вернуть, чтобы смягчить их смысл. Он до сих пор сожалел об этих словах.
Десятилетия назад он, возможно, и был достаточно несдержан, чтобы сказать подобные слова и иметь в виду то, что сказал. Но не теперь. За время своих путешествий он делал открытия не только для Федерации. Он делал их и для себя. И он изменился благодаря встреченному и познанному.
Кирк начинал грустить, думая о дне, когда он перестанет узнавать новое. Перестанет меняться…
Он продолжал оглядывать комнату, пока Спок и Маккой оживленно обсуждали всю подноготную захватившей их темы. Он размышлял о переменах. О страсти. Люди на танцплощадке ловили его взгляд. Большинство улыбалось в ответ. Некоторые вдруг вздрагивали, словно никак не ожидали увидеть во плоти такую важную персону. Кирк часто встречал подобную реакцию, видел ее прежде тысячу раз.
Но вдруг он обнаружил человека, который уже смотрел в его сторону, прежде чем Кирк наткнулся на него взглядом. Настала очередь Кирка вздрогнуть.
Он не знал, почему.
Возможно, из-за ее глаз, решил Кирк сначала. С густыми ресницами, темных и притягательных… если бы он был двадцатилетним кадетом, он был бы рядом с ней через 15 секунд. Ему хватало 10 секунд, если он хотел пробиться к Гэри Митчелл и пригласить ее на ужин.
Потом он снова вздрогнул, когда внезапно осознал, что эти колдовские глаза принадлежали клингонке. Ее темные волосы, театрально отброшенные назад в вечерней прическе, открывали волны ее надбровных дуг. Хотя, как ни странно, это было не так резко выражено, как у большинства женщин, которых он видел. Он понял, почему, когда увидел ее уши.
Заостренные.
Клингоны и вулканцы…
Кирк подумал, что эта причина достаточна для того, чтобы вздрогнуть…
Иногда люди тратили несколько секунд, чтобы вспомнить, кто он такой, после того как осознавали, что его лицо им знакомо. Кирк решил, что нечто подобное происходит сейчас и с ним: его внимание, должно быть, привлекли необычные черты молодой женщины, он подсознательно почувствовал их противоречие, а потом промедлил время, необходимое, чтобы этот факт дошел до его сознания. Но это подразумевало, что он проделывал именно то, что так ему не нравилось, когда он ощущал это на себе. Он глазел.
Но она, казалось, не возражала.
На самом деле она ему улыбалась.
Не мимолетной улыбкой человека, узнавшего знаменитость. Улыбкой признания. Словно нашла какую-то потерю.
Кирк знал, что ему не следует продолжать смотреть, но не мог не смотреть.
Улыбка преобразила ее лицо. Сработала какая-то магия, которую он не мог постигнуть.
До тех пор, пока его сознание не пробилось сквозь туман ромуланского эля и не сказало ему отчетливо: «Она великолепна. Именно поэтому ты на нее уставился. Она самая красивая женщина в зале. И она позволяет тебе пялиться на нее, как пилоту шаттла, который был в одиночном полете последние два года.» У Кирка вдруг пересохло во рту. Он ощутил смутный приток такого знакомого по тем временам, – когда он был кадетом двадцати лет, и вся Вселенная ожидала его, – ощущения. Легкость в груди. Дрожь предвкушения в животе.
Снова влез его рассудок, как будто его личный Спок предлагал наблюдения, не окрашенные эмоциями: «Ты думаешь, что тебе снова двадцать, а ей даже двадцати нет. Ты достаточно стар, чтобы быть ее отцом. Черт, да ты достаточно стар, чтобы быть ее дедом.»
Танцующие пары переместились, скрывая ее от него. В тот миг, когда она пропала, Кирк помотал головой, словно разбивая заклятье.
– Вы не согласны, капитан? – спросил Спок.
– Если согласен, – тут же встрял Маккой, – я перестаю давать тебе советы.
Кирк не имел ни малейшего представления, что обсуждали его друзья.
– Думаю, – сказал он осторожно, – что истина находится где-то посередине.
Спок и Маккой обменялись удивленными взглядами.
– Восхитительно, – сказал Спок.
Но Маккой с отвращением поморщился.
– Ты не слышал ни слова из того, что мы сказали, так ведь?
Музыка закончилась. Пары, танцующие на площадке, начали расходиться к своим столикам. Кирк положил ладонь на руку Маккоя и кивнул на площадку:
– Боунз, та молодая женщина. В длинном платье…
Кирк видел только блеск ее мерцающего одеяния, что двигалось в толпе народа. Его сердце, как ни странно, трепетало. Она двигалась в его сторону.
– Где? – спросил Маккой. – Та, в красном?
– Нет, – сказал Кирк. – Ты ее не сможешь не заметить. Она наполовину вулканка, наполовину клингонка.
– Весьма не правдоподобное сочетание, – сказал Спок.
Маккой, нахмурившись, взглянул на Спока:
– Взгляните-ка, чья бы корова мычала… Или кто там у вас на Вулкане мычит?
Кирк повернулся к Споку:
– Но это и в самом деле так. Брови клингона. Уши вулканца.
– Я ее вижу, – радостно сказал Маккой. – Она сногсшибательна. Интересно, чья она дочь?
– Клингон и ромуланец были бы более логичным выводом, – сказал Спок.
Кирк едва мог поддерживать беседу на два фронта.
– Ромуланец? – спросил он Спока. – На званом вечере Звездного Флота? – он повернулся к Маккою:
– Что значит «дочь»?
– Звездный Флот все же пригласил нескольких высокопоставленных клингонов на этот прием, – сказал Спок. – Несомненно, приглашения были отправлены и в ромуланские дипломатические миссии как часть продолжающегося движения к открытости.
– Она очень молода, Джим, – сказал Маккой. – Вероятно, ребенок какого-то дипломата.
Сердце Кирка опустилось.
– Она не так уж юна…
Но он знал, что Маккой прав.
– Возможно, супруга какого-либо дипломата, – предположил Спок. Сердце Кирка совсем упало.
Маккой кинул на него быстрый понимающий взгляд.
– Ого. Как насчет прибавить к твоему списку преступлений против Империи Клингонов еще и «неравный брак»?
Кирк почувствовал, что его щеки начинают гореть.
– Я был помилован, – сказал он. – И ты тоже. Все, что я сказал, – так это что она, по-моему… она исключительно красива. И поинтересовался, кто она. И все. Совершенно невинно.
Маккой сжал губы, чтобы удержать улыбку, которая расползалась по его лицу.
Кирк изучал толпу. Кто бы она ни была, она ушла.
– Если она и в самом деле ребенок, объединяющий наследственность ромуланцев и клингонов, ее красота не должна вызывать удивления, – заключил Спок.
– Даже так? – съязвил Маккой. – В добавление к рассуждениям о страсти вы внезапно оказываетесь экспертом и по красоте?
– Понимание красоты в большинстве культур связано с соразмерностью черт. Соразмерность черт показывает, что индивидуум не поддался ни одной из тех многочисленных болезней, что поражают растущий организм в детстве и юности. Следовательно, красота равна здоровью. А гибриды в целом берут наиболее позитивные свойства родителей, становясь, как это уже бывало, исключительными экземплярами.
– Такими, как вы сами, – сказал Маккой сухо.
– Как всегда, доктор, я нахожусь под впечатлением от глубины вашей логики.
Маккой не мог сказать, был ли комплимент Спока обманом. Кирк знал, что был.
Потом в толпе снова появилась эта женщина, всего за несколько столиков от них, и направилась в сторону Кирка.
– Боунз, Спок, вот она, – Кирк встал, когда взгляды их встретились.
Как грациозно она двигалась – он словно смотрел на выступление танцовщицы.
Она была стройной, гибкой, но, несмотря на рассуждения Маккоя, явно женщиной. Не просто девочкой.
На какое-то мгновение, встав на ноги, Кирк забыл, каким старым он ощущал себя недавно. Он отчаянно хотел узнать, почему она подходит к нему. Он хотел услышать ее голос, узнать ее имя. Узнать о ней все.
Спок был прав. Страсть – таков его ответ.
Но за два столика она остановилась.
Ее восхитительное лицо омрачилось. Нежные брови стали более заметны, словно она нахмурилась.
Кирк начал протягивать руку.
Но на плечо ему опустилась другая рука, к его удивлению, достаточно тяжелая. Кирк повернулся только тогда, когда увидел, что женщина делает то же самое – разворачивается и уходит.
– Джимбо! Рад, что ты смог выбраться на мою маленькую вечеринку!
Кирк стоял лицом к лицу с Эндровером Дрейком.
Своим новым командующим флотом.
– Адмирал Дрейк, – это было все, что он сказал. Он не выносил «Джимбо». Он оглянулся через плечо.
Она пропала. Снова.
Дрейк пихнул его в живот:
– Проводишь слишком много времени за столом, Джимбо?
Кирк сосредоточился на том, чтобы не сжать руки в кулаки. Дрейк все еще стриг свои (теперь уже белые) волосы очень коротко, по-военному. Его острые черты лица расплылись за время, минувшее с тех пор, как он был в выпускном классе Кирка. Глубоко впечатавшиеся новые морщины соседствовали с тонким рваным шрамом на правой скуле. Протоплазер убрал бы его за месяц. Но Дрейк заработал его в сражении – давняя история. Он уничтожил боевой корабль клингонов прямо перед вмешательством органиан. Этот шрам был его знаком доблести.
«Или сувениром из прошлого», – подумал Кирк.
Дрейк уперся кулаками в бедра.
– Мы оба прошли долгий путь со времен Академии, да?
Кирк не хотел, чтобы его связывало с Дрейком хоть что-то. То, что произошло между ними, давно прошло. Дэвид умер, и ничто не могло вернуть его обратно.
– Поздравляю, – просто сказал Кирк.
Дрейк воспользовался этим как возможностью потрясти Кирку руку.
– Даже интересно – что бы могло случиться, если бы ты не заполучил «Энтерпрайз» снова?
Кирк покачал головой. Оба они, и он, и Дрейк, будучи капитанами, получили звездолеты на пятилетние миссии. Оба выжили, вернувшись героями с разницей в несколько месяцев и получив немедленное повышение до чина адмирала. А потом, после В'Гер, Кирк не смог противиться сладкозвучному зову звезд. Он пренебрег карьерой в штабе и вернулся обратно. А Дрейк остался.
Теперь, спустя 23 года, Кирк снова был капитаном. А Дрейк был все еще Дрейком. Даже если он был командующим целого флота.
«Четыре ромуланских эля, – подумал Кирк, – и я вполне могу уйти отсюда, врезав ему как следует. Не обращая внимания на чины.»
Но вместо этого он сказал:
– Могу я представить моих друзей? Капитан Спок, доктор Маккой.
Дрейк пожал Маккою руку. Потом уважительно отдал Споку вулканский салют, не совершив ложного шага и не сделав попытки коснуться вулканца. Очевидно, Дрейк хорошо учился в течение тех лет, что он взбирался по служебной лестнице штаба.
– Хорошо их знаю, – сказал Дрейк загадочно. – Всегда следил за твоей карьерой, Джимбо.
Его губы сжались.
– Всегда поражался, как ты можешь столько делать после… ну, ты знаешь…
Он рассмеялся, демонстрируя дружелюбие, – но несколько деланно, неискренне.
Однако Кирк не ответил. Ни словом, ни жестом. Он почувствовал, что Маккой бросил на него вопросительный взгляд. Знал, что Спок равным образом заинтересуется заявлением Дрейка, хотя, разумеется, не покажет этого. Но прошлое прошло. Сейчас Дрейк руководил Звездным Флотом.
Кирк никогда не хотел этой работы. Но в душе знал, что возможность всегда была. Он мог быть командующим флотом, если бы остался в тылу, как Дрейк. И играл бы в политические игры в штабе так же хорошо, как играл в игры с жизнью и смертью на границе миров.
Но Кирк выбрал другую стезю. Бесполезно думать о том, что могло бы быть.
– Не могу остаться подольше, – сказал Дрейк.
– Сожалею, – ответил Кирк.
– Подумал, тебе, возможно, интересно узнать – пересмотрен статус-реестр Флота. «Энтерпрайз» переведен в резерв со следующего месяца.
Кирк кивнул, словно услышал о хронической болезни друга.
– Я знаю.
– Его собираются использовать для военных игр.
Маккой нахмурился.
– Звездный Флот уже давно не проводил военных игр.
Дрейк пожал плечами.
– Этот недосмотр я намереваюсь исправить, – он похлопал Кирка по плечу, как давнишний приятель. – «Энтерпрайз» будет судном-мишенью. Испытаю его парой новых фотонных торпед. Марки VIII. Двухвихревые.
Он подмигнул Кирку:
– Следует уходить в блеске славы, – его глаза были холодны. – Подумал, может, тебе это нравится: торчать за столом – и все. По крайней мере, хоть что-то в твоей карьере уйдет в блеске славы.
– Пришло махом, ушло прахом, – легко откликнулся Кирк.
Дрейк рассмеялся.
– Вот и хорошо, – он собрался уходить. – Увижу тебя на церемонии перевода в резерв?
Кирк покачал головой:
– Я… меня не будет на планете.
Дрейк снова подмигнул:
– Я прослежу, чтобы тебе оставили кусочек от него. Вставь в рамку, установи над камином. Расскажи внукам о… – Дрейк внезапно сделал вид, что расстроился:
– Ох, Джимбо, извини. Забыл о твоем сыне. Дэвид, не так ли? Его убили клингоны, и вот… Да… И не будет никаких внуков.
С этим он и ушел, поглощенный подобострастной толпой.
– Что тут происходило, черт возьми? – пробормотал Маккой.
– Это было прошлое, – сказал Кирк. – Очень далекое…
Он снова сел, более утомленный теперь, чем в начале вечера. Он искал молодую женщину, но она тоже ушла. И он знал, что так и будет.
Так уйдет вскоре «Энтерпрайз».
Так проходит все в этом мире.
И страсть тоже.
Маккой и Спок обменялись тревожными взглядами.
– Хочешь еще выпить, Джим?
Кирк покачал головой.
– Достаточно.
Было поздно.
Он никогда не услышит звука ее голоса.
Он навсегда запомнит голос Дрейка.
– Достаточно, – сказал он снова.
Он имел в виду не ромуланский эль.
Вместо этого он выпил три порции ромуланского эля, эффектно меняя правила игры.
Его просто не волновал больше Эндровер Дрейк.
После трех ромуланских элей было трудно волноваться о чем бы то ни было.
Или он так себе сказал.
– Боунз, полагаю, так ты отговариваешь меня от этого, – сказал Кирк.
Маккой отдыхал в кресле, сложив руки на груди. Круглый стол был уставлен остатками кофе и десертов. Большинство гостей были на площадке для танцев или группами беседовали у одного из баров. Но Кирк, Маккой и Спок все еще сидели рядом. Они и без слов осознавали, что время, когда они могли собраться все втроем, было ограничено, и принимали это в расчет.
– Почему ты вступил в Звездный Флот? – спросил Маккой.
Кирк усмехнулся. Закрыл глаза. Произнес слова, так хорошо знакомые каждому кадету:
– Почему люди это делают? «Чтобы искать новые формы жизни, новые цивилизации…»
Маккой откинулся в кресле, раскачиваясь на его задних ножках, потом с грохотом вернул передние ножки на пол.
– А чем ты маешься в Звездном Флоте сейчас?
Усмешка Кирка потухла.
– Преподаю. Консультирую. Председательствую в комиссиях.
Пристальный взгляд Маккоя остановился на Кирке.
– И ты хочешь, чтобы тебя уговорили бросить все это?
Кирк и сам не знал ответа. За него ответил Спок.
– Полагаю, что в данный момент капитан не принял решения, ибо еще не определил, чем ему следует заняться после ухода из Звездного Флота.
– И в самом деле полагаете? – ответил Маккой.
Кирк налил себе еще одну чашку кофе, чтобы начать сражение с ромуланским элем. Слушать перепалку Спока и Маккоя – это было похоже на прослушивание ожившей версии дебатов, которые он вел с самим собой.
Достаточно уверенно Спок принял эстафету.
– А вы знаете, что будете делать после того, как выйдете в отставку из Звездного Флота, доктор?
– А кто сказал, что я ухожу в отставку?
Спок задумчиво склонил голову:
– Человек вашего возраста…
– Подожди-ка! Может, у меня и нет ни капли вашей дурацкой зеленой крови в венах, но 67 – это еще не старость. Я гляжу на то, что считается проектом медотсека в чертежах новых кораблей, и вот что я скажу: я останусь в Звездном Флоте, пока не загнусь. Для того, что они задумали, не нужна душа. Никто не думает о том, что происходит между врачом и пациентом. Кто-то же должен позаботиться об этом. И, похоже, это как раз моя работа.
Маккой остановился, чтобы сделать вдох. Он заметил, что и Кирк, и Спок внимательно за ним наблюдают.
– Извините, – коротко сказал доктор. Он потянулся к кофе. – У меня есть склонность горячиться, когда дело касается тенденций в медицине.
Спок сложил руки.
– Что и является причиной вашего решения остаться в Звездном Флоте. Кроме того, эта работа позволяет вам осуществлять деятельность, которая является полезной, необходимой и к которой вы испытываете страсть.
Затем Спок взглянул на Кирка.
Кирк не должен был слышать, что тот сказал. Это было так очевидно.
Но Спок все же сказал это. Он был в этом специалистом.
– В этом случае, капитан, страсть – наиболее логичный ответ на вопросы, с которыми вы сталкиваетесь.
Маккой закатил глаза.
– Теперь-то я все и понял, Джим. Вулканец читает нам лекцию о страсти.
– Доктор, и снова вы напомнили мне, как мало знаете об истинной природе моего народа.
Кирк разглядывал Большой зал, пока Спок продолжал разъяснять Маккою, что на самом деле вулканцы-таки обладают эмоциями, просто решили не позволять им управлять своими жизнями.
Маккой, конечно, попался на наживку, горячо обсуждая формулировки Спока. Они могли продолжать часами, если была возможность. Не обращая внимания на знакомые аргументы, которых он достаточно наслушался за годы, Кирк поразился, как успокаивают его всего лишь звуки их голосов. Словно он снова был ребенком, который сидел у стола в материнской кухне за воскресным обедом, слушая родителей, бабушку с дедушкой, брата, дядюшек, тетушек и кузин. Их речи, перебивающие друг друга, звучали беспорядочно и шумно, как у старых знакомых. Семейные узы. Вот чем Спок и Маккой стали для него.
Семьей.
Он был счастлив иметь таких друзей в своей жизни. Однако он знал, что тут было большее…
Спок продолжал разговор об учении Сурака, а Маккой негодующе фыркал.
Взгляд Кирка рассеянно блуждал по танцполу. В стороне стояла группа клингонов, безуспешно пытаясь скрыть презрение к тому, как проходят танцы на Земле.
Кирк однажды принимал участие в танце клингонов. Кончилось тем, что Маккой три раза обрабатывал его протоплазером, чтобы заставить шрамы сойти.
Клингоны понимали понятие «врезаться» весьма буквально.
Потом Кирк заметил вспышку узнавания в глазах одного из клингонов. Клингон, признав его, кивнул – знак уважения. Кирк кивнул в ответ, поражаясь, что пришел такой день, когда он действительно обменялся с клингоном знаками уважения.
Но события, окружавшие неудавшееся убийство в Лагере Хитомера, и растущее мирное движение между Федерацией и Империей изменили мысли многих.
Включая его.
Кирк считал, что ему надо радоваться, что он еще не полностью застыл в своих взглядах. Что еще может воспринимать новые мысли и новые идеи.
До Лагеря Хитомера, когда Спок сообщил ему, что взрыв луны Праксиса означает возможность гибели для расы клингонов, первой реакцией Кирка было выпалить: «Ну и пусть умирают».
Почти сразу он осознал, как несправедливы были те слова. Как пагубны. Как бесчувственны. Но сказанного не вернуть, чтобы смягчить их смысл. Он до сих пор сожалел об этих словах.
Десятилетия назад он, возможно, и был достаточно несдержан, чтобы сказать подобные слова и иметь в виду то, что сказал. Но не теперь. За время своих путешествий он делал открытия не только для Федерации. Он делал их и для себя. И он изменился благодаря встреченному и познанному.
Кирк начинал грустить, думая о дне, когда он перестанет узнавать новое. Перестанет меняться…
Он продолжал оглядывать комнату, пока Спок и Маккой оживленно обсуждали всю подноготную захватившей их темы. Он размышлял о переменах. О страсти. Люди на танцплощадке ловили его взгляд. Большинство улыбалось в ответ. Некоторые вдруг вздрагивали, словно никак не ожидали увидеть во плоти такую важную персону. Кирк часто встречал подобную реакцию, видел ее прежде тысячу раз.
Но вдруг он обнаружил человека, который уже смотрел в его сторону, прежде чем Кирк наткнулся на него взглядом. Настала очередь Кирка вздрогнуть.
Он не знал, почему.
Возможно, из-за ее глаз, решил Кирк сначала. С густыми ресницами, темных и притягательных… если бы он был двадцатилетним кадетом, он был бы рядом с ней через 15 секунд. Ему хватало 10 секунд, если он хотел пробиться к Гэри Митчелл и пригласить ее на ужин.
Потом он снова вздрогнул, когда внезапно осознал, что эти колдовские глаза принадлежали клингонке. Ее темные волосы, театрально отброшенные назад в вечерней прическе, открывали волны ее надбровных дуг. Хотя, как ни странно, это было не так резко выражено, как у большинства женщин, которых он видел. Он понял, почему, когда увидел ее уши.
Заостренные.
Клингоны и вулканцы…
Кирк подумал, что эта причина достаточна для того, чтобы вздрогнуть…
Иногда люди тратили несколько секунд, чтобы вспомнить, кто он такой, после того как осознавали, что его лицо им знакомо. Кирк решил, что нечто подобное происходит сейчас и с ним: его внимание, должно быть, привлекли необычные черты молодой женщины, он подсознательно почувствовал их противоречие, а потом промедлил время, необходимое, чтобы этот факт дошел до его сознания. Но это подразумевало, что он проделывал именно то, что так ему не нравилось, когда он ощущал это на себе. Он глазел.
Но она, казалось, не возражала.
На самом деле она ему улыбалась.
Не мимолетной улыбкой человека, узнавшего знаменитость. Улыбкой признания. Словно нашла какую-то потерю.
Кирк знал, что ему не следует продолжать смотреть, но не мог не смотреть.
Улыбка преобразила ее лицо. Сработала какая-то магия, которую он не мог постигнуть.
До тех пор, пока его сознание не пробилось сквозь туман ромуланского эля и не сказало ему отчетливо: «Она великолепна. Именно поэтому ты на нее уставился. Она самая красивая женщина в зале. И она позволяет тебе пялиться на нее, как пилоту шаттла, который был в одиночном полете последние два года.» У Кирка вдруг пересохло во рту. Он ощутил смутный приток такого знакомого по тем временам, – когда он был кадетом двадцати лет, и вся Вселенная ожидала его, – ощущения. Легкость в груди. Дрожь предвкушения в животе.
Снова влез его рассудок, как будто его личный Спок предлагал наблюдения, не окрашенные эмоциями: «Ты думаешь, что тебе снова двадцать, а ей даже двадцати нет. Ты достаточно стар, чтобы быть ее отцом. Черт, да ты достаточно стар, чтобы быть ее дедом.»
Танцующие пары переместились, скрывая ее от него. В тот миг, когда она пропала, Кирк помотал головой, словно разбивая заклятье.
– Вы не согласны, капитан? – спросил Спок.
– Если согласен, – тут же встрял Маккой, – я перестаю давать тебе советы.
Кирк не имел ни малейшего представления, что обсуждали его друзья.
– Думаю, – сказал он осторожно, – что истина находится где-то посередине.
Спок и Маккой обменялись удивленными взглядами.
– Восхитительно, – сказал Спок.
Но Маккой с отвращением поморщился.
– Ты не слышал ни слова из того, что мы сказали, так ведь?
Музыка закончилась. Пары, танцующие на площадке, начали расходиться к своим столикам. Кирк положил ладонь на руку Маккоя и кивнул на площадку:
– Боунз, та молодая женщина. В длинном платье…
Кирк видел только блеск ее мерцающего одеяния, что двигалось в толпе народа. Его сердце, как ни странно, трепетало. Она двигалась в его сторону.
– Где? – спросил Маккой. – Та, в красном?
– Нет, – сказал Кирк. – Ты ее не сможешь не заметить. Она наполовину вулканка, наполовину клингонка.
– Весьма не правдоподобное сочетание, – сказал Спок.
Маккой, нахмурившись, взглянул на Спока:
– Взгляните-ка, чья бы корова мычала… Или кто там у вас на Вулкане мычит?
Кирк повернулся к Споку:
– Но это и в самом деле так. Брови клингона. Уши вулканца.
– Я ее вижу, – радостно сказал Маккой. – Она сногсшибательна. Интересно, чья она дочь?
– Клингон и ромуланец были бы более логичным выводом, – сказал Спок.
Кирк едва мог поддерживать беседу на два фронта.
– Ромуланец? – спросил он Спока. – На званом вечере Звездного Флота? – он повернулся к Маккою:
– Что значит «дочь»?
– Звездный Флот все же пригласил нескольких высокопоставленных клингонов на этот прием, – сказал Спок. – Несомненно, приглашения были отправлены и в ромуланские дипломатические миссии как часть продолжающегося движения к открытости.
– Она очень молода, Джим, – сказал Маккой. – Вероятно, ребенок какого-то дипломата.
Сердце Кирка опустилось.
– Она не так уж юна…
Но он знал, что Маккой прав.
– Возможно, супруга какого-либо дипломата, – предположил Спок. Сердце Кирка совсем упало.
Маккой кинул на него быстрый понимающий взгляд.
– Ого. Как насчет прибавить к твоему списку преступлений против Империи Клингонов еще и «неравный брак»?
Кирк почувствовал, что его щеки начинают гореть.
– Я был помилован, – сказал он. – И ты тоже. Все, что я сказал, – так это что она, по-моему… она исключительно красива. И поинтересовался, кто она. И все. Совершенно невинно.
Маккой сжал губы, чтобы удержать улыбку, которая расползалась по его лицу.
Кирк изучал толпу. Кто бы она ни была, она ушла.
– Если она и в самом деле ребенок, объединяющий наследственность ромуланцев и клингонов, ее красота не должна вызывать удивления, – заключил Спок.
– Даже так? – съязвил Маккой. – В добавление к рассуждениям о страсти вы внезапно оказываетесь экспертом и по красоте?
– Понимание красоты в большинстве культур связано с соразмерностью черт. Соразмерность черт показывает, что индивидуум не поддался ни одной из тех многочисленных болезней, что поражают растущий организм в детстве и юности. Следовательно, красота равна здоровью. А гибриды в целом берут наиболее позитивные свойства родителей, становясь, как это уже бывало, исключительными экземплярами.
– Такими, как вы сами, – сказал Маккой сухо.
– Как всегда, доктор, я нахожусь под впечатлением от глубины вашей логики.
Маккой не мог сказать, был ли комплимент Спока обманом. Кирк знал, что был.
Потом в толпе снова появилась эта женщина, всего за несколько столиков от них, и направилась в сторону Кирка.
– Боунз, Спок, вот она, – Кирк встал, когда взгляды их встретились.
Как грациозно она двигалась – он словно смотрел на выступление танцовщицы.
Она была стройной, гибкой, но, несмотря на рассуждения Маккоя, явно женщиной. Не просто девочкой.
На какое-то мгновение, встав на ноги, Кирк забыл, каким старым он ощущал себя недавно. Он отчаянно хотел узнать, почему она подходит к нему. Он хотел услышать ее голос, узнать ее имя. Узнать о ней все.
Спок был прав. Страсть – таков его ответ.
Но за два столика она остановилась.
Ее восхитительное лицо омрачилось. Нежные брови стали более заметны, словно она нахмурилась.
Кирк начал протягивать руку.
Но на плечо ему опустилась другая рука, к его удивлению, достаточно тяжелая. Кирк повернулся только тогда, когда увидел, что женщина делает то же самое – разворачивается и уходит.
– Джимбо! Рад, что ты смог выбраться на мою маленькую вечеринку!
Кирк стоял лицом к лицу с Эндровером Дрейком.
Своим новым командующим флотом.
– Адмирал Дрейк, – это было все, что он сказал. Он не выносил «Джимбо». Он оглянулся через плечо.
Она пропала. Снова.
Дрейк пихнул его в живот:
– Проводишь слишком много времени за столом, Джимбо?
Кирк сосредоточился на том, чтобы не сжать руки в кулаки. Дрейк все еще стриг свои (теперь уже белые) волосы очень коротко, по-военному. Его острые черты лица расплылись за время, минувшее с тех пор, как он был в выпускном классе Кирка. Глубоко впечатавшиеся новые морщины соседствовали с тонким рваным шрамом на правой скуле. Протоплазер убрал бы его за месяц. Но Дрейк заработал его в сражении – давняя история. Он уничтожил боевой корабль клингонов прямо перед вмешательством органиан. Этот шрам был его знаком доблести.
«Или сувениром из прошлого», – подумал Кирк.
Дрейк уперся кулаками в бедра.
– Мы оба прошли долгий путь со времен Академии, да?
Кирк не хотел, чтобы его связывало с Дрейком хоть что-то. То, что произошло между ними, давно прошло. Дэвид умер, и ничто не могло вернуть его обратно.
– Поздравляю, – просто сказал Кирк.
Дрейк воспользовался этим как возможностью потрясти Кирку руку.
– Даже интересно – что бы могло случиться, если бы ты не заполучил «Энтерпрайз» снова?
Кирк покачал головой. Оба они, и он, и Дрейк, будучи капитанами, получили звездолеты на пятилетние миссии. Оба выжили, вернувшись героями с разницей в несколько месяцев и получив немедленное повышение до чина адмирала. А потом, после В'Гер, Кирк не смог противиться сладкозвучному зову звезд. Он пренебрег карьерой в штабе и вернулся обратно. А Дрейк остался.
Теперь, спустя 23 года, Кирк снова был капитаном. А Дрейк был все еще Дрейком. Даже если он был командующим целого флота.
«Четыре ромуланских эля, – подумал Кирк, – и я вполне могу уйти отсюда, врезав ему как следует. Не обращая внимания на чины.»
Но вместо этого он сказал:
– Могу я представить моих друзей? Капитан Спок, доктор Маккой.
Дрейк пожал Маккою руку. Потом уважительно отдал Споку вулканский салют, не совершив ложного шага и не сделав попытки коснуться вулканца. Очевидно, Дрейк хорошо учился в течение тех лет, что он взбирался по служебной лестнице штаба.
– Хорошо их знаю, – сказал Дрейк загадочно. – Всегда следил за твоей карьерой, Джимбо.
Его губы сжались.
– Всегда поражался, как ты можешь столько делать после… ну, ты знаешь…
Он рассмеялся, демонстрируя дружелюбие, – но несколько деланно, неискренне.
Однако Кирк не ответил. Ни словом, ни жестом. Он почувствовал, что Маккой бросил на него вопросительный взгляд. Знал, что Спок равным образом заинтересуется заявлением Дрейка, хотя, разумеется, не покажет этого. Но прошлое прошло. Сейчас Дрейк руководил Звездным Флотом.
Кирк никогда не хотел этой работы. Но в душе знал, что возможность всегда была. Он мог быть командующим флотом, если бы остался в тылу, как Дрейк. И играл бы в политические игры в штабе так же хорошо, как играл в игры с жизнью и смертью на границе миров.
Но Кирк выбрал другую стезю. Бесполезно думать о том, что могло бы быть.
– Не могу остаться подольше, – сказал Дрейк.
– Сожалею, – ответил Кирк.
– Подумал, тебе, возможно, интересно узнать – пересмотрен статус-реестр Флота. «Энтерпрайз» переведен в резерв со следующего месяца.
Кирк кивнул, словно услышал о хронической болезни друга.
– Я знаю.
– Его собираются использовать для военных игр.
Маккой нахмурился.
– Звездный Флот уже давно не проводил военных игр.
Дрейк пожал плечами.
– Этот недосмотр я намереваюсь исправить, – он похлопал Кирка по плечу, как давнишний приятель. – «Энтерпрайз» будет судном-мишенью. Испытаю его парой новых фотонных торпед. Марки VIII. Двухвихревые.
Он подмигнул Кирку:
– Следует уходить в блеске славы, – его глаза были холодны. – Подумал, может, тебе это нравится: торчать за столом – и все. По крайней мере, хоть что-то в твоей карьере уйдет в блеске славы.
– Пришло махом, ушло прахом, – легко откликнулся Кирк.
Дрейк рассмеялся.
– Вот и хорошо, – он собрался уходить. – Увижу тебя на церемонии перевода в резерв?
Кирк покачал головой:
– Я… меня не будет на планете.
Дрейк снова подмигнул:
– Я прослежу, чтобы тебе оставили кусочек от него. Вставь в рамку, установи над камином. Расскажи внукам о… – Дрейк внезапно сделал вид, что расстроился:
– Ох, Джимбо, извини. Забыл о твоем сыне. Дэвид, не так ли? Его убили клингоны, и вот… Да… И не будет никаких внуков.
С этим он и ушел, поглощенный подобострастной толпой.
– Что тут происходило, черт возьми? – пробормотал Маккой.
– Это было прошлое, – сказал Кирк. – Очень далекое…
Он снова сел, более утомленный теперь, чем в начале вечера. Он искал молодую женщину, но она тоже ушла. И он знал, что так и будет.
Так уйдет вскоре «Энтерпрайз».
Так проходит все в этом мире.
И страсть тоже.
Маккой и Спок обменялись тревожными взглядами.
– Хочешь еще выпить, Джим?
Кирк покачал головой.
– Достаточно.
Было поздно.
Он никогда не услышит звука ее голоса.
Он навсегда запомнит голос Дрейка.
– Достаточно, – сказал он снова.
Он имел в виду не ромуланский эль.
Глава 8
Внешние двери грузового отсека 12 раскрылись прежде, чем вытяжные насосы откачали всю атмосферу.
Стремительный шторм ледяных кристаллов сорвался с все возрастающего промежутка между раздвигающимися дверями.
Изнутри отсека ничем не закрепленный мусор вихрем уносило в космос. Без обозначавших их пыли и влаги потоки света с потолочных креплений угасли.
Кое-где на грузовых платформах запечатанные контейнеры вздулись изнутри из-за отсутствия воздушного давления снаружи. Но их деформация не сопровождалась скрежетом металла или пластика.
Только тишина вакуума.
Космоса.
Смерти.
В грузовом отсеке телларитский рудный челнок включил системы маневрирования.
Четыре двигателя на его разбитом корпусе выбросили потоки гиперускоренной плазмы, подняв челнок над искусственной гравитацией платформы.
Любой органический материал, попадавший радиус действия этой плазмы, в считанные секунды превращался в уголь.
Телларитский челнок развернулся. Его нос нацелился на открытые двери и звезды впереди. Импульсные двигатели полыхали краткими дозами, толкая его вперед.
Плазменные реактивные двигатели оставили почерневшие полосы на пластинах палубы.
Шаттл стартовал.
Двери за ним закрылись.
В грузовом отсеке 12 – ничего живого.
Воздух хлынул в его легкие так легко, что он потрясенно приоткрыл один глаз.
– Хикару?
Капитан Хикару Сулу улыбаясь, стоял над своими друзьями. Он предложил обе свои руки, чтобы помочь им встать.
Чехов и Ухура медленно поднялись на ноги. Они были на платформе транспортера.
Лицо Ухуры, сжалось в замешательстве, когда она огляделась вокруг.
– «Эксельсиор»? – спросила она.
Смех Сулу был глубоким и искренним. Потом он принял серьезное выражение лица.
– Мне жаль. Я знаю, что не должен был… – Он опять усмехнулся, глядя на Чехова. – Но выражения на ваших лицах…
Чехов не разделял юмора Сулу. Он все еще дрожал от холода космоса. Его легкие все еще горели от попыток вдохнуть вакуум.
Голос Чехова напряжен, как клингонский пружинный нож.
– Как давно ты нас отслеживаешь?
Улыбка Сулу растаяла под испепеляющим взглядом Чехова.
– Павел, успокойся. Вы уже в безопасности.
– Как давно?
– С самого начала вашего задания, – сказал Сулу.
Чехов услышал, как сердце загрохотало в ушах. Он не смог бы сказать – дрожит он от холода или от ярости.
Раскрытой рукой он ударил Сулу по плечу.
– Значит, каждый раз, когда мы стояли перед дизраптором, каждый раз когда мы были напуганы до смерти тем, что кто-то нас схватит, ты был здесь, готовый утащить нас в безопасное место?
Глаза Сулу расширились. Он сделал шаг назад.
Но Чехов ухватил Сулу за форменную куртку:
– Сволочь ты! – закричал он.
Сулу рванулся, пытаясь вырваться из хватки Чехова.
– Павел, успокойся!
– Успокойся? Шесть месяцев тайным агентом! Мои друзья и семья думают, что я – преступник! Живущий с клингонами! И ты хочешь, чтобы я…
Чехов задохнулся от гнева.
Был только один способ, которым он мог продолжить эту беседу.
С яростным ревом он врезал Сулу кулаком в нос.
Сулу хрюкнул и повалился назад, полностью захваченный врасплох. Брызги крови разлетелись поперек его верхней губы.
Чехов по-прежнему крепко держал Сулу за куртку. Приподнял его вверх.
– Чем мы были для тебя? Пешками, которыми можно ходить? Можно пожертвовать?
С последним словом Чехов снова повторил удар, на сей раз ослабив хватку, и Сулу навзничь упал на пульт транспортера.
Ухура схватила Чехова за руку, стараясь оттащить его назад.
– Павел! Достаточно! Хикару спас нам жизнь!
Но Чехов просто отодвинул Ухуру с пути.
– Мы едва не погибли из-за него!
Он снова налетел на Сулу.
Но на сей раз Сулу был наготове.
Он поднял руку, чтобы отразить дикий замах Чехова. Потянул его к своему плечу, чтобы центр тяжести Чехова сместился вперед. Перекинул его через спину, и с глухим стуком Чехов плюхнулся на пол.
Теперь уже Сулу вцепился в куртку Чехова, наклонившись над ним.
– Послушай меня, Павел! – прошипел Сулу. – Мои приказы шли от разведывательной службы. Даже руководство было исключено. Если бы вы знали, что контролируетесь «Эксельсиором», и какой-нибудь из ваших клингонских контактеров воспользовался бы мысленным детектором, чтобы порасспросить о вашей истории относительно ухода из Звездного Флота…
С концом десятилетиями длящегося военного напряжения между Федерацией и Клингонской Империей клингонские военные силы пришли в беспорядок. Запасы оружия не были больше засекречены. Эта часть галактики была особенно уязвима к возможному выходу клингонского оружия на открытый рынок.
Поэтому Чехов и Ухура пожертвовали шестью месяцами их карьеры в Звездном Флоте и навлекли позор на друзей и семьи, которым нельзя было сказать правду. Все, чтобы создать фальшивую легенду, представляющую их как незаконных дилеров оружия с обширными связями в Звездном Флоте.
– Разведка ничего не говорила о том, чтобы бросить нас там – замерзающих до смерти – до последней секунды!
Стремительный шторм ледяных кристаллов сорвался с все возрастающего промежутка между раздвигающимися дверями.
Изнутри отсека ничем не закрепленный мусор вихрем уносило в космос. Без обозначавших их пыли и влаги потоки света с потолочных креплений угасли.
Кое-где на грузовых платформах запечатанные контейнеры вздулись изнутри из-за отсутствия воздушного давления снаружи. Но их деформация не сопровождалась скрежетом металла или пластика.
Только тишина вакуума.
Космоса.
Смерти.
В грузовом отсеке телларитский рудный челнок включил системы маневрирования.
Четыре двигателя на его разбитом корпусе выбросили потоки гиперускоренной плазмы, подняв челнок над искусственной гравитацией платформы.
Любой органический материал, попадавший радиус действия этой плазмы, в считанные секунды превращался в уголь.
Телларитский челнок развернулся. Его нос нацелился на открытые двери и звезды впереди. Импульсные двигатели полыхали краткими дозами, толкая его вперед.
Плазменные реактивные двигатели оставили почерневшие полосы на пластинах палубы.
Шаттл стартовал.
Двери за ним закрылись.
В грузовом отсеке 12 – ничего живого.
* * *
Павел Чехов крепко зажмурил глаза, чтобы не позволить влаге сконденсироваться на них в вакууме. Он отчаянно вдохнул последний глоток кислорода…Воздух хлынул в его легкие так легко, что он потрясенно приоткрыл один глаз.
– Хикару?
Капитан Хикару Сулу улыбаясь, стоял над своими друзьями. Он предложил обе свои руки, чтобы помочь им встать.
Чехов и Ухура медленно поднялись на ноги. Они были на платформе транспортера.
Лицо Ухуры, сжалось в замешательстве, когда она огляделась вокруг.
– «Эксельсиор»? – спросила она.
Смех Сулу был глубоким и искренним. Потом он принял серьезное выражение лица.
– Мне жаль. Я знаю, что не должен был… – Он опять усмехнулся, глядя на Чехова. – Но выражения на ваших лицах…
Чехов не разделял юмора Сулу. Он все еще дрожал от холода космоса. Его легкие все еще горели от попыток вдохнуть вакуум.
Голос Чехова напряжен, как клингонский пружинный нож.
– Как давно ты нас отслеживаешь?
Улыбка Сулу растаяла под испепеляющим взглядом Чехова.
– Павел, успокойся. Вы уже в безопасности.
– Как давно?
– С самого начала вашего задания, – сказал Сулу.
Чехов услышал, как сердце загрохотало в ушах. Он не смог бы сказать – дрожит он от холода или от ярости.
Раскрытой рукой он ударил Сулу по плечу.
– Значит, каждый раз, когда мы стояли перед дизраптором, каждый раз когда мы были напуганы до смерти тем, что кто-то нас схватит, ты был здесь, готовый утащить нас в безопасное место?
Глаза Сулу расширились. Он сделал шаг назад.
Но Чехов ухватил Сулу за форменную куртку:
– Сволочь ты! – закричал он.
Сулу рванулся, пытаясь вырваться из хватки Чехова.
– Павел, успокойся!
– Успокойся? Шесть месяцев тайным агентом! Мои друзья и семья думают, что я – преступник! Живущий с клингонами! И ты хочешь, чтобы я…
Чехов задохнулся от гнева.
Был только один способ, которым он мог продолжить эту беседу.
С яростным ревом он врезал Сулу кулаком в нос.
Сулу хрюкнул и повалился назад, полностью захваченный врасплох. Брызги крови разлетелись поперек его верхней губы.
Чехов по-прежнему крепко держал Сулу за куртку. Приподнял его вверх.
– Чем мы были для тебя? Пешками, которыми можно ходить? Можно пожертвовать?
С последним словом Чехов снова повторил удар, на сей раз ослабив хватку, и Сулу навзничь упал на пульт транспортера.
Ухура схватила Чехова за руку, стараясь оттащить его назад.
– Павел! Достаточно! Хикару спас нам жизнь!
Но Чехов просто отодвинул Ухуру с пути.
– Мы едва не погибли из-за него!
Он снова налетел на Сулу.
Но на сей раз Сулу был наготове.
Он поднял руку, чтобы отразить дикий замах Чехова. Потянул его к своему плечу, чтобы центр тяжести Чехова сместился вперед. Перекинул его через спину, и с глухим стуком Чехов плюхнулся на пол.
Теперь уже Сулу вцепился в куртку Чехова, наклонившись над ним.
– Послушай меня, Павел! – прошипел Сулу. – Мои приказы шли от разведывательной службы. Даже руководство было исключено. Если бы вы знали, что контролируетесь «Эксельсиором», и какой-нибудь из ваших клингонских контактеров воспользовался бы мысленным детектором, чтобы порасспросить о вашей истории относительно ухода из Звездного Флота…
С концом десятилетиями длящегося военного напряжения между Федерацией и Клингонской Империей клингонские военные силы пришли в беспорядок. Запасы оружия не были больше засекречены. Эта часть галактики была особенно уязвима к возможному выходу клингонского оружия на открытый рынок.
Поэтому Чехов и Ухура пожертвовали шестью месяцами их карьеры в Звездном Флоте и навлекли позор на друзей и семьи, которым нельзя было сказать правду. Все, чтобы создать фальшивую легенду, представляющую их как незаконных дилеров оружия с обширными связями в Звездном Флоте.
– Разведка ничего не говорила о том, чтобы бросить нас там – замерзающих до смерти – до последней секунды!