Робардс Карен. Чужая жена

   – Извини, пап, я не знал, что у тебя… – Марк запнулся, но все же договорил: – Свидание.
   – А вот и мой сын, Ронни, – непринужденно сказал Том. – Марк, ты помнишь миссис Ханнигер?
   – Да, конечно. Добрый вечер.
   Марк не мог оторвать от нее взгляда.
   – Привет, Марк.
   Никогда в жизни два простых слова не давались ей с таким трудом.
   – Насколько я понял, вы с Лорен поссорились? – обратился Том к сыну.
   Ронни не могла не восхищаться Томом, его хладнокровием и самообладанием. Вопрос, разумеется, был отвлекающим маневром, и весьма эффективным.
   – Она вернула мне кольцо! – выпалил Марк.
   Он все еще пылал от ярости, и Ронни подумала, что ему, должно быть, неловко так явственно обнажать свои чувства перед чужим человеком.
   Он засунул руки в карманы брюк – точь-в-точь как Том! – и прислонился к дверному косяку.
   – А я и не знал, что ты дарил ей кольцо, – заметил Том.
   – Ну да, это было в начале лета. Все было хорошо. И вот тебе на!
   Он поднял левую руку, и на мизинце сверкнуло серебряное колечко.
   – Что ты стоишь, Ронни? Ты ведь еще не поела, – сказал Том, открыл холодильник, извлек оттуда бутылку апельсинового сока и протянул ее сыну. – Присядь, Марк. Ты голодный? Хочешь сандвич с ветчиной?
   – Нет.
   Марк отвинтил крышку бутылки, отпил примерно половину несколькими большими глотками и сел к столу.
   Бросив взгляд на Тома, Ронни тоже села. Если она уйдет немедленно, это только усугубит двусмысленность ситуации.
   А вдруг Марк не догадался?
   Не может этого быть. Ронни вспомнила, какими глазами Марк смотрел на нее на аэродроме. Он не настолько наивен и невинен.
   – Так что произошло?
   Том уже сооружал новый сандвич с ветчиной.
   – Мы поехали в “Пиццу-хат”. Там она заявила, что хочет встречаться с другими парнями, и отдала мне кольцо.
   Ронни откусила кусок сандвича и попыталась его прожевать.
   – Лорен красивая.
   С этими словами Том поставил перед Марком тарелку с таким же колоссальным сандвичем.
   – Правда?
   Марк откусил огромный кусок от сандвича, от которого только что отказался.
   – Да. Но на свете есть много красивых девушек, и многие из них еще красивее Лорен. Подумал бы ты о них.
   – Не исключено, – вяло отозвался Марк, продолжая жевать.
   Ронни отодвинула тарелку и вступила в разговор:
   – Послушайте, Марк, можно вам дать один совет?
   – Да, конечно, – ответил Марк.
   – На вашем месте я сделала бы вид, что вам наплевать на Лорен. Встречайтесь с другими девушками прямо с завтрашнего дня. Гарантирую вам, что она не останется равнодушной.
   – То есть надо заставить ее ревновать? – переспросил Марк. – А в этом что-то есть. Думаете, сработает?
   – Что бы вы сами почувствовали, если увидели вашу девушку с другим молодым человеком?
   – Убил бы его на месте, – решительно ответил Марк.
   – Ревность Куинланов, – заметил Том.
   Губы его тронула усмешка, Ронни улыбнулась в ответ, но тут же вспомнила, что они с Томом не одни, и попыталась сделать вид, что ее улыбка не относится ни к кому из присутствующих. Неизвестно, насколько ей это удалось.
   – В День труда будет дискотека, – задумчиво произнес Марк. – Наверное, я приглашу Элизабет Картер. Или Эми Рубенс.
   – Правильно, – одобрил Том. Ронни взглянула на большие настенные часы и поднялась.
   – Наверное, невежливо уходить вот так сразу, но мне действительно пора, – сказала она.
   Вдруг она сообразила, что уйти невозможно: ее кроссовки остались там, где она их сбросила, то есть в спальне Тома.
   Как же незаметно добраться до них?
   Том тоже встал и вопросительно посмотрел на нее. Он заметил ее замешательство.
   – Не вставай, Том, я сейчас вернусь. Можно воспользоваться ванной?
   В квартире было две ванных комнаты: одна напротив кухни, другая – около спальни Тома. Комната Марка помещалась возле спальни отца, но, насколько Ронни знала, ванной там не было.
   Ронни вышла в коридор, с шумом захлопнула дверь ванной, а сама по-воровски, на цыпочках прошла в спальню Тома. Вид смятой постели ни у кого не оставил бы сомнений в том, чем в ней занимались. Ронни быстро поправила покрывало, присела на кровать и натянула кроссовки. Затем она прокралась обратно к ванной и еще раз хлопнула дверью.
   Если даже Марк и догадался, что произошло между Ронни и его отцом, все-таки не стоит оставлять неопровержимых улик.
   Ронни вернулась в кухню. Отец и сын о чем-то оживленно разговаривали, но при ее появлении умолкли.
   – Теперь я готова, – объявила она. Том и Марк подняли головы, и она опять поразилась сходству их глаз.
   – Я провожу тебя. – Том поднялся из-за стола. – Только оденусь.
   Возвратился он так быстро, что Ронни и Марк успели лишь обменяться смущенными улыбками. При появлении Тома Марк поднялся и проговорил:
   – Пап, прости, что помешал тебе. Ты сказал, что будешь дома, и я понял так, что…
   Непроизнесенное слово угадал бы кто угодно: один.
   – Марк, я очень рада, что мне представилась возможность с вами познакомиться, – сказала Ронни. Она решила про себя, что будет делать вид, что все происходящее совершенно естественно. – Ваш папа часто о вас говорит.
   – Разве?
   Марк недоверчиво глянул на отца.
   – Так, иногда, – сказал Том. – Марк, я быстро.
   Ронни и Том молча вышли из квартиры и молча спустились по лестнице. Лишь когда они оказались на улице, Ронни нетерпеливо спросила:
   – Он догадался?
   Том шел рядом с ней, но они не осмеливались прикасаться друг к другу. Давно стемнело, и на улице, похоже, никого уже не было. В вечернем воздухе стоял густой аромат жареного мяса – видимо, кто-то во дворе дома готовил барбекю.
   – О да, – проворчал Том. – Между прочим, он считает, что ты конфетка.
   – Значит, вы меня уже обсудили?
   – Как только ты вышла с кухни, Марк сказал: “Теперь до меня доходит, с чего ты помчался на авиапарад”. И так далее, и тому подобное.
   – Нет!..
   Том пожал плечами.
   – Это факт, и перед ним мы бессильны. Я еще с ним поговорю. Объясню ему, что в некоторых вопросах не может быть однозначных суждений. Что в мире есть не только черная и белая краски. Насколько я понимаю, родители всегда так говорят, когда дети ловят их на чем-нибудь нехорошем.
   – Том, неужели тебе придется выступать в такой роли?
   – А что мне остается?
   Они подошли к машине Ронни и остановились, глядя друг на друга.
   – Мы завтра увидимся?
   У Ронни неожиданно сел голос.
   Том покачал головой.
   – У Марка бейсбольный матч. Официальный турнир в Меридиане. Завтра мы весь день будем там и вернемся только в воскресенье к вечеру.
   – Ты помнишь, что в пятницу мы уезжаем в Вашингтон?
   – Конечно. Я лечу в Калифорнию во вторник.
   – Значит…
   Том задумался.
   – Понедельник?
   – День труда. Во второй половине дня я должна быть на выставке. Вместе с Льюисом. А вечером я, наверное, смогу выбраться.
   – Марк пойдет на школьную дискотеку. По крайней мере, я так думаю.
   – Естественно, твоя квартира исключается.
   – Естественно. – Неожиданно губы Тома тронула улыбка. – На двадцатом шоссе есть один мотель. “Роббинс-инн”. Когда я учился в школе, то водил туда девушек. Мотель на отшибе, и вряд ли мы рискуем напороться на кого-нибудь из знакомых. Я предлагаю встретиться на стоянке в понедельник в восемь часов. Идет?
   – Постараюсь.
   Том взял ее руку и прижал к губам.
   – Не беспокойся насчет Марка. Я беру его на себя.
   Они поцеловались, и Ронни села за руль.
 
   В понедельник у них состоялось свидание в мотеле. Во вторник Том улетел в Калифорнию. На этот раз он оставил ей номер телефона, так что она могла позвонить ему – ночью, когда никто не услышит.
   А в пятницу Льюис и Ронни уехали в Вашингтон.
   Их трехэтажный кирпичный дом в Джорджтауне по размерам значительно уступал Седжли, но ничуть не менее красноречиво свидетельствовал о богатстве и аристократическом происхождении хозяев. Потолки высотой в четырнадцать футов были украшены фризами. Камины почти во всех комнатах. Паркетные полы покрыты восточными коврами розовых и голубых тонов. На стенах висят картины представителей самых разных стилей и направлений – Сарджент, Сезанн, Эндрю Уайет^[12]… Мебель обита парчой и шелком. Практически каждый стул или шкаф представлял собой музейный экспонат.
   Именно в этот дом Ронни вошла когда-то в качестве невесты Льюиса. Здесь она всегда дома. В Вашингтоне ей было уютно, а в Миссисипи – никогда. В Вашингтоне она чувствовала себя в своей тарелке. Хотя она была моложе большинства сенаторских жен, но она принадлежала к их кругу. В Вашингтоне никто не называет ее “второй миссис Ханнигер”. Во всяком случае, в ее присутствии.
   Сразу по приезде Ронни с головой окунулась в бесконечные приемы, обеды, ужины… Она болтала с приятельницами по телефону, посещала парикмахера, ездила по магазинам. Вместе с Льюисом она побывала в Белом доме на обеде, данном в честь президента Заира, прибывшего в Штаты на переговоры о финансовой помощи. Сходила на последнюю театральную премьеру. Возобновила посещения так называемого “девичьего клуба”, организованного женой президента; этот “клуб” собирался в просторном, светлом солярии Белого дома.
   И все же вашингтонская жизнь радовала ее далеко не так, как весной, до отъезда в Миссисипи. Она не получала удовольствия от дорогих платьев, роскошных приемов, общения с денежными мешками и разного рода знаменитостями. Даже завтрак с первой леди не произвел на нее особого впечатления.
   Потому что ей не хватало Тома.
   После встречи в мотеле они не виделись, зато по ночам разговаривали по телефону. Во время этих разговоров для Ронни во всем мире существовала только телефонная трубка, из которой доносился его голос. А если она возвращалась слишком поздно и не могла ему позвонить, то ложилась и выла в подушку от тоски. А следующий день представлялся ей блеклым и унылым.
   В пятницу они с Льюисом посетили Билла Кеннета, сенатора от Теннесси; его совсем недавно ввели в состав комитета по транспорту, членом которого был и Льюис.
   Прием начинался в девять – по вашингтонским меркам рано. Ронни надела короткое черное платье и черные туфли на высоких каблуках. Волосы ее были распущены, в ушах сверкали бриллиантовые серьги. Короче говоря, глянув на себя в зеркало, она осталась вполне довольна своей внешностью.
   Они вошли в дом Кеннета примерно в девять сорок пять (никогда не следует приходить рано!). Льюис, одетый в темный костюм и белоснежную рубашку, был, как всегда, величав и импозантен. Он заметно гордился женой, однако уже через несколько минут покинул ее и вступил в оживленную беседу с двумя старыми друзьями. Ронни занял разговором перуанский посол.
   – Ой, Ронни! Как поживаете? Дорогая моя, как же вы прекрасно выглядите! А серьги! Чудо!
   Восторженная худощавая шатенка в платье от Армани оказалась Лейси Кеннет, женой Билла. Она была на семь или восемь лет старше Ронни, но выглядела значительно моложе своих лет.
   Ронни обернулась к ней, запечатлела на ее щеке непременный для жен политических деятелей поцелуй, и вдруг у нее перехватило дыхание. Ее взгляд встретился со взглядом так хорошо знакомых голубых глаз.

ГЛАВА 35

   Лейси взяла Тома за локоть и подвела к Ронни.
   – Ронни, милая, вы, наверное, знакомы с Томом Куинланом? Он тоже из Миссисипи.
   Том, высокий, широкоплечий, очень элегантный в темно-синем костюме и шелковом галстуке, улыбнулся ей.
   – Да, мы встречались. – Он пожал протянутую руку Ронни. – Здравствуйте, Ронни.
   – Здравствуйте, Том.
   Комната вдруг преобразилась, когда Том коснулся ее руки. Она засверкала яркими, живыми красками, наполнилась упоительными запахами и звуками, от которых у Ронни кружилась голова. Ей захотелось по-детски смеяться и прыгать. А нужно было взять себя в руки и скрыть лихорадочный блеск глаз.
   Лейси Кеннет с любопытством смотрела на них.
   – Летом я работал в Миссисипи с сенатором Ханнигером, – сообщил ей Том. – Так что мы с Ронни, можно сказать, старые друзья.
   – А сейчас Том консультирует нас, – сообщила Лейси. – Положение у Билла сейчас непростое.
   – До выборов еще много времени, – заметил Том. – Мы успеем все наладить. – Он обратился к Ронни: – Вы рады, что вернулись в Вашингтон?
   Они поболтали о том о сем – о достоинствах и недостатках жизни в столице в разные времена года, о погоде, об угрожающем росте преступности в некоторых районах. Подозрения Лейси, если только они у нее возникли, как будто рассеялись. Когда к их группе присоединился кто-то еще, Лейси взяла Тома под руку и увела его.
   Ей нужно было с кем-то его познакомить.
   Глядя, как Лейси держит Тома под руку, как касается его плечом, Ронни вдруг почувствовала резкую неприязнь к женщине, которую до недавнего времени считала своей подругой.
   Ей было ясно, чего хочет от Тома Лейси Кеннет.
   Позже, улучив минуту, Ронни подошла к Тому и прошептала:
   – Если ты с ней спишь, я выколю тебе глаза.
   Он сделал глоток золотистого напитка из стакана, который держал в руке, и прищурился:
   – Ревнуешь?
   – Да.
   – Что я, по-твоему, должен чувствовать, когда вижу тебя с сенатором?
   – Ты про нас с Льюисом знаешь.
   – И тем не менее твой муж – он.
   – Ты уходишь в сторону.
   – От чего?
   – От сути. Лейси Кеннет.
   Том ласково поглядел на Ронни.
   – Родная моя, единственная женщина, с которой я хочу оказаться в постели, – это ты. Как ты думаешь, зачем я приехал в Вашингтон?
   – Зачем же?
   – Чтобы увидеть тебя.
   – Почему же ты не предупредил?
   – А я только сегодня утром решил ехать. Думаю, я не пережил бы еще одну ночь вдалеке от тебя.
   Ронни поняла его, вспомнив, какие страсти разбудил в ней их предыдущий разговор.
   – Ты надолго?
   – Утром уеду.
   – Завтра?!
   – Том, так вот вы где! Ронни, вы совсем завладели нашим Томом. А он ведь еще не попробовал salmon en croute^[13]. Том, у вас сейчас слюнки потекут. А вас, Ронни, ищет Льюис.
   – Хорошо, я иду к нему.
   С фальшивой улыбкой на лице Ронни смотрела, как от нее в который раз уводят Тома.
   А ей придется идти к Льюису. Пора уходить от Кеннетов, так как в одиннадцать они приглашены к одному крупному промышленнику.
   Через несколько минут ей удалось еще раз поговорить с Томом наедине.
   Точнее, это Том сообразил, как это устроить.
   Он решительно подошел к ней на глазах у всех, и она поняла, что это и есть единственный способ не выглядеть виноватым. Увы, Ронни часто об этом забывала.
   – Рад был с вами встретиться, – сказал он и добавил чуть слышно: – Отель “Ритц-Карлтон”. Номер семьсот пятнадцать.
   – Я тоже рада, Том. – Она с улыбкой протянула ему руку. – Я постараюсь.
   Льюис подошел к ним и дружески хлопнул Тома по плечу.
   – Брат, будь поосторожней в Вашингтоне, слышишь? А когда в следующий раз надумаешь приехать, позвони и живи у нас.
   – Спасибо, сенатор.
   Льюис обнял Ронни и повел к выходу. Ронни шла с мужем и чувствовала спиной Тома.
 
   Домой они вернулись только в три часа ночи, следовательно, было уже поздно отправляться к Тому. Невозможно изобрести предлог, оправдывающий ее уход из дома в такой час. И позвонить Тому она не могла. Льюис еще не спал, когда она отправилась к себе. Он сидел в библиотеке, а там стоял телефонный аппарат, на котором загоралась красная лампочка, когда кто-нибудь снимал трубку параллельного телефона. Ронни боялась, что Льюис возьмет трубку и услышит разговор.
   Раздосадованной Ронни оставалось смириться.
   Будильник прозвонил в шесть часов. Ронни встала и надела спортивные трусы и футболку, как будто готовясь к утренней пробежке. Обычно она не вставала так рано, но плавать ей в Вашингтоне было негде, поэтому она иногда бегала по утрам. Ее уход на пробежку не должен вызвать вопросов. Скорее всего, ее отсутствия даже не заметят. Мэри, женщина, ведающая хозяйством, приходит только в девять, а Льюис будет думать, что она еще спит. Он никогда не поднимается к ней в спальню. Незачем.
   На Потомаке лежал густой туман. Серое одеяло окутало резиденции государственных мужей и приглушило шум автомобилей, доносящийся с близлежащих улиц. Ронни трусцой пробежала до угла и не встретила никого, кто мог бы ее узнать; туристы-то шатаются по Джорджтауну двадцать четыре часа в сутки. За углом Ронни поймала такси.
   Несмотря на ранний час, в холле “Ритц-Карлтона” толпились люди, дожидающиеся своей очереди на регистрацию; в основном, конечно, бизнесмены. Ронни настороженно огляделась по сторонам, убедилась, что никто не обращает на нее ни малейшего внимания, и направилась к лифту.
   Прежде чем постучать в дверь 715-го номера, она опять огляделась. Маловероятно, что именно в этот час именно в этом коридоре именно этого отеля ее увидит кто-нибудь из знакомых. Маловероятно, но возможно. Вашингтон – небольшой город, временами он казался Ронни едва ли не меньше Джексона. У нее складывалось ощущение, что здесь все знают всех.
   На осторожный стук никто не отозвался. Она постучала опять, на этот раз чуть громче. И снова тщетно. Похоже, Тома в номере нет. Вероятно, он вовсе не ночевал в отеле.
   Тогда остается открытым вопрос: где он провел эту ночь? Перед глазами Ронни немедленно возникло лицо Лейси Кеннет. А может, Том, как Льюис, отдает предпочтение проституткам? Если так, то в Вашингтоне у него богатый выбор.
   Даже простой перебор вариантов вызвал у Ронни прилив бешенства, и она стукнула в дверь кулаком. Такой удар поднял бы и мертвеца. Если же Том спал с другой женщиной, он может распрощаться со всякой надеждой на продолжение отношений.
   К тому же она, Ронни, убьет его.
   Она не успела ударить в дверь обоими кулаками и, возможно, ногами. Дверь открылась. Том, небритый, босой, в гостиничном махровом халате, смотрел на нее сонными глазами.
   Было очевидно, что она разбудила его.
   Не говоря ни слова, он посторонился, пропуская ее. Запер дверь. Положил руки на ее талию, притянул к себе. Она подняла голову, заглядывая ему в глаза.
   – Где ты была?
   – Мы вернулись домой только в четвертом часу, – виновато сказала Ронни. Ее рука скользнула под халат. Когда она поняла, что Том не спал с другой женщиной, от гнева не осталось и следа. – Я не могла ни поехать к тебе, ни позвонить.
   – Черт возьми, я же волновался.
   – Прости меня.
   Небрежно завязанный пояс халата упал на пол. Ронни прижалась к Тому. На нем были спортивные трусы – ясно, он спал в них. Такой заспанный, колючий, встрепанный, теплый, родной. Она потерлась носом о его грудь.
   – У меня встреча в десять часов.
   Ворчливый голос. А ведь его руки уже проникли под ее футболку и гладят ее по спине. Ронни вздохнула.
   – Вечно у нас нет времени. Как я от этого устала.
   – Ты хотела роман на стороне? Ты его получила.
   Он не ворчал, он прямо-таки брюзжал. Взглянув на его лицо, Ронни увидела, что он все еще хмурится.
   Но она знала, что делать.
   – Я скучала, – прошептала она, поглаживая его грудь.
   Его проворные пальцы расстегнули на ней лифчик.
   – Готова кончить, да? Я тоже.
   Ронни отстранилась от него. Откровенная грубость настолько не в стиле Тома, что ей показалось, будто она ослышалась.
   – Что с тобой? Мне неприятно, Том, – сказала она с упреком.
   Между тем пальцы Тома скользнули под лифчик и захватили сосок.
   И сразу ей стало хорошо. Все дни после последней встречи с Томом она мечтала о том, чтобы его рука вот так легла ей на грудь.
   Он сжал сосок, и она застонала.
   – Я не настроен быть приятным, – сказал Том.
   Такого тона Ронни никогда от него не слышала. Она неуверенно взглянула на него, но он как ни в чем не бывало освобождал ее от одежды.
   Раздев ее, Том на мгновение замер. Он стоял и смотрел на ее обнаженную грудь.
   Затем, не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и отнес в кровать.
   Действовал он сосредоточенно и яростно, опять-таки как никогда прежде. Он властвовал над ней, и она покорялась. Он едва ли не насильно заставлял ее отвечать на его бурные ласки и свирепо проникал все глубже. Он овладевал ею почти грубо, и она лишь извивалась под ним, стонала и выкрикивала его имя.
   Неистовый оргазм потряс их обоих. И тут же он начал снова.
   Когда все было кончено, Том секунду неподвижно лежал на ней, потом соскочил с кровати и направился в ванную. До Ронни донесся шум воды. Никогда прежде Том не вел себя так.
   Не требовалось выдающегося ума, чтобы догадаться, что Том зол. За что? За то, что она заставила его поволноваться? Наверное, так.
   Ронни села на кровати, спустила ноги на пол, потянулась. Грудь ее зудела от прикосновений его колючей щетины. Должно быть, на тех местах, которые она сможет увидеть только в зеркало, остались следы его пальцев. И все же она блаженствовала, как сытая кошка.
   Улыбаясь, она проследовала к двери ванной. К ее удивлению, дверь оказалась заперта. Тогда она подошла к запасному умывальнику возле двери, глянула на себя в зеркало и поправила прическу. Потом она вернулась в комнату, закуталась в халат Тома и уселась с ногами на кровать, размышляя, в чем же дело.
   Да, Том в этот раз пребывал в крайне скверном настроении. Редкостное зрелище.
   В ванной он провел минут десять и вышел оттуда причесанный, чисто выбритый. На нем были светло-серые брюки и белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, за исключением верхней. На шее болтался незавязанный синий галстук. Он даже успел надеть ботинки.
   Войдя в комнату, он исподлобья посмотрел на Ронни. Губы его были плотно сжаты. Ронни глянула на него в ответ, удивленно вскинув брови.
   – Что же все это значит? – решительно спросила она.
   Лицо Тома потемнело еще больше. Он отвернулся от нее и подошел к окну.
   – Секс, – коротко бросил он и потянул за шнурок; шторы раздвинулись. В комнате стало светло, причем свет был неярким из-за тумана. Ронни моргнула. – Ради этого мы встретились здесь, разве не так? Мы пришли сюда, чтобы кончить.
   Он стоял к ней спиной и смотрел в окно. Ронни вздохнула.
   – Том…
   Он резко повернулся к ней.
   – Ронни, я так не могу. Я знал с самого начала, что не смогу. Я не создан для того, чтобы быть партнером для интрижки на стороне. Или ты уходишь от мужа и подаешь на развод, или наши отношения закончены.
   Ронни непонимающе воззрилась на него. Она ожидала чего угодно, только не такого ультиматума.
   – Том…
   – Я говорю всерьез. – Он подошел к кровати. – Тебе предстоит выбирать: я или он. – Том остановился в изножье кровати, и Ронни заметила, что он сжал кулаки. – Если ты выберешь меня, ты знаешь, как меня найти. Если нет, желаю тебе всех благ!
   – Том! Подожди, Том!
   Она еще не успела вскочить, как дверь за Томом захлопнулась.

ГЛАВА 36

   Следующую неделю Ронни провела на автопилоте. Она посещала приемы и банкеты и не знала, что ест и кто присутствует. Она оживленно болтала на разного рода официальных мероприятиях и тут же забывала тему разговора. Она играла в теннис так плохо, что друзья спросили ее, нормально ли она себя чувствует. Она разъезжала по магазинам и не могла выбрать даже пару туфель.
   Дважды она ночью поднимала трубку, собираясь звонить Тому, и дважды опускала ее на рычаг, не набрав номера.
   Сомнений быть не могло: Том говорил всерьез. Ронни поняла это, поняла еще там, в отеле. Пожалуй, с самого начала она знала, что такой день настанет. Он был абсолютно прав, говоря, что не создан быть партнером для интрижки на стороне.
   Том из той породы людей, для кого – или все, или ничего.
   Ронни твердила себе, что преодолеет это. Одолеет его. Если ее отношения с Льюисом и не улучшатся – а этого не будет, она содрогалась при одной мысли о том, чтобы лечь с Льюисом в постель, – у нее остается ее образ жизни, к которому она так долго стремилась. Останутся дома, автомобили, кредитные карты, драгоценности, вещи.
   Разве не это для нее главное?
   Твердо, как собственное имя, она усвоила простую истину: отношения между мужчиной и женщиной эфемерны. Любовь приходит и уходит.
   Вот наконец она и произнесла мысленно это слово. Итак, где-то посреди долгого пути от дня знакомства с Томом в Нешобе до утреннего свидания в номере вашингтонского отеля она влюбилась в него до беспамятства.
   И ей делается плохо при мысли о том, что она больше его не увидит.
   Что за чушь! Разумеется, она еще увидит его. Он по-прежнему выполняет обязанности консультанта. Она будет с ним встречаться. Даже разговаривать. Он еще долго будет рядом.
   Возможно, она даже сумеет убедить его иногда ложиться с ней в постель. Ронни знает по опыту, насколько он податлив в сфере интимных отношений с ней.
   И все же: что она приобретет таким образом? Ей мало того времени, которое находится у них с Томом для тайных встреч.
   Да, она хочет заниматься с ним любовью, но она хочет засыпать и просыпаться в его объятиях. Завтракать, обедать и ужинать с ним, играть с ним по субботам в теннис, а по воскресеньям ходить в церковь. Помогать ему быть отцом взрослого сына, ездить в гости к его матери, быть ему опорой в делах.
   Она хочет войти в его жизнь.