Страница:
Ронни посмотрела на часы. Семь ноль пять.
– Пятнадцать минут, – пробормотала она, приподнявшись на локте.
Том смотрел на нее и криво улыбался.
– Вы спали, а я не стал вас будить, – сказал он. – Одевайтесь. – Он подобрал с пола что-то темное и передал Ронни. Она увидела, что это ее футболка. – Вам нужно вернуться к себе в номер. Сейчас звонили из службы охраны отеля. Наших преследователей только что вывели из здания.
Ронни посмотрела на футболку, и до нее дошло, что выше пояса на ней надет только лифчик. Впрочем, она ничего не имела против того, чтобы показаться Тому в таком виде – но в случае, если он не ограничится созерцанием.
Он подошел к окну, отдернул шторы и вернулся в ванную. Яркий солнечный свет залил комнату.
Ронни со стоном прикрыла глаза ладонью. Мириадами режущих частиц свет вонзился в ее мозг. Правда, через некоторое время боль чуть отступила, и она опустила руку, чтобы натянуть мятую футболку. Из ванной доносился шум воды.
Зрение Ронни все еще не обрело обычной четкости, но она села и спустила ноги с кровати. Все вокруг покачнулось и поплыло, а рот как будто наполнился ватой. И опять нахлынула головная боль.
– Возьмите.
Том уже стоял перед ней, протягивая стакан с водой и две таблетки аспирина. Рубашки на нем по-прежнему не было, и Ронни залюбовалась ровным загаром. Теперь он был тщательно выбрит.
– Пожалуйста, задерни занавески.
Морщась, она взяла у него аспирин и воду.
– Голова болит? – спросил он сочувственно и в то же время чуточку злорадно, однако послушно подошел к окну и наполовину задернул занавески.
– Угу.
Она проглотила таблетки и запила их глотком воды. Подняв голову, Ронни увидела, что Том уже застегивает белоснежную сорочку. Его взгляд рассеянно скользнул по ней.
Держась за спинку кровати, она медленно поднялась. Голова тут же закружилась так, что захотелось сесть обратно. Она охнула, и Том немедленно оказался рядом с ней.
– Все в порядке.
Ронни отступила от него на шаг, не позволяя ему поддержать ее, и очень осторожно двинулась по направлению к ванной комнате.
Она умылась с мылом ледяной водой, прополоскала рот освежающей жидкостью, которую обнаружила на полочке под зеркалом, и кое-как причесалась расческой Тома. После всего этого она почувствовала себя несколько лучше.
Посмотревшись в зеркало, она подумала, что к ней очень подходит популярное определение “после вчерашнего”: лицо бледное, под глазами темные круги, волосы свисают безжизненными патлами. Черная футболка измята до крайности. Хорошо хоть кожаная сумочка, которую Ронни носила на поясе, осталась при ней, и Ронни нашла в ней губную помаду и пудреницу. Сначала она аккуратно стерла с губ следы вчерашней помады и уже наносила на лицо пудру, когда раздался стук в дверь.
– Эй, вы не спите?
– Сейчас выхожу.
Ронни убрала косметику в сумочку, застегнула “молнию” и вышла. Том уже поджидал ее у двери. Он был полностью одет, и теперь на нем был красный галстук. В руке он держал ее босоножки.
– Пора идти. Как-никак вам через… – он взглянул на часы, – через полтора часа выступать.
– Не надо мне напоминать об этом.
Она взяла босоножки и в ту самую секунду вспомнила, при каких обстоятельствах они были сняты с ее ног. По искре, мелькнувшей в его глазах, Ронни поняла, что он тоже вспомнил.
– Том…
– Потом поговорим. Вам надо подняться к себе и подготовиться к выходу.
Не давая ей времени на ответ, Том отпер дверь номера и выглянул в коридор. Затем, приобняв ее за талию, он торопливо вытолкнул ее в коридор и повел к лестнице. Для Ронни каждый шаг отдавался болезненным толчком, тем более что ей приходилось почти бежать, чтобы не отстать от Тома.
Несмотря на головную боль, сухость во рту и ватные колени, Ронни чувствовала себя счастливой, а этого с ней не случалось уже очень давно. Отчего это? Она смотрела на широкую спину идущего перед ней мужчины и повторяла про себя ответ. Том.
ГЛАВА 16
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
– Пятнадцать минут, – пробормотала она, приподнявшись на локте.
Том смотрел на нее и криво улыбался.
– Вы спали, а я не стал вас будить, – сказал он. – Одевайтесь. – Он подобрал с пола что-то темное и передал Ронни. Она увидела, что это ее футболка. – Вам нужно вернуться к себе в номер. Сейчас звонили из службы охраны отеля. Наших преследователей только что вывели из здания.
Ронни посмотрела на футболку, и до нее дошло, что выше пояса на ней надет только лифчик. Впрочем, она ничего не имела против того, чтобы показаться Тому в таком виде – но в случае, если он не ограничится созерцанием.
Он подошел к окну, отдернул шторы и вернулся в ванную. Яркий солнечный свет залил комнату.
Ронни со стоном прикрыла глаза ладонью. Мириадами режущих частиц свет вонзился в ее мозг. Правда, через некоторое время боль чуть отступила, и она опустила руку, чтобы натянуть мятую футболку. Из ванной доносился шум воды.
Зрение Ронни все еще не обрело обычной четкости, но она села и спустила ноги с кровати. Все вокруг покачнулось и поплыло, а рот как будто наполнился ватой. И опять нахлынула головная боль.
– Возьмите.
Том уже стоял перед ней, протягивая стакан с водой и две таблетки аспирина. Рубашки на нем по-прежнему не было, и Ронни залюбовалась ровным загаром. Теперь он был тщательно выбрит.
– Пожалуйста, задерни занавески.
Морщась, она взяла у него аспирин и воду.
– Голова болит? – спросил он сочувственно и в то же время чуточку злорадно, однако послушно подошел к окну и наполовину задернул занавески.
– Угу.
Она проглотила таблетки и запила их глотком воды. Подняв голову, Ронни увидела, что Том уже застегивает белоснежную сорочку. Его взгляд рассеянно скользнул по ней.
Держась за спинку кровати, она медленно поднялась. Голова тут же закружилась так, что захотелось сесть обратно. Она охнула, и Том немедленно оказался рядом с ней.
– Все в порядке.
Ронни отступила от него на шаг, не позволяя ему поддержать ее, и очень осторожно двинулась по направлению к ванной комнате.
Она умылась с мылом ледяной водой, прополоскала рот освежающей жидкостью, которую обнаружила на полочке под зеркалом, и кое-как причесалась расческой Тома. После всего этого она почувствовала себя несколько лучше.
Посмотревшись в зеркало, она подумала, что к ней очень подходит популярное определение “после вчерашнего”: лицо бледное, под глазами темные круги, волосы свисают безжизненными патлами. Черная футболка измята до крайности. Хорошо хоть кожаная сумочка, которую Ронни носила на поясе, осталась при ней, и Ронни нашла в ней губную помаду и пудреницу. Сначала она аккуратно стерла с губ следы вчерашней помады и уже наносила на лицо пудру, когда раздался стук в дверь.
– Эй, вы не спите?
– Сейчас выхожу.
Ронни убрала косметику в сумочку, застегнула “молнию” и вышла. Том уже поджидал ее у двери. Он был полностью одет, и теперь на нем был красный галстук. В руке он держал ее босоножки.
– Пора идти. Как-никак вам через… – он взглянул на часы, – через полтора часа выступать.
– Не надо мне напоминать об этом.
Она взяла босоножки и в ту самую секунду вспомнила, при каких обстоятельствах они были сняты с ее ног. По искре, мелькнувшей в его глазах, Ронни поняла, что он тоже вспомнил.
– Том…
– Потом поговорим. Вам надо подняться к себе и подготовиться к выходу.
Не давая ей времени на ответ, Том отпер дверь номера и выглянул в коридор. Затем, приобняв ее за талию, он торопливо вытолкнул ее в коридор и повел к лестнице. Для Ронни каждый шаг отдавался болезненным толчком, тем более что ей приходилось почти бежать, чтобы не отстать от Тома.
Несмотря на головную боль, сухость во рту и ватные колени, Ронни чувствовала себя счастливой, а этого с ней не случалось уже очень давно. Отчего это? Она смотрела на широкую спину идущего перед ней мужчины и повторяла про себя ответ. Том.
ГЛАВА 16
– Ты ее привез в целости и сохранности, как я погляжу, – сказал Кенни.
Он стоял рядом с Томом, прислонившись к стене просторного зала Баннинг-Крикского клуба. Зал был арендован женской организацией университета для торжественного завтрака, поэтому в нем стояли длинные столы, покрытые белыми скатертями, и вдоль одной из стен было оборудовано обтянутое синей материей возвышение. Все билеты были проданы, и Ронни встретили теплыми аплодисментами. Том мысленно поздравил себя с успехом, его усилия приносили очевидные плоды.
– Это была не она.
Том едва не поверил в собственную ложь. Женщина, которая чуть ли не всю ночь пила и развлекалась, не могла выглядеть столь безукоризненно.
– Что?!
Кенни вытаращился на него.
– Я сказал – это была не она. И говори, пожалуйста, потише.
Том не заметил, что сказал это слишком резко.
Похоже, ему свыше суждено защищать репутацию этой женщины. Он понимал, в каком направлении работает мысль Кенни. Он и сам на месте товарища подумал бы то же самое, как и всякий мужчина, пожалуй. Замужняя женщина, которая в одиночку отправляется в бар и танцует с кем попало, – шлюха. Тем более – рыжеволосая красавица с такой фантастической фигурой, что при виде ее восстанет мертвец. А Тому не хотелось, чтобы Кенни или кто-нибудь другой счел Ронни шлюхой, пусть даже она того заслуживает.
– Но… – начал Кенни, еще не оправившись от шока.
– Ты, приятель, разбудил меня в два часа ночи и отправил по ложному следу. Битый час я присматривался ко всем рыжим бабам и потом всю ночь места себе не находил. Только в семь утра я постучался к ней, и, представь себе, она мне открыла. Кенни, она отключила звонок у телефона. Всю ночь она проспала сном праведника.
– Черт возьми, Том, не знаю, что и сказать, – смущенно проговорил Кенни. – Я считал, что у меня надежная информация.
– И ты оказался не прав.
Том удостоил его только хмыканьем. Ронни уже говорила, и, как всегда, довольно неудачно. Если Тому и удалось изменить содержание ее речей, то манера говорить осталась прежней. Она все так же сжимала обеими руками трибуну, хотя Том десятки раз умолял ее отказаться от этой привычки и репетировал с ней жесты, которые могли бы сделать ее маловыразительную речь ярче.
Держалась она чересчур прямо, как деревянная кукла. Как ни странно, Тому вдруг показалось, что неловкость Ронни при публичных выступлениях делает ее более… ранимой, что ли, а оттого более привлекательной.
На ней был легкий желтый костюм консервативного покроя (юбка – до колена) и туфли на каблуках в два дюйма, меньше всего похожие на ее ночные босоножки. Эти вещи Том лично извлек час назад из стенного шкафа в ее номере.
Он еще испытывал тупую боль внизу живота, оттого что не совершил ночью того, к чему Ронни так упорно призывала его. Даже тогда, когда он собрался с духом и вышел из номера в коридор, потаенные мысли не оставили его. Не оставили настолько, что он едва не повернулся на каблуках и не вернулся обратно. Однако вступить в любовную связь с миссис Льюис Р. Ханнигер было бы крайне неразумно и небезопасно. Если узнает достопочтенный сенатор – да вообще, если хоть кто-нибудь узнает, – обоим придется плохо. Очень плохо. И Ронни, и Тому.
Поэтому он довольно долго гулял по коридору. В голове у него прояснилось, нытье в паху ослабло, и он разработал план избавления от газетчиков, засевших у двери Ронни.
Том позвонил в службу безопасности отеля и попросил выпроводить незваных гостей. Естественно, не в четыре часа, так как в это время ни самой миссис Ханнигер, ни ее помощникам не полагалось разгуливать по отелю, и увидеть своих недоброжелателей кто-либо из них мог лишь в том случае, если сам отсутствовал в номере. Том дождался семи и сделал вид, что только что обнаружил журналистов в холле. Короче говоря, ему стоило сделать всего один телефонный звонок.
Очень просто.
Гораздо сложнее было рассчитать время так, чтобы пробыть в коридоре достаточно долго, прежде чем возвращаться к себе в номер. Однако и это ему удалось. Когда он открыл дверь своего номера, Ронни, как он и предполагал, крепко спала, зарывшись лицом в подушку.
Она настроилась решительно, но выпила она все-таки слишком много.
Простыня, которой Том накрыл ее, упала на пол. Принимая во внимание, как мало на ней оставалось одежды, можно было сказать, что она спала почти голая. Джинсовые шорты прикрывали совсем немного. Глядя на ее блестящую в лунном свете кожу, Том почувствовал, насколько он ошибся, когда решил, что ему удалось полностью обуздать греховное вожделение.
Но в конце концов Том поступил по-джентльменски, то есть разумно. Он прилег на полу. Когда он проснется и разбудит ее утром, у нее времени хватит только на то, чтобы вернуться к себе, принять душ, одеться, выпить кофе, выслушать его инструкции и отправиться в клуб.
Том намеренно рассчитал так, чтобы Ронни не успела затеять разговор о ночных событиях, хотя и понимал, что этим только оттягивает неизбежное объяснение. Все утро Ронни бросала на него такие взгляды, что он не мог не понять: леди не готова оставить его в покое и относиться к похождениям прошедшей ночи как к пройденному этапу. А он-то надеялся, что когда она трезвыми глазами и при свете дня увидит вещи такими, какие они есть, то будет рада сделать вид, что ничего особенного не произошло. Но его надеждам не суждено было сбыться. Она откровенно жаждала продолжения, следовательно, ему, умному и хладнокровному человеку, предстояло образумить ее.
Ему невероятно хотелось лечь с этой женщиной, Ронни Ханнигер, в постель, но на такую глупость он не пойдет. Когда держишь в руке динамитную шашку, не следует подносить к ней зажженную спичку. А в противном случае не стоит удивляться, что ты очнулся инвалидом.
Глаза их встретились в тот момент, когда она заговорила о том, что дети – это будущее штата. И одного ее взгляда оказалось достаточно, чтобы все благие намерения Тома полетели к чертям, и кровь его закипела в жилах. Он по-прежнему подчинялся холодному разуму, но тело его взывало к ней и стенало от боли.
Том отвернулся.
– С кем ты провел ночь? – ворчливо спросил он у Кенни только для того, чтобы отвлечься.
Кенни виновато взглянул на него, покраснел и пожал плечами.
– Как же теперь Энн? – насел на него Том. Добродушная толстушка Энн в глазах Тома представляла собой одну из тех женщин, для которых определение “жена и мать” является исчерпывающим.
– Пойми, это получилось случайно. Энн ничего не узнает, я не хочу ее огорчать.
– Недурно сказано, – иронически отозвался Том.
– Да я и не собирался… Она сама… зашла ко мне… И вот…
Том слишком хорошо помнил, как провел ночь, поэтому уже не сердился на компаньона. Разумеется, сам он, в отличие от Кенни, не был женат и к тому же отнюдь не согрешил с замужней женщиной.
Но все могло обернуться иначе.
Выступление Ронни подошло к концу. Раздались дружные аплодисменты, и Том хлопал вместе со всеми, но у него было неспокойно на душе, так как настало время для вопросов и ответов. Когда маленькая пышка спросила, что Ронни подумала, когда узнала о связи мужа с проституткой, Том подобрался, словно перед прыжком. Что ответит Ронни?
Однако Ронни работала с блеском.
– Мне это не понравилось, – сказала она. – И сейчас не нравится. Но совершенство редко встречается в нашем мире. И наша семья, наверное, далека от совершенства. Но мы оба хотим быть вместе. Мы готовы быть вместе. Я полагаю, что случившееся стало проверкой нашего брака на прочность. Теперь это тяжкое испытание позади.
“Браво!” – едва не закричал Том. Наконец-то она к месту использовала все фразы, которые он заставлял ее зубрить.
Аудитория аплодисментами выразила свое одобрение ее ответу, а она повернула голову в сторону Тома. Том поднял вверх два больших пальца и горделиво улыбнулся.
Ему пришло в голову, что так же должен был чувствовать себя Франкенштейн[2], когда созданный им монстр стал подавать первые признаки жизни.
Вслед за завтраком пришел час для интервью, и оно также прошло без сучка, без задоринки. Затем их лимузин остановился на обочине, чтобы они смогли перекусить гамбургерами из “Макдоналдса”. Tea и Кенни, расположившиеся на заднем сиденье, обменивались колкостями, Ронни громко смеялась.
Том был неразговорчив. Он сидел за рулем, а Ронни – рядом. Она не прикасалась к нему, даже ни разу не обратилась прямо к нему, но все равно: она была рядом. Он ежесекундно ощущал ее присутствие, как если бы они стояли вплотную друг к другу в набитом битком автобусе. Разумеется, он смотрел только на дорогу, но боковым зрением видел каждое движение ее длинных ног, замечал каждый взгляд, брошенный в его сторону.
Кондиционер работал на полную мощь, но Том все равно чувствовал, что тело его горит.
– Что-то ты сегодня притих, – обратился к нему Кенни и дружески ткнул в плечо кулаком.
– Не выспался, наверное, – буркнул Том и тут же спохватился. Ронни негодующе посмотрела на него, и он торопливо добавил: – Кенни разбудил меня посреди ночи и послал решить одну проблему. Потом выяснилось, что он ошибся и никакой проблемы не было.
– Знаешь, Ронни, Кенни вдруг решил, что ты сбежала в ночной бар, – вмешалась Tea. – Вот он и послал Тома на выручку.
– Кенни ошибся, – упрямо повторил Том, а Ронни выдавила улыбку, как бы удивившись абсурдности такого предположения.
Тому вдруг стало ясно, что Кенни провел эту ночь с Tea. Иначе откуда бы ей все знать? А ведь две недели она буквально не расставалась с ним. Что ж, выходит, эта девушка весьма неразборчива в своих увлечениях.
В самолете Том чувствовал себя не спокойнее, чем в машине. Самолет был маленький, арендованный Льюисом специально для нужд избирательной кампании, и шум моторов мешал светской беседе. Тем не менее Том сразу откинул спинку кресла назад и притворился спящим. Но Ронни сидела слишком близко и время от времени случайно касалась его рукой. Когда она закидывала ногу на ногу, он слышал шуршание чулок. И вдыхал запах духов.
Тот самый волнующий запах.
Когда самолет приземлился, Том был настолько возбужден, что едва смог встать и идти.
Tea, Кенни и Том оставили свои автомобили в аэропорту Джексона. Лимузина же, заказанного для Ронни, нигде не было видно.
– Ронни, давай я тебя подвезу, – предложила Tea.
Том непременно вынул бы из кармана мобильный телефон и устроил разнос компании по прокату автомобилей, но у него были заняты руки: он нес свои вещи и чемодан Ронни. Кенни пыхтел под тяжестью чемодана Tea.
Оставалось только надеяться, что никому не придет в голову обратить внимание на подобное разделение труда.
– Спасибо, Tea. Может быть, Том сможет меня отвезти? Мне хотелось бы с ним поговорить, – сказала Ронни.
Слова ее прозвучали так, как будто желание поговорить с Томом было самым естественным на свете. Однако Том слишком хорошо представлял себе, о чем Ронни будет с ним разговаривать.
– Да, конечно, – отозвался он.
Увы, отказ вызвал бы крайнее удивление присутствующих, и к тому же разговор все равно неизбежен, и он хотел оттянуть его исключительно из трусости.
Собравшиеся на западе тяжелые тучи могли бы послужить символом его настроения.
Ронни прошла вместе с ним к его машине. Она не сказала ему ни слова, но он видел, что она крайне довольна. Ее настроение было безоблачным.
В воздухе стояло предгрозовое затишье. Даже флажок на столбе, указывающий направление ветра, безжизненно свисал вниз.
Ронни помахала Tea. Том поставил чемоданы на асфальт, отпер багажник, открыл дверцы машины, вставил ключ зажигания в замок и включил кондиционер. Только после этого он уложил чемоданы в багажник. Ронни уже сидела в машине.
Садясь за руль, Том чувствовал себя человеком, которого ведут на казнь.
Он стоял рядом с Томом, прислонившись к стене просторного зала Баннинг-Крикского клуба. Зал был арендован женской организацией университета для торжественного завтрака, поэтому в нем стояли длинные столы, покрытые белыми скатертями, и вдоль одной из стен было оборудовано обтянутое синей материей возвышение. Все билеты были проданы, и Ронни встретили теплыми аплодисментами. Том мысленно поздравил себя с успехом, его усилия приносили очевидные плоды.
– Это была не она.
Том едва не поверил в собственную ложь. Женщина, которая чуть ли не всю ночь пила и развлекалась, не могла выглядеть столь безукоризненно.
– Что?!
Кенни вытаращился на него.
– Я сказал – это была не она. И говори, пожалуйста, потише.
Том не заметил, что сказал это слишком резко.
Похоже, ему свыше суждено защищать репутацию этой женщины. Он понимал, в каком направлении работает мысль Кенни. Он и сам на месте товарища подумал бы то же самое, как и всякий мужчина, пожалуй. Замужняя женщина, которая в одиночку отправляется в бар и танцует с кем попало, – шлюха. Тем более – рыжеволосая красавица с такой фантастической фигурой, что при виде ее восстанет мертвец. А Тому не хотелось, чтобы Кенни или кто-нибудь другой счел Ронни шлюхой, пусть даже она того заслуживает.
– Но… – начал Кенни, еще не оправившись от шока.
– Ты, приятель, разбудил меня в два часа ночи и отправил по ложному следу. Битый час я присматривался ко всем рыжим бабам и потом всю ночь места себе не находил. Только в семь утра я постучался к ней, и, представь себе, она мне открыла. Кенни, она отключила звонок у телефона. Всю ночь она проспала сном праведника.
– Черт возьми, Том, не знаю, что и сказать, – смущенно проговорил Кенни. – Я считал, что у меня надежная информация.
– И ты оказался не прав.
Том удостоил его только хмыканьем. Ронни уже говорила, и, как всегда, довольно неудачно. Если Тому и удалось изменить содержание ее речей, то манера говорить осталась прежней. Она все так же сжимала обеими руками трибуну, хотя Том десятки раз умолял ее отказаться от этой привычки и репетировал с ней жесты, которые могли бы сделать ее маловыразительную речь ярче.
Держалась она чересчур прямо, как деревянная кукла. Как ни странно, Тому вдруг показалось, что неловкость Ронни при публичных выступлениях делает ее более… ранимой, что ли, а оттого более привлекательной.
На ней был легкий желтый костюм консервативного покроя (юбка – до колена) и туфли на каблуках в два дюйма, меньше всего похожие на ее ночные босоножки. Эти вещи Том лично извлек час назад из стенного шкафа в ее номере.
Он еще испытывал тупую боль внизу живота, оттого что не совершил ночью того, к чему Ронни так упорно призывала его. Даже тогда, когда он собрался с духом и вышел из номера в коридор, потаенные мысли не оставили его. Не оставили настолько, что он едва не повернулся на каблуках и не вернулся обратно. Однако вступить в любовную связь с миссис Льюис Р. Ханнигер было бы крайне неразумно и небезопасно. Если узнает достопочтенный сенатор – да вообще, если хоть кто-нибудь узнает, – обоим придется плохо. Очень плохо. И Ронни, и Тому.
Поэтому он довольно долго гулял по коридору. В голове у него прояснилось, нытье в паху ослабло, и он разработал план избавления от газетчиков, засевших у двери Ронни.
Том позвонил в службу безопасности отеля и попросил выпроводить незваных гостей. Естественно, не в четыре часа, так как в это время ни самой миссис Ханнигер, ни ее помощникам не полагалось разгуливать по отелю, и увидеть своих недоброжелателей кто-либо из них мог лишь в том случае, если сам отсутствовал в номере. Том дождался семи и сделал вид, что только что обнаружил журналистов в холле. Короче говоря, ему стоило сделать всего один телефонный звонок.
Очень просто.
Гораздо сложнее было рассчитать время так, чтобы пробыть в коридоре достаточно долго, прежде чем возвращаться к себе в номер. Однако и это ему удалось. Когда он открыл дверь своего номера, Ронни, как он и предполагал, крепко спала, зарывшись лицом в подушку.
Она настроилась решительно, но выпила она все-таки слишком много.
Простыня, которой Том накрыл ее, упала на пол. Принимая во внимание, как мало на ней оставалось одежды, можно было сказать, что она спала почти голая. Джинсовые шорты прикрывали совсем немного. Глядя на ее блестящую в лунном свете кожу, Том почувствовал, насколько он ошибся, когда решил, что ему удалось полностью обуздать греховное вожделение.
Но в конце концов Том поступил по-джентльменски, то есть разумно. Он прилег на полу. Когда он проснется и разбудит ее утром, у нее времени хватит только на то, чтобы вернуться к себе, принять душ, одеться, выпить кофе, выслушать его инструкции и отправиться в клуб.
Том намеренно рассчитал так, чтобы Ронни не успела затеять разговор о ночных событиях, хотя и понимал, что этим только оттягивает неизбежное объяснение. Все утро Ронни бросала на него такие взгляды, что он не мог не понять: леди не готова оставить его в покое и относиться к похождениям прошедшей ночи как к пройденному этапу. А он-то надеялся, что когда она трезвыми глазами и при свете дня увидит вещи такими, какие они есть, то будет рада сделать вид, что ничего особенного не произошло. Но его надеждам не суждено было сбыться. Она откровенно жаждала продолжения, следовательно, ему, умному и хладнокровному человеку, предстояло образумить ее.
Ему невероятно хотелось лечь с этой женщиной, Ронни Ханнигер, в постель, но на такую глупость он не пойдет. Когда держишь в руке динамитную шашку, не следует подносить к ней зажженную спичку. А в противном случае не стоит удивляться, что ты очнулся инвалидом.
Глаза их встретились в тот момент, когда она заговорила о том, что дети – это будущее штата. И одного ее взгляда оказалось достаточно, чтобы все благие намерения Тома полетели к чертям, и кровь его закипела в жилах. Он по-прежнему подчинялся холодному разуму, но тело его взывало к ней и стенало от боли.
Том отвернулся.
– С кем ты провел ночь? – ворчливо спросил он у Кенни только для того, чтобы отвлечься.
Кенни виновато взглянул на него, покраснел и пожал плечами.
– Как же теперь Энн? – насел на него Том. Добродушная толстушка Энн в глазах Тома представляла собой одну из тех женщин, для которых определение “жена и мать” является исчерпывающим.
– Пойми, это получилось случайно. Энн ничего не узнает, я не хочу ее огорчать.
– Недурно сказано, – иронически отозвался Том.
– Да я и не собирался… Она сама… зашла ко мне… И вот…
Том слишком хорошо помнил, как провел ночь, поэтому уже не сердился на компаньона. Разумеется, сам он, в отличие от Кенни, не был женат и к тому же отнюдь не согрешил с замужней женщиной.
Но все могло обернуться иначе.
Выступление Ронни подошло к концу. Раздались дружные аплодисменты, и Том хлопал вместе со всеми, но у него было неспокойно на душе, так как настало время для вопросов и ответов. Когда маленькая пышка спросила, что Ронни подумала, когда узнала о связи мужа с проституткой, Том подобрался, словно перед прыжком. Что ответит Ронни?
Однако Ронни работала с блеском.
– Мне это не понравилось, – сказала она. – И сейчас не нравится. Но совершенство редко встречается в нашем мире. И наша семья, наверное, далека от совершенства. Но мы оба хотим быть вместе. Мы готовы быть вместе. Я полагаю, что случившееся стало проверкой нашего брака на прочность. Теперь это тяжкое испытание позади.
“Браво!” – едва не закричал Том. Наконец-то она к месту использовала все фразы, которые он заставлял ее зубрить.
Аудитория аплодисментами выразила свое одобрение ее ответу, а она повернула голову в сторону Тома. Том поднял вверх два больших пальца и горделиво улыбнулся.
Ему пришло в голову, что так же должен был чувствовать себя Франкенштейн[2], когда созданный им монстр стал подавать первые признаки жизни.
Вслед за завтраком пришел час для интервью, и оно также прошло без сучка, без задоринки. Затем их лимузин остановился на обочине, чтобы они смогли перекусить гамбургерами из “Макдоналдса”. Tea и Кенни, расположившиеся на заднем сиденье, обменивались колкостями, Ронни громко смеялась.
Том был неразговорчив. Он сидел за рулем, а Ронни – рядом. Она не прикасалась к нему, даже ни разу не обратилась прямо к нему, но все равно: она была рядом. Он ежесекундно ощущал ее присутствие, как если бы они стояли вплотную друг к другу в набитом битком автобусе. Разумеется, он смотрел только на дорогу, но боковым зрением видел каждое движение ее длинных ног, замечал каждый взгляд, брошенный в его сторону.
Кондиционер работал на полную мощь, но Том все равно чувствовал, что тело его горит.
– Что-то ты сегодня притих, – обратился к нему Кенни и дружески ткнул в плечо кулаком.
– Не выспался, наверное, – буркнул Том и тут же спохватился. Ронни негодующе посмотрела на него, и он торопливо добавил: – Кенни разбудил меня посреди ночи и послал решить одну проблему. Потом выяснилось, что он ошибся и никакой проблемы не было.
– Знаешь, Ронни, Кенни вдруг решил, что ты сбежала в ночной бар, – вмешалась Tea. – Вот он и послал Тома на выручку.
– Кенни ошибся, – упрямо повторил Том, а Ронни выдавила улыбку, как бы удивившись абсурдности такого предположения.
Тому вдруг стало ясно, что Кенни провел эту ночь с Tea. Иначе откуда бы ей все знать? А ведь две недели она буквально не расставалась с ним. Что ж, выходит, эта девушка весьма неразборчива в своих увлечениях.
В самолете Том чувствовал себя не спокойнее, чем в машине. Самолет был маленький, арендованный Льюисом специально для нужд избирательной кампании, и шум моторов мешал светской беседе. Тем не менее Том сразу откинул спинку кресла назад и притворился спящим. Но Ронни сидела слишком близко и время от времени случайно касалась его рукой. Когда она закидывала ногу на ногу, он слышал шуршание чулок. И вдыхал запах духов.
Тот самый волнующий запах.
Когда самолет приземлился, Том был настолько возбужден, что едва смог встать и идти.
Tea, Кенни и Том оставили свои автомобили в аэропорту Джексона. Лимузина же, заказанного для Ронни, нигде не было видно.
– Ронни, давай я тебя подвезу, – предложила Tea.
Том непременно вынул бы из кармана мобильный телефон и устроил разнос компании по прокату автомобилей, но у него были заняты руки: он нес свои вещи и чемодан Ронни. Кенни пыхтел под тяжестью чемодана Tea.
Оставалось только надеяться, что никому не придет в голову обратить внимание на подобное разделение труда.
– Спасибо, Tea. Может быть, Том сможет меня отвезти? Мне хотелось бы с ним поговорить, – сказала Ронни.
Слова ее прозвучали так, как будто желание поговорить с Томом было самым естественным на свете. Однако Том слишком хорошо представлял себе, о чем Ронни будет с ним разговаривать.
– Да, конечно, – отозвался он.
Увы, отказ вызвал бы крайнее удивление присутствующих, и к тому же разговор все равно неизбежен, и он хотел оттянуть его исключительно из трусости.
Собравшиеся на западе тяжелые тучи могли бы послужить символом его настроения.
Ронни прошла вместе с ним к его машине. Она не сказала ему ни слова, но он видел, что она крайне довольна. Ее настроение было безоблачным.
В воздухе стояло предгрозовое затишье. Даже флажок на столбе, указывающий направление ветра, безжизненно свисал вниз.
Ронни помахала Tea. Том поставил чемоданы на асфальт, отпер багажник, открыл дверцы машины, вставил ключ зажигания в замок и включил кондиционер. Только после этого он уложил чемоданы в багажник. Ронни уже сидела в машине.
Садясь за руль, Том чувствовал себя человеком, которого ведут на казнь.
ГЛАВА 17
Несмотря на легкое похмелье и почти бессонную ночь, Ронни чувствовала себя великолепно. Она перестала быть куклой Барби. Она окунулась в жизнь и вновь обрела себя. У нее завязались отношения с Томом, и нельзя сказать, чтобы это вышло случайно.
Том посмотрел на нее. Морщинки вокруг глаз и в уголках губ сделались резче, чем обычно. Сдерживая улыбку, Ронни подумала, что мрачный вид Тома вызван бессонной ночью.
– Я позвонила из отеля и отменила лимузин, – сказала она небрежно. – Ты еще не наорал на них?
Тон его отрывистого ответа не понравился Ронни. Она нахмурилась.
Тучи уже затянули все небо. На стекло упали первые капли дождя.
– Тебе не трудно отвезти меня домой?
Вопрос прозвучал скорее как утверждение. Ронни знала, что ему не трудно. Странная близость, возникшая между ними в первый день знакомства, пустила корни и окрепла. Он стал ее союзником, другом, доверенным лицом и даже – почти любовником. Ей казалось, что она может читать его мысли.
Том опять глянул в ее сторону и покачал головой. Капли застучали чаще. Том включил “дворники”. Благодаря кондиционеру в машине становилось прохладно.
– Ты очень благородно поступил, когда никому ничего не рассказал. Спасибо.
– Не стоит.
Прошло еще две минуты. Ронни заговорила опять:
– Ты молчальник, да? За весь день ты и двух фраз не сказал.
– Ронни… – сказал он и умолк.
Дождь теперь лил как из ведра, и асфальт как будто кипел под беспрестанными ударами тяжелых капель.
На повороте с Брандон-роуд на шоссе машина встала у светофора, так как горел красный свет.
– Нет, я ничего не имею против. Молчальники всегда притягательны. А ты, на мой взгляд, притягателен в любом случае, молчальник ты или нет.
Ронни говорила ласково и чуточку насмешливо. А его лицо словно окаменело. Пользуясь случаем, она отстегнула ремень, встала на одно колено, обвила его шею рукой, повернула его голову к себе и крепко поцеловала. Том застыл на мгновение, потом поцеловал ее в ответ. Его язык проник в ее рот, пальцы запутались в длинных волосах.
Сзади раздались нетерпеливые гудки. Пока они целовались, загорелся зеленый сигнал светофора. Том резким движением усадил Ронни на место и нажал на газ.
– Зря ты не разбудил меня ночью, – улыбаясь, сказала Ронни и вновь застегнула ремень.
– Перестань, Ронни. – Она снова ничего не могла прочесть на его лице. – Я не собирался тебя будить.
Улыбка Ронни, весь день не покидавшая ее губ, погасла.
– Я знаю, ты считаешь, что ночью у нас с тобой начался роман. Это не так. Я выполнял свои обязанности.
– Что-о? – Ронни не знала, должна ли она верить столь абсурдному замечанию. – Ты хочешь сказать, что в твои обязанности входит целовать меня, раздевать и нести в постель?
– Это ты меня целовала, ты сняла с меня рубашку. А я отнес тебя в постель потому, что тебе было необходимо поспать хоть немного, чтобы наутро нормально выглядеть.
Почему-то Ронни поняла, что слова Тома – отнюдь не неудачная шутка. Он был серьезен.
Машина двигалась теперь сквозь сплошную пелену дождя.
– Я тебе не верю!
– Это правда, – сказал он ледяным тоном.
– Хорошо, я первая тебя поцеловала, там, в баре, но потом ты растаял как масло! Вот как сейчас! И ты только что меня поцеловал. Не надо мне говорить, что ты притворялся! Я все знаю!
На этот раз она поняла смысл его взгляда. Он обдал ее холодом.
– Ронни, ты очень красивая женщина. Естественно, твое поведение привело к тому, что я захотел тебя. Я мужчина из плоти и крови. Но заниматься с тобой сексом я не буду. Меня наняли, для того, чтобы я корректировал твое поведение на публике, чем я и занимаюсь.
Ронни вспыхнула. Жгучая ярость слепила ее.
– Ты… сволочь! – проорала она и влепила ему пощечину.
Взвизгнули тормоза, и машину вынесло на встречную полосу. Но Том справился с управлением, съехал на обочину, остановил машину и поставил ее на ручной тормоз. Лицо его было белым как мрамор, тогда как щеки Ронни пылали. Глаза его излучали гнев, на щеке выступил красный след от ее ладони.
Быстрым движением освободившись от привязного ремня, он схватил Ронни за плечи и прижал спиной к дверце.
– Объяснить тебе, почему я не сволочь? – проговорил он сквозь зубы. – Я был бы сволочью, если бы обесчестил женщину, которая спьяну пожелала близости. Я был бы сволочью, если бы переспал с замужней женщиной. А я этого не сделал. И не сделаю, хотя очень и очень хочу. Ты спросишь – почему? Да потому, что мне придется дорого за это заплатить. Ты не стоишь такой цены.
Он отпустил ее, уселся на водительское место и завел мотор. Лицо его казалось вырезанным из гранита. Руки сжимали руль с такой силой, как будто они сомкнулись на ее горле. Около уголка рта пульсировала жилка.
Ронни скорчилась на сиденье, дрожа от ярости, пронзая Тома гневным взглядом и потирая предплечья. Он, конечно, не сделал ей больно, но ей хотелось, чтобы он почувствовал себя виноватым. Впрочем, судя по выражению его лица, он был чрезвычайно далек от раскаяния.
Они ехали в полном молчании минут пятнадцать. Как всегда в часы “пик”, машин на центральных улицах было очень много. Было без пятнадцати шесть вечера, но из-за дождя казалось, что на город уже опустились сумерки.
Когда Ронни несколько пришла в себя и обрела дар речи, она заговорила:
– Может быть, я не должна этого говорить, но я все-таки скажу. Вы уволены.
Том невесело рассмеялся.
– Я же говорил вам, вы меня уволить не вправе.
– Вы обещали, что покинете меня сразу же, как только я скажу вам об этом.
– Я солгал.
Ронни поперхнулась от неожиданности.
– У вас богатый опыт, да?
Лицо его уже обрело нормальный цвет, и след от пощечины почти исчез. Он, по-видимому, вновь обрел контроль над собой. Ронни же по-прежнему готова была метать громы и молнии, хотя изо всех сил старалась сдерживаться. Гордость не позволяла ей дать Тому понять, как глубоко он ее оскорбил.
– У вас завтра в два интервью для “Женского домашнего журнала”, – равнодушно начал Том. – Я приеду около часа, и мы с вами все обсудим. И было бы хорошо завтра сфотографировать вас по пути в церковь. Вас с мужем.
– Я больше не буду с вами работать.
Он покосился на нее. Сейчас он держался почти как всегда, если не считать несколько более жесткой линии рта и более сурового выражения глаз.
– Работать со мной вы будете. Потому что я делаю для вас очень много, даже если вы этого не признаете. Благодаря мне прегрешения сенатора забыты избирателями, а ваша собственная популярность растет день ото дня. И я один из немногих людей в вашем окружении, кто на вашей стороне, а не на стороне вашего супруга. На вашем месте я бы задумался об этом.
– Иди к черту! – бросила Ронни.
Они уже подъехали к Седжли. Машина свернула на дубовую аллею, ведущую к усадьбе. Седые деревья плакали под дождем. Сквозь пелену Ронни с трудом разглядела белый греческий портик и несколько человеческих фигур.
Том откинул вниз козырек над пассажирским сиденьем, чтобы Ронни могла посмотреть на себя в зеркало.
– У вас размазалась губная помада, – сказал он.
Ронни молча привела себя в порядок, насколько это было возможно, и подняла козырек. Машина въехала на полукруглую бетонную площадку перед домом.
– Сидите. У меня сзади есть зонтик.
Том выключил зажигание. Ронни, не обращая внимания на его слова, выскочила из машины. Она не оборачивалась, но благодаря хлопку дверцы и шагам за спиной знала, что Том следует за ней по пятам.
– Ронни, солнышко, ты еще успеешь попрощаться с Фрэнком Китом. Господи, да ты вся промокла! Фрэнк, ты помнишь мою жену?
Льюис обнял Ронни одной рукой.
Кроме Кита и его жены, Ронни увидела свекровь и Марсдена. Она вымучила улыбку, пожала руки заместителю губернатора и его супруге и выговорила все приличествующие случаю банальности. Все это время она не забывала о присутствии Тома.
– Приветствую! Как дела?
Марсден шагнул мимо Ронни, протягивая руку Тому. Он был невысок и коренаст. Его можно было назвать уменьшенной и размытой копией отца, хотя он был начисто лишен обаяния Льюиса.
– Мамочка еще не довела тебя до слез?
Том не успел ответить, как попал в объятия Дороти. Несмотря на восемьдесят один год, мать сенатора выглядела на удивление моложавой, и лишь на очень близком расстоянии можно было разглядеть густую сеть морщин, покрывавших ее лицо. Она все еще сохраняла стать и завидную энергию.
– Здравствуй, Том. Как живешь? Сто лет мы с тобой не виделись! Поужинай с нами!
– Спасибо, миссис Ханнигер, я сегодня никак не смогу остаться.
Том широко улыбнулся Дороти, и тут им завладел Льюис.
– Фрэнк, познакомься, это Том Куинлан. Я тебе о нем рассказывал, – говорил Льюис, обращаясь к заместителю губернатора. – Они с Марсденом учились вместе, а сейчас он специализируется…
– С вашего позволения, господа, я пойду переодеться, – негромко проговорила Ронни.
Никто из присутствующих не обратил на нее особого внимания. Льюис немедленно убрал руку с ее плеч.
Общий разговор вернулся к политике.
Том посмотрел на нее. Морщинки вокруг глаз и в уголках губ сделались резче, чем обычно. Сдерживая улыбку, Ронни подумала, что мрачный вид Тома вызван бессонной ночью.
– Я позвонила из отеля и отменила лимузин, – сказала она небрежно. – Ты еще не наорал на них?
Тон его отрывистого ответа не понравился Ронни. Она нахмурилась.
Тучи уже затянули все небо. На стекло упали первые капли дождя.
– Тебе не трудно отвезти меня домой?
Вопрос прозвучал скорее как утверждение. Ронни знала, что ему не трудно. Странная близость, возникшая между ними в первый день знакомства, пустила корни и окрепла. Он стал ее союзником, другом, доверенным лицом и даже – почти любовником. Ей казалось, что она может читать его мысли.
Том опять глянул в ее сторону и покачал головой. Капли застучали чаще. Том включил “дворники”. Благодаря кондиционеру в машине становилось прохладно.
– Ты очень благородно поступил, когда никому ничего не рассказал. Спасибо.
– Не стоит.
Прошло еще две минуты. Ронни заговорила опять:
– Ты молчальник, да? За весь день ты и двух фраз не сказал.
– Ронни… – сказал он и умолк.
Дождь теперь лил как из ведра, и асфальт как будто кипел под беспрестанными ударами тяжелых капель.
На повороте с Брандон-роуд на шоссе машина встала у светофора, так как горел красный свет.
– Нет, я ничего не имею против. Молчальники всегда притягательны. А ты, на мой взгляд, притягателен в любом случае, молчальник ты или нет.
Ронни говорила ласково и чуточку насмешливо. А его лицо словно окаменело. Пользуясь случаем, она отстегнула ремень, встала на одно колено, обвила его шею рукой, повернула его голову к себе и крепко поцеловала. Том застыл на мгновение, потом поцеловал ее в ответ. Его язык проник в ее рот, пальцы запутались в длинных волосах.
Сзади раздались нетерпеливые гудки. Пока они целовались, загорелся зеленый сигнал светофора. Том резким движением усадил Ронни на место и нажал на газ.
– Зря ты не разбудил меня ночью, – улыбаясь, сказала Ронни и вновь застегнула ремень.
– Перестань, Ронни. – Она снова ничего не могла прочесть на его лице. – Я не собирался тебя будить.
Улыбка Ронни, весь день не покидавшая ее губ, погасла.
– Я знаю, ты считаешь, что ночью у нас с тобой начался роман. Это не так. Я выполнял свои обязанности.
– Что-о? – Ронни не знала, должна ли она верить столь абсурдному замечанию. – Ты хочешь сказать, что в твои обязанности входит целовать меня, раздевать и нести в постель?
– Это ты меня целовала, ты сняла с меня рубашку. А я отнес тебя в постель потому, что тебе было необходимо поспать хоть немного, чтобы наутро нормально выглядеть.
Почему-то Ронни поняла, что слова Тома – отнюдь не неудачная шутка. Он был серьезен.
Машина двигалась теперь сквозь сплошную пелену дождя.
– Я тебе не верю!
– Это правда, – сказал он ледяным тоном.
– Хорошо, я первая тебя поцеловала, там, в баре, но потом ты растаял как масло! Вот как сейчас! И ты только что меня поцеловал. Не надо мне говорить, что ты притворялся! Я все знаю!
На этот раз она поняла смысл его взгляда. Он обдал ее холодом.
– Ронни, ты очень красивая женщина. Естественно, твое поведение привело к тому, что я захотел тебя. Я мужчина из плоти и крови. Но заниматься с тобой сексом я не буду. Меня наняли, для того, чтобы я корректировал твое поведение на публике, чем я и занимаюсь.
Ронни вспыхнула. Жгучая ярость слепила ее.
– Ты… сволочь! – проорала она и влепила ему пощечину.
Взвизгнули тормоза, и машину вынесло на встречную полосу. Но Том справился с управлением, съехал на обочину, остановил машину и поставил ее на ручной тормоз. Лицо его было белым как мрамор, тогда как щеки Ронни пылали. Глаза его излучали гнев, на щеке выступил красный след от ее ладони.
Быстрым движением освободившись от привязного ремня, он схватил Ронни за плечи и прижал спиной к дверце.
– Объяснить тебе, почему я не сволочь? – проговорил он сквозь зубы. – Я был бы сволочью, если бы обесчестил женщину, которая спьяну пожелала близости. Я был бы сволочью, если бы переспал с замужней женщиной. А я этого не сделал. И не сделаю, хотя очень и очень хочу. Ты спросишь – почему? Да потому, что мне придется дорого за это заплатить. Ты не стоишь такой цены.
Он отпустил ее, уселся на водительское место и завел мотор. Лицо его казалось вырезанным из гранита. Руки сжимали руль с такой силой, как будто они сомкнулись на ее горле. Около уголка рта пульсировала жилка.
Ронни скорчилась на сиденье, дрожа от ярости, пронзая Тома гневным взглядом и потирая предплечья. Он, конечно, не сделал ей больно, но ей хотелось, чтобы он почувствовал себя виноватым. Впрочем, судя по выражению его лица, он был чрезвычайно далек от раскаяния.
Они ехали в полном молчании минут пятнадцать. Как всегда в часы “пик”, машин на центральных улицах было очень много. Было без пятнадцати шесть вечера, но из-за дождя казалось, что на город уже опустились сумерки.
Когда Ронни несколько пришла в себя и обрела дар речи, она заговорила:
– Может быть, я не должна этого говорить, но я все-таки скажу. Вы уволены.
Том невесело рассмеялся.
– Я же говорил вам, вы меня уволить не вправе.
– Вы обещали, что покинете меня сразу же, как только я скажу вам об этом.
– Я солгал.
Ронни поперхнулась от неожиданности.
– У вас богатый опыт, да?
Лицо его уже обрело нормальный цвет, и след от пощечины почти исчез. Он, по-видимому, вновь обрел контроль над собой. Ронни же по-прежнему готова была метать громы и молнии, хотя изо всех сил старалась сдерживаться. Гордость не позволяла ей дать Тому понять, как глубоко он ее оскорбил.
– У вас завтра в два интервью для “Женского домашнего журнала”, – равнодушно начал Том. – Я приеду около часа, и мы с вами все обсудим. И было бы хорошо завтра сфотографировать вас по пути в церковь. Вас с мужем.
– Я больше не буду с вами работать.
Он покосился на нее. Сейчас он держался почти как всегда, если не считать несколько более жесткой линии рта и более сурового выражения глаз.
– Работать со мной вы будете. Потому что я делаю для вас очень много, даже если вы этого не признаете. Благодаря мне прегрешения сенатора забыты избирателями, а ваша собственная популярность растет день ото дня. И я один из немногих людей в вашем окружении, кто на вашей стороне, а не на стороне вашего супруга. На вашем месте я бы задумался об этом.
– Иди к черту! – бросила Ронни.
Они уже подъехали к Седжли. Машина свернула на дубовую аллею, ведущую к усадьбе. Седые деревья плакали под дождем. Сквозь пелену Ронни с трудом разглядела белый греческий портик и несколько человеческих фигур.
Том откинул вниз козырек над пассажирским сиденьем, чтобы Ронни могла посмотреть на себя в зеркало.
– У вас размазалась губная помада, – сказал он.
Ронни молча привела себя в порядок, насколько это было возможно, и подняла козырек. Машина въехала на полукруглую бетонную площадку перед домом.
– Сидите. У меня сзади есть зонтик.
Том выключил зажигание. Ронни, не обращая внимания на его слова, выскочила из машины. Она не оборачивалась, но благодаря хлопку дверцы и шагам за спиной знала, что Том следует за ней по пятам.
– Ронни, солнышко, ты еще успеешь попрощаться с Фрэнком Китом. Господи, да ты вся промокла! Фрэнк, ты помнишь мою жену?
Льюис обнял Ронни одной рукой.
Кроме Кита и его жены, Ронни увидела свекровь и Марсдена. Она вымучила улыбку, пожала руки заместителю губернатора и его супруге и выговорила все приличествующие случаю банальности. Все это время она не забывала о присутствии Тома.
– Приветствую! Как дела?
Марсден шагнул мимо Ронни, протягивая руку Тому. Он был невысок и коренаст. Его можно было назвать уменьшенной и размытой копией отца, хотя он был начисто лишен обаяния Льюиса.
– Мамочка еще не довела тебя до слез?
Том не успел ответить, как попал в объятия Дороти. Несмотря на восемьдесят один год, мать сенатора выглядела на удивление моложавой, и лишь на очень близком расстоянии можно было разглядеть густую сеть морщин, покрывавших ее лицо. Она все еще сохраняла стать и завидную энергию.
– Здравствуй, Том. Как живешь? Сто лет мы с тобой не виделись! Поужинай с нами!
– Спасибо, миссис Ханнигер, я сегодня никак не смогу остаться.
Том широко улыбнулся Дороти, и тут им завладел Льюис.
– Фрэнк, познакомься, это Том Куинлан. Я тебе о нем рассказывал, – говорил Льюис, обращаясь к заместителю губернатора. – Они с Марсденом учились вместе, а сейчас он специализируется…
– С вашего позволения, господа, я пойду переодеться, – негромко проговорила Ронни.
Никто из присутствующих не обратил на нее особого внимания. Льюис немедленно убрал руку с ее плеч.
Общий разговор вернулся к политике.