Робардс Карен. Зеленоглазая леди

   – Помнится, я обещала этот танец своему деверю, – сказала она, улыбаясь как можно приветливее, чтобы не обидеть Чарлза, и положила руку на плечо Джулиана. – Разве не так, Джулиан?
   Одно мгновение, всего одно короткое мгновение, он молча смотрел на нее. Анна уже начала опасаться, что он откажется. Это было бы крайне унизительно для нее, но Джулиан просто улыбнулся, беря ее за руку.
   – Какая у вас замечательная память, Анна! Прошу прощения, мисс Чейзен, мистер Дамесни.
   Элинор надулась, а Джулиан повел Анну на середину. Антуанетта, опоздавшая всего на долю секунды, все-таки сумела взять себя в руки, вымученно улыбнувшись. Чарлз же остался в замешательстве. Он явно не знал, как развлечь сразу двух прелестных женщин, желающих танцевать с другим. На танцевальной площадке Джулиан заключил Анну в объятия.
   Она вдруг поняла, что именно этого ей все время и хотелось больше всего.
   – Чем обязан чести побыть в вашем обществе? Прежде у меня появилось отчетливое впечатление, что вы явно мною недовольны.
   – Это так.
   – Значит, вы так и не простили меня за то, что я заставил вас поехать?
   – Нет, не простила.
   – Обманщица!
   Это было все, что он произнес. Но Джулиан улыбался, будто прекрасно знал, почему она заставила его танцевать.
   Стараясь обуздать свою предательскую плоть, Анна опустила глаза, как это сделала бы Элинор Чейзен. Этот плут был невозможен. У нее возникло неприятное чувство, что он прекрасно понимает, какое действие оказывает на нее. Она была вынуждена терпеть его руку на своей талии, терпеть его сильные теплые пальцы, сжимавшие ее ладонь, но старалась не обращать внимания на то чувство, которое возникало у нее, когда их бедра соприкасались. А еще улыбаться ничего не значащей вежливой улыбкой, дабы не вызвать подозрений у наблюдавших за ними досужих кумушек. Широкая юбка задевала его сапоги, и шелест этого соприкосновения звучал тревожно и волнующе. Она старалась не смотреть на него, но все равно что-то вызывало у нее головокружение и тревогу. Все кружилось за его спиной... А она все смотрела на его рот, хотя смотреть не следовало.
   Одного взгляда на эти приоткрытые в улыбке губы оказалось достаточно, чтобы Анна вдруг вспомнила, какие ощущения она испытывала от его поцелуев.
   И внезапно у нее возникло яростное желание, чтобы он поцеловал ее.
   – Если вы не перестанете смотреть на меня так, я вызову шок у ваших друзей – начну заниматься с вами любовью прямо здесь, у всех на виду.
   Щеки Анны залил пунцовый румянец. Смущенная, она подняла на него глаза, и их взгляды снова встретились. Не мог же он догадаться, о чем она думает? Или мог?
   – Читать ваши мысли очень легко'. Они написаны на вашем лице, – сказал он, будто она вслух задала ему вопрос.
   – Не знаю, о чем вы говорите!
   Он посмотрел на нее насмешливо.
   – А я-то думал, что вы не трусиха, Анна.
   – Я не трусиха!
   – Трусиха! Вы хотите меня, я это знаю. И я... я хочу вас. Последние его слова были произнесены хриплым шепотом.
   – Перестаньте! Могут услышать! – зашипела она на него, бросая украдкой взгляды вокруг.
   Мимо них скользили другие пары, погруженные в танец. Они явно не ведали о том, какие чувства ее одолевают, как бушует горячая кровь. Господи, этот человек мог лишить ее разума всего лишь словом!
   – Вам ведь нравится быть царицей бала? – задал он провокационный вопрос, мягко улыбаясь и заранее зная ответ.
   – Очень.
   Анна вызывающе вздернула подбородок. Она уж точно не хотела, чтобы кто-нибудь догадался о том, какое действие Джулиан оказывает на нее.
   – Я так и подумал! Вы вышли за Пола слишком уж молодой. У вас не было возможности получать удовольствие от жизни.
   – Мне бы хотелось, чтобы вы перестали говорить язвительно о Поле.
   Ей было так трудно сохранять необходимую дистанцию между ними, потому что на самом-то деле ей очень хотелось обвить его шею руками.
   – Я так и сделаю, когда вы забудете его, – произнес он сквозь зубы.
   И вдруг до нее дошло! Во внезапном озарении она поняла то, что уже давно подозревала, что мучило ее.
   – Господи! Вот в чем дело! – воскликнула она в ужасе. – Вы хотите меня, потому что прежде я принадлежала Полу. Получается, что я – это всего лишь один этап в вашем бессмысленном соперничестве с братьями!
   Он ничего не ответил, только смотрел на нее не отрываясь с таким видом, будто она ударила его.
   В этот момент темп музыки вдруг ускорился, и Джулиан закружил ее по танцевальной площадке все быстрее и быстрее, обнимая так крепко, будто хотел раздавить. Его губы изогнулись в язвительной усмешке.
   Анна заставила себя улыбнуться. Она догадывалась, что для других танцоров и всех, кто просто наблюдал за танцами, они выглядели так, как и любая другая пара. Он – такой высокий и смуглый, с этой своей разбойничьей красотой, с четкими, будто высеченными резцом, чертами; и она – маленькая, хрупкая, в серебристо-зеленом платье, с молочно-белой кожей, похожая на лесную фею. Анна представила себе эту картину, и на ум пришли Аид и Персефо-на. Она подумала, что любовь и ненависть, которые Пер-сефона испытывала к своему похитителю, вероятно, были столь же сильны, как и те чувства, что питала она к Джулиану.
   Ей ужасно хотелось ранить его, уязвить, заставить страдать, отплатить ему за то, что мучило ее сейчас. И в то же время она жаждала свернуться калачиком в его объятиях, чтобы он сжимал ее и никогда не отпускал.
   По его реакции она поняла, что не ошиблась. И от этой мысли ей захотелось плакать.
   – Ведь это правда? Да? – спросила она тихо, когда темп танца стал более спокойным.
   – Вы так хорошо меня знаете, – насмешливо сказал он, прижав ее к себе неприлично крепко.
   – Пустите! Вы держите меня слишком близко к себе! – прошипела Анна.
   Пуговицы его жилета врезались ей в грудь, а бедрами он давил на нее так, что их ноги оказались тесно прижатыми друг к другу. Бороться с этим было бесполезно и не дало бы ничего, кроме нежелательного внимания окружающих к их скандальной близости. Все это мгновенно пронеслось в мозгу Анны, и она изо всех сил наступила острым каблуком ему на ногу.
   – Ох!
   Другие пары выделывали рядом какие-то пируэты и, конечно же, заметили интригующую сцену, разыгравшуюся на их глазах. Анна чувствовала их любопытные взгляды.
   – У меня болит голова, – сказала она отчетливо, чтобы каждый мог ее услышать. – Думаю, мне лучше сесть.
   – Что ж, в таком случае я отвезу вас домой, – ответил Джулиан ледяным голосом, взяв ее за руку.
   Анне не оставалось ничего другого, кроме как позволить сопровождать ее к выходу.

42

   Он был чертовски пьян. Напившись сверх всякой меры, Джулиан вольно раскинулся в конторе Сринагара, где все стены были заставлены книжными полками.
   Сняв элегантный вечерний костюм и галстук, съехавший набок, Джулиан размышлял о сложностях жизни. Он сделал очередной глоток прямо из бутылки. Ирония заключалась в том, что он, как правило, не пил. В юности он баловался таким лекарством, пытаясь утопить в нем свои печали, но вскоре понял, что злоупотребление крепкими напитками ведет лишь к мучительной головной боли и ужасному вкусу во рту. Так что же заставило его сделать такую глупость? Почему он напился?
   Ответ был прост: Анна. Сегодня вечером она бросила ему такое обвинение! Неужели его отчаянное влечение к ней связано с тем, что когда-то Анна была женой его позолоченного брата?
   Джулиан обдумывал этот вопрос с тщательной осторожностью, как если бы это была зубная боль.
   Имело ли значение, что она в свое время была женой Пола?
   Черт бы побрал эту зеленоглазую ведьму! И вот он сидел здесь, пил, доводил себя до полного отупения, когда единственное, чего он хотел, так это ворваться в ее спальню и овладеть ею, а потом снова и снова, пока не превратит ее в трепещущую неутолимым желанием плоть.
   Но и это не могло бы утолить голод, разъедавший его изнутри. Он хотел, чтобы ее капитуляция была полной. Хотел не только иметь власть над ее телом, но и завладеть ее сердцем и умом.
   Он хотел, чтобы она полностью принадлежала ему одному.
   А то, что когда-то она была женой Пола, вызывало у него желание все сломать и изменить. Он хотел бы того же, будь ее мужем кто-нибудь другой. Когда ему удалось вернуть свои изумруды, Джулиан вдруг понял, что не в камнях и драгоценностях счастье. Он понял, что просто любит эту девчонку. Любит до самозабвения, до безумия. Любит так, как никогда никого не любил.
   Джим называл его безумным, а Джулиан просто с ума сходил, желая, чтобы она любила его, а не Пола.
   Ни изумруды, ни ослепляющее открытие тайны своего рождения, ни так долго лелеемые планы мести – ничто не имело для него такого значения, как жажда любви Анны.
   Сначала он испытал яростное торжество, думая о том, с каким триумфом вернется в Гордон-Холл и вытеснит своего презренного брата из родового гнезда. Но, вспомнив об Анне, сразу же спустился на землю. Что бы случилось, если б он вернулся к ней и объявил, что он – лорд Ридли? Если бы попросил ее стать его женой? Весьма вероятно, она согласилась бы, а он всю оставшуюся жизнь провел бы, гадая, любит ли она его по-настоящему или ее поцелуи и вздохи были всего лишь прикрытием тайной печали по трижды проклятому Полу.
   Джулиан знал, что не смог бы вынести такой муки. Поэтому и не сказал ничего никому, кроме Джима. Он решил, что заставит Анну полюбить себя, а потом уж откроет ей правду. Если она захочет, чтобы они вдвоем вернулись в Англию и потребовали своего законного места леди и лорда Ридли, хозяев Гордон-Холла, он будет рад сделать ей приятное. А если она предпочтет остаться на Цейлоне, то и это ее решение его устроит.
   Ему было все равно, где жить, лишь бы Анна любила его и была рядом.
   Та огненная ловушка, в которую попала Анна, ясно показала ему, насколько глубоки его чувства.
   А если бы она умерла? Он не мог об этом даже помыслить! В этом случае остаток жизни он провел бы как дикий зверь, воя на луну.
   Он желал именно ее. Бесчисленные женщины, которых он встречал когда-то, были рады упасть в его объятия. А эта была совсем другой. Она стоила того, чтобы добиваться ее.
   Первым делом надо было заставить ее забыть Пола. Джулиан даже стиснул зубы, вспомнив про единокровного брата.
   Всю свою жизнь он относился к законным и признанным сыновьям лорда Ридли с ненавистью, как к соперникам. Но он даже представить себе не мог, что будет испытывать такую всепожирающую ревность. Дикую ревность при мысли о том, что когда-то Анна любила Пола. Златовласый мальчик снова победил. То, на что Джулиан положил всю свою жизнь, Полу досталось без малейших усилий. Даже Анна. Ценил ли ее Пол? Любил ли?
   Вряд ли так, как любил ее Джулиан. Так любить ее, пожалуй, не смог бы никто.
   Почему Анна не видела этого?
   Джулиан положил ноги на огромный письменный стол, откинулся на спинку кожаного кресла и сделал еще один глоток виски.
   Безумие это было или нет, но он хотел напиться вдрызг.
   Он хотел напиться так, чтобы впасть в забытье, напиться, чтобы хоть на одну ночь выкинуть Анну из головы...

43

   Было очень поздно, а может, очень рано, потому что часы давно уже пробили полночь.
   Анна никак не могла уснуть и мерила шагами комнату. Красивое зеленое платье было аккуратно сложено и убрано в шкаф. Белье и туфельки тоже. Не было ничего, что напоминало бы ей о прошедшем вечере, но она никак не могла выбросить его из головы.
   Когда Джулиан вез ее домой, он напоминал раненого медведя. И все это время Анна говорила с ним ледяным тоном. Возможно, она и заслужила, чтобы ей в ответ откусили голову, но последние полчаса поездки прошли в полном молчании. Когда же они добрались до дома, Джулиан пробормотал сквозь зубы нечто такое, отчего ее глаза широко раскрылись, и заключил в объятия.
   Поцелуй был долгим и сокрушительно интимным. Он перегнул ее так, что Анна оказалась лежащей у него на коленях, потом крепко обвил ее руками, бесстыдно блуждая ладонями по телу. Анна пыталась воспротивиться, но все закончилось тем, что она обхватила его за шею.
   Потом он практически выпихнул ее из экипажа и проехал дальше, к конюшне. С этой минуты она каждую секунду прислушивалась, ожидая его шагов на лестнице, а он так и не пришел к ней в постель. Анна даже не была уверена, что он в доме.
   Анна все еще надеялась, что он придет, и никак не могла уснуть.
   Она приняла горячую ароматическую ванну, пытаясь успокоиться. Доведенная до отчаяния, она даже выпила стакан теплого молока, хотя и ненавидела его.
   В четверть третьего ночи она все еще бодрствовала. И все из-за Джулиана.
   «И где же этот дьявол?»
   Анна, босая, расхаживала по холодному дощатому полу. Высокие окна были раскрыты настежь, противомоскитная сетка колыхалась под легким дуновением ветерка.
   Анна была в полупрозрачной ночной рубашке. Она уже трепетала, представляя, что Джулиан увидит ее в столь эротическом одеянии.
   Любит ли она его?
   Любит ли он ее?
   Впрочем, на эти вопросы она не хотела получить ответы, словно чего-то боялась. Но ответ следовало найти.
   Если он любит ее, тогда, возможно, надо было дать волю своим чувствам, а не держать их в железном кулаке.
   Вполне возможно, что та девушка, которую любил когда-то Пол, ушла, исчезла вместе с ним. Ее сменила зрелая женщина, томившаяся сейчас по Джулиану.
   Вдруг Анна услышала негромкий треск откуда-то снизу. Схватив пеньюар, она выбежала из комнаты.
   «Если Джулиан еще не спит и где-то поблизости, надо бы выяснить с ним отношения».
   Анна решила спросить Джулиана прямо о его намерениях в отношении ее.
   По крайней мере'у нее не останется сомнений.
   Такой поздней ночью дом казался безлюдным. Внизу все было тихо. Спустившись в холл, Анна напрягла слух, но ничего не услышала. Вдруг она заметила в конце коридора слабый свет. Анна пошла по коридору, свернула за угол и направилась к задней веранде. Не доходя до веранды, она обнаружила ту самую комнату, откуда распространялся свет...
   Зрелище, представшее перед ней, заставило ее остановиться на пороге. Джулиан раскинулся на стуле, закинув ноги на письменный стол. Его вечерний костюм был в ужасном беспорядке. В комнате повис тяжелый запах виски. Огромное желтое пятно на белой стене не вызывало никаких сомнений, что Джулиан «жонглировал» бутылкой: на пол стекали струйки золотистой жидкости, а на полу валялись осколки от бутылки.
   – Ну и ну! Пожаловала Зеленоглазая леди собственной персоной.
   Его голос прозвучал не совсем внятно. Он усмехнулся как-то неприятно, потом встал, нетвердо держась на ногах, изображая некое подобие поклона.
   – Присоединяйтесь ко мне, миледи.
   – Вы пьяны!
   – Чертовски верно! Я пьян. А почему бы и нет? Вы вполне способны довести до пьянства любого здравомыслящего человека. Можете мне поверить на слово.
   Опасаясь, что их голоса могут разбудить всех домашних, Анна осторожно закрыла дверь. Ясно было, что этой ночью она не добьется от него толку.
   – Вы должны лечь спать, – сказала она таким сердитым тоном, каким обычно матери говорят с капризными детьми.
   Осторожно обойдя стул, на котором развалился Джулиан, Анна присела на корточки и принялась собирать осколки.
   Джулиан мрачно наблюдал за ее действиями, а потом рявкнул:
   – Оставьте! Утром горничные уберут. Анна подняла на него глаза.
   – Не хочу, чтобы они...
   – Я же сказал! Оставьте! – Эта фраза уже совсем походила на рычание. – Ступайте спать и оставьте меня в покое. Будьте так любезны!
   Осторожно держа в руке осколки разбитой бутылки, Анна качнулась назад и посмотрела на него.
   – Я должна это сделать сама. И не оставлю вас в таком состоянии. Вы можете сломать шею на лестнице. – Она задумчиво сдвинула брови. – Прислать вам Джима?
   – К черту Джима!
   Анна нетерпеливо поджала губы. Она бросила осколки стекла в мусорную корзину, что стояла возле письменного стола, и неодобрительно посмотрела на него. Он нагло встретил ее взгляд и некоторое время смотрел прямо в упор, неторопливо скользя глазами по всей ее фигуре. И не было ни малейшего сомнения в значении этого взгляда. Он сделал это намеренно, чтобы еще больше восстановить Анну против себя.
   – Я должна сказать, что Пол'не бывал в таком... опьянении, – проговорила Анна робко, заметив, как кровь прилила к потемневшему лицу Джулиана.
   Джулиан поднял голову и стал похож на кобру, источающую угрозу. Его губы свирепо искривились.
   – Никогда, никогда не сравнивайте меня с этим чертовым Полом! – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Пусть этот негодяй вечно горит в аду!
   Анне стало понятно, что Джулиан готов сейчас к любому насилию.
   – О! Да вы ревнуете! – воскликнула она удивленно. – Руби мне говорила, но...
   Он вскочил со стула и угрожающе навис над ней, прежде чем Анна успела сделать хоть шаг назад.
   – Вы чертовски правы, я ревную, – процедил он сквозь зубы и приблизился к ней так близко, что она ощутила запах виски.
   Джулиан скользил пальцами по ее волосам, гладил кожу. Его глаза пронзали ее насквозь, улыбка казалась хищной. Анна на мгновение испугалась.
   – Пустите меня!
   Джулиан грубо рассмеялся и сжал ее шею.
   – Знаете, как вы меня назвали в ту первую ночь, когда мы занимались любовью? Вы улыбнулись во сне. Я подумал, что мне, а потом вы назвали меня Полом. Мне захотелось задушить вас. И я сделал все возможное, чтобы не свернуть вашу хорошенькую шейку.
   Как бы играя пальцами рук, он ласкал и поглаживал ее шею.
   – Это легко. Я мог бы переломить вам шею одним движением рук. И тогда вы не смогли бы больше думать о Поле...
   – Вы пьяны, Джулиан. Вы не соображаете, что делаете, – хгказала Анна отрезвляющим тоном.
   Резким движением он заставил ее откинуть голову назад. Нет, на самом деле она его не боялась, но все же сейчас он казался ей чужим. Никогда еще Анна не видела Джулиана в таком состоянии, никогда даже не догадывалась, что он может обратить на нее всю свою ярость и дикость. Должно быть, он безумно, отчаянно ревновал ее, если вздумал угрожать насилием. И сердце ее зачастило. Она уловила главное: он оставил ее в ту ночь потому, что она назвала его Полом!
   Анна медленно подняла ресницы и посмотрела ему прямо в глаза, сверкнув зеленым пламенем, словно изумрудами, И туман в его голове, вызванный виски, внезапно рассеялся, хотя он и продолжал мрачно смотреть на нее.
   – У тебя нет причины ревновать меня, Джулиан, – сказала она тихо. – Я люблю тебя, а не Пола.
   Его побелевшие пальцы, сжимавшие ее подбородок, на-пряженнозамерли.
   – Лживая сучка!
   – Я не лгу, – покачала головой Анна.
   Джулиан еще минуту пристально смотрел на нее, а потом лицо его свело судорогой.
   – Да поможет тебе Бог, если это так, – сказал он хрипло, тотчас же впившись в нее губами. Целовал он ее яростно, неистово, вторгаясь языком властно и требовательно.
   И Анна ответила ему тем же.
   Смахнув со стола все лишнее, Джулиан заставил ее опрокинуться навзничь. Анна лежала распростертая на полированной столешнице, а он жадно целовал ее и срывал одежду...

44

   – Анна! О, Анна, Господи! – процедил он, покрывая обжигающими поцелуями ее лицо и шею. Забыв обо всем на свете, даже о пьяной грубости, Анна обвила руками его шею, пробормотав какие-то нежные слова и погладив его жесткие черные волосы. На нее вдруг накатила волной необузданная, неуемная, ослепительная страсть.
   Она любила его. О, как она его любила!
   Джулиан бормотал ее имя, повторяя его снова и снова. Он моментально сорвал с нее ночную рубашку и пеньюар и стал лихорадочно расстегивать пуговицы на бриджах.
   И вот он наконец вошел в нее, покорную, готовую его принять.
   У Анны прервалось дыхание, и она застонала. Он был таким огромным, горячим и наполнял ее всю. Анна затрепетала, восхищенная и изумленная этим ощущением.
   Джулиан ласкал ее шею и грудь, вновь и вновь овладевая ею.
   Изогнув спину, Анна стремилась оказаться как можно ближе к нему, не обращая внимания на то, что Джулиан прижал ее к жесткой поверхности полированного стола. Он застонал, прижимаясь к ее шее губами. .
   И тут Анна испытала последний отчаянный толчок в своих недрах, Джулиан вскрикнул и замер.
   На краю бездны Анна трепетала в предвкушении экстаза, но Джулиан лежал неподвижно, придавив ее своей тяжестью. Прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, что он удовлетворен. Анна продолжала лежать еще некоторое время, неосознанно лаская его густые и жесткие черные волосы. Силой воли она старалась подавить разочарование, но ее тело без всякого стеснения продолжало требовать свое. Внутри у нее все трепетало и болело.
   Когда Джулиан поднялся, он выглядел таким же неуверенным, какой чувствовала себя и она.
   – Видишь, что происходит, когда ты говоришь, что любишь меня? – спросил он с печальной улыбкой, оправляя бриджи.
   Анна все еще лежала на столе. Внезапно она поняла, насколько неприличен ее вид. Пытаясь натянуть одежду и как-то скрыть свою наготу, она подтянула колени к груди и обхватила их руками.
   Джулиан смотрел на нее слегка настороженно. Он оглядывал ее всю, от макушки и растрепанной шевелюры до маленьких розовых пальчиков ног, выступавших из-под каймы ее мятой ночной рубашки.
   – Ты действительно сказала правду? Может быть, я просто до смерти напугал тебя и вынудил это сказать? – Он глубоко вздохнул. – Я ведь никогда не мог бы причинить тебе боль. Ты знаешь это.
   – Знаю.
   На мгновение она испытала побуждение подразнить его, но он был таким тихим, таким непривычно тихим, хотя пытался говорить непринужденно. И Анна поняла, как важен для него ее ответ.
   «О, – подумала она с изумлением, – да он, оказывается, такой же ранимый, как и я».
   И внезапно в ней всколыхнулась вся нежность к нему, которую она так долго подавляла и скрывала. Она встала на колени, обвила руками его шею и быстро и смущенно поцеловала в губы.
   – Я сказала правду, – прошептала она, глядя на него. Сначала он не двинулся с места и только смотрел на нее, моргая, а потом его глаза широко раскрылись и засияли. И она вдруг подумала, что никогда прежде не видела их такими синими, как сейчас.
   – О, Анна! – воскликнул он, коснувшись нежным поцелуем шелковистой кожи. – Моя Анна...
   В его тоне она различила ранее незнакомую властную нотку и угадала, чего он хочет.
   – Вся твоя, – нежно ответила она, соглашаясь.
   – А Пол?
   – Он был всего лишь мальчиком, а я – девочкой, ничего не понимающей в настоящей любви. Теперь я взрослая женщина. И человек, которого я люблю, отнюдь не мальчик, а зрелый мужчина.
   И Анна поняла, что сказала правду.
   – Я не потерплю, чтобы ты скорбела и томилась по нему.
   – Я не томлюсь.
   Джулиан испытующе посмотрел на нее.
   – И чтобы больше не было никакого Дамесни!
   – Чарлз – всего лишь друг.
   – И все же мне не хочется, чтобы он слонялся здесь.
   – У тебя замашки диктатора, да?
   – Что мое, то мое.
   – Я вовсе не вероломна, Джулиан.
   – У меня есть основания верить этому, – ответил он с недоверчивой улыбкой.
   – Надеюсь, ты будешь об этом помнить.
   – Постараюсь изо всех сил.
   – И, Джулиан...
   – Да?
   – Я тоже считаю: что мое, то мое.
   – Неужели ты тоже способна ревновать? Стыдись!
   – Не смейся надо мной, я говорю серьезно.
   – Думаю, мне будет приятно вызвать твою ревность.
   – Но ты не будешь этого делать! Я поняла, что, когда речь идет о тебе, я тоже становлюсь свирепой.
   Он усмехнулся, явно довольный.
   – Неужели? Эта мысль вызывает у меня трепет. Я дрожу с головы до пят.
   – Ты и должен дрожать, – серьезно заметила она, все еще стоя на коленях на краю письменного стола и обнимая его за шею.
   Он обхватил ее за талию, крепко сжал и сказал:
   – Ты никогда не должна сомневаться в моей верности.
   – Так-то лучше! – Она улыбнулась, скользнув рукой к его уху. – Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
   Он вопросительно поднял брови.
   – Какой же ты глупый! – Эти слова были наполовину нежными, наполовину сердитыми. – Неужели я должна учить тебя, что говорить?
   Он все еще смотрел на нее, не понимая.
   – Ты любишь меня?
   Эти ее слова были произнесены уже совершенно раздраженно.
   – Ах, это!
   – Да, это.
   – Думаю, должен.
   Он лукаво оглядел ее всю. Руки Анны скользнули вниз с его шеи, она скрестила их на груди, потом опустила на бедра и издала возмущенное восклицание.
   И тогда он улыбнулся. Это была широкая улыбка во весь рот. Он схватил ее, сгреб в объятия, прижимая к груди, а потом двинулся к двери.
   – Куда мы идем? – спросила она, снова обвив руками его шею.
   На самом деле это не имело для нее значения. Сама легкость, с которой он ее нес, вызывала волнение, распространявшееся сладкими мурашками по спине.
   – В постель.
   – О! Да?
   Голос ее показался ему несколько холодным. В ее ушах еще звенели его слова «Думаю, должен», поэтому ее жгла обида.
   – Анна, я человек действия. Едва ли ты услышишь от меня много красивых слов.
   – А мне не нужны красивые слова. Добравшисьдо подножия лестницы, Джулиан начал подниматься. Похоже, ее вес был ему вовсе не в тягость.
   – Знаешь, я ведь умею ходить.
   Он остановился на середине лестницы и посмотрел на нее, поблескивая глазами.
   – Ни в коем случае. Теперь ты принадлежишь мне, моя девочка, и я ни за что не отпущу.
   – О!– только крепче обвила руками его шею. По правде говоря, она была готова остаться в его объятиях навсегда.