В Вашингтон он приехал не один, «люкс» делила с ним Бетси. Они лежали в кровати, и Джек рассказывал ей о работе Комитета, признавая, что собирается он впустую, поскольку никто из влиятельных сотрудников администрации президента ни на одно из заседаний так и не явился.
   Бетси приподняла член Джека и пристально посмотрела на него. Потом обхватила пальцами, словно замеряя диаметр.
   — Есть у тебя чем похвалиться. Жаль, что у Кертиса не такой большой.
   Джек улыбнулся:
   — У него есть другие достоинства.
   — Да, конечно. Он хороший человек. Верный. Мне следовало бы находиться с ним в Лондоне, а не лежать с тобой в постели в Вашингтоне. Тебя это не беспокоит? Я хочу сказать, не предаем ли мы твоего друга, моего мужа и просто хорошего человека?
   — Давай разберемся со всем по порядку. Ты говоришь, что Кертис — хороший человек. Так оно и есть. Он также мой друг и твой муж. Но вот насчет «предательства»… Не слишком ли крепко сказано? Ты одинока. Время от времени тебе необходим мужчина. Этим мужчиной могу быть я. Вот тут никаких осложнений возникнуть не может, потому что наши отношения не приведут меня к разводу с Кимберли, а тебя — с Кертисом.
   — Со мной все понятно. Мне одиноко. Мой муж в Лондоне. Но ты? Твоя жена в Бостоне.
   — Мне так же одиноко, как и тебе, Бетси.
   — Она не пускает тебя в свою спальню?
   Джек заулыбался:
   — Отнюдь. Она теперь экспериментирует. Хочет, чтобы я лупцевал ее. Поверишь ли, на полном серьезе предложила, чтобы я выпорол ее кнутом для верховой езды.
   — Господи! Но тогда…
   — Бетс, отношения у нас сложные. Скажем так: она хочет меня, но я ей уже не нравлюсь. Мы любовники, это точно, но я не уверен, что мы остаемся друзьями.
   — То есть?
   — Десять лет мы потратили на то, чтобы что-то создать. Свое, общее. К примеру, полностью выйти из-под контроля моего отца. И нам это удалось. Такое вот созидание я и называю дружбой супругов. Но теперь я не думаю, что мы по-прежнему идем по жизни рука об руку. Ее шкала ценностей…
   — Я знаю, Джек, — вздохнула Бетси. — Если б мы с тобой могли…
   — Если б не дети, смогли бы.
   — Ты серьезно? Если бы не дети, ты бросил бы ее ради меня?
   — Мне с тобой спокойно, Бетс. Спокойно и уютно. А вот рядом с Кимберли покоя не обрести.
   Бетси мягко сжала ему мошонку.
   — Я бы обеспечила тебе покой, — прошептала она.
   — Ты бы гордилась мною, Бетси. От нее я этого не дождусь никогда, не будет она гордиться мною, хоть тресни. Что бы я ни сделал, все не по ней. В этом году я купил еще две радиостанции. Она все равно не гордится мною. Мой гребаный отец тоже мной никогда не гордился, но мне на это плевать. А вот от того, что не гордится Кимберли, больно.
   Бетси скатилась с кровати и прошла в ванную. Дверь закрывать не стала, поэтому он услышал, как полилась в унитаз моча. В свои чуть ли не сорок лет, на четыре года старше Джека, Бетси оставалась игривой, как девчонка. Вот и теперь она села в поезд не в Бостоне, а на первой остановке после железнодорожного вокзала, в Дедхэме. Зайдя в купе и получив от кондуктора билет, Бетси тут же разделась догола и в таком виде доехала до самой Пенн-стейшн. А для Джека словно повторилась поездка в «дузенберге» из Бостона в Уайт-Плейнс, когда она задрала юбку, да так и не опускала ее. Бетси любила поразвлечься, не слишком обращая внимание на приличия.
   Она была куда полнее Кимберли или Конни, но ее нижнее белье не предназначалось для того, чтобы делать тоньше фигуру, наоборот подчеркивало те места, где всего было много. Бюстгальтеры поднимали и выпячивали грудь. Бетси и не пыталась скрыть округлость живота и носила обычные нейлоновые трусики. Вот и сейчас ее наряд состоял из таких трусиков и кружевного белого бюстгальтера.
   — Итак… — Бетси вышла из ванной и плотоядно улыбнулась, — …значит, ей нравится, когда ее шлепают по заднице?
   Губы Джека разошлись в улыбке.
   — Не следовало мне этого говорить.
   Бетси присела на кровать у самого изножия.
   — Мне хотелось бы услышать от тебя честный ответ на прямой вопрос. Я хочу знать, нравится ли тебе лупцевать Кимберли.
   — Ну…
   — Не виляй. Говори правду. Ты получаешь от этого удовольствие?
   Он помялся:
   — Пожалуй, мне нравится. В некотором роде.
   — Опиши мне все. Я хочу знать, как это делается.
   — Бетс!
   — Выкладывай как на духу, если хочешь что-нибудь получить от меня сегодня вечером.
   — Что ты хочешь знать?
   — Давай начнем с того, как она… Как она, скажем так, готовится к этому. Ложится тебе на колени?
   — Нет. Она встает в кровати на четвереньки, опираясь на локти и колени, утыкается лицом в подушку или две, а задницу поднимает вверх.
   — Ты сильно ее бьешь?
   — Достаточно сильно. Если нет, она остается недовольна.
   — И она кончает?
   — Иногда.
   Бетси, усмехаясь, покачала головой:
   — Господи! Элегантнейшая Кимберли Уолкотт Лир на четвереньках, с откляченной задницей, ждущая, пока ее отшлепают. Верится с трудом!
   — А ты поверь. — Джек закурил. — Поверь.
   Бетси хохотнула.
   — А меня ты отшлепаешь?
   Он нахмурился и покачал головой.
   — Ты же этого не хочешь, Бетси. Совсем не хочешь.
   — Ты прав, — согласилась она. — Не хочу. Мой папашка однажды отшлепал меня. До чего же это было противно! Даже вспоминать не хочется. Мне исполнилось двенадцать, и я считала, что так со мной обращаться уже нельзя. А он задрал мои верхнюю и нижнюю юбки, спустил панталончики, тогда мы еще носили панталончики, и отшлепал меня по голой заднице на глазах у матери, брата и сестры. Дело не в боли, ее бы я вытерпела, а в унижении. Я ему этого так и не простила, до самой его смерти.
   — Я не собираюсь лупцевать тебя. Бетс.
   — Я тебе этого и не позволю. Но я скажу тебе, что ты сейчас сделаешь. Вытащишь из брюк ремень и вытянешь меня по заднице.
   — Забудь об этом.
   — Нет. Я помню, как отец шлепал меня. Боль эта… если б он проделал все это в отдельной комнате, где мы были бы вдвоем, а не перед всей семьей, я, возможно, сделала бы что-то такое, отчего он действительно разозлился бы.
   — Бетс, брось, хорошо?
   — Что я сброшу, так это трусики. Вытяни меня только раз. Я хочу посмотреть, как я на это отреагирую. Должна же я знать, возбуждает меня это или нет.
   — Бетси, пожалуйста, не будем больше об этом.
   — М-м-м, ты единственный мужчина, которому я могу довериться, так что не спорь со мной. Давай. У тебя отличный широкий ремень. Он меня не поранит.
   Джек качал головой, вытаскивая из брюк кожаный ремень.
   Бетси встала на кровати на четвереньки и выпятила задницу.
   — Давай! Ну же!
   С неохотой Джек взмахнул ремнем и опустил его на мягкую плоть ее ягодиц.
   Бетси ахнула, потом повернула голову к Джеку.
   — Черт побери, Джек, если это все, на что ты способен, лучше и не браться. Я хочу, чтобы ты перетянул меня от души. Подожди.
   Она схватила трусики и затолкала их в рот. Потом взглянула на Джека, отвернулась и энергично кивнула.
   На этот раз Джек со всего размаху вытянул Бетси по заднице. Она вскрикнула, но трусики-кляп заглушили крик. Джек отбросил ремень и сел на кровать, чтобы обнять Бетси. Она плакала. Щеки ее стали мокрыми от слез. Когда же Бетси прильнула к груди Джека, она взяла его руку и сунула себе между ног. Там тоже хватало влаги.

Глава 12

1
   1942 год
   Джек и Кимберли сидели вдвоем за обеденным столом. Дети в сопровождении миссис Джимбел поднялись наверх, чтобы доделать уроки, а потом лечь спать.
   Джек теперь редко надевал к обеду галстук. Да и Кимберли, которая раньше обедала исключительно в платье, ограничивалась шелковым халатом. Сегодня она надела желтый. Джек полагал, что этот цвет ей не к лицу. Но Кимберли носила его, потому что он хорошо сочетался с ее новым ожерельем из топазов.
   — Как я понимаю, ты сказал все, что хотел. — По голосу чувствовалось, что Кимберли едва сдерживается.
   — Кимберли, мне тридцать шесть. Меня могут призвать в армию! Ты хочешь, чтобы я стал рядовым пехотного взвода?
   Она усмехнулась:
   — Ты знаешь, что такому не бывать. Папа мог бы об этом позаботиться. И ты попал бы не в пехоту, а во флот. В конце концов, именно во флоте служат джентльмены. И папа проследил бы, чтобы тебя приписали к Бостону, Нью-Йорку или Вашингтону.
   — Я не ищу теплое местечко, где служат джентльмены. Мне не хочется воевать в пехоте. Насчет этого я не шучу. Но я могу принести пользу и хочу это сделать!
   — Что ты собираешься сделать, так это покинуть дом, — холодно ответила она. — Вспомни тот день, когда мы узнали о Перл-Харборе. Ты помнишь, как испугался маленький Джон? Твой рассказ о расстрелах в Бельгии оставил очень глубокий след в его сознании. Теперь он ждет, когда то же самое случится и здесь. Помнишь, как тебе пришлось уводить мальчика в его комнату и объяснять ему, что Перл-Харбор находится в тысячах миль отсюда и в Бостоне никто воевать не будет?
   — К чему ты клонишь?
   — К тому, что твое место дома, в семье, где само твое присутствие успокаивает детей и вселяет в них уверенность в завтрашнем дне. Именно это им и нужно. Когда две недели назад немецкие подводные лодки потопили в открытом море танкер, дети видели красный отсвет пожара и черный дым. Война оказалась не в тысячах, а в нескольких десятках миль от нашего дома! И мне нет нужды говорить тебе, что у Джона есть особая причина бояться. Он знает, как немцы поступают с евреями.
2
   Десятилетний Джон обожал самолеты, особенно боевые. Ему еще не хватало умения строить модели из бальзы, бумаги и аэролака, поэтому он собирал те, что попроще, из дерева. Джек подарил ему справочник с фотографиями, схемами и характеристиками двухсот самолетов, разработанных конструкторами разных стран.
   Джон прочитал его от корки до корки и гордился тем, что в его классе только он мог отличить «хеншель» от «хейнкеля», а «спитфайр» от «харрикейна».
   Джон сидел в кровати, изучая журнал с фотографиями и схемами боевых самолетов. Джек, войдя в комнату, присел в изножии.
   — Как дела, Капитан? — Это прозвище он дал Джону, как только узнал об увлечении мальчика.
   — Папа, война продлится до тех пор, когда я смогу летать? Она не закончится?..
   Джек покачал головой:
   — Нет, сынок. Она закончится гораздо раньше, когда ты еще будешь маленьким мальчиком. Но вот что я тебе скажу. Я найду тебе инструктора, и ты научишься летать на гражданских самолетах.
   Джон скорчил гримаску.
   — Это совсем другое.
   Джек сжал руки сына в своих ладонях.
   — Мой мальчик, мы же не можем устраивать войны в удобное для тебя время. Есть много способов доказать свою храбрость, для этого совсем не обязательно становиться военным летчиком.
   Джон криво улыбнулся:
   — Наверное.
   — Я должен тебе кое-что сказать, Джон. Отцы всех твоих приятелей ушли в армию. Ты это знаешь. Я обязан поступить так же. Не могу сидеть дома и не участвовать в войне.
   — А как ты собираешься воевать, папа?
   — Видишь ли, я не могу взять винтовку и сражаться с немецкими солдатами. Чтобы выиграть войну, нужны самые разные специалисты, не только те, кто умеет стрелять. Я вот знаю, как организовать работу радиовещательной сети. Этим я занимался еще до твоего рождения. Министерство обороны думает, что я могу принести немало пользы в Лондоне. Работу мне предлагают такую же, как и здесь. Но с двумя отличиями. Во-первых, мой кабинет будет в Лондоне, а не в Бостоне. Во-вторых, я буду ходить не в синем костюме, а в форме.
   Десятилетний мальчуган закрыл глаза и глубоко вдохнул.
   — Папа… если немцы каким-то образом захватят Лондон, они тебя убьют, да? Я хочу сказать, убьют тебя первым.. прежде чем других. Не самым первым, но…
   — О чем ты, Джон?
   Мальчик встретился взглядом с отцом.
   — Они убьют тебя, потому что ты еврей. А если они доберутся до Бостона, то по той же причине убьют и меня. Так ведь?
   Джек надеялся, что сын не заметил дрожи, пробежавшей по его телу.
   — Скорее всего. Поэтому мы и должны сделать все, что в наших силах, но не допустить их в Бостон. Правильно? Я обещаю тебе, что до Бостона они не доберутся. Как и до Лондона. Но давай все как следует обдумаем. Допустим, есть шанс, что они появятся здесь. Как мне поступить? Оставаться дома? Или сражаться с ними? Джон, даже если мне предложат идти в окопы с винтовкой, разве я могу отказаться?
   Джон покачал головой, потом всхлипнул.
   — В окопах мне сидеть не придется. В Лондоне мне выделят кабинет, я буду помогать в организации армейского радиовещания.
   Джон продолжал плакать.
   — А что делать тебе? Надо на время расстаться со своим папочкой. Этот будет твой взнос в борьбу с нацистами.
   — Хорошо.
   Джек обнял сына.
   — Мы никогда не говорили о том, каково быть евреями. Я не придавал этому никакого значения, пока немцы не начали нас убивать. Когда я вернусь, мы обязательно поговорим об этом, разберемся, что это значит. Пока же я обещаю тебе, Джон, нацистам не убить ни тебя, ни меня, ни твою сестру, ни твою мать.
   Джон нахмурился:
   — А почему они захотят убить ее?
   — Потому что она вышла замуж за еврея и родила от него детей. С их точки зрения это ужасное преступление. Но немцы здесь не появятся. Смотри сам, Капитан: если Гитлер не может переправить своих солдат через Английский канал[50], где уж им перебраться через Атлантический океан. Так ведь?
   Джон кивнул.
   — Ладно. Я должен идти на войну, другого не дано. Но война не затянется, и нашим жизням ничто не будет угрожать.
   Мальчик вновь кивнул, но Джек видел, что сомнения у сына остались.
3
   Армия Соединенных Штатов присвоила Джеку чин капитана, а Кимберли закатила ему очередной скандал.
   — Бурк — коммандер Военно-морского флота. То есть подполковник! А ты… Тебе придется маршировать по плацу?
   — Кимберли, я приписан к Управлению военной информации. Я поеду на их базу на Лонг-Айленде, где пройду двухнедельный вводный курс. После этого, насколько я понимаю, вылечу в Лондон. Задание у меня будет секретное, связанное с радиовещанием.
   — Я знаю, что ты делаешь, Джек. Тебе наскучила твоя работа, тебе наскучил твой дом, тебе наскучила твоя жена! Вот ты пас и бросаешь!
   Джек ей не ответил. А если бы пришлось, он бы сказал, что Кимберли недалека от истины.
4
   Трансатлантический перелет едва не закончился трагедией.
   Двадцать офицеров, которые видели друг друга в первый и последний раз, сидели на своих вещевых мешках в бомбовом отсеке бомбардировщика В-24. В теплом нижнем белье, в шинелях, закутанные по уши, они все равно мерзли. Грело их лишь клятвенное заверение пилота, что сами по себе бомбовые люки не открываются и купание в Атлантическом океане им не грозит. Между собой офицеры не разговаривали (общих тем не было), дремали, иной раз подкрепляясь горячим кофе и черствыми пончиками. Джек был единственным на борту капитаном, остальные имели более высокие звания.
   Когда бомбер приземлился в Рейкьявике, офицеров пригласили в здание аэропорта и предложили воспользоваться туалетом. Потом накормили густым горячим супом.
   Когда они ели, в столовую вошел сержант американской армии.
   — Капитан Лир! — крикнул он. — Капитан Лир!
   Сержант вручил Джеку радиограмму:
   ВЫ НАПРАВЛЕНЫ В ШТАБ СОВМЕСТНЫХ ОПЕРАЦИЙ В МОЕ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ТЧК ПРОШУ ПРЕДСТАВИТЬСЯ МНЕ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ПОСЛЕ ПРИБЫТИЯ В ЛОНДОН ТЧК ПОЗДРАВЛЯЮ С ПРИСВОЕНИЕМ ЗВАНИЯ ПОЛКОВНИКА АРМИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ ТЧК ПРИОБРЕТИТЕ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ЗНАКИ РАЗЛИЧИЯ ЗПТ ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЯВЛЯТЬСЯ НА СЛУЖБУ ТЧК
   БЭЗИЛ КОМПТОН
   КОНТР-АДМИРАЛ
   НАЧАЛЬНИК ШТАБА СОВМЕСТНЫХ ОПЕРАЦИЙ
   «Кто это устроил?» — гадал Джек. Харрисон Уолкотт? Он этого так и не узнал.
   Где-то над морем в густом тумане В-24 неожиданно нырнул вниз, заложив при этом крутую дугу. Трех офицеров вырвало, то ли от страха, то ли от воздушной болезни. Пассажиры услышали треск крупнокалиберных пулеметов, или им показалось, что услышали. Они почувствовали, как бомбер тряхнуло от попадания пуль. Или им показалось, что тряхнуло? Все произошло за какие-то тридцать секунд. В-24 выровнялся и вновь лег на прежний курс. Никто из членов экипажа не потрудился объяснить, что произошло.
5
   Когда Джек вошел в безликое здание аэровокзала, замерзший, с затекшим от многочасового сидения телом, к нему бросился Кертис Фредерик, крепко пожал руку и тут же протянул ему фляжку с бренди. Джек выпил.
   — Добро пожаловать в Англию! Да, тут всегда так холодно и почти всегда так мокро.
   Джек сунул руку в карман и вытащил радиограмму, полученную в Рейкьявике.
   — Я знаю, — кивнул Кертис. — Поздравляю. О лучшем назначении трудно и мечтать.
   — И что я буду делать?
   — Понятия не имею. Тебе скажут. Ты очень устал?
   — Пожалуй.
   — По пути в отель, где ты будешь жить, нам надо заехать в одно место. Видишь, что он пишет. «Приобретите соответствующие знаки различия». Я нашел тебе портного. Ты должен заглянуть к нему сегодня, чтобы форму сшили вовремя. В Лондоне без нее никуда, старина. Я не знаю, как ты попал к Комптону, но хочу тебя предупредить, что первое впечатление для него едва ли не главное.
   — Кто такой Комптон? — спросил Джек.
   — Профессиональный офицер, моряк. Шесть месяцев назад его ранило в ногу на Средиземном море. Его работа — постараться увязать действия англичан и американцев. У нас этим пока никто не занимается, но обязательно займется. Комптона воспринимай серьезно. Вашингтон именно так его воспринимает.
6
   Адмирал Комптон был не только блестящим морским офицером, но и отменным дипломатом. Джека он принял в своем кабинете в Адмиралтействе.
   Высокий, красивый, с безупречными аристократическими манерами. Хотя Джек прибыл в отлично сшитой форме с серебряными полковничьими орлами, форма эта не шла ни в какое сравнение с элегантным синим мундиром контр-адмирала флота ее королевского величества. Как только они сели, Комптон раскрыл серебряную сигаретницу, стоявшую на столе, и предложил Джеку закурить.
   — Видите ли, — начал контр-адмирал, — раньше мы считали жизненно важным убедить американский народ в том, что оказание помощи Британии полностью соответствуют интересам Америки. Теперь пришло время убеждать англичан, что американские солдаты, которые будут прибывать на острова сотнями тысяч, а то и миллионами, — цивилизованные люди, не просто союзники, но друзья. Я хочу, чтобы вы взяли под свои контроль трансляцию на Великобританию лучших передач из числа тех, что слушают американцы. Пусть британцы узнают, что американцы — такие же люди, как и они, с той же шкалой ценностей, с тем же чувством юмора.
   — Да, сэр. Я понимаю, что от меня требуется. Сделаю все, что в моих силах.
   — Мои помощники обеспечат вас всем необходимым. Помещениями и всем прочим. Для вещания используем передатчики Би-би-си.
7
   Джек предполагал, что и помещениями, и сотрудниками его обеспечит Управление военной информации. Но через день после разговора с Комптоном он понял, что надежды его напрасны. Если в отношении помещений Джек еще мог рассчитывать на англичан, то подчиненных ему предстояло набирать самостоятельно. Деятельность отдела Джека Лира не способствовала росту престижа Управления военной информации, и оно не собиралось поддерживать этот отдел своими не Бог весть какими ресурсами.
   Джек перебрался в выделенные ему помещения в маленьком, скромном отеле на улице Полумесяца в Мейфэре. Получил Джек и секретаршу, высокую, худую женщину лет пятидесяти, миссис Юнис Лэтшоу. Она объяснила ему, что рассчитывает получать жалованье у него. Джек заверил миссис Лэтшоу, что жалованье будет, хотя понятия не имел, откуда возьмутся деньги.
   Он послал телеграмму своему тестю, Харрисону Уолкотту.
   ПОНЯЛ ЧТО БЬЮСЬ ГОЛОВОЙ О СТЕНКУ В ПОИСКАХ РЕСУРСОВ ТЧК ПРЕЖДЕ ВСЕГО МНЕ НУЖЕН ПЕРВОКЛАССНЫЙ СНАБЖЕНЕЦ ЗНАЮЩИЙ ГДЕ ЧТО ВЗЯТЬ ТЧК НЕ СМОЖЕТЕ ЛИ ЭТО УСТРОИТЬ ТЧК ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ МНЕ В ДОРЧЕСТЕР.
   Уолкотт ответил на следующий день:
   МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ ПРИПИСАЛО К ТВОЕМУ ОТДЕЛУ СНАБЖЕНЦА ТЧК КАПИТАН ДУРЕНБЕРГЕР ПРИБУДЕТ В САМОЕ БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ТЧК ГЕНЕРАЛ МАРШАЛЛ ЛИЧНО ПОПРОСИЛ ПОЛКОВНИКА ДОНОВАНА ОКАЗЫВАТЬ ТЕБЕ ВСЯЧЕСКОЕ СОДЕЙСТВИЕ ТЧК ДЕРЖИ МЕНЯ В КУРСЕ.
8
   Джек дал личное поручение Жан-Пьеру Бельвилю, который по-прежнему работал на «Лир бродкастинг». Француз, как обычно, не подвел. Днем позже в семь вечера в дверь «люкса» Джека в дорчестерском отеле постучали. Он открыл дверь, а потом раскинул руки, чтобы обнять и страстно поцеловать Сесили Камден.
   — Что ты тут делаешь? — спросила она, когда Джек втянул ее в комнату. — И одет как солдат! Бельвиль сказал, что со мной хочет встретиться полковник Лир, но у меня не было уверенности, что это ты… Я просто не могла заставить себя поверить, что увижу тебя.
   Сесили целовала и целовала его. Джек хорошо помнил эти страстные поцелуи. А по щекам Сесили катились слезы.
   — О, Джек! — всхлипывала она. — О, Джек! — К ней вернулся лондонский выговор, от которого она практически избавилась в Штатах. — Как мне тебя не хватало!
   — И мне не хватало тебя, Сесили, — ответил он, не кривя душой. Ему действительно ее не хватало. Не хватало ее беззаветной любви. — Присядь. Виски? Я закажу нам обед.
   — Как дети? Миссис?
   — Отлично. Они тебе пишут, не так ли? Я про детей.
   — Да. Каждые три-четыре месяца. Джон очень волнуется из-за бомбардировок. Боится, что меня убьют. Один раз так едва не случилось. Ты знаешь, что произошло на станциях подземки «Элефант-стрит» и «Кастл-стрит»?
   — Нет.
   — Мы прятались в тоннелях, но пожар наверху так разгорелся, что нас вывели наружу. Боялись, что жара высосет из тоннелей весь воздух и мы задохнемся. Я оказалась на улице посреди пожара. Горящие головешки падали сверху, и на мне загорелась одежда. Пожарный окатил меня из шланга. Это был последний большой налет.
   — Я очень рад, Сесили, что ты жива и невредима. Что ты делаешь? Работаешь?
   Она кивнула:
   — Учу детей в школе. На том берегу реки, в Патни. Прежний учитель подался в летчики.
   — Я хочу, чтобы ты перешла работать ко мне. Мне поручено организовать вещание на Англию американских развлекательных и информационных программ. Сам я не справлюсь. Мне нужны люди, которые хорошо знают Лондон.
   Сесили вздохнула:
   — О, Джек! Я могу подать заявление об уходе. А что я должна для тебя делать?
   — Ты водишь автомобиль?
   — Водила. Отец у меня — таксист, он меня научил. У него есть старенькая машина, но бензина сейчас не найти, поэтому она стоит в гараже.
   — Лондон ты, как я понимаю, хорошо знаешь?
   — Да.
   — Значит, сможешь возить меня по городу. Я рассчитываю, что мне выделят автомобиль.
   Сесили озорно улыбнулась:
   — Пожалуй, я смогу и кое-что еще.
   Она смогла. После обеда.
   Сесили помнила, как Джеку нравилось, когда она зажимала его член между грудей и массировала его. Правда, на этот раз Джек не кончил. Тогда она наклонила голову и лизнула головку. Джек застонал от удовольствия.
   — Ага… так нам это нравится. Что ж, ведь я не забеременею, даже если и проглочу. Так?
   — Так.
   Поцелуи ее остались такими же страстными. Сесили смочила головку слюной и принялась не лизать ее, а сосать, плотно обхватив губами. Когда Джек кончил, она проглотила все до последней капли.

Глава 13

1
   1942 год
   Через пять недель после прибытия Джека в Лондон его Американская информационная служба начала регулярное вещание с радиопередатчиков Би-би-си. Штаб совместных операций продолжал обеспечивать его служебными помещениями и услугами секретарши, хотя жалованье миссис Лэтшоу получала в АИС. Помимо секретарши, у Джека работали Сесили, лейтенант и техник-сержант. Джек четко обозначил круг обязанностей каждого, и маленькая организация вскоре заработала, как хорошо отлаженный механизм, особенно если удавалось преодолевать лабиринты армейской бюрократии и приносить в зубах лишнюю пишущую машинку и пачку бумаги.
   Поначалу программы АИС транслировались по часу пять дней в педелю. К зиме — два часа ежедневно.
   Капитан Эмиль Дуренбергер, снабженец, о котором просил своего тестя Джек, наконец-то прибыл. Дуренбергер начал службу еще в 1916 году, когда под командованием генерала Першинга гонялся за отрядами Панно Вильи[51], потом воевал во Франции в 1917 — 1918 годах, остался в армии и после окончания первой мировой войны переходил из части в часть, по крупицам накапливая бесценные знания, позволяющие без особого труда ориентироваться в хитросплетениях тыловых служб американской армии. Это был человек невысокого роста, лысый, с сощуренными в усмешке глазами, словно его безмерно забавляло все то, что он видел вокруг. Кто-то сказал, что Дуренбергер, будь он более серьезным, давно стал бы генералом.
   Возможно, получению очередного звания мешала и его репутация умелого и неразборчивого в средствах снабженца. Генерал, который по просьбе Харрисона Уолкотта направил его к Джеку, знал, что за Дуренбергером числятся два грешка: во-первых, он любил крепко выпить, а во-вторых, не считал необходимым подчиняться установленным правилам, всегда старался найти и находил прямой путь к поставленной цели.