Лук подумала о том, что у нее уже были болезненные спазмы, предшествующие приходу месячных. Но они прошли, а месячных не было. Сроки миновали неделю назад. Уж не беременность ли это? Ее организм еще никогда так не запаздывал.
— Может, ты приляжешь? Тебе надо немного отдохнуть, — мягко сказала она.
— Отдохнуть?! — взорвался он. — Я уже болен от этого отдыха! Валяться на грязной постели, есть какую-то мерзость…
— Все же лучше, чем быть мертвым, — спокойно сказала она.
— Сейчас я в этом не уверен! — огрызнулся он и отвернулся.
\ Лук снова взяла газету, но Чезарио заговорил, и она подняла голову. Он стоял, опершись на подоконник, и глядел вниз.
— Я насмотрелся на этих людишек в итальянской деревне, когда был мальчишкой. Ты только погляди, как они хохочут, орут, суетятся, снуют повсюду в поисках какой-нибудь еды…
Лук подошла к нему и встала рядом.
— И тем не менее, похоже, они счастливы, — сказала она.
Он покосился на нее и снова уставился в окно. В голосе его было неподдельное изумление.
— Вот это мне и непонятно! Чему они так рады? Что у них есть в этой жизни, чего нет у нас? Неужели им не известно, что этот мир создан для тех немногих, кто умеет брать? Они должны это знать, не могут не знать! И все-таки они смеются, радуются, делают детей…
Она украдкой поглядела на него. Ей вспомнилось то время, когда она была совсем ребенком. Какое радостное оживление приходило в их маленький город в дни ярмарок и распродаж… Бедный Чазарио! В мире есть столько вещей, о существовании которых ты даже не подозреваешь!
— Быть может, у них есть надежда… — сказала она.
— Надежда? — он расхохотался. — Это слово придумали мечтатели.
Она еще надеялась, что он поймет ее.
— Быть может, у них есть вера. Он снова смеялся.
— Слово, которое придумали попы!
Она не удержалась и положила ладонь на его обнаженную руку. А вдруг через прикосновение ему передадутся чувства, нахлынувшие на нее!
— Быть может, у них есть любовь… — проговорила она тихо. Он обернулся к ней и, заглянув в глаза, отстранился. — Из всех лживых слов это — самое лживое! Его придумали женщины, чтобы покрасивей обозначить свои физиологические нужды. Лю-бовь! Тьфу!
Лук отвернулась и села в кресло. Взяла газету, но строчки расплывались. До странности знакомая сверлящая боль пронзила тело.
— Возможно. Но тогда — я не знаю, — с запозданием ответила она.
Он подошел к ней и встал рядом, глядя сверху вниз. Она не поднимала глазах. Ей не хотелось видеть знакомую жестокую усмешку, блуждающую на его лице. За две недели она достаточно на это насмотрелась. Юн улыбался так всегда, когда хотел войти в нее.
— Все верно, ты не знаешь, — сказал он. — И никто не знает. Только у меня хватает смелости смотреть правде в глаза. А там — пустота! Там — ничего, кроме желания существовать. И для большинства не важно даже — как? Только бы существовать, день за днем. Год за годом. Зачем? Ни за чем! — он почти кричал.
Лук хотела ответить, но раздался стук в дверь. Оглянувшись на Чезарио, она увидела в его руке стилет.
— Да? — отозвалась она. Голос портье сообщил:
— Я принес вечерние газеты, мэм!
— Оставьте под дверью, — попросила она. — Я заберу их немного позже.
— Да, мэм! — ответил голос.
Послышались удаляющиеся шаги. Потом все стихло.
Лук встала с кресла, подошла к двери и, быстро распахнув ее, ногой затолкала газеты в комнату. И тотчас захлопнула дверь. Подобрала газеты с пола и снова устроилась в кресле, разворачивая одну из них.
Не сдержавшись, он выбил газету из ее рук.
— Когда ты прекратишь обсасывать эти гнусные газетенки?! — заорал он. Отошел к окну и встал там, уткнувшись в раму лбом.
Лук терпеливо потянулась за упавшей газетой и вдруг увидела снимок.
— Чезарио! — воскликнула она. — Смотри! Она вернулась!
Всю последнюю страницу «Джорнэл-Америкэн» занимало фото, на котором улыбалась и махала рукой снимающему ее фотографу Илина. Надпись под фотографией гласила: «Баронесса возвращается после заграничной поездки».
— Алло…
Потом взволнованный и торопливый голос Чезарио:
\— Ты получила ответ?
Схватив трубку другого телефона, один из детективов уже давал кому-то указания.
— Чезарио, это ты? У тебя все хорошо? — спрашивала Илина.
Беккет напряженно смотрел на агента с телефоном.
— Юна задержит его, сколько сумеет. Скорее!
— Делаем все возможное! — уверил агент.
— Я получила… — слышался голос Илины. — Но, Чезарио, мне не совсем понятно…
— Неважно! — перебил он. — Читай, что там? Голосом, полным недоумения, она произнесла:
— Луна взойдет сегодня ночью…
Раздался резкий щелчок, и репродуктор умолк. Чезарио повесил трубку. Голос Илины продолжал взывать:
— Чезарио! Чезарио! Не слышу! Ты где?.. Беккет посмотрел на агента:
— Засекли?
Тот удрученно покачал головой:
— Не успели. Слишком быстро отключился… Голос Илины все еще звал:
— Чезарио!
Беккет взял трубку.
— Его уже нет на линии, баронесса.
— Мистер Беккет, я все правильно сделала? — испуганно спросила Илина. — Я держала его, сколько могла…
— Вы все сделали как нельзя лучше, — Беккет пытался придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовал. — Мы контролируем ситуацию.
Он повесил трубку.
— Спасибо, — кивнул агенту. — Можете отключаться.
— У нас есть, за что его взять, если он выберется из своей норы? — спросил агент.
— Нет, — ответил Беккет.
— Но он посылал за границу женщину с письмом, и она привезла ответ…
Беккет усмехнулся.
— Законом это не возбраняется.
Агент недоуменно пожал плечами и вышел. Беккет повернулся к Стрэнгу. Тот сидел за столом напротив.
— Это была хорошая попытка, Джордж… Беккет устало улыбнулся:
— Хорошая попытка, которая плохо закончилась…
— Во всяком случае, ты сделал все, что мог , — сказал Стрэнг.
Беккет встал из-за стола. Неудача горечью отдавалась во рту.
— Нечего темнить, Дэн, это — провал. Он отошел к окну и отвернулся.
— Если Кординелли завтра появится как ни в чем не бывало, это будет означать, что Стилет получил прощение и может жить спокойно. Если его уберут, мы теряем последнюю нить. В любом случае, Маттео остается за кадром.
Он обернулся к Стрэнгу и добавил, не скрывая горечи:
— Они обошли нас, Дэн. Так или иначе — мы проиграли.
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать пятая
— Может, ты приляжешь? Тебе надо немного отдохнуть, — мягко сказала она.
— Отдохнуть?! — взорвался он. — Я уже болен от этого отдыха! Валяться на грязной постели, есть какую-то мерзость…
— Все же лучше, чем быть мертвым, — спокойно сказала она.
— Сейчас я в этом не уверен! — огрызнулся он и отвернулся.
\ Лук снова взяла газету, но Чезарио заговорил, и она подняла голову. Он стоял, опершись на подоконник, и глядел вниз.
— Я насмотрелся на этих людишек в итальянской деревне, когда был мальчишкой. Ты только погляди, как они хохочут, орут, суетятся, снуют повсюду в поисках какой-нибудь еды…
Лук подошла к нему и встала рядом.
— И тем не менее, похоже, они счастливы, — сказала она.
Он покосился на нее и снова уставился в окно. В голосе его было неподдельное изумление.
— Вот это мне и непонятно! Чему они так рады? Что у них есть в этой жизни, чего нет у нас? Неужели им не известно, что этот мир создан для тех немногих, кто умеет брать? Они должны это знать, не могут не знать! И все-таки они смеются, радуются, делают детей…
Она украдкой поглядела на него. Ей вспомнилось то время, когда она была совсем ребенком. Какое радостное оживление приходило в их маленький город в дни ярмарок и распродаж… Бедный Чазарио! В мире есть столько вещей, о существовании которых ты даже не подозреваешь!
— Быть может, у них есть надежда… — сказала она.
— Надежда? — он расхохотался. — Это слово придумали мечтатели.
Она еще надеялась, что он поймет ее.
— Быть может, у них есть вера. Он снова смеялся.
— Слово, которое придумали попы!
Она не удержалась и положила ладонь на его обнаженную руку. А вдруг через прикосновение ему передадутся чувства, нахлынувшие на нее!
— Быть может, у них есть любовь… — проговорила она тихо. Он обернулся к ней и, заглянув в глаза, отстранился. — Из всех лживых слов это — самое лживое! Его придумали женщины, чтобы покрасивей обозначить свои физиологические нужды. Лю-бовь! Тьфу!
Лук отвернулась и села в кресло. Взяла газету, но строчки расплывались. До странности знакомая сверлящая боль пронзила тело.
— Возможно. Но тогда — я не знаю, — с запозданием ответила она.
Он подошел к ней и встал рядом, глядя сверху вниз. Она не поднимала глазах. Ей не хотелось видеть знакомую жестокую усмешку, блуждающую на его лице. За две недели она достаточно на это насмотрелась. Юн улыбался так всегда, когда хотел войти в нее.
— Все верно, ты не знаешь, — сказал он. — И никто не знает. Только у меня хватает смелости смотреть правде в глаза. А там — пустота! Там — ничего, кроме желания существовать. И для большинства не важно даже — как? Только бы существовать, день за днем. Год за годом. Зачем? Ни за чем! — он почти кричал.
Лук хотела ответить, но раздался стук в дверь. Оглянувшись на Чезарио, она увидела в его руке стилет.
— Да? — отозвалась она. Голос портье сообщил:
— Я принес вечерние газеты, мэм!
— Оставьте под дверью, — попросила она. — Я заберу их немного позже.
— Да, мэм! — ответил голос.
Послышались удаляющиеся шаги. Потом все стихло.
Лук встала с кресла, подошла к двери и, быстро распахнув ее, ногой затолкала газеты в комнату. И тотчас захлопнула дверь. Подобрала газеты с пола и снова устроилась в кресле, разворачивая одну из них.
Не сдержавшись, он выбил газету из ее рук.
— Когда ты прекратишь обсасывать эти гнусные газетенки?! — заорал он. Отошел к окну и встал там, уткнувшись в раму лбом.
Лук терпеливо потянулась за упавшей газетой и вдруг увидела снимок.
— Чезарио! — воскликнула она. — Смотри! Она вернулась!
Всю последнюю страницу «Джорнэл-Америкэн» занимало фото, на котором улыбалась и махала рукой снимающему ее фотографу Илина. Надпись под фотографией гласила: «Баронесса возвращается после заграничной поездки».
* * *
Группа мужчин в кабинете Беккета тесно сгрудилась возле стола. Из динамика послышался голос Илины:— Алло…
Потом взволнованный и торопливый голос Чезарио:
\— Ты получила ответ?
Схватив трубку другого телефона, один из детективов уже давал кому-то указания.
— Чезарио, это ты? У тебя все хорошо? — спрашивала Илина.
Беккет напряженно смотрел на агента с телефоном.
— Юна задержит его, сколько сумеет. Скорее!
— Делаем все возможное! — уверил агент.
— Я получила… — слышался голос Илины. — Но, Чезарио, мне не совсем понятно…
— Неважно! — перебил он. — Читай, что там? Голосом, полным недоумения, она произнесла:
— Луна взойдет сегодня ночью…
Раздался резкий щелчок, и репродуктор умолк. Чезарио повесил трубку. Голос Илины продолжал взывать:
— Чезарио! Чезарио! Не слышу! Ты где?.. Беккет посмотрел на агента:
— Засекли?
Тот удрученно покачал головой:
— Не успели. Слишком быстро отключился… Голос Илины все еще звал:
— Чезарио!
Беккет взял трубку.
— Его уже нет на линии, баронесса.
— Мистер Беккет, я все правильно сделала? — испуганно спросила Илина. — Я держала его, сколько могла…
— Вы все сделали как нельзя лучше, — Беккет пытался придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовал. — Мы контролируем ситуацию.
Он повесил трубку.
— Спасибо, — кивнул агенту. — Можете отключаться.
— У нас есть, за что его взять, если он выберется из своей норы? — спросил агент.
— Нет, — ответил Беккет.
— Но он посылал за границу женщину с письмом, и она привезла ответ…
Беккет усмехнулся.
— Законом это не возбраняется.
Агент недоуменно пожал плечами и вышел. Беккет повернулся к Стрэнгу. Тот сидел за столом напротив.
— Это была хорошая попытка, Джордж… Беккет устало улыбнулся:
— Хорошая попытка, которая плохо закончилась…
— Во всяком случае, ты сделал все, что мог , — сказал Стрэнг.
Беккет встал из-за стола. Неудача горечью отдавалась во рту.
— Нечего темнить, Дэн, это — провал. Он отошел к окну и отвернулся.
— Если Кординелли завтра появится как ни в чем не бывало, это будет означать, что Стилет получил прощение и может жить спокойно. Если его уберут, мы теряем последнюю нить. В любом случае, Маттео остается за кадром.
Он обернулся к Стрэнгу и добавил, не скрывая горечи:
— Они обошли нас, Дэн. Так или иначе — мы проиграли.
Глава двадцать четвертая
Около десяти вечера они вышли из отеля.
— Здесь недалеко, — сказал Чезарио, и они пошли пешком.
С Парк-авеню свернули на Сто шестнадцатую и направились к Мэдиссон-авеню. Покружили по переулкам. Наконец он взял ее за локоть и указал через дорогу:
— Вон там, напротив.
Лук увидела приземистое кирпичное здание с маленькой неоновой вывеской над дверью. Бело-зеленая надпись гласила: «Четвертинка луны. Бар и гриль».
Они прошли мимо салуна и поднялись по лестнице, ведущей в дом. Через открытую дверь попали в пустынный коридор, залитый неверным желтым светом одинокой лампочки под потолком.
Лук подняла к нему лицо:
— Куда мы идем? Он повернулся:
— К Маттео, конечно.
— А я-то думала, ему нельзя здесь появляться… — недоуменно протянула она.
— Многие так думают, — он усмехнулся и подхватил ее под руку. — Идем!
Этажом выше они остановились. Чезарио постучал.
— Не заперто, войдите! — послышался голос Маттео.
Чезарио толкнул дверь. Увидев роскошно обставленную комнату, Лук была немало удивлена. Она совсем не ожидала увидеть в обветшалом старом доме богатые апартаменты.
Маттео сидел за столом.
— Дон Чезарио! — воскликнул он. — Мисс Никольс! Приятно удивлен такой встречей.
Оставив Лук стоять у двери, Чезарио приблизился к столу. Какое-то время он молча смотрел на Маттео.
Лук с интересом оглядывала комнату. В углу стоял еще один стол с пишущей машинкой. Рядом — шкаф, начиненный какими-то бумагами. В глубине помещения — задрапированный гардинами альков. Вероятно, оттуда была дверь в уборную. Эта комната отличалась от других только тем, что в ней не было окон.
Маттео заговорил первым.
— Ты просил о встрече, мой племянник? Чезарио кивнул.
— Насколько я понял, между нами произошло недоразумение.
— Вот как? — Маттео склонил голову набок.
— Когда мы виделись в последний раз, вы мне сказали, что я сделал свою работу хорошо. И что Общество осталось мною довольно.
— Это правда, — Маттео кивнул.
— Тогда почему меня пытаются убить? — спокойно спросил Чезарио.
Сложив руки на животе, Маттео откинулся в кресле. Он выглядел невозмутимо.
— Ты слишком молод, мой племянник, и не понимаешь многих важных вещей.
— Например?
— Братство существует благодаря одному исключительно простому правилу, — вкрадчиво продолжал Эмилио. — Это золотое правило помогало нам перенести множество невзгод, выжить в нескольких войнах и сохранить могущество по сей день… Оно гласит: «Человек, существование которого становится более опасно для Общества, нежели для него самого, не должен оставаться в живых».
— Но я не нарушал этого правила! — возразил Чезарио. — Разве я представил недостаточно доказательств того, что Обществу нечего беспокоиться на мой счет?
Голос Маттео был мягок и терпелив, будто он говорил с малым ребенком:
— Это достойно сожаления, но факт остается фактом: то, что ты теперь знаешь, равноценно кинжалу, приставленному к нашему горлу. О тебе известно полиции. Ты обладаешь информацией, представляющей для них огромный интерес.
— Я же говорил вам, от меня они ничего не получат!
— Я верю тебе, мой племянник, — согласно кивал Маттео. — Но если мы с тобой оба ошибемся, делу будет нанесен непоправимый ущерб. К тому же, не все братья доверяют тебе так, как я.
— Но почему? — допытывался Чезарио. — Я держу свою клятву! И мне от них ничего не нужно!
— Вот-вот, тебе ничего не нужно! — подхватил Эмилио. — В этом все и дело! Членов Братства связывает общий интерес. Но человеку, которому ничего не нужно, нечего защищать! Ты совсем не то, что Большой Датчанин и Денди Ник. Они знали, что теряют, и у них были причины быть лояльными. Они участвовали в прибылях. От тебя же, племянник, мы не имеем ни прибыли, ни пользы. Ты просто дилетант. Собственные прихоти для тебя — превыше всего.
— Итак, они хотят устранить меня, опасаясь за Денди Ника?
Эмилио состроил беспомощную физиономию и развел руками.
— Чезарио! Оглянись! — вскрикнула Лук. Она заметила движение в алькове.
Стилет тут же появился в его руке. Он молнией метнулся к занавешенному алькову и пронзил человека, скрывавшегося там. Вцепившись в гардины, умирающий сорвал их и рухнул на пол. Склонившись над убитым, Чезарио отбросил ткань с его лица.
— Но это же Денди Ник! — воскликнул он и оглянулся на Эмилио. — Итак, согласно вашему правилу, я больше никому не угрожаю?
— Ты не прав, мой племянник, — мягко возразил Эмилио. — Есть еще один человек.
— Кто же он?
В руке Эмилио блеснул револьвер.
— Я!
Он, не торопясь, взвел курок. «Досадно, — подумал не без сожаления, — Мальчишка мог бы стать одним из Донов Общества. Как глупо…»
Размышляя, он не заметил, что Лук подобрала с пола револьвер Денди Ника. Раздался выстрел. Пуля попала в плечо и отбросила Маттео в кресло. Он выронил оружие.
Одним прыжком Чезарио оказался над ним. Сверкнул стилет.
— Нет! Нет!.. — визжал Эмилио, пытаясь увернуться от удара. — Чезарио, я поговорю в Совете… Они меня послушают!..
Чезарио захохотал.
— Поздно, дядюшка! — крикнул он. — Твои же правила тебя и погубили. Я свободен! Свободен!
Окаменев от ужаса, Лук смотрела, как поднимается и опускается, вонзаясь в уже неподвижное тело, окровавленный нож.
— Чезарио, довольно! — будто во сне, не слыша собственного голоса, закричала она.
Он медленно выпрямился. Обернувшись, встретился с ней взглядом. Безумие светилось в глубине его зрачков.
Наконец он схватил ее за руку, распахнул дверь, и они стремительно сбежали вниз по лестнице.
— Ты представляешь, — он коротко хохотнул, — похоже, Эмилио и вправду верил, будто он — мой дядя!
Лук подошла сзади и принялась легкими движениями массировать ему затылок и шею.
— Хорошо бы теперь вернуться домой! — мечтательно проговорила она.
Чезарио закончил писать и, обернувшись, подал ей чек.
— Это тебе! — жестко сказал он.
Лук машинально взглянула на листок.
— Зачем? — спросила удивленно.
Он глядел чужими холодными глазами. Голос был так же холоден и бесцветен.
— Ты говорила, что хочешь купить «феррари».
Можешь забирать свои вещи и отправляться на все четыре стороны.
Она оцепенела. Она не верила своим ушам! Внезапно начались сильнейшие спазмы в животе. К горлу подступила тошнота. Опять! Опять все то же!
— Ты думаешь… — она поперхнулась. В горле мгновенно пересохло. Откуда-то снизу поднималась невыносимая горечь. — Ты думаешь, я осталась с тобой из-за этого?!
Чезарио резко встал и, оттолкнув кресло, направился к бару.
— Какое тебе дело, что я думаю! — бесцеремонно ответил он. — У меня с тобой все кончено.
Она должна сказать! Быть может, узнав, что она беременна, он не станет с ней так обращаться… Он не виноват! Он так много испытал!
— Чезарио, что же мне делать теперь?.. Я… Мне не…
Он стоял к ней спиной. Открыв бар, вынул маленькую темную бутылочку и поставил на стол.
— Делай, что хочешь. Мне безразлично, — перебил он. — У тебя есть выбор. Ты знаешь, что здесь находится, — он указал на бутылочку. — Несколько капель, и через три минуты — полное забвение. Вполне безболезненно. Я дарю тебе это.
Он направился к выходу. Лук бессознательно шагнула следом.
— Чезарио! — воскликнула она в слезах. — Куда ты? К ней?
Он медленно улыбнулся. Особая жестокая нежность проникла в его голос.
— Да! Ты меня утомила. Мне осточертело жить с тобой на грязных простынях. Мне опротивела твоя плебейская манера любить. Ты верно сказала тогда, что Илина за десять минут даст мне больше в сексе, чем ты за десять дней. Что ж, ты и на деле это доказала!
Лук схватила его за отвороты пиджака:
— Ты больше не хочешь меня? Чезарио стряхнул с себя ее руку.
— Не совсем так, — проговорил он жестко. — Я больше не нуждаюсь в тебе.
Он вышел. Лук стояла и тупо смотрела на дверь.
Потом она медленно повернулась и пошла к дивану.
Снова. Снова то же самое… Бутылочка с ядом попалась ей на глаза. Он прав. Для нее это лучший выход.
Она стремительно поднялась — и вдруг со страшной силой к горлу подкатила тошнота… Она едва успела доползти до ванной. Ее рвало. По лицу, обжигая глаза, струились слезы. Ее рвало, пока не вывернуло наизнанку.
Лук обессиленно опустилась на колени и прижалась щекой к холодному фарфору. От слез она ничего не видела перед собой. Она уже больше не сомневалась в том, что с ней происходит.
— Здесь недалеко, — сказал Чезарио, и они пошли пешком.
С Парк-авеню свернули на Сто шестнадцатую и направились к Мэдиссон-авеню. Покружили по переулкам. Наконец он взял ее за локоть и указал через дорогу:
— Вон там, напротив.
Лук увидела приземистое кирпичное здание с маленькой неоновой вывеской над дверью. Бело-зеленая надпись гласила: «Четвертинка луны. Бар и гриль».
Они прошли мимо салуна и поднялись по лестнице, ведущей в дом. Через открытую дверь попали в пустынный коридор, залитый неверным желтым светом одинокой лампочки под потолком.
Лук подняла к нему лицо:
— Куда мы идем? Он повернулся:
— К Маттео, конечно.
— А я-то думала, ему нельзя здесь появляться… — недоуменно протянула она.
— Многие так думают, — он усмехнулся и подхватил ее под руку. — Идем!
Этажом выше они остановились. Чезарио постучал.
— Не заперто, войдите! — послышался голос Маттео.
Чезарио толкнул дверь. Увидев роскошно обставленную комнату, Лук была немало удивлена. Она совсем не ожидала увидеть в обветшалом старом доме богатые апартаменты.
Маттео сидел за столом.
— Дон Чезарио! — воскликнул он. — Мисс Никольс! Приятно удивлен такой встречей.
Оставив Лук стоять у двери, Чезарио приблизился к столу. Какое-то время он молча смотрел на Маттео.
Лук с интересом оглядывала комнату. В углу стоял еще один стол с пишущей машинкой. Рядом — шкаф, начиненный какими-то бумагами. В глубине помещения — задрапированный гардинами альков. Вероятно, оттуда была дверь в уборную. Эта комната отличалась от других только тем, что в ней не было окон.
Маттео заговорил первым.
— Ты просил о встрече, мой племянник? Чезарио кивнул.
— Насколько я понял, между нами произошло недоразумение.
— Вот как? — Маттео склонил голову набок.
— Когда мы виделись в последний раз, вы мне сказали, что я сделал свою работу хорошо. И что Общество осталось мною довольно.
— Это правда, — Маттео кивнул.
— Тогда почему меня пытаются убить? — спокойно спросил Чезарио.
Сложив руки на животе, Маттео откинулся в кресле. Он выглядел невозмутимо.
— Ты слишком молод, мой племянник, и не понимаешь многих важных вещей.
— Например?
— Братство существует благодаря одному исключительно простому правилу, — вкрадчиво продолжал Эмилио. — Это золотое правило помогало нам перенести множество невзгод, выжить в нескольких войнах и сохранить могущество по сей день… Оно гласит: «Человек, существование которого становится более опасно для Общества, нежели для него самого, не должен оставаться в живых».
— Но я не нарушал этого правила! — возразил Чезарио. — Разве я представил недостаточно доказательств того, что Обществу нечего беспокоиться на мой счет?
Голос Маттео был мягок и терпелив, будто он говорил с малым ребенком:
— Это достойно сожаления, но факт остается фактом: то, что ты теперь знаешь, равноценно кинжалу, приставленному к нашему горлу. О тебе известно полиции. Ты обладаешь информацией, представляющей для них огромный интерес.
— Я же говорил вам, от меня они ничего не получат!
— Я верю тебе, мой племянник, — согласно кивал Маттео. — Но если мы с тобой оба ошибемся, делу будет нанесен непоправимый ущерб. К тому же, не все братья доверяют тебе так, как я.
— Но почему? — допытывался Чезарио. — Я держу свою клятву! И мне от них ничего не нужно!
— Вот-вот, тебе ничего не нужно! — подхватил Эмилио. — В этом все и дело! Членов Братства связывает общий интерес. Но человеку, которому ничего не нужно, нечего защищать! Ты совсем не то, что Большой Датчанин и Денди Ник. Они знали, что теряют, и у них были причины быть лояльными. Они участвовали в прибылях. От тебя же, племянник, мы не имеем ни прибыли, ни пользы. Ты просто дилетант. Собственные прихоти для тебя — превыше всего.
— Итак, они хотят устранить меня, опасаясь за Денди Ника?
Эмилио состроил беспомощную физиономию и развел руками.
— Чезарио! Оглянись! — вскрикнула Лук. Она заметила движение в алькове.
Стилет тут же появился в его руке. Он молнией метнулся к занавешенному алькову и пронзил человека, скрывавшегося там. Вцепившись в гардины, умирающий сорвал их и рухнул на пол. Склонившись над убитым, Чезарио отбросил ткань с его лица.
— Но это же Денди Ник! — воскликнул он и оглянулся на Эмилио. — Итак, согласно вашему правилу, я больше никому не угрожаю?
— Ты не прав, мой племянник, — мягко возразил Эмилио. — Есть еще один человек.
— Кто же он?
В руке Эмилио блеснул револьвер.
— Я!
Он, не торопясь, взвел курок. «Досадно, — подумал не без сожаления, — Мальчишка мог бы стать одним из Донов Общества. Как глупо…»
Размышляя, он не заметил, что Лук подобрала с пола револьвер Денди Ника. Раздался выстрел. Пуля попала в плечо и отбросила Маттео в кресло. Он выронил оружие.
Одним прыжком Чезарио оказался над ним. Сверкнул стилет.
— Нет! Нет!.. — визжал Эмилио, пытаясь увернуться от удара. — Чезарио, я поговорю в Совете… Они меня послушают!..
Чезарио захохотал.
— Поздно, дядюшка! — крикнул он. — Твои же правила тебя и погубили. Я свободен! Свободен!
Окаменев от ужаса, Лук смотрела, как поднимается и опускается, вонзаясь в уже неподвижное тело, окровавленный нож.
— Чезарио, довольно! — будто во сне, не слыша собственного голоса, закричала она.
Он медленно выпрямился. Обернувшись, встретился с ней взглядом. Безумие светилось в глубине его зрачков.
Наконец он схватил ее за руку, распахнул дверь, и они стремительно сбежали вниз по лестнице.
— Ты представляешь, — он коротко хохотнул, — похоже, Эмилио и вправду верил, будто он — мой дядя!
* * *
Чезарио отворил дверь конторы, и они вошли. Он сел за письменный стол, отодвинул скопившуюся за эти дни почту, кипой сложенную на столе, взял чековую книжку и стал ее заполнять.Лук подошла сзади и принялась легкими движениями массировать ему затылок и шею.
— Хорошо бы теперь вернуться домой! — мечтательно проговорила она.
Чезарио закончил писать и, обернувшись, подал ей чек.
— Это тебе! — жестко сказал он.
Лук машинально взглянула на листок.
— Зачем? — спросила удивленно.
Он глядел чужими холодными глазами. Голос был так же холоден и бесцветен.
— Ты говорила, что хочешь купить «феррари».
Можешь забирать свои вещи и отправляться на все четыре стороны.
Она оцепенела. Она не верила своим ушам! Внезапно начались сильнейшие спазмы в животе. К горлу подступила тошнота. Опять! Опять все то же!
— Ты думаешь… — она поперхнулась. В горле мгновенно пересохло. Откуда-то снизу поднималась невыносимая горечь. — Ты думаешь, я осталась с тобой из-за этого?!
Чезарио резко встал и, оттолкнув кресло, направился к бару.
— Какое тебе дело, что я думаю! — бесцеремонно ответил он. — У меня с тобой все кончено.
Она должна сказать! Быть может, узнав, что она беременна, он не станет с ней так обращаться… Он не виноват! Он так много испытал!
— Чезарио, что же мне делать теперь?.. Я… Мне не…
Он стоял к ней спиной. Открыв бар, вынул маленькую темную бутылочку и поставил на стол.
— Делай, что хочешь. Мне безразлично, — перебил он. — У тебя есть выбор. Ты знаешь, что здесь находится, — он указал на бутылочку. — Несколько капель, и через три минуты — полное забвение. Вполне безболезненно. Я дарю тебе это.
Он направился к выходу. Лук бессознательно шагнула следом.
— Чезарио! — воскликнула она в слезах. — Куда ты? К ней?
Он медленно улыбнулся. Особая жестокая нежность проникла в его голос.
— Да! Ты меня утомила. Мне осточертело жить с тобой на грязных простынях. Мне опротивела твоя плебейская манера любить. Ты верно сказала тогда, что Илина за десять минут даст мне больше в сексе, чем ты за десять дней. Что ж, ты и на деле это доказала!
Лук схватила его за отвороты пиджака:
— Ты больше не хочешь меня? Чезарио стряхнул с себя ее руку.
— Не совсем так, — проговорил он жестко. — Я больше не нуждаюсь в тебе.
Он вышел. Лук стояла и тупо смотрела на дверь.
Потом она медленно повернулась и пошла к дивану.
Снова. Снова то же самое… Бутылочка с ядом попалась ей на глаза. Он прав. Для нее это лучший выход.
Она стремительно поднялась — и вдруг со страшной силой к горлу подкатила тошнота… Она едва успела доползти до ванной. Ее рвало. По лицу, обжигая глаза, струились слезы. Ее рвало, пока не вывернуло наизнанку.
Лук обессиленно опустилась на колени и прижалась щекой к холодному фарфору. От слез она ничего не видела перед собой. Она уже больше не сомневалась в том, что с ней происходит.
Глава двадцать пятая
Он повернул ключ. В комнате Илины горел свет, из ванной доносился шум льющейся воды. Улыбаясь, он приблизился к двери.
— Илина!
Шум воды прекратился.
— Чезарио? Это ты? — раздался ее голос.
— Да! — его улыбка стала еще шире. — Я вернулся!
— Как твои дела?
— Все о'кей! — ответил он. — Выходи поскорее! Я хочу сказать тебе что-то очень важное!
Он отошел от двери. Пришло и его время. Время покончить со всеми приключениями и начать семейную жизнь.
Будто наяву, он услышал слова отца, сказанные когда-то давным-давно: «И не дай нашему имени умереть, сын мой. Не растрать себя попусту».
Из ванной послышался голос Илины:
— Чезарио, пожалуйста, подай мне мою сумку с косметикой! Я не могу выйти к тебе с ненакрашенными губами! Она на столике в спальне…
Чезарио подумал о том, сколько раз он видел ее без всякого макияжа, и усмехнулся. Но он уже привыкал к ее маленьким капризам. Они станут частью их будущей семейной жизни. Он подошел к ночному столику и взял с него маленький ящичек. Застежки его были не заперты, передняя стенка откинулась, содержимое посыпалось на пол. Все еще улыбаясь, Чезарио стал на колени и принялся собирать рассыпанные по полу вещицы. Положил на место пудреницу, помаду. Собрал какие-то бумажки, письма, фотоснимки, машинально их просматривая. Чего только женщины не носят с собой! Кредитные карточки, копии счетов… Взгляд остановился на плотном конверте с грифом «Служебное письмо правительства США». Письмо было отправлено Иммиграционным Департаментом и адресовано Илине. Так же машинально он раскрыл конверт и принялся читать. «По ходатайству мистера Джорджа Беккета и Федерального бюро расследований мы настоящим извещаем Вас, что Ваша просьба о предоставлении Вам постоянного вида на жительство в нашей стране удовлетворена. Будьте любезны обратиться с этим письмом и Вашим паспортом в ближайшее учреждение, чтобы оформить это разрешение надлежащим образом».
Продолжая тупо водить глазами по строчкам, Чезарио медленно поднялся на ноги. Забытая коробка с косметикой осталась на полу. Он открыл дверь ванной прежде, чем до него дошел смысл прочитанного.
Она все это время работала на Беккета. Иначе с какой стати он стал бы ей помогать?
Илина стояла перед зеркалом, кутаясь в халат. Услышав шаги, обернулась. Выражение его лица заставило ее содрогнуться.
— Чезарио! Что произошло?!! — в ужасе закричала она, и в следующее мгновение увидела в его руке письмо. Она в смятении уставилась на него, не в силах пошевелиться.
Чезарио стоял в дверях, заслоняя проем. Глаза его были мертвы.
— Почему, Илина? Ну почему? Ведь ты пришла ко мне как друг, пришла за помощью, и я помог тебе! Зачем ты?..
Она почувствовала, как ноги приросли к полу от страха.
— Меня заставили, Чезарио. У меня не было выхода! Они схватили меня за горло!
— Не верю, — жестко выговорил он и шагнул вперед. — Ты могла мне рассказать! Мы бы действовали ссобща!
Она завороженно смотрела, как он медленно заносит руку для удара. Странно. Теперь она не чувствовала страха. «Неужели и другие, — мелькнуло в голове, — вот так же ощущают себя перед смертью?»
— Не делай этого, Чезарио, — спокойно проговорила она. — Тебе не удастся скрыться. Они узнают.
Не опуская руки, он стоял и смотрел на нее. Он думал.
— Не делай этого, Чезарио! — повторила она торопливо, надеясь воспользоваться его замешательством. — Тебе теперь плохо. Я помогу тебе!
— Ты мне уже помогла, — сказал он с горечью. — А я-то, дурак, хотел на тебе жениться!
Илина попыталась проскользнуть мимо него в дверь… Удар настиг ее мгновенно. Она потеряла сознание и упала к его ногам, даже не успев еще раз испугаться. Тяжко дыша, он смотрел сверху вниз на неподвижное тело. Мысль лихорадочно работала. Он не решался использовать стилет. Надо было сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Так, как было с Барбарой.
Чезарио вернулся в спальню и огляделся. В глубине заметил широкую, во всю стену, французскую дверь. Самоубийство! Это как раз то, что нужно!
Он торопливо вошел в ванную, подхватил Илину на руки и направился к двери, ведущей на террасу. Открыл ее. Стояла тихая зимняя ночь. Только что пошел снег. Крупные белые хлопья кружились в воздухе.
Он поднес к парапету бесчувственное тело. Положил его на каменное ограждение и в последний раз заглянул ей в лицо: застывшее, белое, странно маленькое…
В ушах звучал ее веселый звенящий смех. Как она была бы прелестна в подвенечном наряде… Легким движением он перекинул тело через парапет.
Он не посмотрел вниз. Резко развернулся и бросился прочь от этого места.
— Ты еще здесь?! — взорвался он. Она не ответила.
Он тяжело опустился на диван, наклонился вперед и спрятал голову в ладонях.
— Чего ты дожидаешься? Немедленно убирайся! — он почти кричал.
Не меняя позы, потер одеревеневшую шею. Лук остановилась возле бара, налила немного из бутылки и подошла к нему.
— Возьми, — она протянула стакан.
Он разом опорожнил его, поставил перед собой на стол и поднял глаза.
— А теперь собирай вещи и катись! Лук молча повернулась и вышла.
Чезарио прилег на диван, поудобней положив голову. Как он устал! Завтра он отправится куда-нибудь, где теперь тепло, и забудет про все на свете. Будет лежать и греться на солнце… Он закрыл глаза. Он уже почти забыл, как это хорошо — просто лежать и нежиться на солнце. Ему захотелось встать и пойти в спальню. Надо бы забраться в постель…
Он поднял голову, но его что-то как будто удерживало. Было такое чувство, словно ноги оставили его и самостоятельно отправились спать… Он попытался встать рывком — и не смог пошевелиться.
Из спальни вышла Лук с чемоданом в руках. Ни слова не говоря, она проследовала мимо.
Чезарио чувствовал, как лоб покрывает испарина.
— Лук! — позвал он. — Помоги мне! Со мной что-то неладно…
Она обернулась.
— Я не могу помочь тебе, — сказала негромко.
Он уставился на нее. Она не двигалась и больше ничего не говорила. Ему на глаза попался пустой стакан из-под виски.
И он понял!
— Стерва! Ты отравила меня!! — отчаянно завопил он. — Мне надо было убить тебя на десерт!
— Может быть, — таким же безжизненным голосом произнесла она. — Я же предупреждала, что больше не хочу проигрывать, — она отвернулась и открыла входную дверь.
На пороге стояли Беккет и еще несколько человек.
Они заставили Лук вернуться в комнату и вошли сами.
Беккет посмотрел на Чезарио, потом снова на Лук.
— Что с ним? Чезарио не двигался.
Смутная догадка всплывала в его мозгу. Он повернул к ним голову. Лицо его напряглось.
— Он умирает, — сказала Лук.
— Лукреция!.. — визгливо вскрикнул Чезарио. Беккет понял, что пора действовать.
— Доктора! Быстро! — распорядился он.
— Поздно! — Лук засмеялась, тихонько, потом все громче и громче. — Лучше пригласите священника!
— Вызывайте доктора! — повторил Беккет. — И уберите ее отсюда!
Один из агентов удалился, уводя за собою Лук, и в комнату тотчас вошел Стрэнг.
— С баронессой все обойдется, — сообщил он, — кости целы. Полежит несколько дней и встанет.
Чезарио уперся в него невидящим взглядом.
— Баронесса мертва!
Беккет отрицательно покачал головой.
— Ее терраса находится над выступающим вперед балконом. Она упала на тент, пролетев всего один этаж.
Чезарио захохотал.
— Что это с ним? — Стрэнг недоуменно повел бровью.
— Умирает, — ответил Беккет. — Он отравлен. Издевательски хохоча, Чезарио смотрел на них. Эти болваны должны бы знать, что никто в семействе Борджиа не кончал собой добровольно. Он хотел было сказать им это, но передумал. Пусть останется хоть что-нибудь, чего эти мартышки никогда не узнают! Он хохотал.
Беккет наклонился к нему.
— Где Маттео и Денди Ник? Чезарио усмехнулся.
— Мертвы. Все мертвы.
— Зачем вы это делали, Кординелли? — быстро спрашивал Беккет. — Ведь у вас было все, чего вы хотели?
Чезарио тщетно пытался сфокусировать взгляд на склоненном к нему лице. Перед глазами плыло.
— Это именно то, мистер Беккет, что не раз говорил мне мой отец. Он усыновил меня исключительно затем, чтобы передать свое имя… Не уверен, что вы меня поймете… В этой жизни только две вещи имеют смысл. Рождение и смерть. Все, что между ними, вся эта жизнь… Пустое…
Он прервался, с усилием переводя дыхание.
— И только когда две эти вещи у вас в руках… только тогда вы живете. Вот почему нас так влечет к женщине. Чтобы родиться вновь. Вот почему вы стоите здесь и с вожделением ждете моей смерти. Она даст вам почувствовать себя гораздо более живым, чем раньше…
Он уронил голову. Лицо его было бело, как полотно. По нему ручьями струился пот.
— Да он просто спятил, — бросил Стрэнг. — Бред сумасшедшего!
С трудом приподнявшись, Чезарио глядел на полицейского. Попытка хоть что-то увидеть сквозь пелену, застилавшую взор, отнимала последние силы.
Вдруг он явственно услышал плач новорожденного. Ребенок? Откуда здесь ребенок? Неужели этот человек прав, и он действительно сошел с ума? И так же вдруг, неизвестно откуда — пришло понимание. Это плакал его ребенок. Это было то, о чем Лук пыталась ему сказать. Она носила в себе его ребенка.
Он собирал остатки сил в надежде выговорить… Губы не слушались, голоса почти не было.
— А разве… весь мир… не сходит потихоньку с ума? — спросил он наконец.
И завеса опустилась, скрывая для него все.
— Илина!
Шум воды прекратился.
— Чезарио? Это ты? — раздался ее голос.
— Да! — его улыбка стала еще шире. — Я вернулся!
— Как твои дела?
— Все о'кей! — ответил он. — Выходи поскорее! Я хочу сказать тебе что-то очень важное!
Он отошел от двери. Пришло и его время. Время покончить со всеми приключениями и начать семейную жизнь.
Будто наяву, он услышал слова отца, сказанные когда-то давным-давно: «И не дай нашему имени умереть, сын мой. Не растрать себя попусту».
Из ванной послышался голос Илины:
— Чезарио, пожалуйста, подай мне мою сумку с косметикой! Я не могу выйти к тебе с ненакрашенными губами! Она на столике в спальне…
Чезарио подумал о том, сколько раз он видел ее без всякого макияжа, и усмехнулся. Но он уже привыкал к ее маленьким капризам. Они станут частью их будущей семейной жизни. Он подошел к ночному столику и взял с него маленький ящичек. Застежки его были не заперты, передняя стенка откинулась, содержимое посыпалось на пол. Все еще улыбаясь, Чезарио стал на колени и принялся собирать рассыпанные по полу вещицы. Положил на место пудреницу, помаду. Собрал какие-то бумажки, письма, фотоснимки, машинально их просматривая. Чего только женщины не носят с собой! Кредитные карточки, копии счетов… Взгляд остановился на плотном конверте с грифом «Служебное письмо правительства США». Письмо было отправлено Иммиграционным Департаментом и адресовано Илине. Так же машинально он раскрыл конверт и принялся читать. «По ходатайству мистера Джорджа Беккета и Федерального бюро расследований мы настоящим извещаем Вас, что Ваша просьба о предоставлении Вам постоянного вида на жительство в нашей стране удовлетворена. Будьте любезны обратиться с этим письмом и Вашим паспортом в ближайшее учреждение, чтобы оформить это разрешение надлежащим образом».
Продолжая тупо водить глазами по строчкам, Чезарио медленно поднялся на ноги. Забытая коробка с косметикой осталась на полу. Он открыл дверь ванной прежде, чем до него дошел смысл прочитанного.
Она все это время работала на Беккета. Иначе с какой стати он стал бы ей помогать?
Илина стояла перед зеркалом, кутаясь в халат. Услышав шаги, обернулась. Выражение его лица заставило ее содрогнуться.
— Чезарио! Что произошло?!! — в ужасе закричала она, и в следующее мгновение увидела в его руке письмо. Она в смятении уставилась на него, не в силах пошевелиться.
Чезарио стоял в дверях, заслоняя проем. Глаза его были мертвы.
— Почему, Илина? Ну почему? Ведь ты пришла ко мне как друг, пришла за помощью, и я помог тебе! Зачем ты?..
Она почувствовала, как ноги приросли к полу от страха.
— Меня заставили, Чезарио. У меня не было выхода! Они схватили меня за горло!
— Не верю, — жестко выговорил он и шагнул вперед. — Ты могла мне рассказать! Мы бы действовали ссобща!
Она завороженно смотрела, как он медленно заносит руку для удара. Странно. Теперь она не чувствовала страха. «Неужели и другие, — мелькнуло в голове, — вот так же ощущают себя перед смертью?»
— Не делай этого, Чезарио, — спокойно проговорила она. — Тебе не удастся скрыться. Они узнают.
Не опуская руки, он стоял и смотрел на нее. Он думал.
— Не делай этого, Чезарио! — повторила она торопливо, надеясь воспользоваться его замешательством. — Тебе теперь плохо. Я помогу тебе!
— Ты мне уже помогла, — сказал он с горечью. — А я-то, дурак, хотел на тебе жениться!
Илина попыталась проскользнуть мимо него в дверь… Удар настиг ее мгновенно. Она потеряла сознание и упала к его ногам, даже не успев еще раз испугаться. Тяжко дыша, он смотрел сверху вниз на неподвижное тело. Мысль лихорадочно работала. Он не решался использовать стилет. Надо было сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Так, как было с Барбарой.
Чезарио вернулся в спальню и огляделся. В глубине заметил широкую, во всю стену, французскую дверь. Самоубийство! Это как раз то, что нужно!
Он торопливо вошел в ванную, подхватил Илину на руки и направился к двери, ведущей на террасу. Открыл ее. Стояла тихая зимняя ночь. Только что пошел снег. Крупные белые хлопья кружились в воздухе.
Он поднес к парапету бесчувственное тело. Положил его на каменное ограждение и в последний раз заглянул ей в лицо: застывшее, белое, странно маленькое…
В ушах звучал ее веселый звенящий смех. Как она была бы прелестна в подвенечном наряде… Легким движением он перекинул тело через парапет.
Он не посмотрел вниз. Резко развернулся и бросился прочь от этого места.
* * *
Он вернулся к себе и собрался было присесть на диван, как вдруг увидел Лук. Она направлялась к двери спальни.— Ты еще здесь?! — взорвался он. Она не ответила.
Он тяжело опустился на диван, наклонился вперед и спрятал голову в ладонях.
— Чего ты дожидаешься? Немедленно убирайся! — он почти кричал.
Не меняя позы, потер одеревеневшую шею. Лук остановилась возле бара, налила немного из бутылки и подошла к нему.
— Возьми, — она протянула стакан.
Он разом опорожнил его, поставил перед собой на стол и поднял глаза.
— А теперь собирай вещи и катись! Лук молча повернулась и вышла.
Чезарио прилег на диван, поудобней положив голову. Как он устал! Завтра он отправится куда-нибудь, где теперь тепло, и забудет про все на свете. Будет лежать и греться на солнце… Он закрыл глаза. Он уже почти забыл, как это хорошо — просто лежать и нежиться на солнце. Ему захотелось встать и пойти в спальню. Надо бы забраться в постель…
Он поднял голову, но его что-то как будто удерживало. Было такое чувство, словно ноги оставили его и самостоятельно отправились спать… Он попытался встать рывком — и не смог пошевелиться.
Из спальни вышла Лук с чемоданом в руках. Ни слова не говоря, она проследовала мимо.
Чезарио чувствовал, как лоб покрывает испарина.
— Лук! — позвал он. — Помоги мне! Со мной что-то неладно…
Она обернулась.
— Я не могу помочь тебе, — сказала негромко.
Он уставился на нее. Она не двигалась и больше ничего не говорила. Ему на глаза попался пустой стакан из-под виски.
И он понял!
— Стерва! Ты отравила меня!! — отчаянно завопил он. — Мне надо было убить тебя на десерт!
— Может быть, — таким же безжизненным голосом произнесла она. — Я же предупреждала, что больше не хочу проигрывать, — она отвернулась и открыла входную дверь.
На пороге стояли Беккет и еще несколько человек.
Они заставили Лук вернуться в комнату и вошли сами.
Беккет посмотрел на Чезарио, потом снова на Лук.
— Что с ним? Чезарио не двигался.
Смутная догадка всплывала в его мозгу. Он повернул к ним голову. Лицо его напряглось.
— Он умирает, — сказала Лук.
— Лукреция!.. — визгливо вскрикнул Чезарио. Беккет понял, что пора действовать.
— Доктора! Быстро! — распорядился он.
— Поздно! — Лук засмеялась, тихонько, потом все громче и громче. — Лучше пригласите священника!
— Вызывайте доктора! — повторил Беккет. — И уберите ее отсюда!
Один из агентов удалился, уводя за собою Лук, и в комнату тотчас вошел Стрэнг.
— С баронессой все обойдется, — сообщил он, — кости целы. Полежит несколько дней и встанет.
Чезарио уперся в него невидящим взглядом.
— Баронесса мертва!
Беккет отрицательно покачал головой.
— Ее терраса находится над выступающим вперед балконом. Она упала на тент, пролетев всего один этаж.
Чезарио захохотал.
— Что это с ним? — Стрэнг недоуменно повел бровью.
— Умирает, — ответил Беккет. — Он отравлен. Издевательски хохоча, Чезарио смотрел на них. Эти болваны должны бы знать, что никто в семействе Борджиа не кончал собой добровольно. Он хотел было сказать им это, но передумал. Пусть останется хоть что-нибудь, чего эти мартышки никогда не узнают! Он хохотал.
Беккет наклонился к нему.
— Где Маттео и Денди Ник? Чезарио усмехнулся.
— Мертвы. Все мертвы.
— Зачем вы это делали, Кординелли? — быстро спрашивал Беккет. — Ведь у вас было все, чего вы хотели?
Чезарио тщетно пытался сфокусировать взгляд на склоненном к нему лице. Перед глазами плыло.
— Это именно то, мистер Беккет, что не раз говорил мне мой отец. Он усыновил меня исключительно затем, чтобы передать свое имя… Не уверен, что вы меня поймете… В этой жизни только две вещи имеют смысл. Рождение и смерть. Все, что между ними, вся эта жизнь… Пустое…
Он прервался, с усилием переводя дыхание.
— И только когда две эти вещи у вас в руках… только тогда вы живете. Вот почему нас так влечет к женщине. Чтобы родиться вновь. Вот почему вы стоите здесь и с вожделением ждете моей смерти. Она даст вам почувствовать себя гораздо более живым, чем раньше…
Он уронил голову. Лицо его было бело, как полотно. По нему ручьями струился пот.
— Да он просто спятил, — бросил Стрэнг. — Бред сумасшедшего!
С трудом приподнявшись, Чезарио глядел на полицейского. Попытка хоть что-то увидеть сквозь пелену, застилавшую взор, отнимала последние силы.
Вдруг он явственно услышал плач новорожденного. Ребенок? Откуда здесь ребенок? Неужели этот человек прав, и он действительно сошел с ума? И так же вдруг, неизвестно откуда — пришло понимание. Это плакал его ребенок. Это было то, о чем Лук пыталась ему сказать. Она носила в себе его ребенка.
Он собирал остатки сил в надежде выговорить… Губы не слушались, голоса почти не было.
— А разве… весь мир… не сходит потихоньку с ума? — спросил он наконец.
И завеса опустилась, скрывая для него все.