Страница:
– Эмпатия, сочувствие – это что-то вроде младшего брата телепатии, – сказала Линда.
– Скорее похоже на зачаточную стадию телепатии, – исправил я.
– Но два средних парня в симбиотических скафандрах не будут обязательно способны читать мысли друг друга?
– Только после того, как они поработают долго и интенсивно, чтобы научиться, – ответил я. – Но они практически наверняка этим займутся. В космосе очень одиноко.
Он замолчал, и наступила пауза, пока остальные дипломаты разбирались в своих мнениях и эмоциях. Это заняло некоторое время.
У меня было в чем разбираться и самому. Мной по-прежнему владела та же самая внутренняя уверенность, которую я чувствовал со времени своего пробуждения в Лимузине; я испытывал почти пророческое чувство неизбежности, однако времени почти не оставалось. «Что, если ты умрешь?»
– шептал животный голос у меня в черепе.
Так же как и в момент встречи с чужими, я чувствовал себя по-настоящему живым.
– Господин Армстед, – сказал Де Ла Торре, качая головой и слегка хмурясь, – мне кажется, вы говорите, что всем человеческим нуждам при– ходит конец?
– О нет, – торопливо сказал я. – Мне очень жаль, если мы случайно создали такое впечатление. Симбиот не может жить в земной среде.
Атмосфера, гравитация и тому подобное уничтожили бы его. Нет, симбиот не принесет Рай на Землю. Этого ничто не может сделать. Магомет должен пойти к горе – и многие откажутся.
– Возможно, – мягко предложил Чен, – земные ученые смогли бы генетически изменить дар чужих?
– Нет, – категорически ответил Гарри. – Не существует способа дать услышать симфонию и показать закат солнца зародышу, который настаивает, что останется в матке. Облако симбиота над Титаном принадлежит каждому человеку по праву рождения, но сначала они должны заслужить его тем, что согласятся родиться.
– А чтобы сделать это, – согласился Рауль, – они должны будут оторваться от Земли навсегда.
– В этой концепции есть привлекательная симметрия, – задумчиво сказал Чен.
– Черт возьми, да, – сказал Рауль. – Нам следовало ожидать чего-то подобного. Вся эта история с адаптацией в невесомости, которая возможна, но необратима… смотрите, в момент вашего рождения за один миг произошло потрясающее чудо. Минуту назад вы были, по сути, рыбой, с рыбьей двухкла– панной системой кровообращения, паразитировали на матке. Затем мгновенно щелкнул переключатель. Хоп-ля, и вы превратились в млекопитающее, в самостоятельное существо с четырехклапанным сердцем.
Вы совершили огромный и необратимый физиологический скачок на новую ступень эволюции. Он сопровождался болью, травмой и потоком данных, поступающих от органов чувств, о которых вы и не подозревали. Почти сразу же целая куча бесконечно более развитых существ, находящихся в том же самом затруднительном положении, начинает пытаться обучить вас общению. «Привлекательная»? Да эта чертова симметрия просто сногс– шибательна! Ну теперь-то вы начинаете понимать, почему мы кричали? Мы находимся в самом разгаре этого процесса – а все младенцы кричат.
– Я не понимаю, – пожаловалась Дмирова. – Вы будете способны жить нагими в космосе, но как вы сможете перемещаться куда бы то ни было?
– Давление света? – предположил Чен.
– Симбиот может разворачиваться в световой парус, – согласился я, – но есть и другие силы, которыми мы сможем воспользоваться, чтобы по– пасть, куда захотим.
– Векторы гравитации?
– Нет. Ничего из того, что люди могли бы обнаружить или измерить.
– Абсурд, – фыркнула Дмирова.
– Как чужие попали сюда? – мягко спросил я, и она покраснела.
– Из-за чего мне так трудно поверить вашему рассказу, – сказал Чен, – так это из-за фактора невероятности. Очень многое из того, что привело к вашему прибытию сюда, было чистой случайностью.
– Доктор Чен, – прервал я его, – знакомы ли вы с пословицей, которая говорит: «Судьба дает нам пинок, а летим мы сами»?
– Но тысячи вещей могли сложиться вместе совсем по-другому и не дать совершиться ничему из этого.
– Сорок пять вещей сложилось, чтобы это все произошло. Супервещей.
Или вы думаете, что чужие случайно появились в этой системе в тот самый момент, когда Шера Драммон начала работать на Скайфэке? Что они случайно переместились к Сатурну, когда она прибыла танцевать на Скайфэк? Что они случайно оказались рядом со Скайфэком в тот момент, когда Шера должна была вернуться на Землю навсегда, в момент крушения планов? И прежде всего что все это путешествие к Сатурну случайно оказалось возможным? Что касается меня, мне непонятно, что они делали там, в направлении Нептуна, в первый раз, когда они появились. – Я обдумал эту мысль. – Придется отправиться посмотреть.
– Вы не понимаете, – резко сказал Чен, затем овладел собой. – Общественность не знает, но шесть лет назад наша планета чуть было не по– гибла в ядерной катастрофе. Случайность и удача спасли нас – никакие чужие не пришли нам на помощь. Заговорил Гарри:
– Знаете, что делает беременная крольчиха, если условия не благоприятны для рождения? Впитывает зародыши обратно в матку. Просто обращает процесс, заново использует ингредиенты и делает новую попытку, когда условия становятся лучше.
– Не понимаю.
– Вы когда-нибудь слышали об Атлантиде?
Лицо Чена приобрело цвет пенковой трубки, а остальные – кто замер с открытым ртом, у кого перехватило дыхание.
– Процесс идет циклами, – сказал я, – как родовые схватки, нарастающие к пику. Они происходят с интервалом минимум четыре-пять тысяч лет – столько времени назад были построены Пирамиды – и с максимальным интервалом в двадцать тысяч лет.
– Иногда схватки становятся довольно тяжелыми, – добавил Гарри. – Когда-то между Марсом и Юпитером была планета.
– Боже мой, – выдохнула Дмирова по-русски. – Пояс астероидов…
– А Венера наготове на тот случай, если наша раса окончательно потерпит неудачу, – согласился я. – Всего лишь уменьшить атмосферу, засеять во– дорослями и ждать. О Господи, ну у них и терпение должно быть.
Еще раз возникло продолжительное и ошеломленное молчание. Теперь они верили, они все, или начинали верить. Следовательно, им нужно было перераспределить в другом порядке буквально все, что они когда-либо знали, заново перестроить все существование в свете новой информации и попытаться определить, в связи со всей этой путаницей, кто же, собственно, есть они сами. Они много лет существовали исходя из аксиом, глубоко укоренившихся во времени, которые теперь надлежало пересмотреть, то, что они вообще оказались способны воспринять информацию и думать, явно говорило, что каждый из них обладал сильным и гибким умом. Вертхеймер сделал хороший выбор; ни один не был сломлен, не стал отрицать правды. И не впал в каталепсию, как мы. Конечно, они не находились при этом вовне, в открытом космосе, серьезно обдумывая, не снять ли р-костюм. Но, с другой стороны, на них лежала ответственность, которой не было на нас; они представляли планету.
– Значит, вы намерены, – медленно произнес Силвермен, – сделать это?
Шесть голосов ответили хором:
– Да.
– Без промедления, – добавил я.
– И вы уверены, что все, что вы сообщили нам, правда? Что чужие ни в чем не солгали, ничего не скрыли? – Силвермен осторожно отодвигался от остальных дипломатов.
– Мы уверены, – сказал я, снова напрягая тело.
– Но куда вы отправитесь? – вскричал Де Ла Торре. – Что вы будете делать?
– То, что делают все новорожденные. Мы будем исследовать нашу детскую. Солнечную систему.
Силвермен внезапно оттолкнулся от стенки и перелетел к пустой четвертой стенке.
– Мне очень жаль, – сказал он печально. – Ничего такого вы не сделаете. В руке у него была маленькая «беретта».
В другой руке у него был калькулятор. По крайней мере этот предмет выглядел как калькулятор. Но я с самого начала знал, что это, и боялся его больше, чем пистолета.
– Это, – сказал Силвермен, подтверждая мое предположение, – передатчик с коротким диапазоном. Если кто-то внезапно приблизится ко мне, я использую его, чтобы включить радиоуправляемые заряды, которые я разместил здесь во время полета. Они повредят компьютер корабля.
– Шелдон, – вскричал Де Ла Торре, – вы с ума сошли? Компьютер управляет жизнеобеспечением.
– Я бы не хотел разрушать его, – спокойно сказал Силвермен. – Но я полон решимости сделать так, чтобы информация, которую мы услышали, принадлежала исключительно Соединенным Штатам Америки – или никому.
Я внимательно наблюдал за дипломатами и солдатами, не проявят ли они признаков самоубийственной храбрости, и немного расслабился. Среди них не было идиотов того типа, которые бросаются с голыми руками на вооруженного; их общей реакцией было сильное отвращение. Отвращение к предательству Силвермена и отвращение к себе за то, что не ожидали этого.
Внимательнее всего я смотрел на Чен Тен Ли, который в отличие от остальных предвидел это и еще тогда обещал убить Силвермена собственными руками, но он был совершенно расслаблен, и в уголках его губ зарождалась легкая насмешливая улыбка. Интересно.
– Господин Силвермен, – сказала Сьюзен Па Сонг, – вы это не обдумали.
– Полковник, – ответил он иронически, – добрую часть года мне больше и заниматься-то было нечем.
– Однако вы кое-что упустили из виду, – настаивала она.
– Умоляю вас меня просветить.
– Если мы все сейчас на вас набросимся, – сказала она ровно, – вы, возможно, убьете двоих или троих, прежде чем будете подавлены. Если мы этого не сделаем, вы наверняка убьете нас всех. Или вы собираетесь держать нас под прицелом в течение двух лет?
– Если вы броситесь на меня, – пообещал Силвермен, – я уничтожу компьютер, и вы все равно все умрете.
– Значит, либо мы умрем и вы вернетесь на Землю со своим секретом, либо мы умрем все. – Она оперлась руками о стенку по обе стороны от себя.
– Нет, не так, – торопливо сказал Силвермен. – Я не собираюсь убивать вас всех. В этом нет необходимости. Я оставлю вас в этой комнате. Мой скафандр – так случилось – находится в соседнем помещении. Я надену его и дам команду компьютеру убрать воздух из всех помещений, смежных с этим. Я, конечно, отключу здешний терминал. Воздушное давление и предохранительные шлюзы не дадут вам открыть двери в вакуум: тюрьма с защитой от дурака. Я буду следить за вами, и пока буду видеть, что вы не предпринимаете попыток бежать, я дам возможность пищевой, воздушной и водной системам функционировать здесь. У меня есть необходимые ленты с программами, чтобы доставить нас обратно к Земле, где с вами будут обращаться как с военнопленными, согласно международным соглашениям.
– Какой войны?
– Той, которая только что началась и закончилась. Вы слышали? Америка победила.
– Шелдон, Шелдон, – увещевал Де Ла Торре, – чего вы надеетесь добиться этой безумной уловкой?
– Вы шутите? – фыркнул Силвермен. – Самая большая часть капиталовложений в эксплуатацию космоса – это системы жизнеобеспечения. Эта луна, полная грибка, представляет собой бесплатный билет во всю Солнечную систему – плюс бессмертие вдобавок! И это будет принадлежать Соединенным Штатам, я вам обещаю. – Он повернулся к Ли и Дмировой и сделал, с предельной искренностью, наиболее сумасшедшее заявление, которое я когда-либо слышал в своей жизни:
– Я не намерен позволить вам экспортировать ваш безбожный образ жизни на звезды.
Чен самым настоящим образом громко расхохотался, и я присоединился к нему.
– Ты – из этих канадских социалистов, а, Армстед? – рявкнул Силвермен.
– Вот что достает вас больше всего, правда, Силвермен? – усмехнулся я.
– Homo caelestis в симбиозе не имеет никаких желаний, никаких по– требностей: нет ничего, что вы могли бы продать ему! И он существует в группе – ну прямо природный коммунист. Люди без личных интересов пуга– ют вас до смерти, верно?
– Псевдофилософское дерьмо, – рявкнул Силвермен. – Я намерен завладеть самой потрясающей военной силой этого века.
– О Господи Боже мой, – с отвращением протянул Рауль. – Да здравствует Силвермен, Джон Вейн космических путей. Вы на самом деле представляете себе солдат в симбиотических скафандрах? Этакую космическую пехоту.
– Мне нравится эта идея, – Силвермен ухмыльнулся. – Мне кажется, что нагого человека с симбиотом не сможет засечь большинство устройств обнаружения. Никаких металлов, низкое отражение – и если этот симбиоз совершенен, то не будет выделяться теплоты. Что за диверсант! Не нужны никакие припасы, никакое обеспечение… Богом клянусь, мы сможем использовать пехоту, чтобы наложить запрет на Титан.
– Силвермен, – сказал я мягко, – вы – имбецил. Представьте на миг, что вы можете принудить среднего солдата позволить тому, что вы называете грибком, забраться ему в нос и пробраться вниз по горлу. Прекрасно. Вы получаете в высшей степени мобильного пехотинца. У него нет никаких нужд или потребностей, он знает, что будет бессмертен, если сможет избежать того, чтобы его убили, и обладает максимальными эмпатическими способнос– тями. Чем вы его собираетесь удерживать от дезертирства?! Лояльность по отношению к стране, которую он больше не увидит? Родственники в Хобокене, живущие в гравитационном поле, которое убило бы его?
– Лазерные лучи в случае необходимости, – начал он.
– Помните, с какой скоростью мы танцевали в конце? Пойдите спросите компьютер, могли бы мы танцевать вокруг лазерного луча – даже управляе– мого компьютером. Вы сами сказали, что нас было бы чертовски трудно отследить.
– Ваша военная тайна ничего не стоит, Силвермен, – сказал Том.
– Лучшие умы, чем я, будут работать над практическими деталями, – настаивал Силвермен. – Я безошибочно определяю военную важность, когда вижу ее. Командующий Кокс, – сказал он внезапно, – вы – американец. Вы со мной?
– На борту есть еще три американца, – уклонился от ответа Кокс. Том, Гарри и Рауль напряглись.
– Ага. У одного беременная жена – канадка, двое – извращенцы, и все трое находятся под влиянием этих чужих существ. Вы со мной?
Билл, казалось, серьезно обдумывал вопрос.
– Да. Вы правы. Мне больно это признавать, но только Соединенным Штатам можно доверить такую огромную власть.
Силвермен внимательно изучал его.
– Нет, – решил он, – нет, командующий, боюсь, что я не верю вам. Вы присягали на верность Объединенным Нациям. Если бы вы сказали «нет» или ответили двусмысленно, то через несколько дней я мог бы поверить вашему «да». Но сейчас вы лжете. – Он с сожалением покачал головой. – Ладно, леди и джентльмены, вот как мы поступим дальше. Никто не будет двигаться, пока я не дам разрешения. Затем по моей команде вы по одному будете перемещаться вон к той стенке, где находятся танцоры, самой дальней от передней двери. Тогда я выйду через эту дверь и…
– Господин Силвермен, – мягко прервал Чен, – есть кое-что, о чем все в этой комнате должны узнать прежде всего.
– Так говорите.
– Устройства, которые вы установили в контурах 364-В и 1117-А, а также в центральном ядре, были изъяты и выброшены через шлюз примерно через двадцать минут после того, как вы их установили. Вы – неуклюжий глупец, Силвермен, и крайне предсказуемый. Ваш передатчик бесполезен.
– Вы лжете, – рявкнул Сильермен, но Чен не побеспокоился ответить.
Его насмешливая улыбка была достаточным ответом.
Именно тут Силвермен доказал, что он чурбан. Если бы ему хватило сообразительности на блеф, на то, чтобы заявить, будто он установил другие устройства, о которых Чен не знал, он смог бы даже тогда спасти ситуацию.
Но я уверен, что ему это и в голову не пришло.
Билл и полковник Сонг приняли решения в один и тот же миг и прыгнули.
Силвермен нажал кнопку на передатчике, и свет и кондиционер воздуха НЕ отключились. Закричав от ярости, он вскинул свой дурацкий пистолет и вы– стрелил.
Ян Флеминг наоборот, маленькая «беретта» – скудное оружие, лучше всего подходящее, чтобы. стрелять в сидящего за столом напротив. Но закон хаоса сработал на стороне Силвермена: пуля, которую он нацелил в Билла, точнехонько угодила в яремную вену полковника Сонг, срикошетировала от стенки позади Сонг – стенки, противоположной Силвермену, – и ударила Билла сзади, заставив его кувыркаться и добавив ускорения.
Силвермен не был законченным идиотом – он ожидал большей отдачи в невесомости и закрепился для этого. Но он не предполагал, что его собствен– ная пуля ускорит движение Билла к нему. Прежде, чем он успел прицелиться заново, Билл налетел на него. Силвермен все равно не выпустил пистолет, и все в комнате бросились под прикрытия.
Но к этому времени я был на противоположной стороне комнаты. Я щелкнул переключателями, и вот на этот раз свет и кондиционер воздуха отключились.
Потом все было просто. Нам оставалось только ждать.
Силвермен начал кричать первым, за ним – Дмирова и Де Ла Торре.
Большинство людей немного сходят с ума в полной темноте, а невесомость серьезно усугубляет дело. Без локальной вертикали, как убедился Чен Тен Ли, когда у него в спальне испортился свет, человек теряет ориентацию. Бедствие это идет изнутри, и справиться с ним чрезвычайно трудно.
Силвермен так и не научился всему тому, что следует знать о невесомости, иначе он бы услышал, как выключился кондиционер воздуха. Он был единственным в комнате, кто все еще был прикреплен липучками к стенке, и он был слишком напуган, чтобы двигаться. Через некоторое время его крики затихли, он стал задыхаться, затем последовал один последний крик и – ти– шина. Я выждал еще минуту для верности – Сонг была уже наверняка мертва, но состояние Билла было неизвестно, – затем подлетел обратно к вы– ключателям и включил свет и воздух. Силвермен был приклеен к стенке, как муха, умирая от недостатка кислорода в комнате, полной воздуха, в невидимом пузыре выдыхаемых им самим газов вокруг его головы. Пистолет дрейфовал в полуметре от его вытянутой руки. Я сделал знак, и Гарри подобрал пистолет.
– Свяжите его прежде, чем он очнется, – сказал я и полетел к Биллу.
Линда и Рауль были уже с ним, исследуя рану. На противоположной стороне комнаты безжизненно дрейфовало тело Сьюзен Па Сонг, и из ее горла уже перестала толчками выбрасываться кровь. Я жил рядом с этой женщиной целый год, и я совсем не знал ее; и хотя это по крайней мере наполовину зависело от нее, мне было стыдно. У меня на глазах восемь или десять красных мягких шаров встретились у воздушной решетки и исчезли с влажным звуком всасывания.
– Как он?
– Я не думаю, что это угрожающе, – сказала Линда. – Пуля задела ребро и вышла. Возможно, сломала его.
– У меня есть медицинская подготовка, – сказала Дмирова, единственная из всех. – Я никогда не практиковалась в невесомости, но мне приходилось обрабатывать пулевые ранения.
Линда отбуксировала Билла к отделению первой помощи над полками со спортивными снарядами. За Биллом тянулась цепочка красных бусин, которая по ленивой дуге дрейфовала к решетке. Дмирова последовала за Линдой, дрожа от бешенства, или от реакции на пережитое, или от того и другого вместе.
Гарри и Том эффективно связали Силвермена скакалками. Это казалось избыточным – человек его возраста тяжело переносит недостаток кислорода, и сейчас он крепко спал. Чен парил рядом с терминалом компьютера, вводя какую-то программу, а Норри и Де Ла Торре готовилась отбуксировать тело Сонг в медпункт, где по мрачному предвидению имелись запасы бальзамирующей жидкости.
Но когда они добрались до двери, она не открылась перед ними. Норри проверила индикатор, который показывал давление с той стороны, нахму– рилась, нажала ручной рычаг и снова нахмурилась, когда он не сработал.
– Мне глубоко жаль, миссис Армстед, – сказал Чен с искренним сожалением. – Я дал команду компьютеру загерметизировать эту комнату.
Никто не может покинуть ее. – Он достал из-за терминала портативный лазер. -Это оружие без отдачи и способно убить одним выстрелом. Если кто-нибудь попытается угрожать мне, я им тотчас воспользуюсь.
– Почему кто-нибудь должен угрожать вам, Ли? – спросил я мягко.
– Я проделал весь этот путь, чтобы заключить договор с чужими. Я еще этого не сделал. – Он смотрел мне прямо в глаза.
Де Ла Торре выглядел потрясенным.
– Madre de Dios, чужие – что они делают в то время, как мы деремся друг с другом?
– Я не это имел в виду, Иезекииль, – сказал Чен. – Я полагаю, что господин Армстед солгал, когда командующий Кокс спросил его, человек ли он. Мы по-прежнему должны договориться об условиях взаимного сосуществования между этим новым биологическим видом и нашим собственным. Оба предъявляют требования на одну и ту же территорию.
– То есть?! – спросил Рауль. – Наши интересы не пересекаются.
– И вы, и мы предполагаем в конечном счете заселить то, что известно как принадлежащий человеку космос.
– Но вам предоставляется полное право на любую его часть, которая имеет хоть какое-нибудь мыслимое значение для человека, – настаивал Том.
– Планеты нам ни к чему, астероиды нам ни к чему – все, что нам нужно, это пространство и солнечный свет. Неужели вам жалко для нас про– странства? Нам не так много надо…
– Если когда-либо кроманьонцы и неандертальцы жилив мире в одной долине, то лишь в результате чрезвычайного общественного соглашения, – настаивал Чен. – Именно потому, что вы не будете нуждаться ни в чем, в чем нуждаемся мы, с вами исключительно трудно будет жить вместе. Я сейчас говорю это и понимаю, что с вами просто невозможно будет жить вместе. Взирающих сверху вниз подобно богам на нашу бешеную суету, забавляющихся нашими страшными нуждами – как я уже вас ненавижу!
Само ваше существование делает почти каждого живущего ныне человека неудачником; и только те, у кого есть специфическая сноровка акробата жить в космосе – и средства добраться до Титана! – могут сделать попытку пре– успеть. Если вы не есть эволюционный тупик, тогда эволюционный тупик – большинство человеческой расы. Нет, Звездные танцоры, я не верю, что мы сможем когда-либо обитать в одном участке пространства с вами. – Он, пока говорил, на ощупь программировал компьютер, обратив все свое внимание на нас.
– Мир, который мы оставили позади, балансирует на лезвии ножа. Долгое время было трюизмом, что, если мы не взорвем себя к 2010 году, мир пройдет кризисную точку и последует эпоха изобилия. Но в тот момент, когда мы покидали Землю, надежда на это была невелика – я думаю, вы все с этим согласитесь.
Наша планета больна нуждой, и болезнь подошла к критической отметке,
– печально сказал он. – Ничто в большей степени не способно столкнуть ее в пропасть, чем разрушение планетарной морали, которое будет ускорено одним только вашим существованием. Знанием, что существуют боги, которые обращают на Человека не больше внимания, чем Человек на миллиарды и триллионы сперматозоидов и яйцеклеток, которым не удалось превратиться в людей. Это спасение и вечная жизнь – только для немногих.
Иезекииль задумчиво хмурился, и то же самое делала Дмирова, которая только закончила перевязывать Билла. Я начал отвечать, но Чен оборвал меня.
– Пожалуйста, Чарльз. Я понимаю, что ваши действия нацелены на сохранение вашего биологического вида. Конечно, вы понимаете, что я должен защищать свой собственный вид?
В тот момент он был самым опасным человеком, которого я когда-либо знал, и самым благородным. С любовью и глубоким уважением я склонил голову.
– Ли, – сказал я, – я уступаю и восхищаюсь вашей логикой. Но вы заблуждаетесь.
– Возможно, – согласился он. – Но я убежден.
– Ваши намерения?
Я уже знал; я хотел, чтобы он заявил их вслух. Он показал на терминал компьютера. – Этот корабль был оборудован самым прекрасным компьютером, который когда-либо был сделан. Сделано в Пекине. Сейчас я установил программу, подготовленную для меня еще на Земле проектиров– щиками компьютера. Вирусную программу. Когда я прикоснусь к клавише «Исполнение», она начнет потрошить банки памяти компьютера. Ей потребуется только пятнадцать минут, чтобы завершить полное уничтожение информации.
– Вы убьете нас всех, как Силвермен? – потребовал ответа Де Ла Торре.
– Не как Силвермен! – взорвался Чен, покраснев от ярости. Он сразу же совладал с собой и полуулыбнулся. – По крайней мере с большей эффек– тивностью. И по другим причинам! Он хотел, чтобы эти новости узнала только его собственная страна. Я хочу, чтобы их не узнал никто. Я предлагаю отключить коммуникационные лазеры корабля, предназначенные для связи в глубоком космосе, опустошить банки памяти и оставить корабль брошенным командой. Затем я убью вас всех, быстро и милосердно. Бомба, которую вы называете «Разрушителем планет», имеет собственную систему управления; я могу открыть бомбовый люк вручную. Не думаю, что стану надевать скафандр. – Его голос ужасал спокойствием. – Возможно, следующий земной корабль обнаружит чужих все еще здесь, через четыре или пять лет.
Но Сатурн будет иметь восемь лун и два Кольца.
Линда качала головой.
– Вы так неправы. Ли, так неправы. Вы – конфуцианец, который ни на йоту не отступает от буквы закона, глядящий на Тао…
– Я – часть перепуганной матки, – твердо сказал Чен, – и я утверждаю, что в этом случае роды убили бы мать. Я решил, что матка должна впитать обратно зародыш Homo caelestis. Быть может, в пике следующего цикла человеческая раса будет достаточно зрелой, чтобы пережить роды, – сейчас человечество к этому не готово. Я несу ответственность перед маткой – ибо это весь мир, который я знаю и буду знать.
– Скорее похоже на зачаточную стадию телепатии, – исправил я.
– Но два средних парня в симбиотических скафандрах не будут обязательно способны читать мысли друг друга?
– Только после того, как они поработают долго и интенсивно, чтобы научиться, – ответил я. – Но они практически наверняка этим займутся. В космосе очень одиноко.
Он замолчал, и наступила пауза, пока остальные дипломаты разбирались в своих мнениях и эмоциях. Это заняло некоторое время.
У меня было в чем разбираться и самому. Мной по-прежнему владела та же самая внутренняя уверенность, которую я чувствовал со времени своего пробуждения в Лимузине; я испытывал почти пророческое чувство неизбежности, однако времени почти не оставалось. «Что, если ты умрешь?»
– шептал животный голос у меня в черепе.
Так же как и в момент встречи с чужими, я чувствовал себя по-настоящему живым.
– Господин Армстед, – сказал Де Ла Торре, качая головой и слегка хмурясь, – мне кажется, вы говорите, что всем человеческим нуждам при– ходит конец?
– О нет, – торопливо сказал я. – Мне очень жаль, если мы случайно создали такое впечатление. Симбиот не может жить в земной среде.
Атмосфера, гравитация и тому подобное уничтожили бы его. Нет, симбиот не принесет Рай на Землю. Этого ничто не может сделать. Магомет должен пойти к горе – и многие откажутся.
– Возможно, – мягко предложил Чен, – земные ученые смогли бы генетически изменить дар чужих?
– Нет, – категорически ответил Гарри. – Не существует способа дать услышать симфонию и показать закат солнца зародышу, который настаивает, что останется в матке. Облако симбиота над Титаном принадлежит каждому человеку по праву рождения, но сначала они должны заслужить его тем, что согласятся родиться.
– А чтобы сделать это, – согласился Рауль, – они должны будут оторваться от Земли навсегда.
– В этой концепции есть привлекательная симметрия, – задумчиво сказал Чен.
– Черт возьми, да, – сказал Рауль. – Нам следовало ожидать чего-то подобного. Вся эта история с адаптацией в невесомости, которая возможна, но необратима… смотрите, в момент вашего рождения за один миг произошло потрясающее чудо. Минуту назад вы были, по сути, рыбой, с рыбьей двухкла– панной системой кровообращения, паразитировали на матке. Затем мгновенно щелкнул переключатель. Хоп-ля, и вы превратились в млекопитающее, в самостоятельное существо с четырехклапанным сердцем.
Вы совершили огромный и необратимый физиологический скачок на новую ступень эволюции. Он сопровождался болью, травмой и потоком данных, поступающих от органов чувств, о которых вы и не подозревали. Почти сразу же целая куча бесконечно более развитых существ, находящихся в том же самом затруднительном положении, начинает пытаться обучить вас общению. «Привлекательная»? Да эта чертова симметрия просто сногс– шибательна! Ну теперь-то вы начинаете понимать, почему мы кричали? Мы находимся в самом разгаре этого процесса – а все младенцы кричат.
– Я не понимаю, – пожаловалась Дмирова. – Вы будете способны жить нагими в космосе, но как вы сможете перемещаться куда бы то ни было?
– Давление света? – предположил Чен.
– Симбиот может разворачиваться в световой парус, – согласился я, – но есть и другие силы, которыми мы сможем воспользоваться, чтобы по– пасть, куда захотим.
– Векторы гравитации?
– Нет. Ничего из того, что люди могли бы обнаружить или измерить.
– Абсурд, – фыркнула Дмирова.
– Как чужие попали сюда? – мягко спросил я, и она покраснела.
– Из-за чего мне так трудно поверить вашему рассказу, – сказал Чен, – так это из-за фактора невероятности. Очень многое из того, что привело к вашему прибытию сюда, было чистой случайностью.
– Доктор Чен, – прервал я его, – знакомы ли вы с пословицей, которая говорит: «Судьба дает нам пинок, а летим мы сами»?
– Но тысячи вещей могли сложиться вместе совсем по-другому и не дать совершиться ничему из этого.
– Сорок пять вещей сложилось, чтобы это все произошло. Супервещей.
Или вы думаете, что чужие случайно появились в этой системе в тот самый момент, когда Шера Драммон начала работать на Скайфэке? Что они случайно переместились к Сатурну, когда она прибыла танцевать на Скайфэк? Что они случайно оказались рядом со Скайфэком в тот момент, когда Шера должна была вернуться на Землю навсегда, в момент крушения планов? И прежде всего что все это путешествие к Сатурну случайно оказалось возможным? Что касается меня, мне непонятно, что они делали там, в направлении Нептуна, в первый раз, когда они появились. – Я обдумал эту мысль. – Придется отправиться посмотреть.
– Вы не понимаете, – резко сказал Чен, затем овладел собой. – Общественность не знает, но шесть лет назад наша планета чуть было не по– гибла в ядерной катастрофе. Случайность и удача спасли нас – никакие чужие не пришли нам на помощь. Заговорил Гарри:
– Знаете, что делает беременная крольчиха, если условия не благоприятны для рождения? Впитывает зародыши обратно в матку. Просто обращает процесс, заново использует ингредиенты и делает новую попытку, когда условия становятся лучше.
– Не понимаю.
– Вы когда-нибудь слышали об Атлантиде?
Лицо Чена приобрело цвет пенковой трубки, а остальные – кто замер с открытым ртом, у кого перехватило дыхание.
– Процесс идет циклами, – сказал я, – как родовые схватки, нарастающие к пику. Они происходят с интервалом минимум четыре-пять тысяч лет – столько времени назад были построены Пирамиды – и с максимальным интервалом в двадцать тысяч лет.
– Иногда схватки становятся довольно тяжелыми, – добавил Гарри. – Когда-то между Марсом и Юпитером была планета.
– Боже мой, – выдохнула Дмирова по-русски. – Пояс астероидов…
– А Венера наготове на тот случай, если наша раса окончательно потерпит неудачу, – согласился я. – Всего лишь уменьшить атмосферу, засеять во– дорослями и ждать. О Господи, ну у них и терпение должно быть.
Еще раз возникло продолжительное и ошеломленное молчание. Теперь они верили, они все, или начинали верить. Следовательно, им нужно было перераспределить в другом порядке буквально все, что они когда-либо знали, заново перестроить все существование в свете новой информации и попытаться определить, в связи со всей этой путаницей, кто же, собственно, есть они сами. Они много лет существовали исходя из аксиом, глубоко укоренившихся во времени, которые теперь надлежало пересмотреть, то, что они вообще оказались способны воспринять информацию и думать, явно говорило, что каждый из них обладал сильным и гибким умом. Вертхеймер сделал хороший выбор; ни один не был сломлен, не стал отрицать правды. И не впал в каталепсию, как мы. Конечно, они не находились при этом вовне, в открытом космосе, серьезно обдумывая, не снять ли р-костюм. Но, с другой стороны, на них лежала ответственность, которой не было на нас; они представляли планету.
– Значит, вы намерены, – медленно произнес Силвермен, – сделать это?
Шесть голосов ответили хором:
– Да.
– Без промедления, – добавил я.
– И вы уверены, что все, что вы сообщили нам, правда? Что чужие ни в чем не солгали, ничего не скрыли? – Силвермен осторожно отодвигался от остальных дипломатов.
– Мы уверены, – сказал я, снова напрягая тело.
– Но куда вы отправитесь? – вскричал Де Ла Торре. – Что вы будете делать?
– То, что делают все новорожденные. Мы будем исследовать нашу детскую. Солнечную систему.
Силвермен внезапно оттолкнулся от стенки и перелетел к пустой четвертой стенке.
– Мне очень жаль, – сказал он печально. – Ничего такого вы не сделаете. В руке у него была маленькая «беретта».
В другой руке у него был калькулятор. По крайней мере этот предмет выглядел как калькулятор. Но я с самого начала знал, что это, и боялся его больше, чем пистолета.
– Это, – сказал Силвермен, подтверждая мое предположение, – передатчик с коротким диапазоном. Если кто-то внезапно приблизится ко мне, я использую его, чтобы включить радиоуправляемые заряды, которые я разместил здесь во время полета. Они повредят компьютер корабля.
– Шелдон, – вскричал Де Ла Торре, – вы с ума сошли? Компьютер управляет жизнеобеспечением.
– Я бы не хотел разрушать его, – спокойно сказал Силвермен. – Но я полон решимости сделать так, чтобы информация, которую мы услышали, принадлежала исключительно Соединенным Штатам Америки – или никому.
Я внимательно наблюдал за дипломатами и солдатами, не проявят ли они признаков самоубийственной храбрости, и немного расслабился. Среди них не было идиотов того типа, которые бросаются с голыми руками на вооруженного; их общей реакцией было сильное отвращение. Отвращение к предательству Силвермена и отвращение к себе за то, что не ожидали этого.
Внимательнее всего я смотрел на Чен Тен Ли, который в отличие от остальных предвидел это и еще тогда обещал убить Силвермена собственными руками, но он был совершенно расслаблен, и в уголках его губ зарождалась легкая насмешливая улыбка. Интересно.
– Господин Силвермен, – сказала Сьюзен Па Сонг, – вы это не обдумали.
– Полковник, – ответил он иронически, – добрую часть года мне больше и заниматься-то было нечем.
– Однако вы кое-что упустили из виду, – настаивала она.
– Умоляю вас меня просветить.
– Если мы все сейчас на вас набросимся, – сказала она ровно, – вы, возможно, убьете двоих или троих, прежде чем будете подавлены. Если мы этого не сделаем, вы наверняка убьете нас всех. Или вы собираетесь держать нас под прицелом в течение двух лет?
– Если вы броситесь на меня, – пообещал Силвермен, – я уничтожу компьютер, и вы все равно все умрете.
– Значит, либо мы умрем и вы вернетесь на Землю со своим секретом, либо мы умрем все. – Она оперлась руками о стенку по обе стороны от себя.
– Нет, не так, – торопливо сказал Силвермен. – Я не собираюсь убивать вас всех. В этом нет необходимости. Я оставлю вас в этой комнате. Мой скафандр – так случилось – находится в соседнем помещении. Я надену его и дам команду компьютеру убрать воздух из всех помещений, смежных с этим. Я, конечно, отключу здешний терминал. Воздушное давление и предохранительные шлюзы не дадут вам открыть двери в вакуум: тюрьма с защитой от дурака. Я буду следить за вами, и пока буду видеть, что вы не предпринимаете попыток бежать, я дам возможность пищевой, воздушной и водной системам функционировать здесь. У меня есть необходимые ленты с программами, чтобы доставить нас обратно к Земле, где с вами будут обращаться как с военнопленными, согласно международным соглашениям.
– Какой войны?
– Той, которая только что началась и закончилась. Вы слышали? Америка победила.
– Шелдон, Шелдон, – увещевал Де Ла Торре, – чего вы надеетесь добиться этой безумной уловкой?
– Вы шутите? – фыркнул Силвермен. – Самая большая часть капиталовложений в эксплуатацию космоса – это системы жизнеобеспечения. Эта луна, полная грибка, представляет собой бесплатный билет во всю Солнечную систему – плюс бессмертие вдобавок! И это будет принадлежать Соединенным Штатам, я вам обещаю. – Он повернулся к Ли и Дмировой и сделал, с предельной искренностью, наиболее сумасшедшее заявление, которое я когда-либо слышал в своей жизни:
– Я не намерен позволить вам экспортировать ваш безбожный образ жизни на звезды.
Чен самым настоящим образом громко расхохотался, и я присоединился к нему.
– Ты – из этих канадских социалистов, а, Армстед? – рявкнул Силвермен.
– Вот что достает вас больше всего, правда, Силвермен? – усмехнулся я.
– Homo caelestis в симбиозе не имеет никаких желаний, никаких по– требностей: нет ничего, что вы могли бы продать ему! И он существует в группе – ну прямо природный коммунист. Люди без личных интересов пуга– ют вас до смерти, верно?
– Псевдофилософское дерьмо, – рявкнул Силвермен. – Я намерен завладеть самой потрясающей военной силой этого века.
– О Господи Боже мой, – с отвращением протянул Рауль. – Да здравствует Силвермен, Джон Вейн космических путей. Вы на самом деле представляете себе солдат в симбиотических скафандрах? Этакую космическую пехоту.
– Мне нравится эта идея, – Силвермен ухмыльнулся. – Мне кажется, что нагого человека с симбиотом не сможет засечь большинство устройств обнаружения. Никаких металлов, низкое отражение – и если этот симбиоз совершенен, то не будет выделяться теплоты. Что за диверсант! Не нужны никакие припасы, никакое обеспечение… Богом клянусь, мы сможем использовать пехоту, чтобы наложить запрет на Титан.
– Силвермен, – сказал я мягко, – вы – имбецил. Представьте на миг, что вы можете принудить среднего солдата позволить тому, что вы называете грибком, забраться ему в нос и пробраться вниз по горлу. Прекрасно. Вы получаете в высшей степени мобильного пехотинца. У него нет никаких нужд или потребностей, он знает, что будет бессмертен, если сможет избежать того, чтобы его убили, и обладает максимальными эмпатическими способнос– тями. Чем вы его собираетесь удерживать от дезертирства?! Лояльность по отношению к стране, которую он больше не увидит? Родственники в Хобокене, живущие в гравитационном поле, которое убило бы его?
– Лазерные лучи в случае необходимости, – начал он.
– Помните, с какой скоростью мы танцевали в конце? Пойдите спросите компьютер, могли бы мы танцевать вокруг лазерного луча – даже управляе– мого компьютером. Вы сами сказали, что нас было бы чертовски трудно отследить.
– Ваша военная тайна ничего не стоит, Силвермен, – сказал Том.
– Лучшие умы, чем я, будут работать над практическими деталями, – настаивал Силвермен. – Я безошибочно определяю военную важность, когда вижу ее. Командующий Кокс, – сказал он внезапно, – вы – американец. Вы со мной?
– На борту есть еще три американца, – уклонился от ответа Кокс. Том, Гарри и Рауль напряглись.
– Ага. У одного беременная жена – канадка, двое – извращенцы, и все трое находятся под влиянием этих чужих существ. Вы со мной?
Билл, казалось, серьезно обдумывал вопрос.
– Да. Вы правы. Мне больно это признавать, но только Соединенным Штатам можно доверить такую огромную власть.
Силвермен внимательно изучал его.
– Нет, – решил он, – нет, командующий, боюсь, что я не верю вам. Вы присягали на верность Объединенным Нациям. Если бы вы сказали «нет» или ответили двусмысленно, то через несколько дней я мог бы поверить вашему «да». Но сейчас вы лжете. – Он с сожалением покачал головой. – Ладно, леди и джентльмены, вот как мы поступим дальше. Никто не будет двигаться, пока я не дам разрешения. Затем по моей команде вы по одному будете перемещаться вон к той стенке, где находятся танцоры, самой дальней от передней двери. Тогда я выйду через эту дверь и…
– Господин Силвермен, – мягко прервал Чен, – есть кое-что, о чем все в этой комнате должны узнать прежде всего.
– Так говорите.
– Устройства, которые вы установили в контурах 364-В и 1117-А, а также в центральном ядре, были изъяты и выброшены через шлюз примерно через двадцать минут после того, как вы их установили. Вы – неуклюжий глупец, Силвермен, и крайне предсказуемый. Ваш передатчик бесполезен.
– Вы лжете, – рявкнул Сильермен, но Чен не побеспокоился ответить.
Его насмешливая улыбка была достаточным ответом.
Именно тут Силвермен доказал, что он чурбан. Если бы ему хватило сообразительности на блеф, на то, чтобы заявить, будто он установил другие устройства, о которых Чен не знал, он смог бы даже тогда спасти ситуацию.
Но я уверен, что ему это и в голову не пришло.
Билл и полковник Сонг приняли решения в один и тот же миг и прыгнули.
Силвермен нажал кнопку на передатчике, и свет и кондиционер воздуха НЕ отключились. Закричав от ярости, он вскинул свой дурацкий пистолет и вы– стрелил.
Ян Флеминг наоборот, маленькая «беретта» – скудное оружие, лучше всего подходящее, чтобы. стрелять в сидящего за столом напротив. Но закон хаоса сработал на стороне Силвермена: пуля, которую он нацелил в Билла, точнехонько угодила в яремную вену полковника Сонг, срикошетировала от стенки позади Сонг – стенки, противоположной Силвермену, – и ударила Билла сзади, заставив его кувыркаться и добавив ускорения.
Силвермен не был законченным идиотом – он ожидал большей отдачи в невесомости и закрепился для этого. Но он не предполагал, что его собствен– ная пуля ускорит движение Билла к нему. Прежде, чем он успел прицелиться заново, Билл налетел на него. Силвермен все равно не выпустил пистолет, и все в комнате бросились под прикрытия.
Но к этому времени я был на противоположной стороне комнаты. Я щелкнул переключателями, и вот на этот раз свет и кондиционер воздуха отключились.
Потом все было просто. Нам оставалось только ждать.
Силвермен начал кричать первым, за ним – Дмирова и Де Ла Торре.
Большинство людей немного сходят с ума в полной темноте, а невесомость серьезно усугубляет дело. Без локальной вертикали, как убедился Чен Тен Ли, когда у него в спальне испортился свет, человек теряет ориентацию. Бедствие это идет изнутри, и справиться с ним чрезвычайно трудно.
Силвермен так и не научился всему тому, что следует знать о невесомости, иначе он бы услышал, как выключился кондиционер воздуха. Он был единственным в комнате, кто все еще был прикреплен липучками к стенке, и он был слишком напуган, чтобы двигаться. Через некоторое время его крики затихли, он стал задыхаться, затем последовал один последний крик и – ти– шина. Я выждал еще минуту для верности – Сонг была уже наверняка мертва, но состояние Билла было неизвестно, – затем подлетел обратно к вы– ключателям и включил свет и воздух. Силвермен был приклеен к стенке, как муха, умирая от недостатка кислорода в комнате, полной воздуха, в невидимом пузыре выдыхаемых им самим газов вокруг его головы. Пистолет дрейфовал в полуметре от его вытянутой руки. Я сделал знак, и Гарри подобрал пистолет.
– Свяжите его прежде, чем он очнется, – сказал я и полетел к Биллу.
Линда и Рауль были уже с ним, исследуя рану. На противоположной стороне комнаты безжизненно дрейфовало тело Сьюзен Па Сонг, и из ее горла уже перестала толчками выбрасываться кровь. Я жил рядом с этой женщиной целый год, и я совсем не знал ее; и хотя это по крайней мере наполовину зависело от нее, мне было стыдно. У меня на глазах восемь или десять красных мягких шаров встретились у воздушной решетки и исчезли с влажным звуком всасывания.
– Как он?
– Я не думаю, что это угрожающе, – сказала Линда. – Пуля задела ребро и вышла. Возможно, сломала его.
– У меня есть медицинская подготовка, – сказала Дмирова, единственная из всех. – Я никогда не практиковалась в невесомости, но мне приходилось обрабатывать пулевые ранения.
Линда отбуксировала Билла к отделению первой помощи над полками со спортивными снарядами. За Биллом тянулась цепочка красных бусин, которая по ленивой дуге дрейфовала к решетке. Дмирова последовала за Линдой, дрожа от бешенства, или от реакции на пережитое, или от того и другого вместе.
Гарри и Том эффективно связали Силвермена скакалками. Это казалось избыточным – человек его возраста тяжело переносит недостаток кислорода, и сейчас он крепко спал. Чен парил рядом с терминалом компьютера, вводя какую-то программу, а Норри и Де Ла Торре готовилась отбуксировать тело Сонг в медпункт, где по мрачному предвидению имелись запасы бальзамирующей жидкости.
Но когда они добрались до двери, она не открылась перед ними. Норри проверила индикатор, который показывал давление с той стороны, нахму– рилась, нажала ручной рычаг и снова нахмурилась, когда он не сработал.
– Мне глубоко жаль, миссис Армстед, – сказал Чен с искренним сожалением. – Я дал команду компьютеру загерметизировать эту комнату.
Никто не может покинуть ее. – Он достал из-за терминала портативный лазер. -Это оружие без отдачи и способно убить одним выстрелом. Если кто-нибудь попытается угрожать мне, я им тотчас воспользуюсь.
– Почему кто-нибудь должен угрожать вам, Ли? – спросил я мягко.
– Я проделал весь этот путь, чтобы заключить договор с чужими. Я еще этого не сделал. – Он смотрел мне прямо в глаза.
Де Ла Торре выглядел потрясенным.
– Madre de Dios, чужие – что они делают в то время, как мы деремся друг с другом?
– Я не это имел в виду, Иезекииль, – сказал Чен. – Я полагаю, что господин Армстед солгал, когда командующий Кокс спросил его, человек ли он. Мы по-прежнему должны договориться об условиях взаимного сосуществования между этим новым биологическим видом и нашим собственным. Оба предъявляют требования на одну и ту же территорию.
– То есть?! – спросил Рауль. – Наши интересы не пересекаются.
– И вы, и мы предполагаем в конечном счете заселить то, что известно как принадлежащий человеку космос.
– Но вам предоставляется полное право на любую его часть, которая имеет хоть какое-нибудь мыслимое значение для человека, – настаивал Том.
– Планеты нам ни к чему, астероиды нам ни к чему – все, что нам нужно, это пространство и солнечный свет. Неужели вам жалко для нас про– странства? Нам не так много надо…
– Если когда-либо кроманьонцы и неандертальцы жилив мире в одной долине, то лишь в результате чрезвычайного общественного соглашения, – настаивал Чен. – Именно потому, что вы не будете нуждаться ни в чем, в чем нуждаемся мы, с вами исключительно трудно будет жить вместе. Я сейчас говорю это и понимаю, что с вами просто невозможно будет жить вместе. Взирающих сверху вниз подобно богам на нашу бешеную суету, забавляющихся нашими страшными нуждами – как я уже вас ненавижу!
Само ваше существование делает почти каждого живущего ныне человека неудачником; и только те, у кого есть специфическая сноровка акробата жить в космосе – и средства добраться до Титана! – могут сделать попытку пре– успеть. Если вы не есть эволюционный тупик, тогда эволюционный тупик – большинство человеческой расы. Нет, Звездные танцоры, я не верю, что мы сможем когда-либо обитать в одном участке пространства с вами. – Он, пока говорил, на ощупь программировал компьютер, обратив все свое внимание на нас.
– Мир, который мы оставили позади, балансирует на лезвии ножа. Долгое время было трюизмом, что, если мы не взорвем себя к 2010 году, мир пройдет кризисную точку и последует эпоха изобилия. Но в тот момент, когда мы покидали Землю, надежда на это была невелика – я думаю, вы все с этим согласитесь.
Наша планета больна нуждой, и болезнь подошла к критической отметке,
– печально сказал он. – Ничто в большей степени не способно столкнуть ее в пропасть, чем разрушение планетарной морали, которое будет ускорено одним только вашим существованием. Знанием, что существуют боги, которые обращают на Человека не больше внимания, чем Человек на миллиарды и триллионы сперматозоидов и яйцеклеток, которым не удалось превратиться в людей. Это спасение и вечная жизнь – только для немногих.
Иезекииль задумчиво хмурился, и то же самое делала Дмирова, которая только закончила перевязывать Билла. Я начал отвечать, но Чен оборвал меня.
– Пожалуйста, Чарльз. Я понимаю, что ваши действия нацелены на сохранение вашего биологического вида. Конечно, вы понимаете, что я должен защищать свой собственный вид?
В тот момент он был самым опасным человеком, которого я когда-либо знал, и самым благородным. С любовью и глубоким уважением я склонил голову.
– Ли, – сказал я, – я уступаю и восхищаюсь вашей логикой. Но вы заблуждаетесь.
– Возможно, – согласился он. – Но я убежден.
– Ваши намерения?
Я уже знал; я хотел, чтобы он заявил их вслух. Он показал на терминал компьютера. – Этот корабль был оборудован самым прекрасным компьютером, который когда-либо был сделан. Сделано в Пекине. Сейчас я установил программу, подготовленную для меня еще на Земле проектиров– щиками компьютера. Вирусную программу. Когда я прикоснусь к клавише «Исполнение», она начнет потрошить банки памяти компьютера. Ей потребуется только пятнадцать минут, чтобы завершить полное уничтожение информации.
– Вы убьете нас всех, как Силвермен? – потребовал ответа Де Ла Торре.
– Не как Силвермен! – взорвался Чен, покраснев от ярости. Он сразу же совладал с собой и полуулыбнулся. – По крайней мере с большей эффек– тивностью. И по другим причинам! Он хотел, чтобы эти новости узнала только его собственная страна. Я хочу, чтобы их не узнал никто. Я предлагаю отключить коммуникационные лазеры корабля, предназначенные для связи в глубоком космосе, опустошить банки памяти и оставить корабль брошенным командой. Затем я убью вас всех, быстро и милосердно. Бомба, которую вы называете «Разрушителем планет», имеет собственную систему управления; я могу открыть бомбовый люк вручную. Не думаю, что стану надевать скафандр. – Его голос ужасал спокойствием. – Возможно, следующий земной корабль обнаружит чужих все еще здесь, через четыре или пять лет.
Но Сатурн будет иметь восемь лун и два Кольца.
Линда качала головой.
– Вы так неправы. Ли, так неправы. Вы – конфуцианец, который ни на йоту не отступает от буквы закона, глядящий на Тао…
– Я – часть перепуганной матки, – твердо сказал Чен, – и я утверждаю, что в этом случае роды убили бы мать. Я решил, что матка должна впитать обратно зародыш Homo caelestis. Быть может, в пике следующего цикла человеческая раса будет достаточно зрелой, чтобы пережить роды, – сейчас человечество к этому не готово. Я несу ответственность перед маткой – ибо это весь мир, который я знаю и буду знать.