Роджерс Мэрилайл. Воспевая бурю

   Анья вновь опустила руки, склонив голову в молитвенном порыве. Ивейн ждал, пока она за­кончит молитву, и лишь потом заговорил с над­лежащей почтительностью:
   – Благодарю тебя, во-первых, за то, что ты спасла мне жизнь, и, во-вторых, за возвращенное мне здоровье.
   Анья инстинктивно присела, погрузившись по шею в воду, но тут же, не желая себе присва­ивать чужую заслугу, ответила:
   – Одна я ничего не смогла бы сделать. Это Киэр, чтобы остановить врагов, воспользовался той же рогаткой, из которой стреляли в тебя.
   Ивейн, закинув голову, звучно расхохотался.
   – Рогатка! Вот уж от чего я не готов был обороняться!.. Но, похоже, и враги наши тоже. По-моему, я должен непременно добавить мою скромную благодарность ко всему, чем собира­юсь заняться с Киэром.
   Анью порадовал веселый смех Ивейна. Ясно было, что он чувствует себя лучше и на душе у него светло. Девушка чуть повернулась, радостно улыбнувшись ему через плечо.
   – И все-таки…
   Улыбка – неотразимая, обаятельная – оза­рила лицо друида.
   – Я благодарен тебе за то, что, пока я лежал беспомощный, без сознания, ты молила духов стихии вернуть мне здоровье и силы.
   В синих глазах жреца было столько невыска­занного, что девушка не хотела даже думать об этом, боясь ошибиться, принимая мечты за дей­ствительность. Анья была так погружена в раз­мышления о недосказанном, что не заметила даже этого явного признания ее участия в его чу­десном спасении.
   Ивейн почувствовал ее робость и улыбнулся ласково и насмешливо. Он знал, как заставить ее поверить.
   Анью потрясло, когда, тихонько оглянув­шись, она заметила, что Ивейн поспешное стя­гивает с себя одежду. Хотя они и любили друг друга в укромном, увитом жимолостью укрытии, Анья впервые видела Ивейна полностью обна­женным, и сердце ее затрепетало при этом оше­ломляющем зрелище. Жрец ступил в ручей вслед за девушкой, и отражавшиеся в воде лучи захо­дящего солнца заиграли на мускулах его могуче­го тела. Ивейн подходил к ней все ближе, и Анья всем существом своим жаждала лишь одного – ощутить его жар. Руки девушки дрожали, внутри бушевало пламя.
   Синий огонь взгляда Ивейна опалил ее чудес­ную наготу, затем взметнулся, поднявшись к изящному лицу, полному желания, и к широко раскрытым огромным глазам, говорившим о ее любви больше, чем сказали бы любые слова. Жрец ощутил на себе взгляд зеленых, затуманен­ных глаз, касавшихся его тела, точно ласковые легчайшие прикосновения. Найдя в воде руки возлюбленной, Ивейн притянул ее к себе и при­жал к своей мощной груди.
   Пальцы Аньи вздрогнули, предвкушая, как сейчас запутаются в темных курчавых зарослях на груди любимого. Их никто не удерживал, и они, скользнув дальше, ощутили его гладкую кожу, это так взволновало девушку, что она закусила губы. Все исчезло для нее, кроме могучей груди, вздьь мавшейся и опадавшей, и руки Аньи беспрерывно скользили, словно завороженные, наслаждаясь ощущением железных мускулов и жестких вьющихся волос. Она коснулась широких плеч, потом ее руки снова скользнули вниз, и девушка чувствовала, как каждый изгиб или впадинка за­горается под их прикосновением.
   Ивейн всем своим существом, каждой кле­точкой тянулся к ищущим, пытливым касаниям Аньи. Прохладная вода вокруг них не умеряла огня, полыхавшего у него в крови, бежавшего по его жилам, как пожар, пожирающий лес. Тяжелые веки жреца опустились, прикрыв пламя, полыхав­шее в его синих глазах. Собрав всю свою вы­держку, Ивейн застыл, давая девушке возможность беспрепятственно удовлетворить любопытство.
   Анье нравилось прикасаться к телу возлюб­ленного, нравился его мужской аромат, и кон­чиком языка она тронула это тело, желая ощу­тить его вкус. Для Ивейна ее прикосновение было подобно обжигающим языкам пламени. Дыхание его стало неровным, прерывистым, и сердце Аньи забилось еще сильнее. Девушка чувствовала, как растет его страсть, и жажда, томившая возлюбленного, передавалась ей.
   Касания нежных пальцев Аньи становились все отважнее, смелея от бушевавшего в ее душе шторма, и стойкость Ивейна подвергалась мучи­тельным испытаниям. Плотина его сдержаннос­ти прорвалась, когда нежные губы, вслед за лег­кими пальцами, коснулись плоского мужского соска. Из горла юноши вырвался сдавленный стон, он запустил пальцы в сверкающие волосы, не в силах оторваться от источника невырази­мого наслаждения.
   Затем пальцы друида скользнули по шее де­вушки, спустившись вниз, в глубокую ложбинку между грудями. Голова ее запрокинулась, веки закрылись, и она сдавленно охнула, когда руки его снова взметнулись вверх. Потрясенный само­забвенным откликом девушки, Ивейн касался ее медленно, упоительно, сладко, поднимаясь все выше, чувствуя, как трепещет ее нежное тело в его руках.
   Всем своим существом отдавшись прикосно­вениям возлюбленного, Анья тихонько вскрик­нула, когда страстные пальцы жреца помедлили, не касаясь ее груди. Чувствуя, что ноги девушки вот-вот подогнутся, Ивейн обхватил ее бедра, одной рукой прижимая их к своим, другой при­держивая ее тело под грудью. Девушка задохну­лась в томительном ожидании; еще несколько бесконечных, мучительно сладких мгновений – и ладонь его двинулась вверх, приняв в себя сла­достный груз. Жрец снова помедлил; его пыла­ющий синий взор был устремлен на сокровище, трепещущее в его ладонях.
   – Ты прелесть и радость души моей, и жизнь моя немыслима без тебя.
   Он произнес эти слова низким, чуть хрипло­ватым голосом, наклонившись и легонько кос­нувшись губами нежно-розового соска. Отстра­нившись, он с чуть заметной удовлетворенной улыбкой смотрел на Анью, бессознательно вы­гнувшуюся в стремлении ощутить его рот – маленькая расплата за страдания ночей, прове­денных в горячечных, безнадежных мечтаниях. Он еще раз поцеловал ее – коротко, быстро, чуть втягивая губами сосок; поцелуй был мучи­тельно сладким, но он лишь разжег полыхавшее в обоих желание.
   Дыхание у Аньи перехватило от сжигавшей ее неистовой жажды и безмолвной мольбы, и шторм, надвигавшийся на нее, закружил ее, под­нял, унося в своем вихре. Ухватившись за чер­ные, как ночная тьма, кудри, Анья притянула к себе голову Ивейна. Обняв сгоравшую от жела­ния возлюбленную, жрец приподнял ее, бессчет­ными поцелуями покрывая ее чудное тело, Анья забылась, растворившись в дыму полыхавшего наслаждения, с готовностью откликаясь на зов возлюбленного, еще крепче обвивая его шею ру­ками, притягивая его к себе еще ближе.
   Он не противился, когда она легонько сколь­знула вниз, приникнув к его крепкому, могучему телу; нежная грудь ее прижалась к его груди, ши­рокой и мощной, бедра точно слились с его бед­рами; твердым горячим ртом он пил, наслажда­ясь, пьянящий нектар ее губ. Объятие было столь полным и безраздельным, что из горла у девушки вырвался болезненный, слабый стон. Она выгну­лась еще больше под требовательными, жаркими поцелуями Ивейна. С готовностью откликаясь на безмолвный призыв возлюбленной, жрец мед­ленно, кончиком языка раздвинул ей губы, впивая сладость ароматного рта, и девушка содрог­нулась от мучительного, острого наслаждения. Его руки обхватили ее крепкие ягодицы, припод­няв их и давая ей ощутить в полной мере все не­истовство и жар его страсти.
   Не думая, по какому капризу судьбы ей нис­послано это счастье любви, несбыточной и за­претной навеки, Анья всем своим существом ус­тремилась к огню, к его жгучему, опаляющему жару. Еще сильнее разжигая исступленную жажду жреца, девушка крепче прижалась к нему бедрами, раскачиваясь в горячечном ритме не­истовой страсти, однажды уже изведанной ею в его объятиях. Языки пламени взлетали все выше, и Ивейн пылко, самозабвенно раскачивался ей в такт. Сжигаемая желанием, забыв обо всем на свете, Анья вцепилась в его шею руками, и ногти ее впились в его гладкие мощные плечи, а тело судорожно билось и вздрагивало, прижавшись к Ивейну, волнуя и возбуждая.
   Жрец содрогнулся. Не в силах бороться с ох­ватившей его яростной страстью, он поднял Анью на руки, вынес из теплой воды и в мягких вечерних сумерках опустил на травяной ковер. Девушка протянула руки к волшебнику, чаро­дею, пленившему ее сердце и с такой легкостью вызвавшему в ней бурю желаний. Ее сияющие глаза были полны неизъяснимой любовью. Не раздумывая о том, хорошо ли он поступает, Ивейн поддался необоримому очарованию возлюбленной и силе собственной безмерной любви. Он опустился на нее всем телом, и Анья вскрикнула от наслаждения, ощутив на себе его тяжесть, его горячую мощь. Девушка обхватила его стройными и нежными ногами, и Ивейн при­поднял ее бедра, стремясь соединить их тела в теснейшем из всех объятий.
   Точно два языка взлетающего в необузданном танце огня, они сплелись неразрывно, вздымаясь и опускаясь, все неистовее, все ярче разжигая ис­ступленное пламя. Анья отчаянно обняла возлюб­ленного, подхваченная порывом налетевшего шторма, – все в ней было напряжено до предела. Палящие вихри томительной страсти кружили ее все неистовее, пока наслаждение не стало почти нестерпимым. И в миг, коща естественный, изна­чальный ритм всех природных сил достиг своего ослепительного зенита, Ивейн, возвращая бесцен­ный дар девушки, шепнул Анье на ухо:
   – Я буду любить тебя вечно!
   При этих словах, столь мучительно желан­ных словах томительное, невыносимое напряже­ние Аньи взорвалось, рассыпавшись огненным фейерверком наслаждения.
   Окутанный ласковой дымкой покоя, Ивейн теснее прижал к себе все еще вздрагивавшую де­вушку. Он нежно перебирал ее чудесные шелко­вистые локоны, и ласковая, умиротворенная улыбка чуть тронула его губы, едва касавшиеся их в поцелуе.
   Прильнув к любимому, Анья наслаждалась ощущением его крепкой груди под своей щекой и нежными прикосновениями его губ на своих волосах. Ей хотелось продлить этот сладостный полусон, не омрачать этого светлого сияния мечты, так неожиданно сбывшейся. Но мысль эта, раз появившись, не хотела уже покидать ее.
   Анья замерла. В ее душе вдруг зародились опасения, что, как только холодный рассудок возобладает над чувствами, жрец пожалеет о признании, вырвавшемся у него в пылу страсти. Закусив набухшие от поцелуев губы, девушка подавила стон разочарования, пытаясь сладост­ными воспоминаниями отогнать от себя черные мысли. Какая ей разница, что будет потом, – слова эти были сказаны страстно и искренне, а сильные руки любимого обнимали ее крепко и ласково, и эти драгоценные воспоминания оста­нутся с ней навсегда.
   Ощутив беспокойство возлюбленной, Ивейн сразу встревожился – но лить на мгновение. Тотчас догадавшись о причине, он попытался из­гнать из ее сердца все сомнения. Друид загово­рил, и при этих словах дыхание у девушки пе­рехватило от счастья. И все-таки тревога, что Ивейн впоследствии пожалеет о сказанном, не рассеялась полностью.
   – Я любил тебя всю мою жизнь. Когда ты была совсем маленькой девочкой, это было про­стое и нежное чувство, заботливость старшего брага. Потом пришел день, кота я вернулся в замок и обнаружил, что ты больше не та серьез­ная девочка, которая всеща неотступно ходила за мной по пятам. И все стало сложно.
   Ивейн приподнялся на локте, внимательно вглядываясь в зеленые взволнованные глаза де­вушки.
   – Каждый раз, как я приходил к вам в замок, любовь моя возрастала, пока я не понял, что до­лжен держаться подальше от девушки, разжигав­шей в моей душе чувства столь бурные, столь не­истовые, что их не могли укротить ни овладение знанием друидов, ни заклинания жреца.
   Хотя признание Ивейна было для девушки драгоценнее любого сокровища, в нем было и зерно истины, которое, как опасалась Анья, вскоре прорастет горькими всходами, чья горечь заглушит и растопит всю сладость его любви к ней. Анья до боли прикусила припухшую ни­жнюю губу, слушая слова Ивейна, но, стоило ему на мгновение умолкнуть, как она тотчас же при­зналась в томившем ее ощущении вины.
   – Надеюсь, ты простишь мне мой эгоизм и упрямство, попытки навязать тебе чувства, угро­жавшие твоему предназначению. Тебе пришлось бы заплатить за них слишком дорого, и я никогда не посмела бы этого требовать.
   – Нет, это я был слепцом и упрямцем! Ласковый смешок Ивейна омыл душу девушки чудесным покоем.
   – Ты обладала тайным знанием, а я не хотел в это верить, несмотря на явные признаки. И этим неверием я отрицал главнейшую из запове­дей друидов: священное таинство на границе перетекания, изменчивости, слияния, загадочную магию того, что невозможно определить. Подо­бно тебе – принадлежащей и саксонцам и лэтам; и христианству, и верованиям друидов.
   Темно-синие глаза потеплели, с любовью глядя на прелестное лицо, расцветшее от робкой надежды.
   – Это моя вина, – повторил друид, и в го­лосе его прозвучала горечь при мысли, чего он чуть было не лишился, – и это едва не стоило мне утраты самой большой драгоценности в моей жизни… тебя.
   С последними словами Ивейн склонился к губам, так жаждавшим его поцелуя, терпким и слад­ким, грозившим с новой силой разжечь его страсть.
   Друид откинулся, слегка покачав головой и, улыбаясь, с сожалением заметил:
   – Мы не можем позволить себе вновь усту­пить искушению.
   Ивейн махнул рукой, словно указывая на на­ступавшую со всех сторон тьму.
   – Уже совсем ночь; боюсь, что и Элис, и мальчик будут за нас беспокоиться и скоро от­правятся на поиски. Чтобы этого не случилось, нам нужно вернуться.
   Упоминание о мальчике напомнило Ивейну, что он хотел сказать девушке – теперь ему не­зачем было что-либо скрывать от нее.
   – Пока вы с Киэром ходили за хворостом, Элис рассказала мне еще об одном видении. У меня была еще одна сестра, которую я не знал. – Для юноши все это было так ново, что он помолчал, чтобы еще раз осознать услышанное. – Старшая сестра.
   – И мать Киэра. – Анья поняла это внезапно, в тот миг, когда у нее вырвались эти слова. Это со­впадало с тем, что рассказывал мальчик о дедушке, жреце и друиде, растерзанном испуганной его мощью толпой. Она сама ведь сказала тогда Киэру, что так же погибли и родители Ивейна.
   Легкая улыбка тронула губы Ивейна, и он сказал:
   – Да, Киэр – мой племянник.
   Друид не удивился, что Анья догадалась так быстро. Хоть он и не почувствовал ее связи с природными силами, он всегда знал, какой ос­трый, проницательный ум скрывается за этой не­возмутимой серьезностью.
   Анью порадовало, что Ивейн с такой лег­костью признал в Киэре своего племянника. Од­нако, вспомнив о том, как мальчик рассказывал ей о своих предках друидах, девушка сообразила вдруг, что до сих пор не сообщила жрецу о том, что узнала в сарае аббатства Экли.
   – Раз ты поправился, могу сказать, что у меня есть новости, не менее важные, чем видение Элис об Адаме, и ты должен узнать о них.
   Конечно, ей следовало бы рассказать ему об этом, когда он пришел в себя в первый раз, но Анья думала, что лучше теперь, когда здоровье и ясность рассудка вернулись к друиду.
   – Когда епископ Уилфрид говорил мне об этом, он был вне себя от злорадства.
   Ощущая на себе внимательный взгляд синих глаз Ивейна, девушка поведала жрецу то, что сказал ей епископ: начиная с опасности, грозя­щей замку Трокенхольт, и до намерения Уилфрида использовать своих пленников как приман­ку, чтобы завлечь других.
   Когда последние ее слова растаяли в воздухе, наступившее молчание казалось упругим от ре­шимости Ивейна еще раз сразиться и победить епископа, столь же мстительного, сколь и алчно­го. Ивейн поспешно оделся, и Анья едва поспе­вала за ним, натягивая высохшее платье. Невзи­рая на нетерпение как можно скорей начать дей­ствовать, жрец ласково отвел в сторону неловкие пальцы девушки, чтобы помочь ей побыстрее одеться; он справился с этим необыкновенно ис­кусно, но о том, как он овладел этим искусством, Анья предпочитала не задумываться.
   Ивейн понял, о чем она думает, и, паль­цем приподняв подбородок девушки, быстро поцеловал ее в нежные губы; потом взял ее за руку и вывел из их укромного уголка – прибежища сладостного покоя и безумного наслаждения.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   – Да, это неподалеку от твоего дома, – слепка усмехнулась Элис. – Еще одна каменная крепость, оставшаясь от древних завоевателей.
   Ивейн уже прицепил меч к поясу и прищу­рившись смотрел на мешок, набитый свежими съестными припасами. Они с сестрой сидели в полумраке, у выхода из пещеры, готовые отпра­виться в путь. Сестре не было необходимости на­зывать эту крепость. Жрец узнал ее по описа­нию, и губы его скривились в недовольной ус­мешке. И правда – как же лучше всего спрятать что-либо, как не на самом виду? Скрывая свои замыслы до последней минуты, епископ сам же их выдал, глупо похваставшись, что использует заложников как приманку, которая завлечет его жертву в развалины римлян, давно заброшенные и всеми забытые, – в руины крепости, стояв­шей на берегу, на исконных землях лэтов.
   Привыкнув ждать в безмятежном молчании, Анья тихонько сидела рядом с Ивейном и его сестрой, поглядывая на них сквозь угасавшее пламя костра. Ее безмолвная неподвижность, ка­залось, передалась и лисенку, лежавшему у ног девушки, и Киэру, стоявшему чуть позади. Анья тоже поняла, о чем говорила бывшая жрица дру­идов. И догадавшись порадовалась, что оставляет кобылу у Элис. Хотя девушка и любила свою лошадку, медлительное животное было бы в вы­сшей степени бесполезным в путешествии, тре­бовавшем поспешности, так что Ягодку, без со­мнения, лучше было оставить здесь. Ивейн посмотрел на сестру:
   – А теперь объясни, каким чудом мы смо­жем добраться до цели так быстро, как ты обе­щала.
   Жрецу не терпелось покинуть места, где пра­вил епископ, и, чтобы воспользоваться прикры­тием темноты и избежать ненужных встреч, он хотел выйти в путь сразу по возвращении в пе­щеру вчерашней ночью. Однако Элис отвергла его план, горячо убеждая, что им удастся проде­лать этот путь куда быстрее и безопаснее, если они подождут до рассвета. Теперь, зная, куда им нужно добраться, Ивейн понял, как долго им пришлось бы быть в пути, даже не отдыхая, ни на минуту не останавливаясь, а это грозило бы совершенно лишить их сил. По правде говоря, предстоящее путешествие оказалось устрашаю­ще длинным, так что вряд ли он поспеет на место вовремя, чтобы опередить врагов. Теперь вся надежда была на загадочные обещания сестры.
   – Берите вещи и пойдем. – Махнув рукой на поклажу, Элис еще более возбудила любопыт­ство Аньи, взяв сверточек из ткани бирюзового цвета, перевязанный тонкой бечевкой.
   Пока все разбирали котомки, Элис, зажав сверток покрепче под мышкой, сунула скрученный из камышинок конец сальной свечки в огонь. Фитиль задымился и вспыхнул. Путники, поджидавшие Элис у выхода из пещеры, были немало удивлены, увидев, как та повернулась и направилась в глубь ее, к противоположной стене.
   Она спиной ощущала их любопытные взгля­ды. Даже ее брат, могущественный жрец и кол­дун, был поражен, и это ее весьма позабавило. Но Элис тут же пожалела о своей неуместной на­смешке. Кто знает, быть может, десять лет, про­шедшие с того дня, как она разбила кристалл, а с ним и те узы, что связывали ее с темными си­лами, не изгладили до конца того зла, что они в ней посеяли? Стараясь не думать о собственной вине и расплате, которая, видно, суждена ей до смерти, Элис кончиками пальцев нажала на тем­ное пятнышко на толстой шероховатой стене. Громадная скала медленно отодвинулась в сто­рону.
   Ивейя подосадовал на себя за то, что его уди­вил этот трюк с валуном, таким же, как и тот, что загораживал вход в его пещерное жилище в Талакарне.
   Когда Элис поднесла свой светильник к кро­мешному мраку проема, за ним открылся тун­нель, круто уходивший в неведомую черную без­дну. Колдунья первая ступила во тьму.
   Ивейн пропустил за ней Киэра и Анью. На­сторожившийся, но верный лисенок следовал за ней по пятам. Жрец пошел позади, замыкая про­цессию.
   Путники осторожно продвигались вниз по проходу, и вскоре шум бегущей воды заглушил глуховатое постукиванье посоха друида о ка­мень. Широкая улыбка, вспыхнув, озарила лицо жреца. Подземной реке не мешают неровности и изгибы земной поверхности, она течет прямо, никуда не сворачивая. Жрец тихо затянул пес­нопение, взывая к кристаллу на набалдашнике, зажатому в когтях у орла. Вскоре его ослепи­тельное сияние сделало пламя светильника из­лишним.
   Ни Анья, ни Киэр не владели еще тайным знанием, позволявшим предвидеть будущее, но шли спокойно, не сомневаясь и всей душой до­веряя тем, кто им обладал. И после нескольких крутых, уводящих вниз поворотов они забыли о последних сомнениях, потрясенные открывшим­ся перед ними чудесным зрелищем. Словно гро­мадные каменные сосульки свисали из полумра­ка над головой и вырастали из тьмы под ногами.
   Коридор плавно поворачивал за угол, закан­чиваясь широкой и плоской площадкой, за ко­торой струилась река; течение ее было медлен­ным по краям, но стремительным посредине. Воздух был насыщен влажными испарениями. Сбоку, у основания зубчатого пика, поднимав­шегося из мокрого камня площадки, лежал длин­ный и узкий челн.
   Как только Ивейн спустил суденышко на мелководье у берега, его сестра дала последние указания и последнее напутствие.
   – Там, где река выходит на поверхность, впадая в море, на берегу стоит маленькая дере­вушка. В ней живет рыбак по имени Хайю. Он молчалив, и лик его неприветлив, но он довезет вас до места. – Элис печально улыбнулась, до­бавив: – Мне было видение прошлой ночью; я видела, как буря неслыханной силы разразилась над Трокенхольтом. Я не могу сказать с точ­ностью, что это – картины ли моего прошлого или вашего будущего, однако боюсь, что скорее всего последнее.
   Жрице никто не говорил об угрозах еписко­па, а значит, у нее не было причин придумывать это знамение, и Ивейн поверил. Однако, почув­ствовав, как тотчас же напряглась Анья, хотя внешне она и оставалась недвижной, словно один из каменных монолитных столпов, возно­сившихся кверху в туннеле, друид промолчал. Он решил лишь уточнить слова Элис по поводу ры­бака:
   – А как мы сумеем уговорить этого Хайю, чтобы он отправился с нами в опасное плавание?
   – Когда вы появитесь и он увидит этот челн, то поймет, что вы прибыли от меня.
   Видя, что подобное объяснение не убеждает недоверчивого жреца, Элис добавила:
   – Благодаря моим предсказаниям семья Хайю спаслась от неминуемой гибели, когда на них напали коварные ночные разбойники. Во время отлива они укрылись в моем морском гроте. В том, через который вы выйдете.
   – Но можем ли мы быть уверены, что при­будем туда как раз вовремя, к началу отлива, когда будет открыт выход к морю? – спросил Ивейн.
   – Потому-то я и настаивала, чтобы вы до­ждались рассвета. – Элис покачала головой, с огорчением глядя на брата. Его вопросы говори­ли о том, что он все еще не доверяет, ей до конца.
   Хотя он впервые совершал подобное путе­шествие, и уж тем более по этой реке, Ивейну были ведомы тайны подземных путей. Он доста­точно хорошо знал законы, которые ими правят, чтобы понять, что Элис не лжет. Не то чтобы он действительно сомневался в ее искренности, но, изучая законы путей, пролегающих под землей, он научился в то же время и осмотрительности. Вот почему ему понадобилась эта проверка.
   Анья почувствовала напряженность, возни­кшую между колдуньей и ее братом, и с облег­чением вздохнула, когда друид широко улыбнул­ся сестре. Девушку решили посадить на нос лодки, Киэр должен был сесть в середине, а Ивейн – отталкиваться веслом на корме. Анья не теряя ни минуты наклонилась и уложила мешок с продуктами между собой и Киэром. Когда она выпрямилась, Элис подошла к ней.
   – Я заметила, что у тебя нет одежды на смену, и подумала, что это может тебе пригодиться. – И протянула ей сверток, перевязанный бечевкой, ко­торый девушка уже успела заметить.
   – Конечно, мне пригодится… но неужели вам не жаль расставаться с таким чудесным на­рядом?
   Хотя платье было тщательно сложено, Анья не могла не заметить, какое оно дорогое; материя была тонкая и даже при неярком свете факела и кристалла видна была золотая вышивка по краям.
   – Мне оно больше не понадобится. – Элис небрежно пожала плечами, но видно было, как она напрягаась, опасаясь отказа. – Я дарю его тебе в благодарность, за то что ты спасла моему брату жизнь, и за то счастье, которое – как мне открылось в видениях – ты принесешь ему. Так что мне будет очень приятно, если ты примешь мой дар.
   Взволнованная предсказанием будущего счастья с любимым, Анья просияла и крепко прижала к себе мягкий сверток. Ей будет дорог этот бесценный подарок, оттого что он сделан от чистого сердца.
   Элис согрела улыбка девушки и еще больше обрадовал одобрительный взгляд жреца. Она по­вернулась к друиду, стоявшему позади с веслом в одной руке и с посохом, увенчанным сияющим шаром.
   – За то, что ты предоставила нам надежное укрытие, предостерегла нас и указала нам этот путь для быстрого и безопасного путешествия, я благодарен тебе, сестра. – Ивейн намеренно подчеркнул последнее слово. – Но еще больше я благодарен тебе за то, что ты поведала мне о пле­мяннике и направила на путь знаний, сокрытых даже от моего мудрого и великого наставника.