- Это... - выдохнул Элоф. - Он забрал эту вещь из нашего городка!
   - Как и множество других, без сомнения. Мы свяжем старого стервятника и возьмем его на борт живьем. Его нужно кое о чем расспросить, а сейчас у нас нет времени.
   - Выгружай добро!- загремел капитан. - Шевелитесь, или вы хотите получить в придачу еще одну галеру с варварами? Вычистите эту крысиную нору от носа до кормы!
   Корсары сновали повсюду, подбирая брошенное оружие и доспехи, снимая украшения с трупов и сдвигая решетки, закрывавшие люки грузового трюма. Керморван не принимал участия в грабеже. Он тяжело оперся на поручень и начал расстегивать ремешок своего шлема окровавленными, грязными пальцами. Элоф, заткнувший бодило за пояс, помог ему, и Керморван благодарно вздохнул, когда стальная маска отошла от его лица, на котором остались синяки и ссадины.
   - Керайс! - пробормотал воин, облизнув пересохшие губы. - Это было отвратительно!
   - А мне показалось, ты получал от этого удовольствие, - заметил Элоф.
   - Ты мог бы получать такое же удовольствие от таинств своего мастерства, - странным, высоким голосом ответил Керморван, - забывая при этом, в какие ножны может войти откованный тобою клинок! Я не берсеркер. Да, я рад, что еще раз сумел отплатить этим кровожадным животным за их бесчинства, но я не получал от этого удовольствия, как они. Этот корабль крупнее любого из тех, которые мы захватывали раньше, и команда была более многочисленной... эй, что такое?
   Из трюма, где орудовали корсары, донесся внезапный взрыв воплей. Элоф невольно вспомнил воющий крик, который он слышал незадолго до морского сражения. Прежде чем кто-либо из них успел сдвинуться с места, послышался топот множества ног, и на палубу поднялась группа женщин - бледнокожих, явно сотранского происхождения. Среди них было двое или трое детей. При виде Керморвана в окровавленных доспехах они застыли как вкопанные, снова завизжали и сбились в кучку. Керморван выглядел почти растерянным. Пожав плечами, он попытался объяснить женщинам, что теперь они в безопасности, но их успокоили скорее не слова, а ясный голос и рыжие волосы воина, а также жесткость его тона, когда он приказал корсарам позаботиться о пленницах.
   Наконец, одна за другой все двадцать две женщины были переправлены на корсарский корабль. Некоторые из них вопили и барахтались в веревочной упряжи - то были простые крестьянки из прибрежных деревень, и большинство из них никогда не ступало на борт корабля, пока рейдеры не захватили их в плен. Потом вниз были опущены огромные тюки с награбленным добром; за ними последовал старый эквешский вождь. Две-три женщины посмелее набросились на него, когда он рухнул на палубу, царапаясь, лягаясь и выкрикивая ругательства.
   Керморван перепрыгнул на палубу корсарского судна. Матросы принесли длинные шесты. Элоф вместе с остальными налег на свой шест, упираясь в борт галеры; мало-помалу таран высвободился из разломанных балок корпуса, и корабли разошлись в стороны.
   - Так легко вышел! - восхищался Керморван. - Но врезался глубоко, словно клык саблезуба. И ни отметины на нем, ни один зубец не погнулся! Клянусь, кузнец, я больше никогда не буду насмехаться над твоими заклинаниями!
   Но Элоф смотрел на палубу эквешской галеры, где разгоралось тусклое оранжевое сияние. Капитан крикнул гребцам, и те заработали веслами, но прежде, чем они успели отдалиться на длину корпуса, пламя охватило такелаж галеры, полыхнуло вокруг мачты и принялось лизать свернутый парус. Несмотря на огромную усталость, гребцы сильнее налегли на весла, опасаясь искр, которые могли воспламенить их собственный просмоленный такелаж. Вскоре они увидели, как на галере вспыхнули ванты, и высокая мачта с треском рухнула в море.
   - Надеюсь, Морскому Губителю придется по вкусу жареное мясо, - сухо произнес Керморван. - В кормовой надстройке я нашел что-то вроде походного алтаря, перед которым стоял жертвенник. Умолчу о том, что дымилось там в качестве подношения. Я рассыпал угли и ушел.
   - Но тебе же нужны другие корабли! - воскликнул Элоф. - Если ты будешь захватывать эти...
   - Я не могу плавать на галерах, и никто не купит их у меня. Для борьбы с эквешским флотом понадобятся корабли меньшего размера, более быстроходные - по десять - пятнадцать весел на один борт, а не по тридцать. Понадобятся суда, способные обогнать эквешцев на коротких дистанциях, однако при этом нести достаточно много воинов и иметь свободное место для добычи.
   Элоф поморщился.
   - Ах да, эти женщины! Я предвижу, у нас еще будут неприятности с ними.
   Но несмотря на дурные предчувствия, они обнаружили, что женщины вполне успокоились - возможно, потому, что теперь им все равно некуда было вернуться. Корсары тоже вели себя тихо. Они устали после боя; некоторые были тяжело ранены, а остальным приходилось сменять измученных гребцов на веслах. Но с эквешской галеры были захвачены огромные запасы разнообразного добра, и они предвкушали великое празднество на берегу. Керморван, Элоф и капитан наравне с остальными садились за весла. Еще несколько часов они плыли через туман, но вот наконец с юга подул долгожданный ветер. Серая дымка истончилась и рассеялась. Матросы развернули парус, и корсарское судно направилось на север, в одно из тайных укрытий, где за высокими скальными утесами располагалась укромная бухта, незаметная со стороны моря. Керморван с Элофом оставили свои места на скамьях и пошли на корму, где лежал связанный эквешский вождь, охраняемый двумя ранеными матросами от гнева его бывших пленниц. Одна из женщин потянула Керморвана за рукав плаща, когда он проходил мимо.
   - Сир, отдайте нам его, пожалуйста! Он... - Она задохнулась от негодования. - Вся наша деревня, даже малые дети... погнали нас на корабль... моей дочери было только десять лет, и он... пришел и забрал...
   Керморван взглянул на Элофа. Среди женщин не было девочки такого возраста. Он мягко отвел от себя руки рыдающей женщины.
   - Этот человек будет жить лишь до тех пор, пока не расскажет нам все, что он знает. Ты видела много ужасного, и я сожалею об этом. Но я сам совершу суд над ним, как подобает моему положению. Или ты, - тихо добавил он, обратившись к Элофу, когда они отозвали стражников. - Ибо у тебя тоже есть свои счеты с этим существом.
   Элоф покачал головой.
   - Ты имеешь право вершить суд, а я нет. И что бы там ни было раньше, сейчас я вижу перед собой лишь раненого старика.
   Он наклонился над эквешцем, чтобы ослабить путы, и был вознагражден плевком в лицо за свое милосердие.
   - Ты! Теперь я вспомнил тебя! - Эквешский вождь четко выговаривал сотранские слова, как будто его учили языку. - Прошло много лет, но я не забыл! Северный щенок, которого забрал с собой великий шаман...
   Он жутко усмехнулся, и что-то заклокотало в его горле.
   - Должен был убить тебя тогда, съесть твою печень... и его тоже, чтоб он сгнил! Это он довел меня до этого, меня и мой клан!
   - Что? - с мрачной озадаченностью спросил Керморван. - Пощадив всего лишь одну жизнь?
   - Нет, глупец! - выдохнул старик. Казалось, он наслаждался своими страданиями и хотел лишь излить переполнявший его яд на любого, кто станет слушать. - Он великий воин... даже ты узнаешь его мощь, когда встретишься с ним! Я еще не лишился разума... мы не отправились бы на юг так скоро и так далеко, не будь его воли. Зачем плыть на юг, когда в северных землях осталось так много мяса на костях? Слишком далеко, слишком рано, слишком мало сил...
   - Тогда почему ты подчинился воле этого человека? - тихо спросил Керморван, опустившись на одно колено. - Он принадлежит к могущественному клану?
   - Кланы! - Смех прозвучал как царапанье гвоздя по грифельной доске. Он уничтожает кланы! Убивает вождей, извращает древние пути айка'я-ваша! Хочет, чтобы мы объединились с Бобром, Орлом, Лягушкой, нашими старыми врагами, чтобы сокрушать силой множества, подобно Великому Льду. Многие согласились, я сказал "никогда", остальные - пока он не наберет силу. А потом настала ночь, когда все головы склонились перед ним... страх, которому ничто не может противостоять... клинок, не наносящий ударов... Мое проклятие и проклятия всех моих предков на нем и на вашем семени, собачий кал, скотоложцы, прибрежная падаль - Май'еша сикау'хаи...
   Вождь сипло откашлялся и забормотал проклятия на родном языке.
   - Куда направлялся ваш флот? - требовательно спросил Керморван. Обратно домой?
   Но старый эквешец отказался отвечать, даже когда Керморван приставил меч к его горлу, хотя по-прежнему сверкал желтыми глазами и быстро поворачивал голову из стороны в сторону, подобно древней ящерице. Он сказал все, что хотел, и более не собирался отвечать на вопросы.
   - От него ничего не добьешься, - с сожалением сказал Керморван. Лучше покончить с этим сейчас. Элоф, тебе больше нечего спросить... Элоф?
   Элоф тяжело опустился на палубу и обхватил голову руками.
   - Что с тобой стряслось? - поинтересовался Керморван.
   - Ты слышал его слова, - прошептал Элоф, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. - Тот человек, тот великий шаман - страх, которому ничто не может противостоять, клинок, не наносящий ударов, - Керморван, он был моим мастером! И я своими руками выковал этот меч!
   Старый вождь тоже все слышал и понял. Его хриплый клекочущий смех вознесся к небу.
   - Тогда пусть твой собственный клинок поразит тебя! Пусть груди твоих дочерей наполнят наши пиршественные котлы...
   Но Керморван был не тем человеком, с которым можно шутить. С потемневшим от гнева лицом он резко обернулся. Элоф услышал свист клинка, а затем глухой удар, когда лезвие рассекло плоть - один, два, три раза. Смех сменился протяжным, воем, затем бессмысленным бульканьем и стих. Женщины разразились восторженными воплями, и один голос выкрикнул: "Его смерть была нелегкой!"
   - Бросьте эту падаль за борт! - отрезал Керморван. Наклонившись к Элофу, он помог кузнецу встать. - В отличие от тебя я не понял всего, что слышал. Ты расскажешь об этом позже, когда мы сможем остаться наедине. Но сейчас скажу одно: я не вижу в тебе великого зла. Если что-то, сделанное твоими руками, было обращено к дурной цели - что ж, кому, как не тебе, следует исправить содеянное? Подумай об этом!
   Через два дня после морского боя корсарский корабль проплыл между высокими утесами северной бухты, зарылся носом глубоко в серебристый песок пляжа и остановился с протяжным скрипом, словно человек, удовлетворенно вздыхающий после тяжкой работы. На берегу развели огромный костер, и утомленные корсары легли спать, пока женщины готовили еду и грели вино, взятое из эквешских бочек. Затем началось пиршество. Уединенный берег огласился буйными криками и песнями. Элофа, который поначалу сидел отдельно от остальных, принимали как брата и поили вином, восхваляя его мужество и мощные удары, расчистившие путь для абордажной команды. Он был самым молодым из них и довольно хорош собой, а потому привлекал внимание многих женщин, особенно помоложе. Они мимолетно прижимались к нему, обвивали руками за шею или увлекали в неистовые пляски вокруг костра. Это не смущало Элофа, ибо вино приглушило темные мысли, и за всю свою жизнь он мало что знал о женщинах. Лицо Кары какое-то время вставало перед ним в языках пламени, но он мог чувствовать руки, обвивавшие его шею, а губы, прижимавшиеся к его губам, были живыми и теплыми. Пары подогретого вина затуманили его разум, словно дыхание на стекле. Он зашатался, и две девушки поддержали его - одна худая и рыжая, другая плотно сбитая и темноволосая, с яркими глазами, в которых сверкало обещание. Вино держало весь лагерь в своей хватке, воздвигнув крепкую стену против ужасов последних дней и открывая путь к новым утехам. Корсары знали мало ограничений, а женщины утратили то немногое, что у них было, после резни и похищения. Вскоре теплый песок наполнился обнаженными телами, извивавшимися в прихотливом танце, глухими ко всему, кроме своей внутренней потребности. Элоф пошатывался и бродил среди девушек, бессмысленно хохоча и дрожа от возбуждения. Они отвели его в небольшую пещеру у подножия утеса и осторожно опустили на сухой песок. Их одежды, рваные и оскверненные смертью во многих формах, упали рядом, оставив лишь живую плоть и горячую кровь. Тьма и блаженное забытье струились в жилах Элофа, шумели в его голове. Он сознавал лишь прикосновения теплой плоти, окружавшей его, влажную кожу, трепетавшую под его пальцами или прижимавшуюся к его телу. Груди раскачивались над ним, словно спелые фрукты, и он припадал к ним жадными губами. Он поворачивался от одной женщины к другой, принимая и раздавая животные ласки. И однако, когда их дыхание учащалось, когда ослепительное пламя с ревом поднималось на небывалую высоту, а удары молота разбрасывали искры, сплавлявшие воедино сплетенные тела, он видел перед собой Кару и обнимал ее. Кара была призраком в пламени, пожравшем его в одно мгновение и оставившем лишь тлеющие угли. Затем сон окутал все темным покрывалом.
   Элоф проснулся до рассвета. Он осторожно проскользнул между спящими девушками, накрыл их своей одеждой и побрел на пляж, чтобы искупаться. Холодная вода оживила его, и он вышел на берег, чувствуя себя очищенным изнутри и снаружи, но смертельно голодным и продрогшим до костей. Он надел то, что еще мог носить из одежды, выбрал остальное из тюков с награбленным добром, и нашел вино, хлеб и мясо среди остатков оргии. Прогуливаясь по пляжу, он набрел на Керморвана; тот сидел, прислонившись спиной к валуну, и бросал камешки в серую воду.
   - Что-то я не видел, как ты развлекался вчера вечером, - шутливо заметил Элоф.
   Керморван поднял голову и посмотрел на него покрасневшими от бессонницы глазами.
   - Развлекался? На такой манер?
   Горечь, прозвучавшая в его голосе, поразила кузнеца.
   - Что так беспокоит великого воина? Разве тебе не нравятся девушки?
   - Разумеется, - раздраженно отозвался Керморван. - Но не так же!
   - А как? - осведомился Элоф, уязвленный в свою очередь. - На острие меча?
   Керморван вскочил на ноги одним быстрым движением. Его серые глаза гневно сверкали, кулаки судорожно сжимались и разжимались.
   - Я воспитан не так, чтобы легко сносить насмешки! Радуйся, что это неправда, иначе мне придется доказать свою правоту на твоей шкуре!
   - В самом деле? Однако ты не видишь ничего плохого в насмешках надо мной. Или это тоже следствие твоего воспитания? Что плохого в случившемся, каким бы грубым оно ни было? Вчера вечером я не видел ни одной женщины, отдавшейся не по своей воле!
   Керморван опустил руки и отвернулся.
   - Это оскверняет нечто священное, - пробормотал он. - Нечто жизненно важное в отношениях между мужчиной и женщиной, что должно принадлежать только им одним - внимание, уважение, саму любовь, наконец! На песке, словно похотливые животные... Но извини, если я обидел тебя, кузнец. Просто ты не понимаешь.
   - Почему ты так уверен в этом? - сухо спросил Элоф. - Может быть, я и деревенский паренек, но знаю, что такое любовь. Я люблю и буду любить всю жизнь... если смогу найти избранницу своего сердца. Но мы с ней обитаем в человеческих телах, у которых есть свои потребности. И эти потребности могут брать верх над разумом, особенно если вспомнить то, что нам пришлось пережить.
   Он посмотрел на морщины, избороздившие лоб Керморвана, на глубокие тени, залегшие под глазами воина.
   - Думаю, ты плохо спал этой ночью, если тебе вообще удалось заснуть. Ты видел слишком много крови и убийств на своем веку.
   - Да, слишком много, - вздохнул тот. - И боюсь, нам с тобой предстоит увидеть гораздо больше. Забудь мои резкие слова, если можешь; на этот раз ты оказался мудрее меня. Но скажи мне - ты, простой деревенский паренек, взятый на воспитание этим "великим шаманом", - что ты видел в своей жизни? Что это за клинок, который ты выковал своими руками? Расскажи, если захочешь - ибо мне сдается, что это касается всех, кто противостоит эквешцам, а возможно, и Великому Льду.
   Элоф внимательно вглядывался в лицо Керморвана - заинтересованное, но озабоченное. Ясные серые глаза, казалось, заглядывали в душу кузнеца. Как много он поймет из того, что ему расскажут? Этот человек, присвоивший себе право судить других... поймет ли он, что такое милосердие? Но Керморван был прав: нужно рассказать ему, чего бы это ни стоило.
   Первая реакция мечника оказалась неожиданной.
   - Майлио! - воскликнул он. - Это имя принадлежит моему народу, но я не могу сказать о нем ничего хорошего. Его носили северные аристократы, некоторые еще недавно жили в Брайхейне, но последний, кажется, был изгнан во времена моего отца. Ученый человек, но порочный и амбициозный, изводивший своих крестьян сверх всякой меры. Это его сын?
   - Может быть... или он сам. В его библиотеке имелись трактаты о продлении жизни; правда, все они находились на запретной стене.
   Керморван неожиданно нахмурился.
   - Темные искусства! Я никогда не верил в их существование, но... похоже, ты изучал их.
   - Да, - сурово ответил Элоф. - Ты будешь слушать?
   Керморван молча кивнул. Он жадно впитывал каждое слово, удерживая сотни вопросов, готовых сорваться с языка, до тех пор, пока Элоф не начал рассказывать о странных ночных существах и о колокольном звоне, предвещавшем появление военного отряда.
   - Керайс! - изумленно выдохнул воин. - Это могли быть только дьюргары! То, что ты рассказал о больших вырубках в лесу и о подземных шахтах... это объясняет многое, очень многое!
   - Д-дьюргары? - озадаченно переспросил Элоф.
   - Только послушайте его! - Керморван чуть не рассмеялся. - Он расхаживает среди чудес и не узнает их! Неужели ты никогда не слыхал о Старейших, о горном народе? Ведь они... но сначала закончи свою историю.
   Элоф пожал плечами. Он рассказал о том, как была высвобождена ужасная сила меча, о своем предупреждении и странном бегстве.
   - Они унесли нас дальше и быстрее, чем мы могли бы ускакать верхом, и выпустили на другой стороне гор, где мы без опаски спустились в долину, закончил он.
   Керморван кивнул.
   - Вас несли тайными тропами сквозь горы, а не через них. Естественно, это было быстрее. Но продолжай дальше!
   Он сочувственно выслушал рассказ о долгих скитаниях и тяжелой утрате и о решении искать исцеления в заброшенной кузнице на болотах. Услышав о происхождении меча, Керморван взглянул на клинок с еще большим изумлением, чем раньше, но промолчал. Лишь когда Элоф поведал о странном всаднике, он резко выпрямился, словно пронзенный стрелой:
   - Ворон! Ты видел Ворона!
   - Я видел много воронов. Той ночью их было два...
   - Я имею в виду человека, то есть... - Керморван сглотнул и быстро огляделся по сторонам, словно опасаясь, что его могут услышать. - Твоего гостя! Ты... - Он замолчал и покачал головой.
   - Вижу, ты не веришь мне, - резко произнес Элоф. - Что ж, я не могу доказать свои слова. Но кто такой этот Ворон, в конце концов? У меня есть что ему сказать при встрече!
   Керморван издал странный булькающий звук, который при других обстоятельствах счел бы ниже своего достоинства.
   - О, я верю тебе, - наконец выдавил он. - Если бы ты лгал, то не смог бы выдумать подобной нелепицы. Но предположим, я бы сказал, что видел, как дева Сайтана подплыла к берегу и присоединилась к нам, а? Потому что одно не более вероятно, чем другое.
   - Что ты имеешь в виду? - выкрикнул Элоф.
   - Кузнец, ты провозвестник странных чудес. - Керморван снова покачал головой. - Нет, не могу сказать. Мне нужно подумать... поговорим позже.
   - Позже? - простонал Элоф. - Но я должен знать, что мне делать, и немедленно! Ты понимаешь, какое зло я выпустил в мир?
   Керморван с заметным усилием овладел собой и задумался.
   - Как я уже говорил, то, что однажды было сделано, можно переделать. Или уничтожить. Создай себе другое оружие, раз уж эта странная сила снова вернулась к тебе, и выступи против своего мастера.
   - Но как? Мне не хватает знаний!
   - Да, это действительно так. Но разве ты не видишь, что твоему бывшему мастеру тоже кое-чего не хватает? Ему недостает силы, мастерства - называй как хочешь, - иначе он бы сам сделал эту ужасную вещь и никогда не доверил бы ее создание простому подмастерью. Возможно, он даже не ожидал, что в тебе таится такое могущество... но кто знает? Его внезапный отъезд кажется мне обдуманным шагом; возможно, он искушал тебя, желая испытать твое мастерство. Он мог даже заронить в твоей душе семена предательства, погубившего твоего собрата по ремеслу и временно отнявшего твою силу. Но как бы то ни было, у тебя есть одно утешение: ты превосходишь его в вашем странном искусстве!
   Элоф сидел, разинув рот, как мальчишка, пока ясный, холодный голос вдалбливал в него те истины, до которых он должен был дойти своим умом. Казалось, что волны, лениво лижущие пляж, омывают его тело, и он ощущал, как что-то зреет в нем, поднимаясь от пальцев ног до корней волос, пока они не зашевелились на его голове. Его рука невольно скользнула к поясу и нащупала знаки, выгравированные на набалдашнике старинного водила.
   - Да, - прошептал он. - Должно быть, так. Он знал!
   - Вот видишь! Значит, у твоей проблемы есть простое решение. Найди себе лучшего мастера и научись у него всему, чего тебе недостает.
   - Но кого? Большинство мастеров не захотят иметь дело с бродягой вроде меня, кроме старого Хьорана, - а он ничего не знает о тех вещах, которые мне понадобятся.
   - Возможно, ты не найдешь себе учителя среди людей. Но есть и другие.
   - Другие?
   - Ты уже встречался с ними, и одно это для меня подобно волшебному сну или детской сказке. Твой мастер снова держал тебя в неведении о том, что могло бы послужить тебе в этом мире. Ибо издавна говорится, что под высокими горами, граничащими как с Северными, так и с Южными Землями, обитает народ Старейших, племя гномов, которые на вашем наречии зовутся дьюргарами.
   - На нашем наречии? - спросил Элоф. - Но до сих пор я не слышал этого имени, даже в детских сказках. Хотя мне почти не рассказывали сказок... нет, даже тогда.
   - Однако оно известно даже на дальнем юге, где легенды не торят троп к дверям кузниц. В диких пустошах наших северных болот, в тени гор и Великого Леса живут лишь немногие, горцы и охотники. Это простые и грубые люди. Некоторые утверждают, что на высоких склонах они иногда встречаются со Старейшими, обитающими в подгорном царстве, и почитают их более, чем своих земных правителей. В легендах говорится, что дьюргары - великие мастера кузнечного дела, когда-то учившие наших предков. Но там также говорится, что искать их означает накликать беду на свою голову. - Воин вздохнул. Однако наша нужда велика. И ты, будучи столь славным кузнецом, можешь встретить у них теплый прием. Они явно не в дружеских отношениях с человеком, которого ты стремишься обуздать, и однажды ты спас их от его гнева. Но самое главное, ты знаешь то, что неведомо другим: место, где они действительно могут жить.
   - Это так, - задумчиво отозвался Элоф. - Хотя за мою помощь отплачено сполна, а путешествие в одиночку будет долгим и опасным...
   - Опасность может поджидать повсюду. Но тебе не обязательно идти одному; я отправлюсь с тобой. Если после всего, что я наговорил, ты сможешь терпеть мое общество...
   - Терпеть твое общество? - Элоф покосился на высокого молодого человека, сидевшего рядом с ним и с неторопливой тщательностью выбиравшего очередной камешек для броска в воды залива. Он подумал о могучем прыжке между двумя кораблями, в тяжелых доспехах, которые могли живьем утащить человека в челюсти Амикака. Если бы Керморван поскользнулся... и все это было сделано ради того, чтобы сохранить жизнь членам команды. - Но здесь, среди корсаров, у тебя есть цель!
   - Моя цель - борьба с эквешцами. Ради этого я оставил свой дом и отказался от тех крох власти и имущества, которые у меня еще оставались. Я надеялся со временем возглавить этот корабль, купить или нанять другие и выковать из них настоящую ударную силу. Но позапрошлой ночью я убедился, что, несмотря на бойню и все утраченные жизни, нам едва удалось поцарапать поверхность их доспехов. Один корабль - одна трехсотая часть их нынешнего флота, и это лишь десятая часть той силы, которую они могут собрать, если объединятся под одним знаменем! Вот с чем я должен бороться в первую очередь, и я твердо убежден, что ты был послан ко мне ради этой цели. Ты мой шанс на победу, кузнец, и я не откажусь от этого шанса, не подведу тебя. Я спрашиваю еще раз: пойдешь ли ты со мной?
   - Сколько тебе лет, Керморван?
   - Двадцать пять.
   - Ты выглядишь старше. А мне только двадцать - самое большее, двадцать один, и я плохо приспособлен к этому миру. Если ты сможешь терпеть мое общество - что ж, я с радостью составлю тебе компанию!
   ГЛАВА 6
   НА НАКОВАЛЬНЕ
   - Нам предстоит долгий путь пешком, - заметил Керморван, изучая вечерний ландшафт, расстилавшийся перед ними. За гребнем холма, на котором они стояли, местность распадалась на огромные полосы густого диколесья и голой равнины без признаков жизни или жилья. Лишь на дальнем горизонте можно было разглядеть иззубренные вершины гор, сумрачные и мглистые в сердитом багрянце заката. Однако Керморван ни разу не оглянулся на холмы, через которые они прошли, и на залив, где остался корсарский корабль.
   Он настоял на том, чтобы они ушли немедленно, прежде чем корсары проснутся.
   - Иначе они могут попытаться помешать нам. Они даже могут оказаться настолько глупы, что применят силу. - Он улыбнулся. - Хотя я сомневаюсь, что они смогли бы выстоять против нас вдвоем.