Рокотов Сергей. Тайны подмосковных лесов

   - А где он потерял глаз? - спросил Аркадий.
   - А что вам до его глаза? - удивился Зубов. - Этого никто не знает, первый раз в лагерь Ворон попал уже одноглазым, а сам он про это никому не рассказывал. По документам он Бородин, но есть мнение, что это не его настоящая фамилия. Это очень скрытный человек, держится особняком, но в законе. Уважают его в этом мире. А правило у него такое - работает только с теми, кто ему чем-то очень обязан. Многие нераскрытые дела о грабежах, убийствах с ним связывают. Но доказательств никаких. Его ещё никто никогда не выдал.
   - Да, - покачал головой Аркадий. - Интересно вы рассказываете. Даже страшно жить становится.
   - Эх, Аркадий Юрьевич, - вздохнул Зубов. - Насмотрелись бы и наслушались с мое, вообще бы жить не захотелось.
   - Я тоже кое-что видел, - отвечал Аркадий. - Но... живу.
   - Наслышан, наслышан про ваше горе. Хоть с Марией Ростиславовной и не был знаком лично, но видел ее... Такая красивая женщина... Да...
   - А, между прочим, против меня возбудили тогда уголовное дело по факту гибели Маши. Если бы не связи Леонида Петровича, брата тестя, могли бы и засудить... Так вот...
   - А что? Дурацкое дело нехитрое. Сесть недолго, а бандиты ходят себе на свободе и смеются над нами.
   - Ну не все смеются, - возразил Аркадий. - Сами же рассказывали, кое-кому уже не до смеха.
   - Тоже верно, и их жизнь не сахар. По лезвию бритвы ходят, волки.
   - Да не волки, скорее - вороны. Только глаз друг другу запросто выклюют.
   - Ладно, спокойной ночи, Аркадий Юрьевич. Вы уже дома, а если что Привокзальная дом десять.
   - Спокойной ночи.
   Корнилов открыл калитку, вошел в сад, сел на скамейку и долго глядел на звезды. Было уже почти совсем темно. Воспоминания будоражили его, новые повороты судьбы поражали своей неожиданностью.
   В доме было тихо, видимо, Катя с Андреем уже легли спать. А Аркадию спать совсем не хотелось. Он курил, смотрел на звезды, ему казалось, что где-то там высоко в небе находится его Маша, казалось, что она смотрит на него своими ясными карими глазами и шепчет ему: "Аркаша, Аркаша, я люблю тебя, родной мой, я горжусь тобой. Я все вижу оттуда, ты делаешь все правильно, а когда мы с тобой встретимся, чтобы уже никогда не расставаться, ты мне подробно расскажешь обо всем, о своих мыслях, о своих чувствах." Слезы выступили на глазах у Аркадия. Он начал шептать в ответ: "Машенька, Машенька, родная, я виноват перед тобой, я не уберег тебя, я убил тебя." - "Нет", - возражала Маша. - "Ты ни в чем не виноват. Обстоятельства тому виной, страшные обстоятельства, которые выше нас." "Обстоятельства?!!!" Аркадий закусил до крови губу, содрогаясь от страшных воспоминаний.
   ... Первое ноября 1992 года. Полдень. Мост через реку. Бежевый "Жигуленок" сзади... Он набирает скорость, подрезает их... Справа на переднем сидении человек... Он в темных очках... Но вот он их снимает... Аркадий узнает его! Это же... Господи! Быть того не может! Что же они так мучились, страдали почти двадцать лет?! Он же жив и здоров! Но Маша не видит его... Что-то у него с правым глазом, какой страшный у него глаз... Он улыбается Аркадию, жутко улыбается...
   - Маша, Маша, ты что, не видишь, кто это?! Смотри!!!
   - Не гони так, Аркадий, осторожней, смотри, что они делают! - П о с л е д н и е с л о в а М а ш и...
   "Какие там обстоятельства: Виной всему, прежде всего, моя дурацкая мягкотелость, интеллигентность вшивая. Переживал почти двадцать лет, что убил эту падаль, а теперь переживаю и буду переживать всю жизнь, что не убил. Но я клянусь тебе, дорогая моя, что хоть я и не сберег тебя, то сберегу Катеньку, он теперь и к ней подбирается. Но... время разбрасывать камни, время собирать камни. И не силуэт он, не призрак, он - ворон, с клювом, перьями, когтями. Все мощное, сильное, но мясо и кровь у него самые обычные, только зараженные падалью. И он придет ко мне, придет, настанет час... Очень скоро настанет..."
   Маша молчала, звезды мерцали, одинокая луна за плывущими во тьме облаками глядела на Аркадия. Причудливые тени деревьев окружали его, листья шептали что-то странное, непонятное. Становилось свежо. Ночь вступала в свои права...
   5.
   В апреле 1995 года, к своему великому удивлению, Эдуард Николаевич Жабин по кличке Рыжий вышел на свободу. Его дело было пересмотрено, и ему дали вместо 104-й 105-ю статью - убийство при превышении пределов необходимой обороны. Ловкий, непонятно откуда взявшийся адвокат так повернул дело, что оказалось, что Рыжий лишь защищался от посягательств на его жизнь озверелого Миколы и всего лишь превысил пределы необходимой обороны, нанеся незадачливому сопернику около дюжины ударов ножом. По этой статье ему полагалось до двух лет, которые он уже успел отсидеть, и он, вылупив глаза от изумления, был просто напросто выпущен на свободу прямо из зала суда Черемушкинского района. Все получилось невероятно быстро появление в зоне адвоката, апелляция в вышестоящий суд и, наконец, сам суд, прошедший быстро и гладко. Рыжий, как попугай, твердил заученные слова, внушенные ему адвокатом, весь этот вздор сочли убедительным, и вот... она шагает по весенним московским улицам. Адвокат высокомерно распрощался с ним, сказав, что ему заплачено, не получив и не желая получать от Рыжего даже элементарного "спасибо", сел в новенькую "девятку" и сгинул. А Рыжий, раззявив рот, глядел по сторонам. Он закурил "Приму", потянулся и решил было направиться домой на улицу Хулиана Гримау, где теперь жила только мать. Он знал, что с полгода назад погиб в пьяной драке его папаша, что Зинка неожиданно вышла замуж за Юшкина, злобного хулигана из соседнего дома, который теперь весьма удачно торговал товарами народного потребления и имел собственный ларек неподалеку от дома.
   Рыжий как раз подходил к метро, когда около него остановилась серебристая "Тойота". Машина бибикнула, но Рыжий не обратил на это никакого внимания.
   - Эй, Рыжий! - окликнул его из автомобиля прокуренный женский голос. Теперь он оглянулся.
   На переднем сидении рядом с бритоголовым водителем сидела крашеная размалеванная блондинка лет пятидесяти, вальяжная, дородная с сигаретой в унизанных кольцами пальцах.
   - Садись в машину, - не терпящим возражений тоном сказала она.
   Рыжий понял, что надо садиться без всяких возражений.
   - Поехали, Костя, - лениво произнесла женщина, и машина тронулась.
   - Ну что, доволен? - обернулась на него дородная блондинка.
   - Здравствуйте. - Рыжий сразу проникся огромным уважением к этой женщине. Он понимал, что она имеет полное право так с ним разговаривать.
   - Здорово, бык. Дай хоть взглянуть на тебя. - Она презрительно усмехнулась. - Бык и бык, таких табуны по улицам топочут. На кой хер ты нужен? Впрочем, не мои бабки, не мое дело. Меня зовут Элеонора Вениаминовна. Понял? Выговорить сумеешь?
   - Сумею, почему же нет?
   - Ну так повтори.
   - Элеонора Вениаминовна, - четко повторил Рыжий.
   - Ну, грамотей... За спиной три класса и коридор. Как там у хозяина? Сладко?
   - Жить можно. Но здесь как-то лучше.
   - Остроумен, однако. Так гуляй, коли здесь лучше. Жить-то на что кумекаешь, парень красивый?
   - Да что-нибудь придумаю.
   - Ты уж придумаешь! - расхохоталась она, обнажая золотые зубы. Слыхала уж, что ты придумал. Слышь, Костя, они с каким-то духариком шмару не поделили, так они сначала шмару эту зарезали, а потом этот бес того всего ножом истыкал. Ну, долдон... Баб, что ли, мало на свете?
   - Да..., - замялся Рыжий. - Так получилось. - Разговор этот мало ему нравился. В зоне его уважали, никто не трогал, он сам рожи чистил только так. А эта фифа говорит с ним, как с пацаном. Просил он, что ли, об освобождении? Отсидел бы и ещё два года за милую душу.
   - Получилось у него..., - брюзжала крашеная. - Работал то кем?
   - Дворничал, слесарил в ЖЭКе.
   - Ну ты уморишь меня! Слесарил он... И много ты там наслесарил?
   - Мне хватало.
   - Суров ты больно, парень красивый. Навешал бы ты ему пиздюлей, Костя, чтобы не выпендривался.
   - Да ну, - пробасил бритоголовый. - Зарежет еще.
   Крашеная вся затряслась в неукротимом смехе.
   - А запросто! Истыкает тебя ножом, как подушку булавками. Ну, бык! Умора с тобой, да и только. Ладно, вот что, слесарчук херов, пока будешь работать с Костей, завтра подъезжай к Киевскому вокзалу к восьми утра. Там тебе все объяснят. А сейчас возьми полторы сотни баксов да погуляй. Ладно, хрен с тобой, послезавтра приходи, завтра побалдеешь еще, отожрешься после казенных харчей. Смотри, не опаздывай. Все, притормози-ка здесь, Костя. Все, выметайся отсюда! Дуй домой, нажрись, похмелись, а послезавтра чтобы как штык!
   - До свидания, - пробормотал озадаченный Рыжий.
   - Век бы вас всех не видела! - отвечала Элеонора Вениаминовна. Поехали, Костя!
   Жизнь била ключом. Только что привезли из зоны, из-под стражи в зале суда выпустили, а теперь ещё и работу предлагают. Не жизнь - лафа! Все за просто так, конечно, не делается. И Рыжий прекрасно понимал, к т о стоял за спиной адвоката, кто стоит за спиной Элеоноры Вениаминовны. Но задавать вопросов он не стал. Этому был приучен - никаких лишних вопросов. Что ему положено знать, он и так в свое время узнает. А теперь его дело слушать, что ему говорят, сопеть в две дырки и исполнять.
   Впереди было полтора дня отдыха. Рыжий купил две бутылки водки, пивка, закуски и поехал домой.
   ... В квартире была окончательная разруха. Запах стоял - не продохнуть. Постаревшая, насквозь пропитая мать в тельняшке и шароварах стояла перед ним и дымила ему в нос "Беломориной".
   - Эдик, сынок, - расплакалась она и облобызала сыночка. Рыжий даже чуть не отпрянул от нее, до того уж мерзкий запах она источала. Стерпел, однако.
   - Здорово, мам. Как ты тут?
   - Плохо, сынок, дальше некуда. Здоровья нет, а Коляка-то наш... - Она истошно заголосила. - На кого ж ты меня, несчастную, покинул?! А-а-а! Зачем ты так рано сгинул?! А-а-а! Никому-то я теперь не нужна! А-а-а!
   От всего этого Рыжему стало не по себе. Сразу захотелось на свежий апрельский воздух.
   - В отпуск приехал, сынок? - спросила мать, отхаркнув прямо на пол.
   - Там отпуск не дают, - ухмыльнулся Рыжий. - Пересмотрели мое дело. Другую статью дали. А я за неё уже отсидел два года. Подчистую освободился!
   - О-о-ой, к-а-акой ты молодец! - запела мать. - Ну теперь мы заживем. А то и не чаяла тебя увидеть. Зинка зараза, как замуж вышла, так и глаз не кажет. Западло ей с матерью посидеть, полялякать. Она теперь у нас богатая, "Смирновскую" пьет, икрой закусывает, матерью родной брезгует, сучка.
   - Как они там живут?
   - Живут, не тужат. Торгуют, одним словом. Ларек на ходовом месте, а они знай купоны стригут.
   Рыжий вывалил на стол гостинцы - водку, пиво, колбасу, банку импортной селедки.
   - Кормилец мой! - орнула мать и снова попыталась лизнуть его в лоб, но Рыжий вовремя увернулся от её ласки.
   Тогда мать стала открывать водку и разливать по грязным стаканам...
   Весь следующий день он похмелялся со старыми корешами по двору, но наутро был как огурчик. И ровно в восемь часов был там, где ему велено.
   ... Погода испортилась, моросил дождь, было довольно прохладно. Ждать пришлось минут пятнадцать. Наконец, подкатила знакомая "Тойота". Костя бибикнул Рыжему.
   - Садись!
   ... В машине уже сидело трое здоровенных молчаливых парняг.
   - С ними пойдешь. Бабки надо выбить с одного, обнаглел, падло. Гляди, парень, и учись, как надо.
   Сюрпризам не было конца. Не успел Рыжий и опомниться, как быстроходная "Тойота" примчала его прямо к дому, где жил нынешний муж его сестры Зинки Юшкин. Прямо напротив дома, где жил он сам.
   - Вы чегой-то, меня обратно домой везете? - спросил Рыжий, глупо улыбаясь.
   - Куда надо, туда и везем. Тебя забыли спросить, - проворчал Костя.
   Он притормозил машину около дома Юшкина, и вся орава ринулась в подъезд.
   - Делай, как мы и молчи, - буркнул Рыжему один из парняг.
   Они промчались на третий этаж, и только тут Рыжий понял, куда его ведут.
   - Слы, ей, братаны, - сказал он в недоумении. - Тут же моя сеструха живет с мужем, Зинка. Вы чо?
   - Сеструха, братуха, какая нам разница? Тут наш должник живет, мы с него бабки выколотить должны. А твое дело маленькое, при вперед и сопи в две дырки. Что скажем, то и будешь делать.
   Они начали трезвонить в дверь.
   - Кто там? - слышался заспанный Зинкин голос за дверью.
   - Открывай, падла! Дело есть!
   - Чо такое? Вы чо? - испугалась Зинка. - Эй, Вить, тут чо-то такое... Иди сюда!
   - Кто там? Что за дела? - басил за дверью Юшкин.
   - Открывай! У нас времени нет! Это мы, сам знаешь, кто!
   Юшкин голос узнал и открыл, надеясь договориться с кредиторами.
   Перед ним стояло четверо здоровенных качков, в одном из которых он с удивлением узнал своего шурина, только что вышедшего на свободу. Пятый, Костя, остался в машине.
   Один из парней грубо толкнул Юшкина в грудь, и орава ввалилась в квартиру. Рыжий огляделся. Жили неплохо, зажиточно. Но ему было не до этого. Он не мог глядеть в глаза Зинке, таращившейся на него с таким удивлением, словно покойник встал на её глазах из гроба.
   - Эдик, ты, что ли?
   - Да я, я, - ворчал Рыжий, пряча взгляд и топчась своими бахилами по мягкому красному паласу.
   - Оставайся пока здесь! - крикнул ему один из парней. - А ты - сюда! сказал он Юшкину. Хозяина увели в другую комнату, и вскоре Рыжий и Зинка услышали стук от ударов и грохот мебели. Они смотрели друг на дружку, как завороженные.
   - Ну и падло же ты, - наконец, проговорила Зинка.
   - Да я и не знал, куда едем, - промямлил Рыжий.
   Из соседней комнаты раздался крик Юшкина. Зинка бросилась на помощь. Рыжий непроизвольно поплелся за ней.
   В комнате на полу валялся Юшкин, а трое парняг лупили его по ребрам и другим местам пудовыми башмаками. Лупили молча, мрачно, лишь изредка из их уст извергались звуки типа "У-м-м, у-б-б, у-с-с..."
   - Вы чего делаете, гады?! - бросилась на них отважная Зинка, и тут же получила от одного ощутимый удар в челюсть, от чего отлетела в угол комнаты.
   - Да вы что?! - возмутился, наконец, и Рыжий, подходя к парнягам.
   - Молчи, молчи, - зашипел один из них, тараща круглые глазки. - Не знаешь, молчи, а то уроем тебя ща!
   Рыжий подумал и заткнулся. На его счастье, избиение прекратилось. Качки отошли в сторону и глядели на извивающегося на полу Юшкина.
   - Когда бабки отдашь, змей? - тихо спросил один.
   - Ща отдам, - буркнул Юшкин, выплевывая на пол кровь. - Погоди здесь.
   Он вышел из комнаты и минут через пять принес большой бумажный пакет.
   - На, подавись! - сунул он его в лицо одному из качков.
   - Вот, спасибо! - криво ухмыльнулся качок.
   - Ничего, братан, встретимся как-нибудь, - пообещал Юшкин. - И ты, родственничек и сосед, тоже мне повстречаешься. Поговорим тогда за жизнь.
   - Хватит! - прервал его один из качков. - Некогда нам. Ща посчитаем и поехали.
   - Не хера считать! - разозлился Юшкин. - Как в аптеке!
   - Считать надо, - возразил тот. - Деньги счет любят.
   - Особенно чужие, кровью и потом заработанные, - крысился Юшкин. - А вам, волкам, что, приехали и забрали. Мало государство с нас налоги дерет, так вы тут еще, волчары позорные. На что я товар буду покупать, жрать на что буду?! Все вам, гадам, отдал!
   - Все просчитано, Витенька, - возразил качок - Мы не Чубайсы какие-нибудь, до конца не обдерем, жить другим тоже даем, так что, отстегивай по-хорошему, не строй из себя блатного, и будешь жить, как человек. А на этого бочку не кати, он и правда не знал ничего, взяли с собой - проверить хотели, каков в деле, откуда мы знали, что он твой родственник? Все путем, поканали. Бывайте здоровы, хозяева, приберитесь тут, а то мы немного намусорили.
   - Вы, бляди, стулья гарнитурные поломали и вазу разбили, - ныла, Зинка, потирая ушибленную челюсть.
   - Да ничего, - улыбался качок. - Еще наживете.
   - Ладно, уматывайте! А ты, родственничек, будь здоров, не кашляй! провожал гостей Юшкин.
   Когда орава вышла на лестничную клетку, Рыжий спросил:
   - Вы чего не предупредили, сеструха же это моя!
   - Мы что, каждого лося предупреждать должны, куда едем?! Какое наше дело? Мы работаем, и ты работаешь, езжай и молчи, делай, что тебе говорят. Помни, что тебя с нар вытащили!
   Рыжий заткнулся, ушел в свои скорбные мысли. Он чувствовал себя оплеванным с головы до ног.
   Такой работой он занимался весь апрель, весь май. Постепенно привыкал, ему платили приличные деньги, на которые они с матерью могли вести вполне сытое существование, и работа начинала ему нравиться, он вошел во вкус. Но вскоре ему дали другое задание.
   - Как дела, парень красивый? - спросила Элеонора Вениаминовна, прикуривая сигарету от своей же сигареты. - Живешь - не тужишь? Ханку жрешь, девок мнешь? Здорово, правда?
   - Неплохо, конечно...
   - То-то... У нас так. А тебе привет передают, - понизила она голос.
   - Кто? - глупо спросил Рыжий.
   - Кто?! Конь в пальто! - вдруг страшно разозлилась Элеонора Вениаминовна. - Дурей себя не кажись! Будто не знаешь, к т о тебя с нар снял! И так дурак дураком, так ещё и придуривается! Садись вот сюда в кресло и слушай!
   Рыжий с восхищением оглядывал роскошную квартиру Элеоноры Вениаминовны, даже приоткрыв рот. Ну, живут же люди!
   - Чего зепаешь? Нравится? И ты так же будешь жить, если перестанешь придуриваться! К делу! Помнишь ту кралю, которую вы сюда ко мне привезли тогда, в девяносто втором?
   Только сейчас Рыжий сообразил, что уже был в этой квартире. Только уж больно здесь все переменилось. Даже стены как-то передвинуты, и мебель совсем другая.
   - Помню, а как же?
   - Ну и впрямь, ты смышлен, десять классов за спиной, две ходки, мокруха! Он знает, кого с нар снимать... Умнее нас с тобой, - улыбнулась она, сверкая золотом зубов. - Так вот, будешь следить за ней, за каждым её шагом. Это теперь твоя работа. Понял?
   - Понял.
   - Только незаметно, не светись. Если засекут, скажи мне. И никаких лишних действий не делай. Только следи незаметно. Выбери себе местечко около её дома и следи. Вышла она, ты потихонечку за ней. Видок только у тебя больно уж приметный, ты постригись, что ли налысо. Сейчас это модно, да усы, что ли отпусти, тебе пойдет. Рожа не такая глупая будет. Держи вот деньги, и ступай. Завтра же чтобы был на своем месте. Понял?
   - Понял.
   - И не вздумай халтурить. За тобой тоже будут следить. Не дай тебе Бог, парень красивый. Ну ступай, надоел ты мне.
   ... И с тех пор Рыжий стал тенью Кати. Он нашел себе укромное место около её дома и следил за ней, ездил за ней в автобусе, в метро, ошивался около института, шел хвостом, когда Катя гуляла с Андреем. И никто его не замечал. И вот только один раз он не успел спрятаться за телефонную будку, и его заметил Катин хахаль. Рыжий понял, что его узнали, несмотря на то, что он был коротко стрижен и с усами. Взгляд этого парня не оставлял сомнений. Рыжий решил не садиться с ними в автобус, счел это неразумным. Он ещё вчера хотел звонит Элеоноре Вениаминовне, поскольку врубился, что идут приготовления к Катиной свадьбе. Не сразу, но врубился, слишком уж все было очевидно.
   - Чего раньше не сообщил? - ворчала Элеонора Вениаминовна. - Ну, дурень. Сказано тебе было, чуть что, сразу звонить.
   - А я только вчера и понял.
   - Так и звонил бы, пустая голова. За что только тебе деньги платят? И рожу свою ещё зарисовал, ничего не умеешь...
   - Что делать-то теперь?
   - Теперь канай домой, парень красивый, усатый. Пока там больше не светись, я сама сообщу, когда понадобишься. А пока съезди с ребятами на одно дело, там ларечника одного надо в разум привести. Подходи к восьми к Киевскому. Ладно...
   ... За это время Рыжий несколько раз встречался с Зинкой и её мужем. С ним не здоровались, смотрели красноречиво. Однажды Юшкин не выдержал:
   - Шлепнуть бы тебя, падло паскудное!
   Рыжий такого не любил. Он бросился на обидчика, но получил смачный удар в челюсть и упал. Юшкин был явно сильнее, и бросаться на него вновь не имело смысла. Жаловаться же качкам Рыжий посчитал западло. Так и ходил битый.
   Мать практически с ним не разговаривала, хотя охотно поглощала те продукты, которые он покупал и пила водку. Она была всегда пьяная и не высказывала своего мнения по поводу известного визита. Однажды только с утра, пригорюнившись на кухне, промолвила заплетающимся голосом:
   - Гнида ты, сынок дорогой. Зачем я тебя только родила?
   - Нажаловалась Зинка?
   - А ты что думал, пес поганый? Они работают, товар покупают, возят, в долги влезают, а вы, вороны, падалью питаетесь? Хоть сеструху родную пожалел бы, она же мне помогала тебя, поганца, растить. Знала бы я, в колыбели бы тебя удавила.
   - Ты что говоришь-то? - ошалел от её жестоких слов Рыжий. - Я же тебя кормлю.
   - Да хоть не корми, я не пропаду. А даже и сдохну, туда и дорога, я свое отжила, тоска одна с таким спиногрызом.
   - Они-то тебе не очень-то подкидывают, - пытался оправдываться Рыжий. - Этот Юшкин такая скряга...
   - Да это не твое дело! Живут, как живут, все лучше, чем ты. Ты-то что хорошего в жизни сделал? За что сидел два раза? За что? За изнасилование да за убийство? На кой хер тебя оттуда выпускают только, сгнил бы лучше там, нелюдь...
   У Рыжего стало закипать внутри.
   - А вы что сделали с покойным папашей? Только пили, как лошади да бранились! Что с вас толку?
   - Заткнись! Вон пошел! Во-о-он!
   И грохнулась на пол. Испуганный Рыжий бросился звонить в скорую. Приехали, забрали мать в больницу. У неё оказался инфаркт. Там она и пролежала месяц. Приходила Зинка, просила, чтобы Рыжий не приходил в больницу.
   Так и прошла эта весна его свободной жизни...
   ... Ранним летним утром бригада качков поехала на дело. Однако, хозяин коммерческого магазина оказался крепким орешком., к встрече подготовился тщательно, нанял охрану. Произошла серьезная стычка. В результате один из качков был убит на месте, а остальные сели по машинам и уехали, не солоно хлебавши.
   А вечером в квартире Элеоноры Жарковской раздался телефонный звонок.
   - Привет! - произнес знакомый басок.
   - Привет! Как там у вас в Европах?
   - Жарища, дождей вторую неделю нет. А у вас?
   - Тоже спасу нет от жары. А вот одна девушка красивая замуж выходит.
   - Да что ты?!
   - Тебе же говорили, что она опять встречается с тем парнем. А от сумы, да от тюрьмы...
   - Ладно... Еще что?
   - И того лучше, постреляли наших в "Модах Европы". Соленого шлепнули на месте.
   - Дело житейское. Бывает. Про Хряка ничего не известно?
   - Сгинул с концами. Звоню иногда, жена ревет, как белуга. Видать, он и правда в бегах.
   - Удивляюсь ему. Чего не жилось спокойно? На фига он все это затеял?
   - Чужая душа, потемки, Петр Андреевич.
   - Олег Борисович, - поправил звонивший. - А как Рыжий?
   - Узнал его, вроде бы, этот парень около дома. Я его на дело отправила.
   - Ну зачем? Его и должны были узнать. А на дело не надо, он мне живой нужен, для другого? Некого, что ли, больше?
   - А и некого, Олег Борисович. Людей нет. Теперь стало ещё меньше. Что с "Модами Европы" делать?
   - Погодите пока. Не суйтесь туда. Там труп, менты, расследование. Мы разберемся попозже. Считай - директор покойник, а навара там не будет. Пока, по крайней мере. А Рыжего ни в какое дело не суй. Он мне очень нужен. Пускай сидит и ждет. Я позвоню. Пока.
   Элеонора Вениаминовна Жарковская откинулась в кресле и снова закурила. Курила она практически всегда, кроме разве что периодов сна и частично приемов пищи.
   "Хитер, однако... Олег Борисович. Сколько живу, таких не видела. Угробил Помидора и ханыгу несчастного, и Хряка красиво подставил, тому не выпутаться. И мне голову морочит, старой подруге. Дело его, конечно... А вот с Катькой этой он косяка порет, с места не сойти - он на ней голову сломит. Ишь как дернулся, когда я ему сказала, что замуж выходит, аж голос дрогнул... Чужая душа и впрямь - потемки... Нет, чтобы тогда, в семьдесят третьем, женился бы на мне, как бы мы с ним жили! Как я его любила! Как любила! И травилась, и вены резала из-за него, Господь спас, жизнь сохранил. А чем я хуже была, чем эти Машка и Катька? Все мужики по мне с ума сходили. А мне никто не был нужен, кроме него, Олежки моего ненаглядного. А ведь сердцу не прикажешь. Если бы мы поженились с ним, разве бы стала я содержать этот притон богомерзкий? Назло ему, назло себе, чтобы хуже, чтобы гаже! Все равно, люблю его, и делала, и буду делать все, что он скажет. А ведь именно из-за него я бездетной на всю жизнь осталась, чертов этот первый аборт! И все равно жизнь за него отдам... Только все это ему не нужно. Прилепился к этим Корниловым как клещ, и от своей же любви погибнет..."
   Она позвонила Рыжему и сказала, чтобы он ни на какие дела больше не ездил, затаился и ждал новых указаний. Рыжий этим остался весьма доволен, страхов он натерпелся за вчерашний день немалых. Так близко смерть от него ещё не ходила, пуля просвистела около его правого уха, угодив в голову Косте.
   Вскоре выписали из больницы мать. Ее навещали Зинка с мужем, приносили всяческие яства, пестовали её. С ним никто не разговаривал, обстановка дома была нетерпимая. Рыжий пил на улице пиво, смотрел порнуху по видику, который недавно приобрел, просто слонялся без дела. Так прошло две-три недели...
   6.
   На окраине Ялты, ближе к Массандре уже третий месяц снимал комнату у радушной четы двух пожилых людей человек средних лет, коротко стриженый, с густой седой бородой. Называть он просил себя просто Дима, так его и звали, тем более, что хозяева были намного старше его. У Димы был красный "Жигуленок", и он охотно помогал хозяевам привозить с базара продукты. Человек он был тихий, солидный, платил хорошо и вовремя, и хозяева души в нем не чаяли. Дима вел размеренный образ жизни, спиртного почти не употреблял, каждый день ходил купаться на море, ибо до него было рукой подать. Любил ездить на машине по окрестным городам - побывал в Севастополе, Алуште, Алупке, Евпатории. Собирался сгонять на Кавказ. По вечерам ходил рыбачить, изредка пил с хозяином домашнее виноградное вино. Только вот курил очень много.