Страница:
Все было бы хорошо, если бы Олег, вылезая из холодной воды, не напоролся правым глазом о корягу, торчащую у берега. Он почувствовал сильную боль, на некоторое время перестал видеть этим глазом, но потом зрение восстановилось, хоть и не полностью. Олег объяснял это травмой и был уверен, что все обойдется.
Олег отправился к своей любовнице Эллочке Жарковской, у которой хранилась часть его денег и ввел её в курс дела - это была единственная женщина, которой он доверял на все сто процентов. Она не могла его выдать, она обожала его. И он скрывался у нее, содержал её, с её помощью сделал себе новые документы на имя Петра Андреевича Бородина, ну а потом, дело известное, деньги стали подходить к концу, надо было их добывать, и Олег, уехав с друзьями в Ленинград, совершил несколько вооруженных грабежей, на одном из которых был взят, и с новой фамилией благополучно отправился в зону на три года. С этого времени и началась официальная биография Петра Андреевича Бородина или Ворона.
Пока Олег жил у Эллочки, зрение в правом глазу стало ухудшаться, глаз стал покрываться мутной пленкой. Обращаться к врачам он не решился. Эллочка уговаривала его пойти к частному врачу, но тут кончились деньги, понадобилось ехать на дело в Ленинград, а там его арестовали. Так и остался Ворон с невидящим правым глазом, который различал только свет и тьму. Выйдя из заключения, он обратился в Институт глазных болезней, там сказали, что нужна срочная операция, но известные дела опять помешали сделать её. Ворон обвинял в своем увечии Аркадия Корнилова и поклялся ему отомстить. За все и за Машу, и за переломанную судьбу, и за глаз. Только год назад он сделал в Германии операцию, которая частично восстановила ему зрение в правом глазу.
А что касается исчезновения Олега Быстрова, то он тогда совершенно упустил из виду такое маленькое обстоятельство, как живая мать. Он же не мог открыться ей в своих сумасшедших планах, так он поступил просто выкинул её совсем из головы и не думал о ней. А потом случилось нечто совершенно фантастическое - весной в Москве-реке выловили какого-то утопленника, и его мать опознала в этом утопленнике его, Олега. Все это потом рассказывал ему Коля, к которому, как и к другим обитателям окрестных поселков, приходил следователь. Олег, разумеется, не мог предвидеть такого варианта, хотя, конечно, объективно он был ему на руку, он никак не мог ожидать, что в безобразно раздутом утопленнике мать опознает своего сына, и только потому, что он, видите ли, одет в его плащ с пришитой ей заплаткой. Он тогда выкинул мокрый и грязный плащ там же, в кустах, и какой-то несчастный бомж, видимо, подобрал его и надел на себя, а потом в нем и утонул. Странное стечение обстоятельств. С одной стороны, это ему на руку, Олега Быстрова больше нет, но с другой... Произошло нечто страшное. Ведь таил же он в душе подсознательную мысль, что через некоторое время явится к матери и сообщит, что жив. А тут... мать опознала его в этом несчастном утопленнике и сошла с ума. Она содержалась в психиатрической больнице в отделении для буйно помешанных. Куда уж тут появляться? Порой муки совести терзали Олега и ему очень хотелось навестить мать в больнице, но он счел это мероприятие даже не столь уж опасным, сколь нелепым и ненужным, так как уже ничего бы не помогло его несчастной матери. Как то раз Олег ради любопытства заглянул и на собственную могилу, где под его фамилией рядом с его родным отцом лежали останки неизвестно кого. Этот визит будоражил ему кровь, вызвал странные чувств и заставил с какой-то новой стороны поглядеть на жизнь, бренную и нелепую, смешную и отвратительную, вселенскую комедию, одним словом.
Комедия же порой приобретала зловещие очертания. В восемьдесят втором году Ворон с неким Шиловым по кличке Шило подъехали к подъезду одного приятеля на окраине Москвы. Шило был за рулем. Ворон вышел из машины и... нос к носу столкнулся со своим двоюродным братом Мишей, который долгое время работал в Монголии и приезжал в Москву на похороны Олега. Миша узнал его мгновенно и сделал шаг по направлению к нему. Ворон мужественно воздержался от всяких эмоций. "Олег!" - пробормотал Миша, ошарашенный встречей с ожившим покойником. "Вы обознались", - сквозь зубы процедил Олег. Но Миша стоял и смотрел на него с таким презрением, с такой брезгливостью, что Ворон похолодел. "Что такое?" - зашебуршился Шило. "Гражданин обознался", - тихо ответил Ворон, и они зашагали к подъезду. Вечером того же дня Мишу сбила машина. Насмерть.
Кипела жизнь, увлекательная, денежная, полная приключений и опасностей, и некогда было Олегу оглянуться назад. Он долго не трогал Аркадия и Машу, потому что это не входило в его планы. Зачем? Ведь они главные свидетели того, что Олег Николаевич Быстров покойник, убитый, утопленник. Зачем ему раскрываться им, ворошить быльем поросшее прошлое? Не то, чтобы это было очень опасно, теперь-то уж что, но не любил он это прошлое, заживо погребенная мать - это было его больное место. Да к тому же и сойтись им на этой Земле было непросто. Аркадий ездил по Парижам и Канадам, а Олег - по тюрьмам, лагерям или гастролировал по городам нашей необъятной родины. Но, тем не менее, своего "убийцу" он не забывал. Он всегда держал где-то на дне памяти мысль о том, что далеко или близко, в Париже, Торонто, Нью-Йорке или в Москве существует человек, который стал причиной его увечья, который далеко не беден и с которым неплохо было бы со временем свести счеты. Ворон никогда не забывал оскорблений, а вся сытая и полновесная жизнь Аркадия всегда была немым оскорблением его жизни авантюрной, бездомной, и, в целом-то, как он теперь понимал - глупой. Ему было под пятьдесят, а что он имел? Ни дома, ни семьи, ни настоящего имени. А тот имел все, что нужно, объездил много стран, а главное - с ним была красавица Маша, которую Ворон никак не мог забыть. Ему казалось, что если бы тогда она полюбила его, а не Аркадия, вся жизнь его была бы совершенно другой.
В августе девяносто второго года Ворон совершил дерзкий побег из колонии строгого режима, где ему оставалось находиться около трех лет. Узнав, что Аркадий с семьей недавно прибыл из Франции, Ворон и вспомнил про свое давнее желание посчитаться с ним. Час пробил. Определенного плана действий он не имел, но первым делом он хотел выбить Аркадия из седла. Можно было шантажировать его, качать из него деньги, разорить бы вконец, а там добраться и дом Маши... Мысли о ней будоражили воображение Ворона. Он представлял себе эту гордую красавицу, ползающую перед ним на коленях, просящую пощады, исполняющую все его любовные прихоти... Ворон был невероятно вдохновлен этой затеей. Он был таким с детства - если что-нибудь приходило к нему в голову, он от своего не отступался, умная ли это идея, глупая ли, главное - он решил, и все.
Первая задача была выполнена с удивительной легкостью. Ворон даже удивился, до чего же Аркадий Корнилов, сорокалетний дипломат, опытный, столько повидавший человек, так быстро скис. Даже неинтересно... Хотя, если подумать, Аркадию было, что терять, речь-то шла об убийстве...
А вот Ворону терять было нечего, и он гордился этим. Его воровские руки, мощный кулак, умение владеть оружием всегда были при нем, а всякая там карьера, движимость - недвижимость, жена, дети, барахло - все это его не касалось.
Когда первый этап был благополучно пройден, и надо было разыгрывать партию дальше, Ворон раздумывал, что ему делать - то ли самому повидаться со своим "убийцей", то ли вымогать у него деньги через Коленьку, то ли выйти прямо на Машу, к чем он склонялся все больше и больше. Но тут... подвел Коля, раскисший из-за своей любви к Маше. Он чуть было не раскрыл все карты Маше, помешал лишь случай. И тогда Ворон принял решение убрать Аркадия. Увидев в машине Машу, Ворон хотел было приостановить автокатастрофу, но не смог отказать себе в удовольствии показаться Аркадию живым и здоровым, очень он любил подобные эффекты. Это решило все. Но роковая судьба распорядилась по-своему. Аркадий выжил, а Маша погибла. И по сути дела, вся затея пошла прахом, так как до Ворона дошло, что затевал он все это не столько ради мести, сколько ради Маши. Но по инерции, не желая останавливаться, он, ещё не зная, что Аркадий жив, велел украсть Катю, держать её взаперти, изнасиловать её. Но потом... произошло странное. Его любовь к Маше перешла на Катю. Он понял - ему нужна эта девушка, она должна принадлежать ему. И теперь именно это стало целью его жизни. А он никогда не отступал от своей цели.
Он теперь был состоятельным человеком, у него была недвижимость за границей, счета в банках, он объездил полмира. Ему ничего больше не было нужно. Ему нужна была она...
... Пассажир в третьем ряду попросил ещё минеральной воды. "Боинг" 747 шел на посадку в Кошице. Полчаса стоянки, и ещё чуть больше часа до Москвы...
8.
... В квартире Корниловых раздался телефонный звонок. Шел девятый час вечера, отец сидел у себя в кабинете, бабушка хлопотала на кухне. Только что Катя переговорила с Андреем, только что слышала его возбужденный голос. До свадьбы оставалось меньше недели, и хлопот становилось все больше и больше. И вот - снова звонок. "Видимо, Андрей забыл что-то сказать", решила Катя. Но это был не Андрей.
- Здравствуй, Катя, - раздался голос в трубке, и Катя почувствовала, что у неё немеют руки и ноги. Голос был спокойный, приглушенный, до кошмара знакомый, голос из того ужасного мира, в котором ей довелось побывать два с половиной года назад.
Поначалу она даже не могла говорить от спазмов в горле.
- Ты меня слышишь? - спросил голос
- Да, слышу, - преодолевая комок в горле, пробормотала Катя.
- Я хочу с тобой увидеться, - тихо произнес Ворон.
- Зачем?
- Потому что мне этого хочется. Я приехал, чтобы с тобой увидеться. Когда мы сможем встретиться?
- Неужели вы полагаете, что я пойду на встречу с вами?
- Я просто уверен в этом.
- Так вы либо опять похитите меня, либо просто убьете. Зачем же я пойду?
- Я клянусь тебе, что ничего этого не будет.
- И я должна вам верить после того, что произошло два года назад?
- Верь только моей записке. В ней сказано все. Приходи завтра в полдень в кафе "Русская кухня" на Ленинском. Тебе недалеко.
- Я не смогу прийти. Меня не отпустят.
- Приходи. Все равно, мы встретимся. От меня бессмысленно прятаться. Я знаю - ты выходишь замуж. Мы поговорим об этом. Только ради Бога, приходи одна. И тогда мы просто поговорим. Но не дай Бог... Это очень опасно. Голос был совершенно спокойный, даже какой-то монотонный, и оттого ей было ещё страшнее. Но ей стало совсем страшно, когда она увидела в двери отца, бледного, как смерть, с дергающейся щекой, на которой яркой полосой выступал шрам. Он молча стоял в двери и глядел на нее. Катя никогда не видела ни у него, ни у кого другого таких ужасных глаз. Создавалось такое ощущение, что в этих глазах отсутствовали зрачки, они были какие-то белые.
- ОН? - еле слышно прошептал Аркадий.
Катя поняла, что отец все знает. Откуда? Она молча кивнула головой, не выпуская из рук трубку.
- Так придешь? - спросил Ворон.
- Свидание назначает? - тихо спросил Аркадий.
Катя опять кивнула.
- Соглашайся.
Катя раскрыла рот, но отец так на неё поглядел, что она сразу пролепетала в трубку:
- Хорошо. Я приду.
- Не клади трубку, - прошептал отец и вдруг схватился за сердце: Катя, помоги мне! Помоги! - закричал он громко.
- Что там такое? - спросил Ворон.
- Папе плохо, он падает, теряет сознание. Все из-за вашего звонка! Хорошо, до завтра, я приду, приду! - крикнула Катя и положила трубку.
Напуганная, бросилась к отцу и помогла ему лечь на диван. Отец бормотал что-то невнятное, стонал, кашлял.
- Папа, папа, что с тобой?! Я сейчас "Скорую" вызову!
- Не надо "Скорую", позвони Арону Григорьевичу, пусть приедет. Я, кроме него, никому не доверяю, голова очень болит, раскалывается. Арон Григорьевич быстрее "Скорой" примчится, ему совсем недалеко.
Катя бросилась звонить. Арон Григорьевич Кац был другом отца и, можно сказать, его личным врачом. Он наблюдал его постоянно и знал все его хвори и боли. К тому же, он жил совсем неподалеку, на улице Дмитрия Ульянова.
Отец лежал и стонал на диване, когда вошел Арон Григорьевич.
- Что с тобой, Аркаша?!
- Арон, голова раскалывается, плохо мне...
- Так надо было "Скорую".
- Угробят, Ароша, угробят. Отвези меня к себе в больницу, я никому больше не верю. Поехали...
Аркадия Юрьевича свели вниз к машине. Ездил Арон Григорьевич на "Мерседесе", он работал врачом в частной клинике и жил припеваючи. Аркадия уложили на заднее сидение.
- Катюша, Катенька, не беспокойся, Арон Григорьевич меня вылечит. А туда... ты завтра сходи, сходи обязательно. И очень тебя прошу, ни слова Андрею, ни в коем случае. А то быть беде... Я позвоню из больницы.
Ошеломленная Катя поднялась в квартиру.
- Это инсульт, Катенька, - плакала бабушка. - Я точно знаю, у Славы такое же было. Но ничего, ничего, сейчас такие средства, такие врачи. Арон Григорьевич поможет...
Катя была в полном отчаянии и недоумении. Что значили странные слова отца, чтобы она пошла на это свидание и ни в коем случае не говорила ничего Андрею? Что связывает отца и этого страшного человека? Что все это значит?
Она не могла найти себе места. Позвонил Андрей, она отвечала ему рассеянно и односложно. Тот в недоумении пожелал ей спокойной ночи. Какая уж тут спокойная ночь?
Поздно вечером позвонил Арон Григорьевич.
- Катенька, дорогая моя, с отцом плохо, у него инсульт. Он лежит в нашей клинике.
Катя тихо заплакала, закусила губу.
- Но ты не беспокойся, он будет жить. Я тебе за это отвечаю. Он передает привет и... вот ещё что. Говорит какую-то странную фразу, но считает, что ты поймешь. Он просит тебя обязательно пойти туда, на свидание с кем-то и обязательно рассказала тому, с кем ты встретишься, что с ним произошел инсульт. Обязательно...
Кате стало жутковато. Ей показалось, что отец сошел с ума.
Потом была бессонная ночь, за ней последовало тревожное утро ожидания. И вот, наконец, собравшись с мыслями и приведя себя в порядок, она пошла на встречу. В этот день в Москве похолодало, пошел дождь, было ветрено, настроение соответствовало погоде.
Она шла по Ленинскому проспекту с раскрытым зонтиком и непроизвольно оглядывалась вокруг. Ей показалось, что её преследует темно-зеленая "Волга". Машина ехала медленно, постоянно останавливалась, а когда она дошла до места встречи, машина припарковалась неподалеку. Ей показалось, что в машине сидят несколько человек. Все это ей очень не нравилось. Около кафе уже стояло несколько машин. Она обратила внимание на белый "Ауди". А "Волга" остановилась метрах в десяти от него.
В кафе "Русская кухня" Катя входила с дрожащими о страха коленками. А вдруг сейчас произойдет что-то страшное? Она же совершенно одна, никого рядом нет. Почему отец так настойчиво советовал ей прийти сюда и не рассказывать ничего Андрею? Хотя, что может сделать Андрей этим людям?
Она огляделась по сторонам. Зал кафе был полупустой. Из-за одного столика вышел плечистый бритоголовый мужчина и подошел к ней.
- Здравствуйте, Катя, - произнес он, внимательно глядя на нее.
- Здравствуйте.
- Прошу вас, садитесь за этот столик.
Они сели. Официант принес шампанского и мороженого.
- Угощайтесь, - стараясь быт вежливым, говорил бритоголовый, наливая ей шампанское.
- А если я выпью, не засну сразу? - расхрабрилась и спросила Катя. - А то у меня принятие спиртного в незнакомых местах стало как-то ассоциироваться с крепким сном.
Недобрый огонек мелькнул в глазах бритоголового, но он деланно улыбнулся.
- Ну что вы? Пейте спокойно. Открывал при вас, сами видели. И я с вами выпью, хоть и за рулем. Меня зовут Костя.
Они выпили по бокалу. Посидели. Помолчали.
- Я пойду, подышу воздухом, - сказал Костя. - Вы посидите, отдохните.
Он вышел на улицу. Катя огляделась по сторонам. В кафе сидело только двое посетителей. Они бросили взгляд на Катю и вышли. Видимо, к этой встрече здесь хорошо подготовились.
Теперь она уже была одна во всем зале. Еще минут через пять она увидела в дверях знакомую фигуру. Ей стало жутко. Сердце яростно забилось в груди, коленки задрожали...
... Он сильно изменился за эти два с лишним года. Как-то похудел, сильно загорел. И одет был совсем по-европейски. Очки в золоченой оправе, седые усы и бакенбарды. И все та же ирония на тонких губах и та же, исходящая от него сила.
Ворон медленными шагами подошел к её столику.
- Катюша, привет! - сказал он, стараясь придать голосу ласковые нотки.
- З-здравствуйте, - отвечала Катя, задыхаясь от волнения.
- Разреши присесть?
- Садитесь.
Ворон сел, облокотился на стол и стал пристально глядеть на нее.
- Ты стала ещё красивее. Совсем взрослая женщина. И как же ты похожа на мать... - Он покачал головой.
- Вы тоже изменились. Стали совсем европейцем.
- Да что ты?! - улыбнулся Ворон, показав полный рот великолепной металлокерамики. - Да, Европа - это фантастика! Сейчас я тебя удивлю, такого ты ещё не видела! - Он снял очки, и Катя с удивлением обнаружила, что бельмо на его правом глазу исчезло. Слегка красноватый, но зрячий глаз, осмысленный взор... Этот человек все больше поражал её.
- Вот так-то! - по-детски хвастаясь, рассмеялся Ворон. - И никакой мистики, чистая наука, достижения современной медицины. Ну и средства, конечно. - Он щелкнул пальцами. - Страшная сила! Хватит, однако, об этом. Он снова надел очки. - Я знаю, ты выходишь замуж. За того самого отважного паренька?
- Да.
- Ты этот вопрос хорошо продумала?
- Конечно. Разве такие дела так просто делаются?
- Да запросто. По инерции. Люди не в состоянии переменить свою жизнь. А вот ты должна жить по-другому. Ты создана для другого.
- Почему вы решаете за меня?
- Потому что ты сама не знаешь, что тебе нужно. Ты ещё очень молода.
- А вы знаете?
- А я знаю. Знаю то, что написал тебе в записке.
- Но я люблю другого человека. Вам это все равно?
- Да ты понятия не имеешь, что такое любовь. Для тебя это привычка, комфортное состояние. А для меня это другое. У меня есть все. И мне нужна только ты. Я приехал за тобой.
Катя с ужасом почувствовала, что эта аура, исходящая от него, снова со страшной силой проникает в её душу. Она поняла, что этот человек не отступится от своей цели.
- Да, я не хочу с тобой больше расставаться. Я хочу забрать тебя с собой. У меня есть все - прекрасный дом в хорошем европейском городке, деньги, машины, друзья. У меня нет только тебя. Поедем со мной, и ты ни в чем не будешь нуждаться, ты будешь самой счастливой женщиной на Земле. Я все приготовил для твоего приезда. Нужен только твой загранпаспорт, и через день мы там. Ты заживешь совершенно другой жизнью, жизнью принцессы.
- Петр Андреевич, - Катя внимательно поглядела на него. - А куда я дену могилу моей мамы, куда я дену своего живого отца, у которого во время вашего звонка произошел инсульт?
Ворон нахмурился.
- Инсульт? Но я этого не хотел. Я не желаю ему зла.
- Судя по всему, вы и так сделали ему зла выше всякой нормы.
- Что он тебе рассказал? - в голосе Ворона появились нотки беспокойства.
- Ничего. Я сама это чувствую.
Ворон вздохнул с облегчением.
- Катя, поверь, я оплакиваю смерть твоей матери. И очень рад тому, что Аркадий остался жив. А в смерти твоей матери виноваты роковые обстоятельства. Ты понимаешь - в жизни бывают совершенно удивительные обстоятельства. Я раскрою тебе тайну - и я, и твой отец любили одну женщину - твою мать. Она предпочла его. А теперь моя любовь к ней переросла в любовь к тебе, только гораздо более сильную. Это страсть, это наваждение, я тогда безумно завидовал твоему отцу, что он с ней, а не я. Но я нашел тебя, и стал счастлив от одной мысли, что ты можешь стать моей.
- И из-за этой страстной любви вы приказали этим подонкам меня изнасиловать? - сузив глаза, спросила Катя.
- Да я тут не при чем! - крикнул Ворон. - Более того, я скажу тебе такое, даже вопреки элементарной осторожности - одного из твоих насильников уже нет в живых. И умер он не своей смертью. И другому недолго осталось топтать землю. - Ворон за словом в карман не лез, когда хотел чего-нибудь добиться.
- И какой же из них уже...? - вдруг заинтересовалась Катя.
- Толстяк. Он получил свое. Я таких вещей не прощаю. А рыжий получит ещё круче.
- Благородно... Однако...
- Ты погоди, погоди говорить, - перебил её Ворон, не желая упускать инициативу. - Слушай меня. Отец не стал рассказывать тебе мрачную историю двадцатилетней давности, так я тебе все расскажу.
И он, избегая компрометирующих его подробностей и украшая повествование душещипательными деталями в свою пользу, поведал ей про то октябрьское утро 1973 года, про визит к Маше, про свою мнимую смерть, про искалеченный глаз, про появление в 1992 году.
- Ты пойми, у меня были основания ненавидеть твоего отца. Но тогда, первого ноября... Я хотел поговорить с Аркадием, мы ехали за ним. А он... узнал меня и потерял управление машиной. Неужели ты думаешь, что я хотел смерти твоей матери? Я так любил её. Эту любовь я пронес через всю жизнь, а жизнь у меня была очень нелегкая...
Катя, затаив дыхание, слушала исповедь Ворона. Как все это было необычно и загадочно! Он говорил так правдоподобно. Порой она даже верила ему. Но это ничего не меняло.
- Петр Андреевич...
- Меня зовут Олег.
- Хорошо, Олег. Допустим, что все это правда. Но вы понимаете, что я не могу уехать с вами. Это будет предательством памяти мамы и больного отца.
- Я сам пойду к Аркадию! Я ему все объясню! Я буду просить у него прощения! Я добьюсь того, что он благословит нас с тобой!
Катя вытаращила глаза от удивления.
- Да никогда в жизни! Ни он нас не благословит, ни я на это не пойду. У меня есть жених, который любит меня.
- Только ты его не любишь, - возразил Ворон.
- Люблю. И не стану бросать все, что мне дорого, и живых, и мертвых. Моя покойная мама мне этого не простит.
При слове "мама" Ворона передернуло. Вчера он посетил могилу своей матери, умершей в психбольнице год назад. В этой же могиле двадцать один год назад был похоронен неизвестно кто под фамилией Олега Быстрова. Странная могила - сначала отец, потом неизвестно кто, а потом мать. Ворон поклялся больше никогда не ходить туда. Ему было страшно.
- Что ты все о покойниках? - проворчал Ворон. - Живым жить...
Катя вдруг улыбнулась ему в лицо, почувствовав его слабость. Он не имел больше аргументов.
- Нет, - тихо и твердо произнесла она. - Никогда.
Ворон почувствовал приступ бешенства, подступавший к горлу. Он понимал, что говорит неубедительно, ему стало досадно за свою оказавшуюся ненужной откровенность. Но он не привык отступать.
- Ты будешь моей, - процедил он сквозь зубы.
- Силой возьмете? - усмехнулась Катя. - Вот это в ваших правилах. Это не трудно. Вон сколько ваших на улице. Скрутите и отвезете, куда надо. И снова пустите по кругу.
- Ты за кого меня принимаешь?! - начал свирепеть Ворон.
- За того, кто вы есть. За бандита.
Ворон сделал глотательное движение, перевел дух.
- Ладно. Ты мне вот что скажи, это тебя Дмитрий Степанович тогда отпустил?
- Нет. Я подсыпала вам обоим снотворное и убежала.
- Да? - равнодушным голосом переспросил Ворон. - Кстати, он недавно убил двух человек. Вот кто настоящий бандит. А сейчас он арестован нашими доблестными органами. Судьба его будет безрадостна.
Катя вздрогнула от неожиданности сообщения и от того злорадства, которое отобразилось на загорелом лице Ворона. В какой же ужасный мир он хочет её затащить!
- Итак, твое решение? - спросил Ворон.
- Решение давно принято. Я выхожу замуж, и если вы желаете мне добра, оставьте меня в покое. Раз и навсегда.
Ворон нахмурился, кулаки его сжались. Ему вспомнились события более чем двадцатилетней давности. Дача в лесу, осень, семнадцатилетняя Маша... "О, кей будет... А вот между нами никогда! Никогда!" - улыбалась она. А потом кричала в бешенстве: "Я замуж скоро должна выйти, ты помешать мне хочешь? Что тебе от меня надо?! Сволочь, гад!" "Так что же, стала Маша без меня счастлива?" - вдруг с сатанинским злорадством подумал Ворон, вспоминая, как летела их "Волга" с рокового моста. Роковой мост, роковая семья... И эта говорит то же самое. "Я выхожу замуж, и если вы желаете мне добра, оставьте меня в покое. Раз и навсегда."
Они просто издеваются над ним... Они его не воспринимают - Маша не воспринимала того, двадцатипятилетнего студента, начинающего афериста, любимца женщин. Катя жене воспринимает его нынешнего - матерого уважаемого вора, богатого человека, того, которого все так уважают и боятся, выполняют каждое его приказание, его, который может безнаказанно убить человека, может посадить человека, оправдать человека, вытащить человека из тюрьмы, который никого и ничего не боится, которого уважают и в европейских городах, где у него связи в приличных кругах. Однако, Маша была хоть и роковым, но все же эпизодом в его жизни, но на Катю он сделал ставку. И вот - такой же взгляд, такие же глаза, такое же презрительное равнодушие, такой же задристанный женишок, снова студентик МГИМО. Только теперь этот номер не пройдет...
Олег отправился к своей любовнице Эллочке Жарковской, у которой хранилась часть его денег и ввел её в курс дела - это была единственная женщина, которой он доверял на все сто процентов. Она не могла его выдать, она обожала его. И он скрывался у нее, содержал её, с её помощью сделал себе новые документы на имя Петра Андреевича Бородина, ну а потом, дело известное, деньги стали подходить к концу, надо было их добывать, и Олег, уехав с друзьями в Ленинград, совершил несколько вооруженных грабежей, на одном из которых был взят, и с новой фамилией благополучно отправился в зону на три года. С этого времени и началась официальная биография Петра Андреевича Бородина или Ворона.
Пока Олег жил у Эллочки, зрение в правом глазу стало ухудшаться, глаз стал покрываться мутной пленкой. Обращаться к врачам он не решился. Эллочка уговаривала его пойти к частному врачу, но тут кончились деньги, понадобилось ехать на дело в Ленинград, а там его арестовали. Так и остался Ворон с невидящим правым глазом, который различал только свет и тьму. Выйдя из заключения, он обратился в Институт глазных болезней, там сказали, что нужна срочная операция, но известные дела опять помешали сделать её. Ворон обвинял в своем увечии Аркадия Корнилова и поклялся ему отомстить. За все и за Машу, и за переломанную судьбу, и за глаз. Только год назад он сделал в Германии операцию, которая частично восстановила ему зрение в правом глазу.
А что касается исчезновения Олега Быстрова, то он тогда совершенно упустил из виду такое маленькое обстоятельство, как живая мать. Он же не мог открыться ей в своих сумасшедших планах, так он поступил просто выкинул её совсем из головы и не думал о ней. А потом случилось нечто совершенно фантастическое - весной в Москве-реке выловили какого-то утопленника, и его мать опознала в этом утопленнике его, Олега. Все это потом рассказывал ему Коля, к которому, как и к другим обитателям окрестных поселков, приходил следователь. Олег, разумеется, не мог предвидеть такого варианта, хотя, конечно, объективно он был ему на руку, он никак не мог ожидать, что в безобразно раздутом утопленнике мать опознает своего сына, и только потому, что он, видите ли, одет в его плащ с пришитой ей заплаткой. Он тогда выкинул мокрый и грязный плащ там же, в кустах, и какой-то несчастный бомж, видимо, подобрал его и надел на себя, а потом в нем и утонул. Странное стечение обстоятельств. С одной стороны, это ему на руку, Олега Быстрова больше нет, но с другой... Произошло нечто страшное. Ведь таил же он в душе подсознательную мысль, что через некоторое время явится к матери и сообщит, что жив. А тут... мать опознала его в этом несчастном утопленнике и сошла с ума. Она содержалась в психиатрической больнице в отделении для буйно помешанных. Куда уж тут появляться? Порой муки совести терзали Олега и ему очень хотелось навестить мать в больнице, но он счел это мероприятие даже не столь уж опасным, сколь нелепым и ненужным, так как уже ничего бы не помогло его несчастной матери. Как то раз Олег ради любопытства заглянул и на собственную могилу, где под его фамилией рядом с его родным отцом лежали останки неизвестно кого. Этот визит будоражил ему кровь, вызвал странные чувств и заставил с какой-то новой стороны поглядеть на жизнь, бренную и нелепую, смешную и отвратительную, вселенскую комедию, одним словом.
Комедия же порой приобретала зловещие очертания. В восемьдесят втором году Ворон с неким Шиловым по кличке Шило подъехали к подъезду одного приятеля на окраине Москвы. Шило был за рулем. Ворон вышел из машины и... нос к носу столкнулся со своим двоюродным братом Мишей, который долгое время работал в Монголии и приезжал в Москву на похороны Олега. Миша узнал его мгновенно и сделал шаг по направлению к нему. Ворон мужественно воздержался от всяких эмоций. "Олег!" - пробормотал Миша, ошарашенный встречей с ожившим покойником. "Вы обознались", - сквозь зубы процедил Олег. Но Миша стоял и смотрел на него с таким презрением, с такой брезгливостью, что Ворон похолодел. "Что такое?" - зашебуршился Шило. "Гражданин обознался", - тихо ответил Ворон, и они зашагали к подъезду. Вечером того же дня Мишу сбила машина. Насмерть.
Кипела жизнь, увлекательная, денежная, полная приключений и опасностей, и некогда было Олегу оглянуться назад. Он долго не трогал Аркадия и Машу, потому что это не входило в его планы. Зачем? Ведь они главные свидетели того, что Олег Николаевич Быстров покойник, убитый, утопленник. Зачем ему раскрываться им, ворошить быльем поросшее прошлое? Не то, чтобы это было очень опасно, теперь-то уж что, но не любил он это прошлое, заживо погребенная мать - это было его больное место. Да к тому же и сойтись им на этой Земле было непросто. Аркадий ездил по Парижам и Канадам, а Олег - по тюрьмам, лагерям или гастролировал по городам нашей необъятной родины. Но, тем не менее, своего "убийцу" он не забывал. Он всегда держал где-то на дне памяти мысль о том, что далеко или близко, в Париже, Торонто, Нью-Йорке или в Москве существует человек, который стал причиной его увечья, который далеко не беден и с которым неплохо было бы со временем свести счеты. Ворон никогда не забывал оскорблений, а вся сытая и полновесная жизнь Аркадия всегда была немым оскорблением его жизни авантюрной, бездомной, и, в целом-то, как он теперь понимал - глупой. Ему было под пятьдесят, а что он имел? Ни дома, ни семьи, ни настоящего имени. А тот имел все, что нужно, объездил много стран, а главное - с ним была красавица Маша, которую Ворон никак не мог забыть. Ему казалось, что если бы тогда она полюбила его, а не Аркадия, вся жизнь его была бы совершенно другой.
В августе девяносто второго года Ворон совершил дерзкий побег из колонии строгого режима, где ему оставалось находиться около трех лет. Узнав, что Аркадий с семьей недавно прибыл из Франции, Ворон и вспомнил про свое давнее желание посчитаться с ним. Час пробил. Определенного плана действий он не имел, но первым делом он хотел выбить Аркадия из седла. Можно было шантажировать его, качать из него деньги, разорить бы вконец, а там добраться и дом Маши... Мысли о ней будоражили воображение Ворона. Он представлял себе эту гордую красавицу, ползающую перед ним на коленях, просящую пощады, исполняющую все его любовные прихоти... Ворон был невероятно вдохновлен этой затеей. Он был таким с детства - если что-нибудь приходило к нему в голову, он от своего не отступался, умная ли это идея, глупая ли, главное - он решил, и все.
Первая задача была выполнена с удивительной легкостью. Ворон даже удивился, до чего же Аркадий Корнилов, сорокалетний дипломат, опытный, столько повидавший человек, так быстро скис. Даже неинтересно... Хотя, если подумать, Аркадию было, что терять, речь-то шла об убийстве...
А вот Ворону терять было нечего, и он гордился этим. Его воровские руки, мощный кулак, умение владеть оружием всегда были при нем, а всякая там карьера, движимость - недвижимость, жена, дети, барахло - все это его не касалось.
Когда первый этап был благополучно пройден, и надо было разыгрывать партию дальше, Ворон раздумывал, что ему делать - то ли самому повидаться со своим "убийцей", то ли вымогать у него деньги через Коленьку, то ли выйти прямо на Машу, к чем он склонялся все больше и больше. Но тут... подвел Коля, раскисший из-за своей любви к Маше. Он чуть было не раскрыл все карты Маше, помешал лишь случай. И тогда Ворон принял решение убрать Аркадия. Увидев в машине Машу, Ворон хотел было приостановить автокатастрофу, но не смог отказать себе в удовольствии показаться Аркадию живым и здоровым, очень он любил подобные эффекты. Это решило все. Но роковая судьба распорядилась по-своему. Аркадий выжил, а Маша погибла. И по сути дела, вся затея пошла прахом, так как до Ворона дошло, что затевал он все это не столько ради мести, сколько ради Маши. Но по инерции, не желая останавливаться, он, ещё не зная, что Аркадий жив, велел украсть Катю, держать её взаперти, изнасиловать её. Но потом... произошло странное. Его любовь к Маше перешла на Катю. Он понял - ему нужна эта девушка, она должна принадлежать ему. И теперь именно это стало целью его жизни. А он никогда не отступал от своей цели.
Он теперь был состоятельным человеком, у него была недвижимость за границей, счета в банках, он объездил полмира. Ему ничего больше не было нужно. Ему нужна была она...
... Пассажир в третьем ряду попросил ещё минеральной воды. "Боинг" 747 шел на посадку в Кошице. Полчаса стоянки, и ещё чуть больше часа до Москвы...
8.
... В квартире Корниловых раздался телефонный звонок. Шел девятый час вечера, отец сидел у себя в кабинете, бабушка хлопотала на кухне. Только что Катя переговорила с Андреем, только что слышала его возбужденный голос. До свадьбы оставалось меньше недели, и хлопот становилось все больше и больше. И вот - снова звонок. "Видимо, Андрей забыл что-то сказать", решила Катя. Но это был не Андрей.
- Здравствуй, Катя, - раздался голос в трубке, и Катя почувствовала, что у неё немеют руки и ноги. Голос был спокойный, приглушенный, до кошмара знакомый, голос из того ужасного мира, в котором ей довелось побывать два с половиной года назад.
Поначалу она даже не могла говорить от спазмов в горле.
- Ты меня слышишь? - спросил голос
- Да, слышу, - преодолевая комок в горле, пробормотала Катя.
- Я хочу с тобой увидеться, - тихо произнес Ворон.
- Зачем?
- Потому что мне этого хочется. Я приехал, чтобы с тобой увидеться. Когда мы сможем встретиться?
- Неужели вы полагаете, что я пойду на встречу с вами?
- Я просто уверен в этом.
- Так вы либо опять похитите меня, либо просто убьете. Зачем же я пойду?
- Я клянусь тебе, что ничего этого не будет.
- И я должна вам верить после того, что произошло два года назад?
- Верь только моей записке. В ней сказано все. Приходи завтра в полдень в кафе "Русская кухня" на Ленинском. Тебе недалеко.
- Я не смогу прийти. Меня не отпустят.
- Приходи. Все равно, мы встретимся. От меня бессмысленно прятаться. Я знаю - ты выходишь замуж. Мы поговорим об этом. Только ради Бога, приходи одна. И тогда мы просто поговорим. Но не дай Бог... Это очень опасно. Голос был совершенно спокойный, даже какой-то монотонный, и оттого ей было ещё страшнее. Но ей стало совсем страшно, когда она увидела в двери отца, бледного, как смерть, с дергающейся щекой, на которой яркой полосой выступал шрам. Он молча стоял в двери и глядел на нее. Катя никогда не видела ни у него, ни у кого другого таких ужасных глаз. Создавалось такое ощущение, что в этих глазах отсутствовали зрачки, они были какие-то белые.
- ОН? - еле слышно прошептал Аркадий.
Катя поняла, что отец все знает. Откуда? Она молча кивнула головой, не выпуская из рук трубку.
- Так придешь? - спросил Ворон.
- Свидание назначает? - тихо спросил Аркадий.
Катя опять кивнула.
- Соглашайся.
Катя раскрыла рот, но отец так на неё поглядел, что она сразу пролепетала в трубку:
- Хорошо. Я приду.
- Не клади трубку, - прошептал отец и вдруг схватился за сердце: Катя, помоги мне! Помоги! - закричал он громко.
- Что там такое? - спросил Ворон.
- Папе плохо, он падает, теряет сознание. Все из-за вашего звонка! Хорошо, до завтра, я приду, приду! - крикнула Катя и положила трубку.
Напуганная, бросилась к отцу и помогла ему лечь на диван. Отец бормотал что-то невнятное, стонал, кашлял.
- Папа, папа, что с тобой?! Я сейчас "Скорую" вызову!
- Не надо "Скорую", позвони Арону Григорьевичу, пусть приедет. Я, кроме него, никому не доверяю, голова очень болит, раскалывается. Арон Григорьевич быстрее "Скорой" примчится, ему совсем недалеко.
Катя бросилась звонить. Арон Григорьевич Кац был другом отца и, можно сказать, его личным врачом. Он наблюдал его постоянно и знал все его хвори и боли. К тому же, он жил совсем неподалеку, на улице Дмитрия Ульянова.
Отец лежал и стонал на диване, когда вошел Арон Григорьевич.
- Что с тобой, Аркаша?!
- Арон, голова раскалывается, плохо мне...
- Так надо было "Скорую".
- Угробят, Ароша, угробят. Отвези меня к себе в больницу, я никому больше не верю. Поехали...
Аркадия Юрьевича свели вниз к машине. Ездил Арон Григорьевич на "Мерседесе", он работал врачом в частной клинике и жил припеваючи. Аркадия уложили на заднее сидение.
- Катюша, Катенька, не беспокойся, Арон Григорьевич меня вылечит. А туда... ты завтра сходи, сходи обязательно. И очень тебя прошу, ни слова Андрею, ни в коем случае. А то быть беде... Я позвоню из больницы.
Ошеломленная Катя поднялась в квартиру.
- Это инсульт, Катенька, - плакала бабушка. - Я точно знаю, у Славы такое же было. Но ничего, ничего, сейчас такие средства, такие врачи. Арон Григорьевич поможет...
Катя была в полном отчаянии и недоумении. Что значили странные слова отца, чтобы она пошла на это свидание и ни в коем случае не говорила ничего Андрею? Что связывает отца и этого страшного человека? Что все это значит?
Она не могла найти себе места. Позвонил Андрей, она отвечала ему рассеянно и односложно. Тот в недоумении пожелал ей спокойной ночи. Какая уж тут спокойная ночь?
Поздно вечером позвонил Арон Григорьевич.
- Катенька, дорогая моя, с отцом плохо, у него инсульт. Он лежит в нашей клинике.
Катя тихо заплакала, закусила губу.
- Но ты не беспокойся, он будет жить. Я тебе за это отвечаю. Он передает привет и... вот ещё что. Говорит какую-то странную фразу, но считает, что ты поймешь. Он просит тебя обязательно пойти туда, на свидание с кем-то и обязательно рассказала тому, с кем ты встретишься, что с ним произошел инсульт. Обязательно...
Кате стало жутковато. Ей показалось, что отец сошел с ума.
Потом была бессонная ночь, за ней последовало тревожное утро ожидания. И вот, наконец, собравшись с мыслями и приведя себя в порядок, она пошла на встречу. В этот день в Москве похолодало, пошел дождь, было ветрено, настроение соответствовало погоде.
Она шла по Ленинскому проспекту с раскрытым зонтиком и непроизвольно оглядывалась вокруг. Ей показалось, что её преследует темно-зеленая "Волга". Машина ехала медленно, постоянно останавливалась, а когда она дошла до места встречи, машина припарковалась неподалеку. Ей показалось, что в машине сидят несколько человек. Все это ей очень не нравилось. Около кафе уже стояло несколько машин. Она обратила внимание на белый "Ауди". А "Волга" остановилась метрах в десяти от него.
В кафе "Русская кухня" Катя входила с дрожащими о страха коленками. А вдруг сейчас произойдет что-то страшное? Она же совершенно одна, никого рядом нет. Почему отец так настойчиво советовал ей прийти сюда и не рассказывать ничего Андрею? Хотя, что может сделать Андрей этим людям?
Она огляделась по сторонам. Зал кафе был полупустой. Из-за одного столика вышел плечистый бритоголовый мужчина и подошел к ней.
- Здравствуйте, Катя, - произнес он, внимательно глядя на нее.
- Здравствуйте.
- Прошу вас, садитесь за этот столик.
Они сели. Официант принес шампанского и мороженого.
- Угощайтесь, - стараясь быт вежливым, говорил бритоголовый, наливая ей шампанское.
- А если я выпью, не засну сразу? - расхрабрилась и спросила Катя. - А то у меня принятие спиртного в незнакомых местах стало как-то ассоциироваться с крепким сном.
Недобрый огонек мелькнул в глазах бритоголового, но он деланно улыбнулся.
- Ну что вы? Пейте спокойно. Открывал при вас, сами видели. И я с вами выпью, хоть и за рулем. Меня зовут Костя.
Они выпили по бокалу. Посидели. Помолчали.
- Я пойду, подышу воздухом, - сказал Костя. - Вы посидите, отдохните.
Он вышел на улицу. Катя огляделась по сторонам. В кафе сидело только двое посетителей. Они бросили взгляд на Катю и вышли. Видимо, к этой встрече здесь хорошо подготовились.
Теперь она уже была одна во всем зале. Еще минут через пять она увидела в дверях знакомую фигуру. Ей стало жутко. Сердце яростно забилось в груди, коленки задрожали...
... Он сильно изменился за эти два с лишним года. Как-то похудел, сильно загорел. И одет был совсем по-европейски. Очки в золоченой оправе, седые усы и бакенбарды. И все та же ирония на тонких губах и та же, исходящая от него сила.
Ворон медленными шагами подошел к её столику.
- Катюша, привет! - сказал он, стараясь придать голосу ласковые нотки.
- З-здравствуйте, - отвечала Катя, задыхаясь от волнения.
- Разреши присесть?
- Садитесь.
Ворон сел, облокотился на стол и стал пристально глядеть на нее.
- Ты стала ещё красивее. Совсем взрослая женщина. И как же ты похожа на мать... - Он покачал головой.
- Вы тоже изменились. Стали совсем европейцем.
- Да что ты?! - улыбнулся Ворон, показав полный рот великолепной металлокерамики. - Да, Европа - это фантастика! Сейчас я тебя удивлю, такого ты ещё не видела! - Он снял очки, и Катя с удивлением обнаружила, что бельмо на его правом глазу исчезло. Слегка красноватый, но зрячий глаз, осмысленный взор... Этот человек все больше поражал её.
- Вот так-то! - по-детски хвастаясь, рассмеялся Ворон. - И никакой мистики, чистая наука, достижения современной медицины. Ну и средства, конечно. - Он щелкнул пальцами. - Страшная сила! Хватит, однако, об этом. Он снова надел очки. - Я знаю, ты выходишь замуж. За того самого отважного паренька?
- Да.
- Ты этот вопрос хорошо продумала?
- Конечно. Разве такие дела так просто делаются?
- Да запросто. По инерции. Люди не в состоянии переменить свою жизнь. А вот ты должна жить по-другому. Ты создана для другого.
- Почему вы решаете за меня?
- Потому что ты сама не знаешь, что тебе нужно. Ты ещё очень молода.
- А вы знаете?
- А я знаю. Знаю то, что написал тебе в записке.
- Но я люблю другого человека. Вам это все равно?
- Да ты понятия не имеешь, что такое любовь. Для тебя это привычка, комфортное состояние. А для меня это другое. У меня есть все. И мне нужна только ты. Я приехал за тобой.
Катя с ужасом почувствовала, что эта аура, исходящая от него, снова со страшной силой проникает в её душу. Она поняла, что этот человек не отступится от своей цели.
- Да, я не хочу с тобой больше расставаться. Я хочу забрать тебя с собой. У меня есть все - прекрасный дом в хорошем европейском городке, деньги, машины, друзья. У меня нет только тебя. Поедем со мной, и ты ни в чем не будешь нуждаться, ты будешь самой счастливой женщиной на Земле. Я все приготовил для твоего приезда. Нужен только твой загранпаспорт, и через день мы там. Ты заживешь совершенно другой жизнью, жизнью принцессы.
- Петр Андреевич, - Катя внимательно поглядела на него. - А куда я дену могилу моей мамы, куда я дену своего живого отца, у которого во время вашего звонка произошел инсульт?
Ворон нахмурился.
- Инсульт? Но я этого не хотел. Я не желаю ему зла.
- Судя по всему, вы и так сделали ему зла выше всякой нормы.
- Что он тебе рассказал? - в голосе Ворона появились нотки беспокойства.
- Ничего. Я сама это чувствую.
Ворон вздохнул с облегчением.
- Катя, поверь, я оплакиваю смерть твоей матери. И очень рад тому, что Аркадий остался жив. А в смерти твоей матери виноваты роковые обстоятельства. Ты понимаешь - в жизни бывают совершенно удивительные обстоятельства. Я раскрою тебе тайну - и я, и твой отец любили одну женщину - твою мать. Она предпочла его. А теперь моя любовь к ней переросла в любовь к тебе, только гораздо более сильную. Это страсть, это наваждение, я тогда безумно завидовал твоему отцу, что он с ней, а не я. Но я нашел тебя, и стал счастлив от одной мысли, что ты можешь стать моей.
- И из-за этой страстной любви вы приказали этим подонкам меня изнасиловать? - сузив глаза, спросила Катя.
- Да я тут не при чем! - крикнул Ворон. - Более того, я скажу тебе такое, даже вопреки элементарной осторожности - одного из твоих насильников уже нет в живых. И умер он не своей смертью. И другому недолго осталось топтать землю. - Ворон за словом в карман не лез, когда хотел чего-нибудь добиться.
- И какой же из них уже...? - вдруг заинтересовалась Катя.
- Толстяк. Он получил свое. Я таких вещей не прощаю. А рыжий получит ещё круче.
- Благородно... Однако...
- Ты погоди, погоди говорить, - перебил её Ворон, не желая упускать инициативу. - Слушай меня. Отец не стал рассказывать тебе мрачную историю двадцатилетней давности, так я тебе все расскажу.
И он, избегая компрометирующих его подробностей и украшая повествование душещипательными деталями в свою пользу, поведал ей про то октябрьское утро 1973 года, про визит к Маше, про свою мнимую смерть, про искалеченный глаз, про появление в 1992 году.
- Ты пойми, у меня были основания ненавидеть твоего отца. Но тогда, первого ноября... Я хотел поговорить с Аркадием, мы ехали за ним. А он... узнал меня и потерял управление машиной. Неужели ты думаешь, что я хотел смерти твоей матери? Я так любил её. Эту любовь я пронес через всю жизнь, а жизнь у меня была очень нелегкая...
Катя, затаив дыхание, слушала исповедь Ворона. Как все это было необычно и загадочно! Он говорил так правдоподобно. Порой она даже верила ему. Но это ничего не меняло.
- Петр Андреевич...
- Меня зовут Олег.
- Хорошо, Олег. Допустим, что все это правда. Но вы понимаете, что я не могу уехать с вами. Это будет предательством памяти мамы и больного отца.
- Я сам пойду к Аркадию! Я ему все объясню! Я буду просить у него прощения! Я добьюсь того, что он благословит нас с тобой!
Катя вытаращила глаза от удивления.
- Да никогда в жизни! Ни он нас не благословит, ни я на это не пойду. У меня есть жених, который любит меня.
- Только ты его не любишь, - возразил Ворон.
- Люблю. И не стану бросать все, что мне дорого, и живых, и мертвых. Моя покойная мама мне этого не простит.
При слове "мама" Ворона передернуло. Вчера он посетил могилу своей матери, умершей в психбольнице год назад. В этой же могиле двадцать один год назад был похоронен неизвестно кто под фамилией Олега Быстрова. Странная могила - сначала отец, потом неизвестно кто, а потом мать. Ворон поклялся больше никогда не ходить туда. Ему было страшно.
- Что ты все о покойниках? - проворчал Ворон. - Живым жить...
Катя вдруг улыбнулась ему в лицо, почувствовав его слабость. Он не имел больше аргументов.
- Нет, - тихо и твердо произнесла она. - Никогда.
Ворон почувствовал приступ бешенства, подступавший к горлу. Он понимал, что говорит неубедительно, ему стало досадно за свою оказавшуюся ненужной откровенность. Но он не привык отступать.
- Ты будешь моей, - процедил он сквозь зубы.
- Силой возьмете? - усмехнулась Катя. - Вот это в ваших правилах. Это не трудно. Вон сколько ваших на улице. Скрутите и отвезете, куда надо. И снова пустите по кругу.
- Ты за кого меня принимаешь?! - начал свирепеть Ворон.
- За того, кто вы есть. За бандита.
Ворон сделал глотательное движение, перевел дух.
- Ладно. Ты мне вот что скажи, это тебя Дмитрий Степанович тогда отпустил?
- Нет. Я подсыпала вам обоим снотворное и убежала.
- Да? - равнодушным голосом переспросил Ворон. - Кстати, он недавно убил двух человек. Вот кто настоящий бандит. А сейчас он арестован нашими доблестными органами. Судьба его будет безрадостна.
Катя вздрогнула от неожиданности сообщения и от того злорадства, которое отобразилось на загорелом лице Ворона. В какой же ужасный мир он хочет её затащить!
- Итак, твое решение? - спросил Ворон.
- Решение давно принято. Я выхожу замуж, и если вы желаете мне добра, оставьте меня в покое. Раз и навсегда.
Ворон нахмурился, кулаки его сжались. Ему вспомнились события более чем двадцатилетней давности. Дача в лесу, осень, семнадцатилетняя Маша... "О, кей будет... А вот между нами никогда! Никогда!" - улыбалась она. А потом кричала в бешенстве: "Я замуж скоро должна выйти, ты помешать мне хочешь? Что тебе от меня надо?! Сволочь, гад!" "Так что же, стала Маша без меня счастлива?" - вдруг с сатанинским злорадством подумал Ворон, вспоминая, как летела их "Волга" с рокового моста. Роковой мост, роковая семья... И эта говорит то же самое. "Я выхожу замуж, и если вы желаете мне добра, оставьте меня в покое. Раз и навсегда."
Они просто издеваются над ним... Они его не воспринимают - Маша не воспринимала того, двадцатипятилетнего студента, начинающего афериста, любимца женщин. Катя жене воспринимает его нынешнего - матерого уважаемого вора, богатого человека, того, которого все так уважают и боятся, выполняют каждое его приказание, его, который может безнаказанно убить человека, может посадить человека, оправдать человека, вытащить человека из тюрьмы, который никого и ничего не боится, которого уважают и в европейских городах, где у него связи в приличных кругах. Однако, Маша была хоть и роковым, но все же эпизодом в его жизни, но на Катю он сделал ставку. И вот - такой же взгляд, такие же глаза, такое же презрительное равнодушие, такой же задристанный женишок, снова студентик МГИМО. Только теперь этот номер не пройдет...