Страница:
Профессиональные охранники оказались на редкость солидарны. Возможно, успели получить распоряжения от непосредственных нанимателей; рассчитывали на щедрое вознаграждение; а может, и впрямь воспылали праведным гневом. В последнее Летуму было особенно трудно поверить.
«Утренняя звезда» ничуть не смущалась тем обстоятельством, что все это время оставалась у всех на виду. Наглый, неприкрытый грабеж, совершенный не где-нибудь, а в территориальном космосе. Остальные торговцы наблюдали за процессом просто от нечего делать, в итоге же развитое воображение коммерсантов нарисовало перед ними отнюдь не радужные перспективы. На месте африканцев мог оказаться кто угодно из них. Ну просто любой.
Капитан щелкнул другим тумблером.
— …успокойтесь, капитан…
— …все в порядке, просто техническая неполадка…
— …идет обмен грузами, это их право…
— …никто никого не убивает, Боже правый…
— …здесь отродясь не было пиратов…
— …это внутреннее дело Тамерлана, поймите…
— …закройте торпедные люки, это приказ!..
— …вы нарушаете Соглашение…
Щелчок, и все мгновенно стихло.
«Начальник Дроздов хоть и сволочь, — признал Летум, — но дело свое знает». Ситуация была разъяснена цепным псам без лишних подробностей. Патрульным, судя по всему, уже приходилось сталкиваться с проблемами подобного рода. Экспромт и свободное творчество, помноженные на красноречие и актерский талант. Разумеется, начальнику порта придется делиться.
— Вот такая каша, — хохотнул капитан. — Мне нравится, черт побери, когда все стоят на ушах!..
В этом Летум был с толстяком полностью согласен. «Не важно, что о тебе говорят, — проскрежетал отцовский голос. — Важно, что все говорят о тебе».
Летум вздрогнул. «Так и будет, отец. Увидишь».
— Знали бы они, — проворчал Летум, — что за груз перевозили мертвые бедняжки.
— Да уж, — шкипер хохотнул. — Фактически мы и впрямь действовали с разрешения и попущения правительства. Большая часть той наркоты могла осесть на планете.
— Мистер Смайлсон на связи, — доложила Лилит.
— Ну-ка, посмотрим… — Капитан повернулся вместе с креслом к терминалу связи.
Летум заинтересованно проследил за его взглядом. На рабочем месте Лилит было множество мониторов, но только шесть были выставлены в ряд. Совсем небольшие, плоские, дюймов девяти в диагонали. Светились всего четыре, крайние слева. Первый транслировал изображение самого капитанского мостика, капитана, Лилит и рекомого монитора. Летум прикрыл видеокамеру шлема рукой — монитор покрылся мраком. Спохватившись, быстро отдернул ладонь.
Второй транслировал со шлема лейтенанта Джонсона: скучная картинка лестничного пролета, сонные пираты. Третий предназначался Коллинзу: позиция лейтенанта, так и не сошедшего с места, давала изображение трюма в перспективе. Изрядно опустившего трюма.
Ну а третий лейтенант беспрестанно крутил головой. Смайлсон стоял на палубе, поскольку пирамида куда-то исчезла. Взмокшие пираты продолжали порхать под потолком, перебрасываясь невесомыми контейнерами.
— Мистер Смайлсон? — позвал капитан, придвигая микрофон. — Как обстановка?
— Вверенный моему попечению груз доставлен в отдельный отсек, опечатан и пересчитан. Трюмы переполнены, сэр. Можно отправляться.
— Сколько осталось?
— Штук семьдесят, сэр. На развод.
— Ну и черт с ними. Командуй отход.
— Есть, сэр.
— Негров казнили?
— Так точно. Все чисто, ни одной живой души! — Это сообщение доставило лейтенанту особую радость — не отягощенную грузом моральных обязательств.
— Все, тогда на корабль.
Смайлсон отключился.
— Лилит, разбуди Джонсона, — приказал капитан.
Девушка кивнула. Тонкие пальчики взметнулись над цифровой клавиатурой. Капитан, потирая руки, вернулся к игрушечному терминалу. Летум следил за всем этим, удобно устроившись на потолке.
Капитан хихикал. Летум поморщился. Желание протянуть руки и свернуть лысую голову как никогда крепчало. Нет, слишком рано. Слишком много свидетелей, слишком шатко положение самого Летума. Успеется.
Позвонки явственно хрустели под пальцами, а из глотки толстяка доносился сдавленный хрип. Поразительно похожий на тот самый скрежет, которым отец время от времени давал знать о своем появлении.
Летум тряхнул головой, избавляясь от наваждения.
Капитан продолжал потирать ладони. Перед внутренним взором шкипера, должно быть, проносились видения сказочных богатств, которые он сможет обменять на порошкообразную смерть.
— Когда мы похороним погибших?
— Что? — поморщившись, капитан вернулся к действительности. — Повтори.
— У вас же бывают похороны? Мы в космосе, однако…
— А, похороны. — Капитан махнул рукой. — Конечно. Сколько угодно. Сразу после ужина. Соберем всю команду, молитвы и почести, как положено. Кстати, ты мне кое о чем напомнил. — Капитан вновь повернулся к Лилит. — Похороны. Детка, прокрути-ка нам еще разок те куски, где у господ офицеров темнеет в глазах.
Глава 35
Глава 36
Глава 37
«Утренняя звезда» ничуть не смущалась тем обстоятельством, что все это время оставалась у всех на виду. Наглый, неприкрытый грабеж, совершенный не где-нибудь, а в территориальном космосе. Остальные торговцы наблюдали за процессом просто от нечего делать, в итоге же развитое воображение коммерсантов нарисовало перед ними отнюдь не радужные перспективы. На месте африканцев мог оказаться кто угодно из них. Ну просто любой.
Капитан щелкнул другим тумблером.
— …успокойтесь, капитан…
— …все в порядке, просто техническая неполадка…
— …идет обмен грузами, это их право…
— …никто никого не убивает, Боже правый…
— …здесь отродясь не было пиратов…
— …это внутреннее дело Тамерлана, поймите…
— …закройте торпедные люки, это приказ!..
— …вы нарушаете Соглашение…
Щелчок, и все мгновенно стихло.
«Начальник Дроздов хоть и сволочь, — признал Летум, — но дело свое знает». Ситуация была разъяснена цепным псам без лишних подробностей. Патрульным, судя по всему, уже приходилось сталкиваться с проблемами подобного рода. Экспромт и свободное творчество, помноженные на красноречие и актерский талант. Разумеется, начальнику порта придется делиться.
— Вот такая каша, — хохотнул капитан. — Мне нравится, черт побери, когда все стоят на ушах!..
В этом Летум был с толстяком полностью согласен. «Не важно, что о тебе говорят, — проскрежетал отцовский голос. — Важно, что все говорят о тебе».
Летум вздрогнул. «Так и будет, отец. Увидишь».
— Знали бы они, — проворчал Летум, — что за груз перевозили мертвые бедняжки.
— Да уж, — шкипер хохотнул. — Фактически мы и впрямь действовали с разрешения и попущения правительства. Большая часть той наркоты могла осесть на планете.
— Мистер Смайлсон на связи, — доложила Лилит.
— Ну-ка, посмотрим… — Капитан повернулся вместе с креслом к терминалу связи.
Летум заинтересованно проследил за его взглядом. На рабочем месте Лилит было множество мониторов, но только шесть были выставлены в ряд. Совсем небольшие, плоские, дюймов девяти в диагонали. Светились всего четыре, крайние слева. Первый транслировал изображение самого капитанского мостика, капитана, Лилит и рекомого монитора. Летум прикрыл видеокамеру шлема рукой — монитор покрылся мраком. Спохватившись, быстро отдернул ладонь.
Второй транслировал со шлема лейтенанта Джонсона: скучная картинка лестничного пролета, сонные пираты. Третий предназначался Коллинзу: позиция лейтенанта, так и не сошедшего с места, давала изображение трюма в перспективе. Изрядно опустившего трюма.
Ну а третий лейтенант беспрестанно крутил головой. Смайлсон стоял на палубе, поскольку пирамида куда-то исчезла. Взмокшие пираты продолжали порхать под потолком, перебрасываясь невесомыми контейнерами.
— Мистер Смайлсон? — позвал капитан, придвигая микрофон. — Как обстановка?
— Вверенный моему попечению груз доставлен в отдельный отсек, опечатан и пересчитан. Трюмы переполнены, сэр. Можно отправляться.
— Сколько осталось?
— Штук семьдесят, сэр. На развод.
— Ну и черт с ними. Командуй отход.
— Есть, сэр.
— Негров казнили?
— Так точно. Все чисто, ни одной живой души! — Это сообщение доставило лейтенанту особую радость — не отягощенную грузом моральных обязательств.
— Все, тогда на корабль.
Смайлсон отключился.
— Лилит, разбуди Джонсона, — приказал капитан.
Девушка кивнула. Тонкие пальчики взметнулись над цифровой клавиатурой. Капитан, потирая руки, вернулся к игрушечному терминалу. Летум следил за всем этим, удобно устроившись на потолке.
Капитан хихикал. Летум поморщился. Желание протянуть руки и свернуть лысую голову как никогда крепчало. Нет, слишком рано. Слишком много свидетелей, слишком шатко положение самого Летума. Успеется.
Позвонки явственно хрустели под пальцами, а из глотки толстяка доносился сдавленный хрип. Поразительно похожий на тот самый скрежет, которым отец время от времени давал знать о своем появлении.
Летум тряхнул головой, избавляясь от наваждения.
Капитан продолжал потирать ладони. Перед внутренним взором шкипера, должно быть, проносились видения сказочных богатств, которые он сможет обменять на порошкообразную смерть.
— Когда мы похороним погибших?
— Что? — поморщившись, капитан вернулся к действительности. — Повтори.
— У вас же бывают похороны? Мы в космосе, однако…
— А, похороны. — Капитан махнул рукой. — Конечно. Сколько угодно. Сразу после ужина. Соберем всю команду, молитвы и почести, как положено. Кстати, ты мне кое о чем напомнил. — Капитан вновь повернулся к Лилит. — Похороны. Детка, прокрути-ка нам еще разок те куски, где у господ офицеров темнеет в глазах.
Глава 35
Хоукинс осклабился, торжествуя. Лилит нажала несколько кнопок, покачала головой и разочарованно обернулась к отцу.
— Я думала, они уже не нужны. Ты ничего не сказал, и я по привычке поставила на перезапись.
Капитан рассвирепел. Лицо мгновенно приобрело цвет спелой свеклы, а борода встопорщилась острыми рыжими клиньями. Кулак грохнул по подлокотнику.
— Какого черта? Как ты могла?!. Единственная улика — и та потеряна!.. Разрази меня гром, каботажный лом тебе в селезенку! Глупость и безответственность, вот что я скажу! Нельзя уже положиться на собственную дочь, что же дальше?..
Лилит сидела, потупившись. Само раскаяние.
Летум стиснул кулаки. Ему отнюдь не понравилось, как этот алчный жирдяй обращается с предметом его вожделений. Более того, он был готов придушить ублюдка за одни лишь эти слова.
Операторы, не оборачиваясь, навострили уши. Сообразив, что хватил лишку, Хоукинс столь же быстро угомонился.
— Извини, детка, я просто расстроился. В этом нет твоей вины. Я должен был предупредить тебя. — Капитан задрал голову и поглядел на Летума, рассевшегося на потолке. — Прежде мы и впрямь не хранили записи. Но прежде с нами не было господина Безликого. — Усмехнувшись, капитан покачал головой. — Везучий сукин сын. Проехали.
Летум перевел дыхание, тут же почувствовав настойчивый взгляд. Лилит улыбалась. Светлые волосы обрамляли головку, словно корона. На мгновение густая прядь скользнула по лицу. Девушка отвернулась, а Летум гадал еще какое-то время: показалось ли ему, или Лилит действительно подмигнула?
Как бы там ни было, запись уничтожена. По счастливой ли случайности, или же по вине некой особы — обвинение осталось с пустыми руками. Летум возликовал: убийство Фрейзера сойдет ему с рук. Дальше — легче. Правду ведь говорил отец, что безнаказанными не остаются одни лишь добрые дела.
Створки распахнулись, и в помещение вплыл самый удивительный человек, которого только Летум видел в своей жизни. Даже более удивительный, чем любой из негров. Одет он был в форму морского пехотинца, с голубыми полосками лейтенанта на рукаве, но лицо…
У него были узкие, раскосые глаза — казалось, будто незнакомец беспрестанно щурился, — желтая кожа и прямые черные волосы, схваченные на лбу кожаным шнурком. Лицо казалось непривычно округлым, что выдавало иное строение черепа.
Все эти признаки Летум сызмальства знал из книг по человеческой анатомии. Инопланетяне в то время не казались ему диковинкой, поскольку встречались на Зевсе сплошь и рядом. Но осознание того, что когда-то человечество разделялось на три расовых подвида, еще долго обживалось в мозгу наследника.
Лейтенант Хиросима был невысок, не выше метра шестидесяти, а в невесомости держался весьма уверенно. И был японцем.
Летум вытаращил глаза. Вот так диво. Не думал он, что встретит живого японца. Фотографии и голограммы не шли ни в какое сравнение с видом живого… человека?
— Я думала, они уже не нужны. Ты ничего не сказал, и я по привычке поставила на перезапись.
Капитан рассвирепел. Лицо мгновенно приобрело цвет спелой свеклы, а борода встопорщилась острыми рыжими клиньями. Кулак грохнул по подлокотнику.
— Какого черта? Как ты могла?!. Единственная улика — и та потеряна!.. Разрази меня гром, каботажный лом тебе в селезенку! Глупость и безответственность, вот что я скажу! Нельзя уже положиться на собственную дочь, что же дальше?..
Лилит сидела, потупившись. Само раскаяние.
Летум стиснул кулаки. Ему отнюдь не понравилось, как этот алчный жирдяй обращается с предметом его вожделений. Более того, он был готов придушить ублюдка за одни лишь эти слова.
Операторы, не оборачиваясь, навострили уши. Сообразив, что хватил лишку, Хоукинс столь же быстро угомонился.
— Извини, детка, я просто расстроился. В этом нет твоей вины. Я должен был предупредить тебя. — Капитан задрал голову и поглядел на Летума, рассевшегося на потолке. — Прежде мы и впрямь не хранили записи. Но прежде с нами не было господина Безликого. — Усмехнувшись, капитан покачал головой. — Везучий сукин сын. Проехали.
Летум перевел дыхание, тут же почувствовав настойчивый взгляд. Лилит улыбалась. Светлые волосы обрамляли головку, словно корона. На мгновение густая прядь скользнула по лицу. Девушка отвернулась, а Летум гадал еще какое-то время: показалось ли ему, или Лилит действительно подмигнула?
Как бы там ни было, запись уничтожена. По счастливой ли случайности, или же по вине некой особы — обвинение осталось с пустыми руками. Летум возликовал: убийство Фрейзера сойдет ему с рук. Дальше — легче. Правду ведь говорил отец, что безнаказанными не остаются одни лишь добрые дела.
Створки распахнулись, и в помещение вплыл самый удивительный человек, которого только Летум видел в своей жизни. Даже более удивительный, чем любой из негров. Одет он был в форму морского пехотинца, с голубыми полосками лейтенанта на рукаве, но лицо…
У него были узкие, раскосые глаза — казалось, будто незнакомец беспрестанно щурился, — желтая кожа и прямые черные волосы, схваченные на лбу кожаным шнурком. Лицо казалось непривычно округлым, что выдавало иное строение черепа.
Все эти признаки Летум сызмальства знал из книг по человеческой анатомии. Инопланетяне в то время не казались ему диковинкой, поскольку встречались на Зевсе сплошь и рядом. Но осознание того, что когда-то человечество разделялось на три расовых подвида, еще долго обживалось в мозгу наследника.
Лейтенант Хиросима был невысок, не выше метра шестидесяти, а в невесомости держался весьма уверенно. И был японцем.
Летум вытаращил глаза. Вот так диво. Не думал он, что встретит живого японца. Фотографии и голограммы не шли ни в какое сравнение с видом живого… человека?
Глава 36
Уже несколько столетий Автократия отказывалась официально признать существование монголоидной расы. Тем не менее, жалкие крупицы былого величия были рассеяны по сотням планет. Большая часть представителей расы осела в Пограничье, поскольку закон не охраняет тех, кого не желает замечать. Отщепенцы даже ухитрились основать собственное государство: китайцы, японцы, вьетнамцы, корейцы и прочие населяли планету, названия которой Летум не помнил, но чьи координаты хранились жителями в строжайшем секрете. Плотность населения не превышала средней по Автократии для резерваций Иных, что приблизительно равнялось двадцати-тридцати миллионам. Столь жалкая цифра не могла заставить Закон пересмотреть свои параграфы.
Монголоидная раса официально не существовала, однако в то же время признавалась Конституцией реально существовавшим подвидом, носителем человеческого генотипа. Обстановка с негроидами была прямо противоположной. Для Летума же эти различия не играли никакой роли: все, чей облик был ему непривычен и странен, автоматически получали клеймо «Иной». Однако, по первому впечатлению, Хиросима гораздо больше походил на человека. Он был отщепенцем, второй сорт. Негры же не могли похвастаться столь интересной историей. Отец рассказывал ее наследнику десятки раз, смакуя детали. Вагнер всегда занимал сторону победителя.
Все началось в период Новой истории, когда человечество еще не успело покинуть родную купель, — безнадежно испорченную, уже почти непригодную для жизни, — хотя и подыскивало замену, с надеждой вспарывая звездные хляби мощными лучами. Речь шла о выживании вида. Земля не плодоносила, а выкормить переработанными отходами здоровое потомство не получалось. Человечество дружно взялось за руки и принялось за работу. Последний Золотой век, самый короткий в истории.
В дело шло все: начиная каркасами небоскребов и заканчивая сельскохозяйственной техникой. Люди трудились бесплатно, получая кров и пищу прямо на заводах. Они рушили с удовольствием, освобождая планету от брони стальных городов, зная, что уже никогда не вернутся сюда. Земля со стоном отдавала детям последние капли черной крови, необходимой для гигантских двигателей.
Начало экспансии. Раскаленные космодромы дымятся от жара. Носители генома все еще дерутся за пассажирские места. Государства долго делили галактические зоны влияния, бросая жребий, продолжая сидеть на поверхности планеты, начисто лишенной озонового слоя. Золотой век подошел к концу.
Соединенные Штаты Америки первыми нанесли удар. Мишенью послужило небольшое островное государство — Япония, давний индустриальный соперник. Космические корабли у японцев были самыми лучшими, а их количеством они уступали одним лишь Штатам. Американцы не желали терпеть конкуренции узкоглазых еще и в космосе.
Никто не ожидал, не мог предвидеть: все системы оповещения и ПВО были свернуты, по причине одновременного старта тысяч кораблей. Смерч ядерных взрывов накрыл остров, большая часть которого тут же погрузилась в кипящий океан. Основной удар был нанесен по космодромам, сметая огромные корабли, словно спички. Серебряные иглы плясали на огненных хвостах, взрываясь уже в воздухе. Сотни тысяч пассажиров сгорели заживо в одно мгновение. Абсолютная победа. Президент Соединенных Штатов поздравил генералов.
И был второй удар — Китай. И был третий — боеголовок хватило, чтобы зацепить даже Юго-Восточную Азию. Все это не шло ни в какое сравнение с опустошением, причиненным Японии, но и масштаб был иной. Из двух миллиардов китайцев в космос собирались лишь несколько миллионов, и все они превратились в пепел.
Самая смертоносная и быстротечная война, когда-либо полыхавшая на поверхности Земли. Из всех военных доктрин, когда-либо порожденных человеческим разумом, больше всех жизней отняла идея галактической экспансии.
Но никого эти вещи уже не заботили. Нации равнодушно наблюдали геноцид из иллюминаторов; в мыслях они уже покинули старушку Землю — со всеми ее глупостями и ошибками. Тысячи космолетов стартовали с поверхности планеты, устремившись на покорение звезд. Человечество видело для себя много возможностей. Подцепить этот вирус предстояло сотням миров.
Но кое-кто остался и выжил. Те, кому нация прямо сказала: ты — второй сорт, ты — недостоин. Те, кто остались на заводах, кому предстояло наблюдать за стартом из пыльных цехов. Цвет японской нации погиб, остались отщепенцы.
Тем не менее, именно они преуспели в плане Новой волны. Японцы больше не хотели дружить, теперь они работали только на самих себя, и уже никто не мог застать их врасплох. Упорству узкоглазых бестий можно было только позавидовать — через какой-то десяток лет они вновь готовились устремиться через тернии к звездам.
Так и случилось, вот только Галактика уже обрела хозяев. Монголоидный подвид опоздал к переделу космической собственности; оставалось кормиться объедками с барского стола.
И вот, один из потомков древних индустриальных героев предстал перед Летумом. Хиросима широко распахнул узкие глазки, заметив прилипшего к потолку Безликого. Лейтенант и капрал изумленно разглядывали друг друга, причем один казался другому висящим вверх тормашками.
Капитан, не выдержав, расхохотался.
— Да, та еще парочка!
Операторы из вежливости ответили вялыми смешками.
Летум опомнился. Действительно, что здесь такого? Японец как японец. Появись Хиросима в Автократии, и любой прохожий мог лишить его жизни безо всяких для себя юридических последствий. Если, конечно, не испачкает улицу кровью.
Здесь же, в чреве пиратского дредноута, желтый лейтенант имел куда больше прав, чем иной пират европейской наружности. Понимать это было непривычно и странно. Летуму пришлось напомнить себе, что, по сути, особой разницы между ними не было. Оба объявлены вне закона, оба стремятся к власти, — подтверждения чему — звания обоих, — и оба повергают людей в шок своей внешностью. Причем разница в вознаграждениях, положенных за умерщвление, несколько сглаживалась тем, что Хиросима выглядел куда человечней Летума. Это огорчало и разочаровывало.
— Знакомьтесь, — хохотнул шкипер. — Мистер Хиросима, мистер Безликий. И наоборот.
Лейтенант сложил руки по швам и быстро поклонился. Летум попытался проделать то же самое, не меняя позы «лотоса», но в итоге просто свесил с потолка руку. Хиросима ответил крепким рукопожатием небольшой сухой ладони.
— Должен предупредить тебя, Коцуро, — проговорил Хоукинс, оглаживая бороду, — мистер Летум Безликий — новый, но отнюдь не самый добронравный член нашей команды. Он уже укокошил одного лейтенанта, и заручился поддержкой другого. Остались вы с мистером Коллинзом.
Хиросима ответил пытливым взглядом.
— Вот так? — Акцента не было. Молодой голос, в мягкости которого таилась холодная самурайская сталь. — Фрейзера убил он?
— Я так предполагаю, — кивнул капитан. — Доказательств у меня нет, потому как иначе мистер Безликий не прохлаждался бы на потолке. Советую тебе быть поосторожней.
Летум молчал, не отводя взгляда. Темные глаза японца, спрятанные в узкие бойницы, глядели без угрозы, привычно измеряя опасность. Правый уголок тонких бледных губ едва заметно подрагивал, словно не решаясь изогнуться в зловещей усмешке.
— Честно говоря, — заявил наконец лейтенант, — мистер Фрейзер был порядочной сволочью. Рано или поздно, но его укокошил бы кто-нибудь из его собственной команды.
— И ты туда же, — проворчал шкипер. — Нельзя говорить так плохо о мертвых. Нельзя так откровенно лизать задницы убийцам.
Хиросима быстро поклонился капитану.
— Даже не думал, Хокира-сан. Боги покарают меня за эти слова. Но я сказал правду, которую все давным-давно знали.
— Да, — усмехнулся Хоукинс, — таким он и был — порядочной задницей. Никогда не умел работать с людьми. Но его боялись, что само по себе неплохо. Ганс умел и любил убивать. — Капитан помолчал, словно стоял у гроба покойного. — Я страшно расстроен. Место вакантно, а достойных претендентов нет.
Хиросима выразительно перевел взгляд на Летума.
Капитан покачал головой.
— Ни за что. Мистер Безликий гораздо больше нравится мне в качестве капрала. Люди его не знают, да и расследование отнюдь не завершено.
Летум молчал. Он знал, какова цена этим словам. Расследование завершено, а папки дела подшиты в архив. Пустое сотрясение воздуха. Популярность же его будет расти с каждой минутой, по мере того, как слухи о сегодняшних подвигах обходят корабль.
Летум не рассчитывал на лейтенантские полоски. Не мог рассчитывать, да и не считал их большим достижением. Придет время, и он возьмет все сам, минуя громоздкие уступы, залитые кровью, заваленные трупами. Один против всех, все крайне просто. Черный флаг взовьется над шпилем.
Что-то изменилось в лице Летума, потому как Хиросима все же позволил себе слабую улыбку. «Скользкий червяк. Он убьет меня не задумываясь, при первой же оказии». Все сказанное наверняка было известно японцу. Хоукинс пытался продолжать свои старые игры, упрямо не желая замечать, что тонкий механизм уже начал расползаться под неуклюжими пальцами. Летум был уверен, что шкипер успел сотню раз пожалеть о желании завести цепную собаку. Но одних сожалений было явно недостаточно. Просто взять и убрать фигуру Летума с игральной доски уже не представлялось возможным. Темный силуэт, лишенный лица, отбрасывал черную тень на бездарно проигранную партию. Для Летума же пиратский дредноут был не более чем легкой разминкой. Долгие годы, посвященные разглядыванию хитроумной вязи узора, паутиной оплетающего Зевс, служили уникальным опытом. Капитан же строил из песка высокие замки, не замечая прилива.
Требовалась помощь, и шкипер инстинктивно обращался к любому, кто мог ее предоставить. Но Хиросима был себе на уме — Летум знал, что обида и злость у всех узкоглазых в крови, — а потому играл по собственным правилам. Чью сторону узкоглазый предпочтет занять в разыгрываемой партии? Останется ли в стороне? Ни Летум, ни Хоукинс не могли предложить ему больше, чем он имеет сейчас — даже при смене режима он так и останется лейтенантом. Коцуро Хиросима не мог не видеть, что Летум воплощал в себе рост и прогресс, в то время как толстяк-капитан — регресс и упадок. Но само по себе это мало что значило. На поверку японец мог оказаться сухим консерватором, страшащимся любых перемен.
Летум дал себе зарок приглядывать за самураем. Оставался Коллинз и тот, кого поставят на место покойного. Проблема Смайлсона также не исчезала. Возможно, это было очередным симптомом надвигающейся паранойи, но Летум не исключал возможности того, что Джек ни на секунду не прекращал своей пляски под капитанскую дудку. Убийство Фрейзера могло быть санкционировано самим Хоукинсом, о чем свидетельствовал странный факт уничтожения записей.
Небольшая, возможность все-таки оставалась. Однако почему-то Летум знал, что опасаться следовало именно Хиросиму. Желудком чувствовал. Озверевшим от голода.
Монголоидная раса официально не существовала, однако в то же время признавалась Конституцией реально существовавшим подвидом, носителем человеческого генотипа. Обстановка с негроидами была прямо противоположной. Для Летума же эти различия не играли никакой роли: все, чей облик был ему непривычен и странен, автоматически получали клеймо «Иной». Однако, по первому впечатлению, Хиросима гораздо больше походил на человека. Он был отщепенцем, второй сорт. Негры же не могли похвастаться столь интересной историей. Отец рассказывал ее наследнику десятки раз, смакуя детали. Вагнер всегда занимал сторону победителя.
Все началось в период Новой истории, когда человечество еще не успело покинуть родную купель, — безнадежно испорченную, уже почти непригодную для жизни, — хотя и подыскивало замену, с надеждой вспарывая звездные хляби мощными лучами. Речь шла о выживании вида. Земля не плодоносила, а выкормить переработанными отходами здоровое потомство не получалось. Человечество дружно взялось за руки и принялось за работу. Последний Золотой век, самый короткий в истории.
В дело шло все: начиная каркасами небоскребов и заканчивая сельскохозяйственной техникой. Люди трудились бесплатно, получая кров и пищу прямо на заводах. Они рушили с удовольствием, освобождая планету от брони стальных городов, зная, что уже никогда не вернутся сюда. Земля со стоном отдавала детям последние капли черной крови, необходимой для гигантских двигателей.
Начало экспансии. Раскаленные космодромы дымятся от жара. Носители генома все еще дерутся за пассажирские места. Государства долго делили галактические зоны влияния, бросая жребий, продолжая сидеть на поверхности планеты, начисто лишенной озонового слоя. Золотой век подошел к концу.
Соединенные Штаты Америки первыми нанесли удар. Мишенью послужило небольшое островное государство — Япония, давний индустриальный соперник. Космические корабли у японцев были самыми лучшими, а их количеством они уступали одним лишь Штатам. Американцы не желали терпеть конкуренции узкоглазых еще и в космосе.
Никто не ожидал, не мог предвидеть: все системы оповещения и ПВО были свернуты, по причине одновременного старта тысяч кораблей. Смерч ядерных взрывов накрыл остров, большая часть которого тут же погрузилась в кипящий океан. Основной удар был нанесен по космодромам, сметая огромные корабли, словно спички. Серебряные иглы плясали на огненных хвостах, взрываясь уже в воздухе. Сотни тысяч пассажиров сгорели заживо в одно мгновение. Абсолютная победа. Президент Соединенных Штатов поздравил генералов.
И был второй удар — Китай. И был третий — боеголовок хватило, чтобы зацепить даже Юго-Восточную Азию. Все это не шло ни в какое сравнение с опустошением, причиненным Японии, но и масштаб был иной. Из двух миллиардов китайцев в космос собирались лишь несколько миллионов, и все они превратились в пепел.
Самая смертоносная и быстротечная война, когда-либо полыхавшая на поверхности Земли. Из всех военных доктрин, когда-либо порожденных человеческим разумом, больше всех жизней отняла идея галактической экспансии.
Но никого эти вещи уже не заботили. Нации равнодушно наблюдали геноцид из иллюминаторов; в мыслях они уже покинули старушку Землю — со всеми ее глупостями и ошибками. Тысячи космолетов стартовали с поверхности планеты, устремившись на покорение звезд. Человечество видело для себя много возможностей. Подцепить этот вирус предстояло сотням миров.
Но кое-кто остался и выжил. Те, кому нация прямо сказала: ты — второй сорт, ты — недостоин. Те, кто остались на заводах, кому предстояло наблюдать за стартом из пыльных цехов. Цвет японской нации погиб, остались отщепенцы.
Тем не менее, именно они преуспели в плане Новой волны. Японцы больше не хотели дружить, теперь они работали только на самих себя, и уже никто не мог застать их врасплох. Упорству узкоглазых бестий можно было только позавидовать — через какой-то десяток лет они вновь готовились устремиться через тернии к звездам.
Так и случилось, вот только Галактика уже обрела хозяев. Монголоидный подвид опоздал к переделу космической собственности; оставалось кормиться объедками с барского стола.
И вот, один из потомков древних индустриальных героев предстал перед Летумом. Хиросима широко распахнул узкие глазки, заметив прилипшего к потолку Безликого. Лейтенант и капрал изумленно разглядывали друг друга, причем один казался другому висящим вверх тормашками.
Капитан, не выдержав, расхохотался.
— Да, та еще парочка!
Операторы из вежливости ответили вялыми смешками.
Летум опомнился. Действительно, что здесь такого? Японец как японец. Появись Хиросима в Автократии, и любой прохожий мог лишить его жизни безо всяких для себя юридических последствий. Если, конечно, не испачкает улицу кровью.
Здесь же, в чреве пиратского дредноута, желтый лейтенант имел куда больше прав, чем иной пират европейской наружности. Понимать это было непривычно и странно. Летуму пришлось напомнить себе, что, по сути, особой разницы между ними не было. Оба объявлены вне закона, оба стремятся к власти, — подтверждения чему — звания обоих, — и оба повергают людей в шок своей внешностью. Причем разница в вознаграждениях, положенных за умерщвление, несколько сглаживалась тем, что Хиросима выглядел куда человечней Летума. Это огорчало и разочаровывало.
— Знакомьтесь, — хохотнул шкипер. — Мистер Хиросима, мистер Безликий. И наоборот.
Лейтенант сложил руки по швам и быстро поклонился. Летум попытался проделать то же самое, не меняя позы «лотоса», но в итоге просто свесил с потолка руку. Хиросима ответил крепким рукопожатием небольшой сухой ладони.
— Должен предупредить тебя, Коцуро, — проговорил Хоукинс, оглаживая бороду, — мистер Летум Безликий — новый, но отнюдь не самый добронравный член нашей команды. Он уже укокошил одного лейтенанта, и заручился поддержкой другого. Остались вы с мистером Коллинзом.
Хиросима ответил пытливым взглядом.
— Вот так? — Акцента не было. Молодой голос, в мягкости которого таилась холодная самурайская сталь. — Фрейзера убил он?
— Я так предполагаю, — кивнул капитан. — Доказательств у меня нет, потому как иначе мистер Безликий не прохлаждался бы на потолке. Советую тебе быть поосторожней.
Летум молчал, не отводя взгляда. Темные глаза японца, спрятанные в узкие бойницы, глядели без угрозы, привычно измеряя опасность. Правый уголок тонких бледных губ едва заметно подрагивал, словно не решаясь изогнуться в зловещей усмешке.
— Честно говоря, — заявил наконец лейтенант, — мистер Фрейзер был порядочной сволочью. Рано или поздно, но его укокошил бы кто-нибудь из его собственной команды.
— И ты туда же, — проворчал шкипер. — Нельзя говорить так плохо о мертвых. Нельзя так откровенно лизать задницы убийцам.
Хиросима быстро поклонился капитану.
— Даже не думал, Хокира-сан. Боги покарают меня за эти слова. Но я сказал правду, которую все давным-давно знали.
— Да, — усмехнулся Хоукинс, — таким он и был — порядочной задницей. Никогда не умел работать с людьми. Но его боялись, что само по себе неплохо. Ганс умел и любил убивать. — Капитан помолчал, словно стоял у гроба покойного. — Я страшно расстроен. Место вакантно, а достойных претендентов нет.
Хиросима выразительно перевел взгляд на Летума.
Капитан покачал головой.
— Ни за что. Мистер Безликий гораздо больше нравится мне в качестве капрала. Люди его не знают, да и расследование отнюдь не завершено.
Летум молчал. Он знал, какова цена этим словам. Расследование завершено, а папки дела подшиты в архив. Пустое сотрясение воздуха. Популярность же его будет расти с каждой минутой, по мере того, как слухи о сегодняшних подвигах обходят корабль.
Летум не рассчитывал на лейтенантские полоски. Не мог рассчитывать, да и не считал их большим достижением. Придет время, и он возьмет все сам, минуя громоздкие уступы, залитые кровью, заваленные трупами. Один против всех, все крайне просто. Черный флаг взовьется над шпилем.
Что-то изменилось в лице Летума, потому как Хиросима все же позволил себе слабую улыбку. «Скользкий червяк. Он убьет меня не задумываясь, при первой же оказии». Все сказанное наверняка было известно японцу. Хоукинс пытался продолжать свои старые игры, упрямо не желая замечать, что тонкий механизм уже начал расползаться под неуклюжими пальцами. Летум был уверен, что шкипер успел сотню раз пожалеть о желании завести цепную собаку. Но одних сожалений было явно недостаточно. Просто взять и убрать фигуру Летума с игральной доски уже не представлялось возможным. Темный силуэт, лишенный лица, отбрасывал черную тень на бездарно проигранную партию. Для Летума же пиратский дредноут был не более чем легкой разминкой. Долгие годы, посвященные разглядыванию хитроумной вязи узора, паутиной оплетающего Зевс, служили уникальным опытом. Капитан же строил из песка высокие замки, не замечая прилива.
Требовалась помощь, и шкипер инстинктивно обращался к любому, кто мог ее предоставить. Но Хиросима был себе на уме — Летум знал, что обида и злость у всех узкоглазых в крови, — а потому играл по собственным правилам. Чью сторону узкоглазый предпочтет занять в разыгрываемой партии? Останется ли в стороне? Ни Летум, ни Хоукинс не могли предложить ему больше, чем он имеет сейчас — даже при смене режима он так и останется лейтенантом. Коцуро Хиросима не мог не видеть, что Летум воплощал в себе рост и прогресс, в то время как толстяк-капитан — регресс и упадок. Но само по себе это мало что значило. На поверку японец мог оказаться сухим консерватором, страшащимся любых перемен.
Летум дал себе зарок приглядывать за самураем. Оставался Коллинз и тот, кого поставят на место покойного. Проблема Смайлсона также не исчезала. Возможно, это было очередным симптомом надвигающейся паранойи, но Летум не исключал возможности того, что Джек ни на секунду не прекращал своей пляски под капитанскую дудку. Убийство Фрейзера могло быть санкционировано самим Хоукинсом, о чем свидетельствовал странный факт уничтожения записей.
Небольшая, возможность все-таки оставалась. Однако почему-то Летум знал, что опасаться следовало именно Хиросиму. Желудком чувствовал. Озверевшим от голода.
Глава 37
Улыбка медленно сползла с желтого лица Хиросимы. Лейтенант повернулся к капитану и вытянулся по струнке. Очевидно, собирался соблюсти формальности и доложить о том, за чем явился. Но тут створки дверей с шипением разошлись в стороны, и внутрь болидом влетел Смайлсон. Не рассчитав траектории, лейтенант пролетел мимо терминала Доббера, сопроводившего это событие градом ругательств, и грохнулся об стену, чтобы отлететь к противоположной переборке. Лилит пригнулась, когда скафандр пронесся над ее головой, а Летум резко выбросил вперед правую руку, схватив запястье лейтенанта. Инерция оторвала его от потолка, но высокий полет Джека Смайлсона был безвременно прерван. Лейтенант поднял визор, совершив тем самым разгерметизацию летательного аппарата. Наружу вырвались странные звуки — блондин давился от хохота.
Летум тут же заподозрил неладное. Блондинчик вполне мог приложиться в трюме в запретному плоду, мозгов бы хватило. Вернее, напротив.
Хиросима вежливо улыбнулся, почему-то забыв поклониться коллеге. Лилит покрутила пальцем возле правого виска. Хоукинс выглядел непривычно серьезным, разглядывая фигуру лейтенанта, словно примеряясь, на какую часть игральной доски водрузить этого шута.
Смайлсон утер слезы, небрежно отдал честь.
— Тип-топ, сэр. Груз под нами, абордажные группы стягиваются на борт.
— Что это за шоу, черт побери? — спросил Хоукинс.
— Виноват. — Смайлсон пожал плечами. Скромный, ни к чему не обязывающий жест.
Капитан открыл было рот, но за спиной раздался писклявый зуммер терминала. Этот звук сразу же не понравился Летуму.
Хоукинс развернулся и включил тактический процессор. Один из красных огоньков, представляющих явную опасность для «Утренней звезды», начал целеустремленное движение. Голопроектор дал схематичное увеличение. Летум увидел тяжелый крейсер, ощетинившийся орудиями по всем бортам. Зеленые светлячки патрульных лихорадочно кружили вокруг, но замедлить продвижение гиганта были не в состоянии.
Капитан схватил микрофон, защелкал тумблерами:
— Коллинз, Джонсон, отзовитесь!
Никто не ответил. Летум подозревал, что впопыхах Хоукинс просто ошибся парочкой тумблеров.
— Проклятие!.. — Капитан что-то переключил. — Скорее, сукины дети! Скорее!.. — На сей раз сработало: за дверными створками прокатилось металлическое эхо.
Сидя на потолке, Летум отвернулся от голопроектора и стал приглядывался к окружающим. Хоукинс покраснел и выглядел явно взволнованным, однако не терял сосредоточенности. Чтобы заставить толстяка паниковать, явно требовался аргумент повесомей. Смайлсон сжал кулаки, и, нахмурившись, разглядывал голограмму. Хиросима выглядел безмятежно-спокойным, даже сунул большие пальцы за пояс. Операторы суетились за своими пультами.
Без предупреждения включились динамики:
— Приказываю остановиться, «Конан»!
— Пошел к черту, мне это надоело!
— Мы будем вынуждены открыть огонь!
— Только попробуйте, и от вас останется космический мусор!
— "Конан", ситуация находится под нашим контролем!
— Заткнитесь, вы, циркачи…
Десяток патрульных вопил одновременно, но капитан «Конана», — обладатель хриплого баса, — отвечал только избранным.
Хоукинс выругался. Руки легли на ремни, удерживающие в кресле грузное тело.
— Доббер! — крикнул он. — К черту, летим! Задраивай шлюзы!
— Но сэр, — попытался протестовать пилот, — там…
— Летим, я сказал! — рявкнул шкипер на выдохе. — Успеют!
Доббер исполнил соло на клавиатуре.
Летум заинтересованно следил за событиями. Он не чувствовал страха, хотя и понимал, что отнюдь не бессмертен. Когда-нибудь смерть придет и за ним, но это случится еще не сегодня. Летум знал, что не может умереть так пошло и глупо, не мог поверить в иное. Не сейчас, не сегодня.
Створки разъехались в стороны, и на мостик влетела парочка закованных в скафандры тел — Джонсон и Коллинз. Оба лейтенанта торопились так, что едва не застряли в проеме. Ругаясь, Коллинз отцепился от Джонсона и первым преодолел финишную черту, оторвавшись на целый корпус.
— Готово, — задыхаясь, выговорил лейтенант. — Можем лететь.
Доббер издал облегченный вздох, принявшись клацать клавиатурой с удвоенной скоростью. Капитан кивнул, не поворачиваясь, будто только этого и ждал. На самом же деле Хоукинс впился взглядом в голограмму, завороженный гипнотическим приближением огромного крейсера. Летум читал в вытаращенных глазах ужас. Капитан вполне верил в то, что может умереть сегодня, прямо сейчас. Паника приближалась подобно цунами.
Корабль тряхнуло. Летум проехался задницей по потолку. Доббер спешил, не заботясь о помятом корпусе. Тряхнуло вторично, Летум улегся на потолке. Лейтенанты плавали в воздухе, сталкиваясь друг с другом, громыхали броней и проклятиями.
Все прекратилось так быстро, как и началось. Доббер утер тыльной стороной ладони пот со лба. Капитан улыбался, глядя на крейсер — удаляющийся, мягко выводящий из транса.
Вновь включились динамики:
— Они уходят, сволочи!..
— Благодарите Бога за это, «Конан».
— Что?! Да я раздавлю тебя, как клопа!
— Но не всех сразу. Вам явно пора на пенсию, капитан…
На мостике воцарилась тишина. Капитан, погруженный в благостный покой, наблюдал за крейсером, вновь превратившимся в алую точку. Патрульные угомонились, отлетев подальше. Картинка остановилась.
Капитан крейсера, по мнению Летума, хоть и был полным кретином, инстинктивно принял единственно верное решение: отказался от преследования.
Смайлсон расслабился, отдавшись невесомости. Хиросима стоял рядом, не отрывая подошвы от пола. Коллинз и Джонсон, радуясь, словно дети, хлопали друг друга по ладоням.
— Ушли!
— Ушли, мать твою так!..
Летум сдержал улыбку. Не пройдет и получаса, как радость и умиротворение резко сменятся злостью и горечью. Капитан допустил очередную ошибку. Возможно, решающую; роковую. А ведь требовалась такая малость: всего минута выдержки. Теперь же весь корабль узнает, как шкипер готовился бросить своих же бойцов на поживу тамерланцам, в трюме разграбленного корабля, набитого трупами. Пиратам это вряд ли понравится. (Конечно, найдутся и те, что скажут: «Пожертвовав малым, он спас бы команду». Но им тут же ответят: «Где гарантия, что в следующий раз это не случиться с нами?..» Все разом помолчат.)
Летум тут же заподозрил неладное. Блондинчик вполне мог приложиться в трюме в запретному плоду, мозгов бы хватило. Вернее, напротив.
Хиросима вежливо улыбнулся, почему-то забыв поклониться коллеге. Лилит покрутила пальцем возле правого виска. Хоукинс выглядел непривычно серьезным, разглядывая фигуру лейтенанта, словно примеряясь, на какую часть игральной доски водрузить этого шута.
Смайлсон утер слезы, небрежно отдал честь.
— Тип-топ, сэр. Груз под нами, абордажные группы стягиваются на борт.
— Что это за шоу, черт побери? — спросил Хоукинс.
— Виноват. — Смайлсон пожал плечами. Скромный, ни к чему не обязывающий жест.
Капитан открыл было рот, но за спиной раздался писклявый зуммер терминала. Этот звук сразу же не понравился Летуму.
Хоукинс развернулся и включил тактический процессор. Один из красных огоньков, представляющих явную опасность для «Утренней звезды», начал целеустремленное движение. Голопроектор дал схематичное увеличение. Летум увидел тяжелый крейсер, ощетинившийся орудиями по всем бортам. Зеленые светлячки патрульных лихорадочно кружили вокруг, но замедлить продвижение гиганта были не в состоянии.
Капитан схватил микрофон, защелкал тумблерами:
— Коллинз, Джонсон, отзовитесь!
Никто не ответил. Летум подозревал, что впопыхах Хоукинс просто ошибся парочкой тумблеров.
— Проклятие!.. — Капитан что-то переключил. — Скорее, сукины дети! Скорее!.. — На сей раз сработало: за дверными створками прокатилось металлическое эхо.
Сидя на потолке, Летум отвернулся от голопроектора и стал приглядывался к окружающим. Хоукинс покраснел и выглядел явно взволнованным, однако не терял сосредоточенности. Чтобы заставить толстяка паниковать, явно требовался аргумент повесомей. Смайлсон сжал кулаки, и, нахмурившись, разглядывал голограмму. Хиросима выглядел безмятежно-спокойным, даже сунул большие пальцы за пояс. Операторы суетились за своими пультами.
Без предупреждения включились динамики:
— Приказываю остановиться, «Конан»!
— Пошел к черту, мне это надоело!
— Мы будем вынуждены открыть огонь!
— Только попробуйте, и от вас останется космический мусор!
— "Конан", ситуация находится под нашим контролем!
— Заткнитесь, вы, циркачи…
Десяток патрульных вопил одновременно, но капитан «Конана», — обладатель хриплого баса, — отвечал только избранным.
Хоукинс выругался. Руки легли на ремни, удерживающие в кресле грузное тело.
— Доббер! — крикнул он. — К черту, летим! Задраивай шлюзы!
— Но сэр, — попытался протестовать пилот, — там…
— Летим, я сказал! — рявкнул шкипер на выдохе. — Успеют!
Доббер исполнил соло на клавиатуре.
Летум заинтересованно следил за событиями. Он не чувствовал страха, хотя и понимал, что отнюдь не бессмертен. Когда-нибудь смерть придет и за ним, но это случится еще не сегодня. Летум знал, что не может умереть так пошло и глупо, не мог поверить в иное. Не сейчас, не сегодня.
Створки разъехались в стороны, и на мостик влетела парочка закованных в скафандры тел — Джонсон и Коллинз. Оба лейтенанта торопились так, что едва не застряли в проеме. Ругаясь, Коллинз отцепился от Джонсона и первым преодолел финишную черту, оторвавшись на целый корпус.
— Готово, — задыхаясь, выговорил лейтенант. — Можем лететь.
Доббер издал облегченный вздох, принявшись клацать клавиатурой с удвоенной скоростью. Капитан кивнул, не поворачиваясь, будто только этого и ждал. На самом же деле Хоукинс впился взглядом в голограмму, завороженный гипнотическим приближением огромного крейсера. Летум читал в вытаращенных глазах ужас. Капитан вполне верил в то, что может умереть сегодня, прямо сейчас. Паника приближалась подобно цунами.
Корабль тряхнуло. Летум проехался задницей по потолку. Доббер спешил, не заботясь о помятом корпусе. Тряхнуло вторично, Летум улегся на потолке. Лейтенанты плавали в воздухе, сталкиваясь друг с другом, громыхали броней и проклятиями.
Все прекратилось так быстро, как и началось. Доббер утер тыльной стороной ладони пот со лба. Капитан улыбался, глядя на крейсер — удаляющийся, мягко выводящий из транса.
Вновь включились динамики:
— Они уходят, сволочи!..
— Благодарите Бога за это, «Конан».
— Что?! Да я раздавлю тебя, как клопа!
— Но не всех сразу. Вам явно пора на пенсию, капитан…
На мостике воцарилась тишина. Капитан, погруженный в благостный покой, наблюдал за крейсером, вновь превратившимся в алую точку. Патрульные угомонились, отлетев подальше. Картинка остановилась.
Капитан крейсера, по мнению Летума, хоть и был полным кретином, инстинктивно принял единственно верное решение: отказался от преследования.
Смайлсон расслабился, отдавшись невесомости. Хиросима стоял рядом, не отрывая подошвы от пола. Коллинз и Джонсон, радуясь, словно дети, хлопали друг друга по ладоням.
— Ушли!
— Ушли, мать твою так!..
Летум сдержал улыбку. Не пройдет и получаса, как радость и умиротворение резко сменятся злостью и горечью. Капитан допустил очередную ошибку. Возможно, решающую; роковую. А ведь требовалась такая малость: всего минута выдержки. Теперь же весь корабль узнает, как шкипер готовился бросить своих же бойцов на поживу тамерланцам, в трюме разграбленного корабля, набитого трупами. Пиратам это вряд ли понравится. (Конечно, найдутся и те, что скажут: «Пожертвовав малым, он спас бы команду». Но им тут же ответят: «Где гарантия, что в следующий раз это не случиться с нами?..» Все разом помолчат.)