— Это точно… — подтверждая правоту весельчака-приятеля, проворчал Аркадий, подтаскивая за шнур телефонный аппарат.
   Защита кандидатской диссертации Алиной подходила к завершающей фазе. Днями она пропадала в аспирантуре, где проистекали подготовка и заседания аттестационной комиссии, вечера просиживала в библиотеках, ночами же подрабатывала дежурствами в больнице.
   «Господи, — поражался иной раз Лавренцов, — и когда она все успевает? И делает ведь не абы как, а с легкостью и успехом!..»
   Еще более удивляла способность девушки при всей повседневной загруженности, каким-то непостижимым, неведомым образом поддерживать прекрасную форму. При этом Аркадий так ни разу и не услышал жалоб на усталость или тяжкий крест…
   Сам же он последние месяцы усиленно занимался становлением своей новой риэлторской компании «Корвет», обменом однокомнатной хрущевки, любовно именуемой «каморкой папы Карло» на нынешнее, приличное жилье и прочими основательно заброшенными в свое время делами.
   Иногда они, созваниваясь, договаривались о совместном ужине. Лавренцов, предпочитая проводить нечастые, но приятные свидания не в шумных ресторанах, а в домашнем уюте, мчался по магазинам, спешно готовил что-нибудь эдакое вкусненькое и ехал на новенькой иномарке, купленной взамен старого Опеля, встречать любимого человека. Время с Алиной пролетало незаметно, и в половине десятого они вновь усаживались в машину, чтобы поспеть к началу ее врачебного дежурства…
   Одним словом, их редкое из-за обоюдной занятости общение весьма слабо подходило под определение «любовный роман». Кроме того, существовало в неокрепшей связи еще одно, хоть и малозначимое, но, тем не менее, разногласие. Девушка нет-нет да иной раз умудрялась принять участие в «лицедейских спектаклях», как именовал фроловские методы психологической реабилитации пациентов Лавренцов. Сам же Аркадий Генрихович, хоть и был исполнен благодарностью Олегу Давидовичу за возвращение из небытия, все же наотрез отказывался от неоднократных предложений войти в «труппу актеров», считая подобные меры воздействия на психику и характеры людей излишне грубыми и прямолинейными.
   До упреков или, тем более, обид в разговорах Алины с Аркадием на данную тему никогда не доходило. Однако едва ощутимый барьер незримо наличествовал, и наряду с длительными перерывами меж встречами, мешал их чувствам, добавляя сомнений и неуверенности…
   — Привет девушка, — поздоровался бывший советник по борьбе с терроризмом, узнав в трубке тихий, приятный голос Алины. — Я скоро забуду, как ты выглядишь…
   Он улыбнулся, уловив ее печальный вздох. Но даже известие о невозможности встретиться в ближайшее время не испортило ему настроения. Лавренцов чувствовал — она страдает от разлук не меньше его…
   — И я очень соскучился. Созвонимся. Целую тебя…
   Не успел он положить трубку, как раздался звонок одного из двух сотовых телефонов — того, чей номер Аркадий давал исключительно близким и самым лучшим друзьям.
   — Да… Олег!? Здравствуй, сто лет тебя не слышал… Проблемы? Слушаю…
   С минуту он озабоченно внимал голосу психолога, несколько месяцев назад преобразившего его жизнь до неузнаваемости. Затем коротко сказал:
   — Вот что, давай-ка, не будем об этом по телефону. Я заскочу к тебе завтра утром домой…
 
   Сидя перед монитором современного, мощного компьютера, Лавренцов приглушенно ругался. Он давно не занимался взломами и обходами паролей, а выполнить просьбу Фролова без подобных сомнительных, с точки зрения закона, действий — было немыслимо.
   Поначалу напрашивался вариант с обращением к знакомым ребятам из отдела «Р» — недавно созданного подразделения ФСБ для борьбы с компьютерными преступлениями. Они непременно помогли бы бывшему коллеге выудить нужную информацию, да Олег утром в машине, по дороге в клинику, тихо умолял: «Аркадий, только прошу тебя, ради бога — чтобы никто, кроме нас с тобой об этом не узнал…»
   Он вообще умолчал о сути возникшей задачи. Просто просил посодействовать в выявлении личности отправителя какого-то послания…
   Наконец, одна из хитрых программок сработала — доступ к анналам сервера открылся. Теперь требовалось скоренько, без промедления — пока системные администраторы провайдера не засекли вторжения наглого хакера, добраться до архивных файлов с подробным перечнем соединений клиентов с Интернетом.
   — Би, эйч, пи… Би, эйч, пи… — твердил отставной контрразведчик, выискивая в бесконечном списке необходимый логин среди коннектов за вчерашнее число. Три искомые буквы попались на глаза где-то на пятой странице, — вот где ты затесался. Соединение состоялось в девять двадцать семь утра…
   В конце же найденной строчки значился номер телефона, бесстрастно зафиксированный АОНом провайдера. Именно с этого номера было установлено соединение с вебом, а чуть позже отправлено письмо Фролову.
   Не теряя времени, Лавренцов скопировал файл и покинул взломанный сервер. Далее задача упрощалась — в арсенале фээсбэшника имелась свежая программа с огромной базой данных питерских АТС. Требовалось лишь ввести номер телефона, и на экране появлялись заветные сведения: адрес; фамилия владельца или же наименование организации.
   Через несколько секунд подполковник прочитал: «Главное Управление Исполнения Наказаний по Санкт-Петербургу и Ленинградской области».
   — Вот те раз… — прошептал он, — что за связь у нашего Олега с этим ведомством? Впрочем, это его дела… Раз не раскрыл всей подоплеки — значит, нет надобности…
   И позвонив директору клиники, подробно поведал о результатах своих изысканий…
* * *
   — Ай, господин сержант, господин сержант! Во-первих, добрий день. А во-вторих, ви попусту тратите свое драгоценное время на эти дурацкие обиски. Сели би уже, поговорили с пожилым человеком и признались, какие такие страшные грехи ему вменяются под закат его жалкой жизни…
   Угрюмый контролер, не обращая внимания на причитания узника карцера, продолжал тщательно исполнять обязанности. Закончив осмотр единственного предмета мебели — грубо сработанного без применения гвоздей и шурупов табурета, он подождал, когда заключенного отпустит приступ кашля, и принялся за его личный досмотр.
   — Ну, ай же, молодой человек, так мне ужасно щчекотно, — пытался увернуться от цепких пальцев еврей — пожилой старичок. — Ну что же ви так сильно ищчите в моей подмышке? Напильник, или уже саму взривчатку?
   — Ботинки снял! — рявкнул, первый раз открыв рот, суровый страж.
   — Я вас умоляю, господин начальник, — продолжал канючить Блюм, все же подчиняясь идиотскому приказанию, — ви ко мне никого не впускали, я никуда не отлучался — к чему этот форменный маскарад!? Лучше би дали больному человеку горсть аспирина… Ви верите в Бога? Впрочем, ой — о чем это я?..
   Работник следственного изолятора скрупулезно проверил левый, криво стоптанный ботинок и, не возвращая его хозяину, стал обследовать правый.
   — Ви себе что думаете? Что полы вашего каземата с подогревом? — взывал к совести смотрителя невольник, — не в обиду вам будет сказано, но вам би так заболеть и здесь поселиться…
   Наконец сержант закончил бестолковые изыскания, повернулся к двери, сбираясь прихватить с собой и старенькую обувь подследственного.
   — Господин офицер, а мои шчиблеты!? Ви забыли отдать мои любимые шчиблеты! В своем ли ви уме — я же серьезно болен!
   — Велено на время конфисковать. Ты же из них тоже умудришься что-нибудь сотворить…
   — И зачем ви себе позволяете такое думать!? — чуть не плача, тоскливо тянул дедок, садясь на табурет и подбирая под себя босые ноги. — Что я могу создать из своей обуви!? Пистолэт системы Манлихера или уже саму винтовку Мосина? Лучше сами себе скажите: «К чему мне измываться над бедным евреем — отдам ему шчиблеты, ведь он же потом из-под земли изищчет, чем излить на меня благодарность!..»
   Контролер молча удалялся…
   — Ну, сказали би уже, сколько мне еще предстоит мерзнуть в этом вашем «Электролюксе»?
   — Начальство решит… — послышалось из коридора.
   И глядючи, как со зловещим скрипом затворяется массивная, оббитая железом дверь, Моисей Карлович безвольно уронил голову на грудь и обхватил продрогшие плечи руками.
   — Говорить с этими людьми — все равно, что читать им Тору с заповедями… Да простит Бог этим поцам в помятых мундирах все их прегрешения и профанации! — почти беззвучно шептали посиневшие губы, и мастер-виртуоз по металлу снова зашелся глубоким, клокочущим кашлем…
* * *
   Питерский ГУИН!.. Отныне Фролов знал главное — преследовал его никто иной, как полковник Добрый. Более ни с кем из этой структуры психолог не пересекался и даже поверхностных знакомств не водил. Однако о причинах странного и агрессивного поведения чиновника Минюста он, сколь ни старался, догадаться не мог — слишком далек был от разного рода интриг и грязных делишек.
   «А не следствие ли это неудачного излечения Анны?.. — гадал Олег на следующий день, сидя в служебном авто, — других оснований для его наездов, пожалуй, и не отыщется. Если так…»
   Войдя в кабинет, он сел в кресло и по привычке воззрился на излучающий загадочный свет аквариум. Несколько минут абсолютной тишины навеяли какую-то отчаянную мысль. Олег потянулся правой рукой вниз и выдвинул из тумбы письменного стола самый нижний ящик. Пальцы наткнулись на что-то холодное и жесткое. Не отрывая взгляда от медлительных дискусов, доктор провел ладонью по отливающему черным воронением металлу пистолета. Небольшой, элегантный «Вальтер» — подарок одного из приятелей, покоился в столе уже несколько месяцев. Отнести домой опасную вещицу врач не рискнул и считал — вряд ли она вообще когда-нибудь пригодится. Сейчас в сознании зарождались совсем другие мысли…
   Достав оружие, он вынул из рукояти обойму — она была снаряжена восемью новенькими, золотистыми патронами. Оконечность каждого венчала округлая, свинцовая пуля. «Правы были классики психологии… — размышлял Фролов, рассматривая смертоносную начинку пистолета, — никто не в силах предугадать лабиринтов наших мыслей, наших поступков… Никто не знает, что готовит нам день грядущий…»
   С этого дня Олег Давидович, убедившись, на что способен пухленький и безобидный с виду Андрей Яковлевич, соблюдал максимальную осторожность. О пеших прогулках по вечернему городу пришлось забыть — теперь он старательно пользовался служебной машиной. В подъезде передвигался с опаской, постоянно сжимая в кармане рукоятку готового к стрельбе «Вальтера».
   К моменту истечения пятидневного срока, установленного Добрым, в клинику, словно сговорившись, пожаловало несколько серьезных комиссий. Трудились фискалы добротно и к вечеру на стол директора легло три объемных акта с целой прорвой замечаний и указаний на недостатки.
   — Это просто немыслимо — нас никогда не подвергали стольким проверкам одновременно! — возмущалась главный бухгалтер клиники, убившая рабочий день на ублажения грозных проверяющих. — Даже экологи с архитектурным надзором объявились! Подумать только, капитальный ремонт согласовывался на всех уровнях, сооружение в нынешнем виде простояло несколько лет, и вдруг на тебе — «…Фасад здания не соответствует окружающему архитектурному ансамблю». Ахинея какая-то!
   Доктор едва заметно кивал…
   — А экологи!? Что этих-то господ не устраивает? — не унималась Вера Семеновна — женщина средних лет, с аккуратной короткой стрижкой и в строгом костюме.
   — Не переживайте, я все улажу, — пытался он успокоить ее.
   — А ведь еще проверка налоговой не закончена — завтра продолжат копать… Скажите, Олег Давидович, вы никому из отцов города на ногу не наступали? — насторожилась та.
   — Они пешком не ходят… — вздохнул Фролов.
   Оставшись в кабинете один, он расстегнул пуговицы пиджака и расслабленно откинулся на спинку кресла…
   Нет, доктор не пасовал перед нахрапистым и наглым чиновником в погонах. Однако ж, всякого рода неприятности имели для него ужасное свойство — поселяясь глубоко в подсознании, постоянно щекотали нервы, бередили покой и не дозволяли душе до конца растворяться в любимом занятии. А масштаб сегодняшних неприятностей и вовсе был катастрофическим…
   Взгляд психотерапевта, блуждавший по экрану плоского монитора, неожиданно снова наткнулся на послание «анонима». Логин почтового отправителя имел уже другой вид — полковник лавировал с целью остаться неузнанным, не догадываясь, что уже изобличен своей жертвой.
   «Работать в пределах Питера я тебе не дам. Если будешь упорствовать — потеряешь семью. Даю тебе еще три дня», — значилось в лаконичном письме.

Глава IV
Происшествие на скользкой дороге

   Черный Вольво чиновника ГУИН еле продвигался в сплошном автомобильном потоке — в Питерских пробках иной раз не помогали ни синие маячки, ни противно ойкающая сирена. Скучавшим в длинной, многорядной череде владельцам простеньких отечественных «шедевров» и помпезных иномарок оставалось только костерить городские власти, да всю проклятущую действительность в целом.
   Смачно ругаясь про себя, Добрый вытянул из кармана сотовый телефон, набрал привычную комбинацию цифр и приложил аппарат к мясистому уху. Услышав, наконец, долгожданный голос, в сердцах ругнулся:
   — Мать твою, Щеглов! Где тебя черти носят три часа!? Пятый раз звоню…
   Выслушав короткие оправдания, он смягчился и стал задавать подчиненному насущные вопросы:
   — Ну и как поживает мой старый заклятый друг? В карцер его определил? Молодец… Да?.. Вот оно что?.. Отлично! Жалоб еще не строчит?
   По мере получения исчерпывающих ответов, обрюзгшее лицо полковника все шире расплывалось в улыбке, щеки розовели, а задержки в пути раздражали меньше. Речь в телефонном разговоре шла о Моисее Карловиче Блюме. По иронии судьбы мастеровитый еврей отбывал трехгодичный срок за изготовление стреляющих авторучек в той самой подмосковной колонии, где работал в то время и Андрей Яковлевич…
   — Ну что ж, пневмония — это замечательно! — выдал он в итоге и заржал, словно мерин под пьяным драгуном.
   Сидящий впереди и клевавший носом Анод вздрогнул, а ворочавший рулем прапорщик, то ли с испугу, то ли от надоевшего томления в заторе, вдавил педаль газа и, крутанув руль влево, заставил Вольво выскочить на разделительную полосу. Включив все устрашающие народ аксессуары его избранных «слуг», черное авто неслось вперед, а Андрей Яковлевич, подставляя румяную физиономию врывавшемуся в окно холодному ветру, продолжал мечтательно делиться мыслями с далеким собеседником:
   — А потом, глядишь — туберкулез или, пуще того — менингит шандарахнет… Ты смотри там, никаких ему лазаретов и поблажек! Пусть сидит в карцере на хлебе и воде. Такие как Блюм — любого из нас переживут. Оно хоть и мастер-искусник, а все одно — люмпен. Пролетарии — они, видишь ли, народец крепкий! Даром, столько водки жрут…
   Водила, знаючи, что разделительная полоса у Казанского моста предательски прерывается, возобновляясь лишь после Канала Грибоедова, сбавил скорость. С беспокойством поглядывая вправо, он выискивал прореху в плотном потоке машин крайнего левого ряда. Прорех не было. Беспрестанно ерзая костлявым задом на сиденье, он, наконец, заметил зазевавшегося любителя, упустившего контроль над дистанцией и приотставшего на два корпуса от переднего автомобиля.
   Профессионалу хватило бы и меньшего промежутка. Прапор, не мешкая, вмиг подрезал ротозея, втеревшись в аккурат меж его красной «десяткой» и новехоньким французским Пежо…
   — Ладно Щеглов… Можешь считать — я тебя похвалил, — блаженно растягивал слова чиновник при погонах, — продолжай в том же духе, завтра позвоню…
   Отключив мобильник, он сунул его в карман со словами:
   — Ненавижу жидомассонов!.. Всех бы до одного в Биробиджан выслал…
   Это были последние фразы, услышанные водителем-лихачом и охранником в камуфляже перед тем, как затылки, против всякой воли, больно тюкнулись о подголовники…
   — Ни хрена себе! — тут же раздался возмущенный возглас Доброго. — В корму долбанули! А ну тормози!.. Сейчас я этого козла разорву!
   Водила пихнул раздолбанным уставным ботинком тормоз, включил аварийные огни и Вольво замер, намертво запечатав движение в своем ряду.
   Андрей Яковлевич осерчал не на шутку, опередив действиями даже более молодого Анодина. Вывалив бесформенное тело на покрытый наледью асфальт, и воинственно выпятив пузо, он размашисто зашагал к обидчику, подражая при этом бритоголовым браткам, в изобилии обитавшим в его зонах на заслуженном перевоспитании.
   — Те чё, придурок, свобода надоела!? — начал он весьма агрессивно, ощущая затылком дыхание преданного амбала.
   Но, не дойдя двух шагов до «десятки» внезапно смолк, подобрал живот и приосанился. Из «Жигулей» поспешно выпорхнула молоденькая, симпатичная женщина с перепуганным лицом. Глядя то на слегка помятый бампер чиновоза, то на трех мужиков в мундирах, она расстроено пролепетала:
   — Простите ради бога… Ваша машина так неожиданно оказалась передо мной, а дорога скользкая… Простите…
   — Неожиданно… Скользкая… — ворчал шоферюга, поддернувший и без того короткие брюки форменного фасона «здравствуй простатит» и присевший у багажника осматривать небольшую вмятину.
   Анод, глядя на реакцию босса, застыл на месте, ожидая распоряжений.
   — А с вами-то все нормально? — используя максимальные галантность и заботу о ближнем, поинтересовался полковник.
   — Лбом о руль немного приложилась, — виновато улыбнулась дама и элегантно потерла тремя пальчиками небольшую шишку промеж красиво изогнутых бровей.
   — Ерунда, пройдет… Ну что там? — обратился Добрый к водителю, закончившему обследование последствий «страшной катастрофы».
   — Баксов на пятьсот ремонту…
   — Ты не мудри… Не тот случай, — пресек крохоборство начальник.
   — Тогда на пятьдесят. Опять же мне за работу… — стал загибать узловатые пальцы зитяга.
   — Все понятно, — покривился чиновник.
   — Я отремонтирую, — с готовностью пообещала женщина, — вернее — заплачу за ремонт. У меня есть один знакомый, он легко все устроит…
   — Вас как зовут? — прервал бедную овечку серый волк.
   — Александра…
   — Редкое имя… А меня Андрей.
   Прапорщик украдкой сплюнул и, с безнадегой махнув рукой, поплелся в кабину. Анодин же все еще не понимал, чем закончится разборка и, набычившись, враждебно смотрел на хрупкого противника.
   — Не желаете отужинать где-нибудь? Заодно и решили бы возникшую проблему?
   — Отчего же, — с легкостью согласилась лоховатая автолюбительница, — ужин — за мой счет.
   — Поезжайте, — хлопнул ладонью по багажнику чиновоза довольный результатом аварии Андрей Яковлевич и добавил: — если кто спросит — я задержался в УВД…
   Он по-хозяйски устроился в «десятке» рядом с подвернувшейся девицей и, представив на миг грядущий бесплатный ужин с «перчиком», блаженно закатил под потолок легковушки маленькие, поросячьи глазки…
* * *
   Темной октябрьской ночью недалеко от роскошного офиса фирмы «Фрегат», что располагался в респектабельном райончике на Малой Морской, остановился темно-зеленый Сааб. В полутора кварталах — на Невском, еще теплилась какая-то жизнь, здесь же было безлюдно и тихо. Стараясь не хлопать дверцами и не привлекать внимания редких прохожих, из машины вышли двое крепких мужчин в длиннополых кожаных плащах. Не сговариваясь, будто имея загодя составленный строгий план, они направились к торцу четырехэтажного здания, где примостился арендовавший у «Фрегата» небольшое помещение и работавший круглосуточно пункт обмена валюты. Один, ладони которого были в коротких перчатках, нес скрипичный футляр, второй — с внешностью горца, не вынимая рук из карманов, держал под мышкой полиэтиленовый сверток. Уверенно подойдя к двери обменника, кавказец несильно постучал в стекло платиновым перстнем, украшавшим средний палец правой руки. Его визави беззвучно открыл замки футляра…
   — Баксы надо продать, — сверкнул золотом коронки южанин и, как бы невзначай, повертел перед охранником перехваченным резинкой толстеньким рулончиком сотенных купюр.
   — Минутку… — буркнул сонный страж, отпирая изнутри замок, — проходите…
   Поздние визитеры вошли в мизерное пространство. Денежный сын Терско-Кумской низменности приник к открывшемуся окошечку и поздоровался с девушкой, прятавшей в кулачек сладкий зевок. Приятель кавказца мимолетно осмотрел помещение, задержав лишь на миг взгляд на камере слежения, установленной в углу под потолком и тут же, без разворота, нанес страшной силы удар ногой, стоявшему позади охраннику. Тот, охнув, отлетел обратно к двери. Второй удар, выполненный тренированным кулаком, и вовсе свалил пожилого мужчину на пол.
   — Еслы нажмешь кнопку сигналызации — умрешь! — пообещал испуганно хлопавшей ресницами девушке смуглый визитер.
   Далее молчаливый налетчик с европейской внешностью, действуя спокойно и расчетливо, словно занимался этим на дню много раз, раскрыл черный футляр и извлек странного вида автоматическое оружие. Вставив в левое боковое гнездо длинный, узкий магазин, он передернул затвор и, направив ствол на видеокамеру, выпустил по ней короткую очередь. Затем опустил автомат и бесстрастно приставил дымящееся отверстие дула к груди лежащего без движения пенсионера-охранника…
   — Быстро всэ дэнги сюда, — медленно проговорило лицо кавказской национальности, просовывая в узенькое окошко пустую тару от музыкального инструмента.
   Кассир безропотно подчинилась и непослушными руками стала выполнять приказание.
   — Это всэ бабки? — подозрительно глядя из-под кустистых бровей, уточнил гость с юга, принимая обратно ценную поклажу.
   — Все… Абсолютно все… — не своим голосом пролепетала девушка и быстро закивала головой.
   Преступник щелкнул блестящими замками и, довольно хмыкнув, беспечно обратился к напарнику:
   — Заканчивай, брат…
 
   «Эх, поспеть бы первым… Ну что же ты так медленно ползешь, — впереди же никого нет! Давай жми! — мысленно подгонял водителя УАЗика Лешка, — если опережу Михалыча — и тела осмотреть успею, и, может, выводы кое какие сами напросятся. А то при нем меня словно веревками по рукам и ногам связывают. Происходит оцепенение мысли — вот, пожалуй, самая точная формулировка состояния при соседстве нашего асса-ветерана…»
   Но, увы… И на сей раз мэтр Севидов оказался расторопнее.
   — Как это вы, Анатолий Михайлович, меня сумели упредить? — выскочив из автомобиля вслед за фотографом, пожимал руку следователю прокуратуры стажер.
   — Был тут неподалеку — в отделении милиции, — хмуро отвечал тот, — с их нарядом и доехал.
   — Ну что, приступим к осмотру? — сгорал от нетерпения молодой человек.
   — Осмотрел уж… Два трупа, лужи крови…
   Севидов поморщился, прикурил сигарету и, взяв парня за локоть, увлек за собой.
   — Пусть фотограф спокойно поработает. Идем-ка Алексей — лучше потолкуем со свидетелями, а потом я тебе кое-что покажу…
   Два дежурных охранника из службы безопасности фирмы «Фрегат» свидетелями именовались с большой натяжкой. В пятом часу ночи, бдевшие в полудреме службу здоровяки в серой форме с яркими нашивками, не заметив происходящего ограбления на одном из мониторов слежения, все же услышали, как где-то за стеной холла прозвучал сухой треск, весьма похожий на автоматные очереди. Пока двое из четверых выгребали из сейфа помповые ружья, пока возились с дверными запорами парадного, а потом, добежав до угла — повернули… В десятке шагов из пункта обмена валюты спокойно выходили два молодца в черных кожаных регланах. Один нес продолговатый футляр, второй же, держа одной рукой странной формы автомат, завидев частных представителей правопорядка, тут же хлестнул по ним длинной очередью. Пришлось ретироваться за спасительное укрытие. Засев за выступом каменной стены, парни открыли беглую пальбу из гладкоствольного оружия в проворно отступавших преступников.
   Тот, что транспортировал деньги, уходил, не мешкая. Зато вооруженный бандит нет-нет, да и нажимал, оборачиваясь, на курок своей необычной, скорострельной пушки, не давая толком высунуться преследователям. Лишь когда один из фрегатовцев, видимо, зацепил его выстрелом, он, покачнувшись, выронил автомат и, опершись на плечо товарища, прихрамывая, нырнул с ним в подворотню…
   — Вы пытались их догнать? — волнуясь и беспрестанно поправляя очки, спросил Волчков, — ведь они, кажется, остались без оружия?
   — Конечно, — отвечал старший наряда охраны, — хотя, как вы понимаете, это уже не входит в перечень наших обязанностей. Добежали до той арки, да их уж и след простыл. Двор проходной — скорее всего, там поджидала машина…
   — А что же потом? — зыркнул на них Анатолий Михайлович.
   Оба стража, невозмутимо отвечая на вопросы «студента», слегка тушевались, когда к делу подключался неразговорчивый, седой мужчина с цепким взглядом. Переглянувшись, они пожали плечами. Старший замямлил:
   — Сообщили в милицию, вызвали скорую помощь, доложили своему руководству — помещение обменника как-никак сдает в аренду наша фирма…