Валерий Рощин
ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВЕКА
Все события и персонажи книги вымышлены. Любое совпадение — случайность…
Глава I
Недобрый визит Доброго
Черный Вольво с синими проблесковыми маячками и номерами питерского УВД, игнорируя правила дорожного движения, резво несся по Невскому проспекту. Водитель — немолодой прапорщик, скалясь на шарахавшихся автолюбителей, привычно доставлял удовольствие бешеной ездой сидящему на заднем сиденье боссу — начальнику Главного Управления Исполнения Наказания по Санкт-Петербургу и Ленинградской области полковнику Доброму. Еще не пожилой, но уже грузный, с одутловатым лицом офицер угрюмо смотрел в правое окно и о чем-то сосредоточенно думал…
— Андрей Яковлевич, мы на Литейном… — неожиданно оторвал его от размышлений здоровенный детина в камуфляжной форме, сидевший впереди — справа от водителя. — Какой номер дома у клиники?
— Не помню, — скривившись, ответил полковник, — сами ищите, не маленькие…
Все же оглянувшись по сторонам, он недовольно прикрикнул на подчиненных:
— Куда едете, остолопы?! Клиника же сзади осталась!
Прапорщик с амбалом растерянно завертели головами…
— Живо разворачивайтесь! Только что проскочили, вон она.
Дважды ойкнув сиреной, Вольво пересекла две сплошные линии, выполнила крутой вираж и, бесцеремонно вписавшись во встречный поток, вскоре подъехала к стоянке красивого, современного офиса. Втеревшись меж элегантных иномарок, машина замерла.
— Анод, за мной, — скомандовал чиновник и, захлопнув дверцу, направился к шикарному подъезду.
Анодин — молодой и туповатый охранник из службы безопасности УВД нехотя вылез из теплого салона и зашустрил за боссом.
— Фролов у себя? — бросил через плечо Андрей Яковлевич секретарше.
— К Олегу Давидовичу очередь, — попыталась объяснить девушка, но, увидев лишь спины удалявшихся по коридору двух нахальных посетителей в военной форме, обречено вздохнула.
Местный охранник, поначалу встав со своего креслица с намерением вмешаться и притормозить наглецов, плюхнулся обратно — узнал полковника-скандалиста, с месяц назад визжавшего и брызгавшего слюной в холле клиники из-за минутной задержки.
— Приветствую вас, Олег Давидович, — без стука вошел в кабинет главврача Добрый и, не оборачиваясь, приказал камуфлированному спутнику: — постой в коридоре возле двери и обеспечь тишину.
— Здравствуйте… — немного запоздало среагировал на вторжение непрошеного гостя психолог — сорокалетний мужчина среднего роста, с коротко подстриженными, торчащими бобриком волосами. — Чем обязан на сей раз?..
— Проезжал мимо. Дай, думаю, заскочу… — немного настороженно начал офицер, беспардонно усаживаясь в кресло напротив хозяина кабинета.
— Кажется, вы чем-то расстроены?
— Как вам сказать?.. — пожал тот плечами, — есть некоторые проблемы… Анна после окончания курса лечения снова взялась за старое.
— Неужто сорвалась?!
— Сорвалась — мягко сказано! — выдавил важный посетитель, — теперь она вообще подсела на иглу. Непонятно… Выходит — ваши услуги только усугубили?..
— Как давно она возобновила употребление наркотиков? — озабоченно спросил, потупив взгляд светло-серых глаз, Фролов.
— Если бы я знал… Пару недель назад мы с женой стали замечать странности в поведении дочери, потом под подушкой нашли вот эту дрянь, — проворчал клиент, доставая что-то из внутреннего кармана кителя.
Положив на стол шприц и вскрытую упаковку ампул, он уставился на Фролова…
— Андрей Яковлевич, — раздосадовано молвил Олег Давидович, внимательно рассматривая надписи на упаковке и ампулах, — вы с супругой все делали согласно наших с Виргилисом рекомендаций?
— Да, — не задумываясь, ответил шеф ГУИНа, — хотя, понимаете ли, требовать от нас абсолютно точного исполнения всех ваших инструкций — попросту невозможно.
— Отчего же? — искренне удивился заведующий частной клиникой, — разве в моих советах или наставлениях лучшего нарколога Петербурга было что-то из ряда вон?..
— Не знаю… По вашим теориям, мы должны были дневать и ночевать возле Анюты. Но не забывайте — я едва ли не круглосуточно занят важной государственной службой; у жены несколько собственных магазинов и на днях должен открыться еще один… Жизнь есть жизнь, с ее повседневными заботами…
— Да, но Анна — ваша единственная дочь, — не дослушал оправданий известный психолог. — Неужели ради любимого ребенка одному из вас, хотя бы на время, невозможно поступиться работой? Собственно, все, что требовалось от отца с матерью — чуть больше уделять внимания шестнадцатилетней дочери, быть более чуткими к ее проблемам, делиться теплотой…
— Давайте обойдемся без проповедей, — остановил его полковник. — Вы взрослый человек, мужчина, в конце концов. Так умейте признавать свою несостоятельность.
— Вы гневаетесь на лекарство, — с сожалением глядя на собеседника, тихо возразил доктор, — хотя пенять следовало бы на причину болезни…
Он вздохнул и оставил попытки достучаться до сознания и праведных отеческих чувств полного господина с одутловатым лицом. Тот, помолчав с минуту, немного преобразился и переменил тему:
— Ладно, Олег Давидович, давайте забудем о недоразумении с неудачным лечением. Я понимаю — гарантий на избавление от чертового пристрастия никто бы не дал. Поясните мне лучше следующее: Анна в последние месяцы стала… Как бы поточнее выразиться… ну что ли заговариваться, бормотать нелепицу, нести какой-то абсурд. Вы не замечали у нее такого во время своих сеансов?
Психотерапевт пожал плечами:
— Если не ошибаюсь — это одно из последствий регулярного употребления наркотических веществ, некий продукт воспаленного воображения. Но когда бы она успела приобрести подобные симптомы? Ведь Анна пользовалась слабыми формами и всего около полугода. Хотя… Кажется профессор Виргилис упоминал…
— Что упоминал? — подался вперед Добрый и вперил в него обеспокоенный взгляд.
— Какую-то несуразицу из ее уст он слышал, когда та была в коме.
— А какую, он не рассказывал?
— Разве это так важно? — удивился врач, — был бы жив профессор, мы бы выяснили… Ну… дай бог памяти… то ли что-то о тюрьме или колонии под Питером; о каких-то партиях наркотиков; о крупных суммах денег… Да вы не принимайте близко!..
— Нет-нет, разумеется, я не собираюсь ломать голову над смыслом этой галиматьи. Просто, знаете ли… все происходящее с дочерью здорово выбивает из колеи.
— Понимаю…
Спустя пять минут отец бывшей пациентки поспешно распрощался и, извинившись за неурочный визит, отбыл…
Когда за чиновником Минюста закрылась дверь, и стихли шаги в коридоре, Фролов тяжело поднялся из-за стола и в задумчивости подошел к огромному аквариуму, стоявшему в углу обширного кабинета возле разлапистой, теплолюбивой пальмы. «Тюрьма, наркотики, доллары… Чушь какая-то. И стоило из-за этого приезжать?..»
Понаблюдав с минуту за плавными движениями обворожительных обитателей подводного мира, он снова пожал плечами и, вернувшись к столу, занялся привычными делами…
Жертва была выбрана удачно. Молоденькая, разряженная в дорогой прикид девица топала себе, не разбирая дороги и не задумываясь о том, где можно разгуливать в одиночку поздними вечерами, а где органами правопорядка праздные променады не рекомендованы. Коротенькая, модная дубленка; меховой берет и, как водиться, висящая на плече кожаная дамская сумочка сразу же заинтересовали местного шалопая лет девятнадцати. Он проследовал за «объектом» пару кварталов, хорошенько пригляделся, да взялся за дело, не откладывая в долгий ящик…
— А ну стоять! — схватил он девушку за рукав и остановил в едва освещенном местечке.
— В чем дело!? — возмутилась та и попыталась высвободить руку.
— Тихо!.. — зашипел грабитель и, выхватив из кармана нож, приказал: — сымай дубленку живо!
— И не подумаю, — отвечала она враз осипшим голосом, продолжая вырываться.
— Сымай, а не то… — добавил в голос зловещих ноток парень, срывая с головы барышни берет и для пущей убедительности приставляя к ее белоснежной шее лезвие ножа.
По плечам той рассыпались длинные волосы. Девица отшатнулась назад, насколько позволил налетчик, и стала потерянно озираться по сторонам — как назло, свидетелей наглого ограбления, равно как людей, способных оказать помощь, видно не было…
Она не заметила, как секундой позже из-за ближайшего угла появилась чья-то одинокая фигура. Хулиганствующий молодчик, не мешкая, расстегивал свободной рукой пуговицы на дорогой одежке перепуганной и уже безропотной жертвы. Приближавшегося к ним человека он увидел случайно — краем глаза. Очевидцем происшествия оказался мужчина весьма крепкого телосложения. Расстояние между ними сокращалось и, приглядевшись, преступник понял — дельце принимает малоприятный оборот: в столь поздний час в здешних переулках редко встретишь и простого прохожего, а тут на тебе — собственной персоной пожаловал мент в полной амуниции, да еще и при оружии!..
Похоже, блюститель порядка быстро смекнул в чем дело и, немедля ускорив шаг, стал на ходу вытаскивать из кобуры табельный «Макаров». Вслед за последними сомнениями у мальчишки исчезли и надежды на благоприятный исход сегодняшнего промысла — влип он крупно и почти безнадежно. Уповать на резвость нижних конечностей и бежать в ближайшую подворотню было поздно — долговязый легавый либо догонит, либо сразу начнет палить по ногам. Оставалось одно…
Молниеносно крутанувшись, неудачливый лиходей обвил левой рукой шею девицы, загородившись ею от стража порядка, а правой стал что-то нашаривать в своем кармане.
— А ну брось нож и отпусти ее! — рявкнул сержант, остановившись в десятке шагов и направляя дуло пистолета в лоб злодея.
Но тот не торопился выполнять грозное приказание. Прижав к уху обезумевшей от страха девчонки нож, он навел на милиционера какую-то блестящую штуковину. В сей же миг, тишину осеннего вечера нарушил резкий щелчок, молодуха вскрикнула и осела наземь, а следом на всю округу бухнул пистолетный выстрел…
Недавнего студента, а ныне следователя-стажера Лешку Волчкова опытный Анатолий Михайлович Севидов жалел и до кровавых, изуродованных тел не допускал. «Насмотришься еще, какие твои годы — успеешь», — отгонял он мальчишку от трупов и посылал куда-нибудь подальше по малозначимому, а то и вовсе смешному поручению. Молодой человек, неполных двадцати трех лет отроду, сдвигал над бирюзовыми глазами густые и без того почти сросшиеся брови, однако шел выполнять указание безропотно, даже если оно выглядело сущей нелепицей. Задетое самолюбие всякий раз пыталось бунтовать, но холодный разум, взыгравшийся пыл немедля остужал, подсказывая: «Чего уж привередничать — повинуйся молча, да беги, куда приказано. И так повезло поработать под патронажем эдакого авторитета — асса сыскного дела! Недаром, чай, народ в прокуратуре кличет промеж собой Михалыча, следователя по особо важным делам — матерым волчищем…»
Слишком большим был соблазн поучиться у пятидесятилетнего советника юстиции первого класса. Без малого тридцать годков прокорпел тот на поприще борьбы с разбойным людом, дела вел неспешно, благодаря не дюжему таланту «висяков» не имел и, сохранись былые соцсоревнования — прочно занимал бы первое место с цифирей «100 %» в графе «Раскрываемость». В рекордных карьерных прыжках Севидов не отличался; о политике судить не брался; в межведомственных дрязгах участия не принимал; прокурорских разногласий с МВД никогда не разделял. «Я «следак», там такие же «следаки» лямку тянут. Или разных мастей бандюганов ловим? — частенько говаривал он, — так чего ж нам коситься друг на друга!? Наоборот — неплохо бы помогать, да при любом удобном случае в союзе работать…»
И помогал. И работал. За что в глазах и тамошней публики неимоверно вырос. Посему состоять при таком спеце, хоть и на рассылках, Волчков зазорным не считал, распоряжения выполнял проворно и ловил каждую фразу несловоохотливого наставника.
На этот раз — вечером девятнадцатого октября, убитый паренек-шапочник, как называли оперативники и сыскари пронырливых наглецов, промышлявших по меховым изделиям зевавших и много думавших на ходу граждан, выглядел словно живой. Точнее — спящий. Одна единственная милицейская пуля угодила точнехонько в сердце, мгновенно оборвав короткую, незадавшуюся жизнь воришки-ловкача. Теперь тот лежал на спине, раскидав, будто во сне руки и никаких следов отнюдь недобровольной смерти заметно не было. Одним словом, вид убиенного вряд ли мог дурно повлиять на неокрепшую психику очкастого, но очень даже смазливого выпускника академии права. Потому пожилой юрист, к неописуемой радости не в меру энергичного подопечного, без раздумий допустил его к осмотру…
— Да… Видать, наповал, — деловито рассудил чернобровый Лешка, со знанием теоретического дела.
— Эх, совсем ведь пацан еще — жить бы да жить… — вздохнул Анатолий Михайлович.
— Сам свой рисковый путь выбирал, — выпрямляясь и оглядываясь по сторонам, шмыгнул носом стажер, — сам и виноват.
Севидов задержался возле трупа, медленно накрыл лицо юноши уголком простыни и, отойдя в сторонку, закурил. Неугомонный же коллега, найдя взглядом потерпевшую — бледную девушку лет двадцати, одиноко топтавшуюся возле машины скорой помощи, приблизился и осторожно поинтересовался:
— Вы можете говорить?
Плечи той непроизвольно дернулись — раздался судорожный всхлип. Она перестала теребить, возвращенную неожиданным образом собственность — модный меховой берет, вытерла платком щеки, но все же утвердительно кивнула.
— Тогда опишите, пожалуйста, происшедшее в двух словах.
Во взгляде девицы все еще царили детская обида вперемешку с недоумением, а лобик хмурился, выдавая остатки волнения. Чуть помедлив и покосившись на труп, она коротко и довольно сбивчиво рассказала дрожащим голосом о переделке. Замолчав, опустила лицо и снова поднесла к глазам платок, на сей раз для того, чтобы стереть расплывшуюся тушь.
— Вы звали на помощь?
Отрицательно мотнув головой, девушка уставилась на загружаемые в раскрытое чрево скорой помощи носилки и лежащего на них милиционера. По щекам сызнова покатились крупные слезы.
— Не успела… — тихо пробормотала она, — в тот момент, когда бандит спрятался за мной, грубо обхватив за шею так, что нож оказался вот тут — возле уха…
Потерпевшая дотронулась указательным пальчиком до короткой, кровоточащей царапины сбоку шеи, и продолжила:
— Я и увидела сотрудника милиции. Он, видимо, и так все понял — быстро направился к нам, расстегивая на ходу эту, как ее…
— Кобуру, — подсказал будущий Эркюль Пуаро.
— Да… А парень — выхватил из-за пазухи какую-то штуковину, похожую на авторучку и…
— Ни эту ли? — вмешался в беседу пожилой следователь с седой шевелюрой, докуривший, наконец, сигарету.
Он держал в руке целлофановый пакетик, внутри которого покоился продолговатый, поблескивающий в свете автомобильных фар предмет, действительно, весьма смахивающий на дорогую, чернильную авторучку.
— Да-да, именно.
— Что же случилось дальше?
— Милиционер навел в нашу сторону пистолет и приказал грабителю бросить нож и отпустить меня. Тот же, ни слова не говоря, что-то покрутил на авторучке, наставил на вашего сотрудника и вдруг сильно щелкнул. Я и так была перепугана, а после резкого звука ноги окончательно подкосились. Остальное совсем не помню… Кажется, я упала, и сразу же грохнул ответный выстрел. Простите, все как в тумане…
Блюстители законности, поручив пострадавшую медсестре, направились к врачу скорой помощи, занявшему место в машине возле раненного патрульного служивого.
— Что скажете, док?
— Что скажу?.. Везунчик ваш сержант… — пробурчал высоколобый эскулап, сосредоточенно заполняя какую-то бумаженцию.
Сложив вдвое исписанный безобразным врачебным почерком бланк, он устало улыбнулся и объяснил:
— Пуля небольшого калибра пробила жетон, да и шинель с мундиром помогли ослабить ее энергию. В довершении — ребро, в котором она и застряла. Короче говоря, ранение неопасное — через недельку ваш герой будет на ногах.
И, закончив разговор, обратился к медицинской сестре:
— Галина Львовна, вас ждем-с!
— Хоть это — слава Богу, — буркнул Волчков, подходя следом за Севидовым к служебному УАЗику. — Ну что ж, мотивы, как впрочем, и картина всего преступления очевидны…
Но опытный сыщик не разделил скоропалительных выводов недавнего выпускника Московской академии права — мысли были заняты чем-то иным. Рассматривая сквозь целлофан вещдок, он обронил:
— Занятная, однако, вещица. Ты Алексей, видел когда-нибудь подобное?
— Вряд ли, Анатолий Михайлович. Если только в музее криминалистики…
— То-то и оно… Помнится, лет семь-восемь тому, накрыли мы одно налаженное производство похожих «канцелярских» принадлежностей.
— Действительно, непростая штучка… — заглядывая через его плечо, подтвердил юный коллега.
— Да уж… Начальная скорость пули этих «авторучек» невелика — ствол коротковат. Потому-то и повезло сержанту. Неужели мастер Блюм опять взялся за старое?..
— Кто-кто? — не понял не обремененный опытом стажер.
— Значился у нас такой фигурант… — задумчиво молвил Севидов и, что-то решив про себя, заключил: — поехали в отдел, — согреемся, попьем кофейку, вместе составим отчет… Заодно поведаю интереснейшую историю об одном великом виртуозе слесарных дел.
— Андрей Яковлевич, мы на Литейном… — неожиданно оторвал его от размышлений здоровенный детина в камуфляжной форме, сидевший впереди — справа от водителя. — Какой номер дома у клиники?
— Не помню, — скривившись, ответил полковник, — сами ищите, не маленькие…
Все же оглянувшись по сторонам, он недовольно прикрикнул на подчиненных:
— Куда едете, остолопы?! Клиника же сзади осталась!
Прапорщик с амбалом растерянно завертели головами…
— Живо разворачивайтесь! Только что проскочили, вон она.
Дважды ойкнув сиреной, Вольво пересекла две сплошные линии, выполнила крутой вираж и, бесцеремонно вписавшись во встречный поток, вскоре подъехала к стоянке красивого, современного офиса. Втеревшись меж элегантных иномарок, машина замерла.
— Анод, за мной, — скомандовал чиновник и, захлопнув дверцу, направился к шикарному подъезду.
Анодин — молодой и туповатый охранник из службы безопасности УВД нехотя вылез из теплого салона и зашустрил за боссом.
— Фролов у себя? — бросил через плечо Андрей Яковлевич секретарше.
— К Олегу Давидовичу очередь, — попыталась объяснить девушка, но, увидев лишь спины удалявшихся по коридору двух нахальных посетителей в военной форме, обречено вздохнула.
Местный охранник, поначалу встав со своего креслица с намерением вмешаться и притормозить наглецов, плюхнулся обратно — узнал полковника-скандалиста, с месяц назад визжавшего и брызгавшего слюной в холле клиники из-за минутной задержки.
— Приветствую вас, Олег Давидович, — без стука вошел в кабинет главврача Добрый и, не оборачиваясь, приказал камуфлированному спутнику: — постой в коридоре возле двери и обеспечь тишину.
— Здравствуйте… — немного запоздало среагировал на вторжение непрошеного гостя психолог — сорокалетний мужчина среднего роста, с коротко подстриженными, торчащими бобриком волосами. — Чем обязан на сей раз?..
— Проезжал мимо. Дай, думаю, заскочу… — немного настороженно начал офицер, беспардонно усаживаясь в кресло напротив хозяина кабинета.
— Кажется, вы чем-то расстроены?
— Как вам сказать?.. — пожал тот плечами, — есть некоторые проблемы… Анна после окончания курса лечения снова взялась за старое.
— Неужто сорвалась?!
— Сорвалась — мягко сказано! — выдавил важный посетитель, — теперь она вообще подсела на иглу. Непонятно… Выходит — ваши услуги только усугубили?..
— Как давно она возобновила употребление наркотиков? — озабоченно спросил, потупив взгляд светло-серых глаз, Фролов.
— Если бы я знал… Пару недель назад мы с женой стали замечать странности в поведении дочери, потом под подушкой нашли вот эту дрянь, — проворчал клиент, доставая что-то из внутреннего кармана кителя.
Положив на стол шприц и вскрытую упаковку ампул, он уставился на Фролова…
— Андрей Яковлевич, — раздосадовано молвил Олег Давидович, внимательно рассматривая надписи на упаковке и ампулах, — вы с супругой все делали согласно наших с Виргилисом рекомендаций?
— Да, — не задумываясь, ответил шеф ГУИНа, — хотя, понимаете ли, требовать от нас абсолютно точного исполнения всех ваших инструкций — попросту невозможно.
— Отчего же? — искренне удивился заведующий частной клиникой, — разве в моих советах или наставлениях лучшего нарколога Петербурга было что-то из ряда вон?..
— Не знаю… По вашим теориям, мы должны были дневать и ночевать возле Анюты. Но не забывайте — я едва ли не круглосуточно занят важной государственной службой; у жены несколько собственных магазинов и на днях должен открыться еще один… Жизнь есть жизнь, с ее повседневными заботами…
— Да, но Анна — ваша единственная дочь, — не дослушал оправданий известный психолог. — Неужели ради любимого ребенка одному из вас, хотя бы на время, невозможно поступиться работой? Собственно, все, что требовалось от отца с матерью — чуть больше уделять внимания шестнадцатилетней дочери, быть более чуткими к ее проблемам, делиться теплотой…
— Давайте обойдемся без проповедей, — остановил его полковник. — Вы взрослый человек, мужчина, в конце концов. Так умейте признавать свою несостоятельность.
— Вы гневаетесь на лекарство, — с сожалением глядя на собеседника, тихо возразил доктор, — хотя пенять следовало бы на причину болезни…
Он вздохнул и оставил попытки достучаться до сознания и праведных отеческих чувств полного господина с одутловатым лицом. Тот, помолчав с минуту, немного преобразился и переменил тему:
— Ладно, Олег Давидович, давайте забудем о недоразумении с неудачным лечением. Я понимаю — гарантий на избавление от чертового пристрастия никто бы не дал. Поясните мне лучше следующее: Анна в последние месяцы стала… Как бы поточнее выразиться… ну что ли заговариваться, бормотать нелепицу, нести какой-то абсурд. Вы не замечали у нее такого во время своих сеансов?
Психотерапевт пожал плечами:
— Если не ошибаюсь — это одно из последствий регулярного употребления наркотических веществ, некий продукт воспаленного воображения. Но когда бы она успела приобрести подобные симптомы? Ведь Анна пользовалась слабыми формами и всего около полугода. Хотя… Кажется профессор Виргилис упоминал…
— Что упоминал? — подался вперед Добрый и вперил в него обеспокоенный взгляд.
— Какую-то несуразицу из ее уст он слышал, когда та была в коме.
— А какую, он не рассказывал?
— Разве это так важно? — удивился врач, — был бы жив профессор, мы бы выяснили… Ну… дай бог памяти… то ли что-то о тюрьме или колонии под Питером; о каких-то партиях наркотиков; о крупных суммах денег… Да вы не принимайте близко!..
— Нет-нет, разумеется, я не собираюсь ломать голову над смыслом этой галиматьи. Просто, знаете ли… все происходящее с дочерью здорово выбивает из колеи.
— Понимаю…
Спустя пять минут отец бывшей пациентки поспешно распрощался и, извинившись за неурочный визит, отбыл…
Когда за чиновником Минюста закрылась дверь, и стихли шаги в коридоре, Фролов тяжело поднялся из-за стола и в задумчивости подошел к огромному аквариуму, стоявшему в углу обширного кабинета возле разлапистой, теплолюбивой пальмы. «Тюрьма, наркотики, доллары… Чушь какая-то. И стоило из-за этого приезжать?..»
Понаблюдав с минуту за плавными движениями обворожительных обитателей подводного мира, он снова пожал плечами и, вернувшись к столу, занялся привычными делами…
Жертва была выбрана удачно. Молоденькая, разряженная в дорогой прикид девица топала себе, не разбирая дороги и не задумываясь о том, где можно разгуливать в одиночку поздними вечерами, а где органами правопорядка праздные променады не рекомендованы. Коротенькая, модная дубленка; меховой берет и, как водиться, висящая на плече кожаная дамская сумочка сразу же заинтересовали местного шалопая лет девятнадцати. Он проследовал за «объектом» пару кварталов, хорошенько пригляделся, да взялся за дело, не откладывая в долгий ящик…
— А ну стоять! — схватил он девушку за рукав и остановил в едва освещенном местечке.
— В чем дело!? — возмутилась та и попыталась высвободить руку.
— Тихо!.. — зашипел грабитель и, выхватив из кармана нож, приказал: — сымай дубленку живо!
— И не подумаю, — отвечала она враз осипшим голосом, продолжая вырываться.
— Сымай, а не то… — добавил в голос зловещих ноток парень, срывая с головы барышни берет и для пущей убедительности приставляя к ее белоснежной шее лезвие ножа.
По плечам той рассыпались длинные волосы. Девица отшатнулась назад, насколько позволил налетчик, и стала потерянно озираться по сторонам — как назло, свидетелей наглого ограбления, равно как людей, способных оказать помощь, видно не было…
Она не заметила, как секундой позже из-за ближайшего угла появилась чья-то одинокая фигура. Хулиганствующий молодчик, не мешкая, расстегивал свободной рукой пуговицы на дорогой одежке перепуганной и уже безропотной жертвы. Приближавшегося к ним человека он увидел случайно — краем глаза. Очевидцем происшествия оказался мужчина весьма крепкого телосложения. Расстояние между ними сокращалось и, приглядевшись, преступник понял — дельце принимает малоприятный оборот: в столь поздний час в здешних переулках редко встретишь и простого прохожего, а тут на тебе — собственной персоной пожаловал мент в полной амуниции, да еще и при оружии!..
Похоже, блюститель порядка быстро смекнул в чем дело и, немедля ускорив шаг, стал на ходу вытаскивать из кобуры табельный «Макаров». Вслед за последними сомнениями у мальчишки исчезли и надежды на благоприятный исход сегодняшнего промысла — влип он крупно и почти безнадежно. Уповать на резвость нижних конечностей и бежать в ближайшую подворотню было поздно — долговязый легавый либо догонит, либо сразу начнет палить по ногам. Оставалось одно…
Молниеносно крутанувшись, неудачливый лиходей обвил левой рукой шею девицы, загородившись ею от стража порядка, а правой стал что-то нашаривать в своем кармане.
— А ну брось нож и отпусти ее! — рявкнул сержант, остановившись в десятке шагов и направляя дуло пистолета в лоб злодея.
Но тот не торопился выполнять грозное приказание. Прижав к уху обезумевшей от страха девчонки нож, он навел на милиционера какую-то блестящую штуковину. В сей же миг, тишину осеннего вечера нарушил резкий щелчок, молодуха вскрикнула и осела наземь, а следом на всю округу бухнул пистолетный выстрел…
Недавнего студента, а ныне следователя-стажера Лешку Волчкова опытный Анатолий Михайлович Севидов жалел и до кровавых, изуродованных тел не допускал. «Насмотришься еще, какие твои годы — успеешь», — отгонял он мальчишку от трупов и посылал куда-нибудь подальше по малозначимому, а то и вовсе смешному поручению. Молодой человек, неполных двадцати трех лет отроду, сдвигал над бирюзовыми глазами густые и без того почти сросшиеся брови, однако шел выполнять указание безропотно, даже если оно выглядело сущей нелепицей. Задетое самолюбие всякий раз пыталось бунтовать, но холодный разум, взыгравшийся пыл немедля остужал, подсказывая: «Чего уж привередничать — повинуйся молча, да беги, куда приказано. И так повезло поработать под патронажем эдакого авторитета — асса сыскного дела! Недаром, чай, народ в прокуратуре кличет промеж собой Михалыча, следователя по особо важным делам — матерым волчищем…»
Слишком большим был соблазн поучиться у пятидесятилетнего советника юстиции первого класса. Без малого тридцать годков прокорпел тот на поприще борьбы с разбойным людом, дела вел неспешно, благодаря не дюжему таланту «висяков» не имел и, сохранись былые соцсоревнования — прочно занимал бы первое место с цифирей «100 %» в графе «Раскрываемость». В рекордных карьерных прыжках Севидов не отличался; о политике судить не брался; в межведомственных дрязгах участия не принимал; прокурорских разногласий с МВД никогда не разделял. «Я «следак», там такие же «следаки» лямку тянут. Или разных мастей бандюганов ловим? — частенько говаривал он, — так чего ж нам коситься друг на друга!? Наоборот — неплохо бы помогать, да при любом удобном случае в союзе работать…»
И помогал. И работал. За что в глазах и тамошней публики неимоверно вырос. Посему состоять при таком спеце, хоть и на рассылках, Волчков зазорным не считал, распоряжения выполнял проворно и ловил каждую фразу несловоохотливого наставника.
На этот раз — вечером девятнадцатого октября, убитый паренек-шапочник, как называли оперативники и сыскари пронырливых наглецов, промышлявших по меховым изделиям зевавших и много думавших на ходу граждан, выглядел словно живой. Точнее — спящий. Одна единственная милицейская пуля угодила точнехонько в сердце, мгновенно оборвав короткую, незадавшуюся жизнь воришки-ловкача. Теперь тот лежал на спине, раскидав, будто во сне руки и никаких следов отнюдь недобровольной смерти заметно не было. Одним словом, вид убиенного вряд ли мог дурно повлиять на неокрепшую психику очкастого, но очень даже смазливого выпускника академии права. Потому пожилой юрист, к неописуемой радости не в меру энергичного подопечного, без раздумий допустил его к осмотру…
— Да… Видать, наповал, — деловито рассудил чернобровый Лешка, со знанием теоретического дела.
— Эх, совсем ведь пацан еще — жить бы да жить… — вздохнул Анатолий Михайлович.
— Сам свой рисковый путь выбирал, — выпрямляясь и оглядываясь по сторонам, шмыгнул носом стажер, — сам и виноват.
Севидов задержался возле трупа, медленно накрыл лицо юноши уголком простыни и, отойдя в сторонку, закурил. Неугомонный же коллега, найдя взглядом потерпевшую — бледную девушку лет двадцати, одиноко топтавшуюся возле машины скорой помощи, приблизился и осторожно поинтересовался:
— Вы можете говорить?
Плечи той непроизвольно дернулись — раздался судорожный всхлип. Она перестала теребить, возвращенную неожиданным образом собственность — модный меховой берет, вытерла платком щеки, но все же утвердительно кивнула.
— Тогда опишите, пожалуйста, происшедшее в двух словах.
Во взгляде девицы все еще царили детская обида вперемешку с недоумением, а лобик хмурился, выдавая остатки волнения. Чуть помедлив и покосившись на труп, она коротко и довольно сбивчиво рассказала дрожащим голосом о переделке. Замолчав, опустила лицо и снова поднесла к глазам платок, на сей раз для того, чтобы стереть расплывшуюся тушь.
— Вы звали на помощь?
Отрицательно мотнув головой, девушка уставилась на загружаемые в раскрытое чрево скорой помощи носилки и лежащего на них милиционера. По щекам сызнова покатились крупные слезы.
— Не успела… — тихо пробормотала она, — в тот момент, когда бандит спрятался за мной, грубо обхватив за шею так, что нож оказался вот тут — возле уха…
Потерпевшая дотронулась указательным пальчиком до короткой, кровоточащей царапины сбоку шеи, и продолжила:
— Я и увидела сотрудника милиции. Он, видимо, и так все понял — быстро направился к нам, расстегивая на ходу эту, как ее…
— Кобуру, — подсказал будущий Эркюль Пуаро.
— Да… А парень — выхватил из-за пазухи какую-то штуковину, похожую на авторучку и…
— Ни эту ли? — вмешался в беседу пожилой следователь с седой шевелюрой, докуривший, наконец, сигарету.
Он держал в руке целлофановый пакетик, внутри которого покоился продолговатый, поблескивающий в свете автомобильных фар предмет, действительно, весьма смахивающий на дорогую, чернильную авторучку.
— Да-да, именно.
— Что же случилось дальше?
— Милиционер навел в нашу сторону пистолет и приказал грабителю бросить нож и отпустить меня. Тот же, ни слова не говоря, что-то покрутил на авторучке, наставил на вашего сотрудника и вдруг сильно щелкнул. Я и так была перепугана, а после резкого звука ноги окончательно подкосились. Остальное совсем не помню… Кажется, я упала, и сразу же грохнул ответный выстрел. Простите, все как в тумане…
Блюстители законности, поручив пострадавшую медсестре, направились к врачу скорой помощи, занявшему место в машине возле раненного патрульного служивого.
— Что скажете, док?
— Что скажу?.. Везунчик ваш сержант… — пробурчал высоколобый эскулап, сосредоточенно заполняя какую-то бумаженцию.
Сложив вдвое исписанный безобразным врачебным почерком бланк, он устало улыбнулся и объяснил:
— Пуля небольшого калибра пробила жетон, да и шинель с мундиром помогли ослабить ее энергию. В довершении — ребро, в котором она и застряла. Короче говоря, ранение неопасное — через недельку ваш герой будет на ногах.
И, закончив разговор, обратился к медицинской сестре:
— Галина Львовна, вас ждем-с!
— Хоть это — слава Богу, — буркнул Волчков, подходя следом за Севидовым к служебному УАЗику. — Ну что ж, мотивы, как впрочем, и картина всего преступления очевидны…
Но опытный сыщик не разделил скоропалительных выводов недавнего выпускника Московской академии права — мысли были заняты чем-то иным. Рассматривая сквозь целлофан вещдок, он обронил:
— Занятная, однако, вещица. Ты Алексей, видел когда-нибудь подобное?
— Вряд ли, Анатолий Михайлович. Если только в музее криминалистики…
— То-то и оно… Помнится, лет семь-восемь тому, накрыли мы одно налаженное производство похожих «канцелярских» принадлежностей.
— Действительно, непростая штучка… — заглядывая через его плечо, подтвердил юный коллега.
— Да уж… Начальная скорость пули этих «авторучек» невелика — ствол коротковат. Потому-то и повезло сержанту. Неужели мастер Блюм опять взялся за старое?..
— Кто-кто? — не понял не обремененный опытом стажер.
— Значился у нас такой фигурант… — задумчиво молвил Севидов и, что-то решив про себя, заключил: — поехали в отдел, — согреемся, попьем кофейку, вместе составим отчет… Заодно поведаю интереснейшую историю об одном великом виртуозе слесарных дел.
* * *
Осень укутала Петербург влажными, зябкими туманами. Дни сделались короткими и хмурыми, а серебристые ночи обжигали холодными ветрами с неприветливого, штормящего Финского залива. Утерявшие листву деревья, покачивая черными ветвями, навевали редким посетителям парков и скверов тоску и воспоминания об ушедшем тепле
Добрый возвращался домой на служебном Вольво. День выдался спокойным — ни звонков из Министерства, ни скучных совещаний. Ляжку полковника грела очередная порция долларов и все было бы в этой жизни замечательно, если бы… Если бы его дочь вкупе с мамочкой — Розой Ивановной не болтали лишнего. А болтали они, будучи по родословной торгашками — одна аж в шестом, а другая в пятом колене, чрезвычайно много…
Все началось около года назад, когда полковник получил немыслимое продвижение по службе — с должности начальника затрапезной подмосковной колонии скакнул на пост шефа Управления Исполнения Наказаний по Ленинградской области. Теплое местечко гарантировало генерал-лейтенантские погоны, уважение, бешенные связи, скорый и окончательный переезд в столицу.
Он быстро освоился в новом качестве. Не жалея государственных средств, перепланировал приемную с кабинетом; заменил трехлетнюю служебную Ауди на новенький Вольво; выбил через министерство прекрасную квартиру; приблизил одного из заместителей — ушлого пожилого полковника из тех, кто прочно сидит при любом начальстве, потому как обязанности исполняет добротно, да при этом выше прыгать не собирается. Приблизил и не пожалел. Вскоре благодарный за оказанное доверие подданный невзначай шепнул:
— Была, Андрей Яковлевич, при старом начальнике неприметная золотая жилка, позволяющая безбедно жить избранным…
— Знаю я все уловки… — самонадеянно парировал Добрый и перечислил, загибая жирные пальчики: — оформление заключенным платных отпусков из зон; представление документов на досрочное освобождение за неплохую мзду; левое производство… Будто я сам не занимался подобными фортелями в Подмосковье.
— Э-э… — загадочно улыбнулся плешивый клерк в погонах, — мелковато вы там плавали. Все выше перечисленное здесь имеется, но процветал тут бизнес и поприбыльнее…
— Выкладывай, — решительно скомандовал чиновник и следующие полчаса сидел с открытым ртом, слушая о том, что творилось при его предшественнике.
А творилось следующее. В одной из колоний был создан перевалочный пункт для налаженного канала поставки наркотиков из среднеазиатских стран третьего мира. Пользуясь недосягаемостью для обысков и прочих профилактических мероприятий спецслужб, местное руководство Минюста способствовало продвижению страшного зелья в Европу. Платили же наркодельцы за услуги отменно…
— А что же сейчас? — сглотнув подступивший от волнения ком, справился у заместителя Добрый.
— Сейчас затишье…
— ?
— Вас боятся, — просто объяснил тот и осторожно добавил: — присматриваются, вдруг вы, как говорится — противник всяческих… так сказать… нарушений…
— Ты, вот что, — отвел взгляд новый начальник Управления, — передай, коль связи не потеряны: жду конкретных предложений. Понял?
— Не потеряны… Будет сделано, — лакейски поклонился плешивый и исчез за высокой, оббитой кожей дверью.
С тех пор пожилой полковник, приходя на доклад в начале каждой недели, вставал сбоку от начальственного стола и терпеливо ждал, покуда шеф, будто невзначай выдвинет верхний ящичек. Как только ящичек приоткрывался, в образовавшуюся щель моментально падал тугой сверточек. В сверточке неизменно покоилось ровно пять тысяч долларов…
В тонкости преступного механизма Андрей Яковлевич не лез — будучи человеком неглупым и чрезвычайно осторожным, понимал: накроют — мало не покажется и отговорки типа: «А я и ведать не ведал!..» — не помогут. Однако светиться лишний раз среди участников авантюры упорно не желал.
Знали о криминале несколько человек: начальник колонии особого режима под Шлиссельбургом; старший опер этого же исправительного заведения; плешивый полковник; да тихий, невзрачный прапорщик из тамошних автомобильных боксов. Раз в неделю на двух грузовиках-длинномерах в колонию приезжали поставщики сырья — металлической катанки, которую зеки обрабатывали на станках до нужного диаметра, а дальше растачивали на болты и прочий крепеж. Каким-то образом в одном из автомобилей был устроен тайник. КамАЗы загоняли в теплый бокс и разгружали мостовым краном. Водилы с экспедитором, как правило, задерживались до следующего дня, якобы оформлять документы или же заниматься мелким ремонтом автомобилей. А под покровом ночи прапор ловко опустошал схрон, складируя архи дорогой товар в обычные деревянные ящики. Снизу и сверху зелья закладывались свинцовые пластины, дабы ликвидировать дефицит веса, а далее досыпалось по десятку килограмм легальной продукции. Через пару дней «золотые» ящики, на бортах которых тот же прапорщик малевал через трафарет номер партии не обычной — черной, а темно-синей краской, затерявшись в штабелях своих дешевых собратьев, отправлялся через страны Балтии в Европу…
Конечно, Розка была в курсе. Несколько ее магазинчиков при неусыпном контроле и адской нервотрепке не приносили и десятой части той суммы, что причиталась за молчаливое «неведение» большезвездному чину. Женушка безмерно радовалась темным доходам, хотя иной раз и сетовала на вероятность остаться под старость без мужа. Именно поэтому Андрей Яковлевич неоднократно талдычил ей о необходимости поменьше трепаться языком с такими же недалекими подругами-товарками и бахвалиться перед ними баснословными по цене обновками. «Я всего лишь полковник на генеральской должности, да и ты не миллионерша, а директор трех вонючих туесков, так и веди себя соответственно. И дочь нашу поучать не забывай…» — частенько говаривал он, отдавая очередной левый заработок.
Кажется, Роза Ивановна из-за страха — вечного спутника работника торговли, вняла его просьбам и о преступной деятельности близкого человека помалкивала. А вот доченька…
С тех пор, как молодая, шестнадцатилетняя девица сама подсела на наркотики, покой в доме забыли все. Ее пробовали запирать в квартире; прятали одежду; нанимали гувернантку, охранника, но… Тщетно. Конечно же, благодаря словоохотливой мамочке Анна догадывалась о причинах финансового расцвета семьи. Поэтому, когда девушка пропадала со сверстниками и возвращалась под утро невменяемой, родители не знали что думать: стала ли их тайна достоянием чужих ушей или же Всевышним послана «отсрочка приговора».
Три месяца назад молодую наркоманку привезли на машине в бессознательном состоянии. Отец с матерью долго метались по коридору, решая: звонить ли на станцию скорой помощи или же вызвать врача на дом. И то и другое грозило помещением в реанимацию, а там — в бреду, она могла выболтать что угодно. Тогда-то и подвернулась идея обратиться к профессору Виргилису — известному на весь Питер наркологу. Ученый муж приехал лично, провел возле новой пациентки двое суток и мастерски вывел ее из комы. А чуть позже забрал Анну в свой стационар, где к лечению по его же просьбе подключился психолог Фролов.
И вот прошлым вечером, во время грандиозного скандала из-за найденного шприца и ампул с наркотическим веществом, обозленная дочь бросила отцу в лицо: «Полгорода уже знает, откуда у тебя такие деньги!»
Оправившись от шока, полковник минут сорок терзал ту вопросами по поводу дерзкого заявления, но она раскрыла рот лишь однажды, огрызнувшись: «Кажется, Виргилис сидел рядом, когда очнувшись, я крыла тебя матом за бизнес с белой смертью…»
Являлось ли это правдой или же фразы придумывалась девушкой налету — в отместку за реквизированную дозу, Добрый разбираться не стал — барышня в силу сдвинутой психики и сама вряд ли была в состоянии вспомнить истину. Теперь перед ним стояла одна задача первостепенной важности — обезвредить психотерапевта. Профессор Виргилис скоропостижно скончался около месяца назад, а вот Олег Давидович, с коим старик наверняка успел поделиться услышанным — здравствовал, пребывал на подъеме, был весьма энергичен и имел немалые связи.
Все началось около года назад, когда полковник получил немыслимое продвижение по службе — с должности начальника затрапезной подмосковной колонии скакнул на пост шефа Управления Исполнения Наказаний по Ленинградской области. Теплое местечко гарантировало генерал-лейтенантские погоны, уважение, бешенные связи, скорый и окончательный переезд в столицу.
Он быстро освоился в новом качестве. Не жалея государственных средств, перепланировал приемную с кабинетом; заменил трехлетнюю служебную Ауди на новенький Вольво; выбил через министерство прекрасную квартиру; приблизил одного из заместителей — ушлого пожилого полковника из тех, кто прочно сидит при любом начальстве, потому как обязанности исполняет добротно, да при этом выше прыгать не собирается. Приблизил и не пожалел. Вскоре благодарный за оказанное доверие подданный невзначай шепнул:
— Была, Андрей Яковлевич, при старом начальнике неприметная золотая жилка, позволяющая безбедно жить избранным…
— Знаю я все уловки… — самонадеянно парировал Добрый и перечислил, загибая жирные пальчики: — оформление заключенным платных отпусков из зон; представление документов на досрочное освобождение за неплохую мзду; левое производство… Будто я сам не занимался подобными фортелями в Подмосковье.
— Э-э… — загадочно улыбнулся плешивый клерк в погонах, — мелковато вы там плавали. Все выше перечисленное здесь имеется, но процветал тут бизнес и поприбыльнее…
— Выкладывай, — решительно скомандовал чиновник и следующие полчаса сидел с открытым ртом, слушая о том, что творилось при его предшественнике.
А творилось следующее. В одной из колоний был создан перевалочный пункт для налаженного канала поставки наркотиков из среднеазиатских стран третьего мира. Пользуясь недосягаемостью для обысков и прочих профилактических мероприятий спецслужб, местное руководство Минюста способствовало продвижению страшного зелья в Европу. Платили же наркодельцы за услуги отменно…
— А что же сейчас? — сглотнув подступивший от волнения ком, справился у заместителя Добрый.
— Сейчас затишье…
— ?
— Вас боятся, — просто объяснил тот и осторожно добавил: — присматриваются, вдруг вы, как говорится — противник всяческих… так сказать… нарушений…
— Ты, вот что, — отвел взгляд новый начальник Управления, — передай, коль связи не потеряны: жду конкретных предложений. Понял?
— Не потеряны… Будет сделано, — лакейски поклонился плешивый и исчез за высокой, оббитой кожей дверью.
С тех пор пожилой полковник, приходя на доклад в начале каждой недели, вставал сбоку от начальственного стола и терпеливо ждал, покуда шеф, будто невзначай выдвинет верхний ящичек. Как только ящичек приоткрывался, в образовавшуюся щель моментально падал тугой сверточек. В сверточке неизменно покоилось ровно пять тысяч долларов…
В тонкости преступного механизма Андрей Яковлевич не лез — будучи человеком неглупым и чрезвычайно осторожным, понимал: накроют — мало не покажется и отговорки типа: «А я и ведать не ведал!..» — не помогут. Однако светиться лишний раз среди участников авантюры упорно не желал.
Знали о криминале несколько человек: начальник колонии особого режима под Шлиссельбургом; старший опер этого же исправительного заведения; плешивый полковник; да тихий, невзрачный прапорщик из тамошних автомобильных боксов. Раз в неделю на двух грузовиках-длинномерах в колонию приезжали поставщики сырья — металлической катанки, которую зеки обрабатывали на станках до нужного диаметра, а дальше растачивали на болты и прочий крепеж. Каким-то образом в одном из автомобилей был устроен тайник. КамАЗы загоняли в теплый бокс и разгружали мостовым краном. Водилы с экспедитором, как правило, задерживались до следующего дня, якобы оформлять документы или же заниматься мелким ремонтом автомобилей. А под покровом ночи прапор ловко опустошал схрон, складируя архи дорогой товар в обычные деревянные ящики. Снизу и сверху зелья закладывались свинцовые пластины, дабы ликвидировать дефицит веса, а далее досыпалось по десятку килограмм легальной продукции. Через пару дней «золотые» ящики, на бортах которых тот же прапорщик малевал через трафарет номер партии не обычной — черной, а темно-синей краской, затерявшись в штабелях своих дешевых собратьев, отправлялся через страны Балтии в Европу…
Конечно, Розка была в курсе. Несколько ее магазинчиков при неусыпном контроле и адской нервотрепке не приносили и десятой части той суммы, что причиталась за молчаливое «неведение» большезвездному чину. Женушка безмерно радовалась темным доходам, хотя иной раз и сетовала на вероятность остаться под старость без мужа. Именно поэтому Андрей Яковлевич неоднократно талдычил ей о необходимости поменьше трепаться языком с такими же недалекими подругами-товарками и бахвалиться перед ними баснословными по цене обновками. «Я всего лишь полковник на генеральской должности, да и ты не миллионерша, а директор трех вонючих туесков, так и веди себя соответственно. И дочь нашу поучать не забывай…» — частенько говаривал он, отдавая очередной левый заработок.
Кажется, Роза Ивановна из-за страха — вечного спутника работника торговли, вняла его просьбам и о преступной деятельности близкого человека помалкивала. А вот доченька…
С тех пор, как молодая, шестнадцатилетняя девица сама подсела на наркотики, покой в доме забыли все. Ее пробовали запирать в квартире; прятали одежду; нанимали гувернантку, охранника, но… Тщетно. Конечно же, благодаря словоохотливой мамочке Анна догадывалась о причинах финансового расцвета семьи. Поэтому, когда девушка пропадала со сверстниками и возвращалась под утро невменяемой, родители не знали что думать: стала ли их тайна достоянием чужих ушей или же Всевышним послана «отсрочка приговора».
Три месяца назад молодую наркоманку привезли на машине в бессознательном состоянии. Отец с матерью долго метались по коридору, решая: звонить ли на станцию скорой помощи или же вызвать врача на дом. И то и другое грозило помещением в реанимацию, а там — в бреду, она могла выболтать что угодно. Тогда-то и подвернулась идея обратиться к профессору Виргилису — известному на весь Питер наркологу. Ученый муж приехал лично, провел возле новой пациентки двое суток и мастерски вывел ее из комы. А чуть позже забрал Анну в свой стационар, где к лечению по его же просьбе подключился психолог Фролов.
И вот прошлым вечером, во время грандиозного скандала из-за найденного шприца и ампул с наркотическим веществом, обозленная дочь бросила отцу в лицо: «Полгорода уже знает, откуда у тебя такие деньги!»
Оправившись от шока, полковник минут сорок терзал ту вопросами по поводу дерзкого заявления, но она раскрыла рот лишь однажды, огрызнувшись: «Кажется, Виргилис сидел рядом, когда очнувшись, я крыла тебя матом за бизнес с белой смертью…»
Являлось ли это правдой или же фразы придумывалась девушкой налету — в отместку за реквизированную дозу, Добрый разбираться не стал — барышня в силу сдвинутой психики и сама вряд ли была в состоянии вспомнить истину. Теперь перед ним стояла одна задача первостепенной важности — обезвредить психотерапевта. Профессор Виргилис скоропостижно скончался около месяца назад, а вот Олег Давидович, с коим старик наверняка успел поделиться услышанным — здравствовал, пребывал на подъеме, был весьма энергичен и имел немалые связи.