Рощина Наталия. Линия судьбы

   Мать Антона сухо поздоровалась с ней, пригласила их в столовую. Сервировка стола доконала Веру. Она никогда не видела такого количества приборов. Все эти серебряные вилки, ложки, аккуратно лежащие по обеим сторонам тарелок, вселили в нее панический страх. Она точно знала, что возьмет не тот прибор и будет выглядеть смешно. Пожилая женщина, выполнявшая обязанности домработницы, принесла огромное блюдо с заливной рыбой и бросила на Веру вопросительный взгляд. В ее проницательных глазах так и читалось: «Что ты, пигалица, здесь делаешь?» В эту минуту Вера разозлилась на Антона, не предупредившего ее о том, что ей предстоит своеобразный экзамен. Но, увидев, как он сам совершенно свободно накладывает себе салат и рыбу, поняла, что он не придал этому значения. Видимо, в его доме все это великолепие стало обычным явлением, а она — дикарка, которой здесь не место. Вера едва прикасалась к замысловатым блюдам, с опаской поглядывая на красиво украшенные блюда с закусками. Но самое ужасное было впереди, когда за десертом Ариадна Николаевна пыталась выяснить ее планы на будущее, узнать что-то о ее родителях. Вера выдавливала из себя слова, пытаясь подчеркнуть, что она самостоятельный человек и выбранная профессия никогда не позволит ей остаться без работы. Ариадна Николаевна слушала очень внимательно, поглядывая на сына. Было заметно, что она пытается перехватить его взгляд, но Антон, улыбаясь, восхищенно смотрел на Веру и не замечал ничего.
   — Мам, ты ее не слушай. Она сегодня почему-то на себя не похожа! — рассмеялся он, пытаясь приободрить девушку. — Я ведь тебе так много рассказывал о Вере. Мамуль, не устраивай ей допрос, пожалуйста.
   Ариадна Николаевна решила больше ни о чем не спрашивать. Неспешную беседу, инициатива которой теперь полностью принадлежала Антону, Вера едва находила возможным поддерживать. Она чувствовала на себе пронизывающий взгляд его матери, подавляя возрастающее желание вскочить из-за стола и убежать. Когда Ариадна Николаевна, извинившись, оставила их вдвоем, Вера расплакалась.
   — Да что с тобой такое? — взволнованно спросил Антон.
   — Я хочу домой, — глотая слезы, прошептала та. — Сейчас, пожалуйста.
   — А торт? Он такой вкусный, сразу поднимет тебе настроение.
   — Ну, что ты, как маленький, какой торт? Мне домой нужно, понимаешь?
   — Хорошо, хорошо. Ты только не плачь. Сейчас пойдем, — Антон удивленно смотрел на Веру, словно видел ее впервые.
   На улице ей стало легче. Она даже попыталась шутить, но вздохнула с облегчением только тогда, когда Антон посадил ее в автобус. Она попросила в тот день не провожать ее до дома, потому что впервые за время их знакомства тяготилась обществом Антона. Она должна была остаться одна. Вера послала ему воздушный поцелуй и смотрела, как Антон стоит на остановке, неестественно вытянувшись, опустив руки по швам. Он был какой-то чужой, недосягаемый. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Вера ощутила, как в душе поселилось тревожное чувство, потому что влюбленное сердце, словно барометр, чувствовало приближение бури.
   На следующий день они, как обычно, встретились на занятиях. Последний семестр, впереди манящая и одновременно пугающая взрослая жизнь. Вера была готова к тому, что она вот-вот начнется. К тому же девушке казалось, что она на пороге больших перемен — она ждала, что Антон со дня на день сделает ей предложение. Она представляла себе его лицо, придумывала ответные слова и замирала в предвкушении того, чего еще не познала к своим двадцати. Вера хотела, чтобы ее первая настоящая любовь была чистой, неиспорченной подозрениями, разочарованием. Она готовилась отдать себя тому, кого любила всем сердцем. Кроме Антона, ей не был нужен никто. Он для нее принц, который умчит ее на белом коне в свой сказочный мир. Вера была готова сделать все, чтобы понравиться его матери — настоящей хозяйкой замка ведь была именно она. Ничего, ведь еще никто не отменял пословицу о том, что не все то золото, что блестит. Вера сумеет расположить к себе всех обитателей замка. Главное, чтобы у них с Антоном все складывалось гладко. Ей казалось, что он должен оценить ее чистоту, почувствовать скрытую страсть, которая разжигала воображение девушки и в фантазиях делала ее такой смелой! Сколько бессонных ночей, сколько мечтаний! Ведь они так любят друг друга — каждое мгновение, проведенное порознь, словно укорачивает жизнь.
   Но реальность оказалась куда прозаичнее. Они получили на руки дипломы и готовились устраиваться на работу, а Антон все не заводил разговора, который Вера ждала. Более того, их встречи стали другими. Инициатива проводить вместе все свободное время теперь исходила только от Веры. Антон изменился: иными стали его слова, взгляды, он словно бы уже не хотел целовать ее, держать за руку.
   — Что происходит? — не выдержала Вера. — Что с тобой, Антоша?
   Антон будто ждал этого вопроса, чтобы, услышав его, объясниться. Оказалось, что у него состоялся очень неприятный разговор с матерью. Вера ей категорически не понравилась, и как Антон ни пытался характеризовать ее с самой лучшей стороны, Ариадна Николаевна осталась при своем мнении. Тогда Антон сказал ей, что хочет жениться на Вере, потому что любит ее и знает, что с ней будет счастлив. А со временем все поймут, какая она замечательная, и будут только рады, что она вошла в их семью. Он горячо говорил, подбирая самые теплые слова.
   — Она посмотрела на меня так, словно я нанес ей непростительное оскорбление, — не глядя Вере в глаза, продолжал Антон. — А потом поднялась и сказала, чтоб я выбирал: или ты, или она. Когда я поинтересовался, что она хочет этим сказать, она ответила, что покончит с собой. Знаешь, Вера, моя мать никогда раньше не бросалась словами. Это серьезное заявление. Мне страшно.
   Антон сделал паузу, потому что ему было тяжело говорить. Настал момент, когда нужно было произнести самое ужасное.
   — Прости, Вера, но я не желаю зла своей матери. Я никогда не прощу себе, если с ней что-то случится из-за меня. Наверное, мои чувства к тебе все-таки недостаточно крепкие, если я не могу перешагнуть через это. Мы должны расстаться. Если бы ты была на моем месте, ты бы поступила точно так же, — дрожащим голосом произнес Антон, найдя в себе мужество посмотреть ей в глаза. — Понимаешь? Если бы ты на моем месте… была… ты…
   — Я понимаю, — тихо ответила она, удивляясь тому, что так спокойно говорит и не чувствует приближения слез. — Я, кажется, уже была…
   В тот момент она вспомнила пустые глаза отца, когда она стояла на перилах балкона и не оставляла ему выбора. Она обманывала и себя и его, когда говорила, чтобы он выбирал — запрещенный прием, ведь на самом деле ни о каком выборе речь не шла. Жизнь дочери тогда перевешивала любые доводы, жизнь матери сейчас перечеркивала планы сына. Конечно, они должны расстаться. И это казалось единственно верным решением. Вера поцеловала Антона в щеку, провела рукой по жесткому ежику его волос, повернулась и пошла прочь.
   Вернувшись домой, она наглоталась таблеток димедрола, предварительно написав записку, что никто не виновен в ее смерти. Она просила, чтобы тело ее сожгли, потому что она не хочет гнить в земле. Ей нужно знать, что ее не будет окружать тяжелая, сырая тьма, наполненная размеренной возней червей. А прах ее надо развеять над речкой, на берегах которой она любила проводить время в мечтах о прекрасном будущем. Вера представляла, как серый пепел, словно отрез прозрачного шифона, упадет в темно-синие воды. И все… Ничего больше не будет. Ничего — ни радостей, ни страданий. Освобождение… Вера лежала в своей комнате и ждала, пока таблетки начнут действовать. Она представляла себе, что вот-вот ей захочется спать. Она закроет тяжелые веки и спокойно отойдет в мир иной, тихо и безболезненно. Но сон не приходил. Вместо него Вера ощутила, как тело стало непослушным, ватным. Голова закружилась, ей стало дурно. Она хотела подняться, но тело не повиновалось. Потолок решил поменяться местами с полом. Нарушая все законы пространства, стены сходились и расходились в утомительном, изнуряющем Веру танце. Последнее, что она услышала, прежде чем потеряла сознание, был нечеловеческий крик отца…
   Очнулась она в больнице. Улыбчивая медсестра ставила ей капельницу и спрашивала, как она себя чувствует. Вере не хотелось ни с кем говорить. Но медсестра продолжала свой монолог, сообщив, что Вера была без сознания три дня, но теперь все наверняка будет хорошо. Якобы теперь немного отдыха ей не повредит, а отец скоро приедет ее проведать. Ему уже сообщили, что Вера пришла в себя. Медсестра все говорила и говорила, а сама, сосредоточившись на капельнице, практически не смотрела ей в глаза. Ее приятный голос действовал на нервы. Вера отвернулась к стене и лежала так, думая только об одном: ей вернули жизнь, но не желание жить. Ее голубые глаза остановились на грязном светильнике, усеянном мошками. Сквозь него пробивался желто-оранжевый, размытый свет. Еще немного, и каждая из этих спешащих букашек смертельно обожжется. Они летят на свет, на яркий и манящий свет и, достигнув его, погибнут. Они обречены. Вера ощутила зависть — как же легко это происходит у таких безмозглых мотыльков, а вот ей снова предстоит пережить страшный момент ухода в мир иной. Вера знала, что внутри нее прочно засело желание навсегда покинуть этот мир. Ничто не сможет повлиять на ее решение. Ей нечего здесь делать, не осталось больше источника света. Она должна уйти. Теперь она обладала неким подобием опыта. Он ничему не учил, но Вера точно знала, где самый неприятный момент в решении умереть. Исходная точка обратного отсчета — самая критическая, потому что именно тогда откуда-то из угасающего сознания всплывает желание все остановить.
   В Вере росла озлобленность. Очередной обход она воспринимала как неизбежную насмешку над собой. Она иронично усмехнулась, медленно обвела глазами помещение, скользнула пустым взглядом по лежавшим больным, медсестре, врачу. Наверное, они ждут от нее благодарности. Наивные. Они прибавили ей проблем. Нет, не так. Они вернули ее в ад, думая, что совершают благое дело. Они не знают, что она все равно довершит начатое. Ей больше нет здесь места. Осталось придумать, как это сделать, усыпив бдительность отца. Наверняка он будет более пристально приглядывать за ней, делая вид, что ничего особенного не произошло. Ложь и показное спокойствие станут хозяйничать в их доме. Она окажется под невидимым колпаком страхов и беспокойства отца за жизнь своего единственного ребенка. Ужасно, когда на тебя ложится груз родительских надежд и мечтаний. Ты один должен нести его с рождения и до самой смерти. Тебе будет нечем дышать от давящего чувства вины и постоянно казаться, что ты сделал что-то не то и не так. Инстинкт продолжения рода заставляет взрослых, умудренных житейских опытом людей заботиться о потомстве, которое почти всегда не оправдывает их чаяний. Тогда начинается следующая стадия игры, где одни пытаются убедить себя, что все хорошо, а другие — не согнуться от чувства вины за разбитые надежды.
   Вера внимательно разглядывала потрескавшиеся от времени стены, стараясь не думать о том, что скоро придет отец и с ним нужно будет о чем-то говорить. Она почувствовала, как по щекам катятся слезы. Странно, но, позабыв о своей боли, она в этот момент испытывала жалость к нему. Наверняка он тяжело пережил эти дни, не в силах объяснить причину поступка дочери. Вера подумала, что последнее время они не были достаточно близки, поэтому он, конечно, не знает, истинной причины. Она не станет ему ничего рассказывать. Это не имеет смысла. Зачем тратить слова, силы на разъяснение того, что в любом случае вызывает непонимание? Конечно, отец будет обвинять во всем себя, и ей придется переубеждать его. Вера устало вздохнула. У нее нет на это ни сил, ни желания. Она решила, что вообще не станет ни с кем разговаривать. Так она сможет ничего никому не объяснять.
   Вера сдержала данное себе обещание — она не проронила ни слова ни в одно из посещений отца, игнорировала монологи медперсонала. Она отворачивалась к стене, не реагируя ни на чьи просьбы, попытки общения. Это стоило Вере, еще двух дополнительных недель пребывания в больнице, нового курса уколов и успокаивающих процедур. В какой-то момент она решила, что может заработать не самые лучшие записи в больничной карточке, но это не испугало ее. Вера словно проверяла, насколько врачи не способны разобраться в истинном положении вещей. Над диагнозом, который ей ставили, она в душе посмеивалась. Оказывается, нужно перестать говорить и реагировать на глупости, чтобы тебя посчитали окончательно сошедшей с ума. Вера все принимала спокойно, зная, что рано или поздно ее отпустят домой. Она уже слышала, как во время обхода врач несколько раз говорил о возможной выписке. Этот момент близок. И тогда она сделает то, что должна. Только теперь она поступит более благоразумно — прыгнет с моста в воду. На этот раз никто не успеет ей помочь, никто! Жаль, что теплынь на дворе: вода не будет достаточно холодной и не примет ее в свои ледяные объятия. Это могло бы все ускорить, но будь что будет. Вера уже знала, как все произойдет. Мысленно она проигрывала ситуацию, испытывая сладостное томление ожидания. Твердо укрепившись в своем решении, она обрела удивительное спокойствие. Оно словно снизошло на нее, и Вера расценила это как одобрение свыше. Сначала такая мысль показалась ей кощунственной, но вскоре Вера смогла убедить себя в поддержке высших сил. Она представляла, как в один поздний вечер полностью выдохнет воздух из легких, перегнется через перила и…
   Вера никак не могла предположить, что в этот момент чьи-то крепкие руки схватят ее за предплечья и буквально отшвырнут в сторону. Она очнется, тряхнет головой и, потирая ушибленное бедро, увидит перед собой незнакомого молодого мужчину. Поднявшись, она сжала кулаки, застонала от бессильной злобы.
   — Ты что это надумала, дура?! — его грубый голос проникал в каждую клетку ее еще не окончательно пришедшего в себя мозга. Сильные руки впились в хрупкие плечи, но боль от этого жесткого прикосновения ничего не значила в сравнении с болью душевной. Несмотря на жару, Веру знобило. — Что, язык проглотила?
   — Вы кто? Что вам надо? Оставьте меня в покое, — хриплым голосом ответила Вера, отворачивая лицо. Впившиеся в ее тело руки отпустили ее, и Вера рухнула как подкошенная. Она не пыталась подняться на ноги, не чувствуя их. Девушка с ненавистью посмотрела на нежданного спасителя. Ей никто не помешает уйти из этого жестокого мира. Она не может играть по его правилам, она больше не хочет приносить боль другим и переживать ее сама. В ней нет больше жизни. Осталась одна оболочка, скрывающая боль и страдание. Зачем же мучиться? Нужно подняться и снова все повторить. Но как Вера ни старалась, подняться ей не удавалось. Стресс парализовал ее движения. Из последних сил она смогла выкрикнуть: — Уйдите! Уйдите же!
   — Какого черта! Выкает она! Еще немного и булькала бы на дне!
   — Кого это касается, кроме меня? Не хочу жить и не буду! Оставьте меня!
   — Нет уж! Никуда я не пойду, — мужчина присел рядом, достал из кармана рубашки пачку сигарет. Он несколько раз чиркнул зажигалкой, прежде чем смог прикурить. — Ты чего? Отвечай, слышь!
   — Ничего. Не ждите, что благодарить стану. Шли бы своей дорогой…
   — Нет уж. Я тебя домой отведу. Поднимайся, пойдем.
   — Никуда я не пойду! — Вера закрыла лицо руками и заплакала. — Какого черта, что вам надо?!
   — На меня слезы не действуют, — заявил незнакомец.
   — А я не для вас стараюсь, — всхлипнула девушка, зло смахивая слезы со щек.
   — Куришь?
   — Нет.
   — Это хорошо, — улыбнулся незнакомец и глубоко затянулся. — Сейчас все девки, как сговорились, курят так, что мужикам не угнаться.
   — Не хочу ничего слышать. Меня это не интересует.
   — Должен ведь я о чем-то говорить!
   — Не должен.
   — Ладно. Меня Андреем зовут. Можешь обращаться ко мне на «ты».
   — Вера.
   — Имя какое хорошее, а ведешь себя, как чокнутая.
   — А я и есть больная на голову, — вытерла слезы Вера. — Недавно вышла из дурдома. Что улыбаешься! Я уже пыталась покончить с собой — откачали. Что же мне так не везет! Я не шучу! Так что говорить больше не о чем.
   — Черт! Такого у меня еще не было, — Андрей выбросил остатки сигареты и помог Вере подняться. Она отряхнула платье, автоматически провела рукой по скрепленным заколкой волосам, заметила внимательный взгляд непрошеного спасителя и усмехнулась. — Что смешного?
   — Хорош меня взглядом раздевать. Даю справку. Фигура обычная, глаза голубые, волосы светло-русые, нервы пошаливают.
   — Это очевидно. Не слепой, вижу, — буркнул Андрей и снова улыбнулся. — Ну, теперь ты можешь говорить? Соображать можешь?
   — Могу.
   — Хорошо. Тогда признавайся: несчастная любовь, проблемы с родителями, продажные друзья подвели к роковой черте?
   — Все вместе.
   — Ух! — Андрей отступил на пару шагов, еще пристальнее вглядываясь в тонкий, кажущийся нереальным силуэт. — Адская смесь. Однако ничего не поделаешь. Тебе снова придется с этим жить.
   — Нет, я не хочу. Я все равно рано или поздно покончу со всем этим дерьмом.
   — Не пори чушь! Не к лицу тебе такие словечки. Ты ведь такая хрупкая на вид. Да и врешь ты все. Сейчас ты уже довольна, что я оказался рядом. Можешь не признаваться в этом, дело твое.
   Вера стояла, опустив руки. Они повисли, как плети. Казалось, что она никогда не сможет управлять своим телом, как раньше. И мысли путаются, слова едва связываются в стройные фразы. Она так старается не сказать что-нибудь невпопад. Все было нереальным: мост, вода внизу, пристальный взгляд нового знакомого, внутренняя дрожь в теле. И туг в голову девушки пришла сумасшедшая мысль. Вера не удивилась этому, потому что за то время, что она лежала в больнице, врачи сумели убедить ее в приходящем безумии.
   — Слушай, — не глядя на Андрея, она запрокинула голову, — а ты хочешь по-настоящему спасти меня?
   — Что ты еще выдумала? — насторожился Андрей. — Каждая секунда с тобой, как под прицелом снайпера на заминированном поле.
   — Отвечай, не увиливай!
   — Хорошо, хочу.
   — Женись на мне и увези из этого проклятого города, — Вера подошла к нему, снова сократив расстояние между ними до минимума. — Ты не пожалеешь. Я буду такой, какой ты захочешь. Никто не узнает, как мы познакомились. Ну!
   — Ты точно сумасшедшая, — глядя в ее блестящие глаза, с опаской произнес Андрей.
   — Не настолько, чтобы не сделать еще одной попытки.
   — Ты и обо мне не лучшего мнения. Иначе ты бы мне этого не говорила, — усмехнулся Андрей. — Такая твоя благодарность? Просто новый бред.
   — Благодарность? А, ну тебя! — Вера повернулась и быстро зашагала прочь, в темноту. К ней снова вернулась энергия, и было так приятно осознавать, что тело снова тебе подчиняется.
   Ее силуэт уже едва виднелся вдалеке, как Андрей сорвался с места. Так быстро он не бегал давно. Считанных секунд хватило ему на то, чтобы догнать Веру. Тяжелое дыхание Андрея заставило ее оглянуться. Он схватил ее за руку, сжал крепче, чем полагалось в обращении с девушкой. Он едва переводил дыхание, продолжая сжимать в своей ладони ее прохладные пальцы.
   — Что еще? — устало спросила Вера.
   — Давно не бегал.
   — Это то, ради чего ты остановил меня?
   — Нет.
   — Тогда в чем дело? — нетерпеливо спросила Вера.
   — Знаешь, я вообще читаю мало. Такой уж я человек, да и работа у меня прозаическая. Шофер я.
   — Ну и к чему ты это говоришь? У нас в стране всякая работа почетная, а до книг я и сама не очень, так — под настроение.
   — К тому, что в одной книге я прочел, что человек, который спас другому жизнь, несет за него ответственность, понимаешь? — Андрей явно волновался, и это вызывало у Веры удивление. — Так вот, я не могу прямо сейчас сказать, что хотел бы жениться на такой, как ты. Честно говоря, я вообще не думал заводить семью. Характер у меня скверный. Наверное, со мной очень трудно, но я хочу предложить тебе встречаться. Как это обычно бывает: познакомились, повстречались какое-то время, а там… Как ты на это смотришь?
   — А у меня есть выбор?
   — Есть, — Андрей махнул рукой. — Послать меня подальше. Так какой твой ответ?
   — Положительный. Отпусти мою руку, пожалуйста, я уже пальцев не чувствую.
   — Извини.
   — Извинила. Пойдем.
   — Куда?
   — Ты ведь хотел проводить меня домой.
   — Хотел и хочу. Я успокоюсь только тогда, когда ты переступишь порог своей квартиры, — Андрей шел рядом с Верой, разглядывая ее четкий профиль, светлые волосы, доходившие до лопаток и вьющиеся на кончиках. — Далеко отсюда живешь?
   — Далеко.
   — С родителями?
   — С отцом.
   — А мама? — насторожился Андрей.
   — Она бросила нас ради большой любви.
   — Осуждаешь?
   — Сейчас мне все равно.
   — А то, что из столицы хочешь уехать, шутка?
   — Нет, правда.
   — Все сюда, а ты в провинцию, — прикуривая очередную сигарету, заметил Андрей.
   — Меня здесь ничто не держит. А с моей профессией я где угодно найду работу. Ничего хорошего в столичной жизни нет. Сам-то местный?
   — Да.
   — Тогда ты не захочешь уезжать, а жаль. Это мое основное условие.
   Андрей остановился. Вера продолжала идти и не сразу поняла, что его нет рядом. Остановившись, оглянулась: он смотрел в сторону и курил.
   — Ты что? — Вера вернулась и тронула Андрея за руку.
   — Если ты действительно хочешь выйти за меня замуж, запомни одно: все и всегда буду решать я и условия ставить буду тоже я! Мое мнение должно быть единственно верным, никаких споров. Иначе ничего не получится. Ты поняла?
   Его властный тон проникал в самые отдаленные клеточки сознания девушки. Она почувствовала, что полностью подчинилась воле этого незнакомого мужчины. Какое-то необъяснимое спокойствие нахлынуло на нее, когда он вот так сурово смотрел на нее и говорил тоном, не терпящим возражений. Ей было необходимо ощущать его силу и уверенность. Ей вдруг понравилось покоряться ему. Это придавало ей самой смелости и желания перелистывать дальше страницы своей такой неудачной, никчемной жизни.
   — Я согласна. Я заранее согласна со всем, что ты скажешь, — скороговоркой произнесла она. — Но не забывай о моей просьбе, пожалуйста. Я бы с радостью хоть завтра уехала отсюда…
   — Ладно, не повторяйся. Я принял к сведению. Этого достаточно.
   Так состоялось их знакомство, а через полтора месяца они поженились. Прошло еще немного времени, и семья Широковых уехала из столицы, поселившись в сотнях километров от города, о котором Вера не хотела хранить никаких воспоминаний. Андрей тоже без сожаления расстался с родителями, работой. Он давно жил самостоятельно, не испытывая ни к кому родственных чувств, привязанности, Широков не задумывался над тем, что причиняет близким боль. Он всегда поступал так, как считал нужным. Единственное исключение — он все-таки выполнил просьбу Веры. Квартиру, в которой он стал единовластным хозяином после смерти сестры отца, он удачно обменял на жилье гораздо большей площади. Здесь, в чужом городе, в отдалении от всего, что происходило с обоими в детстве, юности, оставив, как ненужный багаж, все воспоминания, молодая семья начинала новую жизнь.
   Со стороны Широковы казались дружной семьей. Они действительно поначалу жили без ссор, споров, без всего, что часто приводит к распаду семьи. Никаких притирок не было. Вера выполняла обещание, данное Андрею в день их знакомства, и была такой, какой он хотел ее видеть. Даже когда муж был с ней груб, она не таила на него обиду. Она давно поняла характер Андрея и принимала его таким, каким он был, не питая никаких иллюзий. Вера умудрялась найти что-то положительное и в его недовольстве, и обидных словах, порой срывавшихся с языка. Она все больше нуждалась в осознании силы и рассудительности рядом с собой. Это уравновешивало ее взрывную натуру. Правда, Вера умела держать себя в руках настолько, что Андрей даже не догадывался, насколько она может быть безрассудной. Он все реже с удивлением вспоминал обстоятельства их знакомства, а с годами и вовсе решил, что это мог быть прекрасно разыгранный спектакль. Просто рядом оказался именно он, только и всего.
   Вера смотрела сквозь пальцы на все его недостатки. Пожалуй, беспокойство вызывало лишь то, что благоверный частенько приходил навеселе. Широков мог позволять себе все, не ожидая в ответ не то что слова — обвиняющего взгляда жены. Вера надеялась, что его желание расслабиться после рабочего дня не перерастет в разрушающую зависимость. Андрей обладал завидным здоровьем. Вера была уверена, что ее муж не примкнет к армии тех, у кого в мыслях пиво по утрам и портвейн к ужину. Когда утром она ради очистки совести пыталась корить его за очередную пьянку, Широков только гулко смеялся:
   — Какая же ты дура у меня, Верка! На свете нет столько водки, чтоб споить Андрея Широкова, запомни! — он грубо прижимал ее к себе и, ощущая крепкий запах перегара, Вера почему-то успокаивалась. Она знала, что этот сильный мужчина окажется выше обстоятельств, которые приводят многих на самое дно. А после того как Андрей легко смирился с фактом ее беременности, Вера вообще почувствовала себя на седьмом небе. Ее переполняла благодарность и даже подобие любви к этому грубоватому, несдержанному мужчине, посланному ей самой судьбой.