Страница:
Как долго это продолжалось? Вначале они отмечали дни зарубками, как делал это Робинзон Крузо. Потом и это забросили, словно пытаясь забыть, как летят дни, словно стараясь отогнать мысль о том, что им сулит быстротекущее время.
Однажды утром, когда Фанфан закинул в море одну из тех немногих удочек, что у них оставались, он вдруг почувствовал странное беспокойство, причину которого сразу определить не мог, - но тут же понял, что насторожила его тишина!
Летиция незадолго до этого как обычно ушла в лес, чтобы набрать каких-нибудь ягод, проверить силки и набрать воды из ручейка, журчавшего неподалеку в траве. Она никогда не уходила далеко, обычно Фанфан слышал, как она напевает. А напевала Летиция всегда.
- Так ты знаешь, что я думаю о тебе, ведь я пою только песни про любовь.
Фанфан вскочил: почему молчит Летиция? Собрался уже позвать её, но инстинкт подсказал не делать этого. Побежал к шалашу взять ружье. Уже углубившись в лес, услышал сдавленный крик. Мчась сквозь кусты, он стал кричать:
- Летиция! Летиция, я уже иду!
У ручейка он увидал Летицию, отчаянно отбивающуюся от двух мужчин, уже успевших сорвать с неё платье. Один зажал рукой ей рот, чтоб не могла кричать, другой, уже спустив штаны, держал за ноги...
Крик Фанфана их насторожил, и когда тот вылез из кустов, Летиция сумела вырваться и откатиться к его ногам.
Фанфан, держа обоих под прицелом, велел Летиции:
- Спрячься за меня! - И тут крикнул нападавшим: - Ни с места, или буду стрелять!
При этом сам Фанфан прекрасно знал, что блефует - по дороге успел убедиться, что от морского воздуха замок его ружья заржавел и перестал действовать.
Нападавшими были французские солдаты, - дезертировавшие вроде него, или сбежавшие прямо с поля боя. На них были ещё остатки формы, но лица уже заросли густой щетиной. У одного были светлые волосы и брови, другой почти что лыс.
- Смотри-ка, - сказал блондин, показывая на штаны Тюльпана. - Еще один французский герой!
У него был марсельский выговор.
- Ты что, её сторожишь? - спросил он с гадкой ухмылкой и с какой-то опасной уверенностью в себе, словно не замечая наведенного на него ружья. Фанфан вздрогнул: этот тип что-то задумал! Они вооружены? Да! Правда, ружья лежали метрах в трех от них на траве. Тут вмешался второй солдат. Он был чистокровный парижанин - говорил так, словно у него чирей на языке:
- Эй, не делай глупостей из-за этой цыганки!
И вдруг словно гром среди ясного неба - парижанин выхватил из-под куртки длинный кавалерийский пистолет и выстрелил!
Летиция вскрикнула от ужаса и зарыдала, Тюльпан вдруг ощутил боль, ужасную боль в левом плече! Кровь потекла по всей руке. Он отчаянно закричал:
- Летиция, беги! К лодке!
Потом услышал, как Летиция помчалась сквозь кусты, схватил ружье за ствол и одним ударом раздробил голый череп стрелка, который уже прыгнул к нему с ножом, чтобы добить. Но в следующий момент Фанфан ощутил удар головы марсельца по своему желудку, и удар этот переломил его пополам, ну а удар в шею окончательно свалил на землю. Потом Фанфан почувствовал, как марселец пинком башмака переворачивает его навзничь и увидел над собой его белобрысую голову с оскаленными зубами.
- Адью, Тюльпан! И распрощайся со своими яйцами. Я их тебе отрежу! Но сделаю это на глазах твоей цыганки! Люблю я такие штуки! Пойду займусь ей, - она наверняка не может грести так быстро, как я умею плавать, понял, говнюк! Ведь я - лучший пловец Старой гавани в Марселе!
Проехавшись острием ножа по фанфановой шее, марселец расхохотался, отвернулся и помчался к пляжу, чудовищно ругаясь на ходу.
Тюльпан оперся здоровой рукой о ствол ближайшего дерева, и кое-как сумел встать. Парижанин, валявшийся у его ног, давно уже отдал Богу душу. В глазах у Фанфана все плыло. Подняв раненную руку, словно пытаясь остановить кровотечение, он спотыкаясь побрел в сторону пляжа, дрожа от ужаса при мысли о том, что марселец и вправду мог оказаться отличным пловцом.
На пляже он прежде всего заметил лодку - та была на месте! Потом увидел марсельца, возвращавшегося назад вне себя от ярости. Схватив Фанфана за волосы, вывернул голову ему так грубо, что Фанфан подумал - шея переломится. Фанфан рухнул назад, а марселец заорал:
- Где она! Где! - и при этом пинал его раз за разом. - Если не скажешь, куда она спряталась, я тебя прикончу!
- Пошел ты к черту, - ответил Тюльпан. - Откуда мне знать? На Корсике места много, а?
Тот замолчал. Глаза Тюльпана заволокла багровая пелена, но он заметил, что марселец что-то замышляет, и только больше испугался.
- А-а, я придумал кое-что получше! - с кривой улыбкой сообщил ему марселец, похваляясь осенившей его идеей. - Ты сам её позовешь! Она где-то неподалеку и услышит!
- Ну и что дальше?
- Я спрячусь, а ты её позовешь - мол, опасность миновала, поскольку ты меня перехитрил, понял?
- Вот еще! Пошел ты!
И тут Фанфан получил такую оплеуху, что искры из глаз посыпались, в ушах зазвенело. Потом из носа потекла кровь.
- Летиция! - орал марселец. - Летиция, кошечка, вернись! Если ты через пять минут не вернешься, я твоему засранцу глотку перережу! - И, сложив руки раструбом, он стал орать это во все стороны.
Тюльпан вскочил так быстро, как смог, и пнул мерзавца в зад, но тот обернулся и ударил его в горло, так что Тюльпан, задохнувшись, снова рухнул наземь. Да, мерзавец умел драться!
- Вернись... а то я ему глотку перережу, - словно в страшном сне Тюльпан слышал его крик, и тут к нему вернулась ясность мысли и в ужасе он понял: "- Она вернется, но меня это не спасет, а этот негодяй её сначала изнасилует, потом убьет!"
И тут он увидел Летицию: та медленно выходила из лесу, правой рукой придерживая на груди разорванное платье.
- Хорошая девочка! - взревел от радости марселец, тоже заметивший Летицию. - Иди сюда, красавица, позабавимся!
- Беги! - кричал Фанфан. - Господи, ты что, не понимаешь!..
- Заткнись! - взбешенный негодяй грубо вдавил ногой его голову в песок.
Летиция боязливо приближалась, и не взирая на загар, было видно, как она бледна и вся тряслась от страха.
- Теперь я покажу твоему сопляку, как это делается! - развеселился марселец и уже начал вновь снимать штаны, на этот раз собираясь успешно завершить дело - но именно поэтому и не успел перехватить нож, который прятала Летиция под платьем и которым проткнула ему горло так быстро, что нож так и остался там торчать.
Марселец рухнул на колени. Зрелище было ужасающим: из его незагорелой шеи ударил кровавый водопад, в горле раздалось бульканье, глаза закатились. Потом он вдруг дугой согнулся вперед, - и умер в позе молящегося араба.
Тюльпан вырвал нож у него из шеи.
- Он нам ещё понадобится рыбу чистить! - сказал он, пытаясь пошутить. Здоровой рукой обнял Летицию за плечи и посильней прижал к себе. Та все ещё дрожала и не открывала глаз.
- Ты храбрая как настоящий мужчина, любовь моя! - сказал он тихо, впервые назвав её так.
- Я тебя так, так люблю! - вздохнула она, и тоже в первый раз сказала о любви.
Любовь! Теперь они оба знали, что любить будут вечно! Обязаны друг другу спасением, обязаны друг другу жизнью, и впредь всегда жизнь одного будет залогом жизни другого!
* * *
Последняя звезда на ночном небе уже начала бледнеть, когда Фанфану стало совсем плохо. Летиция видела, что Фанфан умирает! Лежа в шалаше под одеялом, он бредил, жадно хватая воздух. Летиция то и дело склонялась к его лицу, проверяя, дышит ли он. Тихонько окликала его по имени, но он не отвечал.
Пистолетная пуля порвала мышцы плеча и застряла глубоко в ране. Извлечь её Летиция не сумела и довольствовалась тем, что на рану наложила Фанфану повязку из заботливо подобранных трав и листьев, как учили её дома, и её перевязала остатками убогого своего платья, понимая при этом, что если все так оставить, рана быстро начнет воспаляться и начнется гангрена.
На рассвете она решилась. К Фанфану на время вернулось сознание.
- Мне уже лучше, - слабо улыбнулся он, когда она умывала его и дала напиться.
- Если ты обопрешься на меня, сможешь дойти до лодки? Я пыталась дотащить тебя, но сил не хватило.
- Поплывем ловить рыбу?
- Нет, поплывем в Аяччо!
- Аяччо? Как мы там нализались! - пробурчал он. - А зачем?
- Там найдем врача! Тебе нужен врач, нужна помощь! - под решительностью она пыталась скрыть свое отчаяние. - Я сама ничем помочь не могу! - сердилась она, страдающе заломив руки.
Столь серьезный тон его удивил.
- Что, мои дела так плохи?
- Нет не думаю, но ты потерял много крови и пуля осталась в ране! И у тебя жар!
- Ладно, я согласен на Аяччо! - покорно как ребенок согласился он, чуть живой от слабости.
Только позже, кое-как забравшись в лодку и устроившись на дне, глотнув свежего морского воздуха, он пришел ненадолго в себя и спросил:
- А это далеко?
- Часов четыре-пять, если я смогу грести без отдыха!
- Грести буду я, - заявил он и снова потерял сознание.
Только часов в восемь утра открыл глаза вновь. Где он, что с ним? Ничего не видел, целиком накрыт одеялом, и почувствовал, что дно под ним качается.
- Э! О! - он поднял голову. Увидел Летицию, которая гребла, все ещё гребла, бледная от усталости, пот с неё так и лил. - Ты зачем меня спрятала под одеяло?
- На побережье французские посты, а мы плывем всего в полумиле от берега! Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю. Кажется, я вообще ничего не чувствую. Скоро будем там?
Когда он проснулся снова, было темно. Он ужасно страдал. Рана его Летиция предпочла об этом не говорить - почернела так, что на неё страшно было смотреть, и рука отекла до самого запястья.
Лодка лежала меж двух скал в какой-то маленькой бухточке, в неё бил прибой. Летиция, вне себя от страха, изо всех сил старалась не расплакаться. Не знала, что делать - то ли поскорее выйти на берег - в Аяччо, полном военных, это означало бы выдать французам дезертира - или подождать до глубокой ночи - но ведь каждый уходящий час приближал смерть Фанфана!
Все-таки Летиция решила подождать, - она больше верила в телесную крепость Фанфана, чем в милосердие французов.
Около полуночи нос лодки зарылся в песок небольшой полоски пляжа в паре сотен метров от причала, где стояли французские корабли. Над пляжем в глубокой тьме просматривались беленые стены домов. Луны не было. Могут в этот час в глухом, молчащем городе быть французские патрули?
Впервые за те долгие-предолгие часы, когда она гребла и плакала, плакала и гребла, Летиция почувствовала, как отходит у неё сердце: неподалеку, всего в какой-то сотне метров она увидела дом своего кузена Аурелия Мути - сына старшей сестры её матери, последнего оставшегося в живых члена их семьи.
Хирург Аурелио Мути, самый видный член их семьи! Вот кто спасет Фанфана! И найдет где его спрятать, потому что хирург Аурелио Мути не какой-нибудь предатель, что прислуживает французам и способен выдать дезертира! Именно Аурелио Мути привез на Корсику Паскуалини - того самого, что так и не нашел полковник де Рампоно.
Аурелио Мути был главой организации, приготовившейся показать войскам Людовика XVI, что они в Аяччо - нежеланные гости!
* * *
По уклону Летиция поднималась не спеша, - хоть безумная любовь к Фанфану и страх за него, да и возраст заставляли её спешить, но врожденная осторожность требовала вести себя тихо и незаметно, чтоб при случае французские патрули могли принять её за случайную прохожую.
"- Ведь в конце концов, я только девушка, - убеждала она себя, - а кто станет стрелять в девушку?"
"- Только разве я и вправду просто девушка? - спрашивала она себя, ловко ступая по каменному склону. - Девушки никого не убивают из любви рискуя угодить в ад!"
Тут Летиция перекрестилась.
"- Дева Мария, - шутливо взмолилась она, - если можно было поступить иначе, ты должна была мне подсказать как и что делать! Попроси Господа, умоляю тебя, чтобы он это понял!"
Дом Аурелио Мути был темен и тих, словно вымер, но Летиция знала от своего отца все условные знаки заговорщиков. Подойдя к двери она тихонько свистнула - так, что уже метрах в двадцати этот свист никто бы не услышал! Потом досчитала до трех и свистнула снова тем же образом. Потом ждала целую минуту, прежде чем восемь раз стукнуть в дверь. Потом ещё раз - и подождала, дважды - снова подождала, и ещё раз - последний.
Дверь тихо отворилась, но лишь на цепочку.
- Хорошо клевало? - спросил чей-то голос. Это был пароль. А ответить нужно было так, как Летиция:
- Клев всегда хорош, когда нет луны.
Тут Летиция услышала, как цепочку снимают, двери перед ней распахнулись настежь, за плечо схватила сильная рука и стремительно втащила внутрь, и голос победно заявил:
- Так, ещё один, начальник, - на этот раз девушка!
* * *
Можно себе представить ужас и отчаяние, охватившие Летицию! В миг, когда она решила, что достигла цели, после столь мучительного напряжения сил - и попасть в ловушку! В миг, когда она уже решила, что Фанфан спасен, - погибла сама! Если промолчит о нем - Фанфан так и погибнет в лодке; если скажет, где он - того схватят и непременно расстреляют! На что решиться? И одно, и другое может погубить их обоих!
Летиция огляделась вокруг - комната полна была разбросанных вещей, как это всегда бывает при обысках. Из соседней комнаты появился слабый свет масляная лампа очутилась на столе, осветив все вокруг своим неверным светом, бросая на стены и потолок призрачные тени.
- Ну? - спросил человек, принесший лампу. - Ты из их
- 329 - семьи? Родственница? Родственница Аурелио Мути? Или принесла сообщение?
Это был громадный тип, истинный колосс, но не выглядел ни зловеще, ни коварно - скорее лицо его казалось равнодушным, было ли это настоящее или притворное равнодушие - но равнодушие того, кто привык слушать других.
"- Он не военный, он полицейский", - подумала Летиция.
На колоссе был черный редингот и сапоги с отворотами выше колен.
- Надо же, в твоем возрасте! - он пожал плечами. - Зачем ты с ними связалась?
- Отвести её в канцелярию префекта, начальник? - спросил второй, тот, кто открыл ей дверь и втащил в дом.
- Аурелио Мути арестован, - сообщил гигант, не обращая на него внимания. - Зачем ты здесь?
Взяв лампу, поднес её Летиции к самому носу, потом постепенно осветил все её тело и ноги.
- О, да ты хорошенькая! - насмешливо заметил он. - Но ты плачешь?
Да, Летиция плакала, а теперь она услышала саму себя, как несчастно и отчаянно, ибо её приводило в отчаяние неумолимо убегавшее время - умоляя:
- Мсье, делайте со мной что хотите, я не буду кричать, я не буду защищаться, но...
- Она сама мне предлагает! - колосс гулко расхохотался. - Если я правильно понял, она сама набивается! Но что за "но"?
Летиция упала на колени, обвила руками ноги гиганта и отчаянно разрыдалась.
- Мсье, мой жених умирает, он тяжело ранен! Я пришла сюда просить доктора Мути о помощи! Помогите мне спасти его, а я буду принадлежать вам!
- Он что, из тех разгромленных бунтарей?
- Нет... да... нет! - смешалась Летиция, понимая, что сочтут Фанфана повстанцем или дезертиром - расстрела ему не миновать.
- Ну ладно, с тобой мы разберемся потом, - сказал гигант. - Где он?
- На пляже... в лодке... рядом... но обещайте мне...
- Иди взгляни, Лепик! - велел гигант, и когда Лепик ушел, спросил Летицию: - Что я тебе должен обещать?
- Не знаю, мсье, - и она расплакалась ещё пуще.
- А, догадался! Я должен тебя как-то выручить, да? Но у меня нет таких полномочий - выручать террористов!
- Он француз, - сообщил вернувшийся Лепик. - На нем солдатские штаны и, похоже, он на последнем издыхании.
- Оставайся здесь и ни с места! - велел Летиции гигант. - Пойдем, Лепик!
Двери остались открытыми, и Летиция через несколько минут увидела, как они несут Фанфана. Войдя в комнату, где несмотря на разгром уцелела застеленная кровать, положили его туда. Летиция смотрела на них не дыша, с одной стороны её охватил страх, с другой - надежда, которую вызвало мирное поведение гиганта и прежде всего то, с какой неожиданной для его огромных лап ловкостью он развязывает повязку на груди Фанфана.
- Посвяти ближе! Дерьмо, пуля осталась в ране и началась гангрена!
Сказав это, он взглянул Фанфану в лицо, и Летиции показалось, что у неё остановилось сердце - она заметила, как колосс вдруг умолк, как он внимательно изучает посиневшее лицо Фанфана со сжатыми челюстями. Гигант приподнял пальцем одно веко, потом второе, потом как-то странно взглянул на Летицию:
- Как его зовут?
- Фанфан, - ответила она. - Фанфан-Тюльпан!
- Лепик, давай за Трабаном, и живо! Префекту ни слова! Это дело по нашей части! И Трабан пусть тоже помалкивает!
- Слушаюсь начальник!
Хирург Трабан оперировал Фанфана следующие полчаса. У него были хорошие инструменты, чистые бинты, уксус, спирт и всевозможные мази. Молчаливый человечек выглядел нелюдимым, но работал быстро и уверенно.
- Примерно через час он придет в себя, - сказал он, собираясь уходить. - Жар спадает. В рапорте не упоминать?
- Никаких рапортов.
- Это дела секретной службы?
- Вот именно!
Летиция меж тем во время операции уснула, поскольку силы её были буквально исчерпаны пережитым, и пробудилась в тот самый миг, когда эти двое мужчин вели между собой непонятный для неё диалог, но не отважилась спросить, что это значит. Ей показалось, что гигант теперь смотрит на неё поласковее. Ведь он Фанфана спас и, похоже, не собирался выдавать его как дезертира! Ведь запретил же он докладывать префекту! Умирая от страха, но с чувством благородной женственности Летиция на манер античной римлянки уже готова была сдержать свое слово, но похоже, гигант о нем и думать забыл. Непрерывно дымя трубкой, расхаживал по комнате взад-вперед и временами тихо смеялся, что делало ситуацию в глазах Летиции ещё загадочней.
Лепик, отсутствовавший около часа, вернулся, сообщив, что в шесть часов все будет готово к отплытию.
- Хорошо. Перенесем его, пока темно. На патрули плевать, но можно нарваться на какого-нибудь капитана, который не любит тайных агентов, и начнутся объяснения!
- Перенести его? - спросила Летиция. - Но куда?
- Мы переправим его во Францию!
- Во Францию? Зачем?
То, что сказал потом гигант, было ужасным:
- Там есть специальная служба, которой поручено разобраться в причинах и организации восстания, и которая занимается теми, в ком подозревает зачинщиков мятежа - включая французов, перешедших на сторону противника... Обычно это кончается виселицей!
Эта ужасная новость, пусть даже высказанная с добродушной иронией, Летицию просто убила.
- Но... но он же никакой не зачинщик, и вовсе не переходил на сторону противника! - воскликнула она.
- Официально - да!
- И кто же так решил?
- Я! - заявил гигант со своим грозным медвежьим смехом. - И вы поймете почему!
- Что я должна понять, что вы хотите дать его повесить?
- Нет, что я не хочу, чтобы его повесили, мадам!
Мадам! Он ей сказал "мадам"! И притом, в знак уважения снял свою треуголку! И ещё добавил: - Надеюсь, вы не страдаете морской болезнью?
- Вы собираетесь увезти и меня? Как шпионку?
- Как невесту! - рявкнул гигант.
* * *
Бриг уже два часа мчался на всех парусах, подгоняемый сильным ветром. Фанфан пришел в себя и Летиция подробнейшим образом изложила ему все события этой ночи, а когда гигант, деликатно постучав, вошел в каюту, Летиция, показывая на него, закончила свой рассказ:
- А это наше провидение, любовь моя!
- Ну нет! Черт побери! - воскликнул Фанфан и покатился со смеху:
- Это же Картуш!. 5.
Это было самое удивительное плавание всех времен! На борту брига, чей корпус скрипел, рассекая волны, под парусами, трепетавшими на свежем ветру, такелаж дрожал, гудел и пел как струны, по искрящейся глади моря, за которым была Франция! И официальное обещание Картуша позаботиться о них и как он сам сказал - куда-нибудь Фанфана пристроить, но, разумеется, не в армию! Нет, только не в армию! Ею Фанфан-Тюльпан был сыт по горло! Нет, нужно было что-нибудь получше! Но, как бы там ни было, время для этого ещё не пришло и главное было, что он жив, поправлялся, смеялся, мог есть и пить!
И все это сопровождалось множеством воспоминаний о детстве, о рю Сен-Дени, о кварталах вокруг Бастилии и даже о мерзавце Пастенаке. Картуш до того, как стать тайным агентом, оттрубил два года на каторге в Тулоне. Да, сорока восьми часов им не хватило, чтобы как следует отметить эту историческую встречу.
А бриг, между, тем плыл навстречу их будущему, которого никто из них не знал, к невидимой черной звезде, осенявшей их судьбу... Но они пока только смеялись!
На борту брига было десять человек: Тюльпан, Картуш, Лепик, капитан Туан, боцман Яннак и пять человек экипажа. И ещё Летиция! Тюльпан, с каждым часом чувствуя себя все лучше, расхаживал по палубе, опершись на Летицию, и Летиция мечтательно говорила:
- Франция... Франция...
А Фанфан у неё спрашивал: - Будешь ли ты во Франции счастлива?
- Где угодно, лишь бы с тобой!
А вот и Картуш появляется с бутылкой вина лучших сортов, поскольку Картуш им нелегально приторговывает! И так в открытом море они наслаждаются дружбой, любовью, счастьем и морским бризом. Наслаждаются жизнью! И при этом приближаются к черной звезде своих судеб! Но кто бы думал о судьбе в объятиях Летиции? Кто бы мог подумать, что судьба их уже отмечена этой черной звездой? А Тюльпан не выпускал Летицию из объятий все ночи и большую часть дня!
- Я хочу быть твоей, любовь моя!
- Но я хочу, чтоб мы с тобой вначале поженились!
- Ласкай меня! Люби меня!
Безумная и болезненная роскошь ласк, которые никогда не доходили до конца, мучительное наслаждение из уважения к обожаемой им женщине. Фанфан не хотел от неё всего, она была иной, совсем не такой, как те, с кем он привык заниматься любовью - те были уже далеко в прошлом! Летиция иная, его героиня божественна и безупречна!
Фанфан готов был разрыдаться при мысли, как его любит Летиция! Да, скоро он действительно будет плакать, и как ещё плакать, но совсем по другому поводу! Ведь уже совсем скоро суждено ему погрузиться в ледяную тьму и лишиться возможности срывать цветы жизни - но он не видит, как близится несчастье! Их бриг несется прямо навстречу беде, и никто не знает, что ждет их за стеной тумана!
Плывут они уже третий день, когда в шесть вечера в лучах заходящего солнца, золотящего его пушки, появляется английский фрегат, и до него не больше двух кабельтовых!
* * *
Над морем, как отзвук далекой грозы, разнесся предупредительный выстрел. Минутой позже Тюльпан и Летиция, покинув каюту, были уже на палубе.
- Что происходит? - спросил Тюльпан боцмана Яннака.
- Вот что! - бросил тот, ткнув чубуком своей трубки в сторону фрегата, от которого как раз отчалила шлюпка, направляясь к ним. На носу шлюпки стоял вооруженный офицер.
- Что это значит? Что им нужно? - спрашивала Летиция, уцепившись за здоровую руку Фанфана.
- Это англичане! Не бойся, милая!
Фанфан при этом сам был неспокоен и оглянулся, ища Картуша. Увидел того на юте, отчаянно жестикулировавшего перед носом капитана Туана, который только разводил руками. Слышно было, что оба кричат, но в чем дело - непонятно.
- Возможно захотят забрать наш груз, или весь корабль, а может и всех нас, - заявил Яннак на вопрос Летиции.
Команда брига уже лезла по вантам и реям и спускала паруса. Именно это было причиной столь резкого обмена мнениями между Картушем и капитаном Туаном - Тюльпан с Летицией поняли это, когда прошли на корму.
- Как вам только в голову пришло их послушаться! - орал Картуш, побагровев от ярости. - Можно же было развернуться и скрыться в тумане! Прежде чем они нас догнали, уже стемнело бы и мы вполне могли скрыться!
- У них тридцать орудий, - возразил Туан, чувствуя, что задета его честь. - Вы думаете, можно уйти с тридцатью пробоинами в корме?
- Не бойтесь, ваш зад бы никто не тронул!
- Это все только слова, - отвел капитан доводы Картуша. - Англичане никогда не бьют по корме - они бьют по мачтам - как бы мы могли уйти без мачт? И тут командуете вы, или я?
Картуш фыркал от злости, как кот. Оставив капитана в покое, он сбежал вниз, ухватив по дороге Тюльпана:
- Пойдем со мной! Быстро! Англичане будут на борту через десять минут!
Картуш и Тюльпан спустились на нижнюю палубу, Летиция с перехваченным от испуга горлом последовала за ними. Там они встретили Лепика, который до того спал и только от них услышал новость.
- Лепик! - Картуш торжественно положил ему руку на плечо. - Мне нужно выиграть немного времени, сам знаешь почему!
- Да, начальник!
- Вооружись, вооружи Галлуа и Вибера. Постарайся задержать англичан на палубе так долго, как получится. Говори с ними, спорь, уговаривай. Если попытаются сразу проникнуть на палубу - всыпь им!
- Да, начальник! - ответил Лепик, убегая.
- Ну ты и псих! - воскликнул Тюльпан. - Они всех нас перебьют! Что это значит?
- Перебьют всех? Почему, не всех. Некоторым придется погибнуть, - на войне как на войне, - но резни не будет. Это же не берберийские пираты, а цивилизованные воины! Если кто и будет принесен в жертву, так Вибер, Галлуа и Лепик!
- Лепик - возможно, но почему ты думаешь, что матросы ему подчинятся? Ради его прекрасных глаз?
- Они не матросы, - ответил Картуш. - Это мои люди. Пошли, пошли со мной, жених и невеста!
Картуш пинком распахнул дверь каюты, пропустил их внутрь, закрыл за собой дверь на ключ - а потом проделал нечто непонятное: открыл иллюминатор и выбросил ключ в море!
Однажды утром, когда Фанфан закинул в море одну из тех немногих удочек, что у них оставались, он вдруг почувствовал странное беспокойство, причину которого сразу определить не мог, - но тут же понял, что насторожила его тишина!
Летиция незадолго до этого как обычно ушла в лес, чтобы набрать каких-нибудь ягод, проверить силки и набрать воды из ручейка, журчавшего неподалеку в траве. Она никогда не уходила далеко, обычно Фанфан слышал, как она напевает. А напевала Летиция всегда.
- Так ты знаешь, что я думаю о тебе, ведь я пою только песни про любовь.
Фанфан вскочил: почему молчит Летиция? Собрался уже позвать её, но инстинкт подсказал не делать этого. Побежал к шалашу взять ружье. Уже углубившись в лес, услышал сдавленный крик. Мчась сквозь кусты, он стал кричать:
- Летиция! Летиция, я уже иду!
У ручейка он увидал Летицию, отчаянно отбивающуюся от двух мужчин, уже успевших сорвать с неё платье. Один зажал рукой ей рот, чтоб не могла кричать, другой, уже спустив штаны, держал за ноги...
Крик Фанфана их насторожил, и когда тот вылез из кустов, Летиция сумела вырваться и откатиться к его ногам.
Фанфан, держа обоих под прицелом, велел Летиции:
- Спрячься за меня! - И тут крикнул нападавшим: - Ни с места, или буду стрелять!
При этом сам Фанфан прекрасно знал, что блефует - по дороге успел убедиться, что от морского воздуха замок его ружья заржавел и перестал действовать.
Нападавшими были французские солдаты, - дезертировавшие вроде него, или сбежавшие прямо с поля боя. На них были ещё остатки формы, но лица уже заросли густой щетиной. У одного были светлые волосы и брови, другой почти что лыс.
- Смотри-ка, - сказал блондин, показывая на штаны Тюльпана. - Еще один французский герой!
У него был марсельский выговор.
- Ты что, её сторожишь? - спросил он с гадкой ухмылкой и с какой-то опасной уверенностью в себе, словно не замечая наведенного на него ружья. Фанфан вздрогнул: этот тип что-то задумал! Они вооружены? Да! Правда, ружья лежали метрах в трех от них на траве. Тут вмешался второй солдат. Он был чистокровный парижанин - говорил так, словно у него чирей на языке:
- Эй, не делай глупостей из-за этой цыганки!
И вдруг словно гром среди ясного неба - парижанин выхватил из-под куртки длинный кавалерийский пистолет и выстрелил!
Летиция вскрикнула от ужаса и зарыдала, Тюльпан вдруг ощутил боль, ужасную боль в левом плече! Кровь потекла по всей руке. Он отчаянно закричал:
- Летиция, беги! К лодке!
Потом услышал, как Летиция помчалась сквозь кусты, схватил ружье за ствол и одним ударом раздробил голый череп стрелка, который уже прыгнул к нему с ножом, чтобы добить. Но в следующий момент Фанфан ощутил удар головы марсельца по своему желудку, и удар этот переломил его пополам, ну а удар в шею окончательно свалил на землю. Потом Фанфан почувствовал, как марселец пинком башмака переворачивает его навзничь и увидел над собой его белобрысую голову с оскаленными зубами.
- Адью, Тюльпан! И распрощайся со своими яйцами. Я их тебе отрежу! Но сделаю это на глазах твоей цыганки! Люблю я такие штуки! Пойду займусь ей, - она наверняка не может грести так быстро, как я умею плавать, понял, говнюк! Ведь я - лучший пловец Старой гавани в Марселе!
Проехавшись острием ножа по фанфановой шее, марселец расхохотался, отвернулся и помчался к пляжу, чудовищно ругаясь на ходу.
Тюльпан оперся здоровой рукой о ствол ближайшего дерева, и кое-как сумел встать. Парижанин, валявшийся у его ног, давно уже отдал Богу душу. В глазах у Фанфана все плыло. Подняв раненную руку, словно пытаясь остановить кровотечение, он спотыкаясь побрел в сторону пляжа, дрожа от ужаса при мысли о том, что марселец и вправду мог оказаться отличным пловцом.
На пляже он прежде всего заметил лодку - та была на месте! Потом увидел марсельца, возвращавшегося назад вне себя от ярости. Схватив Фанфана за волосы, вывернул голову ему так грубо, что Фанфан подумал - шея переломится. Фанфан рухнул назад, а марселец заорал:
- Где она! Где! - и при этом пинал его раз за разом. - Если не скажешь, куда она спряталась, я тебя прикончу!
- Пошел ты к черту, - ответил Тюльпан. - Откуда мне знать? На Корсике места много, а?
Тот замолчал. Глаза Тюльпана заволокла багровая пелена, но он заметил, что марселец что-то замышляет, и только больше испугался.
- А-а, я придумал кое-что получше! - с кривой улыбкой сообщил ему марселец, похваляясь осенившей его идеей. - Ты сам её позовешь! Она где-то неподалеку и услышит!
- Ну и что дальше?
- Я спрячусь, а ты её позовешь - мол, опасность миновала, поскольку ты меня перехитрил, понял?
- Вот еще! Пошел ты!
И тут Фанфан получил такую оплеуху, что искры из глаз посыпались, в ушах зазвенело. Потом из носа потекла кровь.
- Летиция! - орал марселец. - Летиция, кошечка, вернись! Если ты через пять минут не вернешься, я твоему засранцу глотку перережу! - И, сложив руки раструбом, он стал орать это во все стороны.
Тюльпан вскочил так быстро, как смог, и пнул мерзавца в зад, но тот обернулся и ударил его в горло, так что Тюльпан, задохнувшись, снова рухнул наземь. Да, мерзавец умел драться!
- Вернись... а то я ему глотку перережу, - словно в страшном сне Тюльпан слышал его крик, и тут к нему вернулась ясность мысли и в ужасе он понял: "- Она вернется, но меня это не спасет, а этот негодяй её сначала изнасилует, потом убьет!"
И тут он увидел Летицию: та медленно выходила из лесу, правой рукой придерживая на груди разорванное платье.
- Хорошая девочка! - взревел от радости марселец, тоже заметивший Летицию. - Иди сюда, красавица, позабавимся!
- Беги! - кричал Фанфан. - Господи, ты что, не понимаешь!..
- Заткнись! - взбешенный негодяй грубо вдавил ногой его голову в песок.
Летиция боязливо приближалась, и не взирая на загар, было видно, как она бледна и вся тряслась от страха.
- Теперь я покажу твоему сопляку, как это делается! - развеселился марселец и уже начал вновь снимать штаны, на этот раз собираясь успешно завершить дело - но именно поэтому и не успел перехватить нож, который прятала Летиция под платьем и которым проткнула ему горло так быстро, что нож так и остался там торчать.
Марселец рухнул на колени. Зрелище было ужасающим: из его незагорелой шеи ударил кровавый водопад, в горле раздалось бульканье, глаза закатились. Потом он вдруг дугой согнулся вперед, - и умер в позе молящегося араба.
Тюльпан вырвал нож у него из шеи.
- Он нам ещё понадобится рыбу чистить! - сказал он, пытаясь пошутить. Здоровой рукой обнял Летицию за плечи и посильней прижал к себе. Та все ещё дрожала и не открывала глаз.
- Ты храбрая как настоящий мужчина, любовь моя! - сказал он тихо, впервые назвав её так.
- Я тебя так, так люблю! - вздохнула она, и тоже в первый раз сказала о любви.
Любовь! Теперь они оба знали, что любить будут вечно! Обязаны друг другу спасением, обязаны друг другу жизнью, и впредь всегда жизнь одного будет залогом жизни другого!
* * *
Последняя звезда на ночном небе уже начала бледнеть, когда Фанфану стало совсем плохо. Летиция видела, что Фанфан умирает! Лежа в шалаше под одеялом, он бредил, жадно хватая воздух. Летиция то и дело склонялась к его лицу, проверяя, дышит ли он. Тихонько окликала его по имени, но он не отвечал.
Пистолетная пуля порвала мышцы плеча и застряла глубоко в ране. Извлечь её Летиция не сумела и довольствовалась тем, что на рану наложила Фанфану повязку из заботливо подобранных трав и листьев, как учили её дома, и её перевязала остатками убогого своего платья, понимая при этом, что если все так оставить, рана быстро начнет воспаляться и начнется гангрена.
На рассвете она решилась. К Фанфану на время вернулось сознание.
- Мне уже лучше, - слабо улыбнулся он, когда она умывала его и дала напиться.
- Если ты обопрешься на меня, сможешь дойти до лодки? Я пыталась дотащить тебя, но сил не хватило.
- Поплывем ловить рыбу?
- Нет, поплывем в Аяччо!
- Аяччо? Как мы там нализались! - пробурчал он. - А зачем?
- Там найдем врача! Тебе нужен врач, нужна помощь! - под решительностью она пыталась скрыть свое отчаяние. - Я сама ничем помочь не могу! - сердилась она, страдающе заломив руки.
Столь серьезный тон его удивил.
- Что, мои дела так плохи?
- Нет не думаю, но ты потерял много крови и пуля осталась в ране! И у тебя жар!
- Ладно, я согласен на Аяччо! - покорно как ребенок согласился он, чуть живой от слабости.
Только позже, кое-как забравшись в лодку и устроившись на дне, глотнув свежего морского воздуха, он пришел ненадолго в себя и спросил:
- А это далеко?
- Часов четыре-пять, если я смогу грести без отдыха!
- Грести буду я, - заявил он и снова потерял сознание.
Только часов в восемь утра открыл глаза вновь. Где он, что с ним? Ничего не видел, целиком накрыт одеялом, и почувствовал, что дно под ним качается.
- Э! О! - он поднял голову. Увидел Летицию, которая гребла, все ещё гребла, бледная от усталости, пот с неё так и лил. - Ты зачем меня спрятала под одеяло?
- На побережье французские посты, а мы плывем всего в полумиле от берега! Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю. Кажется, я вообще ничего не чувствую. Скоро будем там?
Когда он проснулся снова, было темно. Он ужасно страдал. Рана его Летиция предпочла об этом не говорить - почернела так, что на неё страшно было смотреть, и рука отекла до самого запястья.
Лодка лежала меж двух скал в какой-то маленькой бухточке, в неё бил прибой. Летиция, вне себя от страха, изо всех сил старалась не расплакаться. Не знала, что делать - то ли поскорее выйти на берег - в Аяччо, полном военных, это означало бы выдать французам дезертира - или подождать до глубокой ночи - но ведь каждый уходящий час приближал смерть Фанфана!
Все-таки Летиция решила подождать, - она больше верила в телесную крепость Фанфана, чем в милосердие французов.
Около полуночи нос лодки зарылся в песок небольшой полоски пляжа в паре сотен метров от причала, где стояли французские корабли. Над пляжем в глубокой тьме просматривались беленые стены домов. Луны не было. Могут в этот час в глухом, молчащем городе быть французские патрули?
Впервые за те долгие-предолгие часы, когда она гребла и плакала, плакала и гребла, Летиция почувствовала, как отходит у неё сердце: неподалеку, всего в какой-то сотне метров она увидела дом своего кузена Аурелия Мути - сына старшей сестры её матери, последнего оставшегося в живых члена их семьи.
Хирург Аурелио Мути, самый видный член их семьи! Вот кто спасет Фанфана! И найдет где его спрятать, потому что хирург Аурелио Мути не какой-нибудь предатель, что прислуживает французам и способен выдать дезертира! Именно Аурелио Мути привез на Корсику Паскуалини - того самого, что так и не нашел полковник де Рампоно.
Аурелио Мути был главой организации, приготовившейся показать войскам Людовика XVI, что они в Аяччо - нежеланные гости!
* * *
По уклону Летиция поднималась не спеша, - хоть безумная любовь к Фанфану и страх за него, да и возраст заставляли её спешить, но врожденная осторожность требовала вести себя тихо и незаметно, чтоб при случае французские патрули могли принять её за случайную прохожую.
"- Ведь в конце концов, я только девушка, - убеждала она себя, - а кто станет стрелять в девушку?"
"- Только разве я и вправду просто девушка? - спрашивала она себя, ловко ступая по каменному склону. - Девушки никого не убивают из любви рискуя угодить в ад!"
Тут Летиция перекрестилась.
"- Дева Мария, - шутливо взмолилась она, - если можно было поступить иначе, ты должна была мне подсказать как и что делать! Попроси Господа, умоляю тебя, чтобы он это понял!"
Дом Аурелио Мути был темен и тих, словно вымер, но Летиция знала от своего отца все условные знаки заговорщиков. Подойдя к двери она тихонько свистнула - так, что уже метрах в двадцати этот свист никто бы не услышал! Потом досчитала до трех и свистнула снова тем же образом. Потом ждала целую минуту, прежде чем восемь раз стукнуть в дверь. Потом ещё раз - и подождала, дважды - снова подождала, и ещё раз - последний.
Дверь тихо отворилась, но лишь на цепочку.
- Хорошо клевало? - спросил чей-то голос. Это был пароль. А ответить нужно было так, как Летиция:
- Клев всегда хорош, когда нет луны.
Тут Летиция услышала, как цепочку снимают, двери перед ней распахнулись настежь, за плечо схватила сильная рука и стремительно втащила внутрь, и голос победно заявил:
- Так, ещё один, начальник, - на этот раз девушка!
* * *
Можно себе представить ужас и отчаяние, охватившие Летицию! В миг, когда она решила, что достигла цели, после столь мучительного напряжения сил - и попасть в ловушку! В миг, когда она уже решила, что Фанфан спасен, - погибла сама! Если промолчит о нем - Фанфан так и погибнет в лодке; если скажет, где он - того схватят и непременно расстреляют! На что решиться? И одно, и другое может погубить их обоих!
Летиция огляделась вокруг - комната полна была разбросанных вещей, как это всегда бывает при обысках. Из соседней комнаты появился слабый свет масляная лампа очутилась на столе, осветив все вокруг своим неверным светом, бросая на стены и потолок призрачные тени.
- Ну? - спросил человек, принесший лампу. - Ты из их
- 329 - семьи? Родственница? Родственница Аурелио Мути? Или принесла сообщение?
Это был громадный тип, истинный колосс, но не выглядел ни зловеще, ни коварно - скорее лицо его казалось равнодушным, было ли это настоящее или притворное равнодушие - но равнодушие того, кто привык слушать других.
"- Он не военный, он полицейский", - подумала Летиция.
На колоссе был черный редингот и сапоги с отворотами выше колен.
- Надо же, в твоем возрасте! - он пожал плечами. - Зачем ты с ними связалась?
- Отвести её в канцелярию префекта, начальник? - спросил второй, тот, кто открыл ей дверь и втащил в дом.
- Аурелио Мути арестован, - сообщил гигант, не обращая на него внимания. - Зачем ты здесь?
Взяв лампу, поднес её Летиции к самому носу, потом постепенно осветил все её тело и ноги.
- О, да ты хорошенькая! - насмешливо заметил он. - Но ты плачешь?
Да, Летиция плакала, а теперь она услышала саму себя, как несчастно и отчаянно, ибо её приводило в отчаяние неумолимо убегавшее время - умоляя:
- Мсье, делайте со мной что хотите, я не буду кричать, я не буду защищаться, но...
- Она сама мне предлагает! - колосс гулко расхохотался. - Если я правильно понял, она сама набивается! Но что за "но"?
Летиция упала на колени, обвила руками ноги гиганта и отчаянно разрыдалась.
- Мсье, мой жених умирает, он тяжело ранен! Я пришла сюда просить доктора Мути о помощи! Помогите мне спасти его, а я буду принадлежать вам!
- Он что, из тех разгромленных бунтарей?
- Нет... да... нет! - смешалась Летиция, понимая, что сочтут Фанфана повстанцем или дезертиром - расстрела ему не миновать.
- Ну ладно, с тобой мы разберемся потом, - сказал гигант. - Где он?
- На пляже... в лодке... рядом... но обещайте мне...
- Иди взгляни, Лепик! - велел гигант, и когда Лепик ушел, спросил Летицию: - Что я тебе должен обещать?
- Не знаю, мсье, - и она расплакалась ещё пуще.
- А, догадался! Я должен тебя как-то выручить, да? Но у меня нет таких полномочий - выручать террористов!
- Он француз, - сообщил вернувшийся Лепик. - На нем солдатские штаны и, похоже, он на последнем издыхании.
- Оставайся здесь и ни с места! - велел Летиции гигант. - Пойдем, Лепик!
Двери остались открытыми, и Летиция через несколько минут увидела, как они несут Фанфана. Войдя в комнату, где несмотря на разгром уцелела застеленная кровать, положили его туда. Летиция смотрела на них не дыша, с одной стороны её охватил страх, с другой - надежда, которую вызвало мирное поведение гиганта и прежде всего то, с какой неожиданной для его огромных лап ловкостью он развязывает повязку на груди Фанфана.
- Посвяти ближе! Дерьмо, пуля осталась в ране и началась гангрена!
Сказав это, он взглянул Фанфану в лицо, и Летиции показалось, что у неё остановилось сердце - она заметила, как колосс вдруг умолк, как он внимательно изучает посиневшее лицо Фанфана со сжатыми челюстями. Гигант приподнял пальцем одно веко, потом второе, потом как-то странно взглянул на Летицию:
- Как его зовут?
- Фанфан, - ответила она. - Фанфан-Тюльпан!
- Лепик, давай за Трабаном, и живо! Префекту ни слова! Это дело по нашей части! И Трабан пусть тоже помалкивает!
- Слушаюсь начальник!
Хирург Трабан оперировал Фанфана следующие полчаса. У него были хорошие инструменты, чистые бинты, уксус, спирт и всевозможные мази. Молчаливый человечек выглядел нелюдимым, но работал быстро и уверенно.
- Примерно через час он придет в себя, - сказал он, собираясь уходить. - Жар спадает. В рапорте не упоминать?
- Никаких рапортов.
- Это дела секретной службы?
- Вот именно!
Летиция меж тем во время операции уснула, поскольку силы её были буквально исчерпаны пережитым, и пробудилась в тот самый миг, когда эти двое мужчин вели между собой непонятный для неё диалог, но не отважилась спросить, что это значит. Ей показалось, что гигант теперь смотрит на неё поласковее. Ведь он Фанфана спас и, похоже, не собирался выдавать его как дезертира! Ведь запретил же он докладывать префекту! Умирая от страха, но с чувством благородной женственности Летиция на манер античной римлянки уже готова была сдержать свое слово, но похоже, гигант о нем и думать забыл. Непрерывно дымя трубкой, расхаживал по комнате взад-вперед и временами тихо смеялся, что делало ситуацию в глазах Летиции ещё загадочней.
Лепик, отсутствовавший около часа, вернулся, сообщив, что в шесть часов все будет готово к отплытию.
- Хорошо. Перенесем его, пока темно. На патрули плевать, но можно нарваться на какого-нибудь капитана, который не любит тайных агентов, и начнутся объяснения!
- Перенести его? - спросила Летиция. - Но куда?
- Мы переправим его во Францию!
- Во Францию? Зачем?
То, что сказал потом гигант, было ужасным:
- Там есть специальная служба, которой поручено разобраться в причинах и организации восстания, и которая занимается теми, в ком подозревает зачинщиков мятежа - включая французов, перешедших на сторону противника... Обычно это кончается виселицей!
Эта ужасная новость, пусть даже высказанная с добродушной иронией, Летицию просто убила.
- Но... но он же никакой не зачинщик, и вовсе не переходил на сторону противника! - воскликнула она.
- Официально - да!
- И кто же так решил?
- Я! - заявил гигант со своим грозным медвежьим смехом. - И вы поймете почему!
- Что я должна понять, что вы хотите дать его повесить?
- Нет, что я не хочу, чтобы его повесили, мадам!
Мадам! Он ей сказал "мадам"! И притом, в знак уважения снял свою треуголку! И ещё добавил: - Надеюсь, вы не страдаете морской болезнью?
- Вы собираетесь увезти и меня? Как шпионку?
- Как невесту! - рявкнул гигант.
* * *
Бриг уже два часа мчался на всех парусах, подгоняемый сильным ветром. Фанфан пришел в себя и Летиция подробнейшим образом изложила ему все события этой ночи, а когда гигант, деликатно постучав, вошел в каюту, Летиция, показывая на него, закончила свой рассказ:
- А это наше провидение, любовь моя!
- Ну нет! Черт побери! - воскликнул Фанфан и покатился со смеху:
- Это же Картуш!. 5.
Это было самое удивительное плавание всех времен! На борту брига, чей корпус скрипел, рассекая волны, под парусами, трепетавшими на свежем ветру, такелаж дрожал, гудел и пел как струны, по искрящейся глади моря, за которым была Франция! И официальное обещание Картуша позаботиться о них и как он сам сказал - куда-нибудь Фанфана пристроить, но, разумеется, не в армию! Нет, только не в армию! Ею Фанфан-Тюльпан был сыт по горло! Нет, нужно было что-нибудь получше! Но, как бы там ни было, время для этого ещё не пришло и главное было, что он жив, поправлялся, смеялся, мог есть и пить!
И все это сопровождалось множеством воспоминаний о детстве, о рю Сен-Дени, о кварталах вокруг Бастилии и даже о мерзавце Пастенаке. Картуш до того, как стать тайным агентом, оттрубил два года на каторге в Тулоне. Да, сорока восьми часов им не хватило, чтобы как следует отметить эту историческую встречу.
А бриг, между, тем плыл навстречу их будущему, которого никто из них не знал, к невидимой черной звезде, осенявшей их судьбу... Но они пока только смеялись!
На борту брига было десять человек: Тюльпан, Картуш, Лепик, капитан Туан, боцман Яннак и пять человек экипажа. И ещё Летиция! Тюльпан, с каждым часом чувствуя себя все лучше, расхаживал по палубе, опершись на Летицию, и Летиция мечтательно говорила:
- Франция... Франция...
А Фанфан у неё спрашивал: - Будешь ли ты во Франции счастлива?
- Где угодно, лишь бы с тобой!
А вот и Картуш появляется с бутылкой вина лучших сортов, поскольку Картуш им нелегально приторговывает! И так в открытом море они наслаждаются дружбой, любовью, счастьем и морским бризом. Наслаждаются жизнью! И при этом приближаются к черной звезде своих судеб! Но кто бы думал о судьбе в объятиях Летиции? Кто бы мог подумать, что судьба их уже отмечена этой черной звездой? А Тюльпан не выпускал Летицию из объятий все ночи и большую часть дня!
- Я хочу быть твоей, любовь моя!
- Но я хочу, чтоб мы с тобой вначале поженились!
- Ласкай меня! Люби меня!
Безумная и болезненная роскошь ласк, которые никогда не доходили до конца, мучительное наслаждение из уважения к обожаемой им женщине. Фанфан не хотел от неё всего, она была иной, совсем не такой, как те, с кем он привык заниматься любовью - те были уже далеко в прошлом! Летиция иная, его героиня божественна и безупречна!
Фанфан готов был разрыдаться при мысли, как его любит Летиция! Да, скоро он действительно будет плакать, и как ещё плакать, но совсем по другому поводу! Ведь уже совсем скоро суждено ему погрузиться в ледяную тьму и лишиться возможности срывать цветы жизни - но он не видит, как близится несчастье! Их бриг несется прямо навстречу беде, и никто не знает, что ждет их за стеной тумана!
Плывут они уже третий день, когда в шесть вечера в лучах заходящего солнца, золотящего его пушки, появляется английский фрегат, и до него не больше двух кабельтовых!
* * *
Над морем, как отзвук далекой грозы, разнесся предупредительный выстрел. Минутой позже Тюльпан и Летиция, покинув каюту, были уже на палубе.
- Что происходит? - спросил Тюльпан боцмана Яннака.
- Вот что! - бросил тот, ткнув чубуком своей трубки в сторону фрегата, от которого как раз отчалила шлюпка, направляясь к ним. На носу шлюпки стоял вооруженный офицер.
- Что это значит? Что им нужно? - спрашивала Летиция, уцепившись за здоровую руку Фанфана.
- Это англичане! Не бойся, милая!
Фанфан при этом сам был неспокоен и оглянулся, ища Картуша. Увидел того на юте, отчаянно жестикулировавшего перед носом капитана Туана, который только разводил руками. Слышно было, что оба кричат, но в чем дело - непонятно.
- Возможно захотят забрать наш груз, или весь корабль, а может и всех нас, - заявил Яннак на вопрос Летиции.
Команда брига уже лезла по вантам и реям и спускала паруса. Именно это было причиной столь резкого обмена мнениями между Картушем и капитаном Туаном - Тюльпан с Летицией поняли это, когда прошли на корму.
- Как вам только в голову пришло их послушаться! - орал Картуш, побагровев от ярости. - Можно же было развернуться и скрыться в тумане! Прежде чем они нас догнали, уже стемнело бы и мы вполне могли скрыться!
- У них тридцать орудий, - возразил Туан, чувствуя, что задета его честь. - Вы думаете, можно уйти с тридцатью пробоинами в корме?
- Не бойтесь, ваш зад бы никто не тронул!
- Это все только слова, - отвел капитан доводы Картуша. - Англичане никогда не бьют по корме - они бьют по мачтам - как бы мы могли уйти без мачт? И тут командуете вы, или я?
Картуш фыркал от злости, как кот. Оставив капитана в покое, он сбежал вниз, ухватив по дороге Тюльпана:
- Пойдем со мной! Быстро! Англичане будут на борту через десять минут!
Картуш и Тюльпан спустились на нижнюю палубу, Летиция с перехваченным от испуга горлом последовала за ними. Там они встретили Лепика, который до того спал и только от них услышал новость.
- Лепик! - Картуш торжественно положил ему руку на плечо. - Мне нужно выиграть немного времени, сам знаешь почему!
- Да, начальник!
- Вооружись, вооружи Галлуа и Вибера. Постарайся задержать англичан на палубе так долго, как получится. Говори с ними, спорь, уговаривай. Если попытаются сразу проникнуть на палубу - всыпь им!
- Да, начальник! - ответил Лепик, убегая.
- Ну ты и псих! - воскликнул Тюльпан. - Они всех нас перебьют! Что это значит?
- Перебьют всех? Почему, не всех. Некоторым придется погибнуть, - на войне как на войне, - но резни не будет. Это же не берберийские пираты, а цивилизованные воины! Если кто и будет принесен в жертву, так Вибер, Галлуа и Лепик!
- Лепик - возможно, но почему ты думаешь, что матросы ему подчинятся? Ради его прекрасных глаз?
- Они не матросы, - ответил Картуш. - Это мои люди. Пошли, пошли со мной, жених и невеста!
Картуш пинком распахнул дверь каюты, пропустил их внутрь, закрыл за собой дверь на ключ - а потом проделал нечто непонятное: открыл иллюминатор и выбросил ключ в море!