Роуз Эмили. В постели с врагом

   К сожалению, классическая американская мечта о доме с лужайкой и двух детях для них с Лайамом абсолютно неосуществима. Даже если чудесным образом разрешилась бы ситуация с соперничеством их семей, все произошло слишком внезапно. Она не верила в любовь с первого взгляда. Такие чувства быстро вспыхивают и быстро сгорают, оставляя после себя голое пепелище. У нее был пример — ее мать. Теперь Памела Холт Гетти Ричарде Кертис платила своему психотерапевту больше, чем Обри платила за квартиру, включая коммунальные услуги.
   Дверь открылась. Вошел Лайам с подносом, на котором стояли две тарелки и большая чаша, накрытая крышкой. Он поставил перед ней одну из тарелок и чашу. Потом эффектно откупорил бутылку вина и разлил его по бокалам.
   Сняв крышку с чаши, он взял Обри за руку.
   — Можно?
   Удивленная Обри протянула ему ладонь. Лайам достал из чаши горячее влажное полотенце, пахнущее лимоном, и обернул вокруг ее ладони. Он проводил мягкой тканью между пальцами, осторожно протирал обе ладони и нежную кожу на запястьях. Когда он закончил, желание, полностью удовлетворенное всего четверть часа назад, бурлило в ней с новой силой. И это только оттого, что он вымыл ей руки. Как ему удается так заводить ее?
   Обри отрезала кусочек нежнейшей телятины, но тут же отложила вилку.
   — Если мы собираемся продолжать эти… это… Нам лучше договориться сразу.
   — О чем ты?
   — Не звонить на работу. — Она попробовала мясо, оно таяло у нее во рту. — Изумительно.
   — Спасибо. Ты права. Звонить на работу рискованно. Даже с теми мерами предосторожности, какие я предпринял. Мы должны четко разграничить наш бизнес и наши отношения. Четко разграничить.
   Мысль о документах в ящике ее стола заставила Обри почувствовать себя виноватой. Она отпила глоток вина и подхватила:
   — И когда кто-то из нас захочет остановиться, то просто скажет об этом. И все. Никаких вопросов. Никаких объяснений.
   — Согласен.
   — Никаких «я тебя люблю» и разговоров о будущем.
   — Согласен.
   — Встречи на людях исключены. И мы не можем встречаться в моей квартире. Моя квартира принадлежит холдингу, и пентхаус отца прямо надо мной. Но гостиницы…
   — Понятно. Моя квартира абсолютно безопасна. Мой сосед все время за границей. А Карлосу можно доверять.
   Обри застыла с вилкой у рта.
   — Ты имеешь в виду, что в лифте мы были в полной безопасности? Нас никто не мог застать?
   Губы Лайама насмешливо изогнулись.
   — Нет.
   Обри покраснела.
   — Ты должен был сказать мне раньше. Про соседа.
   — И испортить твою фантазию?
   Улыбка тронула ее губы. Ни один мужчина не спрашивал ее о сексуальных фантазиях, не говоря уже о том, чтобы их выполнять. Она благодарила бога, что бейсбольный сезон закончен и ей не придется воплощать его мечты.
   Она похолодела от неожиданной мысли.
   — Боже мой! У вас ведь нет камер слежения? Я должна была подумать об этом сразу, должна была раньше спросить, но я…
   — В лифте нет камер, Обри. Я обещаю тебе, что никогда не сделаю ничего, что может оскорбить тебя.
   — И я обещаю тебе…
   Она говорила правду. Ее отцу придется поручить анализ ситуации ИХЭ кому-нибудь другому. Лайам накрыл ее руку своей.
   — Ты хоть представляешь, как мне трудно сидеть напротив тебя, зная, что на тебе нет трусиков?
   Обри неожиданно смутилась. Она посмотрела на пустую тарелку перед собой и вскочила.
   — Я помогу тебе убрать со стола.
   Она схватила тарелки, быстро пошла на кухню. Но едва успела включить воду, как руки Лайма уперлись в мойку с обеих сторон от нее. Обри не могла пошевельнуться, так крепко он ее прижал. Она чувствовала лопатками его грудь, а ниже… Его дыхание шевелило волосы у нее на затылке. Если бы кости могли таять, то она превратилась бы в лужицу у его ног.
   — Тарелки подождут. Ты уже посмотрела мою кухню. Хочешь, я покажу тебе свою ванную? Я хочу, чтобы ты была мокрой.
   Она извернулась в его руках и, положив ладони ему на грудь, почувствовала лихорадочный стук сердца.
   — Я уже мокрая… Но если ты настаиваешь…
   Обри бросила полотенце на пол и потянулась к платью. Сквозь легкий пар, наполнивший душевую кабину, Лайам любовался цветом ее разгоряченной кожи.
   — Останься. Завтра воскресенье. Зачем тебе ехать домой?
   Она обернулась, закусив губу.
   — Ты уверен?
   — Абсолютно.
   Было всего девять часов, они уже поужинали и два раза занимались сексом. Он готов был поклясться, что никогда его тело еще не было так блаженно счастливо, так удовлетворено. Так что за голод снова тянет его к Обри? Почему ему так хочется проснуться утром рядом с ней?
   Стук во входную дверь заставил их вздрогнуть. Обри в ужасе посмотрела на него.
   — Ты кого-нибудь ждешь?
   — Нет. Это, наверное, Кейд. Иначе швейцар позвонил бы снизу.
   — Это твой друг?
   — И сотрудник. Иди в спальню. Я открою ему. Он натянул брюки и, плотно притворив за собой дверь, вышел в прихожую, постоял секунду, чтобы прийти в себя, и открыл дверь. Это и вправду был Кейд, который привычно и уверенно зашел в квартиру.
   — Я уже думал, что тебя нет. Ничего, если я посижу у тебя немножко? Джесси с подружками заняты журналами, выбирают платье и всякое такое, а меня выгнали. — Кейд наконец заметил, что .Лайам стоит в одних брюках. — Ты что, уже спал?
   Лайам провел рукой по лицу и решил, что лучше соврать.
   — Да.
   Первая ложь. И тут он с ужасающей ясностью понял, чем обернутся для него отношения с Обри.
   Все время озираться, лгать семье, прятаться от друзей.
   Кейд пристально посмотрел на шампанское, розы и дамскую сумочку на столе.
   — Ты не один?
   Проклятье. Что тут скажешь?
   — Нет.
   Кейд уставился на шею Лайама.
   — Это то, что я думаю?
   — Что там?
   — Там засос, если я не ошибаюсь. Лайам чуть не схватился за шею.
   — Да, наверное.
   Кейд ехидно улыбнулся.
   — Если бы ты рассказал мне, что у тебя роман, я бы не сваливался тебе на голову без предупреждения. Кто она?
   — Ты ее не знаешь.
   — Дама из галереи?
   — Спокойной ночи, Кейд. Потом поговорим. — Лайам захлопнул за ним дверь и схватился за голову.
   И это только начало. Один неверный шаг — и вся привычная, налаженная жизнь полетит к черту.
   Что будет, если про них узнают?
   С колотящимся сердцем Обри натягивала на себя одежду. У нее так тряслись руки, что, не справившись с чулками, она отбросила их и надела туфли на босу ногу.
   Она слышала мужские голоса в прихожей, но не могла разобрать ни слова. Но это неважно. Как только Лайам выставит своего гостя, она уйдет.
   Запретная связь. Так романтично. Так по-голливудски. Так непохоже на нее. И все же она не готова потерять Лайама. Не теперь, когда она наконец снова почувствовала себя живой.
   Лайам вошел в спальню и недоуменно осмотрел ее с головы до ног.
   — Зачем ты оделась?
   — Я должна идти.
   — Почему?
   — Потому что оставаться — это безумие. Я собиралась, но… Я имею в виду…
   Она умолкла, закрыв лицо руками. Он обнял ее за плечи.
   — Обри, все хорошо. Никто не знает, что ты здесь.
   Обри заглянула в глаза Лайама и чуть не сдалась. Она хотела бы провести ночь с ним и проснуться в его объятиях, но риск был слишком велик.
   — Я хочу уйти.
   — Останься со мной на уикенд. Хочешь, поедем куда-нибудь, в маленький город, где никто нас не знает.
   — Я не могу. Мой отец устраивает завтра вечером прием, мне надо там быть. Возможно, через неделю.
   Он опустил голову.
   — В следующий уикенд я лечу в Колорадо.
   Обри вздохнула. Их будущее состояло из украденных поцелуев, из минут, которые они смогут утаить от своих друзей, пока ложь не вытеснит из их отношений всю радость и один из них не захочет уйти. А чего она ждала? Ничего. Потому что не заглядывала так далеко.
   Все произошло слишком быстро. Ей нужно было остановиться и трезво оценить ситуацию.
   — Я хочу домой.
   На этот раз он не спорил.
   — Я вызову тебе такси.
   — Не надо. Тут всего несколько кварталов.
   — Тогда я провожу тебя.
   — Нет! — Она закусила губы. Она вовсе не хотела кричать на него.
   — Или я провожаю тебя, или вызываю такси. Я не хочу, чтобы тебя ограбили или еще хуже.
   Его забота опять удивила ее. Лайам Эллиот действительно был мужчиной ее мечты. Неосуществимой.
   — Ты можешь проводить меня до дома, но пообещай мне не заходить внутрь.
   Всю неделю в Лайаме боролись долг перед семьей, дружеские чувства к Кейду и желание увидеть Обри.
   Днем он прятался от Кейда, успокаивал клиентов и пытался сгладить конфликты между родственниками. Вечером шел домой к Обри. Там заботы покидали его. Они готовили обед. Занимались любовью. И разговаривали. О чем угодно.
   Он не мог уехать в Колорадо, не попрощавшись. Надеясь, что Обри не рассердится на столь ранний звонок, Лайам набрал ее номер.
   — Алло… — Голос у нее был хрипловатый со сна. Одного этого слова хватило, чтобы искры побежали по его венам.
   — Я звоню попрощаться перед отъездом.
   Он понял, что не хочет уезжать. Это открытие удивило его. Ему всегда нравилось путешествовать, но работа в холдинге не давала возможности. В другое время он с удовольствием посмотрел бы Колорадо, сбежав хоть ненадолго от работы… Лайам любил Кейда как брата и был рад, что его друг нашел Джесси, но он не в силах был сейчас смотреть на их счастье, понимая, что для него и Обри это недоступно.
   — Лайам?
   — Я здесь.
   Он будет скучать по ней, он это понял. По ее дерзким шуткам, по голосу, который в одну секунду прогонял все его заботы, по телу, сексуальному, как грех, по губам. Он хотел сказать ей это, но осекся. Это против правил. Нельзя говорить о будущем. Все, на что они имели право, — «здесь и теперь».
   — Я позвоню тебе из Колорадо, если будет возможность. Если нет, позвоню, когда вернусь. Ты помнишь, что мы договорились на воскресенье?
   — Да. Лайам, я… я буду скучать без тебя по ночам. Его сердце на секунду замерло.
   — Я тоже.
   — Повеселись там как следует.
   — Я постараюсь.
   Он постарается. Потому что друг и семья будут ждать от него этого. А он всегда делал то, чего ждала от него семья.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Признайся, ты просто не в состоянии провести двадцать четыре часа, не поговорив с Обри. Лайаму хотелось рассказать ей все, что он увидел на ранчо Трэвиса Клейтона. Никогда раньше он не бывал в таких местах. И чувствовал себя как маленький ребенок. Никак не мог привыкнуть ни к отсутствию смога, ни к тишине.
   При первой же возможности Лайам сбежал от компании, собравшейся на ранчо «Сильвер мун» в большом двухэтажном бревенчатом доме, нашел уединенное место и набрал номер Обри. Она ответила после первого же гудка, и его сердце привычно замерло при звуке ее голоса.
   — Ты просто не можешь себе представить, что это за место, — выпалил он без предисловий. — Здесь на целые мили не видно ни одного здания и потрясающие горы.
   — И ты тоже здравствуй, — рассмеялась Обри в трубку. — Ты никогда не был на Западе?
   — Если не считать пары деловых поездок в Лос-Анджелес и Даллас, нет. Я будто попал в вестерн. Дядя Шейн…
   — Дядя Шейн? — переспросила Обри. Шейн, хотя и был всего несколькими годами старше Лай-ама, был его дядей и главным редактором «Базз». — Вы поехали всей семьей?
   Семья. Семья, которой он не мог ее представить. Эта мысль разом испортила ему настроение.
   — Не совсем. Скорее можно сказать, что мы поехали всей редакцией «Харизмы». Кроме Кейда и Джесси, здесь тетя Финола — родная мать Джесси, бабушка Мэв, моя кузина Скарлет и ее жених Джон Харлан.
   — Джон Харлан из рекламного агентства «Сас-кинд, Энгль и Харлан?» — спросила Обри.
   — Ты его знаешь?
   — Да. Мы с ними работали.
   Лайам ощутил знакомое покалывание в затылке.
   Плохой знак. Но он прогнал дурные предчувствия — Джон не может ничего знать о них с Обри.
   — Завтра помолвка. Трэвис, отец Джесси, говорит, что собираются приехать гости чуть ли не со всего штата. Горячий будет денек.
   Она засмеялась.
   — Береги себя. Я хочу, чтобы в воскресенье вечером ты был в форме, потому что я кое-что купила к твоему возвращению. Тебе понравится.
   Он вспомнил ее последнюю покупку, демонстрация которой закончилась настолько бурно, что они оба опоздали на работу с обеденного перерыва.
   — Не могу дождаться.
   Это была правда. Как ей это удавалось? Как голос по телефону мог вызвать такое желание и тоску?
   — Что на тебе надето?
   — Немного пены. Я сижу в ванне. Кровь зашумела у него в ушах.
   — Ты развратная девчонка. Она захихикала.
   — Тебе это нравится. Я прямо-таки вижу твою довольную улыбку.
   Как она смогла так хорошо изучить его за какие-нибудь три недели? Он пробовал стереть с лица счастливую гримасу, но ему не удалось.
   — Разве мужчина может не улыбаться, когда ведет непристойные разговоры с обнаженной сексуальной женщиной?
   Звук шагов заставил его обернуться. В нескольких шагах от него, освещенный только лунным светом, стоял Кейд.
   — Я должен идти. Спокойной ночи. — Лайам дал отбой, даже не дождавшись ответа Обри.
   — Я-то думаю, куда ты делся. А ты, оказывается, захотел полюбезничать со своей дамой.
   Лайам не знал, что именно слышал Кейд, но отпираться было бессмысленно. Он быстро промотал в голове весь разговор, пытаясь вспомнить, называл ли он Обри по имени. Вроде бы нет.
   — Я что-то пропустил?
   — Трэвис собрался откупоривать шампанское, которое ты привез. Все еще не хочешь мне сказать, кто она?
   — Зачем тебе? Ты все равно ее не знаешь. — Лайам развернулся и пошел к дому.
   Вот и все. Все бумаги по «Издательскому Холдингу Эллиот» уничтожены, электронная версия стерта. Обри выключила компьютер. Пусть Мэтью Холт ищет кого-то другого для этой грязной работы.
   — Что ты делаешь в офисе в уикенд?
   Обри подняла голову и увидела отца, стоявшего в дверях. У нее внезапно пересохло во рту.
   — Ничего особенного. Я часто работаю по выходным.
   — Ты каждый день убегаешь ровно в пять, так что я думал, тебе есть чем заняться.
   Обри вздрогнула. Очевидно, ей не удавалось исчезать и возвращаться так незаметно, как она надеялась.
   — Я решила добавить к своему расписанию вечернюю разминку.
   Как легко ложь слетела с ее языка. Слишком легко для человека, который никогда прежде никого не обманывал. Хотя это правда — у нее теперь действительно была ежевечерняя разминка. С Лайамом.
   Она приложила все усилия, чтобы дышать ровно и не покраснеть.
   — Ты каждый день выходила на ланч. С кем встречалась?
   Теперь она наверняка покраснела. От гнева. Какое он имел право контролировать ее личное время?
   — С подругами. Я так много работала в последнее время, что совсем потеряла связь с моими друзьями из колледжа.
   Еще одна ложь…
   — Позаботься, чтобы твое воссоединение с друзьями детства не отражалось на работе.
   — Да, сэр. Обещаю. — Она едва удержалась, чтобы не вскочить и не вытянуться в струнку.
   Он вышел так же неожиданно, как и появился, даже не снизойдя до банального «до свидания». Обри вздохнула. Некоторые вещи никогда не изменятся.
   Мэтью Холт никогда не здоровался.
   Никогда не прощался.
   Никогда не говорил, что любит ее.
   Она готова отказаться от первого и от второго, но ей хотелось бы хоть однажды услышать от своего отца, что он любит ее.
   — Прекрасная вечеринка, Трэвис, — сказал Лайам, принимая большой бокал пива из рук отца Джесси. Трэвис был огромным грубоватым человеком, безумно любящим свою единственную дочь.
   — Рад, что тебе нравится.
   — Очень нравится.
   Лайам окинул взглядом двор ранчо. Несколько костров защищали гостей от октябрьского холода. Его бабка, Кейд и Джесси собрались с несколькими гостями у одного из них. Тетя Фин разговаривала с кем-то из местных, внимательно наблюдая за Трэвисом, приемным отцом своей дочери. Теперь, когда Лайам знал что к чему, он удивлялся, как раньше не замечал удивительного сходства Джесси с ее матерью.
   Лайам нашел глазами Шейна. Тот болтал с хорошенькой блондинкой. Лайам улыбнулся. Как это похоже на Шейна! Ему на глаза попался Джон Харлан, пристроившийся в конце очереди у «быка», бочонка, болтающегося на веревках между двумя деревьями.
   — Попробуешь на «быке»? — спросил у Лайама Трэвис.
   — Почему бы и нет? Единственное, чем я могу отблагодарить вас за отменное гостеприимство, это как следует посмешить вас.
   — Обещаю не смеяться слишком громко, когда ты свалишься, — сказал Трэвис рассеянно, не отрывая взгляда от Финолы. Кажется, Трэвис и тетя Фин неравнодушны друг к другу.
   Лайам пересек двор и присоединился к немногочисленной группе людей, желающих поизображать ковбоев. Он поставил свое пиво на стол, вынул из карманов деньги и сотовый телефон и положил рядом с вещами остальных гостей. Его семья разом собралась у аттракциона.
   — Будь осторожен, хорошо? — сказала бабка с мягким ирландским акцентом, от которого так и не избавилась за полвека жизни в Америке. Она повернулась к подошедшей Финоле. — Почему мальчики все время должны доказывать всем свою мужественность?
   — Хороший вопрос, мама, — ответила Финола. Лайам опять перехватил заинтересованный взгляд, который она кинула на хозяина ранчо. Интересно.
   Джон наконец свалился с «быка» в кучу опилок, насыпанных поддеревьями, и Трэвие хлопнул Лайама по плечу.
   — Вперед, Эллиот. Посмотрим, чего ты стоишь.
   — А сколько продержался Джон?
   — Семь секунд. Это рекорд, — ответил парень с секундомером. Семь секунд. Лайам прикинул, что семь секундой продержится. Он остановил раскачивавшийся бочонок и забрался на него. Ноги заскользили по металлическому обручу, и он едва не свалился. Наконец он обрел равновесие, приноровился, схватился за веревку правой рукой и скомандовал:
   — Давайте.
   Парни начали дергать за веревки, на которых висел бочонок. Лайам ловко балансировал на «быке». Как ни странно, больше всего это напоминало виндсерфинг, который он очень любил.
   — У кого в мобильнике Обри Холт на быстром наборе? Я взял чей-то телефон по ошибке, — раздался голос Джона.
   О, черт! Бочонок, веревка, деревья — все завертелось вокруг Лайама, и он рухнул на землю. Он вскочил на ноги, отряхивая опилки со свитера и брюк.
   — Мой, — прохрипел он. — Это мой телефон.
   — Так это Обри Холт — твоя тайная возлюбленная? — спросил Кейд недоверчивым шепотом.
   Лайам окинул глазами свою семью, и на каждом лице видел то же недоверчивое выражение. Лайам уже открыл рот, чтобы каким-нибудь образом разубедить их всех, но не смог. Не смог отречься от недели счастья, которое Обри дала ему.
   — Да.
   Джон протянул Лайаму телефон.
   — Извини. У меня такая же модель, а он валялся рядом с моим бумажником. Я взял его по ошибке, а когда стал звонить по быстрому набору, попал непонятно к кому. Смотрю на экран — Обри. Перезвони ей и извинись.
   Как сотрудник и совладелец рекламного агентства, Джон, конечно, знал о противостоянии «Холт Энтерпрайзиз» и ИХЭ. Он должен был понимать, что разворошил осиное гнездо. Ужас в глазах Джона говорил, что он понимает.
   — Все в порядке, Джон, — выдавил из себя Лайам.
   Но на самом деле все было просто ужасно. Через несколько минут кто-нибудь позвонит Патрику Эллиоту и сообщит ему, что его внук общается с дочерью его злейшего врага, и вот тогда у Лайама начнутся серьезные проблемы. Он должен позвонить Обри и предупредить ее. Предупредить о чем? Что их отношения закончены?
   Его пальцы стиснули телефон. Он не был готов отпустить ее прямо сейчас, но теперь уже ясно, что ему придется сделать это очень скоро.
   Конец. Самый захватывающий роман в ее жизни подошел к концу.
   В воскресенье вечером Обри неприкаянно бродила по квартире Лайама. С той самой минуты, как он позвонил и сказал, что про их роман стало известно, она поняла, что ей не удалось защитить свое сердце. Лайам стал слишком важен для нее. Она понимала, что вот уже неделю думает только о встречах с ним. И дело не только в сексе, хотя он был потрясающим. Она не хотела терять человека, с которым ее связывало что-то кроме работы — впервые за семь лет. Но кого интересуют ее желания? Лайам никогда не пожертвует своей семьей.
   В четверг вечером он дал ей ключи от квартиры. Они решили, что, когда он вернется, Обри будет ждать его там. Теперь он заберет их обратно. Попрощается с ней. И, как они и договорились с самого начала, это будет конец. Никаких просьб. Никаких слез. Она молилась, чтобы ей хватило достоинства так и сделать.
   Даже если Лайам захочет пойти против деда и остаться с ней, то как она будет решать проблемы со своей семьей? Связью с Лайамом она в очередной раз разозлит и разочарует отца, может быть, настолько, что он вычеркнет ее из списка служащих и из своего сердца. Готова ли она сжечь все мосты ради романа без обязательств?
   Она услышала звук ключа, поворачивающегося в замке, и едва устояла на ногах. Дверь открылась, Лайам стоял на пороге с дорожной сумкой в руке. Она не могла произнести ни звука, так сильно сжалось ее горло. Что он скажет? Как простится с ней? Как попросит ее уйти?
   — Ты здесь. — Его голос был таким же холодным и бесстрастным, как и лицо.
   — Да. Я… — Она с трудом разлепила губы. — Я же говорила, что буду ждать тебя.
   Лайам вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Не говоря ни слова, он бросил сумку и куртку на пол, подошел к ней, сжал ее лицо ладонями и поцеловал.
   Она не знала, чего именно ждала, но только не этого. Лайам впивался в ее губы голодным, глубоким, жадным поцелуем. Его пальцы перебирали ее волосы, шарили по спине, впивались в плечи. Потом он молча стал срывать с нее одежду. Блузку. Ботинки. Слаксы. Трусики. Она стояла перед ним голая, дрожа от испуга и возбуждения.
   В одну минуту он скинул свою одежду и повалил ее на ковер. Его руки быстро и грубо прошлись по ее телу, оставляя на коже красные следы и разжигая огонь внутри нее. Он целовал и кусал ее всюду, от шеи до талии, потом его жадные губы устремились ниже. Она вцепилась пальцами в его волосы и выгнула спину, стремясь навстречу его горячему рту. А вскоре он вошел в нее — мощными, быстрыми, глубокими движениями. Сегодня Лайам не пытался сдерживаться и не заботился о ее удовольствии, как обычно. Он жадно набрасывался на нее, торопился ею насытиться, как будто она могла исчезнуть прямо у него в объятиях. Обри подавалась навстречу каждому его толчку, вглядываясь в лицо, когда по его телу прошла судорога. На несколько секунд они замерли, скованные наслаждением и отчаянием, глядя друг другу прямо в глаза.
   Она все поняла. Не нужно было ничего говорить. Конец. Это их последняя встреча.
   — Доброе утро, Лайам! — сказала Энн, секретарша Лайама, как только он пришел в офис. — Ваш дедушка хочет видеть вас немедленно.
   Понедельник — день тяжелый, но этот был особенно паршивым. Началось с того, что, проснувшись, Лайам обнаружил на подушке рядом вместо головы Обри ключи, которые он ей дал. Очевидно, дальше будет еще хуже.
   — Доброе утро, Энн. Скажите Патрику, я буду через пятнадцать минут.
   Энн застыла от неожиданности. Раньше, стоило Патрику свистнуть, Лайам подскакивал и мчался на зов. Немедленно. Без вопросов. Даже не заглянув в свой кабинет.
   Но сегодня он не был настроен демонстрировать преданность компании. Обри сбежала от него, пока он спал, даже не попрощавшись, не обсудив, как быть дальше. Прошлым вечером они занимались любовью на полу, на диване, в душе, на кровати, и после этого она сбежала. Он не собирался соблюдать их соглашение и не пытаться больше встретиться с ней. Он хотел объяснений, черт возьми. Как она могла так просто уйти после того, что было?
   — Ваша почта на столе, — ворвался в его мысли голос Энн.
   — Спасибо. — Лайам вошел в кабинет, закрыл дверь и сел за стол. Машинально перебрав несколько писем, он сунул почту в ящик стола и потянулся к телефону.
   Не звонить на работу. Его рука застыла в воздухе.
   Что, если он не готов отпустить Обри?
   Что, если она нужна ему?
   А она нужна ему?
   Нужна.
   Он обхватил голову руками. Что теперь делать?
   Если они будут встречаться открыто, у них обоих возникнут проблемы. Но она не любит свою работу. Может, он сможет убедить ее уволиться. Патрик, конечно, никогда не дал бы ей работу в холдинге, но на Манхэттене есть другие издательства.
   Дверь распахнулась, и Патрик ворвался в кабинет.
   — Как ты смеешь путаться с дочерью моего врага?
   Вот и началось.
   — «Холт Энтерпрайзиз» не враг. Он конкурент. И не единственный.
   — Холт не обычный конкурент. Он использует закулисную тактику, чтобы получить то, что хочет. Почему ты так уверен, что Обри Холт не подослали, чтобы выудить у тебя информацию?
   — Потому что мы не говорим о работе.
   Это правда. Он не рассказывал ей о том, как Патрик выбирает себе преемника. Но несколько раз был близок к этому. Ему нужно было с кем-то поговорить о том безумии, которое происходило в холдинге.
   — Не убеждает. Завязывай с этим, — приказал Патрик.
   Наверное, так было бы лучше, но он не мог. Приходилось признать, что он буквально одержим ею.
   Весь уикенд в Колорадо гости обсуждали историю невесты и ее матери: двадцать три года назад Патрик вынудил Финолу отказаться от новорожденной дочери. Финола не могла скрыть боль, раскаяние и гнев, которые даже теперь отравляли ее отношения с родителями — Мэв и Патриком.