Страница:
— Я считаю, что мои отношения с Обри — не твое дело.
— Мое. Ты работаешь на меня, работаешь на ИХЭ. Завязывай с дочерью Холта, иначе…
Лайам резко встал и подался вперед.
— Патрик, ты ставишь мне ультиматум? Ты уверен, что сейчас, когда ты почти год издеваешься над компанией и семьей, я не предпочту уйти?
Взгляд голубых глаз, столь похожих на его собственные, стал жестким.
— Тогда, я думаю, тебе стоит уйти. На некоторое время. Пока ты не поймешь, что для тебя важнее.
Холодок пробежал по спине Лайама.
— Ты выгоняешь меня?
— Пока ты не перестанешь общаться с Обри Холт, я не пушу тебя в это здание.
— Ты мне не доверяешь?
— Я просто не хочу рисковать.
— Прекрасно. Я ухожу.
— Я занят, Обри. Это что, не может подождать? — Мэтью Холт даже не поднял глаз от бумаг на своем столе.
Обри стояла перед его столом с колотящимся сердцем и готовилась к худшему. Она решила, что лучше немедленно рассказать все отцу, чем терзать себя страхами в ожидании, пока он сам все узнает.
— Я встречалась с Лайамом Эллиотом.
Он немедленно поднял голову. Ну что ж, раз в жизни ей удалось завладеть вниманием своего отца.
— Что ты сказала?
— Я встречалась с Лайамом Эллиотом. Я решила сообщить тебе это прежде, чем ты услышишь это от кого-то еще.
— Ты должна немедленно это прекратить.
Очень может быть, но не ему это решать.
— Мне двадцать девять лет, я слишком стара для того, чтобы папочка выбирал мне мальчиков. Я сама буду решать, когда мне заканчивать мои романы. И стоит ли это делать.
Мэтью смотрел на нее холодным взглядом, который столько раз заставлял ее отступать. Но на этот раз он не дождется.
— Ты спишь с ним?
Она так покраснела, что отвечать не было необходимости.
— Да.
— Я просил тебя узнать у него внутреннюю информацию. Ты что, спишь с ним ради этого?
Можно было бы солгать ему, сказать то, что он хотел услышать, и, может быть, хоть один раз в жизни у нее будет шанс увидеть интерес и даже уважение в глазах своего отца.
— Мы не говорим о работе. И я не собираюсь его обманывать.
Мэтью откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на дочь.
— Ты влюблена в него.
Такой комментарий — а точнее, обвинение — поразил ее, потому что это был первый случай, когда отец говорил с ней о личных делах.
Мэтью задумчиво постукивал ручкой по столу. Двадцать два удара. Обри подсчитала их, чтобы как-то справиться с паникой.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Обри, и если Эллиот сделает тебя счастливой… — Он пожал плечами. — Но если из «Холт Энтерпрайзиз» будет утечка информации и у меня будет хоть тень подозрения, что виною тому ты, я тебя уволю. Надеюсь, это понятно?
— Да, сэр. — Давно было понятно, что бизнес для него важнее дочери.
— Так что ты выяснила про ситуацию внутри ИХЭ?
Лайам один раз упомянул «глупое соревнование, которое устроил Патрик», но она не собирается сообщать отцу ни это, ни что-либо иное.
— Ничего.
— Так узнай. — Он опять углубился в свои бумаги. Аудиенция была закончена. Объяснять ему, что она не станет на него шпионить, — напрасная трата времени. Кроме того, они, вероятно, никогда больше не встретятся с Лайамом. Она поставила точку, вернула ему ключи, и, согласно их уговору, если один из них уходит, другой не пытается его удержать.
Ночное бегство от Лайма было самым тяжелым в ее жизни решением. Она убеждала себя, что боль пройдет. Ее матери всегда удавалось склеить свое разбитое сердце, и Обри, конечно, тоже сможет. Но пока ей это не удавалось. Пока ей казалось, будто она живет в вечных сумерках.
Обри вернулась в свой кабинет. Перед столом секретарши стоял курьер.
— А вот и она, — сказала Линда. — Обри, вам пришло письмо, и курьер должен передать его вам лично в руки.
Обри поставила свою подпись, взяла конверт и проверила адрес отправителя.
Паб Эрни. Любимое место Лайама. Ее сердце заколотилось о ребра.
— Спасибо.
Она влетела в кабинет, захлопнула за собой дверь и разорвала конверт. Внутри были авиабилет и записка.
«Виноградники Напа зовут. Полетишь со мной? Л.».
Она рухнула на стул и прижала руку к груди. Первый класс, девять утра.
Завтра.
Будь у нее хоть капля мозгов, она бы отправила этот билет обратно с тем же курьером и поставила бы точку в этом увлекательном приключении. Она должна уйти, пока от ее сердца не остались одни ошметки. У них нет будущего.
Очевидно, высшее образование и магистерская степень не являются показателем интеллекта, потому что Обри нажала кнопку внутренней связи и сказала:
— Линда, отмените все мои дела и встречи на ближайшие две недели. Я беру отпуск и не знаю, сколько он продлится.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Мое. Ты работаешь на меня, работаешь на ИХЭ. Завязывай с дочерью Холта, иначе…
Лайам резко встал и подался вперед.
— Патрик, ты ставишь мне ультиматум? Ты уверен, что сейчас, когда ты почти год издеваешься над компанией и семьей, я не предпочту уйти?
Взгляд голубых глаз, столь похожих на его собственные, стал жестким.
— Тогда, я думаю, тебе стоит уйти. На некоторое время. Пока ты не поймешь, что для тебя важнее.
Холодок пробежал по спине Лайама.
— Ты выгоняешь меня?
— Пока ты не перестанешь общаться с Обри Холт, я не пушу тебя в это здание.
— Ты мне не доверяешь?
— Я просто не хочу рисковать.
— Прекрасно. Я ухожу.
— Я занят, Обри. Это что, не может подождать? — Мэтью Холт даже не поднял глаз от бумаг на своем столе.
Обри стояла перед его столом с колотящимся сердцем и готовилась к худшему. Она решила, что лучше немедленно рассказать все отцу, чем терзать себя страхами в ожидании, пока он сам все узнает.
— Я встречалась с Лайамом Эллиотом.
Он немедленно поднял голову. Ну что ж, раз в жизни ей удалось завладеть вниманием своего отца.
— Что ты сказала?
— Я встречалась с Лайамом Эллиотом. Я решила сообщить тебе это прежде, чем ты услышишь это от кого-то еще.
— Ты должна немедленно это прекратить.
Очень может быть, но не ему это решать.
— Мне двадцать девять лет, я слишком стара для того, чтобы папочка выбирал мне мальчиков. Я сама буду решать, когда мне заканчивать мои романы. И стоит ли это делать.
Мэтью смотрел на нее холодным взглядом, который столько раз заставлял ее отступать. Но на этот раз он не дождется.
— Ты спишь с ним?
Она так покраснела, что отвечать не было необходимости.
— Да.
— Я просил тебя узнать у него внутреннюю информацию. Ты что, спишь с ним ради этого?
Можно было бы солгать ему, сказать то, что он хотел услышать, и, может быть, хоть один раз в жизни у нее будет шанс увидеть интерес и даже уважение в глазах своего отца.
— Мы не говорим о работе. И я не собираюсь его обманывать.
Мэтью откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на дочь.
— Ты влюблена в него.
Такой комментарий — а точнее, обвинение — поразил ее, потому что это был первый случай, когда отец говорил с ней о личных делах.
Мэтью задумчиво постукивал ручкой по столу. Двадцать два удара. Обри подсчитала их, чтобы как-то справиться с паникой.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Обри, и если Эллиот сделает тебя счастливой… — Он пожал плечами. — Но если из «Холт Энтерпрайзиз» будет утечка информации и у меня будет хоть тень подозрения, что виною тому ты, я тебя уволю. Надеюсь, это понятно?
— Да, сэр. — Давно было понятно, что бизнес для него важнее дочери.
— Так что ты выяснила про ситуацию внутри ИХЭ?
Лайам один раз упомянул «глупое соревнование, которое устроил Патрик», но она не собирается сообщать отцу ни это, ни что-либо иное.
— Ничего.
— Так узнай. — Он опять углубился в свои бумаги. Аудиенция была закончена. Объяснять ему, что она не станет на него шпионить, — напрасная трата времени. Кроме того, они, вероятно, никогда больше не встретятся с Лайамом. Она поставила точку, вернула ему ключи, и, согласно их уговору, если один из них уходит, другой не пытается его удержать.
Ночное бегство от Лайма было самым тяжелым в ее жизни решением. Она убеждала себя, что боль пройдет. Ее матери всегда удавалось склеить свое разбитое сердце, и Обри, конечно, тоже сможет. Но пока ей это не удавалось. Пока ей казалось, будто она живет в вечных сумерках.
Обри вернулась в свой кабинет. Перед столом секретарши стоял курьер.
— А вот и она, — сказала Линда. — Обри, вам пришло письмо, и курьер должен передать его вам лично в руки.
Обри поставила свою подпись, взяла конверт и проверила адрес отправителя.
Паб Эрни. Любимое место Лайама. Ее сердце заколотилось о ребра.
— Спасибо.
Она влетела в кабинет, захлопнула за собой дверь и разорвала конверт. Внутри были авиабилет и записка.
«Виноградники Напа зовут. Полетишь со мной? Л.».
Она рухнула на стул и прижала руку к груди. Первый класс, девять утра.
Завтра.
Будь у нее хоть капля мозгов, она бы отправила этот билет обратно с тем же курьером и поставила бы точку в этом увлекательном приключении. Она должна уйти, пока от ее сердца не остались одни ошметки. У них нет будущего.
Очевидно, высшее образование и магистерская степень не являются показателем интеллекта, потому что Обри нажала кнопку внутренней связи и сказала:
— Линда, отмените все мои дела и встречи на ближайшие две недели. Я беру отпуск и не знаю, сколько он продлится.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Лайам почти опьянел от счастья, когда увидел Обри в толпе туристов. Их глаза встретились, и опять он ощутил ее фиалковый взгляд как удар прямо в солнечное сплетение. На секунду она замерла, потом направилась к нему.
В его голове зазвенел отдаленный сигнал тревоги. Он понимал, что не должен быть так счастлив при виде ее.
Может, он в нее влюблен?
Конечно, нет.
Но ради чего тогда ты рискуешь расположением Патрика, человека, которого ты ценишь больше всех других? Ради простого удовольствия ?
Лайам задушил слабый голосок совести и шагнул ей навстречу. Ему пришлось изо всех сил вцепиться в свою сумку, чтобы не схватить Обри в объятия. Вокруг нее витал знакомый летучий аромат летних роз.
— Я очень рад, что ты пришла.
На ее губах дрожала робкая улыбка.
— Зачем ты прислал мне билет?
— Я не готов проститься с тобой вот так. И, хоть ты и сбежала от меня ночью, я думаю, что ты не готова тоже.
Она облизнула губы кончиком языка.
— Нет. Нет, я не готова. Но ты нарушил наше соглашение.
Ему отчаянно хотелось дотронуться до ее щеки, он обожал, когда у нее при этом учащается дыхание и расширяются зрачки.
— Я попробовал быть гибким. Как одна моя знакомая. — Что он может сказать ей? Должен ли признаться, что эта поездка для него — решающая попытка расстаться с ней? — Патрик запретил мне появляться в ИХЭ, пока я не расставлю все по своим местам.
— Мне так жаль. Он сжал ее руку.
— Не стоит. Это не твоя вина. Мы знали, чем рискуем, продолжая встречаться.
— Мой отец тоже не в восторге от новостей.
— Вот я и подумал, что самое время повидать долину Нала. Я всегда этого хотел, но работы было слишком много.
— Где мы остановимся?
Лайам покачал головой. Она даже не могла себе представить, насколько все происходящее необычно для него. Он никогда еще не отправлялся в путь без четкого плана и расписания.
— Хороший вопрос. Я заказал билеты, но не забронировал отель. Хоть раз в жизни я хочу не иметь никаких планов, ничем не быть связанным, следовать только своим желаниям, ехать куда глаза глядят. Арендуем автомобиль, покатаемся. Я хочу посетить несколько виноделен, но вообще-то… — Он пожал плечами. — Я открыт для предложений.
— Мы можем остановиться у моих бабушки и дедушки. И так все всё про нас знают. А поместье расположено очень удобно, в центре долины.
— Если отели переполнены, я поймаю тебя на слове.
Пусть Патрик порадуется: его любимый внук не только спит с дочерью врага, но и гостит в его семейном гнездышке.
— Твоя семья знает, куда ты поехала? — спросила Обри.
Он не сказал никому. Даже Кейду.
— Нет. Если нужно, они могут связаться со мной по мобильному или по электронной почте, но эта неделя принадлежит мне. Нам. А уж потом я вернусь в ИХЭ и буду делать то, что от меня требуется.
Он увидел, как она вздрогнула. Ему не хотелось обижать ее, но Обри должна понимать, что эта поездка будет для них прощальной. Потом он вернется к своей привычной жизни, к своей работе, к своей семье. К своим обязанностям.
Она улыбнулась, но печаль в ее глазах не исчезла.
— Тогда надо как следует погулять в наши последние дни.
— Сдаешься? — спросила Обри после того, как четвертый отель встретил их вывеской «Мест нет». — Сбор винограда заканчивается, Лайам. Все занято.
— Я никогда не сдаюсь, — ответил он, выезжая обратно на шоссе. — Как насчет обеда?
— Хорошо. Я знаю симпатичное место. — Обри повернулась к Лайаму. Золотистая щетина покрывала его щеки, и он выглядел очень уставшим. Обри готова была поспорить, что он не спал ни часу после того, как Патрик его выставил. Она тоже утомилась и мечтала об обеде и кровати. — Дом бабушки и дедушки всего в нескольких милях отсюда. Мы можем пожить там, пока не найдем гостиницу.
Лайам покачал головой.
— Я думал, у нас будет романтическое путешествие, а не посещение динозавров.
— Ах так? Ты мне за это заплатишь.
Он бросил на нее взгляд и заметил искорку сексуального приглашения в ее глазах.
— Да? Каким образом?
Сладостное и горькое предвкушение заполнило ее. Скоро всему настанет конец. Скоро Лайам возвратится в клан Эллиотов и она станет для него всего лишь воспоминанием. Он даже не представлял себе, как больно ей было слушать его планы. Но Обри собиралась на прощание устроить ему каникулы, которые он никогда не забудет. Хотя сама она надеялась в самом скором времени забыть все, что связано с Лайамом.
— Увидишь. Но ты должен довериться мне. Могу сказать только, что приготовила много сексуального белья. — После этой поездки у нее, вероятно, уже никогда не будет повода носить дорогое белье. Она прогнала эту грустную мысль. — Сверни здесь. Кто-нибудь из твоих знает про твою страсть к виноделию?
— Все знают, что я разбираюсь в вине, но только Патрику я показывал свои библиотеку и коллекцию.
— Направо. Тут есть маленький итальянский ресторанчик. Почему Патрик? Почему не родители, не братья или сестра?
— До болезни матери отец был абсолютным трудоголиком. Я проводил намного больше времени с дедом, чем с отцом. Если мне нужен был совет в бизнесе или в чем другом, я шел к нему.
— Вы так близки?
— Мне казалось. Теперь я не настолько уверен. Ты не ошиблась, когда говорила, что Патрик подумывает об отставке. Но если бы ты знала, как он подбирает себе преемника… Я не понимаю, что он делает, а он отказывается объяснять, но его план создает большие проблемы в ИХЭ.
— Вот ресторан, — оборвала его Обри. Она не хотела знать детали, чтобы ненароком не выболтать их отцу. — Здесь можно попробовать многие местные вина, а завтра мы съездим на ту винодельню, о которой ты говорил. Я помню, ты сказал, что хочешь ехать куда глаза глядят, но мне было бы приятно показать тебе свои любимые места в Напа.
— Я весь твой, Обри.
Как бы она хотела, чтобы это было правдой.
— Вот мы и приехали. Хилл-Крест-Хаус.
Даже прежде, чем она вышла из автомобиля, ее захлестнула волна любви и тепла. Двухэтажный особняк в колониальном стиле с детства был ее любимым местом. Вечернее солнце прочертило длинными тенями небольшой регулярный парк перед домом.
— Ничего себе бабушкин домик! — присвистнул Лайам.
— Восемь спален, каждая с ванной, но дом очень уютный. Я не была здесь… восемнадцать месяцев. Как бежит время.
Лайам достал их чемоданы из багажника, Обри взяла его ноутбук, поднялась по кирпичной лестнице между толстыми белыми колоннами, отперла дверь и зашла в дом. Дом. Она открыла маленькую дверку в стене, скрытую за картиной, и отключила сигнализацию. Лайам стоял так близко, что она могла чувствовать его запах и жар тела. Обри оглянулась через плечо и поймала его жадный взгляд прежде, чем он успел погасить желание в глазах.
— Давай отнесем вещи наверх, а потом я покажу тебе ванную. Не бойся, у нас есть лифт.
— Лифт? — Вожделение в его голосе заставило ее покрыться мурашками.
— Да.
В его глазах заплясали искорки.
— Он уже опробован?
Она попыталась дышать ровно. Не получилось.
— Нет.
— Можем устроить ему боевое крещение. Обри бросило в жар.
— Не сегодня, — выдохнула она и стала подниматься по широкой лестнице в центре холла.
Она зашла в комнату, поставила его ноутбук на комод. Он немедленно оказался позади нее, обнял за талию и поцеловал в затылок.
— Ты всегда пахнешь розами.
Несмотря на длинный день и беспокойную ночь, Обри почувствовала, как возбуждение горячей волной окатывает ее.
— Раздевайся и бери полотенца. Я покажу тебе ванную.
Лайам перевернулся в полусне и потянулся к Обри. Ее не было. Даже простыни на ее стороне уже остыли. Он резко сел в кровати, напуганный ее исчезновением. Слишком эмоциональная реакция для человека, который собрался через неделю поставить точку в романе.
Тут он услышал ее голос через открытую дверь спальни — она говорила с кем-то по телефону — и с облегчением откинулся на подушки. Голос приближался:
— Спасибо, Мэйсон. Встретимся завтра в восемь. Пока.
Она быстро вошла в спальню с мобильником в руке. Легкая длинная юбка цвета красного вина вилась вокруг ее длинных ног.
— Ну ты и соня! А у меня большие планы на сегодня. — Она присела на край постели и легко скользнула губами по его губам. — Ночь была изумительна.
Вчера вечером после долгого купания в горячей ванне они еле доползли до кровати и тут же уснули. Лайам впервые в жизни просто спал рядом с женщиной, и, к его удивлению, ему это очень понравилось. На рассвете Обри, еще в полусне, поцеловала его, и этот поцелуй перешел в тихий, медленный, расслабленный, очень нежный секс. Теплота такого соития поразила его.
Как ты будешь жить без этого?
Он провел пальцами по ее шелковистым волосам.
— Напомни мне… Она засмеялась.
— Не сейчас. Одевайся. Я заказала для нас билеты на Винный поезд. Это, конечно, забава для туристов, но стоит съездить. Мы начнем с дегустации на складе, потом сядем на поезд, который идет через двадцать четыре винодельни. В Ионтвиллле попробуем игристое вино, а под конец, на обратном пути, десертное. Завтра Мэйсон Шепард устроит тебе персональную экскурсию к Лурэ и Эштону. В пятницу я показываю тебе местное производство бренди. Я никогда там не была, но слышала, что пьянеешь уже от запаха.
Он тоже пьянел от се запаха. Например, сейчас.
— Ты уверена, что у нас нет хоть немного времени?
Он отбросил одеяло. Обри оценила степень его возбуждения, медленно облизнувшись и протянув к нему руку. Он умирал от желания ощутить прикосновение этих пальцев, этого языка. Но она вскочила прежде, чем он успел до нее дотянуться.
— Нас ждет Винный поезд. Вставай. Завтрак ждет внизу.
— Хорошо. — Он встал, сжал ее лицо ладонями и нежно поцеловал. На ее губах был вкус кофе и корицы. — Доброе утро.
Просыпаться рядом с Обри было приятно. Слишком приятно. К удивлению Лайама, это не пугало и не настораживало его. Сигнальные звонки в затылке были подозрительно тихими.
Он что, действительно влюблен в нее? Не может быть. Он был два раза влюблен в колледже, и оба раза чувствовал себя несчастным и измученным. Не мог есть, спать и учиться. Обри же успокаивала и расслабляла его. Ему нравилось находиться рядом с ней…
Нет, это не любовь. Это просто очень приятное времяпрепровождение. Жаль только, что скоро все кончится.
— Ты ездила на нем раньше?
— Много раз. Моя бабушка в первый раз взяла меня с собой, когда мне было шесть или семь. Я катаюсь на нем каждый раз, когда приезжаю в Напа, и мне никогда не надоедает.
— Тогда ты ко всему этому уже привыкла. Лайам окинул восхищенным взглядом салон поезда: резную обшивку красного дерева, хрустальные люстры. За окном проплывали виноградники.
— Но не твоими глазами. Теперь все это кажется особенно чудесным. Твой восторг заразителен.
Она поймала себя на мысли, что в Нью-Йорке никогда не видела его таким расслабленным и таким счастливым.
— Ты никогда не думал о том, чтобы уйти из ИХЭ? Его улыбка погасла.
— Нет.
— Все члены вашей семьи непременно работают в холдинге?
— Мой кузен Брайан никогда не работал в холдинге, и еще несколько моих родственников. Сестра уволилась в этом году. Они ушли из-за той гонки на выживание, которую устроил Патрик, а он слишком упрям, чтобы это признать.
Обри проклинала себя за то, что испортила ему настроение. К тому же любая информация об ИХЭ, исходящая от Лайама, ставила ее в двусмысленную ситуацию: хотелось понять его проблемы и, может быть, попытаться помочь ему, но в то же время она помнила, что ее отец тоже ждет от нее помощи.
— Лайам, возможно, тебе также стоит подумать об увольнении. Может быть, тебе стоит заняться виноделием? В Напа больше двух сотен виноделен, и большинство из них частные.
— Я не могу уйти из ИХЭ.
— Не можешь или не хочешь?
— И то и другое. Выбери, что тебе больше нравится.
Его глаза опять стали беспокойными и тоскливыми, как в Нью-Йорке, но Обри решила не давить на него. Если бы Лайам был готов переменить жизнь и воплотить свои мечты, он сделал бы это без ее уговоров. Она решила сменить тему.
— Я люблю это место. У меня так много счастливых воспоминаний о нем. Когда на работе совсем достанут, я утешаю себя мыслями, что все брошу и вернусь сюда.
— Почему ты этого не делаешь?
— Все потому же. Долг перед семьей.
— И когда ты его выплатишь?
Хороший вопрос. Обри начинала подозревать, что, как бы она ни старалась, ее отец вряд ли это оценит.
— А ты когда? Тебе же плохо в ИХЭ, возможно, стоит уйти?
— А тебе?
— А я не могу. — Она заколебалась. — Мой отец никогда не хотел дочь. Я ему не нужна была ни до развода, ни тем более после. Когда случилась эта история с отчимом, я слышала, как он говорил секретарше, что я свяжу его по рукам и ногам. А потом он сказал: «Я так хотел сына. Будь она мальчиком, все сложилось бы по-другому. Я был бы рад забрать ее к себе».
Лайам тихо выругался.
— И что ты теперь делаешь? Пытаешься заменить ему сына?
Грустная улыбка появилась на ее губах.
— Мы — два сапога пара. Несчастные, но не способные что-либо изменить.
— Изменять что-либо… — Он пожал плечами и повернулся к окну, чтобы рассмотреть роскошный особняк, мимо которого они проезжали.
— …страшно, — закончила она за него.
— Опасно и эгоистично. Слишком многих людей это затронет и разочарует. Включая меня самого.
Лайам хорошо выразил ее собственные чувства. Она не хотела разочаровывать отца, не хотела разочаровать саму себя, так и не доказав ему, что достойна его уважения.
Да, он хотел сына. И что теперь? Она прекрасно справляется с их семейным бизнесом. И хочет, чтобы он наконец это заметил. Хотя бы раз. А потом она уйдет.
В его голове зазвенел отдаленный сигнал тревоги. Он понимал, что не должен быть так счастлив при виде ее.
Может, он в нее влюблен?
Конечно, нет.
Но ради чего тогда ты рискуешь расположением Патрика, человека, которого ты ценишь больше всех других? Ради простого удовольствия ?
Лайам задушил слабый голосок совести и шагнул ей навстречу. Ему пришлось изо всех сил вцепиться в свою сумку, чтобы не схватить Обри в объятия. Вокруг нее витал знакомый летучий аромат летних роз.
— Я очень рад, что ты пришла.
На ее губах дрожала робкая улыбка.
— Зачем ты прислал мне билет?
— Я не готов проститься с тобой вот так. И, хоть ты и сбежала от меня ночью, я думаю, что ты не готова тоже.
Она облизнула губы кончиком языка.
— Нет. Нет, я не готова. Но ты нарушил наше соглашение.
Ему отчаянно хотелось дотронуться до ее щеки, он обожал, когда у нее при этом учащается дыхание и расширяются зрачки.
— Я попробовал быть гибким. Как одна моя знакомая. — Что он может сказать ей? Должен ли признаться, что эта поездка для него — решающая попытка расстаться с ней? — Патрик запретил мне появляться в ИХЭ, пока я не расставлю все по своим местам.
— Мне так жаль. Он сжал ее руку.
— Не стоит. Это не твоя вина. Мы знали, чем рискуем, продолжая встречаться.
— Мой отец тоже не в восторге от новостей.
— Вот я и подумал, что самое время повидать долину Нала. Я всегда этого хотел, но работы было слишком много.
— Где мы остановимся?
Лайам покачал головой. Она даже не могла себе представить, насколько все происходящее необычно для него. Он никогда еще не отправлялся в путь без четкого плана и расписания.
— Хороший вопрос. Я заказал билеты, но не забронировал отель. Хоть раз в жизни я хочу не иметь никаких планов, ничем не быть связанным, следовать только своим желаниям, ехать куда глаза глядят. Арендуем автомобиль, покатаемся. Я хочу посетить несколько виноделен, но вообще-то… — Он пожал плечами. — Я открыт для предложений.
— Мы можем остановиться у моих бабушки и дедушки. И так все всё про нас знают. А поместье расположено очень удобно, в центре долины.
— Если отели переполнены, я поймаю тебя на слове.
Пусть Патрик порадуется: его любимый внук не только спит с дочерью врага, но и гостит в его семейном гнездышке.
— Твоя семья знает, куда ты поехала? — спросила Обри.
Он не сказал никому. Даже Кейду.
— Нет. Если нужно, они могут связаться со мной по мобильному или по электронной почте, но эта неделя принадлежит мне. Нам. А уж потом я вернусь в ИХЭ и буду делать то, что от меня требуется.
Он увидел, как она вздрогнула. Ему не хотелось обижать ее, но Обри должна понимать, что эта поездка будет для них прощальной. Потом он вернется к своей привычной жизни, к своей работе, к своей семье. К своим обязанностям.
Она улыбнулась, но печаль в ее глазах не исчезла.
— Тогда надо как следует погулять в наши последние дни.
— Сдаешься? — спросила Обри после того, как четвертый отель встретил их вывеской «Мест нет». — Сбор винограда заканчивается, Лайам. Все занято.
— Я никогда не сдаюсь, — ответил он, выезжая обратно на шоссе. — Как насчет обеда?
— Хорошо. Я знаю симпатичное место. — Обри повернулась к Лайаму. Золотистая щетина покрывала его щеки, и он выглядел очень уставшим. Обри готова была поспорить, что он не спал ни часу после того, как Патрик его выставил. Она тоже утомилась и мечтала об обеде и кровати. — Дом бабушки и дедушки всего в нескольких милях отсюда. Мы можем пожить там, пока не найдем гостиницу.
Лайам покачал головой.
— Я думал, у нас будет романтическое путешествие, а не посещение динозавров.
— Ах так? Ты мне за это заплатишь.
Он бросил на нее взгляд и заметил искорку сексуального приглашения в ее глазах.
— Да? Каким образом?
Сладостное и горькое предвкушение заполнило ее. Скоро всему настанет конец. Скоро Лайам возвратится в клан Эллиотов и она станет для него всего лишь воспоминанием. Он даже не представлял себе, как больно ей было слушать его планы. Но Обри собиралась на прощание устроить ему каникулы, которые он никогда не забудет. Хотя сама она надеялась в самом скором времени забыть все, что связано с Лайамом.
— Увидишь. Но ты должен довериться мне. Могу сказать только, что приготовила много сексуального белья. — После этой поездки у нее, вероятно, уже никогда не будет повода носить дорогое белье. Она прогнала эту грустную мысль. — Сверни здесь. Кто-нибудь из твоих знает про твою страсть к виноделию?
— Все знают, что я разбираюсь в вине, но только Патрику я показывал свои библиотеку и коллекцию.
— Направо. Тут есть маленький итальянский ресторанчик. Почему Патрик? Почему не родители, не братья или сестра?
— До болезни матери отец был абсолютным трудоголиком. Я проводил намного больше времени с дедом, чем с отцом. Если мне нужен был совет в бизнесе или в чем другом, я шел к нему.
— Вы так близки?
— Мне казалось. Теперь я не настолько уверен. Ты не ошиблась, когда говорила, что Патрик подумывает об отставке. Но если бы ты знала, как он подбирает себе преемника… Я не понимаю, что он делает, а он отказывается объяснять, но его план создает большие проблемы в ИХЭ.
— Вот ресторан, — оборвала его Обри. Она не хотела знать детали, чтобы ненароком не выболтать их отцу. — Здесь можно попробовать многие местные вина, а завтра мы съездим на ту винодельню, о которой ты говорил. Я помню, ты сказал, что хочешь ехать куда глаза глядят, но мне было бы приятно показать тебе свои любимые места в Напа.
— Я весь твой, Обри.
Как бы она хотела, чтобы это было правдой.
— Вот мы и приехали. Хилл-Крест-Хаус.
Даже прежде, чем она вышла из автомобиля, ее захлестнула волна любви и тепла. Двухэтажный особняк в колониальном стиле с детства был ее любимым местом. Вечернее солнце прочертило длинными тенями небольшой регулярный парк перед домом.
— Ничего себе бабушкин домик! — присвистнул Лайам.
— Восемь спален, каждая с ванной, но дом очень уютный. Я не была здесь… восемнадцать месяцев. Как бежит время.
Лайам достал их чемоданы из багажника, Обри взяла его ноутбук, поднялась по кирпичной лестнице между толстыми белыми колоннами, отперла дверь и зашла в дом. Дом. Она открыла маленькую дверку в стене, скрытую за картиной, и отключила сигнализацию. Лайам стоял так близко, что она могла чувствовать его запах и жар тела. Обри оглянулась через плечо и поймала его жадный взгляд прежде, чем он успел погасить желание в глазах.
— Давай отнесем вещи наверх, а потом я покажу тебе ванную. Не бойся, у нас есть лифт.
— Лифт? — Вожделение в его голосе заставило ее покрыться мурашками.
— Да.
В его глазах заплясали искорки.
— Он уже опробован?
Она попыталась дышать ровно. Не получилось.
— Нет.
— Можем устроить ему боевое крещение. Обри бросило в жар.
— Не сегодня, — выдохнула она и стала подниматься по широкой лестнице в центре холла.
Она зашла в комнату, поставила его ноутбук на комод. Он немедленно оказался позади нее, обнял за талию и поцеловал в затылок.
— Ты всегда пахнешь розами.
Несмотря на длинный день и беспокойную ночь, Обри почувствовала, как возбуждение горячей волной окатывает ее.
— Раздевайся и бери полотенца. Я покажу тебе ванную.
Лайам перевернулся в полусне и потянулся к Обри. Ее не было. Даже простыни на ее стороне уже остыли. Он резко сел в кровати, напуганный ее исчезновением. Слишком эмоциональная реакция для человека, который собрался через неделю поставить точку в романе.
Тут он услышал ее голос через открытую дверь спальни — она говорила с кем-то по телефону — и с облегчением откинулся на подушки. Голос приближался:
— Спасибо, Мэйсон. Встретимся завтра в восемь. Пока.
Она быстро вошла в спальню с мобильником в руке. Легкая длинная юбка цвета красного вина вилась вокруг ее длинных ног.
— Ну ты и соня! А у меня большие планы на сегодня. — Она присела на край постели и легко скользнула губами по его губам. — Ночь была изумительна.
Вчера вечером после долгого купания в горячей ванне они еле доползли до кровати и тут же уснули. Лайам впервые в жизни просто спал рядом с женщиной, и, к его удивлению, ему это очень понравилось. На рассвете Обри, еще в полусне, поцеловала его, и этот поцелуй перешел в тихий, медленный, расслабленный, очень нежный секс. Теплота такого соития поразила его.
Как ты будешь жить без этого?
Он провел пальцами по ее шелковистым волосам.
— Напомни мне… Она засмеялась.
— Не сейчас. Одевайся. Я заказала для нас билеты на Винный поезд. Это, конечно, забава для туристов, но стоит съездить. Мы начнем с дегустации на складе, потом сядем на поезд, который идет через двадцать четыре винодельни. В Ионтвиллле попробуем игристое вино, а под конец, на обратном пути, десертное. Завтра Мэйсон Шепард устроит тебе персональную экскурсию к Лурэ и Эштону. В пятницу я показываю тебе местное производство бренди. Я никогда там не была, но слышала, что пьянеешь уже от запаха.
Он тоже пьянел от се запаха. Например, сейчас.
— Ты уверена, что у нас нет хоть немного времени?
Он отбросил одеяло. Обри оценила степень его возбуждения, медленно облизнувшись и протянув к нему руку. Он умирал от желания ощутить прикосновение этих пальцев, этого языка. Но она вскочила прежде, чем он успел до нее дотянуться.
— Нас ждет Винный поезд. Вставай. Завтрак ждет внизу.
— Хорошо. — Он встал, сжал ее лицо ладонями и нежно поцеловал. На ее губах был вкус кофе и корицы. — Доброе утро.
Просыпаться рядом с Обри было приятно. Слишком приятно. К удивлению Лайама, это не пугало и не настораживало его. Сигнальные звонки в затылке были подозрительно тихими.
Он что, действительно влюблен в нее? Не может быть. Он был два раза влюблен в колледже, и оба раза чувствовал себя несчастным и измученным. Не мог есть, спать и учиться. Обри же успокаивала и расслабляла его. Ему нравилось находиться рядом с ней…
Нет, это не любовь. Это просто очень приятное времяпрепровождение. Жаль только, что скоро все кончится.
— Ты ездила на нем раньше?
— Много раз. Моя бабушка в первый раз взяла меня с собой, когда мне было шесть или семь. Я катаюсь на нем каждый раз, когда приезжаю в Напа, и мне никогда не надоедает.
— Тогда ты ко всему этому уже привыкла. Лайам окинул восхищенным взглядом салон поезда: резную обшивку красного дерева, хрустальные люстры. За окном проплывали виноградники.
— Но не твоими глазами. Теперь все это кажется особенно чудесным. Твой восторг заразителен.
Она поймала себя на мысли, что в Нью-Йорке никогда не видела его таким расслабленным и таким счастливым.
— Ты никогда не думал о том, чтобы уйти из ИХЭ? Его улыбка погасла.
— Нет.
— Все члены вашей семьи непременно работают в холдинге?
— Мой кузен Брайан никогда не работал в холдинге, и еще несколько моих родственников. Сестра уволилась в этом году. Они ушли из-за той гонки на выживание, которую устроил Патрик, а он слишком упрям, чтобы это признать.
Обри проклинала себя за то, что испортила ему настроение. К тому же любая информация об ИХЭ, исходящая от Лайама, ставила ее в двусмысленную ситуацию: хотелось понять его проблемы и, может быть, попытаться помочь ему, но в то же время она помнила, что ее отец тоже ждет от нее помощи.
— Лайам, возможно, тебе также стоит подумать об увольнении. Может быть, тебе стоит заняться виноделием? В Напа больше двух сотен виноделен, и большинство из них частные.
— Я не могу уйти из ИХЭ.
— Не можешь или не хочешь?
— И то и другое. Выбери, что тебе больше нравится.
Его глаза опять стали беспокойными и тоскливыми, как в Нью-Йорке, но Обри решила не давить на него. Если бы Лайам был готов переменить жизнь и воплотить свои мечты, он сделал бы это без ее уговоров. Она решила сменить тему.
— Я люблю это место. У меня так много счастливых воспоминаний о нем. Когда на работе совсем достанут, я утешаю себя мыслями, что все брошу и вернусь сюда.
— Почему ты этого не делаешь?
— Все потому же. Долг перед семьей.
— И когда ты его выплатишь?
Хороший вопрос. Обри начинала подозревать, что, как бы она ни старалась, ее отец вряд ли это оценит.
— А ты когда? Тебе же плохо в ИХЭ, возможно, стоит уйти?
— А тебе?
— А я не могу. — Она заколебалась. — Мой отец никогда не хотел дочь. Я ему не нужна была ни до развода, ни тем более после. Когда случилась эта история с отчимом, я слышала, как он говорил секретарше, что я свяжу его по рукам и ногам. А потом он сказал: «Я так хотел сына. Будь она мальчиком, все сложилось бы по-другому. Я был бы рад забрать ее к себе».
Лайам тихо выругался.
— И что ты теперь делаешь? Пытаешься заменить ему сына?
Грустная улыбка появилась на ее губах.
— Мы — два сапога пара. Несчастные, но не способные что-либо изменить.
— Изменять что-либо… — Он пожал плечами и повернулся к окну, чтобы рассмотреть роскошный особняк, мимо которого они проезжали.
— …страшно, — закончила она за него.
— Опасно и эгоистично. Слишком многих людей это затронет и разочарует. Включая меня самого.
Лайам хорошо выразил ее собственные чувства. Она не хотела разочаровывать отца, не хотела разочаровать саму себя, так и не доказав ему, что достойна его уважения.
Да, он хотел сына. И что теперь? Она прекрасно справляется с их семейным бизнесом. И хочет, чтобы он наконец это заметил. Хотя бы раз. А потом она уйдет.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Ошеломляюще красиво! — сказала Обри.
Лайам оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее. Он не понял, имела ли она в виду виноградники, или дом Лурэ, или все вместе.
— Ошеломляюще красиво, — подтвердил Лайам. Но он говорил о ней, не о виноградниках или домах. Когда ему наконец наскучит смотреть на нее, заниматься с ней любовью, просто находиться рядом? Что он будет делать, когда все это кончится? Как сможет, вернувшись в Нью-Йорк, забыть, что она живет всего в двух шагах от него? Но если он не сделает этого, то останется без работы.
После вчерашней поездки на Винном поезде она преподнесла ему еще один сюрприз — наняла самолет и показала ему Напа с высоты птичьего полета. Они немного покружили над долиной, а затем долетели до калифорнийского побережья. Закат над Тихим океаном поразил Лайама. Привыкший видеть, как солнце садится за небоскребы, он с замиранием сердца смотрел, как огненный шар погружается в океан.
Лайам припарковал автомобиль и вслед за Обри направился в зал дегустации винодельни Эштона.
Я могу вам помочь? — спросила женщина, очень похожая на Обри ростом, комплекцией и цветом волос. Затем она вышла из-за высокой барной стойки, и Лайам увидел, что женщина была на последних месяцах беременности.
Как будет выглядеть Обри беременной? — пронеслась у него в голове неожиданная мысль. — И от кого она будет беременна?
Обри Холт делала для него больше, чем он смел рассчитывать. В Нью-Йорке и здесь. В постели и вне ее.
Он не хотел с ней расставаться. Никогда.
Это неожиданное открытие так потрясло его, что ему показалось, будто на него рухнула винная бочка. Он не мог дышать, не мог двигаться, не мог говорить, потому что наконец понял.
Он влюбился в дочь врага.
Все четыре часа экскурсии Лайам не посмотрел на Обри, ни разу не подошел к ней и не заговорил с ней. Молчание висело между ними, как грозовое облако. Она в замешательстве кусала губы.
Когда они возвращались к машине, Обри пришлось почти бежать, чтобы угнаться за Лайамом, который мрачно шагал впереди.
Несколько миль они проехали в полной тишине, и ее нервы натягивались все туже с каждым поворотом дороги. Наконец она не выдержала:
— Лайам, что-то случилось?
Он не отрываясь смотрел на дорогу.
— Много всего.
Обри лихорадочно прокручивала в голове весь день с самого утра, пытаясь понять, что она или кто-то еще сказал или сделал, что могло бы так расстроить Лайама. Ничего не приходило ей на ум.
— Ты не против, если мы не поедем сегодня смотреть гейзер? — спросил он. — Я хочу вернуться домой.
— Конечно. Гейзер никуда не денется. Оставшиеся минуты пути походили на долгие часы.
Едва они вышли из машины, как Обри поймала его за руку.
— Я что-то сделала не так?
— Нет. Я сделал кое-что не так. — Лайам провел рукой по лицу, потом посмотрел Обри прямо в глаза. То, что она увидела в этом взгляде, заставило ее сердце остановиться. — Я влюбился в тебя, Обри.
Он сказал это. Те слова, которые она всегда хотела от него услышать. Но теперь, когда это произошло, самые разные чувства бурлили у нее в груди. Восторг быстро сменился трезвым скепсисом. Она видела по его лицу: он искренне верит в то, что любит ее. Но она-то знала, что это не любовь. Это страсть. Чувство, которое нахлынуло так быстро, должно так же быстро иссякнуть.
Но прежде чем она успела возразить Лайаму, он остановил себя сам:
— Но что хорошего в любви, если у нее нет никакого будущего? Наверное, я хотел бы уйти из холдинга, обосноваться здесь в Напа. Но я не могу, Обри. Я единственная рессора внутри ИХЭ. Единственный, кто может спасти холдинг и семью от развала. — Лайам поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Это прикосновение немедленно отозвалось внизу ее живота. — И я сомневаюсь, смогу ли убедить тебя уйти из «Холт Энтерпрайзиз», пока ты считаешь, что должна что-то доказывать своему отцу.
Он мог бы еще добавить, что его дед ни за что не примет ее в семью, если она будет продолжать работать на Мэтью Холта. Но и так все было ясно.
— Нет, я не могу уволиться. Пока я к этому не готова. И, может быть, не буду готова никогда.
Ее сердце разрывалось от счастья и тоски. Она ведь знала, что их отношения должны закончиться, почему же тогда так больно? Она схватила его руку и уткнулась лицом в ладонь.
— Я люблю тебя, Лайам. Но все это обрушилось на нас слишком внезапно и так же внезапно кончится. Любовь такой не бывает. Это только страсть. И она быстро перегорит.
Он нахмурился.
— Ты хоть веришь в то, что говоришь?
— Да. Я видела такое много раз. Моя мать после развода с отцом умудрилась еще четыре раза влюбиться с первого взгляда и до безумия. Каждый раз она с горящими глазами убеждала меня, что вот теперь наконец-то встретила настоящую любовь. Потом проходило несколько месяцев, максимум год, она звонила мне, мы встречались за ланчем, и она опять рыдала, что ненавидит очередного своего мужа, что жизнь опять ее обманула, а вся любовь растаяла, как дым.
Он мрачно смотрел на нее.
— И ты думаешь, что у нас будет так же?
— Я очень боюсь этого.
— Что, если нет?
Даже если и так, это ничего не меняет. Их семьи всегда будут стоять между ними.
Ты должен убедить Обри, иначе ее потеряешь.
Лайам смотрел в фиалковые глаза Обри и видел в них непоколебимую уверенность. Надо уверить ее, что их чувства — нечто большее, нежели просто безумное увлечение.
Страсть? Конечно, это страсть, но его чувства к ней глубже, и он может поклясться, что ее тоже.
Любовь предполагает желание доставлять удовольствие, а не только получать его. Любовь предполагает желание знать мысли и чувства другого, а не только его тело. Обри дала ему невероятное сексуальное наслаждение, но еще она заставила его посмотреть на жизнь другими глазами. Она волновала Лайама, но она же вносила мир и покой в его душу.
Любовь означает желать счастья другому больше, чем самому себе.
И сейчас любовь преподносит им свой первый урок.
Дай ей время понять, что между вами происходит.
— Что ж, будем радоваться друг другу, пока это возможно.
Лайам сжал ее лицо в ладонях, ласково отвел прядки волос, упавшие на лоб. Ее глаза потемнели, а губы приоткрылись. Он готов был наброситься на нее прямо на крыльце Хилл-Крест-Хауса. Его останавливало только то, что их могли увидеть с дороги. Но поцелуй-то он может себе позволить. Один поцелуй. Один долгий, глубокий, страстный поцелуй.
Он наклонился и прильнул к ее нежным губам, вдыхая ароматное дыхание, гладя ее по всему телу. Когда его ладонь легла на плоский живот, выражение ее лица смягчилось, как будто она уже носила там его ребенка, их ребенка.
Лайам оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее. Он не понял, имела ли она в виду виноградники, или дом Лурэ, или все вместе.
— Ошеломляюще красиво, — подтвердил Лайам. Но он говорил о ней, не о виноградниках или домах. Когда ему наконец наскучит смотреть на нее, заниматься с ней любовью, просто находиться рядом? Что он будет делать, когда все это кончится? Как сможет, вернувшись в Нью-Йорк, забыть, что она живет всего в двух шагах от него? Но если он не сделает этого, то останется без работы.
После вчерашней поездки на Винном поезде она преподнесла ему еще один сюрприз — наняла самолет и показала ему Напа с высоты птичьего полета. Они немного покружили над долиной, а затем долетели до калифорнийского побережья. Закат над Тихим океаном поразил Лайама. Привыкший видеть, как солнце садится за небоскребы, он с замиранием сердца смотрел, как огненный шар погружается в океан.
Лайам припарковал автомобиль и вслед за Обри направился в зал дегустации винодельни Эштона.
Я могу вам помочь? — спросила женщина, очень похожая на Обри ростом, комплекцией и цветом волос. Затем она вышла из-за высокой барной стойки, и Лайам увидел, что женщина была на последних месяцах беременности.
Как будет выглядеть Обри беременной? — пронеслась у него в голове неожиданная мысль. — И от кого она будет беременна?
Обри Холт делала для него больше, чем он смел рассчитывать. В Нью-Йорке и здесь. В постели и вне ее.
Он не хотел с ней расставаться. Никогда.
Это неожиданное открытие так потрясло его, что ему показалось, будто на него рухнула винная бочка. Он не мог дышать, не мог двигаться, не мог говорить, потому что наконец понял.
Он влюбился в дочь врага.
Все четыре часа экскурсии Лайам не посмотрел на Обри, ни разу не подошел к ней и не заговорил с ней. Молчание висело между ними, как грозовое облако. Она в замешательстве кусала губы.
Когда они возвращались к машине, Обри пришлось почти бежать, чтобы угнаться за Лайамом, который мрачно шагал впереди.
Несколько миль они проехали в полной тишине, и ее нервы натягивались все туже с каждым поворотом дороги. Наконец она не выдержала:
— Лайам, что-то случилось?
Он не отрываясь смотрел на дорогу.
— Много всего.
Обри лихорадочно прокручивала в голове весь день с самого утра, пытаясь понять, что она или кто-то еще сказал или сделал, что могло бы так расстроить Лайама. Ничего не приходило ей на ум.
— Ты не против, если мы не поедем сегодня смотреть гейзер? — спросил он. — Я хочу вернуться домой.
— Конечно. Гейзер никуда не денется. Оставшиеся минуты пути походили на долгие часы.
Едва они вышли из машины, как Обри поймала его за руку.
— Я что-то сделала не так?
— Нет. Я сделал кое-что не так. — Лайам провел рукой по лицу, потом посмотрел Обри прямо в глаза. То, что она увидела в этом взгляде, заставило ее сердце остановиться. — Я влюбился в тебя, Обри.
Он сказал это. Те слова, которые она всегда хотела от него услышать. Но теперь, когда это произошло, самые разные чувства бурлили у нее в груди. Восторг быстро сменился трезвым скепсисом. Она видела по его лицу: он искренне верит в то, что любит ее. Но она-то знала, что это не любовь. Это страсть. Чувство, которое нахлынуло так быстро, должно так же быстро иссякнуть.
Но прежде чем она успела возразить Лайаму, он остановил себя сам:
— Но что хорошего в любви, если у нее нет никакого будущего? Наверное, я хотел бы уйти из холдинга, обосноваться здесь в Напа. Но я не могу, Обри. Я единственная рессора внутри ИХЭ. Единственный, кто может спасти холдинг и семью от развала. — Лайам поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Это прикосновение немедленно отозвалось внизу ее живота. — И я сомневаюсь, смогу ли убедить тебя уйти из «Холт Энтерпрайзиз», пока ты считаешь, что должна что-то доказывать своему отцу.
Он мог бы еще добавить, что его дед ни за что не примет ее в семью, если она будет продолжать работать на Мэтью Холта. Но и так все было ясно.
— Нет, я не могу уволиться. Пока я к этому не готова. И, может быть, не буду готова никогда.
Ее сердце разрывалось от счастья и тоски. Она ведь знала, что их отношения должны закончиться, почему же тогда так больно? Она схватила его руку и уткнулась лицом в ладонь.
— Я люблю тебя, Лайам. Но все это обрушилось на нас слишком внезапно и так же внезапно кончится. Любовь такой не бывает. Это только страсть. И она быстро перегорит.
Он нахмурился.
— Ты хоть веришь в то, что говоришь?
— Да. Я видела такое много раз. Моя мать после развода с отцом умудрилась еще четыре раза влюбиться с первого взгляда и до безумия. Каждый раз она с горящими глазами убеждала меня, что вот теперь наконец-то встретила настоящую любовь. Потом проходило несколько месяцев, максимум год, она звонила мне, мы встречались за ланчем, и она опять рыдала, что ненавидит очередного своего мужа, что жизнь опять ее обманула, а вся любовь растаяла, как дым.
Он мрачно смотрел на нее.
— И ты думаешь, что у нас будет так же?
— Я очень боюсь этого.
— Что, если нет?
Даже если и так, это ничего не меняет. Их семьи всегда будут стоять между ними.
Ты должен убедить Обри, иначе ее потеряешь.
Лайам смотрел в фиалковые глаза Обри и видел в них непоколебимую уверенность. Надо уверить ее, что их чувства — нечто большее, нежели просто безумное увлечение.
Страсть? Конечно, это страсть, но его чувства к ней глубже, и он может поклясться, что ее тоже.
Любовь предполагает желание доставлять удовольствие, а не только получать его. Любовь предполагает желание знать мысли и чувства другого, а не только его тело. Обри дала ему невероятное сексуальное наслаждение, но еще она заставила его посмотреть на жизнь другими глазами. Она волновала Лайама, но она же вносила мир и покой в его душу.
Любовь означает желать счастья другому больше, чем самому себе.
И сейчас любовь преподносит им свой первый урок.
Дай ей время понять, что между вами происходит.
— Что ж, будем радоваться друг другу, пока это возможно.
Лайам сжал ее лицо в ладонях, ласково отвел прядки волос, упавшие на лоб. Ее глаза потемнели, а губы приоткрылись. Он готов был наброситься на нее прямо на крыльце Хилл-Крест-Хауса. Его останавливало только то, что их могли увидеть с дороги. Но поцелуй-то он может себе позволить. Один поцелуй. Один долгий, глубокий, страстный поцелуй.
Он наклонился и прильнул к ее нежным губам, вдыхая ароматное дыхание, гладя ее по всему телу. Когда его ладонь легла на плоский живот, выражение ее лица смягчилось, как будто она уже носила там его ребенка, их ребенка.