Розенберг Джоэл. Багровое небо

   – Я прошу прощения, – промолвил Йен, обращаясь к ним обоим. – Я бы сказал, Валин, что не хотел тебя обидеть или оскорбить, но это было бы неправдой. Я именно хотел ударить, уязвить побольнее, хотел ранить твои чувства – просто потому, что мне самому больно и я сбит с толку. Я был неправ, и я прошу прощения.
   Важно, чтобы оба они поверили – по крайней мере важно для самого Йена. Он полагал, что заслужил уважение коня-аса, хотя как добиться его приязни, Йен и понятия не имел. И Йен был благодарен Валину за предупреждение, которое тот доставил, а еще он проникся уважением к храбрости цверга.
   Это важно…
   Кольцо Харбарда с болезненной силой запульсировало у него на пальце: раз, другой, третий…
   Валин выпрямился, вытирая тыльной стороной ладони свою удивленную сморщенную физиономию. Сильвертоп перестал неодобрительно коситься и фыркать. Постукивая копытами по камню, он дошел до каменного корыта, наполненного неизвестной Йену разновидностью зерна, и, не торопясь, принялся с шумом его поглощать.
   Все это время лодыжка болела не переставая, но Йен заставил себя не обращать внимания. Теперь, сопя от боли, юноша оперся о деревянную бочку и осторожно сполз на холодный каменный пол. Наклонился вперед и задрал брючину.
   Он поранился не так сильно, как опасался, но все же довольно основательно: и носок, и кроссовка успели пропитаться кровью.
   Носок – ерунда, а вот кроссовке замены здесь не найти. Может, кровь отмоется. А если не отмоется, кроссовка сгниет изнутри и пойдет на выброс.
   Валин, неизменно преданный Валин, уже был рядом, с аптечкой первой помощи в толстых руках.
   – Прошу тебя, о почтенный, друг друга Отца Вестри, прошу тебя, объясни неуклюжему увальню, что надо сделать со всем этим, чтобы облегчить твою боль.
   В аптечке было несколько шприцев с лекарствами – на каждом наклейка, на иглы надеты зеленые пластиковые наконечники, чтобы сохранить их стерильными.
   Проклятие. Меньше всего Йену хотелось просить Фрейю исцелить его рану, но, черт, как же больно, а отуплять себя димеролом и вистарилом сейчас не годится. Хотя соблазн велик.
   Йен начал перебирать шприцы – интересно, что такое атропин? – пока не наткнулся на шприц с наклейкой «Лидокаин – использовать для обезболивания поврежденной области, когда требуется зашить небольшие раны. Необходимо все стерилизовать!!!». Йен снял с иглы колпачок, брызнул немного прозрачной жидкости на саму рану, а затем сделал несколько уколов вокруг раны – было так больно, что на глазах выступили слезы.
   Йен не знал, через какое время скажется лидокаин, но, согласно законам Мерфи, если он попытается использовать кольцо Харбарда, чтобы убедить себя самого, что рана не болит, либо кольцо – как всегда – на него не подействует, либо его действия хватит лишь…
   Кольцо сильно сжало палец один раз.
   Лодыжка перестала болеть.
   Можно подумать, нажали выключатель.
   Робко, осторожно Йен прикоснулся к ране кончиком пальца. Чувствительность не исчезла, но боли не было. Йен не знал, через какое время должен подействовать лидокаин, но уж по крайней мере через пару минут, не раньше…
   Не так быстро.
   Кольцо? Конечно, возможно, но… нет. У него ни разу не получалось подействовать кольцом на себя самого, хоть он и пытался изо всех сил, доводя себя до изнеможения.
   Чертовщина какая-то.
   Йен дрожащими руками открыл черную пластиковую бутылочку с перекисью водорода.
   – Промой вот этим рану, а потом высуши марлевыми салфетками. Сначала дезинфекция, затем просушивание, а напоследок мы заклеим рану полосками пластыря – ага, вон теми.
 
   Следовало попытаться сделать это раньше. Мог бы и поразмыслить как следует. Фрейя не У.К. Филдс ^[21], чтобы складывать все яйца в одну корзину, а потом приглядывать за корзиной, – как и Осия, которому тоже случалось прятать камни Брисингамена.
   Сложить все камни в одно место? А если кто-то найдет тайник? А если вы станете охранять тайник – вдруг вас выследят?
   Нет. Ни Осия, ни Фрейя ничего такого делать не стали – не дураки же они.
   Один из камней Фрейя спрятала где-то далеко.
   Нет, не «один из камней», а первый, рубин. Тогда она еще жила с Одином и обещала никому не отдавать камень, даже мужу. А потом, когда Йен отдал ей второй камень, алмаз, она спрятала его где-то неподалеку. Может, он лежит в пещере или под половицами избы. А может, зарыла его глубоко в землю, запомнив место. Она ведь сильная, у нее бы получилось.
   Как бы то ни было, камень схоронен где-то недалеко, поскольку усиливает действие кольца Харбарда.
   Интересно, хватит ли этого, чтобы переубедить асинью, чтобы уговорить ее отдать Йену алмаз хотя бы на несколько дней?
   Йен стиснул зубы.
   Вот и проверим.

Глава 27
Наследие Эктона ^[22]

   Дверь была приоткрыта, но Йен все же постучал по косяку, прежде чем войти.
   Дверь распахнулась так стремительно, что Йен подумал, уж не услышала ли Фрейя, как он ковыляет, не ждала ли его.
   – Йен, мне так… – Тут она опустила глаза. – Да ты поранился! – воскликнула она и обхватила его за талию, прежде чем Йен успел возразить.
   Йен никогда не сомневался в силе Фрейи, и все же его поразило, с какой легкостью она оторвала его от земли, упершись своим бедром в его бедро. Йен не питал никаких иллюзий относительно соотношения их сил, а то бы он пришел в замешательство.
   Арни уже поднялся со стула. И сразу опустился на колени перед Йеном.
   – Думаешь, перелом?
   Йен покачал головой:
   – Нет, просто царапина.
   Арни взял знакомого вида аптечку первой помощи с одной из уцелевших полок.
   – Промыл?
   – Валин промыл. Перекись водорода и полоски пластыря, чтобы стянуть края раны. Все будет в порядке.
   – Угу, правильно. Но я все равно гляну. – Арни вынул из стерильной упаковки изогнутые ножницы и по пожил лодыжку Йена себе на колени.
   Фрейя опустила руку ему на плечо.
   – Может, мне этим заняться? Если мы продолжаем общаться, мой Серебряный Камень. Но даже если нет, не заключить ли нам перемирие, чтобы я могла помочь тебе?
   – Мы не в ссоре, – сказал Йен. – Но рана не очень-то болит.
   По правде, она вообще не болела. Лодыжка слушалась не так хорошо, как того бы хотелось Йену, и если бы не перевязка, он бы снова упал, ковыляя к дому; наверное, следовало прихватить костыль.
   Однако Йен не возражал против того, чтобы Фрейя исцелила его.
   Черт побери, да она в долгу у него. Кроме того…
   – Мы не в ссоре, однако разговор еще не закончен.
   – Конечно, мой Серебряный Камень. Я всегда готова выслушать тебя.
   Бросив взгляд на лодыжку, Йен ощутил тошноту; пока Арни срезал перевязку, он смотрел в сторону. Вряд ли после перекиси водорода и бацитрасина ему грозит заражение… когда бишь там его последний раз кололи от столбняка?
   – Ну что ж, бывает и хуже, – сказал Арни и посмотрел на Фрейю. – Думаю все же, мне надо почистить рану, прежде чем ты начнешь целить. Что-то не верится, что вестри смыл весь песок.
   Та подняла палец, предостерегая Йена.
   – Это было бы очень мило с твоей стороны, Арнольд. Спасибо, – сказала она и, двинувшись к бочонку с водой, улыбнулась Йену через плечо, поверх склоненной головы Арни. Ясно: Фрейя приняла помощь Арни только ради того, чтобы Арни почувствовал себя полезным, и что она была бы рада, если бы Йену хватило любезности подыграть ей.
   А может, это вовсе и не притворство. Может, промывание раны и в самом деле приносит пользу. Однако с начала времен Фрейя исцеляла и более серьезные ранения без помощи фармацевта в отставке. Хотя истинное целительство не есть лишь врачевание физических ран; настоящий целитель не станет причинять никому ненужную боль, и в обращении Фрейи с Арни ощущалась эта мягкость, несмотря на некоторый оттенок манипуляторства.
   – Йен? – Арни поднял голову. – Когда тебе последний раз кололи противостолбнячную вакцину?
   – Как раз пытался вспомнить. Думаю, лет шесть назад – словил тогда в ляжку клинок, у которого отломился наконечник.
   – М-м-м… Док Шерв должен был проследить… – Арни поцокал языком. – Он бы не дал такой промашки десять или двадцать лет назад. Не молодеет док. И вообще, не вечный же он… Спасибо, милая, – сказал Арни, принимая принесенное Фрейей ведро воды. Сама она, пока Арни лил чистую холодную воду на рану, держала под лодыжкой Йена шайку: при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это отпиленная треть бочонка. Лодыжку лишь на мгновение обожгло ледяной болью, довольно сильной, впрочем. Наверное, не стоило переводить лидокаин, брызгая его на рану.
   – Мне почему-то кажется, что у тебя ничего не выйдет, – произнес Йен.
   – Но почему, мой Серебряный Камень? – спросила Фрейя.
   – Не знаю, – спокойно ответил юноша, изо всех сил желая, чтобы она ему поверила, – просто мне так кажется.
   Кольцо запульсировало, сильно и больно сжимая палец.
   – Думаю, он прав, – сказал Арни. – У этой раны такой вид… я даже не знаю… как будто она слишком серьезная, чтобы так просто излечиться. – Он вынул из упаковки стерильный тампон и промокнул рану, не обращая внимания на небольшое количество выделившегося гноя. – Тем не менее попробовать стоит, я считаю.
   У Фрейи был озадаченный вид, однако она кивнула:
   – Дай-ка взглянуть.
   Ноги Йена коснулись теплые нежные руки. Медленно, бережно, она накрыла рану ладонью, обхватив второй рукой лодыжку с другой стороны.
   Ты не сможешь ничего сделать, думал Йен. Не получится. Что-то не то, и сейчас у тебя не выйдет меня исцелить. Может, ты стареешь, может, мое тело отвергает твою помощь, может, дело в чем-то еще, но ты не в силах исцелить меня. Безнадега.
   Кольцо пульсировало все чаще и чаще, быстрее и быстрее, спазмы слились в ноющую конвульсивную боль, которая прекратилась лишь тогда, когда Фрейя, покачав головой, выпустила его лодыжку и, снова покачав головой, озадаченно выпрямилась.
   – Как печально… – сказала она. Снова посмотрела на лодыжку, а потому на свои руки. На правой ладони расплывалось красное пятно и темнели сгустки свернувшейся крови. Фрейя потерла рукой об руку, сначала несильно, а затем все сильнее и сильнее, пока от ладоней не повалил дым. Противно завоняло горелым.
   Арни положил руку ей на плечо.
   – Все хорошо, – произнес он тихо и нежно, однако вместе с тем твердо.
   Фрейя сполоснула руки в бадье: в первое мгновение вода, соприкоснувшись с ее ладонями, зашипела, испаряясь. Когда Фрейя подняла глаза на Йена, она выглядела старше и печальнее.
   – Мне так жаль, мой Серебряный Камень… Похоже, не на одного вашего дока Шерва действуют годы.
   Теперь все пойдет без сучка и без задоринки. Все, что ему надо сделать, это вернуть разговор к самоцвету и Отпрыску. Мотивы у Йена самые правильные. Она не устоит перед силой кольца и камня – растает, как масло в жаркий летний день.
   – Фрейя, я…
   Богиня посмотрела на Йена и улыбнулась.
   – Мой Серебряный Камень, ты же никогда не называл меня по имени, лишь в тот раз, когда понял, что я не простая жена паромщика. Оставим все как было. Так что ты хотел сказать?
   Йен молчал. Не мог он, глядя в лицо Фрейе, подчинить ее давлением своей воли, усиленной кольцом и самоцветом. Фрейя ошибалась, а он прав, и если она не передумает, любящий отец будет страдать на глазах у любимого сына, – но влиять на разум Фрейи означало обойтись с другом как с предметом, вещью, которым можно управлять по своему разумению.
   Так нельзя.
   Йен снял кольцо и запихнул его в карман.
   – Фрейя, – начал он, – мне нужен алмаз. Всего на несколько дней. В самом деле очень нужен. Я не знаю, что мне сказать, чтобы убедить тебя. Могу поклясться, что если мне снова случится найти камень, я не принесу его тебе, если сейчас ты не дашь мне алмаз. Послушай, когда я вернусь с алмазом, я отправлюсь на поиски третьего камня. И клянусь, я принесу тебе его, когда найду. Но сейчас положись на меня, прошу, так же, как я положился на тебя.
   – Послушай, Йен… – Фрей взяла его руку в свои. Странно, что эти руки, столь сильные и могущественные, могут быть такими нежными и теплыми. – Мне ужасно жаль, Йен. Надеюсь, что ты останешься моим Серебряным Камнем, а я всегда буду твоей Фрейей, но я по-прежнему не могу согласиться на то, о чем ты просишь. Клянись, если желаешь, что не принесешь мне других камней – что с того? Вряд ли ты добудешь еще один самоцвет. А даже если добудешь, кому ты его доверишь? Харбарду? Или своему будущему тестю? Вряд ли ты выберешь Одина или маркграфа. Но даже если ты поступишь именно так, я не изменю своего решения. Даже если ты пообещаешь отправиться на поиски других самоцветов, чтобы принести их мне. Я не могу отдать даже один… – Фрейя на мгновение наморщила лоб, затем покачала головой, словно стряхивая морщины. – Я не могу рисковать даже одним-единственным самоцветом в надежде, что если я отдам его тебе, ты когда-нибудь можешь найти другой. – Она поднялась на ноги и смотрела на Йена сверху вниз, не отступая. – Не думаю, что ты примешь все это, но так тому и быть.
   – Нет. – Йен твердо посмотрел ей в глаза. – Мне не нравится твое мнение, однако я могу принять его. Надеюсь, вы оба поверите мне.
   Фрейя кивнула.
   – Я верю.
   Она нежно сжала руку Йена, а потом выпустила ее. Арни закончил перевязывать лодыжку Йена: рана снова заныла.
   – Я тоже. – Он посмотрел на Йена и улыбнулся. – Хотя что с меня взять – меня ведь так легко убедить, верно?
   – Ну да, ты у нас размазня.
   Арни рассмеялся.
   Отпрыск, прости, но… Хотя, если честно, гораздо сильнее мне жаль твоего сына.
   – Я уеду утром. Я обещал вернуться. – Осия не то чтобы остался заложником, однако близко к тому. Чего стоит обещание Отпрыска, раз Йен не выполнил свою часть уговора?
   Станет ли Отпрыск что-то делать, чтобы сбить волков со следа Торсенов?
   А если я скажу ему, что старался, очень старался? Может, сработает?
   Ха. Какая Отпрыску разница, как там Йен старался? Платят за результат, а не за усилия.
   Стоит только собраться духом и вынуть из кармана кольцо, и тогда он убедит Фрейю дать ему на время камень.
   На время? Черт, да Йен сможет выпросить алмаз Брисингамена насовсем: он убедит Фрейю, что камню лучше оставаться у него в руках! Не исключено, что это даже правда; уж во всяком случае, правда то, что Йен способен отговорить всякого от мысли лишить его камня.
   С кольцом Харбарда и камнем из Брисингамена он заставит кого угодно поверить во что угодно.
   Может даже постучать в дверь одного дома в Блумингтоне и заставить никудышного старика заботиться о Йене так, как отцу полагается заботиться о сыне – у Йена всегда было право на это, как и у любого другого ребенка. И вы никогда не перестаете нуждаться в отцовской любви – потому что в душе у каждого человека вечно живет маленький ребенок.
   Но уж лучше Йен сломает «Покорителя великанов» о колено и зазубренным обломком перережет себе глотку, чем так поступит.
   Арни кивнул.
   – Нет, это мы уезжаем утром. Надо же кому-то тебя подстраховывать, а такова моя специализация, милорд, – сказал он, коснувшись пальцем лба.
   – Никто не поверит.
   Арни пожал плечами.
   – Я тебе рассказывал анекдот про Папу Римского и его шофера?
   – Раз двадцать, наверное.
   – Может, и мне ты его рассказывал, – с улыбкой вмешалась Фрейя. – Не расскажешь ли еще раз? Боюсь, я его не помню.
   – Ну, ладно. Поехал Папа за город, и вдруг шофер бледнеет и поворачивается к нему. «Ваше Святейшество, – говорит он, – что-то мне совсем хреново». Ну, тогда Папа пересаживается на водительское место и…

Глава 28
Сын

   Над замерзшим озером дул сухой холодный ветер; Ториан дель Ториан, шедший по прибрежной тропке, ускорил шаг. Несколько морозных дней, когда температура не поднималась выше нуля, и ноги сотен, а возможно, и тысяч убежденных – хотя и излишне эксцентричных – бегунов сделали дорожку ровной и чистой, лишь кое-где попадались замерзшие лужи.
   Собственно, самой большой замерзшей лужей было само озеро Калун. Неправильный овал, в милю длиной и в три четверти мили шириной, оно промерзло достаточно глубоко и основательно, чтобы выдержать и грузовик, хоть Ториану не случалось видеть машин на городских водоемах. На северо-западном берегу одиноко высился покрытый сосульками стеллаж для лодок, надо льдом тянулся пирс; торчащая с него деревянная доска словно соблазняла глупца нырнуть – и сломать себе шею.
   Наверняка кто-нибудь уже купился на этот соблазн. Нет такой глупости, которую бы никто никогда не сделал.
   В северной и южной части озера лед привели в порядок – устроили большие круглые катки, но остальную поверхность покрывал неровный снег, исчерченный лыжнями. А еще там стояли домики рыбаков. Странный вид спорта: сидишь на морозе, пытаясь вытащить рыбу из проруби.
   Ториан взглянул бы на часы, но какая разница? Время можно мерить шагами или ударами сердца. Ах, если бы сердце вело обратный отсчет, счет времени до нападения – интересно было бы знать, сколько ему еще осталось.
   Не то чтобы он совершенно беспомощен. Юный Ториан всучил отцу свой диковинный ножичек, который Ториан дель Ториан положил в карман парки. Однако если ему хватит времени выхватить ножичек, то наверняка хватит вытащить и кинжал побольше, спрятанный в ножнах под левой мышкой. Свой собственный простой складной нож Ториан держал в правой руке – хоть он и не очень длинный, но с лезвием работы Орфинделя, и Ториан дель Ториан носил этот нож при себе уже пятнадцать лет.
   Если у него будет время, можно выхватить из левого кармана парки пистолет – только как поймешь, Сын ли это, пока он на тебя не набросился. Огнестрельное оружие не знает преданности и лишено души – если пули что и имеют к цели, так это желание миновать ее.
   Попытаться, конечно, стоит, однако вряд ли Сын даст себя пристрелить, не успев добраться до своей жертвы.
   Ториан ускорил было шаг, затем заставил себя пойти тише. Уж если он слышит собственное дыхание, как же услышать приближающегося врага?
   Наверное, полагаться стоит лишь на зрение. Только самый глупый Сын выдаст себя звуком перед прыжком. Если Ториан услышит цок-цок когтей по обледеневшему гудрону, он даже может успеть вытащить пистолет.
   От городских запахов и шумов ждать было нечего. Дома – и в Доминионах – звуки в ночи, издаваемые насекомыми, птицами и зверями, кое-что проясняли. Например, тишина внятно говорила о том, что кто-то – возможно, ты сам – слишком громок и неуклюж. Понюхав воздух, можно понять, что у Томсонов сегодня на обед мясо в горшочках, что старый «форд-пинко» Инги Свенсон жжет масло, или что новый кот, наполовину дикарь, пометил ваш задний забор, сделав его границей своей территории. Осенью оленьи погрызы можно найти по мускусному запаху так же быстро, как и на глаз. В Доминионах о появлении Сына в окрестностях оповестила бы едкая вонь мочи.
   Имей Ториан в запасе несколько лет, выучил бы все странные и непривычные городские запахи; сейчас, учуяв запах дыма, он мог сказать лишь, что кто-то по глупости жжет сырую сосну, перенасыщенную креозотом, и что скоро у этого кого-то загорится дымоход. Жечь «зеленку» – расточительство: большая часть выделяющегося тепла уходит на просушку самого дерева. Что до креозота – неужели здешние аптекари не в силах найти ему лучшего применения?
   На звуки полагаться нельзя. То и дело над головой что-то ревет и по небу проносятся огни: самолеты летят в аэропорт; не из-за них ли в воздухе стоит странный запах, напоминающий запах бензина? Шумят машины, проезжающие по дороге, то и дело раздается заунывный вой сирены… Как только люди ухитряются спать?
   Ну, вообще-то привыкнуть можно ко всему. Со временем.
   Если бы Ториан мог начать все сначала, он бы все обдумал лучше. Раз уж юный Ториан решил учиться в этом городе, значит, Ториану-старшему следовало провести здесь достаточно времени, чтобы пообвыкнуться: ведь он возвел для себя в правило обязательное знакомство с ареной, на которой должна происходить дуэль. Если ты заранее не знал о расшатанной плитке в полу – это твоя беда, но если ты знал, а твой противник – нет, это уже преимущество.
   А если про расшатанную плитку знаешь и ты, и твой противник, но он не знает, что ты знаешь, – тоже хорошо. Однажды Ториан, воспользовавшись таким хитрым преимуществом, достал самого распорядителя дуэлей.
   Ториан дель Ториан обошел вокруг озера, но не обнаружил никаких следов Сына.
   Благоприятная возможность для нападения предоставлялась уже раз шесть – если предположить, что Сын, проявив благоразумие, нападет вдали от посторонних взглядов.
   Может, то был отвлекающий маневр? И основной удар придется на юного Ториана или Мэгги?
   Нет, это бессмыслица.
   Тогда в чем же дело?
   Ториан был здесь один, не считая одинокого бегуна, огибавшего озеро. Даже любители подледного лова покинули на ночь свои домики. В качестве отдыха подледный лов на морозе довольно глупое занятие, но даже горожане не такие идиоты, чтобы удить в темноте.
   И что, мне тут гулять, пока я до смерти не замерзну?
   Щеки у Ториана онемели, хотя повязка-наушник не давала ушам замерзнуть, и он машинально расстегнул парку, чтобы не вспотеть от ходьбы.
 
   Делая третий круг вокруг озера, уже за полночь, Ториан дель Ториан заметил на гудроне рисунок мелом. На этом месте ничего не было, когда он первый раз обходил озеро – тогда он внимательно смотрел под ноги, стараясь запомнить обледеневшие участки тропинки.
   Небрежный рисунок изображал контур пистолета, перечеркнутый крест-накрест.
   Неужели Сын вычислил, что Ториан будет с пистолетом? Или унюхал запах ружейного масла? Поверит ли он, если Ториан просто разведет руками и объявит вслух, что ему и в голову не пришло захватить с собой пистолет?
   Но если так, почему Ториан вообще обратил внимание на этот рисунок? Почему стоит тут и смотрит?
   Опять его переиграли.
   Ну ладно, значит, без пистолетов.
   Можно просто вынуть патроны и закинуть пистолет куда подальше, однако Ториану эта идея не нравилась. Вдруг его найдет ребенок? Огнестрельное оружие без патронов не представляет опасности само по себе, но Ториану подумалось, что, идя навстречу смерти, не подобает совершать столь безответственные поступки.
   Разбить оружие вдребезги? Но как прикажете разломать кусок металла, ходя вокруг озера? Впрочем, чтобы разобрать пистолет, довольно и отвертки. Кинуть пружины в одну сторону, барабан – в другую, а остальное утопить в озере.
   Жаль, что нельзя закинуть пистолет в озеро…
   Нет, почему же? Очень даже можно.
   – Надо думать, тогда ты выйдешь сразиться со мной? – негромко спросил он.
   Ответа Ториан не дождался, только вдалеке завывала, отказываясь заводиться на морозе, машина. Чух-чух-чух. Чух-чух-чух-чух-чух.
   Он спустился к низкому бортику и ступил на неровный лед. Поземка и мороз изглодали поверхность льда, и идти по нему было теперь ненамного труднее, чем по снегу. Ториан не ожидал такого, однако никогда раньше ему в голову не приходило гулять по застывшему озеру.
   Он научился кататься на коньках, потому что кататься на коньках обожала Карин. Но они катались на хоккейной площадке у школы: после того, как земля промерзала как следует, футбольное поле просто-напросто заливали водой. Лед был скользкий, хотя лучше всего скользил не в холодные, а в теплые дни.
   Ториан добрался до ближайшей лунки, накрытой квадратным куском фанеры.
   Тот, кто прорубил эту лунку, имел больше оптимизма, нежели здравого смысла: в нее вполне можно было провалиться. Так что кто-то другой, по всей видимости, более умный, накрыл лунку, чтобы, заметенная снегом, она не превратилась в ловушку для человека неосторожного и невезучего.
   Вода в проруби замерзла, но Ториан легко пробил ледяную корку каблуком. Потом медленно достал из кармана пистолет, подержал его над головой за ствол, а затем аккуратным и неторопливым движением уронил оружие в темную воду. Раздалось громкое «бульк».
   Ториан бы не удивился, если бы темная фигура вынырнула из тени одного из ближайших рыболовных домиков и бросилась к нему по льду…
   Ничего не произошло, только в дальнем конце озера, на Лейк-стрит, вспыхнули автомобильные фары.
   Ну? Я жду.
   Ториан двинулся было обратно к берегу, однако быстро остановился. Это очевидный ход, и, вероятно, Сын рассчитывал, что Ториан поступит именно так. Зачем облегчать ему жизнь?
   Ториан повернулся и направился к катку, который поблескивал в южном конце озера.
 
   Наверное, Сын хотел драться честно: Ториан услышал его рык, когда оборотень выбрался из пятна тени под пирсом. Не сгибая лап, оборотень сделал несколько шагов по льду, затем с обманчивой непринужденностью побежал вприпрыжку, быстро сокращая расстояния между собой и своей жертвой.
   Ториан тоже бросился бежать, сразу дернув за молнию, чтобы вытащить из-под мышки ножны с кинжалом. Движением большого пальца он развязал кожаный ремешок, державший ножны, потом резко взмахнул кистью, и ножны, кувыркаясь, улетели куда-то в темноту.
   Три столпа стратегии: баланс, расчет времени и расчет расстояния. В обычных обстоятельствах две ноги – менее надежная опора, чем четыре, но если Ториан успеет добежать до гладкого льда, все будет наоборот.