Джоэл РОЗЕНБЕРГ
БАГРОВОЕ НЕБО
Большой Взрыв, Большой Схлоп, Большая Головная Боль?
Элиза Мэттесен, Специально для «Глинера»
9 марта 1998
Хардвуд, Северная Дакота, США
Вселенной придет конец. Не скоро – быть может, сотни через две миллиардов лет или более того, – но конец неизбежен.
Последние открытия в области астрономии заставили ученых остановиться на этом весьма неприятном выводе. Пять различных групп исследователей из Принстона, Йеля, Национальной лаборатории Лоуренс, Беркли и Гарварда опубликовали результаты своих исследований, согласно которым вселенная, начало которой примерно пятнадцать миллиардов лет назад положил космический взрыв – так называемый Большой Взрыв, – будет расширяться вечно, пока не останется ничего, кроме рассеянных в пространстве атомов водорода и холодных камней.
Ученые, исследовавшие возможность будущего «большого схлопа», при котором вся материя вселенной схлопнется в сгусток необычайной плотности, а потом взорвется, повторяя Большой Взрыв, обнаружили, что вселенная содержит только двадцать процентов необходимой для этого массы. Вселенная «открыта» и не «замкнется», говорят они.
Результаты долговременных исследований породили волнение среди ученых, придерживающихся гипотезы об устойчивом состоянии вселенной, о ее «замкнутости». Возникает головоломный вопрос: если эта гипотеза верна, то по меньшей мере восемьдесят процентов материи во вселенной не обнаружено и не обнаружимо. Где же, спрашивается, недостающие восемьдесят процентов массы вселенной, необходимой для следующего цикла большого схлопа и Большого Взрыва?
Доктор Эрвин Раис, директор астрономического отделения Университета Северной Дакоты в Гранд-Форкс, не удивляется открытию, равно как и фурору вокруг него.
На прошлой недели в Миннеаполисе, выступая в дискуссии, состоявшейся в колледже Макалестер и посвященной результатам исследований, Раис Сказал: «Сторонники гипотезы стабильности мыслят вселенную подобно качелям, которые качаются туда-сюда. Не грандиозный замысел, а просто видеоигра: нажми кнопку „большой взрыв“ и начни сначала».
По мнению Раиса, подобные теории «не отвечают требованиям научности и принимают желаемое за действительное – это все равно что начинать новые исследования, когда результаты предыдущих вас не устраивают». Раис говорит, что пять исследований «совместно и по отдельности убедительны», и добавляет: «Это доказывает все то, что мы уже знаем».
Ким Колман, профессор-ассистент астрономического отделения Миннесотского университета, в речи на том же собрании отметил, что исследование не дает ответа на многие поднятые вопросы: «Куда делась материя? Почему наши приборы не могут ее обнаружить? Если она исчезла, то когда и как она превратилась в энергию и почему нами не зафиксировано следов данного процесса? Если теория стабильного состояния верна, откуда возьмется критическая масса? А если нет, то что же предшествовало большому взрыву?»
«С научной точки зрения этот вопрос не имеет смысла, – говорит Раис. – Но раз доказано, что большой взрыв был единичным явлением, которое больше не повторится, сколько можно тратить деньги налогоплательщиков на альтернативные исследования?»
Колман признает, что многие гипотезы, выдвинутые в поддержку модели устойчивого состояния – начиная введением новых типов фундаментальных физических взаимодействий, блокирующих действие гравитации, и кончая моделями карманных вселенных, ну прямо из фантастических романов, – «излишне смелы».
«А может быть, просто кошка загнала ее под диван, – шутит Раис. – Мы говорим о невероятном количестве отсутствующей материи – по меньшей мере в четыре раза больше, чем вся измеримая материя вселенной, а не о какой-нибудь безделушке вроде брелока, которую можно случайно где-то оставить».
Преподобного Джорджа Фридмана, защитившего степень доктора астрономии в Калтехе и степень доктора богословия – в Тихоокеанской Лютеранской Теологической Семинарии, совмещающего обязанности преподавателя астрономии в Макалестере с обязанностями пастора Лютеранской Евангелической Церкви в Миннеаполисе, эта дискуссия одновременно забавляет и приводит в восторг. «Если вселенная незамкнута и развивается от исходного пункта, то, полагаю, религиозный подтекст этого высказывания в комментарии не нуждается, – говорит он, самодовольно улыбаясь. – И если вы находите мою улыбку самодовольной, вы меня поняли».
«Тогда не попросите ли вы вашего Иегову пошарить по карманам? – интересуется Колман. – Мы не узнаем, куда пропала недостающая материя, пока не заглянем дальше. А принимая во внимание тот факт, что у нас проблемы с финансированием…»
Чем бы ни кончилась дискуссия, вопрос открыт: если сторонники теории стабильности правы и вселенная не сотворена, а представляет собой механическую последовательность больших взрывов и больших схлопов, где же недостающая масса?
Как выражается Раис, кто бы ни позаимствовал эту материю, пусть побыстрее вернет ее назад, а то сторонники теории стабильного состояния «весьма и весьма несчастны». Раис грозит пальцем и добавляет: «И совершенно растерянны, ведь результаты новых исследований однозначны: вселенная открыта».
Фридман настроен более мирно. «Краеугольным камнем нашей науки давно стала аксиома о недоказуемости существования сверхъестественного Творца, и как ученый я могу сказать, что так дело обстоит и по сей день. Но как служитель Господа я вполне доволен, что этот краеугольный камень начал понемногу крошиться».
Профессор Колман отказался от дальнейших комментариев.
Хардвуд, Северная Дакота, США
Вселенной придет конец. Не скоро – быть может, сотни через две миллиардов лет или более того, – но конец неизбежен.
Последние открытия в области астрономии заставили ученых остановиться на этом весьма неприятном выводе. Пять различных групп исследователей из Принстона, Йеля, Национальной лаборатории Лоуренс, Беркли и Гарварда опубликовали результаты своих исследований, согласно которым вселенная, начало которой примерно пятнадцать миллиардов лет назад положил космический взрыв – так называемый Большой Взрыв, – будет расширяться вечно, пока не останется ничего, кроме рассеянных в пространстве атомов водорода и холодных камней.
Ученые, исследовавшие возможность будущего «большого схлопа», при котором вся материя вселенной схлопнется в сгусток необычайной плотности, а потом взорвется, повторяя Большой Взрыв, обнаружили, что вселенная содержит только двадцать процентов необходимой для этого массы. Вселенная «открыта» и не «замкнется», говорят они.
Результаты долговременных исследований породили волнение среди ученых, придерживающихся гипотезы об устойчивом состоянии вселенной, о ее «замкнутости». Возникает головоломный вопрос: если эта гипотеза верна, то по меньшей мере восемьдесят процентов материи во вселенной не обнаружено и не обнаружимо. Где же, спрашивается, недостающие восемьдесят процентов массы вселенной, необходимой для следующего цикла большого схлопа и Большого Взрыва?
Доктор Эрвин Раис, директор астрономического отделения Университета Северной Дакоты в Гранд-Форкс, не удивляется открытию, равно как и фурору вокруг него.
На прошлой недели в Миннеаполисе, выступая в дискуссии, состоявшейся в колледже Макалестер и посвященной результатам исследований, Раис Сказал: «Сторонники гипотезы стабильности мыслят вселенную подобно качелям, которые качаются туда-сюда. Не грандиозный замысел, а просто видеоигра: нажми кнопку „большой взрыв“ и начни сначала».
По мнению Раиса, подобные теории «не отвечают требованиям научности и принимают желаемое за действительное – это все равно что начинать новые исследования, когда результаты предыдущих вас не устраивают». Раис говорит, что пять исследований «совместно и по отдельности убедительны», и добавляет: «Это доказывает все то, что мы уже знаем».
Ким Колман, профессор-ассистент астрономического отделения Миннесотского университета, в речи на том же собрании отметил, что исследование не дает ответа на многие поднятые вопросы: «Куда делась материя? Почему наши приборы не могут ее обнаружить? Если она исчезла, то когда и как она превратилась в энергию и почему нами не зафиксировано следов данного процесса? Если теория стабильного состояния верна, откуда возьмется критическая масса? А если нет, то что же предшествовало большому взрыву?»
«С научной точки зрения этот вопрос не имеет смысла, – говорит Раис. – Но раз доказано, что большой взрыв был единичным явлением, которое больше не повторится, сколько можно тратить деньги налогоплательщиков на альтернативные исследования?»
Колман признает, что многие гипотезы, выдвинутые в поддержку модели устойчивого состояния – начиная введением новых типов фундаментальных физических взаимодействий, блокирующих действие гравитации, и кончая моделями карманных вселенных, ну прямо из фантастических романов, – «излишне смелы».
«А может быть, просто кошка загнала ее под диван, – шутит Раис. – Мы говорим о невероятном количестве отсутствующей материи – по меньшей мере в четыре раза больше, чем вся измеримая материя вселенной, а не о какой-нибудь безделушке вроде брелока, которую можно случайно где-то оставить».
Преподобного Джорджа Фридмана, защитившего степень доктора астрономии в Калтехе и степень доктора богословия – в Тихоокеанской Лютеранской Теологической Семинарии, совмещающего обязанности преподавателя астрономии в Макалестере с обязанностями пастора Лютеранской Евангелической Церкви в Миннеаполисе, эта дискуссия одновременно забавляет и приводит в восторг. «Если вселенная незамкнута и развивается от исходного пункта, то, полагаю, религиозный подтекст этого высказывания в комментарии не нуждается, – говорит он, самодовольно улыбаясь. – И если вы находите мою улыбку самодовольной, вы меня поняли».
«Тогда не попросите ли вы вашего Иегову пошарить по карманам? – интересуется Колман. – Мы не узнаем, куда пропала недостающая материя, пока не заглянем дальше. А принимая во внимание тот факт, что у нас проблемы с финансированием…»
Чем бы ни кончилась дискуссия, вопрос открыт: если сторонники теории стабильности правы и вселенная не сотворена, а представляет собой механическую последовательность больших взрывов и больших схлопов, где же недостающая масса?
Как выражается Раис, кто бы ни позаимствовал эту материю, пусть побыстрее вернет ее назад, а то сторонники теории стабильного состояния «весьма и весьма несчастны». Раис грозит пальцем и добавляет: «И совершенно растерянны, ведь результаты новых исследований однозначны: вселенная открыта».
Фридман настроен более мирно. «Краеугольным камнем нашей науки давно стала аксиома о недоказуемости существования сверхъестественного Творца, и как ученый я могу сказать, что так дело обстоит и по сей день. Но как служитель Господа я вполне доволен, что этот краеугольный камень начал понемногу крошиться».
Профессор Колман отказался от дальнейших комментариев.
Пролог
Ведьмин круг
Приближалась зима.
В воздухе стоял аромат мороза, смешанный с резким привкусом озона. Влажный холодный ветер шуршал последними бурыми листьями, которые все еще отчаянно цеплялись за старый дуб. Сверкнула молния, и где-то неподалеку громыхнуло – должно быть, на восточном хребте, по которому петляла дорога в Доминион, подобная серебряной нити на сером и зеленом.
Холод не беспокоил женщину, хотя на ней было лишь платье-рубаха до колен. Туго затянутый пояс подчеркивал стройную талию, высокую грудь и полные бедра. Порой такая фигура выходила из моды, но мужчин сводила с ума неизменно.
Здесь, на такой высоте, скоро выпадет снег, хоть земли и южные. Впрочем, ей это не причинит особых неудобств, пожелай она снова подняться сюда за провизией.
Вновь блеснула молния, и пророкотал гром.
Молния и гром тоже не беспокоили ее, скорее даже забавляли.
Мальчишки всегда мальчишки.
Человеческий глаз не заметил бы этого, но молния ударила не из темных туч над головой; она била вверх и в сторону из какого-то места в горах – ослепительно белые искры, что разлетаются во все стороны, вырываясь из-под бьющего по наковальне кузнечного молота.
Женщина, которую местные жители звали Фрида, Жена Паромщика, с улыбкой наклонилась и раздвинула мягкие стебельки мха у подножия старого дуба. Затем ее осторожные ищущие пальцы сквозь слой перегноя добрались до плотной меловой почвы. Наружу они вернулись грязными: земля забилась в морщинки на костяшках и под коротко стриженые ногти. Однако в руке женщины теперь лежал еще один трюфель, размером и формой напоминающий детский кулачок. Цветом гриб походил на старое дерево: бурый, в белых и черных прожилках, его шляпку усеяли бесформенные наросты – на каждом маленькая впадинка.
Здесь, на юге, трюфели встречаются нечасто, однако в Доминионе кольца бурых грибов повсюду. Крохотная, невидимая человеческому взгляду спора падает на землю, и если место окажется достаточно тенистым и сырым, она растет, пускает отростки; и на этой грибнице появляются грибы с бурыми шляпками, образуя кольцо в два, три или четыре шага в диаметре.
Вот так, за ночь на лугу или даже в зеленой-зеленой траве Городов, словно по волшебству появляется идеально круглое кольцо.
Ведьмины круги, скажут дети и робко отойдут в сторонку. И в самом деле, есть что-то жутковатое в их неожиданном появлении и неестественно правильной форме.
Иные грибы очень вкусны; другие, совершенно такие же на вид, смертельно ядовиты. Иногда зовут лекаря, чтобы он проверил, съедобны ли грибы: в качестве платы ему отдают часть грибов, предварительно заставив съесть кусочек. А иногда не зовут.
Как ведется в этом мире, прародитель круга умирает. Однако грибница остается: она продолжает разрастаться, каждая нить дает свои побеги, образуя круги кругов, и снова – круги кругов. В конце концов кольцо становится слишком большим и плохо заметным, чтобы смертные-однодневки могли различить его. Для них разглядеть старый ведьмин круг не проще, чем проследить, как высокий иззубренный горный гребень медленно крошится, оседает и, съежившись, превращается в старую развалину, словно змея с перебитым позвоночником.
Это вопрос наблюдательности и терпения. Таковые свойства полезны даже для однодневок. Трудно прожить первые несколько столетий, не развив их как следует.
Женщина положила трюфель в корзину и на мгновение задумалась – стоит ли собрать еще грибов. Следующий должен расти вон там…
Пусть там и остается, решила она. Если нарезать грибы тоненько, как она любит, то в корзине уже достаточно, чтобы нафаршировать ими гуся, который висит на крюке в их с Громовержцем домике, да еще останется что высыпать в накапавший с гуся жир, где грибы пошкварчат несколько мгновений, прежде чем она закинет их в рот.
Снова прогремел гром. Арни оправдывался тем, что за последние несколько недель он видел три патруля вандестов (это правда; у нее зрение лучше, и она заметила семь отрядов), и надо показать свою силу, чтобы небо слегка погромыхало, а земля потряслась. Надо напомнить людям, кто есть кто и что есть что.
Богиня плодородия в частности и женщины в целом понимают, что мужчины, будь они смертные или боги, никогда не взрослеют. Впервые Фрейя поняла это, когда мир был еще юн, и с тех пор убеждалась в правильности первого впечатления множество раз, однако мальчишество седобородых старцев продолжало забавлять ее.
Мальчик с новой игрушкой всегда ведет себя одинаково, будь то малыш, который выяснил, что если стукнуть камешком о камешек, раздается восхитительное «крак», или подросток, впервые испытавший оргазм, или мужчина лет шестидесяти, обнаруживший, что Мьёлльнир, Убийца Негодяев, слушается лишь его руки.
Что взять с мальчишек, вечно они играют в игрушки…
Снова подул ветер. Приближалась зима.
Она подхватила корзину и поспешила по дороге, ведущей к дому.
Приближалась зима.
Уж не Фимбульветер [1] ли?
Еще нет, подумала она. Пока нет.
Фрейю передернуло, но не от холода.
О нет, только не сейчас.
В воздухе стоял аромат мороза, смешанный с резким привкусом озона. Влажный холодный ветер шуршал последними бурыми листьями, которые все еще отчаянно цеплялись за старый дуб. Сверкнула молния, и где-то неподалеку громыхнуло – должно быть, на восточном хребте, по которому петляла дорога в Доминион, подобная серебряной нити на сером и зеленом.
Холод не беспокоил женщину, хотя на ней было лишь платье-рубаха до колен. Туго затянутый пояс подчеркивал стройную талию, высокую грудь и полные бедра. Порой такая фигура выходила из моды, но мужчин сводила с ума неизменно.
Здесь, на такой высоте, скоро выпадет снег, хоть земли и южные. Впрочем, ей это не причинит особых неудобств, пожелай она снова подняться сюда за провизией.
Вновь блеснула молния, и пророкотал гром.
Молния и гром тоже не беспокоили ее, скорее даже забавляли.
Мальчишки всегда мальчишки.
Человеческий глаз не заметил бы этого, но молния ударила не из темных туч над головой; она била вверх и в сторону из какого-то места в горах – ослепительно белые искры, что разлетаются во все стороны, вырываясь из-под бьющего по наковальне кузнечного молота.
Женщина, которую местные жители звали Фрида, Жена Паромщика, с улыбкой наклонилась и раздвинула мягкие стебельки мха у подножия старого дуба. Затем ее осторожные ищущие пальцы сквозь слой перегноя добрались до плотной меловой почвы. Наружу они вернулись грязными: земля забилась в морщинки на костяшках и под коротко стриженые ногти. Однако в руке женщины теперь лежал еще один трюфель, размером и формой напоминающий детский кулачок. Цветом гриб походил на старое дерево: бурый, в белых и черных прожилках, его шляпку усеяли бесформенные наросты – на каждом маленькая впадинка.
Здесь, на юге, трюфели встречаются нечасто, однако в Доминионе кольца бурых грибов повсюду. Крохотная, невидимая человеческому взгляду спора падает на землю, и если место окажется достаточно тенистым и сырым, она растет, пускает отростки; и на этой грибнице появляются грибы с бурыми шляпками, образуя кольцо в два, три или четыре шага в диаметре.
Вот так, за ночь на лугу или даже в зеленой-зеленой траве Городов, словно по волшебству появляется идеально круглое кольцо.
Ведьмины круги, скажут дети и робко отойдут в сторонку. И в самом деле, есть что-то жутковатое в их неожиданном появлении и неестественно правильной форме.
Иные грибы очень вкусны; другие, совершенно такие же на вид, смертельно ядовиты. Иногда зовут лекаря, чтобы он проверил, съедобны ли грибы: в качестве платы ему отдают часть грибов, предварительно заставив съесть кусочек. А иногда не зовут.
Как ведется в этом мире, прародитель круга умирает. Однако грибница остается: она продолжает разрастаться, каждая нить дает свои побеги, образуя круги кругов, и снова – круги кругов. В конце концов кольцо становится слишком большим и плохо заметным, чтобы смертные-однодневки могли различить его. Для них разглядеть старый ведьмин круг не проще, чем проследить, как высокий иззубренный горный гребень медленно крошится, оседает и, съежившись, превращается в старую развалину, словно змея с перебитым позвоночником.
Это вопрос наблюдательности и терпения. Таковые свойства полезны даже для однодневок. Трудно прожить первые несколько столетий, не развив их как следует.
Женщина положила трюфель в корзину и на мгновение задумалась – стоит ли собрать еще грибов. Следующий должен расти вон там…
Пусть там и остается, решила она. Если нарезать грибы тоненько, как она любит, то в корзине уже достаточно, чтобы нафаршировать ими гуся, который висит на крюке в их с Громовержцем домике, да еще останется что высыпать в накапавший с гуся жир, где грибы пошкварчат несколько мгновений, прежде чем она закинет их в рот.
Снова прогремел гром. Арни оправдывался тем, что за последние несколько недель он видел три патруля вандестов (это правда; у нее зрение лучше, и она заметила семь отрядов), и надо показать свою силу, чтобы небо слегка погромыхало, а земля потряслась. Надо напомнить людям, кто есть кто и что есть что.
Богиня плодородия в частности и женщины в целом понимают, что мужчины, будь они смертные или боги, никогда не взрослеют. Впервые Фрейя поняла это, когда мир был еще юн, и с тех пор убеждалась в правильности первого впечатления множество раз, однако мальчишество седобородых старцев продолжало забавлять ее.
Мальчик с новой игрушкой всегда ведет себя одинаково, будь то малыш, который выяснил, что если стукнуть камешком о камешек, раздается восхитительное «крак», или подросток, впервые испытавший оргазм, или мужчина лет шестидесяти, обнаруживший, что Мьёлльнир, Убийца Негодяев, слушается лишь его руки.
Что взять с мальчишек, вечно они играют в игрушки…
Снова подул ветер. Приближалась зима.
Она подхватила корзину и поспешила по дороге, ведущей к дому.
Приближалась зима.
Уж не Фимбульветер [1] ли?
Еще нет, подумала она. Пока нет.
Фрейю передернуло, но не от холода.
О нет, только не сейчас.
Часть первая
Хардвуд, Северная Дакота, и Миннеаполис, Миннесота
Глава 1
Что-то витает в воздухе
Впервые Торри Торсен уловил этот запах к востоку от Линдейла, на Лейк-стрит.
Он вылез из автобуса номер четыре – его собственную машину две ночи назад завалило снегом, и откопать ее пока не дошли руки – на остановке «Лейк энд Лин» и закинул сумку с книгами на одно плечо, а сумку с вещами – на другое.
Поразмыслив, не купить ли какой-нибудь еды навынос в греческой забегаловке на углу – Мэгги нравились их гирос, да и сам Торри был не прочь отведать «чизбургерополисов», хоть название и преотвратное, – он все же отказался от этой мысли. На улице было холодно, и городская одежда молодого человека плохо подходила для долгих зимних прогулок, а у Мэгги и ее соседки всегда тепло. Тем более что она ждет его, а значит, горячий кофе обеспечен. И если говорить совсем уж честно – а Торри Торсен старался всегда быть честным с собой, – чем скорее он доберется до квартиры и разденется, тем быстрее разденется и Мэгги и тем быстрее они доберутся до постели. Звучит грубовато, даже в мыслях, но он же не собирается говорить это вслух.
Даже если это правда.
А еда подождет.
Высокие грязные сугробы покрывали обочины; над снегом торчал только красный флажок пожарного гидранта. Летом вся конструкция больше всего напоминала плохо замаскированную антенну, наводя на мысли о парочке мультфильмовых шпионов, Борисе и Наташе, отправляющих шифровки в Поттсильванию.
Но зимой это был всего-навсего кусок красного пластика.
Выхлопы автобусов витали в морозном воздухе, смешиваясь с ароматом – у Торри потекли слюнки – мяса, шипящего в духовом шкафу в греческой забегаловке…
…и этой непонятной, странно знакомой вонью. Торри никак не мог припомнить…
Он покачал головой и снова принюхался.
Вонь пропала, сменившись сытным мясным запахом жарящихся фаршированных перцев и лимонной травы.
Благодаря тому, что в округе располагалось около полудюжины дешевых, но довольно неплохих ресторанчиков, смесь ароматов, исходящих из их дверей, впечатляла. Здесь нашлась бы пища по вкусу любому.
Вьетнамская забегаловка через полквартала приглашала отведать рассыпчатые яичные булочки с рисовой вермишелью, хрустящую капусту и креветки, щедро приправленные специями. В эфиопском ресторанчике, размещавшемся в стенной нише, подавали ужасные на вид, но восхитительные на вкус пряные шарики из непонятной смеси, к которым прилагались свежеиспеченные хлебцы, а в арабском кафе всегда жарилось что-нибудь вкусненькое.
Может быть, сегодня просто не стоит есть шашлык.
Торри еще раз понюхал воздух и ускорил шаг. Запах исчез.
Молодой человек пожал плечами. Наверное, показалось.
Не глупи, сказал он сам себе и нахмурился. Быть может, дело в том, что ему вообще не очень хотелось сюда тащиться. Мэгги уехала из кампуса и поселилась в квартире в Брианте, неподалеку от Озера. Торри не пришел в восторг от переезда, но еще меньше ему понравилось, что новая квартира отнимала у Мэгги столько времени.
На поддержание чистоты, хождение по магазинам и прочие мелочи, на которые не требовалось расходовать время, живя на кампусе, теперь уходила масса времени, которое раньше тратилось на учебу, общение и тренировки. Ни он, ни Мэгги не желали пропускать уроки в зале, а девушка к тому же старалась не прогуливать занятия.
А иногда по вечерам она дежурила на горячей телефонной линии для изнасилованных, ходила за покупками с соседкой по комнате и с ее собственными друзьями… в результате выходило, что Торри видел свою возлюбленную еще реже, чем до каникул. И это его вовсе не радовало.
А ведь он совершенно искренне полагал, что, попутешествовав всласть по Европе и Тир-На-Ног, они поселятся вместе, закончив учебу, а пока придумают что-нибудь не менее замечательное.
И вот, пожалуйста: Мэгги сняла квартиру с соседкой в придачу и ни словечком об этом не обмолвилась. Впервые Торри узнал о переезде, когда постучал в прежнюю комнату Мэгги и получил ее новый адрес.
А до того – ни намека. Очень похоже на Мэгги. Торри не столько злился, сколько огорчался. Это ведь его дипломный год, у него наконец-то собственная комната – хотя Йен всегда великодушно уходил спать на диван в гостиную…
Женщины, подумал Торри. Не поживешь с ними, если они брыкаются.
На самом деле ему хотелось почаще проводить время с Мэгги, ведь академический отпуск Йена очень смахивал на уход из университета, и она была единственным человеком, с которым можно поговорить, ничего не скрывая.
И это еще не все: они так много пережили вместе – она, он, мама, папа, дядя Осия и Йен. Вы вместе обливаетесь потом, истекаете кровью, дрожите от страха и после этого становитесь частью друг друга. Это чувство выше понимания простых смертных.
Назовем это магией. Торри усмехнулся. Пусть магия. Он ничего не имеет против.
И все же приятно разделять воспоминания, хоть и не только с одной Мэгги, а еще и с Йеной и с родственниками.
Опять откуда-то издалека повеяло этим же резким и острым запахом. Прямо как…
На фехтовальной дорожке многому учишься, и первым в длинном списке идет умение сохранять равновесие. Этому Торри научился от отца задолго до того, как впервые ступил на фехтовальную дорожку. Три столпа фехтования: баланс, расчет времени и расчет расстояния, и если у тебя с ними проблемы, о стратегии можно забыть, поскольку противник, у которого все в порядке с тем, что не в порядке у тебя, не замедлит воспользоваться твоим просчетом и снимет девять очков из девяти.
Торри стремительно обернулся, перенося вес на носки, и даже не оскользнулся на обледеневшей дорожке.
Женщина средних лет в тяжелом пальто, обремененная тяжелыми сумками, охнула и выронила часть своей ноши.
На тротуар вывалилось мясо, завернутое в бумагу, банки покатились в снег, а стеклянная бутылочка с острым соусом несколько раз подпрыгнула на льду, прежде чем все-таки решила, что разбиваться не стоит. Вот и хорошо. Торри непременно предложил бы возместить ущерб, а в городе это не принято.
– Простите, пожалуйста, – извинился Торри, помогая женщине собрать рассыпавшиеся покупки. – Мне что-то почудилось, и я, как бы это сказать… слегка дернулся.
– Заметно. Ничего страшного. – Женщина улыбнулась.
Торри обтер бутылочку с соусом от снега и песка и положил ее женщине в сумку.
– Вам помочь донести сумку? – совершенно автоматически предложил он и тут же вспомнил, что в городе так не поступают.
Но она, как ни странно, кивнула:
– А то. Было бы неплохо. – Женщина понимающе улыбнулась, протягивая Торри одну из серых холщовых сумок. – Как бы далеко ты ни уехал из провинции, она крепко в тебе засела, а, парень?
– Заметно, да? – Торри повесил обе свои сумки на левое плечо и пошел рядом со своей собеседницей.
– В общем, да. – Женщина снова улыбнулась. – Все равно очень мило с твоей стороны. – Она семенила, как старики, когда они идут по скользкому месту, но шла все же достаточно быстро, чтобы Торри не очень замедлял шаг. – А откуда ты будешь?
– Хардвуд, Северная Дакота.
Она наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить, где слышала это название.
Леди, Хардвуд мог бы прославиться, но мы любим все как есть.
Даже Хаттон, который вдвое меньше Хардвуда, породил актеришку Карла Бена Эйлсена. Но только не наш тихий городок… Вот и отлично, так и должно быть… хотя время от времени это здорово действовало Торри на нервы.
– Хм-м-м… Нет, никогда не слышала о Хардвуде. У меня дядя живет в Бисмарке. Это не рядом, случайно?
Торри покачал головой:
– Нет, другая сторона штата, милях в сорока от Гранд-Форкс.
– А, Восточная Дакота… – Собеседница кивнула. – Мой дядя Ральф говаривал, что Дакоту надо было поделить не на Северную и Южную, а на Восточную и Западную.
Торри слышал об этом впервые, хотя мысль неплохая: на западе располагались пустоши и горы, а на востоке – плоские равнины.
– Есть смысл…
– Ага. Тебе здесь нравится?
– Недурно…
– Но тебе не хватает Хардфилда.
– Хардвуда. Действительно не хватает. Миннеаполис неплохой город – для города, конечно. Но уж очень большой, столько незнакомых людей…
– Понятно. – Судя по улыбке, собеседница прямо-таки читала мысли Торри. Что, возможно, соответствовало истине. – А тебе никто не говорил, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку?
– Случалось слышать и такое.
Торри хотел пожать плечами, но при этом сумки соскользнули бы с плеча. А еще ему хотелось спросить, далеко ли идти, но было как-то неудобно.
Не то чтобы он не донес сумки куда надо, тем более что очень далеко женщина жить не могла – иначе не купила бы так много: лет ей уже немало, не меньше сорока пяти. Он просто хотел знать.
Однако в большом городе не спрашивают женщину, где она живет, а то подумает еще, что ты всю ночь собираешься проторчать у нее под окнами, воя на луну.
Торри пытался придумать, как же задать вопрос, не поставив никого в неловкое положение, когда около фотомагазина женщина свернула налево, на Брайант-авеню. Юноша не очень удивился бы, начни она подниматься по ступенькам дома Мэгги – Торри не знал соседей своей подруги, город все-таки, – но женщина указала на дом сразу за поворотом и протянула руку за сумкой.
– Большое спасибо за помощь. Отсюда я, пожалуй, сама донесу.
Торри достаточно прожил в городе и знал, что эта фраза означает «не хотелось бы подпускать тебя близко к моей двери», а не «донеси-ка ты, сынок, сумки до двери», как было бы дома. И не удивился, увидев в руках у женщины связку ключей, а на связке – синий баллончик с перцовой смесью. Вполне возможно, что она не выпускала баллончик, пока они шли и разговаривали.
Ну что ж, тем лучше для нее. Женщина поднялась по ступенькам, напоследок взглянув через плечо и убедившись, что добровольный помощник уходит.
Торри почувствовал себя странно. Нет, не странно, а неприятно. Черт возьми, женщине не нужен баллончик – нож, пистолет, отряд копов или что там еще, – чтобы помещать Торри Торсену ограбить ее или Что-Нибудь Еще с нею сделать. Обидно, что это не написано у него на лбу.
Нет. Думать так нечестно, а Торри старался быть честным с собой.
Тед Банди тоже был чистеньким мальчиком, стопроцентным американцем. Город – не деревня. Можно не обращать на это внимания, если мозгов не хватает: оставлять машину или комнату открытой, не думать о времени, когда выходишь на улицу, полагать, что шаги за спиной принадлежат твоему знакомому…
И тебя будут грабить, грабить и еще раз грабить. И убивать. И не раз скорее всего.
Торри улыбнулся.
Ну, положим, убьют не больше одного раза.
У Торри были ключи и от входной двери, и от квартиры Мэгги, но он все равно позвонил. Соседка Мэгги имела привычку расхаживать в полуголом виде. Однажды Торри уже пришел из-за этого в замешательство.
Не так уж и хорошо она выглядела в одних только трусиках и лифчике.
Ветер задул с новой силой, леденя Торри, пока он ждал, раздумывая, не достать ли все же ключи. Звонок в конце концов мог означать «я иду, накиньте на себя что-нибудь».
И снова этот запах. Снова пахнуло издалека чем-то острым, едким и терпким… что же это все-таки такое? Знакомо до ужаса…
Он никак не мог вспомнить.
И в этот момент на лестнице послышались шаги.
Марианна Кристенсен открыла внутреннюю дверь в тот момент, когда Торри отпер наружную. Волосы девушки были как-то хитроумно забраны в хвост, оставлявший шею сзади открытой; на щеках играл румянец.
– Заходи, заходи, – сказала Мэгги, поворачиваясь и устремляясь назад к лестнице. Торри понимал, почему она торопится. В коридоре было холодно, хозяин дома, судя по всему, никогда не включал там отопление, а на девушке только черные легинсы и длинная красная шелковая блузка, которую они купили в Буа-де-Болонь.
Торри с удовольствием смотрел, как Мэгги легко поднимается по ступенькам, слегка покачивая бедрами. Кто-то решил бы, что она худовата, но на самом деле сложена Мэгги великолепно, ничего лишнего – «как борзая», по выражению матери Торри. Мускулы не выпирали, как у культуриста, однако благодаря природным данным и тренировкам на девушку было приятно посмотреть в любом ракурсе.
Не исключая вида сзади.
Если бы Мэгги заметила, что он пялится на нее, то наверняка бы наградила сердитым взглядом, как некогда Йена. Тот тогда просто улыбнулся и сказал:
– Ничего не поделаешь, люблю девушек. Можешь подать на меня в суд.
И Мэгги соблаговолила улыбнуться. В конце концов, если человек не хочет, чтобы на него смотрели, пусть одевается некрасиво.
– Я уже начала беспокоиться, ты обещал появиться в районе часа.
Торри глянул на часы – четверть третьего. Ого!.. Может, посоветовать Мэгги открывать дверь с баллончиком в руках? Город как-никак.
– Задержался в библиотеке и поехал на автобусе, некогда было выкапывать машину.
Не обязательно уточнять, что сколько-то времени он проболтал с новой библиотекаршей, поинтересовавшейся, зачем ему фехтовальное снаряжение. У этой девушки были удивительно длинные ресницы и огромные бархатисто-карие глаза, в которые любой нормальный парень не отказался бы посмотреть пару минут.
– Ну ладно, – сказала Мэгги, забирая у Торри сумки и бесцеремонно бросая их на диван, стоявший перед круглым столиком, – раз уж ты здесь, то поможешь мне. Дело не спешное, но мне надо разобрать все за пару недель.
Квартира несколько походила на стандартный железнодорожный вагон, из тех, что бегают по Южному Миннеаполису: длинная комната, разделенная на две части встроенным зеркальным буфетом якобы ручной работы, кухня в коридоре, куда выходили двери спален, причем буфет одновременно служил стеной комнаты Мэгги.
В настоящий момент шкаф был частично разобран. Вынутые ящики лежали на полу, и в целом создавалось впечатление, будто кто-то в спешке выпотрошил тушу некоего деревянного зверя.
– Что-то новенькое, – заметил Торри.
Мэгги кивнула.
– Хозяин обещал мне снизить плату, если я тут немного подремонтирую, – пояснила она.
Молодой человек вопросительно изогнул бровь. Девушка улыбнулась.
– А твой дядя Осия вызвался приехать на неделю и сделать все за меня, когда я позвонила ему спросить совета.
Торри улыбнулся:
– Только не давай ему увлекаться тайниками.
– Что?
– Ничего, шутка.
Да уж, дядя Осия непременно захотел бы вставить сюда тайник-другой. Очень похожий шкаф стоял дома в гостевой, и уж с ним-то он поработал – под всеми петлями скрывались бесшумные замки, удерживавшие секретное отделение закрытым. Пихаешь клочок бумаги в каждую петлю, захлопываешь стеклянные двери так сильно, чтобы петли изогнулись и штыри вошли в замки, затем выдвигаешь верхний ящик – ровно настолько, на сколько надо, не меньше и не больше – и бьешь по верху буфета. Оп-ля! Внезапно открывается внутренний ящик.
Он вылез из автобуса номер четыре – его собственную машину две ночи назад завалило снегом, и откопать ее пока не дошли руки – на остановке «Лейк энд Лин» и закинул сумку с книгами на одно плечо, а сумку с вещами – на другое.
Поразмыслив, не купить ли какой-нибудь еды навынос в греческой забегаловке на углу – Мэгги нравились их гирос, да и сам Торри был не прочь отведать «чизбургерополисов», хоть название и преотвратное, – он все же отказался от этой мысли. На улице было холодно, и городская одежда молодого человека плохо подходила для долгих зимних прогулок, а у Мэгги и ее соседки всегда тепло. Тем более что она ждет его, а значит, горячий кофе обеспечен. И если говорить совсем уж честно – а Торри Торсен старался всегда быть честным с собой, – чем скорее он доберется до квартиры и разденется, тем быстрее разденется и Мэгги и тем быстрее они доберутся до постели. Звучит грубовато, даже в мыслях, но он же не собирается говорить это вслух.
Даже если это правда.
А еда подождет.
Высокие грязные сугробы покрывали обочины; над снегом торчал только красный флажок пожарного гидранта. Летом вся конструкция больше всего напоминала плохо замаскированную антенну, наводя на мысли о парочке мультфильмовых шпионов, Борисе и Наташе, отправляющих шифровки в Поттсильванию.
Но зимой это был всего-навсего кусок красного пластика.
Выхлопы автобусов витали в морозном воздухе, смешиваясь с ароматом – у Торри потекли слюнки – мяса, шипящего в духовом шкафу в греческой забегаловке…
…и этой непонятной, странно знакомой вонью. Торри никак не мог припомнить…
Он покачал головой и снова принюхался.
Вонь пропала, сменившись сытным мясным запахом жарящихся фаршированных перцев и лимонной травы.
Благодаря тому, что в округе располагалось около полудюжины дешевых, но довольно неплохих ресторанчиков, смесь ароматов, исходящих из их дверей, впечатляла. Здесь нашлась бы пища по вкусу любому.
Вьетнамская забегаловка через полквартала приглашала отведать рассыпчатые яичные булочки с рисовой вермишелью, хрустящую капусту и креветки, щедро приправленные специями. В эфиопском ресторанчике, размещавшемся в стенной нише, подавали ужасные на вид, но восхитительные на вкус пряные шарики из непонятной смеси, к которым прилагались свежеиспеченные хлебцы, а в арабском кафе всегда жарилось что-нибудь вкусненькое.
Может быть, сегодня просто не стоит есть шашлык.
Торри еще раз понюхал воздух и ускорил шаг. Запах исчез.
Молодой человек пожал плечами. Наверное, показалось.
Не глупи, сказал он сам себе и нахмурился. Быть может, дело в том, что ему вообще не очень хотелось сюда тащиться. Мэгги уехала из кампуса и поселилась в квартире в Брианте, неподалеку от Озера. Торри не пришел в восторг от переезда, но еще меньше ему понравилось, что новая квартира отнимала у Мэгги столько времени.
На поддержание чистоты, хождение по магазинам и прочие мелочи, на которые не требовалось расходовать время, живя на кампусе, теперь уходила масса времени, которое раньше тратилось на учебу, общение и тренировки. Ни он, ни Мэгги не желали пропускать уроки в зале, а девушка к тому же старалась не прогуливать занятия.
А иногда по вечерам она дежурила на горячей телефонной линии для изнасилованных, ходила за покупками с соседкой по комнате и с ее собственными друзьями… в результате выходило, что Торри видел свою возлюбленную еще реже, чем до каникул. И это его вовсе не радовало.
А ведь он совершенно искренне полагал, что, попутешествовав всласть по Европе и Тир-На-Ног, они поселятся вместе, закончив учебу, а пока придумают что-нибудь не менее замечательное.
И вот, пожалуйста: Мэгги сняла квартиру с соседкой в придачу и ни словечком об этом не обмолвилась. Впервые Торри узнал о переезде, когда постучал в прежнюю комнату Мэгги и получил ее новый адрес.
А до того – ни намека. Очень похоже на Мэгги. Торри не столько злился, сколько огорчался. Это ведь его дипломный год, у него наконец-то собственная комната – хотя Йен всегда великодушно уходил спать на диван в гостиную…
Женщины, подумал Торри. Не поживешь с ними, если они брыкаются.
На самом деле ему хотелось почаще проводить время с Мэгги, ведь академический отпуск Йена очень смахивал на уход из университета, и она была единственным человеком, с которым можно поговорить, ничего не скрывая.
И это еще не все: они так много пережили вместе – она, он, мама, папа, дядя Осия и Йен. Вы вместе обливаетесь потом, истекаете кровью, дрожите от страха и после этого становитесь частью друг друга. Это чувство выше понимания простых смертных.
Назовем это магией. Торри усмехнулся. Пусть магия. Он ничего не имеет против.
И все же приятно разделять воспоминания, хоть и не только с одной Мэгги, а еще и с Йеной и с родственниками.
Опять откуда-то издалека повеяло этим же резким и острым запахом. Прямо как…
На фехтовальной дорожке многому учишься, и первым в длинном списке идет умение сохранять равновесие. Этому Торри научился от отца задолго до того, как впервые ступил на фехтовальную дорожку. Три столпа фехтования: баланс, расчет времени и расчет расстояния, и если у тебя с ними проблемы, о стратегии можно забыть, поскольку противник, у которого все в порядке с тем, что не в порядке у тебя, не замедлит воспользоваться твоим просчетом и снимет девять очков из девяти.
Торри стремительно обернулся, перенося вес на носки, и даже не оскользнулся на обледеневшей дорожке.
Женщина средних лет в тяжелом пальто, обремененная тяжелыми сумками, охнула и выронила часть своей ноши.
На тротуар вывалилось мясо, завернутое в бумагу, банки покатились в снег, а стеклянная бутылочка с острым соусом несколько раз подпрыгнула на льду, прежде чем все-таки решила, что разбиваться не стоит. Вот и хорошо. Торри непременно предложил бы возместить ущерб, а в городе это не принято.
– Простите, пожалуйста, – извинился Торри, помогая женщине собрать рассыпавшиеся покупки. – Мне что-то почудилось, и я, как бы это сказать… слегка дернулся.
– Заметно. Ничего страшного. – Женщина улыбнулась.
Торри обтер бутылочку с соусом от снега и песка и положил ее женщине в сумку.
– Вам помочь донести сумку? – совершенно автоматически предложил он и тут же вспомнил, что в городе так не поступают.
Но она, как ни странно, кивнула:
– А то. Было бы неплохо. – Женщина понимающе улыбнулась, протягивая Торри одну из серых холщовых сумок. – Как бы далеко ты ни уехал из провинции, она крепко в тебе засела, а, парень?
– Заметно, да? – Торри повесил обе свои сумки на левое плечо и пошел рядом со своей собеседницей.
– В общем, да. – Женщина снова улыбнулась. – Все равно очень мило с твоей стороны. – Она семенила, как старики, когда они идут по скользкому месту, но шла все же достаточно быстро, чтобы Торри не очень замедлял шаг. – А откуда ты будешь?
– Хардвуд, Северная Дакота.
Она наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить, где слышала это название.
Леди, Хардвуд мог бы прославиться, но мы любим все как есть.
Даже Хаттон, который вдвое меньше Хардвуда, породил актеришку Карла Бена Эйлсена. Но только не наш тихий городок… Вот и отлично, так и должно быть… хотя время от времени это здорово действовало Торри на нервы.
– Хм-м-м… Нет, никогда не слышала о Хардвуде. У меня дядя живет в Бисмарке. Это не рядом, случайно?
Торри покачал головой:
– Нет, другая сторона штата, милях в сорока от Гранд-Форкс.
– А, Восточная Дакота… – Собеседница кивнула. – Мой дядя Ральф говаривал, что Дакоту надо было поделить не на Северную и Южную, а на Восточную и Западную.
Торри слышал об этом впервые, хотя мысль неплохая: на западе располагались пустоши и горы, а на востоке – плоские равнины.
– Есть смысл…
– Ага. Тебе здесь нравится?
– Недурно…
– Но тебе не хватает Хардфилда.
– Хардвуда. Действительно не хватает. Миннеаполис неплохой город – для города, конечно. Но уж очень большой, столько незнакомых людей…
– Понятно. – Судя по улыбке, собеседница прямо-таки читала мысли Торри. Что, возможно, соответствовало истине. – А тебе никто не говорил, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку?
– Случалось слышать и такое.
Торри хотел пожать плечами, но при этом сумки соскользнули бы с плеча. А еще ему хотелось спросить, далеко ли идти, но было как-то неудобно.
Не то чтобы он не донес сумки куда надо, тем более что очень далеко женщина жить не могла – иначе не купила бы так много: лет ей уже немало, не меньше сорока пяти. Он просто хотел знать.
Однако в большом городе не спрашивают женщину, где она живет, а то подумает еще, что ты всю ночь собираешься проторчать у нее под окнами, воя на луну.
Торри пытался придумать, как же задать вопрос, не поставив никого в неловкое положение, когда около фотомагазина женщина свернула налево, на Брайант-авеню. Юноша не очень удивился бы, начни она подниматься по ступенькам дома Мэгги – Торри не знал соседей своей подруги, город все-таки, – но женщина указала на дом сразу за поворотом и протянула руку за сумкой.
– Большое спасибо за помощь. Отсюда я, пожалуй, сама донесу.
Торри достаточно прожил в городе и знал, что эта фраза означает «не хотелось бы подпускать тебя близко к моей двери», а не «донеси-ка ты, сынок, сумки до двери», как было бы дома. И не удивился, увидев в руках у женщины связку ключей, а на связке – синий баллончик с перцовой смесью. Вполне возможно, что она не выпускала баллончик, пока они шли и разговаривали.
Ну что ж, тем лучше для нее. Женщина поднялась по ступенькам, напоследок взглянув через плечо и убедившись, что добровольный помощник уходит.
Торри почувствовал себя странно. Нет, не странно, а неприятно. Черт возьми, женщине не нужен баллончик – нож, пистолет, отряд копов или что там еще, – чтобы помещать Торри Торсену ограбить ее или Что-Нибудь Еще с нею сделать. Обидно, что это не написано у него на лбу.
Нет. Думать так нечестно, а Торри старался быть честным с собой.
Тед Банди тоже был чистеньким мальчиком, стопроцентным американцем. Город – не деревня. Можно не обращать на это внимания, если мозгов не хватает: оставлять машину или комнату открытой, не думать о времени, когда выходишь на улицу, полагать, что шаги за спиной принадлежат твоему знакомому…
И тебя будут грабить, грабить и еще раз грабить. И убивать. И не раз скорее всего.
Торри улыбнулся.
Ну, положим, убьют не больше одного раза.
У Торри были ключи и от входной двери, и от квартиры Мэгги, но он все равно позвонил. Соседка Мэгги имела привычку расхаживать в полуголом виде. Однажды Торри уже пришел из-за этого в замешательство.
Не так уж и хорошо она выглядела в одних только трусиках и лифчике.
Ветер задул с новой силой, леденя Торри, пока он ждал, раздумывая, не достать ли все же ключи. Звонок в конце концов мог означать «я иду, накиньте на себя что-нибудь».
И снова этот запах. Снова пахнуло издалека чем-то острым, едким и терпким… что же это все-таки такое? Знакомо до ужаса…
Он никак не мог вспомнить.
И в этот момент на лестнице послышались шаги.
Марианна Кристенсен открыла внутреннюю дверь в тот момент, когда Торри отпер наружную. Волосы девушки были как-то хитроумно забраны в хвост, оставлявший шею сзади открытой; на щеках играл румянец.
– Заходи, заходи, – сказала Мэгги, поворачиваясь и устремляясь назад к лестнице. Торри понимал, почему она торопится. В коридоре было холодно, хозяин дома, судя по всему, никогда не включал там отопление, а на девушке только черные легинсы и длинная красная шелковая блузка, которую они купили в Буа-де-Болонь.
Торри с удовольствием смотрел, как Мэгги легко поднимается по ступенькам, слегка покачивая бедрами. Кто-то решил бы, что она худовата, но на самом деле сложена Мэгги великолепно, ничего лишнего – «как борзая», по выражению матери Торри. Мускулы не выпирали, как у культуриста, однако благодаря природным данным и тренировкам на девушку было приятно посмотреть в любом ракурсе.
Не исключая вида сзади.
Если бы Мэгги заметила, что он пялится на нее, то наверняка бы наградила сердитым взглядом, как некогда Йена. Тот тогда просто улыбнулся и сказал:
– Ничего не поделаешь, люблю девушек. Можешь подать на меня в суд.
И Мэгги соблаговолила улыбнуться. В конце концов, если человек не хочет, чтобы на него смотрели, пусть одевается некрасиво.
– Я уже начала беспокоиться, ты обещал появиться в районе часа.
Торри глянул на часы – четверть третьего. Ого!.. Может, посоветовать Мэгги открывать дверь с баллончиком в руках? Город как-никак.
– Задержался в библиотеке и поехал на автобусе, некогда было выкапывать машину.
Не обязательно уточнять, что сколько-то времени он проболтал с новой библиотекаршей, поинтересовавшейся, зачем ему фехтовальное снаряжение. У этой девушки были удивительно длинные ресницы и огромные бархатисто-карие глаза, в которые любой нормальный парень не отказался бы посмотреть пару минут.
– Ну ладно, – сказала Мэгги, забирая у Торри сумки и бесцеремонно бросая их на диван, стоявший перед круглым столиком, – раз уж ты здесь, то поможешь мне. Дело не спешное, но мне надо разобрать все за пару недель.
Квартира несколько походила на стандартный железнодорожный вагон, из тех, что бегают по Южному Миннеаполису: длинная комната, разделенная на две части встроенным зеркальным буфетом якобы ручной работы, кухня в коридоре, куда выходили двери спален, причем буфет одновременно служил стеной комнаты Мэгги.
В настоящий момент шкаф был частично разобран. Вынутые ящики лежали на полу, и в целом создавалось впечатление, будто кто-то в спешке выпотрошил тушу некоего деревянного зверя.
– Что-то новенькое, – заметил Торри.
Мэгги кивнула.
– Хозяин обещал мне снизить плату, если я тут немного подремонтирую, – пояснила она.
Молодой человек вопросительно изогнул бровь. Девушка улыбнулась.
– А твой дядя Осия вызвался приехать на неделю и сделать все за меня, когда я позвонила ему спросить совета.
Торри улыбнулся:
– Только не давай ему увлекаться тайниками.
– Что?
– Ничего, шутка.
Да уж, дядя Осия непременно захотел бы вставить сюда тайник-другой. Очень похожий шкаф стоял дома в гостевой, и уж с ним-то он поработал – под всеми петлями скрывались бесшумные замки, удерживавшие секретное отделение закрытым. Пихаешь клочок бумаги в каждую петлю, захлопываешь стеклянные двери так сильно, чтобы петли изогнулись и штыри вошли в замки, затем выдвигаешь верхний ящик – ровно настолько, на сколько надо, не меньше и не больше – и бьешь по верху буфета. Оп-ля! Внезапно открывается внутренний ящик.