Розенберг Джоэл. Багровое небо

   Билли указал гостям, куда сесть, и поспешил на кухню.
   – Кофе, чай или… – Ну зачем он сделал многозначительную паузу? – Горячее какао?
   – Какао, – немедленно ответила Мэгги. – Просто чудесно. Мы оба за какао. – Она расстегнула куртку и взглядом призвала Джеффа к тому же.
   Стены были покрашены той хитрой краской, которая как бы образует некий узор, что позволяет скрывать пятна не хуже, чем обои. Лампы на потолке проливали мягкий желтый свет на бродвейские афиши и на двухместный красный кожаный диванчик, возле которого стоял столик.
   – Тебе с джемом, взбитыми сливками или просто так? – донеслось из кухни.
   – Пожалуйста, с джемом, – крикнула Мэгги, откидываясь на спинку и наслаждаясь неловкостью Джеффа.
   Дело в том, что Билл Ольсон всегда заставлял его чувствовать себя неловко. Джефф был более чем счастлив, когда Билли уехал в город учиться да там и остался.
   Не то чтобы Джефф имел что-то против гомосексуалистов; просто в их обществе ему становилось неловко. Об этом он обычно не говорил – док Шерв и другие старшие немедленно и со всей вежливостью объяснили бы ему, что гомосексуалисты тоже люди. Впрочем, их объяснения Джеффу не помогали.
   Имеет же он право на личные чувства? А около гомосексуалистов он смущался.
   Да, около негров тоже чувствуешь себя странно, но по крайней мере ты сразу понимаешь, что это негры. Ты не моешься в душе спортзала рядом с ними годами, прежде чем узнать, что они негры. И если евреи обычно умнее тебя, большинство из них не кичатся этим… Черт побери, Йен Сильверстейн так просто классный парень, когда сойдешься с ним поближе.
   – Где-то я тебя видел, Мэгги, – говорил Билли, позвякивая посудой в кухне. – Ты живешь неподалеку?
   – Я подумала то же самое про тебя. Точно видела где-то. Но живу не то чтобы рядом – за Озером, в Брианте.
   – Давно?
   – Нет. Только в этом семестре переехала.
   – Может, встречались в центре?
   – Может быть, я туда иногда хожу выпить чашечку кофе.
   – Хм-м-м-м…
   Снова звяканье посуды, и через некоторое время появился Билли, открыв плечом дверь из кухни. Он легко балансировал серебряным подносом с тарелками, столовым серебром и тремя кружками какао.
   – Вам повезло! На прошлой неделе я приготовил паштет.
   И с этими словами Билли ловко намазал его на тоненький кусочек хлеба, положил на тарелку и подвинул ее к Мэгги:
   – Попробуй.
   – С горячим какао?
   – Паштет шеф-повара Луи идет ко всему.
   Джефф взял тарелку из рук Билли и попробовал паштет. Он был густой и очень вкусный, и хотя там отчетливо присутствовала печень, она не доминировала.
   Билли, как всегда, выпендривается. А еще хмурится, что странно.
   – Но если ты живешь неподалеку, почему мы не встречались? Я бы непременно узнал Торри. Я знал, что он учится в университете, но не ожидал увидеть его в этой части города. – Билли скорчил гримаску. – Ведет себя как настоящий мужчина.
   Мэгги хихикнула:
   – Передать ему это или, наоборот, ни за что не говорить?
   – Как хочешь.
   Билли вторил смеху девушки. Они прекрасно поладили, как две давние подружки. Джефф чувствовал себя чужим, и это ему совсем не нравилось. Билли Ольсон вечно его смущает!
   – Ну, Джефф, – спросил Билли, – для чего ты приехал в город? – Он подмигнул Мэгги и протянул вперед руки. – Если за мной, то валяй, надевай наручники, я не буду сопротивляться.
   Мэгги фыркнула, выплюнув какао обратно в чашку.
   – Никогда не шути, когда я пью! – возмутилась она. – Я едва не загубила твой ковер.
   – Я здесь… по личному делу, – уклончиво ответил Джефф, избегая взгляда Мэгги. Она, конечно, умница, и любой, кого так высоко ставит Ториан Торсен, достоин уважения, но…
   …но это, черт побери, Билли.
   Билли посмотрел на нее, затем снова на него.
   – Хорошо, – сказал он и поставил кружку на стол. – Чем я могу помочь?
   На этот раз голос звучал совершенно серьезно, без всякого жеманства. Интересно, дразнит он его или как?
   Билли есть Билли, но…
   А ведь было время… Джефф вспомнил, как они с Билли бежали через лес, с шестилетним Торри Торсеном в хвосте, неся тяжеленного Дэйви Йохансена. Дэйви свалился с дерева, на котором они строили крепость, и разодрал ногу от колена до бедра. Там было много мальчишек – Джефф даже не помнил, кто именно; все замерли от ужаса, и только Билли схватил Джеффа за правую кисть своей левой рукой, а левую кисть – правой рукой, и на этом «стульчике» они отнесли Дэйви в городок.
   Билли оставался верен себе и болтал не переставая всю дорогу, хотя дышал тяжело. Но он не замедлял бег и не отрывал взгляда от пропитанной кровью повязки из банданы, благодаря которой кровь не лилась, а сочилась… Джеффу внезапно стало очень стыдно, что он не вспоминал об этом по меньшей мере лет десять.
   – Да, кое-чем можешь. Нам с Торианом Торсеном надо остановиться где-то на пару дней.
   Нет, не с Торсеном, что это он несет?
   Впрочем, Джефф прекрасно понимал, что он несет. Ему просто не хотелось оставаться с Билли наедине, и он предпочел бы, чтобы с ним был кто-то еще. Но этот кто-то не должен пахнуть Торсеном, иначе его выследит Сын. А Ториан Торсен, естественно, пахнет именно как Торсен.
   – Нет, – поправился Джефф, – Ториан будет жить у Мэгги. У тебя остановлюсь только я, если можно.
   – Никаких проблем, Джефф. Ты прекрасно это знаешь. – Билли безо всякой рисовки пожал плечами и откинулся на спинку стула. – Mi casa su casa, – сказал он, взмахнув рукой.

Глава 8
Боль в груди.

   Док Шерв остановил «себербен», и наст приятно захрустел под толстыми шинами. Через минуту из будки вышел Чак Халворсен с винтовкой на плече. Увидев, кто приехал, он вернулся на место.
   – Приятно видеть, что все начеку, – саркастически заметил Шерв.
   – Так он же не за машинами наблюдает, – покачал головой Йен.
   – Тоже верно.
   Йен потянулся было к ручке двери, но Шерв остановил его.
   – Допей сначала кофе. – Он указал на походную чашку на подставке. Над чашкой вился парок. – Ты ведь не очень спешишь?
   Йен проигнорировал вопрос, но кофе отхлебнул.
   Дело было в том, что он не знал точно, спешит или нет. И это беспокоило его. Незнание вовсе не благодать, оно скорее проклятие – настолько от него не по себе.
   – Религией Хардвуда можно назвать кофе, а не лютеранство, – заметил юноша.
   Когда Шерв улыбался, становилось видно, что зубы у него удивительно белые, портил их лишь коричневый налет от табака.
   – Точно. Ходишь ты в церковь или нет – твое дело, но если ты не пьешь кофе, люди сочтут тебя чудаком.
   – Но я ведь чудак, а вы привыкаете помаленьку. – Йен сделал еще глоток горячей черной жидкости.
   На заднем сиденье Валин допил свою чашку с громким хлюпаньем и, когда док Шерв протянул ему термос, налил еще одну. Валин немедленно, с первого глотка полюбил черный кофе.
   Ребенком Йен старался почти не пить перед дорогой, чтобы не захотеть в туалет. Если в пути хочешь пить, это только твои проблемы, терпи. А за то, что во время поездки просишься в туалет сразу после отъезда или слишком часто, Бенджамин Сильверстейн устраивал трепку. Впрочем, дышать, кажется, тоже было в списке наказуемых проступков. А самое ужасное, что непонятно, чего же от него хотел отец… Остановившиеся часы дважды в день показывают правильное время. Только не узнаешь, когда именно.
   Но сейчас это не важно. На Скрытом Пути ему не придется останавливаться, чтобы справить нужду, поесть и отдохнуть. Даже за пределами Скрытых Путей, если надо облегчить мочевой пузырь – когда тебя не преследуют, конечно, – стоит только расстегнуть ширинку. Хотя непривычно справлять нужду на открытом месте.
   Йен допил кофе и еще раз мысленно проклял отца за то, что тот приучил его пытаться все просчитывать.
   – Не думаю, что от моих слов что-то изменится, но я лучше все же скажу, – начал док. – Ты можешь задержаться еще на несколько дней, сам знаешь.
   – Вы правда так думаете? – Йен выдавил улыбку. – И рисковать, что струшу?
   Может, лицо Шерва и способно выразить больший скептицизм, но поднимись бровь хоть еще чуть-чуть, и кожа на лбу точно лопнула бы.
   – Ты? – фыркнул Шерв, причем из ноздри дока вылетела сопля и шмякнулась ему на рукав. Кто угодно бы смутился, но док просто вытер ее бумажным платочком. – Конечно! – Он помолчал и добавил: – Главное, береги себя.
   – Что говорит чтимый Йен Серебряный Камень? – донесся сзади голос Валина. – Он благодарит тебя за честь, которую ты ему оказал, проехавшись в стальном экипаже?
   – Э-э-э… я еще не добрался до этого момента, – сказал Йен и понял, что Валин обращался к нему на берсмале, а сам он ответил по-английски, поэтому юноша повторил на сей раз на нужном языке: – Чтимый еще не изыскал такой возможности.
   – Хотя их представилось немало, – скептически проворчал Валин.
   Лицо Шерва выражало безмолвный вопрос, но Йену не хотелось на него отвечать.
   – До встречи, док. Спасибо, что подбросили.
   – Ага.
   Стараясь не напрягать больное плечо, Йен вылез из машины и распахнул дверь перед Валином.
   Снаружи было холодно, но парка в Тир-На-Ног не понадобится, поэтому Йен переоделся в кожаную куртку с бахромой, которую купил в Гранд-Форкс. Она могла послужить маскировкой на любом фоне, но носил Йен ее просто потому, что она удобная и нравилась ему.
   Йен вынул ножны с «Покорителем великанов» из чехла и надел их через плечо, проделав потом то же самое с рюкзаком. Подошел к яме и бесцеремонно бросил рюкзак в темноту – укладывать вещи помогала ему Карин Торсен, и он не сомневался, что и от более сильного удара ничего не разобьется. Вслед за рюкзаками отправилась складная трость.
   И наконец пришел черед Йена. Док Шерв и мальчики Хансены прикрепили к «себербену» крепкую веревку. Оберегая больное плечо, Йен взялся за веревку здоровой рукой, переступил через край и заскользил по веревке вниз. Зашвырнув все рюкзаки в туннель, он обернулся за тростью и увидел Валина, не вполне твердо стоящего на ногах.
   Цверг выглядел очень забавно в джинсах и огромных ботинках, однако Йен не позволил себе даже улыбнуться. Валин бы обиделся.
   Йен разложил трость и закрепил все соединительные кольца.
   – Готов?
   Валин непонимающе склонил голову набок. Йен сделал извиняющийся жест и переключился на берсмал:
   – Готов ли твой дух к возвращению в Тир-На-Ног?
   Цверг робко улыбнулся:
   – Твой слуга спросил бы о том же у тебя, не будь то дерзостью.
   Это раболепствование уже начинало утомлять.
   – Тогда я попрошу тебя, – глаза цверга расширились от такого небрежного обращения с официальной речью, – сделать мне одолжение и не говорить со мной высокопарно, поскольку из-за древнего проклятия у меня случается геморрой при звуках подобной речи, а мне не хотелось бы, чтобы весь наш совместный путь кровь текла у меня по ногам и затекала в ботинки.
   Он отвернулся, не дожидаясь ответа, и вошел в туннель…
   …в Скрытый Путь.
   Боль исчезла. По крайней мере на некоторый срок. Здесь плечо хоть и не излечится, но не будет напоминать о себе, и весь путь по туннелю, освещенному серым светом, не слишком ярким и не слишком тусклым одновременно, Йен не будет ничего чувствовать. Может, в голове его и роились дурные предчувствия, но то были чисто логические построения. Он не боялся и не был возбужден – равно как и не был полон храбрости или спокойствия. Он мог вечно стоять в этом сером ничто, не чувствуя боли в суставах от неподвижности, голода, да и мочевой пузырь не напомнит о себе. Не будет и скуки.
   Но время снаружи будет идти.
   Поэтому он сделал то, что собирался – продел палку через лямки рюкзаков и положил один конец себе на плечо, а Валин, двигавшийся уже без привычной Йену резкости, взял другой.
   Они зашагали, не быстро и не медленно, просто переставляя ноги, все время окруженные серым светом, лившимся ниоткуда, который исчезал вдали, сливаясь с темнотой, но так и не становясь ею.
   Йен пытался считать шаги, как он обычно делал, но бросил, досчитав до тысячи с небольшим. Он пытался не дышать, и ему надолго удавалось задержать дыхание – неизвестно, на сколько именно, – не испытывая боли в груди. А позже он обнаружил, что снова дышит, причем неизвестно, как давно.
   Было очень легко идти в одном темпе; напротив, идти как-либо иначе было очень трудно. В голове не осталось никаких образов, даже сексуальных. Йен пытался вспомнить губы Марты, их тепло и вкус…
   …и не смог.
   Он не испытывал потребности дышать, или справлять нужду, или думать. Хотя он мог дотронуться до конца палки, лежавшей на плече, и разумом понимал, что несет немалую тяжесть, он не чувствовал ни боли, ни напряжения, ничего. Ему и Валину наверняка трудно идти в ногу, однако палка не ерзала на плече и не раскачивалась.
   И это казалось странным, но не удивляло, а лишь вертелось в голове, словно нерешенная задача.
   Так было. И если что-то и трудно делать в Скрытых Путях, так это думать или беспокоиться о чем-либо.
   Куда проще просто быть…
   Йен Сильверстейн шагал.
 
   Боб Шерв сидел с выключенным мотором, стараясь не обращать внимания на слабую боль в груди. Если станет хуже, придется принять таблетку нитроглицерина, а ему этого не хотелось.
   Холод вызывал боль, тепло ее прогоняло. Если запахнуться в куртку и не двигаться, холод долго не сможет тебя одолеть. А если есть источник тепла, то и вовсе согреешься.
   Что ж, какой-никакой, а все же повод. Шерв полез в карман и достал серебряный портсигар.
   Внутри болталась одинокая сигара. Он достал и развернул ее – «Ромео и Джульетта». Семь дюймов удовлетворения и еще один повод сказать пациентам «делайте так, как я говорю, а не так, как я поступаю».
   Большая часть даже слушалась этого совета.
   Док обрезал кончик перочинным ножом и прикурил от старой зажигалки «Зиппо». Люди, курившие сигары, потому что это стильно, сказали бы, что обрезать кончик надо специальным устройством, похожим на гильотину; доку вечно дарили на Рождество гильотинки, но он никогда не брал их с собой. К тому же прикуривать надо либо от спички, либо от газовой зажигалки.
   Чушь.
   Шерву нравился резкий запах бензина для зажигалок, вдобавок он рассеивался почти сразу. А курение сигар не религиозный обряд, а привычка и удовольствие.
   Когда он раскурил сигару как следует, салон наполнился дымом, да так, что док перестал что-либо видеть в зеркальце заднего вида. Он приоткрыл оба окошка, чтобы ветер выдул дым наружу. Говорили, что когда летом он отправлялся на одну из своих дальних прогулок, его приближение можно было почувствовать по запаху сигар за целую милю.
   У него осталось с полдюжины «Ромео» и коробка «Панч Дабл Коронас». Самое время отправить заказ А. Э. Ллойду, если он не собирается переходить на другие, легальные сигары. Контрабандные лучше. Может, запретный плод сладок?
   Трудно сказать. Сигары чертовски дороги, но доктор в маленьком городишке не мог пожаловаться на низкие заработки. И потом, на что ему еще тратить деньги? Дети выросли и разъехались, только порой навещали старика на Рождество, а если кто из них и собирался одарить его внуками, то сделал бы это давным-давно.
   Новые игрушки для клиники? Может быть, однако зачем создавать прецедент, за них должно платить государство. Когда Боб Шерв уйдет на пенсию – а это непременно произойдет, хоть никто не верит, – непросто будет найти ему на замену опытного специалиста. И практически невозможно заманить сюда свежеиспеченного врача, выпускника медицинского колледжа.
   Он надеялся, что Барби Хонистед пойдет по медицинской стезе… Не исключено, конечно, но у нее вроде роман с парнем из Флориды, и она поговаривает о замужестве. А шансы на переезд жителя Флориды в Хардвуд равны нулю, так что об этом и думать не стоит.
   Если бы двадцать лет назад он оказался прозорливее и оценил умственные способности Карин Релке, можно было бы сделать медика из нее или из Ториана, хотя вряд ли. Черт побери, когда он уйдет в отставку, городу придется туго, и хотя в нем еще достаточно сил, он гораздо ближе к концу, чем к началу.
   Ладно, хватит витать в облаках.
   Дайте старику сигару и теплое местечко, и он целый день просидит, особенно если уже начал носить чертовы подгузники «депендз». Как будто старость и без того приносит мало унижений.
   Боль вернулась на мгновение, потом исчезла. Вот и хорошо.
   Док потянулся к телефону и набрал номер.
   – Алло, это я. Если он и вправду собирается, то пора. Йен уже давно ушел.
   Боб Шерв откинулся на спинку сиденья и посмотрел на тлеющий кончик сигары.
   Через пару минут около «себербена» остановился коричневый «форд» Карин. Должно быть, Карин и Осия уже сидели в машине, когда он позвонил, иначе не добрались бы так быстро.
   Значит, она нервничает. Неудивительно.
   Он махнул рукой, чтобы Карин не вылезала, затем открыл заднюю дверцу и помог Осии вытащить вещи. В лицо пахнул теплый воздух из «форда», пахнущий корицей и духами Карин. Такой запах напоминает старику, что и он когда-то давно был молод.
   – Ты уверен, что это хорошая идея? – спросил Шерв Осию.
   – Нет, вовсе нет. Уверенность вообще для молодых, а кто бы я ни был, молодым меня определенно не назовешь.
   – Тогда зачем?
   Высокий мужчина помолчал, а потом сказал со вздохом:
   – Потому что я могу пригодиться. А в наши дни это случается не так-то часто.
   – Да ты что, Осия!
   Тот печально покачал головой:
   – Нет. Было время, когда я мог отвести Йена, куда ему надо… но оно прошло. И это во многих отношениях хорошо. Хорошо, что я не так могуществен, как прежде. Хорошо, но неудобно. – Осия, похоже, пожал плечами, хотя Боб сомневался – куртка была сильно велика старику. – Кроме того, выбора у меня нет. Я обещал деду Торри, что всегда буду заботиться о Карин и Торри, а здесь и в городе я ни на что не способен.
   – А ты всегда держишь обещания.
   – Всегда, – кивнул Осия. – Поэтому я даю их так редко.
   Если бы кто-нибудь другой заявил, что всегда держит обещания, только вежливость удержала бы Шерва от громкого хохота, да и то не факт.
   Но на этот раз он не сомневался – готовность Осии к помощи вошла в поговорку, как и его упорные отказы давать обещания. И все же дело не только в этом. Старик шел более упруго, чем Шерв когда-либо видел, вытянулся и словно наполнился энергией, что вряд ли часто случалось с Осией за последние несколько веков. А сколько столетий прожил Осия, Шерв не знал и не думал, что их можно так просто сосчитать.
   Взяв сумку на плечо, Осия приблизился к яме и, не помедлив ни мгновения, исчез внутри.
   Шерв постоял еще немного, докуривая сигару и размышляя, не пойти ли ему следом за Осией, чтобы наконец-то понять, о чем речь и куда это все отправляются.
   Но он знал, что так не поступит.
   Дело не только в том, что он уже не ребенок и все чаще болеет ангиной.
   Его ждала работа, которую он любил.
   Большую часть времени – с каждым годом становится все труднее… Но нельзя позволить старости наступать. Единственный способ не поддаться ей – сражаться за каждый дюйм.
   Он еще раз затянулся, а потом подошел к машине Карин со стороны водителя. Окошко открылось не сразу.
   – Все будет в порядке.
   Женщина улыбнулась в ответ, но в ее глазах стоял страх.
   – Я беспокоюсь за него… за них.
   – Люди рождены для тревог, как искры рождены, чтобы лететь вверх. А за кого ты беспокоишься на этот раз? За Торри, Ториана, Осию… или Йена?
   Она помолчала.
   – За всех. Но я имела в виду Осию. За Торри и Ториана я не беспокоюсь. Не думаю, что родился такой Сын, чтобы смог противостоять моему Ториану, и если бы эти… твари не были такими омерзительными, я бы их даже пожалела.
   Что же, храбриться тебе идет, Карин, подумал док.
   Боль в груди усилилась, и он похлопал по карману, где лежал нитроглицерин.
   – До встречи, Карин, – сказал Шерв и без лишних слов направился к своей машине. Сунув руку в карман, он ловко открыл бутылочку, не доставая ее. В последнее время ему слишком часто приходилось практиковаться в этом. Когда он опустился на сиденье, таблетка под языком уже прогоняла боль из груди.
   Так-то лучше.
   Боб Шерв еще раз затянулся сигарой, тронулся с места и поехал в город.

Часть вторая
Миннеаполис, Миннесота и Тир-На-Ног

Глава 9
Вандескард

   В прошлый раз переход занял мгновение: Йен сразу ощутил тяжесть груза и вместо серого камня Скрытых Путей увидел подземный туннель, укрепленный подпорками и балками.
   С самого начала это было просто и безболезненно; и так и оставалось целую вечность.
   Хотя ощущения все еще были смутными и лишенными смысла и он совершенно не уставал, казалось, самый воздух вокруг него, оставаясь прозрачным, сгущался, так что Йену больше не удавалось расслабиться, а приходилось направлять волю и тело, концентрироваться на каждом движении. Однако среда сопротивлялась только продвижению вперед. Он попробовал отступить назад – и сделал это без малейшего труда, удивившись, когда Валин повторил его маневр.
   Идти назад было так просто, что Йен даже слегка разозлился.
   Он снова пошел вперед, и все вокруг начало меняться.
   Серый свет, льющийся ниоткуда, сменился солнечным, который освещал туннель впереди, серый камень сделался неровным, пол туннеля превратился из каменного в земляной. Чувства не возвратились, поскольку они не покидали Йена окончательно, но стали более четкими и уместными.
   Левое плечо давно ныло – так ноет зуб под заморозкой. Боль есть, но она словно не твоя, а того, на кого тебе в общем-то плевать.
   Внезапно он понял, что тяжело дышит – еще бы, груз они тащат немалый.
   – Мне… – собственный голос звучал непривычно, – мне надо отдохнуть.
   – И да отдохнешь ты, Йен Серебряный Камень, – раздался бас Валина.
   Цверг помог ему опустить палку с вещами на землю.
   Изнутри пещера по форме напоминала слегка сплющенный цилиндр. Впереди резкий подъем, футов десять длиной, к выходу поверхность выравнивалась, и сквозь завесу зеленой листвы проникали лучи солнечного света.
   – Иди за мной, Йен Серебряный Камень, – сказал Валин.
   Йен прошел, шатаясь, через листья и окунулся в запах перегноя. Потом нащупал рукоять «Покорителя великанов»… Не вынуть ли его из ножен?
   Но нет, он держал его не для физической защиты. Скорее уж в качестве якоря, чтобы стабилизировать мир вокруг.
   Йен едва не хихикнул – так детишки залезают под одеяло. Остается только поднести меч к лицу, чтобы пососать палец.
 
   Валин вышел из кустов в устье пещеры, обвешанный рюкзаками. При виде его Йен едва не расхохотался. Не каждый день увидишь цверга в джинсах и клетчатой рубахе.
   – Все хорошо, Йен Серебряный Камень?
   Юноша совершенно автоматически кивнул и осознал, что это чистая правда. Он подвигал левым плечом: боль еще осталась, но пользоваться рукой уже можно.
   – Ты знаешь, где мы находимся?
   Цверг оценивающие понюхал воздух.
   – В Вандескарде, полагаю. – Он еще раз принюхался. – Определенно в Вандескарде.
   Йен припомнил шутку насчет старой еврейки и утенка с Лонг-Айленда, но объяснять пришлось бы слишком долго, а может, Валин и вовсе бы не понял ее.
   Сколько требуется цвергов, чтобы закрутить лампочку? Один, чтобы держать лампочку, и все остальные, чтобы крутить вселенную?
   – Откуда ты знаешь? – спросил Йен.
   – Ну… пахнет Вандескардом. К аромату сосен примешивается острый запах, значит, это сосны, которые растут у Гильфи, реки, которую вандескардцы называют Теннес. Но совсем не пахнет растопленным снегом, как везде в Доминионах. – Валин еще раз принюхался и сморщил свою широкую физиономию. – Нет, должно быть, я ошибся. Чувствую старый дуб, а здесь… – Цверг беспомощно развел руками. – Твой слуга сожалеет, друг друга Отца Вестри. Я не знаю, где мы.
   Что ж, вот и выясним.
   Йен пристегнул «Покорителя великанов» к поясу и повесил рюкзак на правое плечо, как сумку с книгами. Валин надел один рюкзак на спину, а другой – на живот, что выглядело странно, но разумно.
   – Говорят, – начал Йен, – что вестри легко находят путь. Сможешь вывести нас туда, где мы определим наше местоположение?
   Валин склонил голову:
   – Почту за честь, мой господин.

Глава 10
Озеро Калун

   Джефф Бьерке окунулся в горячую воду и стал до боли тереть себя мочалкой. В ванной слегка пахло пачулями; к счастью, действительно совсем слегка.
   В дверь постучали.
   – Твоя одежда постирана и выглажена, Джефф, – донесся через дверь голос Билли. – Лежит на стуле возле ванной.
   Джефф глянул на часы – 11.23. Он потер часы как следует, особенно циферблат, потом с еще большей силой – свою грудь.
   Дома Джефф был человеком мыла «Айвори», считая, что дезодорант – это то, чем пользуются после душа, а не то, чем мажутся с ног до головы. В охотничий сезон, конечно, так не делают. Запах мыла кого угодно предупредит, что поблизости человек, и Джефф всегда пользовался мылом, которое просто уничтожало запах.
   Но здесь, в городе, человек без запаха может показаться подозрительным. Лучше не рисковать.
   Видно, официанту в городе платят не просто больше, чем в «Пообедай-за-полушку», а очень даже прилично – у Билли были самые пушистые полотенца, которые Джефф только видел. Он вытерся быстро, но тщательно – нет ничего глупее, чем выйти зимой мокрым на улицу. Затем обернул полотенце вокруг бедер и открыл дверь.
   Его одежда, все еще теплая на ощупь, была аккуратно сложена на стуле. Он быстро оделся, наслаждаясь прикосновением ткани.