- Нет, он наш пленник. Его доставили сюда вооруженные охранники...
- В полном соответствии с моими указаниями. - Маркграф играл свою роль до конца. Невооруженным глазом было видно, что он стремился столкнуть лбами Йена и Бирса, вот только непонятно почему.
- Здесь нетрудно найти решение, - вмешался Ивар дель Хивал. - Уважаемый Бирс Эриксон не считает, что Йен Сильверстейн достоин серьезной дуэли, но все равно желает с ним сразиться. - Он покачал головой. - Мне приходилось с ним скрещивать клинки, маркграф, и должен сказать, что в его правой руке будто демон сидит. Он... он даже и не знает, как простейшим образом оставить шрам на противнике. И если вы дадите согласие на небольшую схватку, клянусь вам, кончится тем, что один будет лежать мертвым - либо Йен Сильверстейн, либо Бирс Эриксон.
- Это меня не пугает! - заявил Бирс Эриксон.
- Мудрость приходит с возрастом, с возрастом же приходит и уважение к оправданному страху, - произнес Ивар дель Хивал.
- Стало быть, нет способа проверить его мастерство без кровопускания? Маркграф скептическим взором обвел Ивара дель Хивала. - Никакого?
- По крайней мере я такого способа придумать не могу, и потому...
- А я могу, - сказал маркграф. - Пусть побалуются с учебным оружием.
- С учебным? - переспросил Ивар дель Хивал. - Вы имеете в виду обожженные палки...
- Нет-нет, - запротестовал маркграф. - Так поступаете вы, в Доминионах, а мы тренируем молодежь благородного происхождения проще - на мечах, не имеющих острых кромок, с затупленными концами и очень гибких. Совершенно безопасная вещь - разумеется, если не угодишь в глаз.
Йену приходилось слышать о таком оружии; Господи, сколько же он часов провел, фехтуя рапирой!..
Он не рассмеялся и не улыбнулся; не напрягся и не расслабился.
Зерно и утки. Проклятое зерно и проклятые утки.
Ничего у вас не выйдет!..
Глава 10
Правила боя
Когда подонок-папочка выставил сына за дверь, поскольку тот перестал играть роль козла отпущения, Йен вынужден был пробавляться уроками фехтовального мастерства, всякими случайными приработками, да еще игрой в покер.
Поразительно, каких вершин мастерства можно достичь, фехтуя на рапире или сражаясь в карты за покерным столом, если у тебя нет иного выхода, как только задавать тон в игре или поединке и победить в нем, и не один раз, а регулярно, а выигрыш не просаживать в один присест, а откладывать на лето. Иначе придется жить на одном зерне, украденном с опытного участка агрономического колледжа, да на диких утках с озера Миррор-Лэйк, где на них приходилось охотиться по ночам, вооружившись куском проволоки и длинной палкой от швабры.
Утки и зерно. С тех пор в сознании Йена утки и зерно прочно ассоциировались с нищетой и голодом. Со страхом. С возможной потерей самообладания. Но с потерей самообладания нельзя мириться как с естественным человеческим свойством, как с законом природы; необходимо следить за собой, напоминать себе, что твое тело, твое лицо - и твой разум! - принадлежат тебе, что один миг проявления слабости способен перечеркнуть многое, если не все.
Однажды Йен, играя в покер, позволил себе легкую улыбку, вытянув карту, которая дополняла великолепную комбинацию. Улыбка промелькнула на его лице лишь на какую-то долю секунды, но и этого оказалось достаточно - Фил Клейн, сидящий напротив, заметил это и, уже готовый было биться до конца, раздумал увеличивать ставку. Так на глазах Йена денежный банчок посреди стола, который должен был обеспечить ему две недели безбедного существования на фасоли и рисе, превратился в жалкий биг-мак.
В тот голодный август, давясь зерном, он много думал о своей секундной слабости.
Нет, больше никогда.
Полнейшее самообладание, непроницаемое лицо. Конечно, при желании можно вести себя умнее, более изощренно и коварно; можно придать лицу любое нужное выражение, но Йен предпочитал не экспериментировать. Этот путь таил в себе опасность. Прикидываться перепуганным насмерть, разыгрывать покорность или симулировать ликование - все это могло подвести.
Зато никому не дано видеть сквозь стены.
Его лицо оставалось невозмутимым все время, пока слуги-вестри ходили за рапирами, а Арни Сельмо и Ивар дель Хивал готовили товарища к поединку.
Он снял тяжелые дорожные ботинки и надел вместо них пару легких кроссовок, извлеченную из рюкзака. Зеленая майка с V-образным вырезом сменила толстый свитер. Естественно, этому наряду далеко до экипировки фехтовальщика, но даже если бы у него хватило ума захватить ее с собой - а рюкзак был набит куда более важными вещами, - он бы не хотел так одеваться. Фехтовальный костюм годен лишь для спортивных соревнований, и только. Штаны с высоким поясом и куртка с лямкой в промежности обеспечивали надежную защиту от укола рапирой, однако сделай нестандартное Резкое движение - и лямка так все сдавит, что ты пополам сложишься от боли.
Усевшись прямо на пол и не обращая внимания на изумленные взгляды вандестов, Йен принялся делать упражнения на растяжку. И плевать, что о нем подумают!
Йен Сильверстейн стоял в паре метров от Бирса Эриксона. Местное оружие оказалось менее гибким, чем фехтовальные рапиры, и к тому же сантиметров на восемь короче. Конец клинка был просто затуплен, а гарда, почти полностью прикрывавшая руку, походила скорее на гарду шпаги.
И все равно это была рапира. А Йен Сильверстейн был божьей милостью рапиристом.
Бирс Эриксон подтянулся и прочертил в воздухе клинком несколько замысловатых восьмерок - довольно витиеватое приветствие.
Где-то в глубине подсознания Йен улыбнулся - здесь все было так, как дома. Там наставники в большинстве школ тоже вырабатывали свою собственную форму приветствия. При наличии определенной практики ты мог без труда вычислить, в какой год тот или иной боец взял в руки рапиру. Д'Арно однажды признался, что, салютуя, копирует движения своего отца - дирижера оркестра, который взмахом палочки шел обыкновение отбивать такт в четыре четверти.
Йен попросту поднял и опустил оружие, после чего встал в стойку "к бою".
Краем глаза юноша заметил, что маркграф и девушка неотрывно следят за ним, в то время как стражники вперились в Арни Сельмо и Ивара дель Хивала...
...но все это уже не имело значения.
Полоска мрамора под ногами была шире обычной фехтовальной дорожки, но и это его не заботило.
Мир перестал существовать. Полная сосредоточенность.
Отлично. Перед тобой вооруженный рапирой противник, ростом пониже, зато крепче сбит. Мощная кисть, судя по всему, ничуть не слабее кисти Йена. Но не от нее исходила опасность, по крайней мере пока. Бирс Эриксон захочет прощупать Йена, коснуться его клинка, почувствовать контакт, вслушаться в него.
Время и пространство решали все. У Йена более длинные руки; Бирс Эриксон скорее всего намерен пробиться внутрь его обороны, отведя в сторону клинок.
Если только не попытается покончить с противником сразу, ринувшись в атаку.
Нет, не попытается. Не станет он так нападать. Атака стрелой - прием фехтовальщика, но не того, кто бьется на мечах. Одно дело пытаться атаковать стрелой на фехтовальной дорожке - там такой прием гарантирует тебе очки, если ты, конечно, проведешь атаку надлежащим образом и если дело только в очках.
Но лишь законченный авантюрист либо столь же законченный идиот решится на такое во время настоящей схватки. Человек, который хочет дожить до старости, опытный боец вроде Ториана Торсена из Дома Стали не станет так явно открываться для клинка противника.
Да, никаких атак стрелой, но Бирс Эриксон все равно попытается закончить схватку быстро, чтобы унизить Йена.
Левую руку Йен держал, как подобало - подняв чуть вверх и слегка отставив назад. Юноша стремился использовать преимущества, даже самые малые - левая рука на уровне головы обеспечивает большую устойчивость, улучшает равновесие, а резкие движения рукой вверх и вниз добавляли чуть-чуть больше скорости атаке.
Ну давай же, нападай, подстегивал про себя Йен своего противника.
Фехтование, по сути своей, есть схватка двух идиотов; проигрывает тот идиот, который первым совершит ошибку. А ошибкой могло служить что угодно в этом смысле фехтование подобно жизни.
Соперники медленно сходились, и вот Бирс Эриксон, горевший желанием поскорее разделаться с наглым щенком, шагнул вперед, как бы пошатываясь и стремясь дотянуться до противника; тут же последовал резкий скачок вперед в попытке нанести удар по клинку Йена. Неплохой дуэльный прием - когда ты завладел клинком противника, ему куда сложнее нанести тебе удар. Но юноша был готов к такому повороту и парировал выпад, хлестнув по клинку Бирса, однако в атаку переходить не стал. В первые моменты схватки разумнее ограничиться прощупыванием слабых сторон оппонента.
Бирс Эриксон не попытался сделать очевидное: не стал отвечать быстрым ремизом и продолжением атаки, что скорее всего принесло бы очко; все это было техникой фехтовальщика, а не дуэлянта. На настоящей дуэли противники, вероятно, просто проткнут друг друга мечами.
Заминка сбила Бирса Эриксона с ритма, и его клинок ушел в сторону. Йен сделал вид, что проводит атаку верхом, потом нырнул и на полной растяжке нанёс укол в область пояса.
И тут же отпрыгнул, с легкостью парировав следующий выпад Бирса. Клинки скрестились.
Йен не собирался предпринимать активных действий однако его мышцы и нервы решили все за него: он отвел клинок, сделал выпад и нанес укол в область груди, затем, мгновенно отступив, вновь скрестил клинки.
Эриксон повел вялую атаку на незащищенное предплечье противника, но Йен шутя парировал удар и продолжил выпад, опять нанеся укол в грудь.
Отступив на шаг, юноша салютовал оппоненту, не пуская шпагу до тех пор, пока пристыженному Бирсу не пришлось повторить движения Йена.
- Весьма удачно, сэр - вы почти угодили мне в плечо.
Бирс Эриксон, повторив свой замысловатый салют, снова встал в позицию.
- Еще, - скомандовал он.
Йен немедленно начал ложную атаку. Клинок не коснулся бы груди Бирса Эриксона, даже если бы тот не удосужился защищаться - слишком далеко до него было. Но отражение удара последовало предсказуемым образом, и Йен почти не сомневался, что сумеет с разворотом выбить оружие из рук противника. Он сделал выпад, нанес укол и мгновенно отступил.
Йен покачал головой. Он действительно собирался пойти на обезоруживание - в соответствии как с местными, так и с родными традициями, противник не считался обезоруженным до тех пор, пока выбитое из руки оружие не коснется земли, - и еще пару раз хорошенько шлёпнуть его, пока рапира Бирса будет падать, однако тренировок сделали его осторожным.
И хорошо. Теперь наконец он мог позволить себе улыбнутся не таясь.
- Наверное, достаточно?
Йен демонстративно взглянул на свой клинок.
В следующий раз, казалось, говорил он, я выбью у тебя оружие. И если ты думаешь, что проигрывать позорно, посмотрим, как ты запоешь, когда твой меч пролетит по воздуху и со звоном упадет у ног хорошенькой молодой жены твоего отца!
Но именно этому пытался научить его Ториан Торсен - лучше просто одолеть противника и ни в коем случае не унижать его. Победа сама по себе уже великая награда; унижение способно вызвать месть.
Подбросив рапиру, Йен ловко поймал ее за рукоять и, опустив клинком вниз, подал слуге-вестри, после чего направился к Бирсу Эриксону. Юноша небрежно хлопнул в ладоши, точно карточный дилер, показывающий, что вышел из-за стола, не прилепив к ладоням фишки, и протянул правую руку.
- Неплохой бой, - с улыбкой произнес он. Если ты вынужден зарабатывать деньги уроками фехтования, нужно научиться побеждать деликатно.
- Благодарю. - Рукопожатие Бирса Эриксона оказалось, пожалуй, крепче, чем следовало, да и улыбнулся он довольно натянуто. Видимо, смутно начинал подозревать, что его каким-то образом провели.
Дело в том, что фехтование на рапирах развилось во времена смертельных поединков, и любая рана в треугольнике, образуемом плечами и пахом, являлась смертельной. Фехтование на эспадронах возникло из дуэлей до первой крови, то есть до любого ранения; не приходилось удивляться, что местных воинов, как и дуэлянтов из Домов, тренировали на кровопускание.
Йену потребовались годы для того, чтобы прилично освоить рапиру, и хотя он занимался с Иваром дель Хивалом и Торианом Торсеном тем, что представлялось ему мастерством неформального ведения боя на эспадроне, вряд ли он долго выстоял бы против хорошего дуэлянта.
Но играя по правилам Йена, Бирс имел куда меньше шансов на победу, чем Йен, играющий по правила Бирса.
Йен послал короткий кивок Ивару дель Хивалу. Полезно иметь под рукой этого верзилу - и не только для того, чтобы таскать носилки.
Он победил. Откуда же тогда возникло чувство, будто выиграл в покер, играя краплеными картами?
- Итак, - промолвил маркграф, - вы показали себя истинным мастером меча, однако это не основание для того, чтобы направить вас к Престолу с какими-то требованиями.
В таком случае к чему все это затевалось, маркграф? - мелькнул у Йена вопрос, хотя юноша, разумеется, не стал задавать его. Все же поединок содержал негласное условие: мол, вот выиграешь бой, и тогда...
- А не продолжить ли нам обсуждение за вечерним столом? - предложила маркграфиня, беря под руку супруга. - Мне бы хотелось послушать этого... весьма занятного молодого человека.
К удивлению Йена, маркграф кивнул.
- Очень хорошо, Марта. Йен Сильверстейн, вы и Ивар дель Хивал отужинаете с нами и, само собой разумеется, останетесь здесь на ночь, произнес он, намеренно не сводя взора с Бирса Эриксона, потом повернулся к Арни. - Вашего слугу накормят в ваших покоях.
Иен готов был возразить, но глаза Арни лишь хитровато заблестели, когда он понял, что его приняли за слугу; не успел Йен и рта раскрыть, как Арни уже покидал зал в сопровождении нескольких слуг-вестри.
Подал голос Ивар дель Хивал:
- Очень любезно с вашей стороны, маркграф. Ваше приглашение - большая честь для нас. - Он церемонно отвесил хозяину поклон, после чего выразительным взглядом заставил поклониться и юношу.
- Большая честь... - эхом повторил Йен.
И тут снаружи донеслись громкие крики.
* * *
Это был маленький мальчик - как говорили, потому что сейчас судить было трудно. На земле лежал обуглившийся комок некогда живой плоти, в темном месиве проглядывали белевшие кости.
Оказывается, какой-то ребенок случайно дотронулся до копья и тут же, ослепительно вспыхнув, сгорел заживо. Никто не видел, как все произошло, хотя народу вокруг собралось довольно много.
Одна из очевидцев, маленькая девочка лет, наверное, четырех, может быть, пяти, продолжала плакать навзрыд, то и дело поднося ручонки к лицу и пристально разглядывая их, будто желая убедиться, что не ослепла. Другой свидетель, солдат с мокрым от слез лицом, увидел достаточно, чтобы броситься с докладом к Агловайну Тюрсону.
Йен невольно потер ожог на руке.
- Как же...
На плечо ему легла тяжелая ручища Ивара дель Хивала.
- Ни слова, - пробормотал он. - Ни слова, говорю тебе! - Ивар устремил взгляд на маркграфа. - Йен Сильверстейн предупреждал Агловайна Тюрсона, чтобы к копью не прикасались. Мы не хотели никому вреда.
Маркграф с каменным лицом медленно кивнул в ответ, оторвав взор от ужасного обгоревшего месива. Он посмотрел на юношу, потом повернулся к Ивару дель Хивалу.
- Да, он мне говорил.
- Кого... - начал Йен, тут же осекся, а потом все же продолжил: - Кого выставили для охраны копья?
Рука Агловайна Тюрсона крепче сжала рукоять меча.
- А вот это, Йен Сильвер Стоун, уже не твоя забота.
- Спокойно, - предостерег Ивар дель Хивал.
- Не возникай, Йен, - пробормотал стоявший чуть сзади Арни Сельмо. - Не забудь, мы на территории индейцев, и нечего ждать, что они задушат нас в объятиях.
- Но ведь это ребенок!.. Когда взрослый настолько глуп, что не прислушивается к разумным советам, это одно дело, вот ребенок не в состоянии верно оценить опасность.
- Знаю, знаю, - замахал руками Арни, предвидя возражения Йена. - Здесь свои законы, и пусть местные вершат справедливость. А если их справедливость не совпадает с твоей, тот тут уж ничего не поделаешь.
- Копье, - промолвил Ивар дель Хивал, судорожно глотнув.
- Его называют Гунгнир, - кивая, сказал маркграф. - Я наслышан о нем. Лишь ас может нести его без опасности для себя.
- Только Древние, - кивнул Йен, - или некоторые из нас... с особыми полномочиями.
Маркграф недовольно вскинул голову.
- Извлеките его из земли.
Йен стал натягивать перчатки.
- Как соизволите.
Взять древко было непросто; странное чувство охватило Йена, юноша казался себе самоуправляемой марионеткой - будто он сам натягивал нити, управлявшие всеми его движениями.
Сперва он ухватил древко одной рукой, потом другой, и тут вселенная будто рывком сместилась, и вот он - снова он, Йен Сильверстейн, стоит над испепеленными останками того, кто еще совсем недавно был маленьким мальчиком.
По лицу юноши медленно текли слезы.
Глава 11
Слухи
До Торри, наверное, уже битый час доносился ритмичный стук топора - он сверился со своими карманными часами, - пока путники, взобравшись на вершину холма, не увидели раскинувшуюся перед ними Харбардову Переправу.
Погода явно портилась, портилась давно и серьезно. С запада надвигалась гроза - серовато-белесая масса кучевых облаков, отороченных по краям белыми барашками. Все это напоминало волчью стаю, которая, рассеявшись, преследует нескольких отбившихся от стада овечек.
Торри с поразительной ясностью представлял себе картину - лесной житель ставит кусок бревна на пень, сначала легко постукивает по нему, примеряясь для удара, после чего, размахнувшись как следует, раскалывает чурбан надвое. Затем все повторяется.
Раз!
На пне уже стоит следующий.
Раз!
Этот обитатель леса, должно быть, полон сил и здоровья, коль столько рубит, не сбиваясь с темпа.
А может, их там двое, рубят себе дрова на пару, совсем как Торри с отцом - один аккуратно подставляет круглые чурки, другой раскалывает их колуном.
Колоть дрова с отцом всегда было любимейшим занятием Торри. Еще совсем крохой он увязывался за отцом колоть дрова, и тот всегда брал его с собой. Обычно отец водружал чурбан на широченный древний пень у сарая, потом аккуратно втыкал в него лезвие топора, а уже Торри изо всех сил молотил по топорищу плотницким молотком.
Торри улыбнулся:
- Ты помнишь?..
- Еще бы, здорово напоминает дом! - Ториан Торсен ускорил шаг. - Если поторопимся, скоро будем на месте.
В свое время Торри было очень трудно осознать, что и отец, оказывается, способен ошибаться. А когда наконец юноша смирился с этим - черт побери, да все порой ошибаются! - пришлось поверить и в то, что отец способен на ошибки глупые. Например, упрямо идти навстречу грозе.
- Может быть, передохнешь, а, папа?
Челюсть отца дернулась.
- Мне кажется... - Он замолчал на полуслове. - Хорошо, если считаешь необходимым...
Торри невольно улыбнулся.
Мэгги - невозмутимая, закаленная Мэгги, неутомимый ходок, умудрявшаяся выглядеть свеженькой после двух суток пути, даже она поддержала это предложение и, не долго думая, скинула с плеч рюкзак.
- Пяти минут нам явно не хватит, так уж давайте ориентироваться сразу на десять. - С этими словами девушка решительно повесила свой рюкзак на выступавший из коры старого вяза сучок и тут же опустилась на землю, усевшись в позе лотоса - разгрузить натруженные мышцы.
- Короткий отдых нам не помешают, - высказался отец, хотя по тону Торри сразу же понял, что всякие задержки и тем более остановки противны его душе.
Сейчас самое время было подыскать себе надежное укрытие от непогоды. Глянув вниз на Харбардову Переправу, Торри попытался на глазок прикинуть расстояние до нее и скорость надвигавшейся бури. До того, как грянет гроза, они могли успеть спуститься к хижине паромщика; впрочем, могли и не успеть. Уж лучше переждать непогоду в лесу, где есть естественные укрытия от разбушевавшейся стихии; на раскисшей дороге ничего лучше протекающего шалаша наскоро не соорудишь. Но даже раскисшая дорога лучше, чем поле, рядом с которым она бежала.
Торри решился бы выступить с подобным предложением, если бы они были вдвоем, но ему не хотелось смущать ни отца, ни Мэгги - оба стеснялись друг друга.
Мэгги одарила юношу улыбкой - поняла, что он что-то замышляет.
- Попробую угадать, - сказала она, вставая и отряхивая приставшую к узким джинсам грязь. Одета девушка была точь-в-точь как Торри: джинсы, тяжелые туристические ботинки с серебряными пряжками и ковбойская рубашка, украшенная матерью Торри, - по здешним меркам этот наряд обеспечивал ей репутацию богатой дамы.
Правда, охотничий лук в ее руке смотрелся довольно странно. С другой стороны, тот, кто рискует брать с собой в странствие серебро и золото, обычно вооружен. Ни в Срединных Доминионах, ни в Вандескарде женщины оружие не носят, однако нож на боку у Мэгги, пусть я длинноватый, вряд ли кого-нибудь шокировал бы. Если случится ввязаться в драку, она попытается схватить лишний меч, висевший на плече Торри.
Мэгги явно не принадлежала к числу непревзойденных виртуозов клинка, но для девушки, впервые взявшей в руки оружие каких-нибудь пару лет назад, она владела им отменно - чтобы кто-то за столь короткий срок освоил фехтование так, как Мэгги... нет, таких вундеркиндов Торри встречать не приходилось. Однажды это спасло ей жизнь, и не только ей, но и его отцу с матерью. Вряд ли вандесты в смысле широты взглядов сильно отличались от Сынов Фенрира.
С минуту Мэгги стояла, раздумывая.
- Мне кажется, мы успеем, - сказала она. - Могу ошибиться, но вряд ли гроза разразится внизу раньше, чем через пару часов.
- И что ты предлагаешь?
- Хотя я не уверена, что стоит рисковать, - продолжила Мэгги, разводя руками. - Выигрыш всего ничего, а проиграть можно здорово.
Торри кивнул. Если решиться идти вниз, и если они успеют достичь хижины до грозы, и если их в этой хижине примут - тогда все будет хорошо.
Но существовала масса этих "если", а риск был немалый. Если остаться здесь, за час с небольшим можно соорудить надежное укрытие от непогоды и пересидеть там в относительной сухости и тепле. Торри явно не стремился испытать на своей шкуре, что же это за мерзость, если ты вдруг промокаешь до костей, попав под проливной дождь при ледяном ветре. А неподалеку, в какой-нибудь миле отсюда имелась вполне приличная полянка, которая бы подошла для того, чтобы соорудить на ней нехитрый шалашик...
- Папа! Пожалуй, нам все же лучше...
Подняв руку, отец призвал его к молчанию. Торри даже вздрогнул. Этот жест был табу для Торри, он научился никогда не использовать его в присутствии Йена - Йен подскакивал будто ужаленный и хватался за меч. И Торри попросту запретил себе взмахи рукой, хотя этот жест был весьма распространен у них в семье, а что до отца - тот, отмахиваясь, признавал свое поражение.
- Хорошо, Ториан, - ответил отец. - Поступим так, как ты считаешь необходимым. Что требуется от меня? - осведомился он, странно улыбнувшись, когда юноша вручал ему пилу.
Широкое лицо отца было для Торри роднее своего собственного. Он мог бы под присягой заявить, что нет такого выражения этого лица, которое было бы ему незнакомо - включая целый арсенал улыбок.
Но вот такую улыбку Торри припомнить не мог.
Над головами ярко блеснула молния, и прогремел гром - гроза мокрой плетью хлестнула по крыше и стенам сооруженного ими навеса, однако хлипкое на вид строение выдержало натиск непогоды.
Высоко над деревьями сверкнул ослепительный зигзаг молнии, а долю секунды спустя последовал оглушительный удар грома, будто зааплодировал сам Господь. Грохот не позволял говорить, Торри просто сидел, размышляя.
Веки отца зримо тяжелели, глаза слипались, он стал; клевать носом; затем, пытаясь прогнать сонливость, тряхнул головой. Любой на месте Торри подумал бы, что, дескать, ничего не поделаешь, старость есть старость, но Торри-то понимал: это далеко не так. Отец, и мать, и дядюшка Осия - все они являлись якорями вселенной, а не просто людьми.
Лицо Мэгги было таким милым при свете костра, излучало такую силу и решимость, в особенности эта складка у рта, который останется вечно молодым... Девушка притулилась к Торри, и молодой человек, сгорая от смущения, чмокнул ее в макушку. Отец изо всех сил делал вид, что не замечает проявлений нежности своего сына.
Конечно, здорово было бы как следует оборудовать их временную хижину, но ее приходилось сооружать в спешке, из того, что попадалось под руку. Еще бойскаутом Торри возводил такие лесные укрытия, родители научили его когда требовалось поступиться комфортом ради надежности. И они с отцом проворно соорудили довольно прочную раму, накрыв ее потом непромокаемым брезентом. Два синтетических покрывала служили стенами, а третье спускалось с крыши, обеспечивая дополнительную защиту от ветра и дождя.
Оставшийся кусок брезента растянули достаточно высоко над костром; огонь хоть и шипел время от времени от попадавших на него капель, но не гас.
И все-таки в этом сидении в шалаше под дождем было много положительного - например, не приходилось тревожиться, что ненароком подпалишь лес.
Все трое забились поглубже в шалаш и укутались в спальные мешки. Мэгги решено было посадить посредине.
Просто здорово в тепле и сухости обмануть дождь!..
На ужин доели последние сосиски. Сначала их поджарили на костре, держа на палочке над огнем, потом завернули в ломти уже нарезанного белого хлеба. Десерт состоял из нескольких ломтиков твердого, как камень, швейцарского шоколада, слегка отдававшего воском.
- В полном соответствии с моими указаниями. - Маркграф играл свою роль до конца. Невооруженным глазом было видно, что он стремился столкнуть лбами Йена и Бирса, вот только непонятно почему.
- Здесь нетрудно найти решение, - вмешался Ивар дель Хивал. - Уважаемый Бирс Эриксон не считает, что Йен Сильверстейн достоин серьезной дуэли, но все равно желает с ним сразиться. - Он покачал головой. - Мне приходилось с ним скрещивать клинки, маркграф, и должен сказать, что в его правой руке будто демон сидит. Он... он даже и не знает, как простейшим образом оставить шрам на противнике. И если вы дадите согласие на небольшую схватку, клянусь вам, кончится тем, что один будет лежать мертвым - либо Йен Сильверстейн, либо Бирс Эриксон.
- Это меня не пугает! - заявил Бирс Эриксон.
- Мудрость приходит с возрастом, с возрастом же приходит и уважение к оправданному страху, - произнес Ивар дель Хивал.
- Стало быть, нет способа проверить его мастерство без кровопускания? Маркграф скептическим взором обвел Ивара дель Хивала. - Никакого?
- По крайней мере я такого способа придумать не могу, и потому...
- А я могу, - сказал маркграф. - Пусть побалуются с учебным оружием.
- С учебным? - переспросил Ивар дель Хивал. - Вы имеете в виду обожженные палки...
- Нет-нет, - запротестовал маркграф. - Так поступаете вы, в Доминионах, а мы тренируем молодежь благородного происхождения проще - на мечах, не имеющих острых кромок, с затупленными концами и очень гибких. Совершенно безопасная вещь - разумеется, если не угодишь в глаз.
Йену приходилось слышать о таком оружии; Господи, сколько же он часов провел, фехтуя рапирой!..
Он не рассмеялся и не улыбнулся; не напрягся и не расслабился.
Зерно и утки. Проклятое зерно и проклятые утки.
Ничего у вас не выйдет!..
Глава 10
Правила боя
Когда подонок-папочка выставил сына за дверь, поскольку тот перестал играть роль козла отпущения, Йен вынужден был пробавляться уроками фехтовального мастерства, всякими случайными приработками, да еще игрой в покер.
Поразительно, каких вершин мастерства можно достичь, фехтуя на рапире или сражаясь в карты за покерным столом, если у тебя нет иного выхода, как только задавать тон в игре или поединке и победить в нем, и не один раз, а регулярно, а выигрыш не просаживать в один присест, а откладывать на лето. Иначе придется жить на одном зерне, украденном с опытного участка агрономического колледжа, да на диких утках с озера Миррор-Лэйк, где на них приходилось охотиться по ночам, вооружившись куском проволоки и длинной палкой от швабры.
Утки и зерно. С тех пор в сознании Йена утки и зерно прочно ассоциировались с нищетой и голодом. Со страхом. С возможной потерей самообладания. Но с потерей самообладания нельзя мириться как с естественным человеческим свойством, как с законом природы; необходимо следить за собой, напоминать себе, что твое тело, твое лицо - и твой разум! - принадлежат тебе, что один миг проявления слабости способен перечеркнуть многое, если не все.
Однажды Йен, играя в покер, позволил себе легкую улыбку, вытянув карту, которая дополняла великолепную комбинацию. Улыбка промелькнула на его лице лишь на какую-то долю секунды, но и этого оказалось достаточно - Фил Клейн, сидящий напротив, заметил это и, уже готовый было биться до конца, раздумал увеличивать ставку. Так на глазах Йена денежный банчок посреди стола, который должен был обеспечить ему две недели безбедного существования на фасоли и рисе, превратился в жалкий биг-мак.
В тот голодный август, давясь зерном, он много думал о своей секундной слабости.
Нет, больше никогда.
Полнейшее самообладание, непроницаемое лицо. Конечно, при желании можно вести себя умнее, более изощренно и коварно; можно придать лицу любое нужное выражение, но Йен предпочитал не экспериментировать. Этот путь таил в себе опасность. Прикидываться перепуганным насмерть, разыгрывать покорность или симулировать ликование - все это могло подвести.
Зато никому не дано видеть сквозь стены.
Его лицо оставалось невозмутимым все время, пока слуги-вестри ходили за рапирами, а Арни Сельмо и Ивар дель Хивал готовили товарища к поединку.
Он снял тяжелые дорожные ботинки и надел вместо них пару легких кроссовок, извлеченную из рюкзака. Зеленая майка с V-образным вырезом сменила толстый свитер. Естественно, этому наряду далеко до экипировки фехтовальщика, но даже если бы у него хватило ума захватить ее с собой - а рюкзак был набит куда более важными вещами, - он бы не хотел так одеваться. Фехтовальный костюм годен лишь для спортивных соревнований, и только. Штаны с высоким поясом и куртка с лямкой в промежности обеспечивали надежную защиту от укола рапирой, однако сделай нестандартное Резкое движение - и лямка так все сдавит, что ты пополам сложишься от боли.
Усевшись прямо на пол и не обращая внимания на изумленные взгляды вандестов, Йен принялся делать упражнения на растяжку. И плевать, что о нем подумают!
Йен Сильверстейн стоял в паре метров от Бирса Эриксона. Местное оружие оказалось менее гибким, чем фехтовальные рапиры, и к тому же сантиметров на восемь короче. Конец клинка был просто затуплен, а гарда, почти полностью прикрывавшая руку, походила скорее на гарду шпаги.
И все равно это была рапира. А Йен Сильверстейн был божьей милостью рапиристом.
Бирс Эриксон подтянулся и прочертил в воздухе клинком несколько замысловатых восьмерок - довольно витиеватое приветствие.
Где-то в глубине подсознания Йен улыбнулся - здесь все было так, как дома. Там наставники в большинстве школ тоже вырабатывали свою собственную форму приветствия. При наличии определенной практики ты мог без труда вычислить, в какой год тот или иной боец взял в руки рапиру. Д'Арно однажды признался, что, салютуя, копирует движения своего отца - дирижера оркестра, который взмахом палочки шел обыкновение отбивать такт в четыре четверти.
Йен попросту поднял и опустил оружие, после чего встал в стойку "к бою".
Краем глаза юноша заметил, что маркграф и девушка неотрывно следят за ним, в то время как стражники вперились в Арни Сельмо и Ивара дель Хивала...
...но все это уже не имело значения.
Полоска мрамора под ногами была шире обычной фехтовальной дорожки, но и это его не заботило.
Мир перестал существовать. Полная сосредоточенность.
Отлично. Перед тобой вооруженный рапирой противник, ростом пониже, зато крепче сбит. Мощная кисть, судя по всему, ничуть не слабее кисти Йена. Но не от нее исходила опасность, по крайней мере пока. Бирс Эриксон захочет прощупать Йена, коснуться его клинка, почувствовать контакт, вслушаться в него.
Время и пространство решали все. У Йена более длинные руки; Бирс Эриксон скорее всего намерен пробиться внутрь его обороны, отведя в сторону клинок.
Если только не попытается покончить с противником сразу, ринувшись в атаку.
Нет, не попытается. Не станет он так нападать. Атака стрелой - прием фехтовальщика, но не того, кто бьется на мечах. Одно дело пытаться атаковать стрелой на фехтовальной дорожке - там такой прием гарантирует тебе очки, если ты, конечно, проведешь атаку надлежащим образом и если дело только в очках.
Но лишь законченный авантюрист либо столь же законченный идиот решится на такое во время настоящей схватки. Человек, который хочет дожить до старости, опытный боец вроде Ториана Торсена из Дома Стали не станет так явно открываться для клинка противника.
Да, никаких атак стрелой, но Бирс Эриксон все равно попытается закончить схватку быстро, чтобы унизить Йена.
Левую руку Йен держал, как подобало - подняв чуть вверх и слегка отставив назад. Юноша стремился использовать преимущества, даже самые малые - левая рука на уровне головы обеспечивает большую устойчивость, улучшает равновесие, а резкие движения рукой вверх и вниз добавляли чуть-чуть больше скорости атаке.
Ну давай же, нападай, подстегивал про себя Йен своего противника.
Фехтование, по сути своей, есть схватка двух идиотов; проигрывает тот идиот, который первым совершит ошибку. А ошибкой могло служить что угодно в этом смысле фехтование подобно жизни.
Соперники медленно сходились, и вот Бирс Эриксон, горевший желанием поскорее разделаться с наглым щенком, шагнул вперед, как бы пошатываясь и стремясь дотянуться до противника; тут же последовал резкий скачок вперед в попытке нанести удар по клинку Йена. Неплохой дуэльный прием - когда ты завладел клинком противника, ему куда сложнее нанести тебе удар. Но юноша был готов к такому повороту и парировал выпад, хлестнув по клинку Бирса, однако в атаку переходить не стал. В первые моменты схватки разумнее ограничиться прощупыванием слабых сторон оппонента.
Бирс Эриксон не попытался сделать очевидное: не стал отвечать быстрым ремизом и продолжением атаки, что скорее всего принесло бы очко; все это было техникой фехтовальщика, а не дуэлянта. На настоящей дуэли противники, вероятно, просто проткнут друг друга мечами.
Заминка сбила Бирса Эриксона с ритма, и его клинок ушел в сторону. Йен сделал вид, что проводит атаку верхом, потом нырнул и на полной растяжке нанёс укол в область пояса.
И тут же отпрыгнул, с легкостью парировав следующий выпад Бирса. Клинки скрестились.
Йен не собирался предпринимать активных действий однако его мышцы и нервы решили все за него: он отвел клинок, сделал выпад и нанес укол в область груди, затем, мгновенно отступив, вновь скрестил клинки.
Эриксон повел вялую атаку на незащищенное предплечье противника, но Йен шутя парировал удар и продолжил выпад, опять нанеся укол в грудь.
Отступив на шаг, юноша салютовал оппоненту, не пуская шпагу до тех пор, пока пристыженному Бирсу не пришлось повторить движения Йена.
- Весьма удачно, сэр - вы почти угодили мне в плечо.
Бирс Эриксон, повторив свой замысловатый салют, снова встал в позицию.
- Еще, - скомандовал он.
Йен немедленно начал ложную атаку. Клинок не коснулся бы груди Бирса Эриксона, даже если бы тот не удосужился защищаться - слишком далеко до него было. Но отражение удара последовало предсказуемым образом, и Йен почти не сомневался, что сумеет с разворотом выбить оружие из рук противника. Он сделал выпад, нанес укол и мгновенно отступил.
Йен покачал головой. Он действительно собирался пойти на обезоруживание - в соответствии как с местными, так и с родными традициями, противник не считался обезоруженным до тех пор, пока выбитое из руки оружие не коснется земли, - и еще пару раз хорошенько шлёпнуть его, пока рапира Бирса будет падать, однако тренировок сделали его осторожным.
И хорошо. Теперь наконец он мог позволить себе улыбнутся не таясь.
- Наверное, достаточно?
Йен демонстративно взглянул на свой клинок.
В следующий раз, казалось, говорил он, я выбью у тебя оружие. И если ты думаешь, что проигрывать позорно, посмотрим, как ты запоешь, когда твой меч пролетит по воздуху и со звоном упадет у ног хорошенькой молодой жены твоего отца!
Но именно этому пытался научить его Ториан Торсен - лучше просто одолеть противника и ни в коем случае не унижать его. Победа сама по себе уже великая награда; унижение способно вызвать месть.
Подбросив рапиру, Йен ловко поймал ее за рукоять и, опустив клинком вниз, подал слуге-вестри, после чего направился к Бирсу Эриксону. Юноша небрежно хлопнул в ладоши, точно карточный дилер, показывающий, что вышел из-за стола, не прилепив к ладоням фишки, и протянул правую руку.
- Неплохой бой, - с улыбкой произнес он. Если ты вынужден зарабатывать деньги уроками фехтования, нужно научиться побеждать деликатно.
- Благодарю. - Рукопожатие Бирса Эриксона оказалось, пожалуй, крепче, чем следовало, да и улыбнулся он довольно натянуто. Видимо, смутно начинал подозревать, что его каким-то образом провели.
Дело в том, что фехтование на рапирах развилось во времена смертельных поединков, и любая рана в треугольнике, образуемом плечами и пахом, являлась смертельной. Фехтование на эспадронах возникло из дуэлей до первой крови, то есть до любого ранения; не приходилось удивляться, что местных воинов, как и дуэлянтов из Домов, тренировали на кровопускание.
Йену потребовались годы для того, чтобы прилично освоить рапиру, и хотя он занимался с Иваром дель Хивалом и Торианом Торсеном тем, что представлялось ему мастерством неформального ведения боя на эспадроне, вряд ли он долго выстоял бы против хорошего дуэлянта.
Но играя по правилам Йена, Бирс имел куда меньше шансов на победу, чем Йен, играющий по правила Бирса.
Йен послал короткий кивок Ивару дель Хивалу. Полезно иметь под рукой этого верзилу - и не только для того, чтобы таскать носилки.
Он победил. Откуда же тогда возникло чувство, будто выиграл в покер, играя краплеными картами?
- Итак, - промолвил маркграф, - вы показали себя истинным мастером меча, однако это не основание для того, чтобы направить вас к Престолу с какими-то требованиями.
В таком случае к чему все это затевалось, маркграф? - мелькнул у Йена вопрос, хотя юноша, разумеется, не стал задавать его. Все же поединок содержал негласное условие: мол, вот выиграешь бой, и тогда...
- А не продолжить ли нам обсуждение за вечерним столом? - предложила маркграфиня, беря под руку супруга. - Мне бы хотелось послушать этого... весьма занятного молодого человека.
К удивлению Йена, маркграф кивнул.
- Очень хорошо, Марта. Йен Сильверстейн, вы и Ивар дель Хивал отужинаете с нами и, само собой разумеется, останетесь здесь на ночь, произнес он, намеренно не сводя взора с Бирса Эриксона, потом повернулся к Арни. - Вашего слугу накормят в ваших покоях.
Иен готов был возразить, но глаза Арни лишь хитровато заблестели, когда он понял, что его приняли за слугу; не успел Йен и рта раскрыть, как Арни уже покидал зал в сопровождении нескольких слуг-вестри.
Подал голос Ивар дель Хивал:
- Очень любезно с вашей стороны, маркграф. Ваше приглашение - большая честь для нас. - Он церемонно отвесил хозяину поклон, после чего выразительным взглядом заставил поклониться и юношу.
- Большая честь... - эхом повторил Йен.
И тут снаружи донеслись громкие крики.
* * *
Это был маленький мальчик - как говорили, потому что сейчас судить было трудно. На земле лежал обуглившийся комок некогда живой плоти, в темном месиве проглядывали белевшие кости.
Оказывается, какой-то ребенок случайно дотронулся до копья и тут же, ослепительно вспыхнув, сгорел заживо. Никто не видел, как все произошло, хотя народу вокруг собралось довольно много.
Одна из очевидцев, маленькая девочка лет, наверное, четырех, может быть, пяти, продолжала плакать навзрыд, то и дело поднося ручонки к лицу и пристально разглядывая их, будто желая убедиться, что не ослепла. Другой свидетель, солдат с мокрым от слез лицом, увидел достаточно, чтобы броситься с докладом к Агловайну Тюрсону.
Йен невольно потер ожог на руке.
- Как же...
На плечо ему легла тяжелая ручища Ивара дель Хивала.
- Ни слова, - пробормотал он. - Ни слова, говорю тебе! - Ивар устремил взгляд на маркграфа. - Йен Сильверстейн предупреждал Агловайна Тюрсона, чтобы к копью не прикасались. Мы не хотели никому вреда.
Маркграф с каменным лицом медленно кивнул в ответ, оторвав взор от ужасного обгоревшего месива. Он посмотрел на юношу, потом повернулся к Ивару дель Хивалу.
- Да, он мне говорил.
- Кого... - начал Йен, тут же осекся, а потом все же продолжил: - Кого выставили для охраны копья?
Рука Агловайна Тюрсона крепче сжала рукоять меча.
- А вот это, Йен Сильвер Стоун, уже не твоя забота.
- Спокойно, - предостерег Ивар дель Хивал.
- Не возникай, Йен, - пробормотал стоявший чуть сзади Арни Сельмо. - Не забудь, мы на территории индейцев, и нечего ждать, что они задушат нас в объятиях.
- Но ведь это ребенок!.. Когда взрослый настолько глуп, что не прислушивается к разумным советам, это одно дело, вот ребенок не в состоянии верно оценить опасность.
- Знаю, знаю, - замахал руками Арни, предвидя возражения Йена. - Здесь свои законы, и пусть местные вершат справедливость. А если их справедливость не совпадает с твоей, тот тут уж ничего не поделаешь.
- Копье, - промолвил Ивар дель Хивал, судорожно глотнув.
- Его называют Гунгнир, - кивая, сказал маркграф. - Я наслышан о нем. Лишь ас может нести его без опасности для себя.
- Только Древние, - кивнул Йен, - или некоторые из нас... с особыми полномочиями.
Маркграф недовольно вскинул голову.
- Извлеките его из земли.
Йен стал натягивать перчатки.
- Как соизволите.
Взять древко было непросто; странное чувство охватило Йена, юноша казался себе самоуправляемой марионеткой - будто он сам натягивал нити, управлявшие всеми его движениями.
Сперва он ухватил древко одной рукой, потом другой, и тут вселенная будто рывком сместилась, и вот он - снова он, Йен Сильверстейн, стоит над испепеленными останками того, кто еще совсем недавно был маленьким мальчиком.
По лицу юноши медленно текли слезы.
Глава 11
Слухи
До Торри, наверное, уже битый час доносился ритмичный стук топора - он сверился со своими карманными часами, - пока путники, взобравшись на вершину холма, не увидели раскинувшуюся перед ними Харбардову Переправу.
Погода явно портилась, портилась давно и серьезно. С запада надвигалась гроза - серовато-белесая масса кучевых облаков, отороченных по краям белыми барашками. Все это напоминало волчью стаю, которая, рассеявшись, преследует нескольких отбившихся от стада овечек.
Торри с поразительной ясностью представлял себе картину - лесной житель ставит кусок бревна на пень, сначала легко постукивает по нему, примеряясь для удара, после чего, размахнувшись как следует, раскалывает чурбан надвое. Затем все повторяется.
Раз!
На пне уже стоит следующий.
Раз!
Этот обитатель леса, должно быть, полон сил и здоровья, коль столько рубит, не сбиваясь с темпа.
А может, их там двое, рубят себе дрова на пару, совсем как Торри с отцом - один аккуратно подставляет круглые чурки, другой раскалывает их колуном.
Колоть дрова с отцом всегда было любимейшим занятием Торри. Еще совсем крохой он увязывался за отцом колоть дрова, и тот всегда брал его с собой. Обычно отец водружал чурбан на широченный древний пень у сарая, потом аккуратно втыкал в него лезвие топора, а уже Торри изо всех сил молотил по топорищу плотницким молотком.
Торри улыбнулся:
- Ты помнишь?..
- Еще бы, здорово напоминает дом! - Ториан Торсен ускорил шаг. - Если поторопимся, скоро будем на месте.
В свое время Торри было очень трудно осознать, что и отец, оказывается, способен ошибаться. А когда наконец юноша смирился с этим - черт побери, да все порой ошибаются! - пришлось поверить и в то, что отец способен на ошибки глупые. Например, упрямо идти навстречу грозе.
- Может быть, передохнешь, а, папа?
Челюсть отца дернулась.
- Мне кажется... - Он замолчал на полуслове. - Хорошо, если считаешь необходимым...
Торри невольно улыбнулся.
Мэгги - невозмутимая, закаленная Мэгги, неутомимый ходок, умудрявшаяся выглядеть свеженькой после двух суток пути, даже она поддержала это предложение и, не долго думая, скинула с плеч рюкзак.
- Пяти минут нам явно не хватит, так уж давайте ориентироваться сразу на десять. - С этими словами девушка решительно повесила свой рюкзак на выступавший из коры старого вяза сучок и тут же опустилась на землю, усевшись в позе лотоса - разгрузить натруженные мышцы.
- Короткий отдых нам не помешают, - высказался отец, хотя по тону Торри сразу же понял, что всякие задержки и тем более остановки противны его душе.
Сейчас самое время было подыскать себе надежное укрытие от непогоды. Глянув вниз на Харбардову Переправу, Торри попытался на глазок прикинуть расстояние до нее и скорость надвигавшейся бури. До того, как грянет гроза, они могли успеть спуститься к хижине паромщика; впрочем, могли и не успеть. Уж лучше переждать непогоду в лесу, где есть естественные укрытия от разбушевавшейся стихии; на раскисшей дороге ничего лучше протекающего шалаша наскоро не соорудишь. Но даже раскисшая дорога лучше, чем поле, рядом с которым она бежала.
Торри решился бы выступить с подобным предложением, если бы они были вдвоем, но ему не хотелось смущать ни отца, ни Мэгги - оба стеснялись друг друга.
Мэгги одарила юношу улыбкой - поняла, что он что-то замышляет.
- Попробую угадать, - сказала она, вставая и отряхивая приставшую к узким джинсам грязь. Одета девушка была точь-в-точь как Торри: джинсы, тяжелые туристические ботинки с серебряными пряжками и ковбойская рубашка, украшенная матерью Торри, - по здешним меркам этот наряд обеспечивал ей репутацию богатой дамы.
Правда, охотничий лук в ее руке смотрелся довольно странно. С другой стороны, тот, кто рискует брать с собой в странствие серебро и золото, обычно вооружен. Ни в Срединных Доминионах, ни в Вандескарде женщины оружие не носят, однако нож на боку у Мэгги, пусть я длинноватый, вряд ли кого-нибудь шокировал бы. Если случится ввязаться в драку, она попытается схватить лишний меч, висевший на плече Торри.
Мэгги явно не принадлежала к числу непревзойденных виртуозов клинка, но для девушки, впервые взявшей в руки оружие каких-нибудь пару лет назад, она владела им отменно - чтобы кто-то за столь короткий срок освоил фехтование так, как Мэгги... нет, таких вундеркиндов Торри встречать не приходилось. Однажды это спасло ей жизнь, и не только ей, но и его отцу с матерью. Вряд ли вандесты в смысле широты взглядов сильно отличались от Сынов Фенрира.
С минуту Мэгги стояла, раздумывая.
- Мне кажется, мы успеем, - сказала она. - Могу ошибиться, но вряд ли гроза разразится внизу раньше, чем через пару часов.
- И что ты предлагаешь?
- Хотя я не уверена, что стоит рисковать, - продолжила Мэгги, разводя руками. - Выигрыш всего ничего, а проиграть можно здорово.
Торри кивнул. Если решиться идти вниз, и если они успеют достичь хижины до грозы, и если их в этой хижине примут - тогда все будет хорошо.
Но существовала масса этих "если", а риск был немалый. Если остаться здесь, за час с небольшим можно соорудить надежное укрытие от непогоды и пересидеть там в относительной сухости и тепле. Торри явно не стремился испытать на своей шкуре, что же это за мерзость, если ты вдруг промокаешь до костей, попав под проливной дождь при ледяном ветре. А неподалеку, в какой-нибудь миле отсюда имелась вполне приличная полянка, которая бы подошла для того, чтобы соорудить на ней нехитрый шалашик...
- Папа! Пожалуй, нам все же лучше...
Подняв руку, отец призвал его к молчанию. Торри даже вздрогнул. Этот жест был табу для Торри, он научился никогда не использовать его в присутствии Йена - Йен подскакивал будто ужаленный и хватался за меч. И Торри попросту запретил себе взмахи рукой, хотя этот жест был весьма распространен у них в семье, а что до отца - тот, отмахиваясь, признавал свое поражение.
- Хорошо, Ториан, - ответил отец. - Поступим так, как ты считаешь необходимым. Что требуется от меня? - осведомился он, странно улыбнувшись, когда юноша вручал ему пилу.
Широкое лицо отца было для Торри роднее своего собственного. Он мог бы под присягой заявить, что нет такого выражения этого лица, которое было бы ему незнакомо - включая целый арсенал улыбок.
Но вот такую улыбку Торри припомнить не мог.
Над головами ярко блеснула молния, и прогремел гром - гроза мокрой плетью хлестнула по крыше и стенам сооруженного ими навеса, однако хлипкое на вид строение выдержало натиск непогоды.
Высоко над деревьями сверкнул ослепительный зигзаг молнии, а долю секунды спустя последовал оглушительный удар грома, будто зааплодировал сам Господь. Грохот не позволял говорить, Торри просто сидел, размышляя.
Веки отца зримо тяжелели, глаза слипались, он стал; клевать носом; затем, пытаясь прогнать сонливость, тряхнул головой. Любой на месте Торри подумал бы, что, дескать, ничего не поделаешь, старость есть старость, но Торри-то понимал: это далеко не так. Отец, и мать, и дядюшка Осия - все они являлись якорями вселенной, а не просто людьми.
Лицо Мэгги было таким милым при свете костра, излучало такую силу и решимость, в особенности эта складка у рта, который останется вечно молодым... Девушка притулилась к Торри, и молодой человек, сгорая от смущения, чмокнул ее в макушку. Отец изо всех сил делал вид, что не замечает проявлений нежности своего сына.
Конечно, здорово было бы как следует оборудовать их временную хижину, но ее приходилось сооружать в спешке, из того, что попадалось под руку. Еще бойскаутом Торри возводил такие лесные укрытия, родители научили его когда требовалось поступиться комфортом ради надежности. И они с отцом проворно соорудили довольно прочную раму, накрыв ее потом непромокаемым брезентом. Два синтетических покрывала служили стенами, а третье спускалось с крыши, обеспечивая дополнительную защиту от ветра и дождя.
Оставшийся кусок брезента растянули достаточно высоко над костром; огонь хоть и шипел время от времени от попадавших на него капель, но не гас.
И все-таки в этом сидении в шалаше под дождем было много положительного - например, не приходилось тревожиться, что ненароком подпалишь лес.
Все трое забились поглубже в шалаш и укутались в спальные мешки. Мэгги решено было посадить посредине.
Просто здорово в тепле и сухости обмануть дождь!..
На ужин доели последние сосиски. Сначала их поджарили на костре, держа на палочке над огнем, потом завернули в ломти уже нарезанного белого хлеба. Десерт состоял из нескольких ломтиков твердого, как камень, швейцарского шоколада, слегка отдававшего воском.