Страница:
X. М.: Что изменилось в уравнении после войны между Грузией и Россией?
Р. С: Маленькое местечко, о котором мало кто вообще слышал, Южная Осетия на самом деле изменила природу всего постсоветского мира. Теперь страны поняли, что с русскими шутки плохи. С Россией всегда непросто было иметь дело. Теперь русские сказали: если нас доведут, мы будем использовать военную силу. И это новое измерение.
X. М.: Поговорим о ситуации в Южной Осетии и Абхазии до и после краха Советского Союза.
Р. С: В советские времена Южная Осетия была автономной областью, а Абхазия – автономной советской республикой. Они имели эту официальную автономию, но на самом деле полностью находились под властью Грузии, особенно в сталинскую эпоху, когда Берия был близок к Сталину. Многие были этим недовольны. Тогда происходила своеобразная «грузинизация» этих областей.
С началом распада Советского Союза президентом Грузии был избран крайне радикальный националист Звиад Гамсахурдия. Он провозгласил «Грузию для грузин». Они собирались создать этнонациональную республику, а другим народам, которые составляли 30% населения (сотни тысяч армян, азербайджанцев, грузин-мусульман и, конечно, абхазов и осетин), в ней места не было. Абхазы и осетины восстали и не без помощи России провозгласили свою автономию, изгнав грузин. В Грузии теперь проживают сотни тысяч грузинских беженцев из этих областей. В 1993–1994 годах, примерно в то же время, когда русские обсуждали перемирие между Арменией и Азербайджаном в Нагорном Карабахе, они вели переговоры о подобном перемирии в Абхазии и Южной Осетии.
Осетины и абхазы хотели присоединиться к России или стать независимыми. Россия никогда не хотела их аннексии или полного включения в Россию, исходя из международно-правового принципа территориальной целостности. Русские считали, что нельзя менять границы без взаимного согласия. (Иными словами, они выступали против независимости Косово потому, что это оправдало бы мятеж в Чечне). Русские соблюдали этот принцип, но когда Соединенные Штаты поддержали независимость Косово, Путин заметил, что, если Косово может это сделать, то почему Абхазия и Южная Осетия не могут последовать его примеру?
В отличие от Нагорного Карабаха, где подавляющее большинство составляли армяне (в 1989 году, когда разразился конфликт, они составляли 76% населения), абхазов в Абхазии было всего 17%, а грузин – около 43%. (Кстати, по многим оценкам, армяне могут быть сегодня крупнейшей этнической группой в Абхазии).
X. М.: В своей книге «Создание грузинской нации» вы говорите: «Если и можно сделать какой-то вывод из такого исследования longue duree малой нации, то он заключается в том, что нация никогда не бывает окончательно „созданной”». Как, на ваш взгляд, нынешний конфликт повлияет на создание грузинской нации?
Р. С: Грузины привыкли во всем обвинять иностранцев, русских или меньшинства. Они не признают собственной ответственности за свою же судьбу. В каком-то смысле этой жесткой политикой по отношению к России и своим собственным меньшинствам грузинское государство совершило самоубийство. Грузины должны сделать выбор: попытаться восстановить, укрепить, объединить грузинскую национальную территорию при помощи жесткой милитаристской конфронтационной политики, которая будет по своей сути крайне антироссийской и прозападной, или попытаться договориться, пойти на уступки, предоставить высокую степень автономии Абхазии и Южной Осетии, объединив усилия с Россией. Грузия колебалась между этими двумя подходами. Проблема в том, что сотрудничество не принесло больших результатов, и это стало причиной разочарования.
Саакашвили избрал жесткий курс. Он думал: «Я могу поставить Россию в крайне неудобное положение. Я могу использовать Запад, и такое давление заставит Россию прийти к некоторому соглашению со мной и поможет мне войти в НАТО». Такова была его игра.
X. М.: Граничащий с Грузией Азербайджан приветствовал стремление Тбилиси вернуть контроль над Южной Осетией и предупредил о возможности подобных действий против собственной отколовшейся республики Нагорный Карабах. На ваш взгляд, решатся ли азербайджанские власти воплотить свою воинственную риторику в жизнь?
Р. С: Действия России изменили положение вещей. Если бы Саакашвили добился успеха, тогда бы Азербайджан со своей стороны попытался сделать нечто подобное в Карабахе. Если бы я был азербайджанцем, я бы действовал предельно осторожно. События в Грузии все изменили. Россия вновь стала важным игроком на Южном Кавказе, и она считает Армению своим ближайшим союзником в этом регионе.
The Making of the Georgian Nation. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1988, 1994 (Создание грузинской нации).
Looking Toward Ararat: Armenia in Modern History. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1993 (Глядя на Арарат: Армения в современной истории).
The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union. Stanford, CA: Stanford University Press, 1993 (Месть прошлого: национализм, революция и крах Советского Союза).
The Soviet Experiment: Russia, the, and the Successor States. New York, NY: Oxford University Press, 1998 (Советский эксперимент: Россия, и государства-преемники).
Советский Союз: национализм и внешний мир // Общественные науки и современность. 1991, № 3. (В соавторстве с Алексом Манугяном).
Империя как она есть: имперская Россия, «национальное» самосознание и теории империи // Ab Imperio. 2001, № 1–2.
Социализм, постсоциализм и нормативная модерность: Размышления об истории СССР // Ab Imperio. 2.002. № 2.
Диалог о геноциде: усилия армянских и турецких ученых по осмыслению депортаций и резни армян во время Первой мировой войны // Ab Imperio. 2004. № 4,
Уроки империи: Россия и Советский Союз // Прогнозис, 2006. № 4 (8).
Изучение империй // Ab Imperio. 2008, № 1.
ПОЛИТИКА
ПОЛИТИКА
Р. С: Маленькое местечко, о котором мало кто вообще слышал, Южная Осетия на самом деле изменила природу всего постсоветского мира. Теперь страны поняли, что с русскими шутки плохи. С Россией всегда непросто было иметь дело. Теперь русские сказали: если нас доведут, мы будем использовать военную силу. И это новое измерение.
X. М.: Поговорим о ситуации в Южной Осетии и Абхазии до и после краха Советского Союза.
Р. С: В советские времена Южная Осетия была автономной областью, а Абхазия – автономной советской республикой. Они имели эту официальную автономию, но на самом деле полностью находились под властью Грузии, особенно в сталинскую эпоху, когда Берия был близок к Сталину. Многие были этим недовольны. Тогда происходила своеобразная «грузинизация» этих областей.
С началом распада Советского Союза президентом Грузии был избран крайне радикальный националист Звиад Гамсахурдия. Он провозгласил «Грузию для грузин». Они собирались создать этнонациональную республику, а другим народам, которые составляли 30% населения (сотни тысяч армян, азербайджанцев, грузин-мусульман и, конечно, абхазов и осетин), в ней места не было. Абхазы и осетины восстали и не без помощи России провозгласили свою автономию, изгнав грузин. В Грузии теперь проживают сотни тысяч грузинских беженцев из этих областей. В 1993–1994 годах, примерно в то же время, когда русские обсуждали перемирие между Арменией и Азербайджаном в Нагорном Карабахе, они вели переговоры о подобном перемирии в Абхазии и Южной Осетии.
Осетины и абхазы хотели присоединиться к России или стать независимыми. Россия никогда не хотела их аннексии или полного включения в Россию, исходя из международно-правового принципа территориальной целостности. Русские считали, что нельзя менять границы без взаимного согласия. (Иными словами, они выступали против независимости Косово потому, что это оправдало бы мятеж в Чечне). Русские соблюдали этот принцип, но когда Соединенные Штаты поддержали независимость Косово, Путин заметил, что, если Косово может это сделать, то почему Абхазия и Южная Осетия не могут последовать его примеру?
В отличие от Нагорного Карабаха, где подавляющее большинство составляли армяне (в 1989 году, когда разразился конфликт, они составляли 76% населения), абхазов в Абхазии было всего 17%, а грузин – около 43%. (Кстати, по многим оценкам, армяне могут быть сегодня крупнейшей этнической группой в Абхазии).
X. М.: В своей книге «Создание грузинской нации» вы говорите: «Если и можно сделать какой-то вывод из такого исследования longue duree малой нации, то он заключается в том, что нация никогда не бывает окончательно „созданной”». Как, на ваш взгляд, нынешний конфликт повлияет на создание грузинской нации?
Р. С: Грузины привыкли во всем обвинять иностранцев, русских или меньшинства. Они не признают собственной ответственности за свою же судьбу. В каком-то смысле этой жесткой политикой по отношению к России и своим собственным меньшинствам грузинское государство совершило самоубийство. Грузины должны сделать выбор: попытаться восстановить, укрепить, объединить грузинскую национальную территорию при помощи жесткой милитаристской конфронтационной политики, которая будет по своей сути крайне антироссийской и прозападной, или попытаться договориться, пойти на уступки, предоставить высокую степень автономии Абхазии и Южной Осетии, объединив усилия с Россией. Грузия колебалась между этими двумя подходами. Проблема в том, что сотрудничество не принесло больших результатов, и это стало причиной разочарования.
Саакашвили избрал жесткий курс. Он думал: «Я могу поставить Россию в крайне неудобное положение. Я могу использовать Запад, и такое давление заставит Россию прийти к некоторому соглашению со мной и поможет мне войти в НАТО». Такова была его игра.
X. М.: Граничащий с Грузией Азербайджан приветствовал стремление Тбилиси вернуть контроль над Южной Осетией и предупредил о возможности подобных действий против собственной отколовшейся республики Нагорный Карабах. На ваш взгляд, решатся ли азербайджанские власти воплотить свою воинственную риторику в жизнь?
Р. С: Действия России изменили положение вещей. Если бы Саакашвили добился успеха, тогда бы Азербайджан со своей стороны попытался сделать нечто подобное в Карабахе. Если бы я был азербайджанцем, я бы действовал предельно осторожно. События в Грузии все изменили. Россия вновь стала важным игроком на Южном Кавказе, и она считает Армению своим ближайшим союзником в этом регионе.
РОНАЛЬД ГРИГОР СУНИ – ПРОФЕССОР СОЦИАЛЬНОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ МИЧИГАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА (США); ОДИН ИЗ КРУПНЕЙШИХ АМЕРИКАНСКИХ СПЕЦИАЛИСТОВ ПО ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И СОВЕТСКОГО СОЮЗА; ИССЛЕДОВАТЕЛЬ «НАЦИОНАЛЬНОГО ВОПРОСА» И ВОПРОСОВ НАЦИЕСТРОИТЕЛЬСТВА В ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ; ИЗВЕСТНЫЙ ЭКСПЕРТ ПО КАВКАЗУ И ИСТОРИИ ГРУЗИИ
БИБЛИОГРАФИЯ
The Baku Commune, 1917–1918: Class and Nationality in the Russian Revolution. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1972 (Бакинская коммуна, 1917–1918: класс и национальность в русской революции).The Making of the Georgian Nation. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1988, 1994 (Создание грузинской нации).
Looking Toward Ararat: Armenia in Modern History. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1993 (Глядя на Арарат: Армения в современной истории).
The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union. Stanford, CA: Stanford University Press, 1993 (Месть прошлого: национализм, революция и крах Советского Союза).
The Soviet Experiment: Russia, the, and the Successor States. New York, NY: Oxford University Press, 1998 (Советский эксперимент: Россия, и государства-преемники).
Советский Союз: национализм и внешний мир // Общественные науки и современность. 1991, № 3. (В соавторстве с Алексом Манугяном).
Империя как она есть: имперская Россия, «национальное» самосознание и теории империи // Ab Imperio. 2001, № 1–2.
Социализм, постсоциализм и нормативная модерность: Размышления об истории СССР // Ab Imperio. 2.002. № 2.
Диалог о геноциде: усилия армянских и турецких ученых по осмыслению депортаций и резни армян во время Первой мировой войны // Ab Imperio. 2004. № 4,
Уроки империи: Россия и Советский Союз // Прогнозис, 2006. № 4 (8).
Изучение империй // Ab Imperio. 2008, № 1.
ПОЛИТИКА
Геополитические шахматы: Подоплека мини-войны на Кавказе
Иммануил Валлерстайн[7]
В августе мир стал свидетелем мини-войны на Кавказе, которая сопровождалась страстной, но во многом неуместной риторикой. Геополитика – это гигантская серия шахматных игр между двумя игроками, стремящимися заполучить в них позиционное превосходство. В этих играх важно знать правила, которые определяют ходы. Конь не может ходить по диагонали.
С 1945 по 1989 год основная игра велась между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Ее называли «холодной войной», а базовые правила метафорически назывались «Ялтой». Главное правило касалось линии, разделявшей Европу на две сферы влияния. Уинстон Черчилль назвал ее «железным занавесом», протянувшимся от Щецина до Триеста. Правило заключалось в том, что, какую бы неразбериху ни создавали в Европе пешки, ни о какой настоящей войне между Соединенными Штатами и Советским Союзом не могло быть и речи. В конечном счете фигуры должны были вернуться на исходные позиции. Это правило неукоснительно соблюдалось вплоть до краха коммунизма в 1989 году, ознаменовавшегося падением Берлинской стены.
Тогда всем стало ясно, что ялтинские правила отменены и что игра между Соединенными Штатами и (с 1991 года) Россией полностью изменилась. С тех пор главная проблема состояла в неверном понимании Соединенными Штатами новых правил игры. Они провозгласили себя – и были провозглашены многими другими – одинокой сверхдержавой. Если описывать ситуацию языком шахмат, это значило, что Соединенные Штаты вольны были перемещаться по шахматной доске так, как посчитают нужным, и могут свободно включать бывшие советские пешки в сферу своего влияния. При Клинтоне и в еще большей степени при Джордже Буше-младшем Соединенные Штаты продолжали вести игру в подобном ключе.
Но здесь была одна проблема: Соединенные Штаты не являлись одинокой сверхдержавой; они вообще больше не являлись сверхдержавой. Конец холодной войны означал, что Соединенные Штаты превратились из сверхдержавы – покуда в мире была другая сверхдержава – в обычное сильное государство при по-настоящему многостороннем раскладе реальных сил в межгосударственной системе. Многие крупные государства могли теперь вести свои собственные шахматные партии, не соотнося свои ходы с ходами одной из двух бывших сверхдержав. И они начали вести такие партии.
В годы правления Клинтона были приняты два важных геополитических решения. Во-первых, Соединенные Штаты упорно – и более или менее успешно – выступали за включение бывших советских сателлитов в состав НАТО. Эти страны и сами жаждали войти в альянс, несмотря на то что ключевые западноевропейские страны – Германия и Франция – воспринимали происходящее без особого восторга. Они считали, что действия Соединенных Штатов отчасти были нацелены на ограничение недавно обретенной ими свободы геополитических действий.
Даже при Ельцине Россия выражала крайнее недовольство этими действиями Соединенных Штатов. Но политический и экономический хаос в России ельцинской эпохи был настолько значительным, что самое большее, что она могла сделать, это высказать свое возмущение, да и то довольно немощно.
Джордж Буш-младший и Владимир Путин пришли к власти примерно в одно время. Буш собрался проводить тактику одинокой сверхдержавы (Соединенные Штаты могут двигать свои фигуры, куда захотят) еще более решительно, чем Клинтон. Сначала Буш в 2001 году вышел из американо-советского соглашения по ПРО. Затем он объявил, что Соединенные Штаты не станут ратифицировать два новых соглашения, подписанных в годы правления Клинтона: договор о запрещении испытаний ядерного оружия 1996 года и достигнутые соглашения об изменениях в ОСВ-II. Потом Буш заявил, что Соединенные Штаты начнут создавать собственную национальную систему ПРО.
И, конечно, Буш вторгся в Ирак в 2003 году. Одновременно Соединенные Штаты стремились получить и получили права на создание военных баз и пролет своих самолетов в республиках Средней Азии, прежде входивших в состав Советского Союза. Кроме того, Соединенные Штаты содействовали строительству трубопроводов для среднеазиатской и кавказской нефти и газа в обход России. Наконец, Соединенные Штаты заключили соглашения с Польшей и Чехией о размещении элементов системы ПРО якобы для защиты от иранских ракет. Но Россия посчитала, что они были нацелены против нее.
Отыгрыш Путина был куда результативнее ельцинского. Но, как благоразумный игрок, для начала он решил усилить позиции внутри страны, воссоздав действенную центральную власть и вернув боевой дух российской армии. В этот момент волна в мировой экономике переменилась, и Россия неожиданно стала богатым и сильным хозяином не только нефти, но и природного газа, столь необходимого странам Западной Европы.
Затем Путин начал действовать. Он вступил в договорные отношения с Китаем. Он поддерживал тесные связи с Ираном. Он начал выдавливать Соединенные Штаты из их среднеазиатских баз. И он занял очень твердую позицию по вопросу дальнейшего расширения НАТО на две ключевые зоны – Украину и Грузию.
Распад Советского Союза привел к появлению этнических сепаратистских движений во многих бывших республиках, включая Грузию. Когда Грузия в 1990 году попыталась отменить автономию своих негрузинских этнических зон, они незамедлительно провозгласили себя независимыми государствами. И хотя они не получили международного признания, Россия гарантировала их фактическую автономию.
Две вещи способствовали началу нынешней мини-войны. В феврале этого года Косово удалось оформить свою фактическую автономию в юридическую независимость. Этот шаг был поддержан и признан Соединенными Штатами и многими западноевропейскими странами. Россия тогда предупредила, что логика этого шага одинаково применима к фактически отколовшимся политическим образованиям в бывших советских республиках. В случае с Грузией Россия сразу же сделала шаг к признанию южноосетинской юридической независимости в ответ на признание независимости Косово.
А в апреле этого года Соединенные Штаты на заседании НАТО предложили включить Грузию и Украину в так называемый План действий по членству. Германия, Франция и Великобритания выступили против этого, говоря, что это провоцирует Россию.
Неолиберальный и безоглядно-проамериканский президент Грузии Михаил Саакашвили оказался в отчаянном положении. Он решил окончательно установить власть Грузии над Южной Осетией (и Абхазией). И он выбрал удобный момент, когда бдительность России ослабла (Путин был на Олимпийских играх, а Медведев в отпуске), чтобы осуществить вторжение в Южную Осетию. Конечно, слабые войска Южной Осетии были полностью раздавлены. Саакашвили думал, что тем самым он заставит Соединенные Штаты (а также Германию и Францию) шевелиться быстрее.
Вместо этого он получил немедленный российский военный ответ, выдержать который небольшой грузинской армии было не по силам. В помощь от Буша он получил только риторику. Да и что мог сделать Буш? Соединенные Штаты не сверхдержава. Их войска увязли в двух безрезультатных войнах на Ближнем Востоке. И, что самое важное, Соединенные Штаты нуждаются в России гораздо больше, чем Россия в них. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров очень точно заметил в своей статье в Financial Times, что Россия была «партнером Запада в решении таких разнообразных проблем, как Ближний Восток, Иран и Северная Корея».
Что касается Западной Европы, то Россия, по сути, контролирует поставки туда газа. И неслучайно о перемирии между Грузией и Россией договаривался президент Франции Саркози, а не Кондолиза Райс. Перемирие включало две важные уступки со стороны Грузии. Грузия брала на себя обязательство не использовать силу в отношении Южной Осетии; и еще в соглашении не было упоминаний о территориальной целостности Грузии.
Так что Россия стала намного сильнее, чем прежде. Саакашвили поставил на кон все, что имел, и теперь стал геополитическим банкротом. И один забавный финальный штрих: Грузия, один из последних американских союзников по коалиции в Ираке, вывела из него все 2000 своих солдат. Эти войска играли ключевую роль в шиитских областях, и теперь их нужно заменить американскими войсками, которые придется перебрасывать из других областей.
Играя в геополитические шахматы, хорошо бы знать правила, иначе тебя обыграют.
После либерализма. М.: Едиториал УРСС, 2003.
Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. М.: Логос-Альтера, Ecce Homo, 2003 (в соавторстве с Этьеном Балибаром).
Конец знакомого мира: Социология XXI века. М.: Логос, 2003.
Миросистемный анализ: Введение. М.: Территория будущего, 2006.
The Modern World-System, vol. I: Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century. New York, NY and London: Academic Press, 1974 (Современная миросистема, Т. 1: Капиталистическое сельское хозяйство и истоки европейского мира-экономики в XVI веке).
The Modern World-System, vol. II: Mercantilism and the Consolidation of the European World-Economy 1600–1750. New York, NY: Academic Press, 1980 (Современная миросистема, Т. 2: Меркантилизм и консолидация европейского мира-экономики, 1600–1750).
The Modern World-System, vol. III: The Second Great Expansion of the Capitalist World-Economy 1730–1840. San Diego, CA: Academic Press, 1989 (Современная миросистема, Т. 3: Вторая великая экспансия капиталистического мира-экономики, 1730–1840).
С 1945 по 1989 год основная игра велась между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Ее называли «холодной войной», а базовые правила метафорически назывались «Ялтой». Главное правило касалось линии, разделявшей Европу на две сферы влияния. Уинстон Черчилль назвал ее «железным занавесом», протянувшимся от Щецина до Триеста. Правило заключалось в том, что, какую бы неразбериху ни создавали в Европе пешки, ни о какой настоящей войне между Соединенными Штатами и Советским Союзом не могло быть и речи. В конечном счете фигуры должны были вернуться на исходные позиции. Это правило неукоснительно соблюдалось вплоть до краха коммунизма в 1989 году, ознаменовавшегося падением Берлинской стены.
Тогда всем стало ясно, что ялтинские правила отменены и что игра между Соединенными Штатами и (с 1991 года) Россией полностью изменилась. С тех пор главная проблема состояла в неверном понимании Соединенными Штатами новых правил игры. Они провозгласили себя – и были провозглашены многими другими – одинокой сверхдержавой. Если описывать ситуацию языком шахмат, это значило, что Соединенные Штаты вольны были перемещаться по шахматной доске так, как посчитают нужным, и могут свободно включать бывшие советские пешки в сферу своего влияния. При Клинтоне и в еще большей степени при Джордже Буше-младшем Соединенные Штаты продолжали вести игру в подобном ключе.
Но здесь была одна проблема: Соединенные Штаты не являлись одинокой сверхдержавой; они вообще больше не являлись сверхдержавой. Конец холодной войны означал, что Соединенные Штаты превратились из сверхдержавы – покуда в мире была другая сверхдержава – в обычное сильное государство при по-настоящему многостороннем раскладе реальных сил в межгосударственной системе. Многие крупные государства могли теперь вести свои собственные шахматные партии, не соотнося свои ходы с ходами одной из двух бывших сверхдержав. И они начали вести такие партии.
В годы правления Клинтона были приняты два важных геополитических решения. Во-первых, Соединенные Штаты упорно – и более или менее успешно – выступали за включение бывших советских сателлитов в состав НАТО. Эти страны и сами жаждали войти в альянс, несмотря на то что ключевые западноевропейские страны – Германия и Франция – воспринимали происходящее без особого восторга. Они считали, что действия Соединенных Штатов отчасти были нацелены на ограничение недавно обретенной ими свободы геополитических действий.
Тамара К. Е. Пионер, убивающий бога. 2007
Вторым ключевым решением Америки было активное участие в пересмотре границ бывшей Федеративной республики Югославия. Наивысшей точкой здесь стало решение о поддержке, в том числе и военной, фактического отделения Косово от Сербии.Даже при Ельцине Россия выражала крайнее недовольство этими действиями Соединенных Штатов. Но политический и экономический хаос в России ельцинской эпохи был настолько значительным, что самое большее, что она могла сделать, это высказать свое возмущение, да и то довольно немощно.
Джордж Буш-младший и Владимир Путин пришли к власти примерно в одно время. Буш собрался проводить тактику одинокой сверхдержавы (Соединенные Штаты могут двигать свои фигуры, куда захотят) еще более решительно, чем Клинтон. Сначала Буш в 2001 году вышел из американо-советского соглашения по ПРО. Затем он объявил, что Соединенные Штаты не станут ратифицировать два новых соглашения, подписанных в годы правления Клинтона: договор о запрещении испытаний ядерного оружия 1996 года и достигнутые соглашения об изменениях в ОСВ-II. Потом Буш заявил, что Соединенные Штаты начнут создавать собственную национальную систему ПРО.
И, конечно, Буш вторгся в Ирак в 2003 году. Одновременно Соединенные Штаты стремились получить и получили права на создание военных баз и пролет своих самолетов в республиках Средней Азии, прежде входивших в состав Советского Союза. Кроме того, Соединенные Штаты содействовали строительству трубопроводов для среднеазиатской и кавказской нефти и газа в обход России. Наконец, Соединенные Штаты заключили соглашения с Польшей и Чехией о размещении элементов системы ПРО якобы для защиты от иранских ракет. Но Россия посчитала, что они были нацелены против нее.
Отыгрыш Путина был куда результативнее ельцинского. Но, как благоразумный игрок, для начала он решил усилить позиции внутри страны, воссоздав действенную центральную власть и вернув боевой дух российской армии. В этот момент волна в мировой экономике переменилась, и Россия неожиданно стала богатым и сильным хозяином не только нефти, но и природного газа, столь необходимого странам Западной Европы.
Затем Путин начал действовать. Он вступил в договорные отношения с Китаем. Он поддерживал тесные связи с Ираном. Он начал выдавливать Соединенные Штаты из их среднеазиатских баз. И он занял очень твердую позицию по вопросу дальнейшего расширения НАТО на две ключевые зоны – Украину и Грузию.
Распад Советского Союза привел к появлению этнических сепаратистских движений во многих бывших республиках, включая Грузию. Когда Грузия в 1990 году попыталась отменить автономию своих негрузинских этнических зон, они незамедлительно провозгласили себя независимыми государствами. И хотя они не получили международного признания, Россия гарантировала их фактическую автономию.
Две вещи способствовали началу нынешней мини-войны. В феврале этого года Косово удалось оформить свою фактическую автономию в юридическую независимость. Этот шаг был поддержан и признан Соединенными Штатами и многими западноевропейскими странами. Россия тогда предупредила, что логика этого шага одинаково применима к фактически отколовшимся политическим образованиям в бывших советских республиках. В случае с Грузией Россия сразу же сделала шаг к признанию южноосетинской юридической независимости в ответ на признание независимости Косово.
А в апреле этого года Соединенные Штаты на заседании НАТО предложили включить Грузию и Украину в так называемый План действий по членству. Германия, Франция и Великобритания выступили против этого, говоря, что это провоцирует Россию.
Неолиберальный и безоглядно-проамериканский президент Грузии Михаил Саакашвили оказался в отчаянном положении. Он решил окончательно установить власть Грузии над Южной Осетией (и Абхазией). И он выбрал удобный момент, когда бдительность России ослабла (Путин был на Олимпийских играх, а Медведев в отпуске), чтобы осуществить вторжение в Южную Осетию. Конечно, слабые войска Южной Осетии были полностью раздавлены. Саакашвили думал, что тем самым он заставит Соединенные Штаты (а также Германию и Францию) шевелиться быстрее.
Вместо этого он получил немедленный российский военный ответ, выдержать который небольшой грузинской армии было не по силам. В помощь от Буша он получил только риторику. Да и что мог сделать Буш? Соединенные Штаты не сверхдержава. Их войска увязли в двух безрезультатных войнах на Ближнем Востоке. И, что самое важное, Соединенные Штаты нуждаются в России гораздо больше, чем Россия в них. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров очень точно заметил в своей статье в Financial Times, что Россия была «партнером Запада в решении таких разнообразных проблем, как Ближний Восток, Иран и Северная Корея».
Что касается Западной Европы, то Россия, по сути, контролирует поставки туда газа. И неслучайно о перемирии между Грузией и Россией договаривался президент Франции Саркози, а не Кондолиза Райс. Перемирие включало две важные уступки со стороны Грузии. Грузия брала на себя обязательство не использовать силу в отношении Южной Осетии; и еще в соглашении не было упоминаний о территориальной целостности Грузии.
Так что Россия стала намного сильнее, чем прежде. Саакашвили поставил на кон все, что имел, и теперь стал геополитическим банкротом. И один забавный финальный штрих: Грузия, один из последних американских союзников по коалиции в Ираке, вывела из него все 2000 своих солдат. Эти войска играли ключевую роль в шиитских областях, и теперь их нужно заменить американскими войсками, которые придется перебрасывать из других областей.
Играя в геополитические шахматы, хорошо бы знать правила, иначе тебя обыграют.
ИММАНУИЛ ВАЛЛЕРСТАИН – СТАРШИЙ НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК ФАКУЛЬТЕТА СОЦИОЛОГИИ ЙЕЛЬСКОГО УНИВЕРСИТЕТА (США); ВЫДАЮЩИЙСЯ АМЕРИКАНСКИЙ СОЦИОЛОГ И ОДИН ИЗ ОСНОВАТЕЛЕЙ МИРОСИСТЕМНОГО АНАЛИЗА; АВТОР МНОГОЧИСЛЕННЫХ РАБОТ, ПОСВЯЩЕННЫХ ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОЙ МИРОСИСТЕМЫ, СОВРЕМЕННОМУ КРИЗИСУ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО МИРА-ЭКОНОМИКИ И ИЗМЕНЕНИЮ СТРУКТУР ЗНАНИЯ
БИБЛИОГРАФИЯ
Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб.: Университетская книга, 2001.После либерализма. М.: Едиториал УРСС, 2003.
Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. М.: Логос-Альтера, Ecce Homo, 2003 (в соавторстве с Этьеном Балибаром).
Конец знакомого мира: Социология XXI века. М.: Логос, 2003.
Миросистемный анализ: Введение. М.: Территория будущего, 2006.
The Modern World-System, vol. I: Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century. New York, NY and London: Academic Press, 1974 (Современная миросистема, Т. 1: Капиталистическое сельское хозяйство и истоки европейского мира-экономики в XVI веке).
The Modern World-System, vol. II: Mercantilism and the Consolidation of the European World-Economy 1600–1750. New York, NY: Academic Press, 1980 (Современная миросистема, Т. 2: Меркантилизм и консолидация европейского мира-экономики, 1600–1750).
The Modern World-System, vol. III: The Second Great Expansion of the Capitalist World-Economy 1730–1840. San Diego, CA: Academic Press, 1989 (Современная миросистема, Т. 3: Вторая великая экспансия капиталистического мира-экономики, 1730–1840).
ПОЛИТИКА
Суверенная безнаказанность
Альберто Тоскано[8]
Danilo Zolo. La giustizia dei vincitori: Da Norimberga a Baghdad. Roma: Editori Laterza, 2006, 194 p.[9]
За последние десять лет флорентийский философ права Данило Дзоло приобрел славу одного из самых принципиальных критиков доктрины «военного гуманитаризма», которая утвердилась после победы Запада в холодной войне. Его последняя книга «Правосудие победителей» анализирует изменение правового статуса войны в XX веке и предлагает генеалогию международных трибуналов «от Нюрнберга до Багдада», в которых оно нашло свое отражение. В каком-то смысле эту работу можно считать заключительной частью трилогии, начавшейся с «Космополиса: перспектив для мирового правительства» (1995 год) и продолженной книгой «Во имя человечности: война, право и глобальный порядок» (2000 год). Сам Дзоло назвал «Космополис» – эту масштабную критику либерального космополитизма и юридического универсализма – попыткой оправиться от потрясения и недоумения, которое было вызвано торжественным заявлением Норберто Боббио о том, что операция «Буря в пустыне» является предвестием нового международного правового порядка, основанного на правах человека. В книге «Во имя человечности» он распространил этот анализ на Косовский конфликт: здесь содержится испепеляющее описание Военного трибунала по Югославии в Гааге при Карле дель Понте и его политических и финансовых связях с НАТО, а также тщательный разбор работ об этическом космополитизме, написанных Хабермасом и другими.
Родился Дзоло в 1936 году в хорватском городе Риеке, который в ту пору назывался Фьюме и находился под итальянским правлением. Он изучал юриспруденцию, а затем работал помощником радикального католического мэра Флоренции Джорджо ла Пиры, горячего сторонника разоружения во времена холодной войны. В 1980-х годах предметом его внимания стали немецкая и англосаксонская социальная и политическая теории, связанные с именами Гидденса, Херста и Бека. Теперь Дзоло занялся разработкой того, что он назвал реалистической теорией демократии, перейдя от легитимационного словаря парламентского согласия – прав, суверенитета, обсуждения, представительства – к изучению того, как на самом деле работают либеральные государства. Его интерес к идеям Отто Нейрата и Никласа Лумана нашел свое отражение в «Рефлексивной эпистемологии» (1986 год) и «Демократии и сложности» (1987 год).
Но в отличие от большинства англо-германских социальных теоретиков ответ Дзоло на войны 1990-х годов оказался куда более критическим по отношению к международному либеральному порядку. Изначально общая тональность его работ была трагической – взять хотя бы призыв к «умеренному пацифизму» в «Космополисе», – больше напоминая переписку Фрейда с Эйнштейном о войне. Но по мере того как казуистика, преследующая своей целью легитимацию грубой силы и урезание прав, все глубже проникала в официальный дискурс, тон работ Дзоло становился все более жестким. Можно сказать, что «Правосудие победителей» – резкое и убедительное j'accuse в ответ на манипуляции с международным правом как инструментом американского влияния – является на сегодняшний день его самым решительным осуждением политизации правосудия. Эта книга предлагает подробное описание инструментария системы с множеством исторических деталей и бескомпромиссную критику безнаказанности «хозяев мира».
Как видно из названия, основная идея Дзоло состоит в том, что современное международное право, которое либеральные космополитические теоретики вроде Боббио, Хабермаса и Игнатьеффа объявляют беспристрастной и универсалистской сферой, на самом деле создает асимметричную и карательную форму правосудия, из которой последовательно исключается рассмотрение преступлений победителей. «Правосудие победителей» состоит из ряда переработанных статей и реплик Дзоло, основанных на его более ранних изысканиях, посвященных самым различным темам, от определения «военных преступлений» до доктрины упреждения, от «империи» до терроризма. Хотя каждая из семи глав книги имеет самостоятельное значение, все они связаны с основной идеей книги, что за ширмой гуманизма и «криминализации» войны скрывается инструментальное использование международного права и юридических институтов для нужд поддерживаемого Соединенными Штатами мирового порядка, насквозь пронизанного неравенством и несправедливостью. Суть этого была точно схвачена одним недовольным индийским судьей, входившим в состав Токийского международного военного трибунала 1946 года: «Только проигранные войны являются международными преступлениями».
Дзоло отталкивается от высказанной Карлом Шмиттом в «Номосе Земли» идеи, что объявление вооруженной агрессии государства вне закона, начиная с «вильсоновского космополитизма» Лиги Наций, на самом деле стало прелюдией для безграничных и дегуманизированных форм войны. Согласно Шмитту, говорит Дзоло, Первая мировая война ознаменовала собой конец jus publicum europaeum– Вестфальской системы, основанной на равенстве суверенных государств и признании Justus hostis – легитимного врага. Новый мировой порядок означал возвращение модели «справедливой войны» христианских схоластов, которая в своем этико-политическом измерении представляла собой своеобразное продолжение «священной войны» народа Израилева. В обстановке мира, гарантированной «беспристрастной» Лигой Наций, война переопределялась как международное преступление – преступление, которое могло быть вменено в вину индивиду так же легко, как и государству: вспомним раздававшиеся после Первой мировой войны призывы «отдать кайзера под суд». Опираясь на шмиттовскую периодизацию, Дзоло предлагает нашему вниманию генеалогию международного права XX века и его перехода от понятия Justus hostis к понятию агрессора как преступника с распространением права за рамки внутренней юрисдикции. В соответствии с этим диагнозом, поствестфальский порядок легитимирует ничем не ограниченное давление на тех, кого объявляют врагами человечества. Тем не менее этический универсализм, впервые нашедший свое воплощение в Лиге Наций, оказался неспособным или неготовым к созданию по-настоящему глобальных институтов для исполнения права за пределами национальных суверенных юрисдикции. В результате этот универсализм пришел к манихейскому видению конфликта, противопоставляющему гуманность варварству и целиком отвечающему интересам доминирующих держав.
За последние десять лет флорентийский философ права Данило Дзоло приобрел славу одного из самых принципиальных критиков доктрины «военного гуманитаризма», которая утвердилась после победы Запада в холодной войне. Его последняя книга «Правосудие победителей» анализирует изменение правового статуса войны в XX веке и предлагает генеалогию международных трибуналов «от Нюрнберга до Багдада», в которых оно нашло свое отражение. В каком-то смысле эту работу можно считать заключительной частью трилогии, начавшейся с «Космополиса: перспектив для мирового правительства» (1995 год) и продолженной книгой «Во имя человечности: война, право и глобальный порядок» (2000 год). Сам Дзоло назвал «Космополис» – эту масштабную критику либерального космополитизма и юридического универсализма – попыткой оправиться от потрясения и недоумения, которое было вызвано торжественным заявлением Норберто Боббио о том, что операция «Буря в пустыне» является предвестием нового международного правового порядка, основанного на правах человека. В книге «Во имя человечности» он распространил этот анализ на Косовский конфликт: здесь содержится испепеляющее описание Военного трибунала по Югославии в Гааге при Карле дель Понте и его политических и финансовых связях с НАТО, а также тщательный разбор работ об этическом космополитизме, написанных Хабермасом и другими.
Родился Дзоло в 1936 году в хорватском городе Риеке, который в ту пору назывался Фьюме и находился под итальянским правлением. Он изучал юриспруденцию, а затем работал помощником радикального католического мэра Флоренции Джорджо ла Пиры, горячего сторонника разоружения во времена холодной войны. В 1980-х годах предметом его внимания стали немецкая и англосаксонская социальная и политическая теории, связанные с именами Гидденса, Херста и Бека. Теперь Дзоло занялся разработкой того, что он назвал реалистической теорией демократии, перейдя от легитимационного словаря парламентского согласия – прав, суверенитета, обсуждения, представительства – к изучению того, как на самом деле работают либеральные государства. Его интерес к идеям Отто Нейрата и Никласа Лумана нашел свое отражение в «Рефлексивной эпистемологии» (1986 год) и «Демократии и сложности» (1987 год).
Но в отличие от большинства англо-германских социальных теоретиков ответ Дзоло на войны 1990-х годов оказался куда более критическим по отношению к международному либеральному порядку. Изначально общая тональность его работ была трагической – взять хотя бы призыв к «умеренному пацифизму» в «Космополисе», – больше напоминая переписку Фрейда с Эйнштейном о войне. Но по мере того как казуистика, преследующая своей целью легитимацию грубой силы и урезание прав, все глубже проникала в официальный дискурс, тон работ Дзоло становился все более жестким. Можно сказать, что «Правосудие победителей» – резкое и убедительное j'accuse в ответ на манипуляции с международным правом как инструментом американского влияния – является на сегодняшний день его самым решительным осуждением политизации правосудия. Эта книга предлагает подробное описание инструментария системы с множеством исторических деталей и бескомпромиссную критику безнаказанности «хозяев мира».
Как видно из названия, основная идея Дзоло состоит в том, что современное международное право, которое либеральные космополитические теоретики вроде Боббио, Хабермаса и Игнатьеффа объявляют беспристрастной и универсалистской сферой, на самом деле создает асимметричную и карательную форму правосудия, из которой последовательно исключается рассмотрение преступлений победителей. «Правосудие победителей» состоит из ряда переработанных статей и реплик Дзоло, основанных на его более ранних изысканиях, посвященных самым различным темам, от определения «военных преступлений» до доктрины упреждения, от «империи» до терроризма. Хотя каждая из семи глав книги имеет самостоятельное значение, все они связаны с основной идеей книги, что за ширмой гуманизма и «криминализации» войны скрывается инструментальное использование международного права и юридических институтов для нужд поддерживаемого Соединенными Штатами мирового порядка, насквозь пронизанного неравенством и несправедливостью. Суть этого была точно схвачена одним недовольным индийским судьей, входившим в состав Токийского международного военного трибунала 1946 года: «Только проигранные войны являются международными преступлениями».
Дзоло отталкивается от высказанной Карлом Шмиттом в «Номосе Земли» идеи, что объявление вооруженной агрессии государства вне закона, начиная с «вильсоновского космополитизма» Лиги Наций, на самом деле стало прелюдией для безграничных и дегуманизированных форм войны. Согласно Шмитту, говорит Дзоло, Первая мировая война ознаменовала собой конец jus publicum europaeum– Вестфальской системы, основанной на равенстве суверенных государств и признании Justus hostis – легитимного врага. Новый мировой порядок означал возвращение модели «справедливой войны» христианских схоластов, которая в своем этико-политическом измерении представляла собой своеобразное продолжение «священной войны» народа Израилева. В обстановке мира, гарантированной «беспристрастной» Лигой Наций, война переопределялась как международное преступление – преступление, которое могло быть вменено в вину индивиду так же легко, как и государству: вспомним раздававшиеся после Первой мировой войны призывы «отдать кайзера под суд». Опираясь на шмиттовскую периодизацию, Дзоло предлагает нашему вниманию генеалогию международного права XX века и его перехода от понятия Justus hostis к понятию агрессора как преступника с распространением права за рамки внутренней юрисдикции. В соответствии с этим диагнозом, поствестфальский порядок легитимирует ничем не ограниченное давление на тех, кого объявляют врагами человечества. Тем не менее этический универсализм, впервые нашедший свое воплощение в Лиге Наций, оказался неспособным или неготовым к созданию по-настоящему глобальных институтов для исполнения права за пределами национальных суверенных юрисдикции. В результате этот универсализм пришел к манихейскому видению конфликта, противопоставляющему гуманность варварству и целиком отвечающему интересам доминирующих держав.
ОБЪЯВЛЕНИЕ ВООРУЖЕННОЙ АГРЕССИИ ГОСУДАРСТВА ВНЕ ЗАКОНА НА САМОМ ДЕЛЕ СТАЛО ПРЕЛЮДИЕЙ ДЛЯ БЕЗГРАНИЧНЫХ И ДЕГУМАНИЗИРОВАННЫХ ФОРМ ВОЙНЫЗатем Дзоло переходит к рассмотрению порочной амальгамы права и военного триумфа, отражением которой стал Нюрнбергский военный трибунал. Вопреки общепринятым представлениям о Нюрнберге как об образце добродетели Дзоло видит в нем институт правосудия победителей par excellence. Нюрнбергский трибунал был создан в соответствии с Лондонским соглашением союзников, которое было заключено 8 августа 1045 года – всего через два дня после Хиросимы и за два дня до Нагасаки. Но тех, кто отдал приказ о ядерных бомбардировках, не судили в Нюрнберге, ибо его юрисдикция ограничивалась только побежденным государством. Здесь, как и в не менее, если не более марионеточном Токийском трибунале, действовали двойные стандарты, которые реабилитировали преступления победителя – будь то jus ad helium при начале войны или jus in bello действия во время войны, – преследуя преступления противника вопреки всем принципам судопроизводства и права, от habeas corpus и права обжалования до принятия допустимых доказательств и отсутствия у закона обратной силы. Дзоло утверждает, что «нюрнбергская модель» отвечает определению «политического правосудия» у Отто Кирхаймера, где «принципиально различные функции правосудия и политики упраздняются», а уголовное судопроизводство превращается в «ритуальную театрализацию политики, персонификацию и клеймение врага, а также процедурную легитимацию возмездия». Победившие державы поступали совершенно безнаказанно и сами назначали обвинителей и судей. Права обвиняемых были представлены на усмотрение судей. Приговоры должны были носить образцово-показательный характер, пробуждая в воображении библейские картины воздаяния.