— Могу пообещать вам, что этого не случится, и не только это, а еще и пять дукатов за ваши хлопоты.
   — Пять дукатов! — воскликнул маэстро, окончательно утверждаясь в своем первоначальном мнении, что имеет дело со знатным синьором. — Ну, за пять дукатов… — запнулся он и почесал в затылке.
   — Смелее, друг мой, одолжите мне подходящий наряд, а я оставлю свой у вас под залог этих пяти дукатов, которые я отдам вам, когда вернусь.
   Через полчаса, соответствующим образом экипированный, Белларион вышел из мастерской Гоббо и направился прямо во дворец. Ему не составило труда попасть туда, и вскоре он уже смешивал краски под руководством сыновей художника.
   Однако он недолго занимался этим; около озера появилась Дионара, и Белларион поспешил к ней.
   — Мадонна! Милосердная мадонна! — позвал он.
   Она обернулась и увидела высокого молодого человека с всклокоченными темными волосами и испачканным краской лицом. Он был в блузе, измазанной краской всех цветов радуги, а в руке держал длинную кисть, которой указывал в сторону павильона на острове.
   — Не согласится ли ее высочество прийти сюда и посмотреть, как идут дела с фреской? — спросил он. — А заодно узнать новости о юноше, с которым она познакомилась вчера, — добавил он, заметив ее высокомерный взгляд.
   Вскоре в павильоне появилась принцесса Валерия и, увидев там молодого художника, сидящего, свесив ноги, на подмостках, остановилась в нерешительности. Он не стал испытывать ее терпение.
   — Мадонна, вы не узнаете меня? — воскликнул он, вытирая лицо рукавом.
   — Мессер Белларион! Это вы?
   — Да, — ответил он, спрыгивая вниз. — Я к вашим услугам.
   — Но… почему вы в таком виде и зачем было устраивать этот маскарад, чтобы попасть сюда? — озадаченно проговорила она.
   — То, что я должен сообщить вам, мадонна, потребует больше времени, чем прошептать несколько слов возле рощи.
   — С чем же вы пришли?
   — Почти что с пустыми руками. Могу лишь сказать, что мессер Джуффредо едва ли вернется к вам: когда в последний раз он был здесь, ему показалось, что за ним следили. Ничего более достойного внимания за эти две недели не произошло. Мессер Барбареско просил передать вам, что все идет хорошо; я же могу объяснить это так, что все стоит на месте…
   — Вы решились что-то объяснить мне?
   — И я даже осмелюсь добавить, что ни мессер Барбареско, ни другие ввязавшиеся в эту авантюру синьоры не способны благополучно завершить ее.
   Принцесса покраснела от негодования, и ее огромные темные глаза рассерженно сверкнули. Но она умела сдерживать свой гнев, и ее упрек прозвучал холодно и бесстрастно.
   — Мессер, добровольно взятая на себя обязанность посыльного не дает права вам вмешиваться в дела, которые вас не касаются.
   — Знаете ли вы, куда приведут вас синьор Барбареско и его товарищи? — не смущаясь продолжал Белларион. — Прямо в руки палача.
   — Если это все, что вы хотели сказать мне, мессер, то я покидаю вас, — все тем же ледяным тоном проговорила принцесса. — Я не намерена выслушивать дерзкого нахала, оскорбляющего моих друзей.
   — Мадонна, вы правы лишь в одном: мое происхождение действительно нельзя назвать благородным. Но те, кому вы верите и кого называете своими друзьями, — они низменны по своей натуре. О, подождите! — с жаром воскликнул он, увидев, что она собирается повернуться и уйти. — Неужели вы думаете, что лишь слепая случайность привела меня сюда? Какое отношение имеют ко мне проблемы Монферрато или ваши собственные? Почему я мешкаю здесь и рискую своей жизнью, когда меня об этом и не просят? Я отвечу вам: потому что такова воля небес и я не в силах поступать иначе.
   Эти простые слова, облеченные в столь неожиданно страстную форму, казалось, произвели впечатление на принцессу, что не ускользнуло от Беллариона, когда она, хотя и слегка язвительно, произнесла:
   — Архангел в одежке художника.
   — Клянусь святым Иларио, это ближе к истине, чем вы думаете.
   — Вас не упрекнешь в отсутствии самомнения, — чуть заметно улыбнулась принцесса.
   — Возможно, вы разделите его, мадонна, когда услышите, что замышляют эти конспираторы-глупцы. Известно ли вам, что они собираются убить маркиза Теодоро?
   — Убить?! — испуганно воскликнула она.
   Он мрачно улыбнулся.
   — Значит, вы не в курсе их дел, верно? Я так и думал, что они не осмелятся сказать вам. Однако же они выболтали все это мне, чуть ли не первому встречному, предъявившему им в доказательство своей лояльности несчастную половинку дуката. А если я украл ее с тем, чтобы пронюхать планы этих синьоров и за приличное вознаграждение выдать их маркизу Теодоро?
   — Я не верю вам! — со страхом глядя на него, медленно произнесла она. — Я не могу!
   — Если им повезет, — невозмутимо продолжал Белларион, — ваш дядюшка получит по заслугам. Но куда больше меня беспокоит то, что заговор, возглавляемый столь бездарными людьми, не имеет никаких шансов на успех. Присоединившись к ним, вы только сыграете на руку регенту: ведь если заговор провалится или о нем станет известно, первым делом будет задан вопрос: «Cui bono fuerit? » note 43
   — Но Джан ничего не знает об этом, — возразила она, догадываясь, к чему он клонит.
   — Не обольщайтесь, мадонна, — с пониманием улыбнулся Белларион. — Лучше держитесь подальше от своих горе-друзей, пока регент с их помощью окончательно не устранил с дороги вашего брата.
   — Я не могу поверить, что они решатся на такое дело без моей санкции, — заявила она, бледная и взволнованная.
   — Они хотят поставить вас перед свершившимся фактом. За последние сутки я немного узнал о Монферрато, а также и о самих заговорщиках. Могу поклясться: среди них нет ни одного, от кого бы не отвернулась фортуна.
   — Мессер, — задумчиво улыбнулась она, — неужели книги не научили вас, что меньше всего желают перемен счастливцы, которые своим положением обязаны сложившейся в государстве ситуации? Так разве странно, что я вынуждена опираться на неудачников?
   — Добавьте: жадных, думающих только о своей выгоде, отчаявшихся игроков, готовых поставить на карту не только свои головы, но и вашу, принцесса, и вашего брата. Они ведь уже успели разделить между собой все государственные должности, и Барбареско сам намекал мне, что амбиции, которыми я якобы руководствуюсь, заслуживают должного вознаграждения. Он не способен представить себе иную причину, заставляющую человека рисковать, и одно это говорит о нем куда лучше, чем все остальное, вместе взятое.
   — Барбареско незаслуженно пострадал, — задумчиво ответила она. — Он беден; но когда был жив мой отец, это был первый человек в государстве. Мой дядя лишил его всех почестей и почти всего состояния.
   — Ничего лучшего о маркизе Теодоро я до сих пор не слышал.
   — Разве я могу бросить его? — не обращая внимания на реплику Беллариона, продолжала она. — Разве можно… О Боже! Что я говорю? — неожиданно прервала она сама себя и, выпрямившись, презрительно рассмеялась ему в лицо. — Каким же искусством владеете вы, абсолютно незнакомый мне человек, полуголодный школяр, безвестный и безымянный, что, полагаясь на одно ваше слово, мне приходится задавать себе такие вопросы?
   — Искусством выявлять причинно-следственные связи, мадонна, — мягко улыбнувшись, ответил Белларион.
   — Вы опираетесь на неверные предпосылки.
   — На неверные предпосылки опираются те, кто замышляет убийство.
   — Ими руководит излишнее рвение.
   — Всего лишь чрезмерная алчность, принцесса.
   — Я не позволю вам говорить так о людях, сохранивших мне верность в тяжелую минуту.
   В ее глазах вновь вспыхнул гнев, но она тут же справилась с собой.
   — Мессер, я искренне благодарна вам и ценю вашу помощь. Если вы еще не отказались от намерения послужить мне, отправляйтесь к мессеру Барбареско и прикажите от моего имени отбросить всякую мысль о насильственном устранении регента. Передайте, что в противном случае я буду вынуждена сама рассказать ему о заговоре.
   — Хорошо, мадонна. Но если, обдумав все как следует…
   — Я найду способ сообщить синьору Барбареско свои планы, — перебила она его. — И для этого мне не потребуются ваши услуги. Отправляйтесь с Богом, мессер Белларион.
   Она повернулась, собираясь уйти, но он остановил ее.
   — Маленькая просьба, мадонна: мне нужно пять дукатов. О, я вижу, вы никак не хотите понять меня! — торопливо продолжил он, заметив ее сдвинувшиеся брови. — Ведь я уже говорил, что мог бы продать все эти сведения маркизу Теодоро, если бы хотел заработать. Мне всего лишь нужно отдать эти дукаты Гоббо, который одолжил мне одежду художника, чтобы я мог беспрепятственно появиться здесь.
   — Вам не откажешь в изобретательности, мессер, — сказала она, и ее взгляд смягчился. — Вы получите десять дукатов, если только ваша гордость позволит вам принять их.
   — Вы считаете меня гордым?
   — Чудовищно гордым своей проницательностью и, помимо этого, чрезвычайно тщеславным.
   — Я возьму десять дукатов, чтобы убедить вас в своем смирении. Другие пять могут потребоваться мне на службе у вашего высочества.
   — Эта служба окончена, мессер, вернее, будет окончена, когда вы передадите мое повеление синьору Барбареско.
   И Белларион ушел, сохраняя в своем сердце уверенность, что настанет день, когда она будет рада признать, насколько необдуманным было ее последнее заявление.
   Что ж, по крайней мере, она не ошиблась, если хотела задеть его тщеславие.

Глава VIII. ПАТ

   «Едва ли у нас в монастыре в Великий пост кормят более скудно, чем здесь», — думал Белларион, сидя в компании синьора Барбареско, за ужином, состоявшим из черствого хлеба, овощей и кислого, разбавленного вина.
   — У меня есть важные известия, синьор, — с нарочитой суровостью в голосе обратился он к своему хозяину, когда с едой было покончено и слуга, старый и неопрятный, зажегши свечи, удалился. — Принцесса, естественно, оставила без ответа ваше послание. Скажу прямо: она была разочарована вашим бездействием и выглядела настолько подавленной, что я решил подбодрить ее.
   — Каким же образом? — удивился Барбареско: слова Беллариона явно испугали и озадачили его.
   — Вы помните, что успел сказать граф Спиньо… — слегка запнулся он под яростным, готовым, казалось, пробуравить его насквозь взглядом голубых глаз Барбареско. — Так вот, я намекнул ее высочеству, что скоро стрела из арбалета разрубит гордиев узел note 44, завязавшийся в Касале.
   — Ага! — буркнул Барбареско, напрягшись, словно приготовившийся к прыжку бульдог.
   — Но, увы, все мои попытки убедить ее в необходимости столь решительной меры оказались напрасными.
   — Вы убеждали ее? И что же она?
   — Велела вам забыть об этом. Она заявила, что скорее расскажет обо всем маркизу Теодоро, чем согласится участвовать в заговоре против его жизни.
   — О Боже! — вскочил на ноги Барбареско; его лицо побагровело от ярости и вены на висках вздулись словно веревки.
   — Несчастный дурак! Трижды осел! Болтливая обезьяна! — выкрикивал он. — Немедленно возвращайтесь к ней и скажите, тупоголовый бабуин, что ничего подобного и в помине не было.
   — Неужели? — с наигранным изумлением воскликнул Белларион. — А граф Спиньо, как мне показалось…
   — К черту графа Спиньо, идиот!
   — Я не могу обманывать ее высочество, — заявил Белларион, с достоинством поднимаясь из-за стола.
   — Обманывать? — задохнулся от негодования синьор Барбареско.
   — Да, именно так, — не отступал Белларион. — И буду откровенен с вами: то, что для ушей ее высочества я назвал предположением, для меня было абсолютной уверенностью. Ваша реакция на слова графа Спиньо раскрыла мне глаза.
   Твердость его тона несколько остудила гнев Барбареско. Он удрученно всплеснул руками и рухнул в кресло.
   — Если бы Кавальканти или Казелла знали, как много вы тогда поняли, вам не удалось бы уйти отсюда живым.
   — Но почему вы в самом деле не спросили ее мнения, когда замышляли заговор? В конце концов, ведь вы стараетесь ради нее и ее брата.
   Барбареско усмехнулся, и Белларион понял, что усмешка предназначалась ему.
   — Да потому, что принцесса Валерия первая же обвинила бы нас. Она достаточно своенравна, упряма и сентиментальна для этого. Никто никогда не узнал бы, чья рука выпустила стрелу. А теперь, случись что с маркизом Теодоро, наши головы сразу полетят с плеч долой.
   Он уперся локтями в стол и уронил голову.
   — Все пропало! — простонал он. — Боже мой! Все пропало!
   — Но почему же? — спросил Белларион.
   — А разве вы сами не видите? — раздраженно ответил Барбареско. — Неужели вы способны понять только то, чего вам лучше было бы не понимать вообще? Неужели вы не сообразили, что вместе с нами вы погубили и себя? С вашей внешностью и тем доверием, которым вы пользуетесь у принцессы Валерии, для вас были бы открыты все пути в государстве.
   — Я даже не подумал об этом, — вздыхая, проговорил Белларион.
   — А обо всех нас — хотя бы обо мне — вы подумали? — патетично воскликнул Барбареско. — Как я надеялся покончить с проклятой нищетой, в которой мне приходится жить. А теперь… — он красноречиво развел руками, оставив фразу неоконченной.
   — Но, синьор, остались ведь иные способы…
   — Какие? Может быть, вы нам дадите денег, чтобы набрать войска? Впрочем, завтра вы сами расскажете всем остальным о своих «успехах», и они решат, что делать с вами.
   Но другое утро едва не стало последним для Беллариона; Казелла, изрыгая проклятья, бросился на него, обнажив кинжал, и Барбареско едва успел спасти юношу от неминуемой гибели, смело встав между ним и разъяренным изгнанником.
   — Только не здесь! — завопил он. — Не в моем доме!
   — Синьоры, вы забываете, что принцесса Валерия потребует ответа за мое убийство, — не теряя спокойствия, произнес Белларион. — Будьте уверены, она добавит к этому обвинение в заговоре против регента, и вместе со мной вы неминуемо погубите себя. — Здесь он позволил себе слегка улыбнуться. — В шахматах такая ситуация называется патом.
   Ярость заговорщиков обратилась на графа Спиньо. Однако тот с безразличной миной на лице выслушал сыпавшиеся на его голову обвинения, а когда шторм наконец стих, безапелляционно заявил:
   — Вам следовало бы скорее поблагодарить меня за проверку прочности нашего положения. Впрочем, связавшись с женщиной, ничего иного нельзя было ожидать.
   — Она же первая попросила меня о помощи, — возмутился Барбареско.
   — И теперь, когда мы готовы помочь ей, она отказывается от нас, обманывая наши надежды, — поддакнул ему Казелла.
   Они принялись оживленно дискутировать, сосредоточившись на своих невзгодах, и, казалось, начисто позабыли и о Белларионе, и о принцессе, и о ее бедном, методично развращаемом братце. Наконец Спиньо — тот самый Спиньо, которого они не раз успели заклеймить дураком, но который на поверку, оказался умнее всех остальных, — подсказал единственно возможный выход.
   — Эй, мессер Белларион! — окликнул он юношу. — Послушайте, что вы скажете принцессе в ответ на ее угрозу: мы взялись освободить государство от тирании регента и не отступим от своего намерения, невзирая на опасности. Дайте понять этой высокомерной синьоре, что, предав своих друзей, она неминуемо выдаст себя и всех нас постигнет одинаковая участь. Объясните ей, что нельзя по своей прихоти распоряжаться сердцами людей и не в ее власти усмирить силы, которые она сама вызвала к действию.
   Затем граф обратился к своим сообщникам:
   — Будьте уверены, синьоры: обдумав все, она не станет донимать нас своими капризами — ни сейчас, ни потом.
   Ситуация действительно напоминала патовую, и теперь Беллариону, казалось, не оставалось ничего иного, как предоставить маркизат Монферрато и принцессу Валерию их собственной судьбе и немедленно отправиться в Павию изучать греческий — тем более что до захода солнца можно было бы уже добраться до Сезии. Однако вечер этого дня застал его все еще в Касале: он понял, что покинуть сейчас принцессу означало бы навсегда унести в своей душе ее укоризненный взгляд и задумчивый наклон головы.

Глава IX. МАРКИЗ ТЕОДОРО

   Несмотря на свои пятьдесят лет, маркиз мог по праву гордиться подтянутостью и солдатской выправкой, и редко кто, взглянув на его открытое, смелое лицо, смог бы распознать завзятого интригана, прятавшего за маской дружелюбия свои коварные планы. Таким предстал маркиз Теодоро Палеолог перед Белларионом, когда того провели в небольшую уютную комнату во дворце с окнами, выходящими в уже знакомый ему сад, и оставили с регентом наедине.
   — Я получил вашу петицию, синьор, — услышал он ровный, спокойный голос маркиза. — А теперь отвечайте мне: кто вы?
   — Меня зовут Белларион Кане. Я приемный сын Бонифаччо Кане, графа Бьяндратского, — не моргнув глазом ответил Белларион, решивший отдать честь своего усыновления не кому-нибудь, а прославленному своими победами на поле брани наместнику Милана.
   — Вы сын Фачино? Значит, вы прибыли из Милана? — с нескрываемым интересом спросил маркиз.
   — Нет, синьор. Я пришел в Касале из монастыря августинцев в Чильяно, где много лет назад мой приемный отец оставил меня, пока служил Монферрато. Предполагалось, что я приму священный сан, но мой беспокойный дух заставил меня вернуться обратно в мир.
   — Но что вам понадобилось в Монферрато?
   — Меня привела сюда судьба. Аббат отправил вместе со мной несколько писем, которые помогли мне познакомиться с неким синьором Барбареско. Его светлость заинтересовался мной и просил меня о некоторых услугах, утверждая, что нет лучшего способа для удовлетворения моих амбиций.
   — Однако вы, взвесив все как следует, решили, что предательство послужит вам куда лучше на этом пути, — слегка улыбнувшись, сказал маркиз.
   — Ваше высочество упрекает меня в отсутствии симпатий к изменникам? — разыгрывая оскорбленное достоинство, воскликнул Белларион.
   — Разве эти люди изменили лично вам, молодой человек? Что еще, кроме своей выгоды, вы ищете здесь? Вот уж действительно — достойный сын мошенника Фачино идет прямо по его стопам.
   — Ваше высочество! Я хочу служить вам…
   — Молчать, когда я говорю! — не повышая голоса, произнес маркиз. — Я прекрасно все понял и должен знать мотивы, заставляющие вас взяться за чрезвычайно опасное дело. И если вы, несмотря на продажность своей натуры, останетесь в живых, — тут регент позволил себе едва заметно усмехнуться, — вам не придется усомниться в моей щедрости.
   — Ваше высочество, вы не совсем справедливы ко мне! — воскликнул Белларион, густо покраснев под презрительным взглядом регента.
   — Неужели? Тогда расскажите, почему вы решили выдать мне цели и имена заговорщиков, которые неосторожно доверились вам?
   Белларион вскинул голову, и в его смелых темных глазах вспыхнуло негодование.
   — Ваше высочество, — с трудом выдавил из себя он, — позвольте мне удалиться.
   — Мы еще не закончили, и не забывайте, что вы сами решили прийти ко мне. Так вот, мессер, мне нужно знать, кто еще участвует в заговоре помимо тех, кого вы упомянули в своей петиции.
   — Из разговоров с ними я понял лишь то, что они пытаются вербовать себе сторонников. Но какое значение имеет это для вашего высочества? Теперь вам известны имена вожаков, и, уничтожив их, вы отсечете у гидры головы.
   — Да, верно, — на секунду остановился тот и затем вкрадчиво продолжил: — Но меня интересует другое. Неужели на совете не были произнесены имена тех, кто стоит куда ближе ко мне, чем все они, вместе взятые? Подумайте хорошенько, мессер Белларион, — при этих словах регент слегка наклонился к Беллариону и пристально посмотрел ему в глаза. Юноша инстинктивно почувствовал, что излишняя скрытность может сейчас сослужить для него дурную службу.
   — Естественно, они упоминали маркиза Джанджакомо, ради которого все якобы и затеялось. Однако, мне кажется, он не имеет ни малейшего понятия о существовании заговора.
   — А кого еще? — настаивал маркиз. — Кого еще, я вас спрашиваю? — повторил он, выдавая свое нетерпение.
   Белларион недоумевающе взглянул на него.
   — Увы, ваше высочество, больше никаких имен при мне названо не было.
   — Значит, они еще не полностью доверяют вам, — с оттенком разочарования произнес регент, выпрямляясь в кресле. — Возвращайтесь к ним, держите меня в курсе всех их дел, и ваше усердие — если вы его проявите — будет должным образом вознаграждено.
   — Ваше высочество! — с искренним изумлением воскликнул Белларион.
   — Неужели вы станете сидеть сложа руки, когда такая опасность…
   — Меня не интересует ваше мнение, — резко перебил его регент. — Вы поняли, что от вас требуется?
   — Но разве я могу вернуться к ним после того, как побывал во дворце? Они непременно сочтут меня за шпиона.
   — Я уже говорил вам, что вы взялись за опасное дело, — с безмятежной улыбкой на лице сказал регент. — Но я помогу вам. Предположим, я получил письмо от Фачино, в котором он просит меня позаботиться о своем приемном сыне, оказавшемся в Касале. Как я могу отказать столь великому синьору? Думаю, ваши сообщники согласятся, что ваше теперешнее положение принесет им только пользу. Сегодня вечером я жду вас во дворце. А теперь — идите с Богом.
   Белларион ушел от регента в самом удрученном настроении. Все складывалось совсем иначе, чем он предполагал; он рассчитывал, что маркиз немедленно предпримет шаги, чтобы уничтожить заговорщиков, но тому как будто уже давно было известно о существовании заговора. И вполне возможно, об участии Беллариона в тайных встречах, происходивших в последнее время в доме Барбареско. Иначе трудно было бы объяснить доверчивость маркиза и легкость, с которой он решил сделать из Беллариона еще одно орудие для осуществления своих темных замыслов.

Глава X. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

   В эту ночь в гостеприимном дворце маркиза Теодоро царило веселье. После комедии, изящной и игривой, в огромном зале начались танцы, которые открыл сам маркиз в паре с некрасивой, но грациозной принцессой Морейской. За ним последовали его племянник, маркиз Джанджакомо, и графиня Ронсекко, с радостью отказавшаяся бы от такой чести, поскольку ее кавалер был не в меру разгорячен выпитым за ужином вином, двигался весьма неуверенно и прерывал свою бессвязную речь взрывами громкого хохота. Среди тех немногих, кто осмеливался улыбаться площадным шуткам, которыми так и сыпал их будущий правитель, был мессер Каструччо да Фенестрелла, немало потрудившийся сегодня, чтобы довести юного маркиза до такого состояния.
   Полюбовавшись на результаты своей работы, он подошел к принцессе Валерии, стоявшей чуть в стороне, вместе с камеристками Дионарой и Изоттой и пятью-шестью кавалерами, развлекавшими дам беседой.
   — Здесь весело сегодня, — с напускной легкостью сообщил он. Никто ему не ответил, и на губах Каструччо появилась насмешливая улыбка. — Но вы почему-то грустите, ваше высочество, — продолжал он, проталкиваясь к принцессе, — не позволите ли вы мне попытаться поднять ваше настроение? Говорят, танцы — лучшее средство для этого.
   Однако она даже не взглянула на него. Ее напряженный взор был устремлен куда-то за спину Каструччо, и тот в недоумении обернулся. Он увидел направлявшегося в их сторону мессера Алипранди, полномочного представителя Милана, и вместе с ним высокого темноволосого юношу, одетого в совершенно не подобающий случаю красный камзол.
   — Позвольте, ваше высочество, — низко склонился мессер Алипранди перед принцессой Валерией, — представить вам мессера Беллариона Кане, сына моего друга Фачино Кане, графа Бьяндратского.
   Белларион, в свою очередь, поклонился, удачно копируя манеры Алипранди, и принцесса слегка кивнула ему в ответ.
   — Добро пожаловать, мессер, — равнодушно, словно незнакомца, приветствовала Беллариона принцесса и затем, уже обращаясь к Алипранди, добавила: — Я не знала, что у графа Бьяндратского есть сын.
   — И я тоже, мадонна, — неуверенно, словно складывал с себя ответственность за представление Беллариона, проговорил Алипранди. — Но час тому назад маркиз Теодоро познакомил нас.
   — Ребенком я очень хорошо знала графа Бьяндратского и сохранила о нем самые добрые воспоминания, — с искренней доброжелательностью произнесла принцесса, вновь обращаясь к Беллариону, и тот не смог не отметить ее умения владеть собой. — Как вы знаете, когда-то он служил моему отцу. Вы расскажете мне о его успехах, мессер. Я давно уже хотела услышать об этом.
   — Я к вашим услугам, ваше высочество, — еще раз поклонился Белларион, не знавший о деятельности Фачино ничего, кроме двух-трех общеизвестных фактов, и попробовал выкрутиться: — Но я неважный рассказчик, и, как мне кажется, история о звездной карьере лучше всего слушается под звездами.
   — Что ж, превосходно. Небо сегодня на удивление ясное, и, я надеюсь, вы покажете мне звезду Фачино, а может быть, и свою собственную.
   Отделившись от группы придворных, Белларион и принцесса в сопровождении Дионары и Изотгы направились к выходу из зала, ведущему на террасу. Там она велела своим камеристкам подождать и пошла вместе с Белларионом вдоль залитой лунным светом мраморной балюстрады.