Страница:
— А где должен мусульманин поместить свою жену, кроме своего дома, как то предписано Пророком.
Марзак усмехнулся.
— Не скрою, я восхищаюсь, с какой стойкостью ты покинул ее.
Асад заметил усмешку сына и вопросительно посмотрел на него.
— Чему же здесь удивляться, если благочестивый мусульманин приносит удовольствия в жертву вере?
Укоризненный тон паши не смутил Марзака. Он грациозно потянулся на подушках и поджал под себя ногу.
— Внешние проявления еще не доказывают подлинного благочестия, о отец мой, — заметил он.
— Ни слова больше! — громовым голосом объявил паша. — Придержи язык, Марзак, и да пошлет всемудрый Аллах удачу этому плаванию, да умножит он наши силы для сокрушения неверных — тех, кому не суждено вдохнуть ароматы райских кущей.
— Да будет так, — повторил Сакр аль-Бар, хотя вопросы Марзака несколько насторожили его. Что скрывалось за ними? Праздное желание помучить его и оживить в душе Асада память о Розамунде? Или мальчишка действительно что-нибудь знает?
Вскоре опасения корсара усилились. Когда в полдень того же дня, облокотясь на поручни юта, он лениво наблюдал за раздачей рабам пищи, к нему подошел Марзак. Несколько минут он стоял рядом с Сакр аль-Баром и смотрел, как Виджителло и его подручные, переходя от скамьи к скамье, выдавали гребцам сухари и сушеные финики и подносили к их губам миски с водой, смешанной с уксусом и несколькими каплями растительного масла. Порции были более чем скудные — на сытый желудок гребцы вяло работают веслами. Затем, повернувшись к Сакр аль-Бару, Марзак показал на большую корзину из пальмовых листьев, стоявшую под грот-мачтой, у бочонков с порохом.
— По-моему, корзина стоит не на месте, — сказал он. — Не лучше ли снести ее в трюм, где она не будет мешать во время сражения?
У Сакр аль-Бара сжалось сердце. Он знал, что Марзак слышал, как он сперва
— до того, как Асад объявил о своем намерении участвовать в походе, — распорядился отнести корзину в каюту на корме. Он понимал, что это могло вызвать подозрения, или, скорее, зная о содержимом корзины, опасался подозрения. Как бы то ни было, он обернулся к Марзаку и высокомерно улыбнулся.
— Если я не ошибаюсь, Марзак, ты отправился с нами юнгой?
— Так что из того? — спросил юноша.
— А то, что тебе следовало бы довольствоваться возможностью смотреть и учиться. Чего доброго, ты скоро станешь учить меня бросать абордажные крючья и вести сражение.
Сакр аль-Бар показал на видневшуюся вдали темную, подернутую дымкой полосу, к которой они быстро приближались.
— Вон там, — сказал он, — Балеарские острова. Мы хорошо идем.
Это замечание преследовало только одну цель: сменить тему разговора, однако сам по себе факт, к которому корсар привлек внимание Марзака, весьма примечателен и заслуживает хотя бы краткого разъяснения. На всем Средиземном море не было более быстроходного судна, чем галеас Сакр аль-Бара, шел ли он под парусами или на веслах. Вот и сейчас, подгоняемый ветром, он несся вперед, и его хорошо смазанный жиром киль скользил по легким волнам.
— Если ветер не спадет, мы еще до захода солнца подойдем к мысу Аквила, а этим не грех и похвастаться, — заключил Сакр аль-Бар.
Казалось, Марзака не очень интересовало то, о чем говорил корсар, и он время от времени поглядывал на корзину у грот-мачты.
Вдруг, не сказав ни слова Сакр аль-Бару, он отошел от него и, войдя под навес, опустился на подушки рядом с отцом.
Паша сидел с унылым и растерянным видом. Он уже жалел, что послушался Фензиле и позволил уговорить себя отправиться в плавание. Теперь он убедился, что не доверять Сакр аль-Бару оснований нет. Словно читая мысли отца, Марзак попытался раздуть тлеющий огонь его недоверия и подозрительности. Но он выбрал неудачный момент, и при первых же его словах паша велел ему замолчать.
— Ты изливаешь собственную желчь. Я был глупцом, позволив чужой злобе и коварству руководить собой в этом деле. Прекрати, говорю я!
Марзак надулся и замолчал. Его взгляд неотступно следовал за Сакр аль-Баром, который спустился с юта и шел по проходу между скамьями гребцов.
Корсар пребывал во власти сильнейшего беспокойства. Такое беспокойство обычно испытывает человек, которому есть что скрывать и который боится, что его предали. Но кто мог предать его? На судне его секрет знали только трое: Али, Джаспер и Виджителло. Он был абсолютно уверен в Али и Виджителло и не сомневался в Джаспере, который хотя бы из соображений собственной выгоды будет служить ему до последнего. И все же необъяснимый интерес Марзака к пальмовой корзине так тревожил Сакр аль-Бара, что он отправился разыскивать итальянца-боцмана, которому доверял больше остальных.
— Виджителло, — сказал он, подойдя к боцману, — не мог ли кто-нибудь донести на меня паше?
Виджителло внимательно посмотрел на своего капитана и понимающе улыбнулся. Они были одни на шкафуте.
— Про то, что мы принесли сюда? — спросил боцман, переводя взгляд на корзину. — Это невозможно. Если бы Асад что-нибудь знал, он бы выдал себя еще в Алжире и уж во всяком случае — нипочем бы не отправился в плавание без надежной охраны.
— Зачем ему охрана? — возразил Сакр аль-Бар. — Если дело дойдет до ссоры между нами и мои подозрения оправдаются, стоит ли сомневаться, на чью сторону встанут корсары?
— Стоит ли сомневаться? — повторил Виджителло. — Не слишком ли ты в этом уверен? Большинство из них ходили с тобой в десятки походов. Для них паша — ты. Ты их предводитель.
— Может быть. Но они клялись в верности Асад ад-Дину, избраннику Аллаха. Случись им выбирать между нами, чувство долга заставит их принять его сторону, несмотря на привязанность ко мне.
— И все же среди них есть недовольные тем, что тебя отстранили от командования походом, — сообщил Виджителло. — Конечно, многие из них будут верны паше, но я нисколько не сомневаюсь и в том, что многие пойдут за тобой хоть против самого великого султана. Кроме того, не забывай, — Виджителло инстинктивно понизил голос, — среди нас немало отступников, как ты да я; они-то не станут колебаться в выборе. Но надеюсь, сейчас это нам не грозит.
— Я тоже надеюсь и вовсе не хочу ссоры, — заметил Сакр аль-Бар. — И все же на сердце у меня тревожно. Мне надо знать, на что я могу рассчитывать, если случится худшее. Походи среди людей, Виджителло, послушай, о чем они говорят, разведай их настроение и попытайся определить, на скольких сторонников я смогу положиться, если придется объявить войну Асаду или если он сам объявит ее. Только будь осторожен.
Виджителло с важным видом прищурил черный глаз.
— Не беспокойся, — сказал он, — скоро я все разузнаю.
Они разошлись. Виджителло отправился на нос собирать нужные ему сведения; Сакр аль-Бар медленно пошел на ют, но задержался у ближайшей к трапу скамьи и взглянул на прикованного к ней угрюмого белокожего раба. Упиваясь местью, корсар забыл о своих тревогах, и на его губах заиграла безжалостная улыбка.
— Итак, вы уже познакомились с плетью, — сказал он по-английски. — Но ее удары — ничто в сравнении с тем, что вас ожидает. Вам повезло, сегодня хороший ветер. Так будет не всегда. Скоро вы узнаете, что именно я перенес по вашей милости.
Лайонел поднял на брата измученные, налитые кровью глаза. Он хотел обрушить на него самые страшные проклятья, но был слишком подавлен сознанием того, что наказан по заслугам.
— О себе я не беспокоюсь, — ответил он.
— Все впереди, любезный братец. Вы будете дьявольски беспокоиться о себе и горько оплакивать свою судьбу. Я сужу по собственному опыту. Готов поклясться, что вы не выживете, и это для меня самое досадное.
— Я уже сказал вам, что не беспокоюсь о себе, — упрямо повторил Лайонел.
— Что вы сделали с Розамундой?
— Вероятно, вы удивитесь, узнав, что я поступил как джентльмен и женился на ней? — с издевкой спросил Оливер.
— Женились? — задыхаясь, повторил Лайонел, боясь поверить услышанному. — Собака!
— К чему эти оскорбления? Или вы полагаете, что я мог сделать большее?
Сакр аль-Бар рассмеялся и не спеша пошел дальше, оставив Лайонела терзаться муками сомнения и неизвестности.
Часом позже, когда неясные очертания Балеарских островов обрели рельефность и цвет, Сакр аль-Бар снова встретился с Виджителло на шкафуте, и они мимоходом обменялись несколькими словами.
— Точно сказать трудно, — прошептал боцман, — но, судя по тому, что мне удалось разузнать, силы будут примерно равны. Думаю, с твоей стороны было бы опрометчиво затевать ссору.
— Я вовсе не стремлюсь к ссоре, — ответил Сакр аль-Бар, — но мне надо рассчитать силы на тот случай, если мне ее навяжут.
И они разошлись.
После разговора с Виджителло на душе у корсара не стало спокойнее, он по-прежнему не знал, что предпринять. Он взялся переправить Розамунду во Францию или Италию, дав слово высадить ее на побережье одной из этих стран. Если ему не удастся осуществить свой план, Розамунда может подумать, что это вовсе и не входило в его намерения. Но как исполнить данное ей обещание теперь, когда Асад находится на борту галеаса? Неужели придется так же тайно вернуться с ней в Алжир и дожидаться другой возможности переправить ее в какую-нибудь христианскую страну? Такой план был не только крайне опасен, но и попросту неосуществим. Уже и теперь риск был очень велик. Розамунду могли обнаружить в любую минуту. Оставалось ждать и надеяться, полагаясь на удачу или одну из тех случайностей, которые невозможно предвидеть.
Час проходил за часом, а Сакр аль-Бар все ходил по шкафуту, заложив руки за спину и задумчиво склонив голову на грудь. На сердце у него было тяжело. Он понимал, что запутался в собственной паутине и выбраться из нее можно только ценою жизни. Однако собственное будущее меньше всего заботило его. Он потерял все; жизнь его была разбита. Он, не задумываясь, отдал бы ее ради спасения Розамунды. Но в том-то и заключалась причина его смятения и тревоги, что он не знал, как это сделать.
Так он и ходил по шкафуту, терзаясь одиночеством, ожидая чуда и моля о нем.
Глава 16. КОРЗИНА
Глава 17. ОБМАНУТЫЙ
Марзак усмехнулся.
— Не скрою, я восхищаюсь, с какой стойкостью ты покинул ее.
Асад заметил усмешку сына и вопросительно посмотрел на него.
— Чему же здесь удивляться, если благочестивый мусульманин приносит удовольствия в жертву вере?
Укоризненный тон паши не смутил Марзака. Он грациозно потянулся на подушках и поджал под себя ногу.
— Внешние проявления еще не доказывают подлинного благочестия, о отец мой, — заметил он.
— Ни слова больше! — громовым голосом объявил паша. — Придержи язык, Марзак, и да пошлет всемудрый Аллах удачу этому плаванию, да умножит он наши силы для сокрушения неверных — тех, кому не суждено вдохнуть ароматы райских кущей.
— Да будет так, — повторил Сакр аль-Бар, хотя вопросы Марзака несколько насторожили его. Что скрывалось за ними? Праздное желание помучить его и оживить в душе Асада память о Розамунде? Или мальчишка действительно что-нибудь знает?
Вскоре опасения корсара усилились. Когда в полдень того же дня, облокотясь на поручни юта, он лениво наблюдал за раздачей рабам пищи, к нему подошел Марзак. Несколько минут он стоял рядом с Сакр аль-Баром и смотрел, как Виджителло и его подручные, переходя от скамьи к скамье, выдавали гребцам сухари и сушеные финики и подносили к их губам миски с водой, смешанной с уксусом и несколькими каплями растительного масла. Порции были более чем скудные — на сытый желудок гребцы вяло работают веслами. Затем, повернувшись к Сакр аль-Бару, Марзак показал на большую корзину из пальмовых листьев, стоявшую под грот-мачтой, у бочонков с порохом.
— По-моему, корзина стоит не на месте, — сказал он. — Не лучше ли снести ее в трюм, где она не будет мешать во время сражения?
У Сакр аль-Бара сжалось сердце. Он знал, что Марзак слышал, как он сперва
— до того, как Асад объявил о своем намерении участвовать в походе, — распорядился отнести корзину в каюту на корме. Он понимал, что это могло вызвать подозрения, или, скорее, зная о содержимом корзины, опасался подозрения. Как бы то ни было, он обернулся к Марзаку и высокомерно улыбнулся.
— Если я не ошибаюсь, Марзак, ты отправился с нами юнгой?
— Так что из того? — спросил юноша.
— А то, что тебе следовало бы довольствоваться возможностью смотреть и учиться. Чего доброго, ты скоро станешь учить меня бросать абордажные крючья и вести сражение.
Сакр аль-Бар показал на видневшуюся вдали темную, подернутую дымкой полосу, к которой они быстро приближались.
— Вон там, — сказал он, — Балеарские острова. Мы хорошо идем.
Это замечание преследовало только одну цель: сменить тему разговора, однако сам по себе факт, к которому корсар привлек внимание Марзака, весьма примечателен и заслуживает хотя бы краткого разъяснения. На всем Средиземном море не было более быстроходного судна, чем галеас Сакр аль-Бара, шел ли он под парусами или на веслах. Вот и сейчас, подгоняемый ветром, он несся вперед, и его хорошо смазанный жиром киль скользил по легким волнам.
— Если ветер не спадет, мы еще до захода солнца подойдем к мысу Аквила, а этим не грех и похвастаться, — заключил Сакр аль-Бар.
Казалось, Марзака не очень интересовало то, о чем говорил корсар, и он время от времени поглядывал на корзину у грот-мачты.
Вдруг, не сказав ни слова Сакр аль-Бару, он отошел от него и, войдя под навес, опустился на подушки рядом с отцом.
Паша сидел с унылым и растерянным видом. Он уже жалел, что послушался Фензиле и позволил уговорить себя отправиться в плавание. Теперь он убедился, что не доверять Сакр аль-Бару оснований нет. Словно читая мысли отца, Марзак попытался раздуть тлеющий огонь его недоверия и подозрительности. Но он выбрал неудачный момент, и при первых же его словах паша велел ему замолчать.
— Ты изливаешь собственную желчь. Я был глупцом, позволив чужой злобе и коварству руководить собой в этом деле. Прекрати, говорю я!
Марзак надулся и замолчал. Его взгляд неотступно следовал за Сакр аль-Баром, который спустился с юта и шел по проходу между скамьями гребцов.
Корсар пребывал во власти сильнейшего беспокойства. Такое беспокойство обычно испытывает человек, которому есть что скрывать и который боится, что его предали. Но кто мог предать его? На судне его секрет знали только трое: Али, Джаспер и Виджителло. Он был абсолютно уверен в Али и Виджителло и не сомневался в Джаспере, который хотя бы из соображений собственной выгоды будет служить ему до последнего. И все же необъяснимый интерес Марзака к пальмовой корзине так тревожил Сакр аль-Бара, что он отправился разыскивать итальянца-боцмана, которому доверял больше остальных.
— Виджителло, — сказал он, подойдя к боцману, — не мог ли кто-нибудь донести на меня паше?
Виджителло внимательно посмотрел на своего капитана и понимающе улыбнулся. Они были одни на шкафуте.
— Про то, что мы принесли сюда? — спросил боцман, переводя взгляд на корзину. — Это невозможно. Если бы Асад что-нибудь знал, он бы выдал себя еще в Алжире и уж во всяком случае — нипочем бы не отправился в плавание без надежной охраны.
— Зачем ему охрана? — возразил Сакр аль-Бар. — Если дело дойдет до ссоры между нами и мои подозрения оправдаются, стоит ли сомневаться, на чью сторону встанут корсары?
— Стоит ли сомневаться? — повторил Виджителло. — Не слишком ли ты в этом уверен? Большинство из них ходили с тобой в десятки походов. Для них паша — ты. Ты их предводитель.
— Может быть. Но они клялись в верности Асад ад-Дину, избраннику Аллаха. Случись им выбирать между нами, чувство долга заставит их принять его сторону, несмотря на привязанность ко мне.
— И все же среди них есть недовольные тем, что тебя отстранили от командования походом, — сообщил Виджителло. — Конечно, многие из них будут верны паше, но я нисколько не сомневаюсь и в том, что многие пойдут за тобой хоть против самого великого султана. Кроме того, не забывай, — Виджителло инстинктивно понизил голос, — среди нас немало отступников, как ты да я; они-то не станут колебаться в выборе. Но надеюсь, сейчас это нам не грозит.
— Я тоже надеюсь и вовсе не хочу ссоры, — заметил Сакр аль-Бар. — И все же на сердце у меня тревожно. Мне надо знать, на что я могу рассчитывать, если случится худшее. Походи среди людей, Виджителло, послушай, о чем они говорят, разведай их настроение и попытайся определить, на скольких сторонников я смогу положиться, если придется объявить войну Асаду или если он сам объявит ее. Только будь осторожен.
Виджителло с важным видом прищурил черный глаз.
— Не беспокойся, — сказал он, — скоро я все разузнаю.
Они разошлись. Виджителло отправился на нос собирать нужные ему сведения; Сакр аль-Бар медленно пошел на ют, но задержался у ближайшей к трапу скамьи и взглянул на прикованного к ней угрюмого белокожего раба. Упиваясь местью, корсар забыл о своих тревогах, и на его губах заиграла безжалостная улыбка.
— Итак, вы уже познакомились с плетью, — сказал он по-английски. — Но ее удары — ничто в сравнении с тем, что вас ожидает. Вам повезло, сегодня хороший ветер. Так будет не всегда. Скоро вы узнаете, что именно я перенес по вашей милости.
Лайонел поднял на брата измученные, налитые кровью глаза. Он хотел обрушить на него самые страшные проклятья, но был слишком подавлен сознанием того, что наказан по заслугам.
— О себе я не беспокоюсь, — ответил он.
— Все впереди, любезный братец. Вы будете дьявольски беспокоиться о себе и горько оплакивать свою судьбу. Я сужу по собственному опыту. Готов поклясться, что вы не выживете, и это для меня самое досадное.
— Я уже сказал вам, что не беспокоюсь о себе, — упрямо повторил Лайонел.
— Что вы сделали с Розамундой?
— Вероятно, вы удивитесь, узнав, что я поступил как джентльмен и женился на ней? — с издевкой спросил Оливер.
— Женились? — задыхаясь, повторил Лайонел, боясь поверить услышанному. — Собака!
— К чему эти оскорбления? Или вы полагаете, что я мог сделать большее?
Сакр аль-Бар рассмеялся и не спеша пошел дальше, оставив Лайонела терзаться муками сомнения и неизвестности.
Часом позже, когда неясные очертания Балеарских островов обрели рельефность и цвет, Сакр аль-Бар снова встретился с Виджителло на шкафуте, и они мимоходом обменялись несколькими словами.
— Точно сказать трудно, — прошептал боцман, — но, судя по тому, что мне удалось разузнать, силы будут примерно равны. Думаю, с твоей стороны было бы опрометчиво затевать ссору.
— Я вовсе не стремлюсь к ссоре, — ответил Сакр аль-Бар, — но мне надо рассчитать силы на тот случай, если мне ее навяжут.
И они разошлись.
После разговора с Виджителло на душе у корсара не стало спокойнее, он по-прежнему не знал, что предпринять. Он взялся переправить Розамунду во Францию или Италию, дав слово высадить ее на побережье одной из этих стран. Если ему не удастся осуществить свой план, Розамунда может подумать, что это вовсе и не входило в его намерения. Но как исполнить данное ей обещание теперь, когда Асад находится на борту галеаса? Неужели придется так же тайно вернуться с ней в Алжир и дожидаться другой возможности переправить ее в какую-нибудь христианскую страну? Такой план был не только крайне опасен, но и попросту неосуществим. Уже и теперь риск был очень велик. Розамунду могли обнаружить в любую минуту. Оставалось ждать и надеяться, полагаясь на удачу или одну из тех случайностей, которые невозможно предвидеть.
Час проходил за часом, а Сакр аль-Бар все ходил по шкафуту, заложив руки за спину и задумчиво склонив голову на грудь. На сердце у него было тяжело. Он понимал, что запутался в собственной паутине и выбраться из нее можно только ценою жизни. Однако собственное будущее меньше всего заботило его. Он потерял все; жизнь его была разбита. Он, не задумываясь, отдал бы ее ради спасения Розамунды. Но в том-то и заключалась причина его смятения и тревоги, что он не знал, как это сделать.
Так он и ходил по шкафуту, терзаясь одиночеством, ожидая чуда и моля о нем.
Глава 16. КОРЗИНА
Со времени отплытия прошло часов пятнадцать, а до захода солнца оставалось не более двух часов. Они подошли к длинной узкой бухте, стиснутой между утесами мыса Аквила на южном берегу острова Форминтера. Сакр аль-Бар все еще был на шкафуте и очнулся от задумчивости лишь после того, как Асад громко окликнул его с юта и велел провести судно в бухту.
Ветер уже стихал, и пришлось перейти на весла, что в любом случае пришлось бы сделать, когда судно, миновав горловину бухты, войдет в тихую, безветренную лагуну.
Сакр аль-Бар в свою очередь возвысил голос, и появились Виджителло и Ларок.
Виджителло свистком поднял на ноги помощников, и они побежали по проходу, понукая гребцов. Джаспер с полудюжиной матросов принялся убирать паруса, которые вяло полоскались под слабеющими вздохами ветра. Сакр аль-Бар приказал опустить весла на воду, и свисток Виджителло издал второй, более протяжный звук. Весла пошли вниз, рабы напряглись, и галеас, рассекая водную гладь, медленно двинулся вперед под ритмичные удары тамтама, которыми помощник боцмана, сидевший на шкафуте, задавал такт. Сакр аль-Бар громко давал указания кормщикам, стоявшим по обоим бортам на корме.
Прежде чем стать на якорь, Сакр аль-Бар, следуя железному правилу пиратов, развернул судно, чтобы при первой необходимости выйти в открытое море. Наконец они причалили к каменистым уступам пологого склона. Дикие козы, щипавшие траву на вершине холма, были единственными живыми существами в этом пустынном месте. Подножие холма поросло кустами ракитника, усыпанного золотистыми цветами; немного выше несколько искривленных старостью оливковых деревьев вздымали вверх белесые кроны, сверкавшие серебром в лучах закатного солнца. Ларок и двое матросов перелезли через правый фальшборт, легко спрыгнули на застывшие в горизонтальном положении весла и, перебравшись по ним на прибрежные скалы, принялись крепить канатами нос и корму судна.
Оставалось назначить дозорного, и Сакр аль-Бар, выбрав Ларока, послал его на вершину холма, откуда хорошо просматривались прибрежные воды.
Медленно прохаживаясь с Марзаком по юту, паша предавался воспоминаниям о тех далеких днях, когда он простым матросом бороздил море и не раз заходил в эту бухту, скрываясь от преследования или устраивая засаду. Во всем Средиземном море, говорил он, трудно найти такую удобную бухту. Она служила надежным убежищем в случае опасности и лучшим укрытием для того, чтобы подстеречь добычу. Паша вспомнил, как однажды скрывался здесь с целой флотилией из шести галер под командованием грозного Драгут-рейса note 31, а на трех судах генуэзского адмирала Дориа note 32, величественно проплывавших мимо, никто даже не заподозрил об их близости.
Марзак слушал отца без особого интереса. Его мысли были заняты Сакр аль-Баром, который уже часа два задумчиво ходил неподалеку от корзины, отчего подозрения Марзака разгорелись пуще прежнего. Не в силах более сдерживать кипевшие в нем чувства, юноша прервал поток воспоминаний паши.
— Хвала Аллаху, — сказал он, — что ты, о отец мой, возглавляешь наше плавание, иначе достоинства бухты могли бы остаться незамеченными.
— Ты не прав, — возразил Асад, — Сакр аль-Бар знает о них не хуже меня. Прежде он уже пользовался преимуществами этой позиции. Он-то и предложил поджидать «испанца» именно здесь.
— Если бы тебя не было рядом, то вряд ли испанское судно особенно интересовало его. У Сакр аль-Бара совсем другое на уме. Посмотри, как он задумчив. И так все плавание. Он похож на человека, который попал в западню и отчаялся из нее выбраться. Он чего-то боится. Прошу тебя, понаблюдай за ним.
— Да простит тебя Аллах. — И паша недовольно покачал головой. — Неужто твое воображение всегда будет питаться одной лишь злобой? Но здесь нет твоей вины, во всем виновата твоя мать-сицилийка, молоком своим вскормившая твою враждебность. Не ее ли злокозненная хитрость заставила меня принять участие в этом походе?
— Как видно, ты забыл прошлую ночь и франкскую невольницу, — заметил Марзак.
— Нет, я не забыл ни того, ни другого. Но не забыл я и о том, что если Аллах возвысил меня и сделал пашой Алжира, то он ждет от меня справедливости в решениях и поступках. Последуй моему совету, Марзак, забудь о вражде с Сакр аль-Баром. Завтра ты увидишь его в бою и уже не посмеешь говорить о нем дурно. Помирись с ним и дай мне узреть, что вы не враги друг другу.
Паша окликнул Сакр аль-Бара, и тот, повинуясь приказу своего повелителя, быстро направился к трапу. Марзак нахмурился; у него не было ни малейшего желания протягивать оливковую ветвь тому, кто собирался лишить его законных прав. Однако когда корсар поднялся на ют, Марзак первым обратился к нему:
— Мысли о предстоящей схватке, кажется, смущают тебя, о пес войны?
— По-твоему, я смущен, о щенок мира?
— Похоже, что да. Твоя задумчивость.., рассеянность…
— По-твоему, говорят о смущении?
— А о чем же еще?
Сакр аль-Бар рассмеялся.
— Теперь тебе остается сказать, что я боюсь. Но я бы посоветовал тебе немного подождать и понюхать пороха и крови — тогда ты узнаешь, что такое страх.
Их легкая перепалка привлекла внимание слонявшихся неподалеку офицеров Асада. Бискайн и трое других подошли поближе и, встав за спиной паши, с таким же удивлением, как и он, посмотрели на спорящих.
— В самом деле, — проговорил Асад, кладя руку на плечо сына, — Сакр аль-Бар дал тебе здравый совет. Не спеши, мальчик, и прежде чем судить, легко ли смутить его, подожди, пока вместе с ним не ступишь на палубу неверных.
Марзак раздраженно смахнул с плеча узловатую руку старика.
— И ты, о отец мой, упрекаешь меня за неопытность, в которой повинна моя молодость? Но, — добавил он, осененный коварной мыслью, — ты никак не можешь упрекнуть меня в неумении обращаться с оружием.
— Расступитесь, — добродушно усмехнулся Сакр аль-Бар, — сейчас он покажет нам чудеса.
Марзак зло посмотрел на Сакр аль-Бара.
— Дай мне арбалет, — резко сказал он и с поразившим всех бахвальством добавил:
— Я покажу тебе, как надо стрелять.
— Ты покажешь ему? — громко переспросил Асад. — Ты.., ему?!
И паша разразился смехом.
— Не спеши судить, о отец мой, — с холодным достоинством произнес Марзак.
— Мальчик, ты лишился рассудка! Да стрела Сакр аль-Бара сразит ласточку в полете!
— Возможно, это всего-навсего хвастовство, — возразил Марзак.
— А чем можешь похвастаться ты? — спросил корсар. — Что с этого расстояния попадешь в остров Ферментера?
— Ты осмеливаешься насмехаться надо мною? — заносчиво проговорил Марзак.
— Разве для этого нужна смелость? — поинтересовался Сакр аль-Бар.
— Клянусь Аллахом, я проучу тебя!
— Смиренно жду урока.
— И ты получишь его, — последовал злобный ответ.
Марзак подошел к перилам:
— Эй, Виджителло! Арбалет мне и Сакр аль-Бару!
Виджителло бросился исполнять приказание. Асад покачал головой и снова рассмеялся.
— Если бы закон Пророка не запрещал биться об заклад… — начал было паша, но Марзак прервал его:
— Я уже предложил ставку.
— И твой кошелек, — пошутил Сакр аль-Бар, — скоро будет так же пуст, как и твоя голова.
Марзак, ухмыляясь, посмотрел на корсара, затем выхватил из рук Виджителло арбалет и вставил в него стрелу. Только теперь Сакр аль-Бар разгадал коварный замысел, ради которого была разыграна эта нелепая комедия.
— Посмотри, — юноша показал на корзину у грот-мачты, — вон на той корзине есть пятнышко размером с мой зрачок. Правда, тебе придется поднапрячь глаза, чтобы разглядеть его. Так вот, ты увидишь, как моя стрела попадет прямо в него. Ну а ты на какой мишени собираешься доказать, что стреляешь лучше меня?
Пристально глядя на Сакр аль-Бара, Марзак увидел, как внезапная бледность разлилась по его лицу. Однако корсар мгновенно взял себя в руки. Он так искренно и беззаботно рассмеялся, что Марзак усомнился, не была ли бледность Сакр аль-Бара плодом его собственного воображения.
— Ах, Марзак! Ты выбрал мишень, которую никто не видит, и попадет в нее твоя стрела или нет, ты все равно скажешь, что попал. Это старый фокус, о Марзак. Показывай его женщинам.
— В таком случае, — согласился Марзак, — мы выберем веревку, которой перевязана корзина. Она достаточно тонка.
Юноша прицелился, но Сакр аль-Бар схватил его за руку.
— Подожди, — сказал он. — Тебе придется выбрать другую цель. На то есть несколько причин. Во-первых, я не допущу, чтобы твоя стрела попала в кого-нибудь из моих гребцов и, чего доброго, убила его. Все они отборные рабы, которыми я не могу рисковать. Во-вторых, до твоей цели не больше десяти шагов. Это детское испытание, в чем, видимо, и кроется причина твоего выбора.
Марзак опустил арбалет, и Сакр аль-Бар разжал руку. Они посмотрели друг на друга. Корсар безупречно владел собой, на его губах играла небрежная улыбка, а на смуглом бородатом лице и в светлых жестких глазах не было и следа ужаса, царившего в его душе.
Сакр аль-Бар показал на оливковое дерево на склоне холма, шагах в ста от галеаса.
— Вот, — сказал он, — мишень, достойная мужчины. Попробуй попасть в ту длинную ветку.
Асад и офицеры одобрили выбор корсара.
— Эта мишень действительно достойна мужчины, — заявил Асад. — Конечно, если он — меткий стрелок.
Но Марзак с напускным презрением пожал плечами.
— Я знал, что он откажется от моего предложения, — усмехнулся он. — Ну а эта ветка слишком большая. Отсюда в нее может попасть и ребенок.
— Коль ребенок может попасть в нее, тебе тем более стыдно промахнуться, — возразил Сакр аль-Бар. Теперь он стоял, заслоняя собой корзину от Марзака. — Посмотрим, о Марзак, как ты попадешь в эту ветку.
С этими словами он поднял арбалет и, почти не целясь, выстрелил. Стрела взвилась в воздух и вонзилась в ветку.
Аплодисменты и возгласы восхищения, встретившие меткий выстрел Сакр аль-Бара, привлекли внимание всей команды.
Марзак поджал губы: он понял, что его перехитрили, и теперь ему волей-неволей придется стрелять в ту же цель. Он нисколько не сомневался, что проиграет и станет всеобщим посмешищем, так и не осуществив своего замысла.
— Клянусь Кораном, о Марзак, — заявил Бискайн, — тебе потребуется вся твоя сноровка, чтобы не отстать от Сакр аль-Бара.
— Не я выбирал эту мишень, — угрюмо ответил Марзак.
— Но ты сам вызвал Сакр аль-Бара на состязание, — напомнил ему отец. — Поэтому выбор принадлежит ему. Он выбрал цель, достойную мужчины, и, клянусь бородой Пророка, показал нам выстрел, достойный мужчины.
С какой радостью Марзак бросил бы арбалет и отказался от избранного им способа разузнать о содержимом пальмовой корзины. Он поднял арбалет и стал не спеша прицеливаться.
— Не попади в дозорного на вершине холма.
Шутливое замечание Сакр аль-Бара вызвало смешки окружающих. Взбешенный Марзак выстрелил. Тетива загудела, стрела взмыла вверх и вонзилась в землю ярдах в двенадцати от дерева.
Так как проигравший был сыном паши, никто не посмел открыто рассмеяться, кроме его отца и Сакр аль-Бара. Но ни один из свидетелей состязания даже не попытался скрыть презрительной усмешки, которой всегда награждают зарвавшегося хвастуна.
— Теперь ты видишь, — с грустной улыбкой сказал Асад, — что значит похваляться перед Сакр аль-Баром.
— Я возражал против этой мишени, — с горечью ответил юноша. — Ты рассердил меня, и я не сумел как следует прицелиться.
Сочтя дело законченным, Сакр аль-Бар отошел к правому фальшборту. Марзак не сводил с него глаз.
— Но я готов потягаться с ним в стрельбе по корзине, — неожиданно объявил он и, вставив в арбалет стрелу, прицелился. — Смотри!
Не думая о последствиях, Сакр аль-Бар с быстротой мысли направил на Марзака свой арбалет.
— Остановись! — проревел он. — Только выстрели, и я тут же продырявлю тебе горло! Я еще ни разу не промахнулся!
На юте все вздрогнули от изумления и, онемев от неожиданности, уставились на Сакр аль-Бара, который стоял у фальшборта с побелевшим лицом, пылающими глазами и держал в руках арбалет, в любую секунду готовый выпустить смертоносную стрелу.
Марзак с ненавистью улыбнулся и опустил руки. Он достиг желанной цели: вынудил врага выдать себя с головой.
Голос Асада нарушил гнетущую тишину:
— О Аллах! Что это значит? Ты, кажется, обезумел, Сакр аль-Бар?
— Конечно, обезумел, — подхватил Марзак. — Обезумел от страха.
Он отступил в сторону и на всякий случай спрятался за Бискайном.
— Спроси, что он прячет в корзине, о отец мой.
— Действительно, что? Во имя Аллаха, отвечай! — потребовал паша.
Корсар опустил арбалет. Он вновь овладел собой.
— Я везу в ней ценный груз и не потерплю, чтобы его изрешетили стрелами по капризу какого-то мальчишки.
— Ценный груз? — хрипло повторил Асад. — Воистину, он должен дорого стоить, раз ты ценишь его выше жизни моего сына. Дай-ка нам взглянуть на этот ценный груз. — И громко приказал собравшимся на шкафуте:
— Откройте корзину!
Сакр аль-Бар одним прыжком подскочил к паше и коснулся его руки.
— Остановись, господин мой, — с угрозой попросил корсар. — Вспомни, ведь это моя корзина. То, что в ней находится, принадлежит мне, и никто не имеет права…
— Ты смеешь говорить о правах мне, твоему повелителю? — В голосе паши клокотало бешенство. — Откройте корзину, говорю я!
На шкафуте бросились исполнять приказ Асада. Веревки были перерезаны, и передняя стенка корзины упала вниз. Все, кто стоял рядом, ахнули от изумления. Ожидая неизбежного, Сакр аль-Бар окаменел.
— Ну что? Что вы там нашли? — повелительно спросил Асад.
Матросы молча повернули корзину, и взглядам собравшихся на юте предстала Розамунда Годолфин. Сакр аль-Бар, выйдя из оцепенения и не думая ни о чем и ни о ком, кроме Розамунды, бросился вниз по трапу, помог ей выбраться из корзины и, оттолкнув стоявших рядом матросов, встал рядом.
Ветер уже стихал, и пришлось перейти на весла, что в любом случае пришлось бы сделать, когда судно, миновав горловину бухты, войдет в тихую, безветренную лагуну.
Сакр аль-Бар в свою очередь возвысил голос, и появились Виджителло и Ларок.
Виджителло свистком поднял на ноги помощников, и они побежали по проходу, понукая гребцов. Джаспер с полудюжиной матросов принялся убирать паруса, которые вяло полоскались под слабеющими вздохами ветра. Сакр аль-Бар приказал опустить весла на воду, и свисток Виджителло издал второй, более протяжный звук. Весла пошли вниз, рабы напряглись, и галеас, рассекая водную гладь, медленно двинулся вперед под ритмичные удары тамтама, которыми помощник боцмана, сидевший на шкафуте, задавал такт. Сакр аль-Бар громко давал указания кормщикам, стоявшим по обоим бортам на корме.
Прежде чем стать на якорь, Сакр аль-Бар, следуя железному правилу пиратов, развернул судно, чтобы при первой необходимости выйти в открытое море. Наконец они причалили к каменистым уступам пологого склона. Дикие козы, щипавшие траву на вершине холма, были единственными живыми существами в этом пустынном месте. Подножие холма поросло кустами ракитника, усыпанного золотистыми цветами; немного выше несколько искривленных старостью оливковых деревьев вздымали вверх белесые кроны, сверкавшие серебром в лучах закатного солнца. Ларок и двое матросов перелезли через правый фальшборт, легко спрыгнули на застывшие в горизонтальном положении весла и, перебравшись по ним на прибрежные скалы, принялись крепить канатами нос и корму судна.
Оставалось назначить дозорного, и Сакр аль-Бар, выбрав Ларока, послал его на вершину холма, откуда хорошо просматривались прибрежные воды.
Медленно прохаживаясь с Марзаком по юту, паша предавался воспоминаниям о тех далеких днях, когда он простым матросом бороздил море и не раз заходил в эту бухту, скрываясь от преследования или устраивая засаду. Во всем Средиземном море, говорил он, трудно найти такую удобную бухту. Она служила надежным убежищем в случае опасности и лучшим укрытием для того, чтобы подстеречь добычу. Паша вспомнил, как однажды скрывался здесь с целой флотилией из шести галер под командованием грозного Драгут-рейса note 31, а на трех судах генуэзского адмирала Дориа note 32, величественно проплывавших мимо, никто даже не заподозрил об их близости.
Марзак слушал отца без особого интереса. Его мысли были заняты Сакр аль-Баром, который уже часа два задумчиво ходил неподалеку от корзины, отчего подозрения Марзака разгорелись пуще прежнего. Не в силах более сдерживать кипевшие в нем чувства, юноша прервал поток воспоминаний паши.
— Хвала Аллаху, — сказал он, — что ты, о отец мой, возглавляешь наше плавание, иначе достоинства бухты могли бы остаться незамеченными.
— Ты не прав, — возразил Асад, — Сакр аль-Бар знает о них не хуже меня. Прежде он уже пользовался преимуществами этой позиции. Он-то и предложил поджидать «испанца» именно здесь.
— Если бы тебя не было рядом, то вряд ли испанское судно особенно интересовало его. У Сакр аль-Бара совсем другое на уме. Посмотри, как он задумчив. И так все плавание. Он похож на человека, который попал в западню и отчаялся из нее выбраться. Он чего-то боится. Прошу тебя, понаблюдай за ним.
— Да простит тебя Аллах. — И паша недовольно покачал головой. — Неужто твое воображение всегда будет питаться одной лишь злобой? Но здесь нет твоей вины, во всем виновата твоя мать-сицилийка, молоком своим вскормившая твою враждебность. Не ее ли злокозненная хитрость заставила меня принять участие в этом походе?
— Как видно, ты забыл прошлую ночь и франкскую невольницу, — заметил Марзак.
— Нет, я не забыл ни того, ни другого. Но не забыл я и о том, что если Аллах возвысил меня и сделал пашой Алжира, то он ждет от меня справедливости в решениях и поступках. Последуй моему совету, Марзак, забудь о вражде с Сакр аль-Баром. Завтра ты увидишь его в бою и уже не посмеешь говорить о нем дурно. Помирись с ним и дай мне узреть, что вы не враги друг другу.
Паша окликнул Сакр аль-Бара, и тот, повинуясь приказу своего повелителя, быстро направился к трапу. Марзак нахмурился; у него не было ни малейшего желания протягивать оливковую ветвь тому, кто собирался лишить его законных прав. Однако когда корсар поднялся на ют, Марзак первым обратился к нему:
— Мысли о предстоящей схватке, кажется, смущают тебя, о пес войны?
— По-твоему, я смущен, о щенок мира?
— Похоже, что да. Твоя задумчивость.., рассеянность…
— По-твоему, говорят о смущении?
— А о чем же еще?
Сакр аль-Бар рассмеялся.
— Теперь тебе остается сказать, что я боюсь. Но я бы посоветовал тебе немного подождать и понюхать пороха и крови — тогда ты узнаешь, что такое страх.
Их легкая перепалка привлекла внимание слонявшихся неподалеку офицеров Асада. Бискайн и трое других подошли поближе и, встав за спиной паши, с таким же удивлением, как и он, посмотрели на спорящих.
— В самом деле, — проговорил Асад, кладя руку на плечо сына, — Сакр аль-Бар дал тебе здравый совет. Не спеши, мальчик, и прежде чем судить, легко ли смутить его, подожди, пока вместе с ним не ступишь на палубу неверных.
Марзак раздраженно смахнул с плеча узловатую руку старика.
— И ты, о отец мой, упрекаешь меня за неопытность, в которой повинна моя молодость? Но, — добавил он, осененный коварной мыслью, — ты никак не можешь упрекнуть меня в неумении обращаться с оружием.
— Расступитесь, — добродушно усмехнулся Сакр аль-Бар, — сейчас он покажет нам чудеса.
Марзак зло посмотрел на Сакр аль-Бара.
— Дай мне арбалет, — резко сказал он и с поразившим всех бахвальством добавил:
— Я покажу тебе, как надо стрелять.
— Ты покажешь ему? — громко переспросил Асад. — Ты.., ему?!
И паша разразился смехом.
— Не спеши судить, о отец мой, — с холодным достоинством произнес Марзак.
— Мальчик, ты лишился рассудка! Да стрела Сакр аль-Бара сразит ласточку в полете!
— Возможно, это всего-навсего хвастовство, — возразил Марзак.
— А чем можешь похвастаться ты? — спросил корсар. — Что с этого расстояния попадешь в остров Ферментера?
— Ты осмеливаешься насмехаться надо мною? — заносчиво проговорил Марзак.
— Разве для этого нужна смелость? — поинтересовался Сакр аль-Бар.
— Клянусь Аллахом, я проучу тебя!
— Смиренно жду урока.
— И ты получишь его, — последовал злобный ответ.
Марзак подошел к перилам:
— Эй, Виджителло! Арбалет мне и Сакр аль-Бару!
Виджителло бросился исполнять приказание. Асад покачал головой и снова рассмеялся.
— Если бы закон Пророка не запрещал биться об заклад… — начал было паша, но Марзак прервал его:
— Я уже предложил ставку.
— И твой кошелек, — пошутил Сакр аль-Бар, — скоро будет так же пуст, как и твоя голова.
Марзак, ухмыляясь, посмотрел на корсара, затем выхватил из рук Виджителло арбалет и вставил в него стрелу. Только теперь Сакр аль-Бар разгадал коварный замысел, ради которого была разыграна эта нелепая комедия.
— Посмотри, — юноша показал на корзину у грот-мачты, — вон на той корзине есть пятнышко размером с мой зрачок. Правда, тебе придется поднапрячь глаза, чтобы разглядеть его. Так вот, ты увидишь, как моя стрела попадет прямо в него. Ну а ты на какой мишени собираешься доказать, что стреляешь лучше меня?
Пристально глядя на Сакр аль-Бара, Марзак увидел, как внезапная бледность разлилась по его лицу. Однако корсар мгновенно взял себя в руки. Он так искренно и беззаботно рассмеялся, что Марзак усомнился, не была ли бледность Сакр аль-Бара плодом его собственного воображения.
— Ах, Марзак! Ты выбрал мишень, которую никто не видит, и попадет в нее твоя стрела или нет, ты все равно скажешь, что попал. Это старый фокус, о Марзак. Показывай его женщинам.
— В таком случае, — согласился Марзак, — мы выберем веревку, которой перевязана корзина. Она достаточно тонка.
Юноша прицелился, но Сакр аль-Бар схватил его за руку.
— Подожди, — сказал он. — Тебе придется выбрать другую цель. На то есть несколько причин. Во-первых, я не допущу, чтобы твоя стрела попала в кого-нибудь из моих гребцов и, чего доброго, убила его. Все они отборные рабы, которыми я не могу рисковать. Во-вторых, до твоей цели не больше десяти шагов. Это детское испытание, в чем, видимо, и кроется причина твоего выбора.
Марзак опустил арбалет, и Сакр аль-Бар разжал руку. Они посмотрели друг на друга. Корсар безупречно владел собой, на его губах играла небрежная улыбка, а на смуглом бородатом лице и в светлых жестких глазах не было и следа ужаса, царившего в его душе.
Сакр аль-Бар показал на оливковое дерево на склоне холма, шагах в ста от галеаса.
— Вот, — сказал он, — мишень, достойная мужчины. Попробуй попасть в ту длинную ветку.
Асад и офицеры одобрили выбор корсара.
— Эта мишень действительно достойна мужчины, — заявил Асад. — Конечно, если он — меткий стрелок.
Но Марзак с напускным презрением пожал плечами.
— Я знал, что он откажется от моего предложения, — усмехнулся он. — Ну а эта ветка слишком большая. Отсюда в нее может попасть и ребенок.
— Коль ребенок может попасть в нее, тебе тем более стыдно промахнуться, — возразил Сакр аль-Бар. Теперь он стоял, заслоняя собой корзину от Марзака. — Посмотрим, о Марзак, как ты попадешь в эту ветку.
С этими словами он поднял арбалет и, почти не целясь, выстрелил. Стрела взвилась в воздух и вонзилась в ветку.
Аплодисменты и возгласы восхищения, встретившие меткий выстрел Сакр аль-Бара, привлекли внимание всей команды.
Марзак поджал губы: он понял, что его перехитрили, и теперь ему волей-неволей придется стрелять в ту же цель. Он нисколько не сомневался, что проиграет и станет всеобщим посмешищем, так и не осуществив своего замысла.
— Клянусь Кораном, о Марзак, — заявил Бискайн, — тебе потребуется вся твоя сноровка, чтобы не отстать от Сакр аль-Бара.
— Не я выбирал эту мишень, — угрюмо ответил Марзак.
— Но ты сам вызвал Сакр аль-Бара на состязание, — напомнил ему отец. — Поэтому выбор принадлежит ему. Он выбрал цель, достойную мужчины, и, клянусь бородой Пророка, показал нам выстрел, достойный мужчины.
С какой радостью Марзак бросил бы арбалет и отказался от избранного им способа разузнать о содержимом пальмовой корзины. Он поднял арбалет и стал не спеша прицеливаться.
— Не попади в дозорного на вершине холма.
Шутливое замечание Сакр аль-Бара вызвало смешки окружающих. Взбешенный Марзак выстрелил. Тетива загудела, стрела взмыла вверх и вонзилась в землю ярдах в двенадцати от дерева.
Так как проигравший был сыном паши, никто не посмел открыто рассмеяться, кроме его отца и Сакр аль-Бара. Но ни один из свидетелей состязания даже не попытался скрыть презрительной усмешки, которой всегда награждают зарвавшегося хвастуна.
— Теперь ты видишь, — с грустной улыбкой сказал Асад, — что значит похваляться перед Сакр аль-Баром.
— Я возражал против этой мишени, — с горечью ответил юноша. — Ты рассердил меня, и я не сумел как следует прицелиться.
Сочтя дело законченным, Сакр аль-Бар отошел к правому фальшборту. Марзак не сводил с него глаз.
— Но я готов потягаться с ним в стрельбе по корзине, — неожиданно объявил он и, вставив в арбалет стрелу, прицелился. — Смотри!
Не думая о последствиях, Сакр аль-Бар с быстротой мысли направил на Марзака свой арбалет.
— Остановись! — проревел он. — Только выстрели, и я тут же продырявлю тебе горло! Я еще ни разу не промахнулся!
На юте все вздрогнули от изумления и, онемев от неожиданности, уставились на Сакр аль-Бара, который стоял у фальшборта с побелевшим лицом, пылающими глазами и держал в руках арбалет, в любую секунду готовый выпустить смертоносную стрелу.
Марзак с ненавистью улыбнулся и опустил руки. Он достиг желанной цели: вынудил врага выдать себя с головой.
Голос Асада нарушил гнетущую тишину:
— О Аллах! Что это значит? Ты, кажется, обезумел, Сакр аль-Бар?
— Конечно, обезумел, — подхватил Марзак. — Обезумел от страха.
Он отступил в сторону и на всякий случай спрятался за Бискайном.
— Спроси, что он прячет в корзине, о отец мой.
— Действительно, что? Во имя Аллаха, отвечай! — потребовал паша.
Корсар опустил арбалет. Он вновь овладел собой.
— Я везу в ней ценный груз и не потерплю, чтобы его изрешетили стрелами по капризу какого-то мальчишки.
— Ценный груз? — хрипло повторил Асад. — Воистину, он должен дорого стоить, раз ты ценишь его выше жизни моего сына. Дай-ка нам взглянуть на этот ценный груз. — И громко приказал собравшимся на шкафуте:
— Откройте корзину!
Сакр аль-Бар одним прыжком подскочил к паше и коснулся его руки.
— Остановись, господин мой, — с угрозой попросил корсар. — Вспомни, ведь это моя корзина. То, что в ней находится, принадлежит мне, и никто не имеет права…
— Ты смеешь говорить о правах мне, твоему повелителю? — В голосе паши клокотало бешенство. — Откройте корзину, говорю я!
На шкафуте бросились исполнять приказ Асада. Веревки были перерезаны, и передняя стенка корзины упала вниз. Все, кто стоял рядом, ахнули от изумления. Ожидая неизбежного, Сакр аль-Бар окаменел.
— Ну что? Что вы там нашли? — повелительно спросил Асад.
Матросы молча повернули корзину, и взглядам собравшихся на юте предстала Розамунда Годолфин. Сакр аль-Бар, выйдя из оцепенения и не думая ни о чем и ни о ком, кроме Розамунды, бросился вниз по трапу, помог ей выбраться из корзины и, оттолкнув стоявших рядом матросов, встал рядом.
Глава 17. ОБМАНУТЫЙ
Некоторое время Асад стоял, онемев от изумления и не веря своим глазам. Когда он собрался с мыслями и окончательно понял, что Сакр аль-Бар, которому он доверял, как самому себе, обманул его, то гнев, ненадолго уступивший место удивлению, пробудился в нем с новой силой. Асад ворчал на Фензиле, отмахивался от Марзака, когда те советовали ему не слишком доверять своему любимцу. Если иногда он и был готов поддаться их уговорам, то рано или поздно все равно приходил к заключению, что ими движет ненависть к Сакр аль-Бару. И вот теперь он убедился, что они не ошибались, тогда как ему — жалкому, слепому простаку — только сообразительность Марзака помогла прозреть и увидеть все в истинном свете.
В сопровождении Марзака, Бискайна и троих офицеров паша медленно спустился с юта и направился к шкафуту. Там он остановился, и его темные старческие глаза вспыхнули под нависшими бровями.
В сопровождении Марзака, Бискайна и троих офицеров паша медленно спустился с юта и направился к шкафуту. Там он остановился, и его темные старческие глаза вспыхнули под нависшими бровями.