Затем он провел еще одну, жирную стрелку, указывающую вниз, и под ней нарисовал стопку бумаг и небольшой предмет, напоминавший пейджер, благо точно такой же лежал у генерала в кармане пиджака.
   — Как этот Гарин распорядится документами Ильина? Вот что меня больше всего интересует, — задумчиво сказал Карлов.
   Действительно, этот вопрос представлялся ему самым главным. Ситуация могла окончательно выйти из-под контроля в любую минуту. Испуганный и затравленный доктор мог ринуться к журналистам, причем западным, и тогда пиши пропало! Операция закончена, а Карлова ждал пистолет с одним патроном.
   Когда-то давно — так давно, что Карлов уже и не верил в реальность того времени, — инструктор на спецкурсе в Высшей школе КГБ учил их правильно стреляться.
   «Полностью сосредоточьтесь на предстоящем поступке. Представьте себя продолжением пистолетного ствола. Не ищите сердце: рука может дрогнуть, и пуля пройдет мимо. Не стреляйтесь в висок: в последний миг инстинкт заставит вас вывернуть кисть, и пуля выйдет через глаз. В таком состоянии человек может жить и давать показания, а при современной технике форсированного допроса тайн не существует. Выложите все! Стреляться надо в рот. Откройте его пошире и продвиньте ствол как можно глубже, до появления легкого рвотного рефлекса. Вдохните носом воздух и медленно давите большим пальцем на пусковой крючок. Ни в коем случае не дергайте резко — прострелите подбородок или щеку. Медленно… Медленно…»
   Тогда речь инструктора произвела на Карлова неизгладимое впечатление. Конечно, Карлов не думал, что инструктор сам проделывал что-то подобное, но он наверняка видел, как это делается. И, может быть, даже помогал.
   С годами эти воспоминания как-то сгладились и притупились. Но операции, которыми довелось руководить Карлову, не позволяли ни на минуту забывать о существовании этого полезного навыка.
   И сейчас, если им не удастся взять Гарина и найти документы… Он был готов за все ответить.
   Референту, конечно, не придется попробовать пороховые газы на вкус, для него все закончится жестокой поркой… и должностью начальника первого отдела на резиновом заводе где-нибудь в Зажопинске.
   Карлов улыбнулся и посмотрел на часы. Ровно пять.
   — В течение ближайших семи часов мы должны его взять, — сказал он. — Иначе… Мы пожалеем об этом.
   Генерал взял кружку с кофе и поставил ее на рисунок так, что донышко полностью скрыло две бегущие фигурки. Затем он поднял кружку, вокруг фигурок остался коричневый ободок, замыкавший их в сплошное кольцо.
   — Вот так, — сказал Карлов. — Мы должны их взять.
 
   Они поднялись в отделение, на второй этаж, и Кашинцев понял, что снимать скафандр пока рано. Палаты, точно так же, как и боксы на первом этаже, были заполнены больными.
   При мысли о том, что никто из этих людей больше не выйдет отсюда живым, Кашинцева начала бить дрожь. «Царство смерти! — думал он. — Жуткой и бессмысленной! Все эти люди скоро умрут… Сколько им осталось? Сутки? Двенадцать часов? Шесть?» Куратор заметил его нарастающую панику и сильно хлопнул Кашинцева по спине. Игорь пришел в себя и с благодарностью посмотрел на Валерия Алексеевича.
   Тот знаком показал: «Вперед!», и они двинулись по коридору, читая надписи на дверях. Наконец им попалась табличка: «Заведующий 4-м отделением Островский В. Н.»
   Кашинцев пригляделся — дверь была открыта. Собственно, она и не закрывалась: замок был вырван «с мясом». Кашинцев замешкался на пороге, и куратор, оттеснив его в сторону, вошел первым.
   — Ого! — не мог сдержать он удивленный возглас.
   В комнате был настоящий погром. На полу — начавшая подсыхать лужа, среди темно-зеленых водорослей — блестки золотых рыбок, похожие на фантики от конфет. В луже валялся утюг, шнур от него тянулся к розетке.
   Кашинцев подошел ближе. Утюг щелкнул, и загорелась контрольная лампочка; от его подошвы стал подниматься легкий парок.
   Игорь нагнулся, вытащил вилку из розетки и поставил утюг вертикально. Валерий Алексеевич неожиданно коснулся его плеча.
   — Что? — испуганно спросил вздрогнувший Кашинцев.
   Куратор показал на аккуратные дырочки в двери. Снаружи они их не заметили, но изнутри круглые отверстия были видны особенно четко.
   — Что это?
   Куратор выставил сложенные указательный и средний пальцы правой руки и сделал вид, что целится, а потом поднес их к губам. Точнее, к стеклу скафандра. Кашинцев понял, что ему лучше молчать. Он согласно кивнул.
   Валерий Алексеевич стал рыться в вещах, лежавших на столе. Его внимание привлекла толстая телефонная книжка в коричневом дерматиновом переплете. Руки, затянутые толстой резиной, с трудом перелистывали слипшиеся страницы. Ему потребовалась почти минута, чтобы открыть записи на букву «Г». С досадой покачав головой, он ткнул пальцем в строчку: Гарин. Далее следовал семизначный номер и в скобочках — «дом».
   Игорь в ответ сделал удивленное лицо и развел руками: «Ну и что?»
   — Мобильного нет, — пояснил куратор.
   Он цепким («профессиональным» — отметил про себя Кашинцев) взглядом осмотрел кабинет и, видимо решив, что здесь им больше делать нечего, положил книжку на место и подтолкнул Игоря к выходу.
   Кашинцев собрал пальцы в щепоть и сделал жест, будто что-то пишет. Куратор улыбнулся и коснулся стекла шлема.
   «Ах, ну да! — сообразил Кашинцев. — Он все запомнил!»
   Они вышли из ординаторской и вернулись на первый этаж.
   Холл рядом с выходом на улицу был превращен в дезинфекционную. С потолка свисали полотнища толстого непрозрачного полиэтилена, разделяя помещение на множество отсеков.
   Человек в защитном костюме, увидев их, включил портативный компрессор. Заборные трубки тянулись от компрессора к большому блестящему баку из нержавеющей стали. Человек тщательно обработал их скафандры, потом махнул рукой, показывая, куда идти дальше.
   Перед вешалкой со множеством плечиков мужчины с наслаждением стянули защитные костюмы.
   — Куда мы теперь? — спросил Игорь, вешая свой скафандр.
   — Посмотрим, — уклончиво ответил куратор.
   На выходе им вручили целую пачку специальных масок, плотно облегавших лицо, и бутылочку с дезинфектантом. Валерий Алексеевич показал удостоверение прапорщику с автоматом, расписался в журнале, и они вышли на улицу, где их по-прежнему ожидала черная «Волга».
 
   За несколько метров до машины, Кашинцев остановился, достал пачку «Мальборо» и с наслаждением закурил.
   — Черт! Как это все, а? — он растерянно развел руками. Несовершенство окружающего мира удручало его. — И что вы собираетесь делать дальше?
   — Банальный набор оперативно-розыскных мероприятий, — ответил куратор. — Есть задача — найти Гарина, чтобы прояснить некоторые моменты, касающиеся эпидемии. Значит, мы его найдем.
   — Ну, конечно. Ни на минуту не сомневаюсь. Учитывая возможности вашей организации!
   Голос Кашинцева звучал язвительно.
   — Вот тут вы ошибаетесь, — поправил его Валерий Алексеевич. — Возможности своей организации я как раз использовать не могу. Поиск Гарина не входит в круг моих задач. Тем более, что его и так уже ищут.
   — Кто?
   — Все та же организация.
   — Зачем?
   — Зачем? — куратор потер запястья. Резиновые перчатки защитного комбинезона туго обтягивали руки, раздражая кожу, и теперь запястья сильно чесались. — Как по-вашему, что означает «первый случай заболевания»?
   — Ну… Не знаю. Первый, он и есть первый.
   — Вирус же не мог возникнуть из воздуха. Его кто-то принес.
   Кашинцева осенило.
   — Вы хотите сказать, что он?..
   — Возможно, покойный Ремизов кое-что знал об этом. Скорее всего, он являлся носителем не только вируса, но еще и информации. Иначе зачем потребовалось заметать следы? Убирать тех, кто был с ним в контакте? Ведь не для того, чтобы остановить эпидемию?
   — Да, — согласился Кашинцев, — вы правы. А как вы вообще про него узнали?
   Куратор пожал плечами.
   — Кто-то посчитал, что можно поделиться этими сведениями с нами. Большой опасности не было: Ремизов к тому моменту был уже мертв. Но, наверное, все пошло немного не так, как предполагалось. И теперь за Гариным идет охота.
   — А смысл?
   — Скрыть те факты, которые мы так хотим узнать. По сути, вопрос сводится к тому, кто его раньше найдет: мы или они.
   Внезапно перед Кашинцевым предстала вся картина — пока без подробностей, но основные причинно-следственные связи вырисовывались довольно четко.
   — Валерий Алексеевич! Значит… Мы кому-то переходим дорогу?
   — Скажем так, мы собираемся совершить некоторые несанкционированные действия. Потому что считаем их целесообразными.
   — И чем нам это грозит?
   — Не напрягайте попусту фантазию. Давайте думать о них, — куратор показал на корпуса больницы. — Отсидеться все равно не удастся. А-Эр-Си пойдет до конца, ни перед чем не останавливаясь. А вы? Готовы пойти до конца?
   Кашинцев не мог сдержать ехидного замечания.
   — Хотите, угадаю? Ваш любимый фильм — про супермена? Да? Потому что он постоянно спасает мир?
   Впервые он увидел, как Валерий Алексеевич улыбается.
   — Пусть про супермена. Но ведь такой шанс выпадает не каждому, не так ли?
   — Точно. Было бы глупо его упускать.
   — Значит — надо найти Гарина.
   — Конечно. Путь в тысячу лье начинается с первого шага.
   Куратор нагнулся над пассажирским стеклом автомобиля. Водитель, разложив сиденье и задраив все окна, мирно посапывал в ожидании пассажиров.
   — Не стоит его будить, — сказал куратор. — Видите, вон там, на углу — телефонная будка?
   — Да. И что?
   — Пойдемте, позвоним.
   Кашинцев посмотрел: на углу дома, расположенного на пересечении Волоколамского шоссе и улицы Габричевского, стояли две телефонные будки.
   — Что, у вас нет мобильного? — спросил Игорь.
   — Мне придется его отключить. По мобильному легко проследить передвижения абонента. Это может нам помешать.
   — А-а-а… Ну, пойдемте.
   Они еще раз посмотрели на водителя, спавшего в машине. «По крайней мере, ему не поручали следить за мной, — подумал куратор, нащупывая в кармане пластиковую карточку МГТС. — Это хорошо».
   Кашинцев вспомнил, что он с утра ничего не ел, и остановился перед киоском «Мороженое». Маски лежали в кармане; к счастью, людей рядом не было, поэтому он не торопился надевать ее. Конечно, эта предосторожность не была лишней, но… Кашинцев не хотел надевать маску; как праздные зеваки глазеют на клубы дыма, ползущие из окна, и никто из них не хочет первым крикнуть: «Пожар!»
   Игорь побренчал мелочью. Неплохо было бы купить большой пломбир, который раньше продавали за сорок восемь копеек, выложить его в тарелку, подождать, пока он немного подтает, потом залить терпким вишневым компотом и, взяв десертную (не столовую и не чайную — именно десертную!) ложку…
   Он облизнулся и поспешил за куратором.
   — Валерий Алексеевич! Вы собираетесь звонить ему домой?
   Куратор посмотрел на него так, будто Кашинцев произнес очередную, самую грязную, непристойность.
   — Конечно, нет. Я же сказал: банальный набор оперативно-розыскных мероприятий. Представьте, что вам нужен Гарин. Как бы вы стали его искать?
   Кашинцев почесал в затылке.
   — Да черт его знает, как… Раздал бы фотографию всем нарядам милиции…
   — А если учесть, что у милиции и так дел хватает?
   — Ну-у-у…
   Куратор пришел ему на помощь.
   — Рутина. Прежде всего надо установить все возможные контакты. Человек в бегах — куда ему деваться? Это первое. Второе. Беглец — человек семейный… Я не до конца в этом уверен, но предполагаю. Ему же надо как-то успокоить жену, дать ей весточку? Надо. Следовательно…
   — Телефон — на прослушивании? — догадался Игорь.
   — Конечно. Но этого мало. . — А что еще?
   — Представьте, Гарин звонит жене и просит ее о помощи. Он может догадываться о том, что телефон прослушивается, и сказать что-нибудь вроде: «Солнышко, принеси мне деньги… или патроны… туда, где мы с тобой познакомились. Ладно?» Вот и сиди гадай, где они познакомились: то ли в музее, то ли в дельфинарии. Стало быть...
   — За домом надо следить!
   — Правильно! Если мои выкладки верны, то рядом с домом обязательно будет наружное наблюдение. У нас в машине есть рация, у них — наверняка тоже. Волну я знаю, настроиться не составит особого труда. Будем следить за теми, кто охотится за Гариным, и таким образом выясним, где он находится.
   — Ловко!
   Куратор снисходительно улыбнулся.
   — Бритва Оккама.
   — Что?
   — Был такой средневековый христианский философ, Вильгельм Оккамский. Так вот он однажды изрек: «Не умножай сущностей без необходимости». Проще говоря, не делай с большим то, что можно сделать с меньшим.
   Кашинцев посмотрел на Валерия Алексеевича со смешанным чувством удивления и восхищения.
   — Здорово! Вы читали труды Вильгельма Оккамского?
   — Нет. Так любит говорить один человек. А я ему доверяю, хотя… Он сам учил меня: «В Организации никому доверять нельзя».
   — А он, случайно, не сможет нам помочь?
   Куратор сразу замкнулся. Лицо его стало серьезным, лоб перечеркнула глубокая складка.
   — Нет. Я не должен его подставлять.
   — Ну ладно. И куда вы будете звонить?
   — В справочную службу. Не «09», конечно. В другую справочную.
   Валерий Алексеевич достал телефонную карточку, вставил ее в прорезь считывающего устройства и набрал номер, аккуратно прикрывая цифры рукой. Он сделал это машинально, даже не задумываясь, — привычка.
   — Золото-32, — назвал он дежурный пароль. — Будьте любезны, мне нужно узнать адрес по номеру абонента. Да. И заодно посмотрите, кто там прописан.
   Куратор назвал номер и некоторое время ждал. Затем он сказал спасибо и повесил трубку.
   — Ну что? — Кашинцев дрожал от нетерпения.
   Что-то мальчишеское, все еще живущее в его душе, замирало от ощущения причастности к некой тайне. То же самое он испытывал, когда смотрел фильмы про шпионов.
   — Он женат! — торжествующе сказал куратор. — Мы на верном пути. Поехали!
   Кашинцев взял его за рукав.
   — Только я сначала куплю мороженое, ладно?
 
   — Куда? — спросил недовольный шофер.
   Видимо, ему не очень-то нравилось кружить по тушинским дворам.
   — Остановите здесь, — распорядился куратор. — Так. Хорошо. Теперь поставьте машину на стоянку и не выходите из нее, что бы ни случилось, — он достал из кармана маску, смочил ее дезинфектантом и протянул водителю. — В городе — эпидемия, — пояснил он, увидев удивленный взгляд. — Если хотите вернуться домой, — лучше наденьте.
   — Ну, а мы, — Валерий Алексеевич взял рацию, — немного прогуляемся. Пойдемте, Игорь Константинович.
   Кашинцев сунул руки в карманы, зачем-то ссутулился и пошел следом за куратором. Он поймал себя на мысли, что, возможно, выглядит не слишком естественно, хотя ему и казалось, что так он привлекает меньше внимания.
   — Расслабьтесь, — услышал он голос своего спутника. — Не думайте о том, куда и зачем мы идем; все ваши мысли написаны на вашем лице крупными четкими буквами.
   — Что же делать?
   — Попробуйте что-нибудь вспомнить. Например, число «Пи» до семнадцатого знака или сколько стоила водка в девяносто втором году. И главное — не смотрите никому в глаза. Под ноги тоже не надо.
   Валерий Алексеевич, казалось, вовсе не замечал, что происходит вокруг; занятый тем, чтобы не наступать в лужи, попадавшиеся им на пути. Они вошли в непримечательный московский дворик. На углу, за невысокой кирпичной оградой, — два зеленых мусорных бака; в центре — карусель, качели и лестницы, сваренные из труб.
   Внезапно Валерий Алексеевич свернул к ближайшему подъезду. Перед железной дверью ненадолго задержался: три кнопки блестели чуть больше остальных. Набрав нужную комбинацию, он и шагнул в темноту подъезда. Кашинцев — за ним.
   — Мы идем к его жене? — громким шепотом спросил он, едва дверь закрылась за ними.
   — Да нет же, — ответил куратор. — Мы занимаем позицию. Дом Гарина — напротив. А группа наружного наблюдения — в темно-синих «Жигулях» «девяносто девятой» модели. Вы обратили внимание: стекла изнутри запотели, а водительское — приоткрыто? Там они и сидят.
   Они поднялись на лестничную площадку между вторым и третьим этажами.
   — Не подходите к окну, — велел куратор. — Можете присесть на лестницу.
   Он достал рацию и поставил ее на подоконник. Сначала не было слышно ничего, кроме треска. Валерий Алексеевич щелкнул какими-то рычажками, и треск немного поменял тембр. Потом — еще и еще.
   — Думаю, этот канал, — произнес куратор. — Он сейчас свободен. Будем ждать.
   Валерий Алексеевич, — Кашинцев не мог отделаться от ощущения, что все это — хорошо отрепетированный трюк. Все оказалось так просто, но он бы, например, ни за что не заметил, что у какой-то машины, стоящей в пятидесяти метрах от них, запотели стекла. Да он бы и не посмотрел на нее! Более того, Кашинцев был уверен, что и куратор даже не обернулся в ту сторону.
   — Как вы догадались, что группа наружного наблюдения — в «девяносто девятой»?
   Валерий Алексеевич пожал плечами.
   — Стереотипный выбор позиции для наблюдения. Учитывая то, что объект не обладает профессиональной подготовкой… Я бы и сам туда встал. Я же семь лет проработал «в поле», не забывайте.
   — А теперь?
   — А теперь моя работа — возиться с безумными гениями от микробиологии и ловить вирусы, летающие по Москве…
   Куратор помрачнел. Кашинцев понял, что продолжения не будет.
   Валерий Алексеевич достал мобильный и несколько секунд колебался, словно раздумывал, стоит ли звонить. Решил, что не стоит, и отключил аппарат.
 
   Когда с кофе было покончено, Гарин затушил окурок в пепельнице и поднялся с дивана.
   — Ладно. Пора!
   — Тебя просто так не выпустят, — сказал Козлов. — Распоряжение главврача — никого с территории больницы не выпускать!
   — Вернусь тем же путем, только в обратном порядке, — ответил Гарин. — Это не проблема.
   — Как знаешь. А то действительно — давай пристрою вас в отделении.
   Гарин задумался. Это было чертовски соблазнительно — спрятаться, забиться в уютную норку и ждать, когда все закончится. Но его почему-то не покидало ощущение, что с минуты на минуту за ними придут, и ему едва ли удастся повторить свой коронный трюк — прыжок из окна. Все-таки, четвертый этаж — это не второй. «К тому же, — невесело усмехнулся он, — я не посмотрел, есть ли здесь бельевой люк. Не во всяких кустиках стоит по роялю».
   — Нет, я пойду.
   — Я с тобой, — сказала Алена.
   — А вот ты как раз могла бы остаться, — возразил Гарин.
   — Я не хочу оставаться одна! — заявила Алена.
   — Ох! — притворно вздохнул Козлов, обращаясь в пустоту. — Молоденькие девушки на меня уже не реагируют. Мое место — на скамейке запасных.
   — Ты выступаешь в другом виде программы, — успокоил его Гарин, показывая на полупустую бутылку. — И тоже добиваешься определенных успехов.
   — Спасибо, друг! — Козлов поднялся с кресла и подошел к шкафу. Он открыл створки и принялся копаться, пытаясь что-то найти. — Хочу в память о нашей незабываемой встрече вручить вам скромный подарок.
   Он вытащил моток капроновой бечевки и протянул Гарину.
   Тот напрягся, отказываясь воспринимать это как намек.
   — Сейчас ты скажешь что-нибудь про мыло? Учти, это очень несмешная шутка.
   — Да какая шутка? — Алексей раскинул руки, отмеряя длину, затем еще раз. Он взял ножницы и отрезал получившийся кусок. — В городе — эпидемия, ты забыл? А радиус действия этого ЧИПа — 5 метров. Тебе-то что — сунул в карман и пошел. А барышня может заболеть.
   — И что ты предлагаешь?
   Козлов пожал плечами:
   — Обвяжитесь веревкой. Здесь будет метра четыре, так что… Не потеряетесь.
   — Спасибо, — Гарин смотал кусок бечевки и сунул в карман. — Что-нибудь еще?
   — Хм… Удачи!
   Гарин еще раз взглянул на Алену.
   «Может, останешься?»
   «Нет!»
   Она покачала головой.
   Такой диалог взглядов.
   Гарин дважды повернул ключ в замке и открыл дверь ординаторской.
   В коридоре было пусто. Откуда-то издалека доносились медленные шаркающие шаги, но того, кто производил этот шум, не было видно.
   На площадке перед лифтами тоже никого не было.
   Гарин обернулся и пожал Козлову руку.
   — Пока…
   — Пока… Ты это… — Алексей напрасно попытался выдавить из себя на прощанье очередную шутку. — В общем, сам знаешь…
   — И даже если не знаю — теперь это не имеет значения, — сказал Гарин.
   — В морг, — бросил Гарин охраннику, сидевшему внизу и, не дожидаясь ответа, быстро прошел мимо.
   Они добежали до двухэтажного домика из красного кирпича, завернули за угол и перелезли через забор. Там они скинули халаты, и Гарин наспех засыпал их мокрой опавшей листвой.
   — Здесь недалеко до Савеловского, — бросил он на ходу…
 
   Полковник Башкирцев прошел коридор первого этажа до конца и поднялся по лестнице. На втором все было немного по-другому: стены отделаны дубовыми панелями, под ногами — красная ковровая дорожка.
   Чем ближе он подходил к кабинету председателя, тем сильнее росло его беспокойство, но не потому, что Башкирцев боялся встречи с самим. Он опасался другого — что за те минуты, которые он отсутствует, в Центре появится новая информация. И полковник не сомневался, что эта информация будет неутешительной. А может быть, попросту кошмарной.
   На пороге приемной он задержался, одернул пиджак и прокашлялся, прочищая горло. Ну вот, теперь он готов.
   В приемной сидел секретарь. У председателя было несколько секретарей, и чаще всего за столом можно было увидеть Тамару Васильевну — строгую женщину средних лет, с безукоризненной фигурой и всегда безупречно одетую.
   Но сегодня был мужчина, и это встревожило Башкирцева.
   — Доложите Николаю Митрофановичу, что явился полковник Башкирцев, — сухо сказал он.
   Больше ничего объяснять не требовалось: председатель наверняка знал, кто такой полковник Башкирцев и чем он занимается последние тридцать шесть часов.
   — Председателя нет, — ответил секретарь.
   Повисла пауза. Башкирцев понимал, что глупо спрашивать: «А где он?» Полковник Башкирцев не та фигура, чтобы председатель отчитывался перед ним о своих перемещениях, но дело не терпело отлагательств.
   — Когда он будет? — спросил Башкирцев.
   — Не могу знать, — ответил секретарь и добавил, — Николай Митрофанович поехал с докладом к президенту. Генерал Чернов — с ним.
   — Вот как? — Башкирцев попытался представить, насколько полным будет доклад председателя.
   Хотя… Николай Митрофанович Евстафьев был опытным политиком и, что не менее важно, искусным царедворцем. То, что он взял с собой Чернова, говорило о многом.
   Скорее всего, Чернову, не имевшему опыта руководства масштабными операциями, отводилась роль козла отпущения. «Желаете наказать кого-нибудь? А вот он здесь, извольте! По рогам ему, да промеж ему! Три шкуры спустим с нерадивого, только глазом моргните!»
   Ну, а Чернов, получив заслуженную порку, будет пытаться найти кого-нибудь, стоящего на ступеньку ниже — своего собственного козла отпущения. А для этой роли как нельзя больше подходит полковник Башкирцев. Вот только…
   Свалить вину на Башкирцева ему не удастся. Полковник кивнул, улыбаясь своим мыслям, и раскрыл папку.
   — Завизируйте, пожалуйста! Сейчас, — он взглянул на часы, висевшие над входом в кабинет председателя, — 17:08.
   Секретарь взял у Башкирцева бумаги: копии приказов об отключении мобильных операторов и рапорт на имя председателя ФСБ, в котором полковник подвергал сомнению правильность действий Чернова.
   Секретарю потребовалось менее минуты, чтобы ознакомиться с документами. В Организации не любили людей, сачущих через голову начальства; тех, кто хоть раз проявил нелояльность по отношению к руководству, обычно заносили в негласный «черный список». И появление на столе председателя документа, подобного рапорту Башкирцева, означало ЧП, прежде всего для того, кто подал рапорт.
   Секретарь нахмурился; копии приказов об отключении он положил на стол, а рапорт держал в руках, словно предлагал, пока не поздно, взять его обратно.
   Башкирцев закрыл папку и убрал руки за спину. Он ждал, когда секретарь поставит на бумаги число, время и личный штамп.
   Секретарь еще раз посмотрел на полковника и наткнулся на его уверенный взгляд.
   — Хорошо, — сказал он. Зеленые цифры на электронном табло сменились. — 17:09, — сказал секретарь и завизировал документы.
   Башкирцев поблагодарил его кивком головы, четко развернулся через левое плечо и вышел из приемной.
   Он в первый раз за всю службу вступил в эти закулисные игры, вышел на поля кабинетных сражений, но, обдумывая свой поступок, Башкирцев понимал, что другого выхода у него не было.
 
   Чтобы попасть в кабинет, в котором было назначено совещание, министрам пришлось пройти целый ряд процедур.
   Сначала их провели через комнату, где в воздухе явственно пахло медикаментами; затем в течение двух-трех минут облучали мощными ультрафиолетовым лампами. Но и эти меры предосторожности показались устроителям совещания недостаточными. Место во главе стола, где должен был сидеть президент, обнесли прозрачным плексигласовым экраном.
   Большие часы в углу кабинета, стилизованные под «ампир», давно уже пробили четыре часа пополудни. Все, кроме президента, были на месте, а он не появлялся. На памяти собравшихся такого еще не бывало: президент никогда не опаздывал.