— Плохое зрение — признак профессиональной непригодности. Вы здесь один, майор, не так ли?
   Референт схватился за горло, словно его вдруг настиг жестокий приступ ангины, и прошептал:
   — Так точно.
   — А генерал Чернов, — продолжал Карлов, наступая на испуганного референта, — велел вам никого не пускать. Вы это слышали? Или со слухом у вас тоже проблемы?
   — Никак нет… То есть… Так точно, слышал.
   Карлов смерил его тяжелым взглядом и едва дернул головой, указывая на массивную дверь приемной. Референт подбежал к двери и запер ее на ключ. Карлов удовлетворенно кивнул.
   Он еще раз посмотрел на майора — тому показалось, будто его заколачивают в землю, — и вошел в кабинет Чернова.
 
   Чернов услышал звук открываемой двери и гневно выкрикнул:
   — Кто там еще?
   Галстук он распустил, отчего тот болтался на шее, как веревка, волосы были всклокочены, пиджак расстегнут. Лицо покрывали бесформенные красные пятна. В руке он держал телефонную трубку.
   Карлов стоял на пороге и, склонив голову, с любопытством рассматривал Чернова. Тот вздрогнул — от предчувствия чего-то страшного и неотвратимого — и аккуратно положил трубку на рычаги.
   Карлов подошел ближе и вперил немигающий взгляд в переносицу генерала.
   — Приведите себя в порядок, Юрий Геннадьевич, — сказал он.
   Чернов молчал. Казалось, он потерял способность двигаться.
   — Ну?!
   Карлов резко согнул в локте левую руку. Чернов дернулся, словно хотел защититься от этого ужасного человека.
   Карлов аккуратно поправил накрахмаленный манжет белоснежной сорочки. Повернул запонку, любуясь своим отражением в маленьком золотом прямоугольнике.
   — Я жду, Юрий Геннадьевич. Приведите себя в порядок, — повторил Карлов.
   — На каком… основании? — спросил Чернов, приглаживая волосы. — Что вам надо? — он застегнул верхнюю пуговицу рубашки и затянул узел галстука.
   — Мне? — усмехнулся Карлов. — Мне от вас ничего не надо. Это вам надо. Сделать выбор.
   — Какой… выбор? — спросил Чернов, понимая, что выбора у него нет.
   — Выбор очень простой. Сами? Или — я? Где ваше личное оружие?
   Чернов машинально потянулся к ящику стола, но на полпути остановил руку и, словно испугавшись, что она начнет действовать сама по себе, положил ее на стол. Затем — вторую. Для верности он даже сцепил пальцы.
   — Не надо… — тихо сказал Чернов.
   — Это — не ваш выбор, — мягко сказал Карлов. — Ваш выбор я уже обозначил. Сами? Или — я?
   Чернов тяжело задышал. Из-под наспех причесанных волос показались две струйки пота. Одна из них стекла по виску и крупной каплей нависла над правым глазом. Чернов прищурился и, резко выдохнув углом рта, сдул каплю. Он боялся расцепить пальцы, но галстук душил его, как удавка.
   Карлов покачал головой.
   — Не стоит. Вам надо выглядеть достойно. На вашем месте, при такой… несколько полноватой шее, я бы носил рубашки с мягким воротом.
   — Что? — спросил ошарашенный Чернов.
   — Я говорю — с мягким воротом, — Карлов плавно потянул себя за уголки воротника сорочки. — Понимаете? Чтобы нигде не жало. И цвет этот не ваш. И галстук не тот. Узор слишком крупный, понимаете?
   — Что? — Чернов никак не мог понять, сходит он с ума или уже сошел. Или — что было вероятнее всего — сумасшедшим был этот загадочный человек, о котором в Организации ходили легенды.
   — Галстук у вас мягкий, без подкладки, — продолжал Карлов. — Здесь бы хорошо смотрелся косой узел, но он — не слишком официальный. Его нельзя вязать с пиджаком такого фасона. А вам бы подошел «кембриджский лотос». Вы умеете вязать «кембриджский лотос»?
   Карлов расстегнул пиджак и отодвинул правую полу. Чернов увидел плоский ПСМ в черной кобуре, висевшей на брючном ремне генерала.
   — Я вас научу, — пообещал Карлов. — Только давайте сначала определимся. Сами? Или — я?
   Чернов подался вперед. Карлов видел, какой тяжестью налились его плечи.
   — Сам! — сказал он и потянулся к ящику стола.
   — Отлично. Дайте мне ваше личное оружие.
   Чернов вдруг понял, что не может не повиноваться. Этот человек в элегантном костюме действовал на него магнетически.
   Он рывком открыл ящик, не глядя, нашел пистолет и бросил его на край стола.
   — Спасибо! — Карлов сделал два шага вперед и взял пистолет.
   Он снял оружие с предохранителя и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Затем вытащил обойму и положил ее на стол. Пистолет с одним патроном отдал Чернову.
   — Бритва Оккама, — сказал он нечто непонятное.
   — Что?
   — «Не делай с большим то, что можно сделать с меньшим». Одного должно хватить.
   Чернов держал пистолет в дрожащей руке, думая о том, что ему мешает выстрелить в Карлова. Тот, не отрываясь, смотрел ему в глаза, и Чернов видел, что Карлов прекрасно понимает, о чем он думает.
   Это продолжалось почти минуту. Затем уголки рта Карлова дрогнули, губы сложились в некое подобие улыбки.
   — Нам пора, Юрий Геннадьевич.
   — Я… позвоню жене? — просительно сказал Чернов.
   — Ваша жена — очень достойная женщина, — медленно, почти по слогам, сказал Карлов. — Зачем дарить ей такое тяжелое воспоминание? На всю оставшуюся жизнь?
   — Вы правы… — согласился Чернов.
   — Это — мужское дело. Я помогу вам. Смотрите мне в глаза и делайте то, что я говорю.
   — Да-да-да… — Чернов судорожно закивал, как китайский болванчик, и поднес пистолет к виску.
   — Не так, — поправил его Карлов. — В рот.
   — Да, — Чернов послушно открыл рот и сунул в него ствол.
   — Смотрите мне в глаза, Юрий Геннадьевич!
   Чернов, как загипнотизированный, уставился в холодные стальные глаза Карлова.
   — Медленно… Нажимайте на спуск. Медленно…
   В наступившей тишине послышался легкий щелчок. Спуск полностью выбрал свободный ход; еще одно движение, и раздастся выстрел.
   — Все, — сказал Карлов. — Смотрите мне в глаза, Юрий Геннадьевич. Когда я моргну, просто сделайте движение пальцем. Одно короткое движение пальцем. Когда я моргну. Одно движение. Смотрите мне в глаза, Юрий Геннадьевич… — речь его звучала плавно, почти распевно, успокаивая и убаюкивая.
   Чернов покраснел, лицо словно раздулось от натуги; капли пота, как расплавленный воск, катились по лбу и щекам.
   — Одно короткое движение, — сказал Карлов.
   И моргнул.
   Грянул выстрел. На стене позади кресла появились густые алые брызги.
   Рука Чернова со стуком упала на стол. Глаза закатились; изо рта показалась струйка порохового дыма. Мертвое тело еще пару секунд сохраняло равновесие, затем обмякло и скорчилось в кресле.
   Карлов, повинуясь неслышной команде, вытянулся по стойке «смирно»; он отдавал последнюю почесть человеку, который проявил характер и все-таки смог. Сам.
   Затем он развернулся и вышел из кабинета.
   Бледный, как бумага, референт открыл ключом дверь приемной.
   — Слушайте внимательно, майор, — сказал ему Карлов. — Через пять минут вы услышите выстрел.
   Референт кивнул и, едва Карлов вышел в коридор, без сил опустился на стул — ноги вдруг стали будто ватными. Он смотрел на большие электронные часы, торопя эти медлительные зеленые цифры.
 
   Вернувшись к себе, Карлов первым делом снял трубку с телефонного аппарата без диска.
   — Ваши опасения оказались не напрасны, — сказал он. — Генерал Чернов решил поставить точку. Я не успел ничего сделать.
   Он выслушал ответ, положил трубку и повернулся к референту.
   — Нашли?
   — Визуальный контакт установлен, — с трудом сдерживая волнение, сказал референт. — Они на Савеловском вокзале.
 
   Валерий Алексеевич шагал широко, прижимая к боку портативную рацию. Он выглядел собранным и сосредоточенным. Кашинцев едва поспевал за ним.
   — Далеко эта «Дмитровская»? — спрашивал на бегу Кашинцев.
   — Смотря как ехать, — отвечал куратор.
   — А как надо ехать?
   — Очень быстро. Поэтому…
   Не доходя до машины, Валерий Алексеевич вдруг замедлил шаг, неуловимо преобразившись: движения стали плавными, будто убаюкивающими внимание. Кошачьими — отметил про себя Кашинцев.
   Нагнувшись над водительским стеклом, куратор постучал согнутым пальцем.
   — Что? — дремавший над рулем вопросительно дернул головой.
   — Выходи, — сказал Валерий Алексеевич.
   Он миролюбиво улыбался…
   — Теперь открой багажник, — попросил куратор.
   — Зачем?
   — Надо кое-что туда положить.
   Водитель покачал головой, но все же достал ключи из замка. Осмотрев куратора и Кашинцева, он не увидел у них в руках ничего такого, что требовалось бы положить в багажник.
   — Что положить-то? — недоуменно спросил водитель, вставляя ключ в замок.
   — Тебя.
   Куратор, по-прежнему улыбаясь, резко выбросил вперед правую руку. Кашинцев вздрогнул от неожиданности. Водитель обмяк и стал медленно оседать. Куратор подхватил его под мышки.
   — Открывай! — приказал он Кашинцеву.
   Игорь не был готов к такому повороту событий. Одно дело — пользуясь своей репутацией и положением, издеваться над «человеком из органов», отпускать глупые шутки и эпатировать его, и совсем другое — участвовать в чем-то незаконном. А в том, чтобы лупить ни в чем не повинного водителя ребром ладони по шее, подозревал Кашинцев, ничего законного не было.
   Он поднял крышку багажника.
   — Вы его убили?
   Куратор поморщился.
   — Зачем? Нет, конечно. Я его… маленько выключил.
   — Вы думаете, это сойдет вам с рук? Да? Победителей не судят?
   Валерий Алексеевич приподнял водителя, посадил его на край и потом осторожно опустил в бездонные недра багажного отделения. Водитель, хотя и был крупным мужчиной, легко в нем поместился.
   — Судят, Игорь Константинович. Еще как судят. Но это потом. Сначала — нужно победить.
   Он захлопнул багажник, обошел машину и сел за руль. Кашинцев устроился рядом. Двигатель отозвался на поворот ключа в замке зажигания низким утробным ревом.
   Валерий Алексеевич положил рацию между передними сиденьями.
   — Если потом… к вам возникнут вопросы, скажете, что действовали по моему принуждению. Под дулом пистолета. Это понятно?
   — Ага… — Кашинцев кивнул. — А вы?
   — А я… Найду, что сказать.
   Куратор выжал сцепление и включил первую передачу.
   — И вот еще что. Что бы ни случилось, ничего не бойтесь. Ладно? Нам с вами уже поздно бояться.
   Игорь обернулся и посмотрел на заднее сиденье, словно сквозь него мог увидеть лежавшего в багажнике водителя.
   — Да, наверное, это так.
   — Ну, вот и хорошо.
   Валерий Алексеевич отпустил сцепление и нажал на газ. Машина, взвизгнув покрышками, резко взяла с места.
   Кашинцева прижало к спинке сиденья. После эпизода на МКАДе он ожидал чего-то подобного, но все-таки… Это больше походило на старт гоночного болида.
   «Волга» выскочила со двора и, ведомая опытной рукой, повернула на улицу Свободы. Только теперь Игорь обратил внимание, что на улице подозрительно мало машин. Слишком мало.
   Трасса была почти свободна, куратор быстро перещелкал передачи до самой высокой и больше не снимал ногу с акселератора. До Кашинцева стало доходить, что значит ехать «очень быстро».
   Они пролетели под каналом имени Москвы параллельно трамвайным путям. Оранжевые вагоны выстроились вдоль Волоколамского шоссе длинной вереницей; все они были пусты, даже вагоновожатых в кабинах не было.
   Кашинцев украдкой скосил глаза на куратора. Валерий Алексеевич выглядел, как человек, принявший важное и очень трудное решение.
   — Мы их догоним? — спросил Кашинцев, имея в виду группу наружного наблюдения, умчавшуюся раньше на «девяносто девятой».
   В этот момент из рации послышался треск, затем мужской голос произнес:
   — Внимание всем группам! Говорит Центр! Есть устойчивый сигнал, он движется вдоль Бутырской улицы в сторону Савеловского вокзала. Кто ближе всех к объекту?
   Снова треск, потом — ответ:
   — Центр, я — четвертый! Нахожусь в районе Аэровокзала. Буду на месте через пять минут.
   — Четвертый! Вы их уже видели! Попытайтесь их найти, мы не можем установить точные координаты.
   — Понял вас, будем искать.
   — Четвертый! — в голосе послышалась тревога. — Действуйте быстрее, у вас очень мало времени.
   — Так точно, понял вас, Центр. Какие будут указания? Что делать при обнаружении объектов?
   — Документы, прежде всего — документы. Потом — изоляция объектов.
   — Понял, Центр. Ищем объекты в районе Савеловского вокзала. Приоритетная задача — поиск документов. Подтвердите правильность действий. Прием!
   — Четвертый, все правильно. Действуйте. В эфире снова воцарилось молчание.
   Кашинцев помотал головой.
   — Вы что-нибудь поняли из всей этой абракадабры? — спросил он куратора.
   Валерий Алексеевич невозмутимо пожал плечами.
   — Разумеется.
   — Тогда, может, вы объясните мне, в чем дело?
   — Это просто. Поисками Гарина занимаются сразу несколько групп. Видимо, он не один, поэтому говорят во множественном числе. Они надеются, что у него должны быть какие-то документы, из-за этого вся суматоха. Мы, кстати, тоже на это надеемся. Но… Как только они увидят в его руках бумаги, Гарина уберут.
   — То есть — убьют? — это не укладывалось у Кашинцева в голове, но потом он вспомнил тело старика в морге. — Ах, ну да… А почему он сказал: «Вы их видели»?
   — Потому, что видели. Как вы меня. И знают в лицо. В этом их преимущество перед нами.
   Кашинцеву нравилось, как куратор ведет машину: быстро, четко, не делая ни одного лишнего движения. Он поневоле залюбовался, но мысли тут же переключились на более насущные проблемы.
   — А как они смогли их найти?
   — Игорь Константинович, — укоризненно сказал куратор. — Я ведь уже объяснял. Мобильный. Найти человека с включенным мобильным — пара пустяков.
   — Но ведь у Гарина нет мобильного? Вспомните, в телефонной книжке? Там был только домашний? — допытывался Кашинцев.
   — Значит, есть у его спутника. Но! — Валерий Алексеевич немного взял влево, объезжая такси, тащившееся посередине шоссе. Они уже перевалили мост через железнодорожные пути и подъезжали к Соколу. — Тут может быть несколько вариантов. Первый — Гарин и его спутник разделились. Значит, группа идет по ложному следу. Второй — они по-прежнему вместе. Но у них пока нет документов. Значит, у нас в запасе есть какое-то время. И третий — они вместе, и документы у них на руках. Значит… — куратор замолчал.
   Кашинцев договорил за него.
   — Значит, группа их обнаруживает, убивает, — услышав это слово, Валерий Алексеевич поморщился, — и забирает документы. Тогда мы просто остаемся ни с чем. Так?
   — Да. Именно. А вы действовали по принуждению…
   — Помню, помню… Под дулом пистолета. Но знаете, мне непонятна еще одна вещь. Почему он сказал, что у них мало времени?
   Они проехали мимо «Сокола». Троллейбусы стояли вдоль дороги, токоприемники были опущены. Из метро (по крайней мере, за те несколько секунд, пока станция не скрылась из виду) никто не выходил.
   — Не знаю, — ответил куратор. — Видимо, они тоже куда-то торопятся.
   «Волга» летела по прямому, как стрела, Ленинградскому шоссе. Они проехали аэровокзал, и машина стала притормаживать, готовясь повернуть налево.
   У четвертой группы было, как минимум, полторы минуты форы. Это еще можно было исправить. Но, помимо всего прочего, люди из четвертой группы знали Гарина в лицо. И в этом было их главное преимущество.
 
   На площади перед вокзалом собралась встревоженная толпа. Люди что-то выкрикивали, стремясь пробраться к зданию. Дорогу им преграждала цепь солдат в противогазах; прямо напротив входа стоял грузовик. Гарин подумал, что это тот самый, который они видели, проходя мимо «Дмитровской». Хотя… Тот или не тот — какое это имело значение?
   — Держись вплотную ко мне! — сказал он Алене.
   В такой толчее несложно было потеряться. Гарин с благодарностью вспомнил предусмотрительного приятеля.
   На капот грузовика взобрался офицер с мегафоном в руке.
   — Граждане! — закричал он. — Расходитесь! Все поезда отменены, электрички не ходят…
   Дальнейшее потонуло в нестройном гуле. Отовсюду раздавались недовольные выкрики:
   — Что значит — «не ходят»?
   — А как мне домой попасть?
   — А до Лобни? До Лобни я доеду?
   Офицер дождался, когда крики немного стихнут, и снова повторил:
   — Граждане! Расходитесь! Поезда отменены, электрички не ходят…
   Женщина, стоявшая прямо перед ними, убрала от лица платок и проглотила целую горсть таблеток, после чего снова закрыла рот и нос платком. На Гарина с Аленой она смотрела с подозрением.
   — Черт знает что, — пробормотала женщина. Затем она опять обернулась. — Почему вы не в масках?
   На вид ей было лет пятьдесят. Белый хрусткий перманент, густые «стрелки», яркая помада.
   — Не в масках? — Гарин с Аленой переглянулись. — А что, надо?
   — Вы не смотрите телевизор?
   — Нет. А что говорят по телевизору?
   Женщина обрадовалась, что наконец-то обрела благодарных слушателей, которые пока еще не в курсе последних событий.
   — В городе — эпидемия. Какая-то очень опасная. Что-то вроде гриппа. В новостях сказали, что надо обязательно закрывать лицо и обращать внимание на тех, кто чихает и кашляет. Вы не чихаете?
   — Нет, мы чувствуем себя… — Гарин замялся. Если не принимать в расчет, что не так давно их чуть не убили… — неплохо. Не чихаем и не кашляем.
   — Да? — женщина с недоверием оглядела его, потом — также пристально — Алену. — Это вы сейчас не чихаете. Кто знает, что будет через пять минут?
   Она с опаской посмотрела по сторонам и добавила.
   — У меня сестра работает в больнице. Она позвонила и сказала, что люди мрут, как мухи. Я бы на вашем месте тоже чем-нибудь… — она показала на свой платок, — прикрылась…
   — Спасибо, — сказал Гарин и обратился к Алене. — У тебя есть что-нибудь?
   Девушка помотала головой.
   — Все осталось там. В ординаторской.
   — Там, на углу, — сказала женщина, — аптечный киоск. Попробуйте, зайдите, хотя я сомневаюсь, что вы что-то найдете. Люди как с ума посходили — метут с прилавков все подряд. Говорят, — она машинально прижала сумочку к животу, — арбидол очень помогает. Арбидол и этот… как его? «Туми…», «туми…»
   — «Тамифлю», — пришел на помощь Гарин.
   — Точно! А говорите, ничего не знаете? Ха! — женщина гневно посмотрела на них и отвернулась, словно ей удалось уличить Гарина в чем-то нехорошем.
   — Надо пройти внутрь, — шепнул Гарин Алене.
   — У тебя есть предложения, как это сделать? — язвительно спросила она.
   — Предложений нет. Есть желание.
   — Желание без предложения немногого стоит.
   Гарин улыбнулся.
   — Еще один, типично женский, афоризм?
   Алена лишь пожала плечами: «понимай, как знаешь».
   В это время офицер спрыгнул с капота и залез в кабину. Гарин видел, что он разговаривал по радиотелефону и кивал. Через пару минут он вышел и снова взобрался на капот.
   — Внимание! — голос, усиленный мощным мегафоном, разносился далеко по площади. — Движение пригородных электропоездов сегодня восстановлено не будет. Жители Москвы, пожалуйста, пользуйтесь метро. Через полчаса вход на станцию закроют. Поэтому, пока не поздно, разъезжайтесь по домам! Электричек все равно не будет!!
   Опять — неодобрительный гул, перемежаемый громкими выкриками.
   — А мне-то как? В Лобню? Туда метро не ходит!
   Офицер предупреждающе поднял руку. Стало тихо.
   — Жителям Подмосковья предлагаю пройти в здание вокзала и остаться там до утра. Мы организуем сидячие места и горячее питание.
   Гул мощного мотора заставил Гарина обернуться. К вокзалу направлялся еще один грузовик. Он не стал подъезжать прямо к зданию, а остановился в отдалении. Из кузова выпрыгивали солдаты в противогазах и с автоматами в руках.
   Внезапно Гарин догадался, что происходит. «Они хотят загнать людей внутрь и устроить карантин». Это означало, что обратно никого уже не выпустят.
   Вновь прибывшие солдаты выстроились в шеренгу. Перед строем расхаживал офицер, отдавая приказы; противогаз он держал в руках. Затем он, видимо, закончил объяснять задачу, надел противогаз и достал из кобуры пистолет.
   «Сейчас начнется!» — подумалось Гарину. Выходов было всего два: ринуться в метро или войти в здание вокзала. Сунуться в мышеловку, зная, что дверца за тобой тут же захлопнется. Что выбрать?
   От раздумий его отвлекла Алена. Она потянула Гарина за рукав.
   — Андрей, мне нужно!
   — Что тебе нужно? — не понял Гарин.
   — Ну, мне нужно, понимаешь? В туалет!
   — А почему ты мне об этом?.. — удивился Гарин.
   — Почему? — Алена натянула бечевку. — Да потому, что теперь, если мне нужно, значит, нужно и тебе.
   — Да, да, я вижу… Не вовремя тебе захотелось…
   — Не вовремя, ага? Да ничего мне не захотелось. Просто — надо!
   Гарин понял, что еще больше запутался, но времени разбираться, где проходит граница между женским «захотелось» и «надо», не было. Шеренга солдат растянулась в цепь и двинулась через площадь к вокзалу.
   Те военные, что приехали на первом грузовике, мгновенно образовали проход — узкую воронку, ведущую в здание. Толпа стала быстро редеть. Люди стремились скрыться в метро. Через пару минут перед входом в Савеловский вокзал их осталась едва ли половина.
   Гарин застыл на месте, не зная, что предпринять, куда идти — вперед или назад? Впереди, в ячейке автоматической камеры хранения, лежали документы. Они притягивали Гарина, как магнитом. Но, вместе с тем, они здорово смахивали на приманку в хитроумно расставленной ловушке.
   Позади, за спиной, был вход в метро — и тысяча хитроумных ловушек, но уже без приманки.
   Пространство перед ними стало пустеть; люди торопились поскорее оказаться в здании, словно это могло их спасти от смертоносного вируса.
   Внезапно Гарин ощутил какое-то неприятное чувство оторванности, обособленности и понял, что ему тоже очень хочется попасть внутрь.
   — Ну, ладно, — проворчал он. — Если тебе так надо…
   Это было не совсем честно: взваливать на Алену ответственность за единолично принятое решение. С другой стороны — он почти всегда так и поступал.
   Он подтолкнул Алену вперед; это получилось немного грубо, и Гарин примирительно погладил девушку по плечу.
   — Пойдем…
   Он обернулся: цепь солдат была уже в нескольких метрах от них. Лиц под противогазами не было видно.
 
   Четвертая группа прибыла на Савеловский вокзал в тот момент, когда солдаты стали теснить толпу. Черная «Волга» остановилась на съезде с моста, заехав прямо на газон. Из машины вышли двое молодых мужчин в серых костюмах. Тот, что сидел за рулем, был обут в черные ботинки, другой — в рыжие.
   Обладатель черной обуви держал в руке рацию. Его напарник тем временем извлек из кармана губку, поставил ногу на передний бампер и, не тратя времени даром, принялся наводить глянец.
   — Центр, я — четвертый! — сказал Черный. — Нахожусь на Савеловском вокзале! Сообщите точные координаты объекта!
   — Четвертый, я — Центр! Судя по тому, что у меня на экране, объект должен быть прямо перед вами! Вы их видите? Прием!
   Рыжий разогнулся и посмотрел вдаль. Он со вздохом убрал губку в карман и пожал плечами, словно говорил Черному: «Чем только не приходится заниматься?» Черный поднес рацию ко рту.
   — Ищем!
   — Четвертый, работайте быстрее! С минуты на минуту сеть отключат, и я не смогу видеть объект!
   Стрелки переглянулись. Черный сказал:
   — Понял вас, Центр! Работаем!
   Он посмотрел на низкое серое небо.
   — Дождь будет?
   — Да вроде, нет, — ответил Рыжий. — Хотя… Не исключено.
   — Ну да, — согласился Черный. — Одно из двух. Либо будет, либо — нет. Я так и предполагал. Как думаешь, куда они пошли?
   — Они — на вокзале, — немного лениво сказал Рыжий. — Иначе — зачем им сюда переться?
   — А бумаги — в камере хранения?
   — Я бы положил туда. Не в банк же их нести.
   — Ну, ладно. Стандартная ситуация. Надеюсь, в этот раз все пройдет нормально. Работаешь первым номером?
   — Давай первым, — отозвался Рыжий.
   У Черного был готов детальный план действий.
   — Быстренько сверлим две дырки, берем документы и под шумок уходим.
   — Лучше без шума, — поправил Рыжий.
   — Ну, я это и имел в виду.
   — Тогда пошли, — Рыжий напоследок окинул критическим взглядом свои ботинки, остался ими доволен и зашагал к зданию.
   Черный двинулся следом, прикрывая ему спину.
 
   — Они уже там! — Валерий Алексеевич в сердцах ударил по баранке.
   Машина дернулась в сторону, но куратор тут же выровнял ее.
   «Волга» миновала тоннель, проложенный под Новой Башиловкой, и вылетела на Верхнюю Масловку.
   — Игорь Константинович, — сказал куратор. — Я не знаю, как развернутся дальнейшие события…
   По его напряженному тону Кашинцев понял, что Валерий Алексеевич именно знает, как они развернутся — просто не хочет его пугать.
   — Вы в состоянии запомнить семь цифр и одну фамилию?
   Кашинцев похлопал себя по карманам в поисках ручки и бумаги. Валерий Алексеевич покачал головой.
   — Я сказал — «запомнить». Хорошо?
   — Я постараюсь.
   Куратор положил машину в затяжной пологий вираж, поворачивая вправо, чтобы под мостом выехать к Савеловскому вокзалу.
   — Семь цифр и одну фамилию, — куратор повторил их дважды. — Воспользуетесь в самом крайнем случае, если не будет другого выхода.
   — А вы? — еще до того, как Кашинцев произнес это вслух, он понял, что сморозил очередную глупость.
   — Я… — куратор замолчал.