Страница:
Нужно было видеть его, Сандокана, взгляд, бесконечное блаженство на его побледневшем, исхудавшем от болезни лице, нежную улыбку, которая заставила бы застыть от изумления всех знавших Тигра Малайзии прежде.
Теперь он не был больше Тигром Малайзии, не был кровожадным, жестоким пиратом. Мягкий, кроткий, сдерживая дыхание, чтобы не нарушить очарование этого нежного и мелодичного голоса, он слушал, как во сне, точно хотел навечно удержать в памяти этот незнакомый ему язык, который пьянил и приглушал мучительную боль от раны. А когда голос ее, взяв последнюю ноту, затихал вместе с последним аккордом лютни, он еще долго оставался в той же позе, со взглядом, как бы застывшим и пламенно-жгучим в одно и то же время.
В эти минуты он забывал Момпрачем, забывал свои праос, своих пиратов и друга-португальца, которые, быть может, именно в этот час, думая, что он погиб, готовились отомстить англичанам на Лабуане своим свирепым, кровавым набегом.
Так проходили у них день за днем, и эта страсть, пожиравшая Сандокана, помогала его выздоровлению.
На четырнадцатый день, когда после обеда лорд Джеймс неожиданно вошел в его комнату, он застал Сандокана на ногах, готового к выходу.
— О! — воскликнул он радостно. — Очень рад видеть вас здоровым и бодрым!
— Я больше не могу оставаться в постели, милорд, — ответил Сандокан. — Я чувствую в себе столько сил, что поборолся бы сейчас даже с тигром.
— Прекрасно, я предоставлю вам эту возможность!
— Каким образом?
— Я пригласил нескольких друзей на охоту на тигра, который часто бродит возле стен моего парка. Поскольку вы уже здоровы, я приглашаю на завтрашнюю охоту и вас.
— Спасибо. Я обязательно приму в ней участие, милорд.
— Я очень рад и надеюсь, что, выздоровев, вы останетесь еще какое-то время моим гостем.
— К сожалению, мои дела и так уже слишком запущены, и мне придется вас покинуть вскоре, милорд.
— Покинуть вскоре? Даже не думайте об этом! Для дел всегда найдется время. Я предупреждаю, что не позволю вам уехать раньше, чем через месяц-другой. Так что обещайте погостить у меня.
Увы, Сандокан не мог отказать ему в этом. Остаться еще на месяц в этом доме рядом с девушкой, которая покорила его, стала для него всем в этой жизни, видеть каждый день ее лицо, слышать ее чарующий голос — отказаться от всего этого он уже просто не мог.
Что за важность, если пираты Момпрачема оплакивают его, как мертвого, что за важность, что его верный Янес, быть может, рискуя собственной жизнью, ищет его на берегах этого острова, когда Марианна добра и благосклонна к нему?
Что из того, что он не слышит больше грома своей артиллерии, если каждый день может слышать голос любимой женщины; что из того, что не испытывает ужасных волнений боя, если она заставляет его испытывать чувства более тонкие? И разве значит для него хоть что-нибудь эта опасность быть разоблаченным, схваченным, даже убитым, если он может вдыхать тот же воздух, что и Марианна, жить в этом доме в глуши огромных лесов, где живет и она?
Он бы все отдал, чтобы жить этой жизнью еще сто лет, он бы забыл ради этого свой Момпрачем, свои корабли, своих тигрят и даже свою кровавую месть.
— Да, милорд, я останусь, если вы этого хотите, — сказал он порывисто. — Благодарю за гостеприимство, которое вы так сердечно мне предлагаете, и, если придет день, когда мы встретимся не как друзья, а с оружием в руках, как непримиримые враги, не забудьте эти слова, как я не забуду вашего гостеприимства.
Англичанин посмотрел на него с удивлением.
— Почему вы так говорите? — спросил он.
— Придет день, и, возможно, вы это узнаете, — серьезным тоном отвечал Сандокан.
— Ну что ж, пока оставляю вам ваши секреты, — сказал лорд Джеймс, улыбаясь. — Подождем того дня.
Он вытащил часы и взглянул на циферблат.
— Пора предупредить моих друзей, что завтра охота. Прощайте, мой дорогой князь, — сказал он.
И уже выходя, добавил:
— Если захотите спуститься в парк, вы найдете там мою племянницу. Надеюсь, она составит вам компанию.
— Благодарю, милорд.
Это было то, чего больше всего на свете хотел и сам Сандокан, — быть рядом с ней, смотреть на нее неотрывно, говорить с ней, раскрыть перед ней свое сердце.
Оставшись один, он быстро подошел к окну и посмотрел в огромный парк. Да, в тени китайской магнолии, усыпанной ароматными цветами, сидела на поваленном стволе дерева молодая леди. Она была одна, в задумчивом ожидании, с лютней на коленях.
Она показалась Сандокану нежным видением. Кровь бросилась ему в голову, сердце забилось с невероятной силой. Горящими глазами смотрел он на девушку, невольно сдерживая дыхание, чтобы не нарушить этой нежной задумчивости, не помешать ей.
Но вдруг лицо его омрачилось, и он отпрянул от окна, издав сдавленный стон, похожий на глухое рычание.
— Что со мной? В кого это я превращаюсь? — внезапно воскликнул он, проводя рукой по пылающему лицу. — Неужто я и на самом деле так безумно влюблен в эту девушку? Неужели я больше не пират Момпрачема, чтобы склониться перед дочерью той расы, которой я поклялся в вечной ненависти?.. Я влюбился, позабыв свой долг!.. Я, который не испытывал к этим людям никаких других чувств, кроме ненависти! Я, который носит имя кровожадного зверя!.. Я забыл мой дикий Момпрачем, моих верных тигрят, моего Янеса. Я забыл, что соотечественники этой девушки только и ждут подходящего момента, чтобы уничтожить их всех, уничтожить мое могущество.
Прочь это видение, которое околдовало меня на много дней! Прочь эти колебания, недостойные Тигра Малайзии! Потушим этот вулкан, который жжет мое сердце, и пусть разверзнется тысяча пропастей между мной и этой прекрасной девушкой!..
Вперед, Тигр, и пусть все услышат твой рык! Беги скорее от этих мест, возвращайся в то море, которое выбросило тебя на эти берега, стань снова неустрашимым пиратом непобедимого Момпрачема!
Говоря так, он стоял у окна, сжав кулаки, стиснув зубы, весь дрожа от нахлынувшего возбуждения. Ему казалось уже, что он слышит вдали призывный клич своих тигрят, лязг сабель и грохот артиллерии.
Тем не менее он не двинулся с места, сверхъестественной силой пригвожденный к окну, горящими глазами глядя на девушку.
— Марианна! — вскричал он вдруг. — Марианна!
И при звуке этого имени его гнев, его гордость растаяли, как туман на солнце. Тигр снова стал человеком, нежным, любящим, как никогда!..
Он торопливо откинул крючок и быстрым движением распахнул окно. Поток теплого воздуха, несущего запахи сотен цветов, наполнил комнату.
Вдохнув этот упоительный аромат, он снова почувствовал себя опьяненным; в его сердце сильнее прежнего воскресла та страсть, которую минуту назад он пытался в себе заглушить.
Он наклонился над подоконником и молча, в исступленном восторге любовался восхитительной девушкой. Жгучий жар охватил его, огонь, заливая сердце, разливался по жилам, красный туман стоял перед глазами, но и сквозь этот туман, застилавший для него все, он все время видел ту, что околдовала его.
Сколько времени он оставался так? Наверное, долго, потому что, когда очнулся, девушки уже не было в парке, а солнце зашло.
Спустилась тьма, и на небе сверкали звезды, а он все ходил по комнате, со скрещенными на груди руками и склоненной головой, погруженный в мрачные думы.
— Смотри! — сказал он себе, возвращаясь к окну и подставляя горящий лоб ночному свежему ветерку. — Здесь новая жизнь, спокойная, сладкая, здесь вечное счастье. А там, на Момпрачеме, вечные тревоги, жестокость, кровь, ожесточенные схватки. Здесь моя любовь, но там мои быстрые корабли, мои верные тигрята, мой храбрый Янес!.. Какая из этих двух жизней моя?..
Вся моя кровь горит, когда я думаю об этой девушке. Но ты кровоточишь, мое бедное сердце, ты неспокойно. Прежде я был ужасом этих морей, не знал никаких чувств, не наслаждался ничем, кроме опьянения от битв и крови… а теперь я чувствую, что не смог бы наслаждаться ничем вдали от нее.
Он замолчал, прислушиваясь к биению своего сердца, к шуму крови в ушах и вихрю чувств, обуревавших его душу.
«Нет, я положу между собой и этой девушкой леса, потом море, потом ненависть!.. — снова начал он. — Ненависть! Неужели я смог бы ненавидеть ее?.. Нет, мне нужно бежать, я должен вернуться на мой Момпрачем! Если я останусь здесь, любовь погубит меня. Этот жар пожрет всю мою энергию, навсегда угаснут моя доблесть и мощь, я не буду больше Тигром Малайзии… Итак, решено, бежим!.. «
Он посмотрел вниз: только три метра отделяло его от земли, от возвращения к прежнему, от побега. Он прислушался, но в доме была тишина.
Он перелез через подоконник, мягко спрыгнул в траву среди клумб и направился к дереву, на котором за час до этого сидела Марианна.
— О как она была прекрасна! — прошептал он грустным голосом. — О Марианна! Я никогда больше не увижу тебя, никогда не услышу твоего голоса!.. Никогда, никогда!..
Он наклонился и подобрал цветок, дикую розу, которую она уронила. Он долго смотрел на него, подносил к губам, целовал и наконец страстным движением спрятал на своей груди.
— Вперед, Сандокан! Все кончено!.. — приказал он себе, и решительно двинулся к ограде парка.
Он собирался уже вспрыгнуть на нее, когда вдруг быстро повернул назад, в отчаянии обхватив голову руками.
— Нет!.. Нет!.. — шептал он. — Не могу, не могу!.. Пусть провалится в тартарары Момпрачем, пусть погибнут мои тигрята, пусть исчезнет мое могущество, но я остаюсь!..
Он бросился бегом, точно боясь снова оказаться у изгороди, и остановился только под окном своей комнаты.
Здесь он заколебался снова, но вдруг подпрыгнул, ухватился за ветку дерева и по стволу его взобрался на подоконник.
Оказавшись опять в той же комнате, в этом доме, который только что покинул с твердой решимостью никогда не возвращаться сюда, он горестно поник головой, и тяжкий вздох вырвался из его груди.
— Ах! — воскликнул он. — Вот до чего ты дошел, Тигр Малайзии!..
Глава 8
Глава 9
Теперь он не был больше Тигром Малайзии, не был кровожадным, жестоким пиратом. Мягкий, кроткий, сдерживая дыхание, чтобы не нарушить очарование этого нежного и мелодичного голоса, он слушал, как во сне, точно хотел навечно удержать в памяти этот незнакомый ему язык, который пьянил и приглушал мучительную боль от раны. А когда голос ее, взяв последнюю ноту, затихал вместе с последним аккордом лютни, он еще долго оставался в той же позе, со взглядом, как бы застывшим и пламенно-жгучим в одно и то же время.
В эти минуты он забывал Момпрачем, забывал свои праос, своих пиратов и друга-португальца, которые, быть может, именно в этот час, думая, что он погиб, готовились отомстить англичанам на Лабуане своим свирепым, кровавым набегом.
Так проходили у них день за днем, и эта страсть, пожиравшая Сандокана, помогала его выздоровлению.
На четырнадцатый день, когда после обеда лорд Джеймс неожиданно вошел в его комнату, он застал Сандокана на ногах, готового к выходу.
— О! — воскликнул он радостно. — Очень рад видеть вас здоровым и бодрым!
— Я больше не могу оставаться в постели, милорд, — ответил Сандокан. — Я чувствую в себе столько сил, что поборолся бы сейчас даже с тигром.
— Прекрасно, я предоставлю вам эту возможность!
— Каким образом?
— Я пригласил нескольких друзей на охоту на тигра, который часто бродит возле стен моего парка. Поскольку вы уже здоровы, я приглашаю на завтрашнюю охоту и вас.
— Спасибо. Я обязательно приму в ней участие, милорд.
— Я очень рад и надеюсь, что, выздоровев, вы останетесь еще какое-то время моим гостем.
— К сожалению, мои дела и так уже слишком запущены, и мне придется вас покинуть вскоре, милорд.
— Покинуть вскоре? Даже не думайте об этом! Для дел всегда найдется время. Я предупреждаю, что не позволю вам уехать раньше, чем через месяц-другой. Так что обещайте погостить у меня.
Увы, Сандокан не мог отказать ему в этом. Остаться еще на месяц в этом доме рядом с девушкой, которая покорила его, стала для него всем в этой жизни, видеть каждый день ее лицо, слышать ее чарующий голос — отказаться от всего этого он уже просто не мог.
Что за важность, если пираты Момпрачема оплакивают его, как мертвого, что за важность, что его верный Янес, быть может, рискуя собственной жизнью, ищет его на берегах этого острова, когда Марианна добра и благосклонна к нему?
Что из того, что он не слышит больше грома своей артиллерии, если каждый день может слышать голос любимой женщины; что из того, что не испытывает ужасных волнений боя, если она заставляет его испытывать чувства более тонкие? И разве значит для него хоть что-нибудь эта опасность быть разоблаченным, схваченным, даже убитым, если он может вдыхать тот же воздух, что и Марианна, жить в этом доме в глуши огромных лесов, где живет и она?
Он бы все отдал, чтобы жить этой жизнью еще сто лет, он бы забыл ради этого свой Момпрачем, свои корабли, своих тигрят и даже свою кровавую месть.
— Да, милорд, я останусь, если вы этого хотите, — сказал он порывисто. — Благодарю за гостеприимство, которое вы так сердечно мне предлагаете, и, если придет день, когда мы встретимся не как друзья, а с оружием в руках, как непримиримые враги, не забудьте эти слова, как я не забуду вашего гостеприимства.
Англичанин посмотрел на него с удивлением.
— Почему вы так говорите? — спросил он.
— Придет день, и, возможно, вы это узнаете, — серьезным тоном отвечал Сандокан.
— Ну что ж, пока оставляю вам ваши секреты, — сказал лорд Джеймс, улыбаясь. — Подождем того дня.
Он вытащил часы и взглянул на циферблат.
— Пора предупредить моих друзей, что завтра охота. Прощайте, мой дорогой князь, — сказал он.
И уже выходя, добавил:
— Если захотите спуститься в парк, вы найдете там мою племянницу. Надеюсь, она составит вам компанию.
— Благодарю, милорд.
Это было то, чего больше всего на свете хотел и сам Сандокан, — быть рядом с ней, смотреть на нее неотрывно, говорить с ней, раскрыть перед ней свое сердце.
Оставшись один, он быстро подошел к окну и посмотрел в огромный парк. Да, в тени китайской магнолии, усыпанной ароматными цветами, сидела на поваленном стволе дерева молодая леди. Она была одна, в задумчивом ожидании, с лютней на коленях.
Она показалась Сандокану нежным видением. Кровь бросилась ему в голову, сердце забилось с невероятной силой. Горящими глазами смотрел он на девушку, невольно сдерживая дыхание, чтобы не нарушить этой нежной задумчивости, не помешать ей.
Но вдруг лицо его омрачилось, и он отпрянул от окна, издав сдавленный стон, похожий на глухое рычание.
— Что со мной? В кого это я превращаюсь? — внезапно воскликнул он, проводя рукой по пылающему лицу. — Неужто я и на самом деле так безумно влюблен в эту девушку? Неужели я больше не пират Момпрачема, чтобы склониться перед дочерью той расы, которой я поклялся в вечной ненависти?.. Я влюбился, позабыв свой долг!.. Я, который не испытывал к этим людям никаких других чувств, кроме ненависти! Я, который носит имя кровожадного зверя!.. Я забыл мой дикий Момпрачем, моих верных тигрят, моего Янеса. Я забыл, что соотечественники этой девушки только и ждут подходящего момента, чтобы уничтожить их всех, уничтожить мое могущество.
Прочь это видение, которое околдовало меня на много дней! Прочь эти колебания, недостойные Тигра Малайзии! Потушим этот вулкан, который жжет мое сердце, и пусть разверзнется тысяча пропастей между мной и этой прекрасной девушкой!..
Вперед, Тигр, и пусть все услышат твой рык! Беги скорее от этих мест, возвращайся в то море, которое выбросило тебя на эти берега, стань снова неустрашимым пиратом непобедимого Момпрачема!
Говоря так, он стоял у окна, сжав кулаки, стиснув зубы, весь дрожа от нахлынувшего возбуждения. Ему казалось уже, что он слышит вдали призывный клич своих тигрят, лязг сабель и грохот артиллерии.
Тем не менее он не двинулся с места, сверхъестественной силой пригвожденный к окну, горящими глазами глядя на девушку.
— Марианна! — вскричал он вдруг. — Марианна!
И при звуке этого имени его гнев, его гордость растаяли, как туман на солнце. Тигр снова стал человеком, нежным, любящим, как никогда!..
Он торопливо откинул крючок и быстрым движением распахнул окно. Поток теплого воздуха, несущего запахи сотен цветов, наполнил комнату.
Вдохнув этот упоительный аромат, он снова почувствовал себя опьяненным; в его сердце сильнее прежнего воскресла та страсть, которую минуту назад он пытался в себе заглушить.
Он наклонился над подоконником и молча, в исступленном восторге любовался восхитительной девушкой. Жгучий жар охватил его, огонь, заливая сердце, разливался по жилам, красный туман стоял перед глазами, но и сквозь этот туман, застилавший для него все, он все время видел ту, что околдовала его.
Сколько времени он оставался так? Наверное, долго, потому что, когда очнулся, девушки уже не было в парке, а солнце зашло.
Спустилась тьма, и на небе сверкали звезды, а он все ходил по комнате, со скрещенными на груди руками и склоненной головой, погруженный в мрачные думы.
— Смотри! — сказал он себе, возвращаясь к окну и подставляя горящий лоб ночному свежему ветерку. — Здесь новая жизнь, спокойная, сладкая, здесь вечное счастье. А там, на Момпрачеме, вечные тревоги, жестокость, кровь, ожесточенные схватки. Здесь моя любовь, но там мои быстрые корабли, мои верные тигрята, мой храбрый Янес!.. Какая из этих двух жизней моя?..
Вся моя кровь горит, когда я думаю об этой девушке. Но ты кровоточишь, мое бедное сердце, ты неспокойно. Прежде я был ужасом этих морей, не знал никаких чувств, не наслаждался ничем, кроме опьянения от битв и крови… а теперь я чувствую, что не смог бы наслаждаться ничем вдали от нее.
Он замолчал, прислушиваясь к биению своего сердца, к шуму крови в ушах и вихрю чувств, обуревавших его душу.
«Нет, я положу между собой и этой девушкой леса, потом море, потом ненависть!.. — снова начал он. — Ненависть! Неужели я смог бы ненавидеть ее?.. Нет, мне нужно бежать, я должен вернуться на мой Момпрачем! Если я останусь здесь, любовь погубит меня. Этот жар пожрет всю мою энергию, навсегда угаснут моя доблесть и мощь, я не буду больше Тигром Малайзии… Итак, решено, бежим!.. «
Он посмотрел вниз: только три метра отделяло его от земли, от возвращения к прежнему, от побега. Он прислушался, но в доме была тишина.
Он перелез через подоконник, мягко спрыгнул в траву среди клумб и направился к дереву, на котором за час до этого сидела Марианна.
— О как она была прекрасна! — прошептал он грустным голосом. — О Марианна! Я никогда больше не увижу тебя, никогда не услышу твоего голоса!.. Никогда, никогда!..
Он наклонился и подобрал цветок, дикую розу, которую она уронила. Он долго смотрел на него, подносил к губам, целовал и наконец страстным движением спрятал на своей груди.
— Вперед, Сандокан! Все кончено!.. — приказал он себе, и решительно двинулся к ограде парка.
Он собирался уже вспрыгнуть на нее, когда вдруг быстро повернул назад, в отчаянии обхватив голову руками.
— Нет!.. Нет!.. — шептал он. — Не могу, не могу!.. Пусть провалится в тартарары Момпрачем, пусть погибнут мои тигрята, пусть исчезнет мое могущество, но я остаюсь!..
Он бросился бегом, точно боясь снова оказаться у изгороди, и остановился только под окном своей комнаты.
Здесь он заколебался снова, но вдруг подпрыгнул, ухватился за ветку дерева и по стволу его взобрался на подоконник.
Оказавшись опять в той же комнате, в этом доме, который только что покинул с твердой решимостью никогда не возвращаться сюда, он горестно поник головой, и тяжкий вздох вырвался из его груди.
— Ах! — воскликнул он. — Вот до чего ты дошел, Тигр Малайзии!..
Глава 8
ОХОТА НА ТИГРА
Когда с первыми лучами солнца лорд постучал в его дверь, Сандокан еще не смыкал глаз.
Вспомнив о предстоящей охоте, он одним прыжком вскочил с постели, на которой лежал одетым, засунул за пояс свой верный крисс и открыл дверь со словами:
— Я готов, милорд.
— Прекрасно, — сказал англичанин, — Не думал, что найду вас в полной готовности, дорогой князь. Как вы себя чувствуете?
— Во мне сейчас столько сил, что мог бы свалить целое дерево.
— Тогда поспешим. В парке нас ждут шестеро охотников, которым не терпится добыть шкуру тигра.
— А леди Марианна поедет с нами?
— Конечно, я думаю, что и она уже ждет нас там.
Сандокан не сдержал радостной улыбки.
— Пойдемте, милорд, — сказал он. — Я горю желанием встретиться с тигром.
Они вышли из комнаты и спустились в гостиную, где на стенах, покрытых коврами, было развешано разное оружие. Марианна была там. Она была свежа, как роза, и ослепительна, как никогда, в своей голубой амазонке, которая прекрасно шла к ее золотым волосам.
Взволнованный, Сандокан подошел к ней.
— Вы тоже на охоту? — спросил он, сжимая ее руку.
— Да, князь. А вы, наверное, очень опытны в подобных охотах?
— Я проткну тигра моим криссом и поднесу вам его шкуру, — пылко сказал Сандокан.
— Нет! Нет!.. — испуганно воскликнула она. — Вы еще не совсем здоровы. С вами может случиться новая беда.
— Ради вас, миледи, я дал бы разорвать себя на куски; но не тревожьтесь: тигру Лабуана не одолеть меня.
Подошел лорд Джеймс, держа в руках богатый карабин.
— Возьмите, князь, — сказал он. — Пуля стоит иногда больше, чем самый закаленный клинок. И поспешим, друзья уже ждут нас.
Они спустились в парк, где в ожидании их курили и беседовали между собой пятеро охотников; четверо были окрестные колонисты, а пятый элегантный морской офицер.
При виде его Сандокан, сам не зная почему, почувствовал к нему резкую антипатию, но подавил в себе это чувство и дружески протянул каждому руку.
Морской офицер пристально посмотрел на него, странно морща лоб, а потом, когда охотники разобрали своих лошадей, подошел к лорду Джеймсу, который осматривал сбрую своего жеребца, и сказал ему тихо:
— Капитан, мне кажется, я уже видел этого малайского князя.
— Где? — спросил лорд.
— Точно не помню, но лицо мне очень знакомо.
— Едва ли. Вы, наверное, ошибаетесь, мой друг.
— Возможно. Но я постараюсь вспомнить, милорд.
— Хорошо! А теперь в седла, друзья — все готово!.. Но берегитесь: тигр, говорят, большой, и когти у него мощные.
— Я убью его одной пулей, а шкуру подарю леди Марианне, — сказал офицер.
— Надеюсь убить его раньше вас, сударь, — усмехнулся Сандокан.
— Увидим, друзья, — сказал лорд. — Ну, по седлам!
Охотники вскочили на лошадей, которых им подвели слуги, и по сигналу лорда выехали из парка, предшествуемые загонщиками и двумя дюжинами собак.
Едва выйдя за ограду, отряд разделился, чтобы прочесать большой лес, который протянулся до самого берега моря.
Сидя на вороном горячем коне, Сандокан углубился по узкой тропинке в чащу, торопясь первым обнаружить зверя; другие разъехались по боковым тропинкам в разных направлениях.
— Быстрей, быстрей! — восклицал пират, яростно пришпоривая коня. — Нужно показать этому нахальному офицеру, на что я способен. Шкуру Марианне поднесу я.
В этот момент в чаще леса послышался звук трубы.
— Тигр обнаружен, — встрепенулся Сандокан. — Быстрее туда, мой вороной!
Как молния, он пересек кромку леса и наткнулся на нескольких загонщиков, которые в панике бежали ему навстречу.
— Куда вы? — спросил он.
— Тигр! — воскликнули беглецы.
— Где?
— Возле пруда!
Пират спустился с седла, привязал лошадь к стволу дерева, взял в зубы крисс, перекинул через плечо карабин и двинулся к указанному месту.
Как всегда в минуты жаркого боя или азартной охоты, он был спокоен и собран, но быстрым взглядом своим замечал все. Он поглядел на ветви деревьев, откуда тигр мог спрыгнуть на него, осмотрел следы на земле и осторожно прошел к берегу пруда, поверхность которого была чуть взволнована.
— Зверь прошел здесь, — сказал он. — Хитрец пересек пруд, чтобы сбить собак со следа, но Сандокан хитрее его.
Он вернулся к лошади и снова вскочил в седло. Он уже натянул поводья, но тут невдалеке раздался выстрел, сопровождавшийся восклицанием, которое заставило его побледнеть.
Галопом он направил коня к тому месту, и посреди густой чащи увидел Марианну на белой лошади с дымящимся карабином в руках. Одним прыжком он оказался рядом с ней.
— Вы… здесь… одна!.. — воскликнул он.
— А вы, князь, как вы оказались здесь? — спросила она, покраснев.
— Я шел по следу тигра.
— Я тоже.
— Но в кого же вы стреляли?
— В зверя, но он убежал невредимый.
— Великий Боже!.. Зачем вы так рискуете своей жизнью?
— Чтобы помешать вам рискнуть еще больше, бросаясь на тигра с вашим криссом.
— Вы были неправы, миледи. Но зверь еще жив, и мой крисс готов пронзить его сердце.
— Не делайте этого! Вы храбры, я знаю, я читаю это в ваших глазах, вы сильный и ловкий, как тигр, но борьба один на один с этим зверем может стать для вас роковой.
— Ну и что! Пускай он нанесет мне такие раны, чтобы они заживали потом целый год.
— Зачем же? — спросила девушка удивленно.
— Миледи, — сказал пират, приближаясь к ней. — Мое сердце разрывается при мысли, что скоро я навсегда должен буду покинуть вас. Если меня ранит тигр, то по крайней мере я еще некоторое время останусь под вашей крышей и буду наслаждаться тем сладким волнением, которое испытал, когда, побежденный и раненый, лежал на ложе боли. Я был бы счастлив, действительно счастлив, если бы еще более страшные раны вынудили меня остаться возле вас, дышать тем же воздухом, что и вы, слышать ваш нежный голос, упиваться вашими взглядами, вашими улыбками!.. Миледи, вы околдовали меня, я чувствую, что не смогу жить вдали от вас, что без вас я буду несчастен. Что вы сделали со мной? Что вы сделали с моим сердцем, которое было глухо к любви?
Пораженная столь внезапным и страстным признанием, Марианна была испугана и нема, но она не отняла своих рук, которые пират сжимал с исступлением.
— Не сердитесь на меня, — снова начал Сандокан страстным тоном. — Не сердитесь, если я признаюсь вам в своей любви, если я скажу, что я, хотя и принадлежу к другой расе, обожаю вас, что когда-нибудь и вы полюбите меня. С той минуты, как вы появились, я не знаю покоя, голова моя идет кругом, вы все время здесь, в моей душе, в моих мыслях, ночью и днем. Любовь, которая горит в моей груди, так сильна, что ради вас я мог бы бороться со всем миром, с самой судьбой, с Богом! Хотите быть моей? Я сделаю вас королевой этих морей, королевой Малайзии! По одному вашему слову триста человек, отважных, как тигры, поднимутся и опрокинут любого врага, чтобы возвести вас на трон. Пожелайте все, что честолюбие только может подсказать вам, и вы будете обладать этим. У меня хватит золота, чтобы купить целое государство; у меня есть корабли, пушки, солдаты, я более могуществен, чем вы даже можете себе представить.
— Бог мой, но кто же вы? — спросила девушка, изумленная этой лавиной чувств и очарованная его глазами, которые, казалось, изливали пламя.
— Кто я! — воскликнул пират, и лицо его потемнело. — Кто я!..
Он подошел еще ближе к молодой леди и, пристально глядя на нее, мрачно произнес:
— Вокруг меня тьма, которую лучше не рассеивать. За этой тьмой кроется нечто страшное, ужасное, но знайте также, что я ношу имя, благословляемое всем населением этих морей, имя, которое заставляет дрожать не только султана Борнео, но даже англичан вашего острова.
— И вы говорите, что любите меня, вы, такой могущественный? — прошептала девушка сдавленным голосом.
— Да, и ради вас могу сделать все! Люблю такой любовью, что могу совершить и любые безумства, и чудеса. Испытайте меня, прикажите мне что угодно, и я повинуюсь, как раб, с восторгом и без раздумья. Хотите, чтобы я сделался королем и дал вам трон? Я стану им. Хотите, чтобы я, который любит вас до безумия, вернулся туда, откуда приехал, и я вернусь, навсегда разбив свое сердце. Хотите, чтобы я умер у ваших ног, и я убью себя. Говорите, я потерял голову, кровь моя горит! Говорите, миледи, говорите!..
— Да… любите меня, — прошептала она, побежденная этой страстью.
В эту минуту на противоположном берегу прогремели два или три ружейных выстрела.
— Тигр! — воскликнула Марианна.
— Он мой! — вскричал Сандокан.
И, дав шпоры коню, он, как молния, кинулся на своем вороном в ту сторону. Выскочив на поляну, он увидел спешившихся охотников. Впереди всех стоял морской офицер с ружьем, наставленным в сторону ближайших зарослей.
Сандокан бросил поводья с криком: «Тигр мой!» — и спрыгнул с коня.
Казалось, это был второй тигр. Огромными прыжками он ринулся прямо в заросли, сжимая в правой руке сверкающий крисс.
— Князь! — испуганно закричала Марианна.
Но Сандокан уже не слышал ничего.
Морской офицер прицелился и выстрелил в тигра, который прятался в зарослях, готовясь к прыжку.
Дым еще не развеялся, когда все увидели, что тигр жив и в ярости мчится к стрелку. Он готов был уже наброситься на охотника и разорвать его, когда Сандокан подоспел со своим криссом. Не раздумывая, он ринулся на зверя, и прежде чем тот, удивленный такой отвагой, подумал защищаться, опрокинул его на землю, сжав горло с такой силой, что придушил его рычание.
— Смотри на меня, — сказал он. — Я тоже Тигр.
И быстрый, как молния, вонзил змеевидное лезвие своего крисса в сердце могучего зверя.
Криками удивления и восторга приветствовали другие охотники и загонщики эту сцену. А пират, вышедший невредимым из этой схватки, бросил презрительный взгляд на бледного, обескураженного своим промахом офицера и, повернувшись к молодой леди, онемевшей от ужаса и тревоги, с жестом, достойным короля, сказал ей:
— Миледи, шкура этого тигра — ваша.
Вспомнив о предстоящей охоте, он одним прыжком вскочил с постели, на которой лежал одетым, засунул за пояс свой верный крисс и открыл дверь со словами:
— Я готов, милорд.
— Прекрасно, — сказал англичанин, — Не думал, что найду вас в полной готовности, дорогой князь. Как вы себя чувствуете?
— Во мне сейчас столько сил, что мог бы свалить целое дерево.
— Тогда поспешим. В парке нас ждут шестеро охотников, которым не терпится добыть шкуру тигра.
— А леди Марианна поедет с нами?
— Конечно, я думаю, что и она уже ждет нас там.
Сандокан не сдержал радостной улыбки.
— Пойдемте, милорд, — сказал он. — Я горю желанием встретиться с тигром.
Они вышли из комнаты и спустились в гостиную, где на стенах, покрытых коврами, было развешано разное оружие. Марианна была там. Она была свежа, как роза, и ослепительна, как никогда, в своей голубой амазонке, которая прекрасно шла к ее золотым волосам.
Взволнованный, Сандокан подошел к ней.
— Вы тоже на охоту? — спросил он, сжимая ее руку.
— Да, князь. А вы, наверное, очень опытны в подобных охотах?
— Я проткну тигра моим криссом и поднесу вам его шкуру, — пылко сказал Сандокан.
— Нет! Нет!.. — испуганно воскликнула она. — Вы еще не совсем здоровы. С вами может случиться новая беда.
— Ради вас, миледи, я дал бы разорвать себя на куски; но не тревожьтесь: тигру Лабуана не одолеть меня.
Подошел лорд Джеймс, держа в руках богатый карабин.
— Возьмите, князь, — сказал он. — Пуля стоит иногда больше, чем самый закаленный клинок. И поспешим, друзья уже ждут нас.
Они спустились в парк, где в ожидании их курили и беседовали между собой пятеро охотников; четверо были окрестные колонисты, а пятый элегантный морской офицер.
При виде его Сандокан, сам не зная почему, почувствовал к нему резкую антипатию, но подавил в себе это чувство и дружески протянул каждому руку.
Морской офицер пристально посмотрел на него, странно морща лоб, а потом, когда охотники разобрали своих лошадей, подошел к лорду Джеймсу, который осматривал сбрую своего жеребца, и сказал ему тихо:
— Капитан, мне кажется, я уже видел этого малайского князя.
— Где? — спросил лорд.
— Точно не помню, но лицо мне очень знакомо.
— Едва ли. Вы, наверное, ошибаетесь, мой друг.
— Возможно. Но я постараюсь вспомнить, милорд.
— Хорошо! А теперь в седла, друзья — все готово!.. Но берегитесь: тигр, говорят, большой, и когти у него мощные.
— Я убью его одной пулей, а шкуру подарю леди Марианне, — сказал офицер.
— Надеюсь убить его раньше вас, сударь, — усмехнулся Сандокан.
— Увидим, друзья, — сказал лорд. — Ну, по седлам!
Охотники вскочили на лошадей, которых им подвели слуги, и по сигналу лорда выехали из парка, предшествуемые загонщиками и двумя дюжинами собак.
Едва выйдя за ограду, отряд разделился, чтобы прочесать большой лес, который протянулся до самого берега моря.
Сидя на вороном горячем коне, Сандокан углубился по узкой тропинке в чащу, торопясь первым обнаружить зверя; другие разъехались по боковым тропинкам в разных направлениях.
— Быстрей, быстрей! — восклицал пират, яростно пришпоривая коня. — Нужно показать этому нахальному офицеру, на что я способен. Шкуру Марианне поднесу я.
В этот момент в чаще леса послышался звук трубы.
— Тигр обнаружен, — встрепенулся Сандокан. — Быстрее туда, мой вороной!
Как молния, он пересек кромку леса и наткнулся на нескольких загонщиков, которые в панике бежали ему навстречу.
— Куда вы? — спросил он.
— Тигр! — воскликнули беглецы.
— Где?
— Возле пруда!
Пират спустился с седла, привязал лошадь к стволу дерева, взял в зубы крисс, перекинул через плечо карабин и двинулся к указанному месту.
Как всегда в минуты жаркого боя или азартной охоты, он был спокоен и собран, но быстрым взглядом своим замечал все. Он поглядел на ветви деревьев, откуда тигр мог спрыгнуть на него, осмотрел следы на земле и осторожно прошел к берегу пруда, поверхность которого была чуть взволнована.
— Зверь прошел здесь, — сказал он. — Хитрец пересек пруд, чтобы сбить собак со следа, но Сандокан хитрее его.
Он вернулся к лошади и снова вскочил в седло. Он уже натянул поводья, но тут невдалеке раздался выстрел, сопровождавшийся восклицанием, которое заставило его побледнеть.
Галопом он направил коня к тому месту, и посреди густой чащи увидел Марианну на белой лошади с дымящимся карабином в руках. Одним прыжком он оказался рядом с ней.
— Вы… здесь… одна!.. — воскликнул он.
— А вы, князь, как вы оказались здесь? — спросила она, покраснев.
— Я шел по следу тигра.
— Я тоже.
— Но в кого же вы стреляли?
— В зверя, но он убежал невредимый.
— Великий Боже!.. Зачем вы так рискуете своей жизнью?
— Чтобы помешать вам рискнуть еще больше, бросаясь на тигра с вашим криссом.
— Вы были неправы, миледи. Но зверь еще жив, и мой крисс готов пронзить его сердце.
— Не делайте этого! Вы храбры, я знаю, я читаю это в ваших глазах, вы сильный и ловкий, как тигр, но борьба один на один с этим зверем может стать для вас роковой.
— Ну и что! Пускай он нанесет мне такие раны, чтобы они заживали потом целый год.
— Зачем же? — спросила девушка удивленно.
— Миледи, — сказал пират, приближаясь к ней. — Мое сердце разрывается при мысли, что скоро я навсегда должен буду покинуть вас. Если меня ранит тигр, то по крайней мере я еще некоторое время останусь под вашей крышей и буду наслаждаться тем сладким волнением, которое испытал, когда, побежденный и раненый, лежал на ложе боли. Я был бы счастлив, действительно счастлив, если бы еще более страшные раны вынудили меня остаться возле вас, дышать тем же воздухом, что и вы, слышать ваш нежный голос, упиваться вашими взглядами, вашими улыбками!.. Миледи, вы околдовали меня, я чувствую, что не смогу жить вдали от вас, что без вас я буду несчастен. Что вы сделали со мной? Что вы сделали с моим сердцем, которое было глухо к любви?
Пораженная столь внезапным и страстным признанием, Марианна была испугана и нема, но она не отняла своих рук, которые пират сжимал с исступлением.
— Не сердитесь на меня, — снова начал Сандокан страстным тоном. — Не сердитесь, если я признаюсь вам в своей любви, если я скажу, что я, хотя и принадлежу к другой расе, обожаю вас, что когда-нибудь и вы полюбите меня. С той минуты, как вы появились, я не знаю покоя, голова моя идет кругом, вы все время здесь, в моей душе, в моих мыслях, ночью и днем. Любовь, которая горит в моей груди, так сильна, что ради вас я мог бы бороться со всем миром, с самой судьбой, с Богом! Хотите быть моей? Я сделаю вас королевой этих морей, королевой Малайзии! По одному вашему слову триста человек, отважных, как тигры, поднимутся и опрокинут любого врага, чтобы возвести вас на трон. Пожелайте все, что честолюбие только может подсказать вам, и вы будете обладать этим. У меня хватит золота, чтобы купить целое государство; у меня есть корабли, пушки, солдаты, я более могуществен, чем вы даже можете себе представить.
— Бог мой, но кто же вы? — спросила девушка, изумленная этой лавиной чувств и очарованная его глазами, которые, казалось, изливали пламя.
— Кто я! — воскликнул пират, и лицо его потемнело. — Кто я!..
Он подошел еще ближе к молодой леди и, пристально глядя на нее, мрачно произнес:
— Вокруг меня тьма, которую лучше не рассеивать. За этой тьмой кроется нечто страшное, ужасное, но знайте также, что я ношу имя, благословляемое всем населением этих морей, имя, которое заставляет дрожать не только султана Борнео, но даже англичан вашего острова.
— И вы говорите, что любите меня, вы, такой могущественный? — прошептала девушка сдавленным голосом.
— Да, и ради вас могу сделать все! Люблю такой любовью, что могу совершить и любые безумства, и чудеса. Испытайте меня, прикажите мне что угодно, и я повинуюсь, как раб, с восторгом и без раздумья. Хотите, чтобы я сделался королем и дал вам трон? Я стану им. Хотите, чтобы я, который любит вас до безумия, вернулся туда, откуда приехал, и я вернусь, навсегда разбив свое сердце. Хотите, чтобы я умер у ваших ног, и я убью себя. Говорите, я потерял голову, кровь моя горит! Говорите, миледи, говорите!..
— Да… любите меня, — прошептала она, побежденная этой страстью.
В эту минуту на противоположном берегу прогремели два или три ружейных выстрела.
— Тигр! — воскликнула Марианна.
— Он мой! — вскричал Сандокан.
И, дав шпоры коню, он, как молния, кинулся на своем вороном в ту сторону. Выскочив на поляну, он увидел спешившихся охотников. Впереди всех стоял морской офицер с ружьем, наставленным в сторону ближайших зарослей.
Сандокан бросил поводья с криком: «Тигр мой!» — и спрыгнул с коня.
Казалось, это был второй тигр. Огромными прыжками он ринулся прямо в заросли, сжимая в правой руке сверкающий крисс.
— Князь! — испуганно закричала Марианна.
Но Сандокан уже не слышал ничего.
Морской офицер прицелился и выстрелил в тигра, который прятался в зарослях, готовясь к прыжку.
Дым еще не развеялся, когда все увидели, что тигр жив и в ярости мчится к стрелку. Он готов был уже наброситься на охотника и разорвать его, когда Сандокан подоспел со своим криссом. Не раздумывая, он ринулся на зверя, и прежде чем тот, удивленный такой отвагой, подумал защищаться, опрокинул его на землю, сжав горло с такой силой, что придушил его рычание.
— Смотри на меня, — сказал он. — Я тоже Тигр.
И быстрый, как молния, вонзил змеевидное лезвие своего крисса в сердце могучего зверя.
Криками удивления и восторга приветствовали другие охотники и загонщики эту сцену. А пират, вышедший невредимым из этой схватки, бросил презрительный взгляд на бледного, обескураженного своим промахом офицера и, повернувшись к молодой леди, онемевшей от ужаса и тревоги, с жестом, достойным короля, сказал ей:
— Миледи, шкура этого тигра — ваша.
Глава 9
ЗАПАДНЯ
Обед, предложенный лордом Джеймсом своим гостям, был самый блестящий и самый веселый из всех, которые когда-либо бывали на его вилле.
Английская кухня была представлена огромными бифштексами и пудингами, а кухня малайская — рагу из туканов, гигантскими устрицами из Сингапура, нежными побегами бамбука, вкус которого напоминал европейскую спаржу, и изобилием изысканных фруктов, которым все воздали хвалу.
Нет необходимости говорить, что все это заливалось множеством бутылок вина, джина, бренди и виски, вследствие чего без конца повторялись тосты в честь ставшего героем дня Сандокана и прекрасной Марианны, единственной дамы за столом.
За чаем беседа оживилась, говорили о тиграх, об охоте, о пиратах, о кораблях. И только морской офицер сидел молча и, казалось, был занят единственно изучением Сандокана, ни на мгновение не отрывая от него взгляда, не пропуская ни одного его слова, ни одного жеста.
Внезапно, обращаясь к Сандокану, который говорил в этот момент о пиратстве, он резко спросил его:
— Извините, князь, а давно вы приехали на Лабуан?
— Я здесь двадцать дней, сударь, — отвечал Тигр.
— Но отчего не видно вашего корабля у Виктории?
— Потому что пираты похитили мои праос.
— Пираты!.. Значит, на вас напали пираты? Но где?
— Вблизи Ромадес.
— Когда?
— За несколько часов до моего появления на этих берегах.
— Вы, по-видимому, ошибаетесь, князь. Как раз в эти дни наш крейсер плавал в тех местах, но ни один пушечный выстрел не донесся до нас.
— Наверное, ветер дул не в вашу сторону, — отвечал Сандокан, который начинал уже настораживаться, не зная, куда клонит офицер.
— Но как вы добрались сюда?
— Вплавь.
— А вы не видели сражения между двумя пиратскими кораблями, которые привел сюда Тигр Малайзии, и нашим крейсером?
— Нет.
— Это странно.
— Сударь, вам, кажется, внушают сомнения мои слова? — спросил Сандокан, вставая на ноги.
— Боже меня упаси, князь, — отвечал офицер с легкой иронией.
— Дорогой Вильям, — вмешался лорд Джеймс, — прошу вас не заводить споры в моем доме.
— Простите, милорд, у меня не было такого намерения, — ответил офицер с полупоклоном.
— Не будем спорить о пустяках. Отведайте-ка лучше этого замечательного виски и выйдем на воздух, в парк.
Собравшиеся в последний раз оказали честь угощению хлебосольного хозяина, затем все встали и спустились в парк в сопровождении Сандокана и леди.
— Господа, — сказал лорд Джеймс, — надеюсь, вы вскоре снова приедете навестить меня.
— Будьте уверены, — дружно сказали охотники.
— И, надеемся, в следующий раз фортуна будет более благосклонна к вам, баронет Вильям, — добавил он, обращаясь к офицеру.
— Я буду целиться лучше, — отвечал тот, бросая на Сандокана гневный взгляд. — Разрешите еще одно слово, милорд.
— Хоть два, дорогой.
Офицер прошептал ему на ухо несколько слов, которых никто не мог слышать.
— Хорошо, — кивнул ему лорд. — А сейчас доброй ночи, друзья, и пусть Бог оградит вас от недобрых встреч.
Охотники сели на лошадей и галопом выехали из парка.
Сандокан попрощался с лордом, который неожиданно помрачнел и, казалось, впал в дурное настроение, страстно пожал руку молодой девушке и тоже удалился в свою комнату.
Но он не лег спать, а принялся ходить из угла в угол, объятый сильным волнением. Смутное беспокойство отражалось на его лице, а руки нервно теребили рукоятку крисса.
Он думал о том допросе, которому подверг его морской офицер, возможно, готовивший ему западню. Кто этот офицер? Что толкнуло его на этот допрос? Не был ли он на палубе крейсера в ту кровавую ночь?.. Может быть, в этот самый момент против него что-то замышляется?
— А, — сказал он себе наконец, — если против меня и замышляется что-нибудь, я смогу найти выход из положения. Не мне бояться этих англичан, которых я немало отправил на тот свет с моими тигрятами. Отдохнем, а завтра посмотрим, что предпринять.
Он бросился на постель, не раздеваясь, положил рядом свой крисс и заснул очень крепко, а пробудился лишь после полудня, когда солнце ярко светило в открытые окна.
Он позвал слугу и спросил, где лорд Джеймс, но ему ответили, что тот сел на лошадь еще до зари и отправился в Викторию.
Эта новость слегка удивила его.
— Уехал! — прошептал он. — Уехал, накануне ничего не сказав мне? Почему? Неужели и впрямь против меня затевается что-то? Что делать, если вечером он станет уже не другом, а врагом мне? Смогу ли я поднять руку на того, кто так заботился обо мне, на родственника женщины, которую я обожаю? Нужно обязательно повидать Марианну.
Он спустился в парк в надежде встретить ее, но никого не увидел. Непроизвольно он направился к поваленному дереву, где она сидела в тот раз в одиночестве, и остановился, испустив глубокий вздох.
— Ах! Как она была прекрасна в тот вечер, — прошептал он, проводя рукой по пылающему лбу. — Глупец, я собирался бежать, в то время как она уже любила меня! О как я люблю ее! Ради нее я мог бы навсегда бросить свою бурную жизнь пирата, ради нее я готов хоть продаться в рабство, ради этой женщины я, наверное, даже сделался бы англичанином. Что любовь делает со мной!..
Английская кухня была представлена огромными бифштексами и пудингами, а кухня малайская — рагу из туканов, гигантскими устрицами из Сингапура, нежными побегами бамбука, вкус которого напоминал европейскую спаржу, и изобилием изысканных фруктов, которым все воздали хвалу.
Нет необходимости говорить, что все это заливалось множеством бутылок вина, джина, бренди и виски, вследствие чего без конца повторялись тосты в честь ставшего героем дня Сандокана и прекрасной Марианны, единственной дамы за столом.
За чаем беседа оживилась, говорили о тиграх, об охоте, о пиратах, о кораблях. И только морской офицер сидел молча и, казалось, был занят единственно изучением Сандокана, ни на мгновение не отрывая от него взгляда, не пропуская ни одного его слова, ни одного жеста.
Внезапно, обращаясь к Сандокану, который говорил в этот момент о пиратстве, он резко спросил его:
— Извините, князь, а давно вы приехали на Лабуан?
— Я здесь двадцать дней, сударь, — отвечал Тигр.
— Но отчего не видно вашего корабля у Виктории?
— Потому что пираты похитили мои праос.
— Пираты!.. Значит, на вас напали пираты? Но где?
— Вблизи Ромадес.
— Когда?
— За несколько часов до моего появления на этих берегах.
— Вы, по-видимому, ошибаетесь, князь. Как раз в эти дни наш крейсер плавал в тех местах, но ни один пушечный выстрел не донесся до нас.
— Наверное, ветер дул не в вашу сторону, — отвечал Сандокан, который начинал уже настораживаться, не зная, куда клонит офицер.
— Но как вы добрались сюда?
— Вплавь.
— А вы не видели сражения между двумя пиратскими кораблями, которые привел сюда Тигр Малайзии, и нашим крейсером?
— Нет.
— Это странно.
— Сударь, вам, кажется, внушают сомнения мои слова? — спросил Сандокан, вставая на ноги.
— Боже меня упаси, князь, — отвечал офицер с легкой иронией.
— Дорогой Вильям, — вмешался лорд Джеймс, — прошу вас не заводить споры в моем доме.
— Простите, милорд, у меня не было такого намерения, — ответил офицер с полупоклоном.
— Не будем спорить о пустяках. Отведайте-ка лучше этого замечательного виски и выйдем на воздух, в парк.
Собравшиеся в последний раз оказали честь угощению хлебосольного хозяина, затем все встали и спустились в парк в сопровождении Сандокана и леди.
— Господа, — сказал лорд Джеймс, — надеюсь, вы вскоре снова приедете навестить меня.
— Будьте уверены, — дружно сказали охотники.
— И, надеемся, в следующий раз фортуна будет более благосклонна к вам, баронет Вильям, — добавил он, обращаясь к офицеру.
— Я буду целиться лучше, — отвечал тот, бросая на Сандокана гневный взгляд. — Разрешите еще одно слово, милорд.
— Хоть два, дорогой.
Офицер прошептал ему на ухо несколько слов, которых никто не мог слышать.
— Хорошо, — кивнул ему лорд. — А сейчас доброй ночи, друзья, и пусть Бог оградит вас от недобрых встреч.
Охотники сели на лошадей и галопом выехали из парка.
Сандокан попрощался с лордом, который неожиданно помрачнел и, казалось, впал в дурное настроение, страстно пожал руку молодой девушке и тоже удалился в свою комнату.
Но он не лег спать, а принялся ходить из угла в угол, объятый сильным волнением. Смутное беспокойство отражалось на его лице, а руки нервно теребили рукоятку крисса.
Он думал о том допросе, которому подверг его морской офицер, возможно, готовивший ему западню. Кто этот офицер? Что толкнуло его на этот допрос? Не был ли он на палубе крейсера в ту кровавую ночь?.. Может быть, в этот самый момент против него что-то замышляется?
— А, — сказал он себе наконец, — если против меня и замышляется что-нибудь, я смогу найти выход из положения. Не мне бояться этих англичан, которых я немало отправил на тот свет с моими тигрятами. Отдохнем, а завтра посмотрим, что предпринять.
Он бросился на постель, не раздеваясь, положил рядом свой крисс и заснул очень крепко, а пробудился лишь после полудня, когда солнце ярко светило в открытые окна.
Он позвал слугу и спросил, где лорд Джеймс, но ему ответили, что тот сел на лошадь еще до зари и отправился в Викторию.
Эта новость слегка удивила его.
— Уехал! — прошептал он. — Уехал, накануне ничего не сказав мне? Почему? Неужели и впрямь против меня затевается что-то? Что делать, если вечером он станет уже не другом, а врагом мне? Смогу ли я поднять руку на того, кто так заботился обо мне, на родственника женщины, которую я обожаю? Нужно обязательно повидать Марианну.
Он спустился в парк в надежде встретить ее, но никого не увидел. Непроизвольно он направился к поваленному дереву, где она сидела в тот раз в одиночестве, и остановился, испустив глубокий вздох.
— Ах! Как она была прекрасна в тот вечер, — прошептал он, проводя рукой по пылающему лбу. — Глупец, я собирался бежать, в то время как она уже любила меня! О как я люблю ее! Ради нее я мог бы навсегда бросить свою бурную жизнь пирата, ради нее я готов хоть продаться в рабство, ради этой женщины я, наверное, даже сделался бы англичанином. Что любовь делает со мной!..