Страница:
Алекс своего мнения не высказывал, а только кивал и улыбался, как остальные. Зечу было явно скучно. Но, возвращаясь в свою палатку, которую они называли походной кухней, Алекс отстал от своего приятеля и сказал, ни к кому особенно не обращаясь:
– Не то что мне здесь не нравится. Это лучшее место в мире. Но просто… мне так хочется увидеть папу и маму. Надеюсь, что у них все в порядке.
Мэг успокоительно напомнила:
– Они дали бы телеграмму, если бы что-нибудь случилось. Они же обещали.
И тогда Чарльз сказал:
– Мне нужно проверить, как идут дела в офисе. И я мог бы забросить вас четверых домой.
Лицо Алекса вспыхнуло от признательности.
– Да нет… Я хотел спросить, а можно нам отправиться на следующий мыс и все такое?
– Разумеется, – улыбнулся Чарльз. – Только с позволения Эми. Ведь это ее остров.
Алекс тоже улыбнулся, как будто разрешение Эми было давно решенным делом. Но потом он задумчиво произнес:
– Мне кажется, Эми немножко гениальна. Как папа. Всех гениев так трудно понять.
– Тебе не понравилась скульптура, старина?
– Ну нет, понравилась. Только она меня… напугала.
– Напугала?
– Даже не напугала. Но мне стало так неуютно. То есть… я ведь тоже тесно связан с ребятами. И с мамой и папой. И конечно, с вами тремя. Но мы же не одно целое, не спираль. Как скульптура.
Чарльз положил руку ему на плечо.
– Знаешь что, Алекс. Взрослые вообще склонны скручивать свои чувства в спираль. Но лучше так не делать.
Алекс энергично закивал в ответ.
– Вот почему так легко с тобой и тетей Мэг. – И он убежал.
Держа уснувшую Эми на одной руке, другой Чарльз обвил плечи Мэг.
– Немного же он знает, – сдержанно прокомментировал он.
Но Мэг покачала головой.
– Это лучший из комплиментов, дорогой мой. И это правда. Ох, возможно, и у нас были свои завихрения, но теперь их нет. Больше нет. И Алекс это видит.
Остановившись, она повернулась под его рукой, чтобы поцеловать его. Он привлек ее к себе, продлевая это сладостное уединение, потом перевел дыхание и потянулся.
– Не могу поверить во все это, – произнес он, оглядываясь кругом и затем всматриваясь в спящее личико ребенка. – Мэг, неужели это правда? У меня не было ничего. А теперь есть… все. – Он крепче прижал ее к себе. – Ты настоящая. Они настоящие. Настоящая семья. Боже мой!..
Она положила голову ему на плечо и крепче обвила рукой его за талию.
– Чарльз… Ты такой благородный и щедрый. Ты даже сам не знаешь об этом – ты думаешь, что ты берешь, а на самом деле ты все время даешь. – Она запрокинула голову и, улыбаясь, произнесла: – Дорогой мой, твоя семья скоро увеличится. Я почти уверена, что у нас будет еще один ребенок.
Она сказала «у нас», не задумываясь, настолько было очевидно, что Эми – ребенок Чарльза. Он отнесся к этому известию так, как она и ожидала. Он буквально затрясся от радости. Она положила палец ему на губы.
– Давай пока не будем никому ничего говорить, – прошептала она прежде, чем он успел закричать. – Тогда все будет даже еще более волнующим.
Он посмотрел на нее с такой любовью, что она отвела взгляд.
Ей вспомнилось, как Чарльз Ковак встретил ее в Королевском отеле у Паддингтона тринадцать лет назад. Она преклонялась перед его талантом и известностью, его деловыми качествами и благоговела перед ним как руководителем. Но сейчас…
Она шепнула:
– Чарльз, пожалуйста, не смотри на меня так. Я просто запутавшаяся девчонка, которой ты помогал столько лет. И только потому, что у меня будет ребенок, я не стану какой-то особенной.
Неожиданно он улыбнулся, и его засиявшее лицо вновь помолодело.
– Все это я знаю. Ты, должно быть, сошла с ума, когда связывалась с таким старым брюзгой, как я. Но ты это сделала! – Он положил Эми поудобнее. – Мэг, лучше всего уложить ее спать прямо сейчас. Кэти и Себ тоже устали. Нам всем сегодня следует лечь пораньше.
Это было предложение, которое в иное время могло испугать ее.
Теперь она только улыбнулась, и они поспешили догнать остальных.
Алекс прекрасно чувствовал себя в новой школе. Миранде порой казалось чудом, что дети не замечают, по какой непрочной психологической проволоке шагает Питер. И то, что этого не случилось, было ее заслугой. Иногда она думала, сколько еще она сможет выдержать. Она была замужем за импотентом – и гением, для которого искусство было необходимо, как сама жизнь, и который мог быть удивительным другом и отцом в одно мгновение и неврастеничным отшельником – в другое.
Она читала литературу о депрессиях и предлагала ему посоветоваться с врачом. Он неизменно отметал эти предложения.
– Как только я завершу эту серию портретов, я буду в таком же порядке, как девятипенсовик, – упрямо, словно мальчишка, твердил он.
Он отказался выставить серию из восьми портретов, сделанных им в Килбурне.
– Подожди, пока я все не закончу, – неизменно отвечал он.
Однажды днем, в конце октября, Миранда прокралась в мансарду, когда Питер спал, и взглянула на натянутый на подрамнике холст. Фон был набросан вчерне – темный, как и всегда, о ей показалось, что это деревянная стена или, быть может, перекрытия крыши. Лицо не выступало из темноты, а казалось лишь силуэтной линией.
Спустя неделю, в пятницу, двое младших детей собирали на берегу дрова для праздничного ночного костра. Алекс не приехал домой из школы. Миранда чистила над раковиной картошку для ужина, когда Питер, тяжело ступая, спустился сверху и подошел к обогревателю.
Миранда по привычке предупредительно произнесла:
– Чашку чая. Садись, я тебе налью. Ты выглядишь усталым.
Он грузно опустился за стол, вытянув перед собой руки. Потом произнес:
– Я закончил.
– Закончил? Портреты, да? – Она, застыв, глядела на него, боясь того, что может теперь случиться. Потом поставила перед ним заварной чайник, чашку и молочник.
Он кивнул.
– Да. Портреты. – Он налил чаю и отпил. – А ты не хочешь?
– Я… нет, что ты. – У нее не было сил распивать сейчас чаи. – Она села напротив него, забыв про картошку. – Ну и… отлично. Поздравляю.
– Спасибо. – Он выпил одну чашку чая и налил еще. Она попыталась поддразнить его:
– Можно подумать, что у тебя страшная жажда!
– Да. Я чувствую себя… испепеленным. Она облизала сухие губы, глядя на него.
– И что… что теперь будет? – спросила она наконец, наблюдая, как он продолжает пить.
Сквозь пар он кинул на нее взгляд и нахмурился, пытаясь сосредоточиться на вопросе. Потом вдруг неожиданно спросил:
– А где дети?
– На берегу. Дрова собирают. Завтра ночь Гая Фокса.
– А какой это день недели?
– Суббота.
– Это на руку.
Она не знала что ответить. Он покончил с чаем, поднялся и накинул ветровку.
Пойду присоединюсь к ним. Свежий воздух. День такой хороший, как тогда, когда мы летом ходили на пустошь. – Он внезапно улыбнулся ей, и это было так душераздирающе. – Мне понравился тот день, Миранда. Чудесный был денек.
– Да, хороший.
Он распахнул дверь, и холодный воздух ворвался в дом. Она уронила голову на руки, и ей страстно захотелось послать за Мэг, как она всегда делала. Или за Чарльзом. Но кто угодно, только не они могли сейчас помочь Питеру.
Дверь снова отворилась, и вошел Алекс.
– А где все? – тут же спросил он.
Она с трудом поднялась – спина согнута, ноги подламываются, настоящая старуха.
– Внизу, на берегу, собирают дрова к завтрашнему костру. Ты не хочешь пойти к ним и сказать, что в пять будет готов чай?
– Нет. С минуты на минуту все равно стемнеет. Мы все пойдем завтра и запалим отличный костер. Как ты думаешь, дождя не будет?
– Будет. Так утверждает прогноз погоды. – Она вынула чашку и налила ему чаю. – Ну, как сегодня шли дела?
– Нормально. У меня здорово получается в регби. Вот только… – Он замялся, и она поторопила его:
– Ну?
– Ма, мы ставим пьесу на Рождество. Только не могу вспомнить, как она называется. Но – только попробуй засмеяться! – у меня будет роль какой-то чертовки!
Хотя она и поклялась, она не могла не рассмеяться.
– Я же сказал, не смейся! Я бы не стал говорить об этой чертовой пьесе, если бы не подумал, что мы могли бы с тобой немного порепетировать.
Она перестала смеяться.
– Со мной? Порепетировать? Вот не думаю… То есть, понимаешь, я уже и забыть успела, что я актриса.
Но он решительно возразил:
– Конечно же, ты актриса, ма. Просто у тебя временный антракт.
– Наверное, так. О'кей. Мы порепетируем. Принеси мне завтра сценарий. И пожалуйста, не чертыхайся больше.
В этот вечер они сидели за большим столом и хохотали, как в прежние времена. Щеки у Питера порозовели, он уплел два куска пирога с творогом. Миранда чувствовала прилив, детской, чистой радости. Все начинало налаживаться.
Последний портрет не был таинственным. Лицо было открытым и немного обеспокоенным; глаза не были ни голубыми, ни зелеными; волосы, заложенные за уши, слегка вились на лбу. Увядший рот и окруженные морщинками глаза говорили сами за себя.
Миранда долго молчала разглядывая портрет. Потом сказала:
– Это я. Мэг ушла. Это я – такая, какая сейчас.
– Да. – Он с любовью погладил холст. – Это лучшее, что я сделал. Самое лучшее. Больше некуда двигаться.
Сердце у нее замерло и ухнуло, как не раз случалось в эти дни.
– Некуда двигаться? Не нужно рисовать, ты хочешь сказать?
– Ах, ну конечно же, я буду рисовать. – Он установил другой холст на мольберте. – На самом деле я уже начал. Взгляни.
Это был пейзаж вересковой пустоши. Она увидела вершину Зеннор и вершину Гарнадас и протяженную линию мыса Корнуолл.
Она глубоко вздохнула.
– Питер, это великолепно. Это как… нет, я не знаю. У меня нет слов.
Он тихо сказал:
– В ней много от Скейфа.
– Джеральда Скейфа? Из Сент-Айвса?
– Да. Это художник, которого терпеть не могла Мэг. Ее пугало то, что он хотел сказать в своих картинах. Прямо перед смертью своей жены он написал гигантскую фреску. Вся жизнь их была на ней. И вся любовь.
– О Боже. – Она вдруг поняла, почему была испугана Мэг. Это было слишком мощно. Это была вечность.
Он спросил:
– Тебе нравится?
– Да, очень. Но меня пугает то, что ты нарисовал. И все-таки мне нравится. У меня такое ощущение, что нужно подняться на цыпочки, чтобы понять это.
Он обвил ее и крепко прижал к себе.
– Миранда, любимая… прости меня, – прошептал он.
Она твердо произнесла:
– Мне не за что прощать тебя. Не за что. Слышишь? – Обеими руками она взяла его голову и немного отстранила. – Послушай, Питер. Ты – творец. Думаю… да, любимый, я думаю, что ты меня создал.
Он поцеловал ее нежно-нежно.
На лестнице послышался голос Алекса, зовущего их на костер.
– Но ведь идет дождь, – возразила Миранда, не желая упустить этого светлого, чудного мгновения.
Питер засмеялся, уткнувшись ей в волосы.
– Так это же и есть самая что ни на есть лучшая погода, – сказал он. – Пойдем. Плеснем немного бензину на дровишки, и они вспыхнут, как факел!
Огонь взметнулся к небу, и все окрестные ребятишки визжали, вопили и отплясывали свои ритуальные танцы вокруг костра. Питер стоял поодаль и наблюдал, как все кругом застилает дым. Миранда знала, что он видит сквозь тьму и свет бесчисленные, сменяющиеся друг друга лица, являющиеся ему с такой непостижимой яркостью, о которой она и не подозревала, пока он не воплощал свои видения на полотне.
Позже она писала Мэг: «Пока я не увидела работ Питера, я оставалась слепой. Его последний портрет заставил меня познать самое себя. Что же такое искусство, раз оно способно на такие чудеса?»
Мэг прочла письмо во время завтрака и, не говоря ни слова, протянула его Чарльзу. Он пробежал глазами строчки, отодвинул мармелад, чтобы взять ее за руку.
– Теперь она знает, что ей нужно делать, – сказал он. – Но может ли она сделать это? Хватит ли ее на это?
Мэг пожала плечами.
– Не знаю. Я не знаю, что там с ней происходит. Он крепко сжал ее пальцы.
– Я рад, – заявил он. – И рад тому, что больше ты не страдаешь вместе с ней.
– И я тоже, – согласилась Мэг.
ГЛАВА 22
– Не то что мне здесь не нравится. Это лучшее место в мире. Но просто… мне так хочется увидеть папу и маму. Надеюсь, что у них все в порядке.
Мэг успокоительно напомнила:
– Они дали бы телеграмму, если бы что-нибудь случилось. Они же обещали.
И тогда Чарльз сказал:
– Мне нужно проверить, как идут дела в офисе. И я мог бы забросить вас четверых домой.
Лицо Алекса вспыхнуло от признательности.
– Да нет… Я хотел спросить, а можно нам отправиться на следующий мыс и все такое?
– Разумеется, – улыбнулся Чарльз. – Только с позволения Эми. Ведь это ее остров.
Алекс тоже улыбнулся, как будто разрешение Эми было давно решенным делом. Но потом он задумчиво произнес:
– Мне кажется, Эми немножко гениальна. Как папа. Всех гениев так трудно понять.
– Тебе не понравилась скульптура, старина?
– Ну нет, понравилась. Только она меня… напугала.
– Напугала?
– Даже не напугала. Но мне стало так неуютно. То есть… я ведь тоже тесно связан с ребятами. И с мамой и папой. И конечно, с вами тремя. Но мы же не одно целое, не спираль. Как скульптура.
Чарльз положил руку ему на плечо.
– Знаешь что, Алекс. Взрослые вообще склонны скручивать свои чувства в спираль. Но лучше так не делать.
Алекс энергично закивал в ответ.
– Вот почему так легко с тобой и тетей Мэг. – И он убежал.
Держа уснувшую Эми на одной руке, другой Чарльз обвил плечи Мэг.
– Немного же он знает, – сдержанно прокомментировал он.
Но Мэг покачала головой.
– Это лучший из комплиментов, дорогой мой. И это правда. Ох, возможно, и у нас были свои завихрения, но теперь их нет. Больше нет. И Алекс это видит.
Остановившись, она повернулась под его рукой, чтобы поцеловать его. Он привлек ее к себе, продлевая это сладостное уединение, потом перевел дыхание и потянулся.
– Не могу поверить во все это, – произнес он, оглядываясь кругом и затем всматриваясь в спящее личико ребенка. – Мэг, неужели это правда? У меня не было ничего. А теперь есть… все. – Он крепче прижал ее к себе. – Ты настоящая. Они настоящие. Настоящая семья. Боже мой!..
Она положила голову ему на плечо и крепче обвила рукой его за талию.
– Чарльз… Ты такой благородный и щедрый. Ты даже сам не знаешь об этом – ты думаешь, что ты берешь, а на самом деле ты все время даешь. – Она запрокинула голову и, улыбаясь, произнесла: – Дорогой мой, твоя семья скоро увеличится. Я почти уверена, что у нас будет еще один ребенок.
Она сказала «у нас», не задумываясь, настолько было очевидно, что Эми – ребенок Чарльза. Он отнесся к этому известию так, как она и ожидала. Он буквально затрясся от радости. Она положила палец ему на губы.
– Давай пока не будем никому ничего говорить, – прошептала она прежде, чем он успел закричать. – Тогда все будет даже еще более волнующим.
Он посмотрел на нее с такой любовью, что она отвела взгляд.
Ей вспомнилось, как Чарльз Ковак встретил ее в Королевском отеле у Паддингтона тринадцать лет назад. Она преклонялась перед его талантом и известностью, его деловыми качествами и благоговела перед ним как руководителем. Но сейчас…
Она шепнула:
– Чарльз, пожалуйста, не смотри на меня так. Я просто запутавшаяся девчонка, которой ты помогал столько лет. И только потому, что у меня будет ребенок, я не стану какой-то особенной.
Неожиданно он улыбнулся, и его засиявшее лицо вновь помолодело.
– Все это я знаю. Ты, должно быть, сошла с ума, когда связывалась с таким старым брюзгой, как я. Но ты это сделала! – Он положил Эми поудобнее. – Мэг, лучше всего уложить ее спать прямо сейчас. Кэти и Себ тоже устали. Нам всем сегодня следует лечь пораньше.
Это было предложение, которое в иное время могло испугать ее.
Теперь она только улыбнулась, и они поспешили догнать остальных.
Алекс прекрасно чувствовал себя в новой школе. Миранде порой казалось чудом, что дети не замечают, по какой непрочной психологической проволоке шагает Питер. И то, что этого не случилось, было ее заслугой. Иногда она думала, сколько еще она сможет выдержать. Она была замужем за импотентом – и гением, для которого искусство было необходимо, как сама жизнь, и который мог быть удивительным другом и отцом в одно мгновение и неврастеничным отшельником – в другое.
Она читала литературу о депрессиях и предлагала ему посоветоваться с врачом. Он неизменно отметал эти предложения.
– Как только я завершу эту серию портретов, я буду в таком же порядке, как девятипенсовик, – упрямо, словно мальчишка, твердил он.
Он отказался выставить серию из восьми портретов, сделанных им в Килбурне.
– Подожди, пока я все не закончу, – неизменно отвечал он.
Однажды днем, в конце октября, Миранда прокралась в мансарду, когда Питер спал, и взглянула на натянутый на подрамнике холст. Фон был набросан вчерне – темный, как и всегда, о ей показалось, что это деревянная стена или, быть может, перекрытия крыши. Лицо не выступало из темноты, а казалось лишь силуэтной линией.
Спустя неделю, в пятницу, двое младших детей собирали на берегу дрова для праздничного ночного костра. Алекс не приехал домой из школы. Миранда чистила над раковиной картошку для ужина, когда Питер, тяжело ступая, спустился сверху и подошел к обогревателю.
Миранда по привычке предупредительно произнесла:
– Чашку чая. Садись, я тебе налью. Ты выглядишь усталым.
Он грузно опустился за стол, вытянув перед собой руки. Потом произнес:
– Я закончил.
– Закончил? Портреты, да? – Она, застыв, глядела на него, боясь того, что может теперь случиться. Потом поставила перед ним заварной чайник, чашку и молочник.
Он кивнул.
– Да. Портреты. – Он налил чаю и отпил. – А ты не хочешь?
– Я… нет, что ты. – У нее не было сил распивать сейчас чаи. – Она села напротив него, забыв про картошку. – Ну и… отлично. Поздравляю.
– Спасибо. – Он выпил одну чашку чая и налил еще. Она попыталась поддразнить его:
– Можно подумать, что у тебя страшная жажда!
– Да. Я чувствую себя… испепеленным. Она облизала сухие губы, глядя на него.
– И что… что теперь будет? – спросила она наконец, наблюдая, как он продолжает пить.
Сквозь пар он кинул на нее взгляд и нахмурился, пытаясь сосредоточиться на вопросе. Потом вдруг неожиданно спросил:
– А где дети?
– На берегу. Дрова собирают. Завтра ночь Гая Фокса.
– А какой это день недели?
– Суббота.
– Это на руку.
Она не знала что ответить. Он покончил с чаем, поднялся и накинул ветровку.
Пойду присоединюсь к ним. Свежий воздух. День такой хороший, как тогда, когда мы летом ходили на пустошь. – Он внезапно улыбнулся ей, и это было так душераздирающе. – Мне понравился тот день, Миранда. Чудесный был денек.
– Да, хороший.
Он распахнул дверь, и холодный воздух ворвался в дом. Она уронила голову на руки, и ей страстно захотелось послать за Мэг, как она всегда делала. Или за Чарльзом. Но кто угодно, только не они могли сейчас помочь Питеру.
Дверь снова отворилась, и вошел Алекс.
– А где все? – тут же спросил он.
Она с трудом поднялась – спина согнута, ноги подламываются, настоящая старуха.
– Внизу, на берегу, собирают дрова к завтрашнему костру. Ты не хочешь пойти к ним и сказать, что в пять будет готов чай?
– Нет. С минуты на минуту все равно стемнеет. Мы все пойдем завтра и запалим отличный костер. Как ты думаешь, дождя не будет?
– Будет. Так утверждает прогноз погоды. – Она вынула чашку и налила ему чаю. – Ну, как сегодня шли дела?
– Нормально. У меня здорово получается в регби. Вот только… – Он замялся, и она поторопила его:
– Ну?
– Ма, мы ставим пьесу на Рождество. Только не могу вспомнить, как она называется. Но – только попробуй засмеяться! – у меня будет роль какой-то чертовки!
Хотя она и поклялась, она не могла не рассмеяться.
– Я же сказал, не смейся! Я бы не стал говорить об этой чертовой пьесе, если бы не подумал, что мы могли бы с тобой немного порепетировать.
Она перестала смеяться.
– Со мной? Порепетировать? Вот не думаю… То есть, понимаешь, я уже и забыть успела, что я актриса.
Но он решительно возразил:
– Конечно же, ты актриса, ма. Просто у тебя временный антракт.
– Наверное, так. О'кей. Мы порепетируем. Принеси мне завтра сценарий. И пожалуйста, не чертыхайся больше.
В этот вечер они сидели за большим столом и хохотали, как в прежние времена. Щеки у Питера порозовели, он уплел два куска пирога с творогом. Миранда чувствовала прилив, детской, чистой радости. Все начинало налаживаться.
Последний портрет не был таинственным. Лицо было открытым и немного обеспокоенным; глаза не были ни голубыми, ни зелеными; волосы, заложенные за уши, слегка вились на лбу. Увядший рот и окруженные морщинками глаза говорили сами за себя.
Миранда долго молчала разглядывая портрет. Потом сказала:
– Это я. Мэг ушла. Это я – такая, какая сейчас.
– Да. – Он с любовью погладил холст. – Это лучшее, что я сделал. Самое лучшее. Больше некуда двигаться.
Сердце у нее замерло и ухнуло, как не раз случалось в эти дни.
– Некуда двигаться? Не нужно рисовать, ты хочешь сказать?
– Ах, ну конечно же, я буду рисовать. – Он установил другой холст на мольберте. – На самом деле я уже начал. Взгляни.
Это был пейзаж вересковой пустоши. Она увидела вершину Зеннор и вершину Гарнадас и протяженную линию мыса Корнуолл.
Она глубоко вздохнула.
– Питер, это великолепно. Это как… нет, я не знаю. У меня нет слов.
Он тихо сказал:
– В ней много от Скейфа.
– Джеральда Скейфа? Из Сент-Айвса?
– Да. Это художник, которого терпеть не могла Мэг. Ее пугало то, что он хотел сказать в своих картинах. Прямо перед смертью своей жены он написал гигантскую фреску. Вся жизнь их была на ней. И вся любовь.
– О Боже. – Она вдруг поняла, почему была испугана Мэг. Это было слишком мощно. Это была вечность.
Он спросил:
– Тебе нравится?
– Да, очень. Но меня пугает то, что ты нарисовал. И все-таки мне нравится. У меня такое ощущение, что нужно подняться на цыпочки, чтобы понять это.
Он обвил ее и крепко прижал к себе.
– Миранда, любимая… прости меня, – прошептал он.
Она твердо произнесла:
– Мне не за что прощать тебя. Не за что. Слышишь? – Обеими руками она взяла его голову и немного отстранила. – Послушай, Питер. Ты – творец. Думаю… да, любимый, я думаю, что ты меня создал.
Он поцеловал ее нежно-нежно.
На лестнице послышался голос Алекса, зовущего их на костер.
– Но ведь идет дождь, – возразила Миранда, не желая упустить этого светлого, чудного мгновения.
Питер засмеялся, уткнувшись ей в волосы.
– Так это же и есть самая что ни на есть лучшая погода, – сказал он. – Пойдем. Плеснем немного бензину на дровишки, и они вспыхнут, как факел!
Огонь взметнулся к небу, и все окрестные ребятишки визжали, вопили и отплясывали свои ритуальные танцы вокруг костра. Питер стоял поодаль и наблюдал, как все кругом застилает дым. Миранда знала, что он видит сквозь тьму и свет бесчисленные, сменяющиеся друг друга лица, являющиеся ему с такой непостижимой яркостью, о которой она и не подозревала, пока он не воплощал свои видения на полотне.
Позже она писала Мэг: «Пока я не увидела работ Питера, я оставалась слепой. Его последний портрет заставил меня познать самое себя. Что же такое искусство, раз оно способно на такие чудеса?»
Мэг прочла письмо во время завтрака и, не говоря ни слова, протянула его Чарльзу. Он пробежал глазами строчки, отодвинул мармелад, чтобы взять ее за руку.
– Теперь она знает, что ей нужно делать, – сказал он. – Но может ли она сделать это? Хватит ли ее на это?
Мэг пожала плечами.
– Не знаю. Я не знаю, что там с ней происходит. Он крепко сжал ее пальцы.
– Я рад, – заявил он. – И рад тому, что больше ты не страдаешь вместе с ней.
– И я тоже, – согласилась Мэг.
ГЛАВА 22
В 1981-м состоялась королевская свадьба и повторились торжества 1977 года. Казалось, Питеру они даже нравились. Теперь он был постоянным членом спасательной команды. Он больше не рисовал портретов; три морских пейзажа, созданных им, были встречены очень бурно.
Когда в сентябре и Себастьяна зачислили в Труро, Питер настоял, чтобы все трое детей жили там в пансионе, а Миранда могла бы вернуться на театральный сезон в труппу.
Этой зимой труппа впервые повезла свой обычный шекспировский репертуар в центральные графства, где была новая, оказавшаяся очень отзывчивой аудитория. Когда начались рождественские представления для детей, большинство актеров смогло отдохнуть; Оливер и Олвен поехали на рождество к Глэдис Пак, а Зоя и новичок по имени Джек Старджес отправились в Кихол с Мирандой. Дети приезжали к Питеру на выходные, а по будням он очень много работал. Когда случался перерыв, он отправлялся в клуб спасателей. Готовила ему и убиралась у него Дженис.
Миранда заключила его в объятия со всей силой прежней страсти.
– Ты выглядишь куда лучше, мой дорогой! – Голос ее стал выше, его модуляции явно напоминали о том, что она только что сошла с театральных подмостков.
Он привлек ее к себе, пряча лицо в ее волосах и закрывая глаза, вдыхая такой знакомый запах.
– Мне правда лучше, – убежденно подтвердил он. – А ты… ты просто восхитительна! В тебе появилось что-то особенное – какая-то сдержанность, даже что-то таинственное…
– Ах, ты ли говоришь о таинственности! – Но она была польщена и обрадована. – Но откуда ты знаешь? Что, были какие-нибудь рецензии, которые я пропустила?
– Я дважды ездил смотреть, как ты играешь, – признался он.
Она была поражена.
– Любимый, но почему ты не сказал? Где ты был? И в какие дни? Ах ты Боже мой…
– Шшшш… – Он рассмеялся, как и всегда смеялся над ее извержениями. – Когда пойдем спать, я тебе все расскажу.
Она какое-то мгновение пристально глядела ему в глаза, но ничего в них не увидела и просто поцеловала его в щеку, затем кинулась оглядывать кухню. Дженис кое-что переставила по-своему, постелила новую скатерть, заставила широкие подоконники цветами. Раньше Миранда живо все вернула бы на место, но не сейчас. Ее все восхищало. Зоя спустилась из отведенной ей комнаты и заявила, что Кэти – прирожденная актриса. Захохотав, Питер сказал:
– А то мы не знали! – И Миранда снова обняла его. Ему было лучше.
Такие вечера Миранда особенно любила: вокруг стола собрались люди, радостно возились дети, гости, разнеженные домашним уютом, веселились, наперебой делали комплименты Миранде, а Дженис готовила и подавала на стол. Потом Зоя и Джек вместе с ней отправились в «Костгад», и Миранда смогла полностью сосредоточиться на детях и выслушать все их новости.
К ее удивлению, Себастьян с первых же дней легко обжился в Труро.
– Это потому, ма, что я умею рассказывать всякие истории, – сообщил он. – Я ведь как тетя Мэг, понимаешь. Прошлым летом она здорово научила меня сочинять. Описание, потом что-то происходит, и снова описание.
– Мы на прошлой неделе повидались с Мэг, – сказала Миранда. – Она приезжала в Бирмингем, и мы целый день провели вместе.
Кэти спросила:
– А она передала для нас подарки?
– Да. А я отдала ей ту штуковину для плавания, которую вы передавали Эндрю.
– Как дела у Эми в школе? Она не хотела идти туда. Мне она заявила, что хотела бы всегда жить с нами.
– Ну, у нее все отлично. И как-нибудь на днях тетя Мэг привезет ее сюда. – Миранда была уверена, что Мэг никогда не решится привезти Эми или Чарльза снова в Кихол, но ведь все меняется. Должно быть, время и впрямь все лечит.
– А как поживает Эндрю? Миранда улыбнулась:
– Разумеется, его захватила Магда. Со стороны может показаться, что это ее сын. Она премилая старушенция – похожа на героинь довоенных фильмов.
Алекс, долговязый и очень серьезный, дождался, пока Кэти не ляжет, а Себастьян не отправится в ванную, и только тогда заговорил невероятно низким, хриплым голосом:
– Мам, вы с тетей Мэг никак не могли поссориться, это ясно. Значит, тетя Мэг не выносит па?
Она перестала стелить постель Себастьяну, подняла на него глаза. Она ждала этого вопроса, тем более что Алекс был умницей и всегда особенно близок к Мэг. Она покусала верхнюю губу, поправила волосы, наконец сцепила пальцы.
– Да нет, тут совсем другое, сынок… Просто… когда папа был очень болен, он не различал нас с Мэг. И Мэг подумала, что лучше было бы… не смущать его больше.
Все прозвучало очень просто. И это было правдой. Убежденная собственными словами, она улыбнулась.
– Теперь папе лучше. Я уверена, что недалек тот час, когда у нас все пойдет, как в старые добрые времена.
Алекс проницательно заметил:
– А как же дядя Чарльз?
Миранда откинула волосы, отчасти теряя уверенность.
– Ну что ж… Я просто не знаю, Алекс.
– Прости, ма. Но, как ни жаль, Мэг не захочет приехать без него. А двум ее детишкам здесь было бы так хорошо. Да и с дядей Чарльзом жить здорово.
Миранда поспешно вернулась к незастеленной постели.
– Да. Я думаю, ты прав. Уверена, что прав, – сказала она.
Питер прижал ее к себе крепко-крепко, словно не позволяя ей больше никуда уходить, но и только.
– Видишь ли, Миранда… – Он целовал ее волосы, глаза у него были закрыты. – Я хочу… чтобы ты делала свое дело. С тех пор как умер Брет Сент-Клэр и я увидел, что это значит для тебя, как для меня живопись… Я бы умер, если бы не смог рисовать.
– Да, я знаю, дорогой. – Она обвила его руками. В нем говорил здравый смысл, но такой хрупкий, такой уязвимый.
– Уже с тех пор я хотел, чтобы ты вернулась в театр. Я чувствовал… ты знаешь, что… ты знаешь…
Она тихо произнесла:
– Джон Мередит?
– Да. Я чувствовал, что это вроде обмана. Я говорил и Мэг, но я хотел, чтобы она осталась здесь. Я хотел, чтобы ты продолжала играть, и все же…
– Питер, лучше всего то, что произошло. Эти четыре последних года были чудесные. Мы наконец-то действительно узнали друг друга.
Он вновь поцеловал ее в волосы.
– Мы старые, добрые друзья, Миранда, – шепнул он.
– Да. И как старые добрые друзья, мы должны доверять друг другу. Правда?
– Ну конечно!
– Значит, если я после этого тура вдруг решу вернуться домой, ты думаешь, это будет хорошо для меня?
Он не отвечал. Она повернулась в его объятиях, чтобы взглянуть ему в лицо, но он потянулся за ней и выключил свет.
– Отлично. Я тебе поверю, – сказал он.
– Спасибо, любовь моя.
Она поцеловала его в губы и положила его голову себе на плечо, как часто делала в эти четыре года. Когда он затих в ее объятиях, она смежила глаза и постаралась заснуть.
В июле следующего года Эми Смизерс сложила свои инструменты в тот самый деревянный сундучок, в котором привезла их из Афин в тридцатые годы, почистила и убрала как можно тщательнее оставшиеся неиспользованными камни и устроилась в своем ветхом раскладном кресле на плато. Там и обнаружил ее Спиро на следующее утро, явившись прибраться в саду к приезду семейства Коваков. Должно быть, она умерла еще вечером, возможно, сразу же после захода солнца, когда настала холодная ночь. Она казалась совершенно счастливой.
Чарльз и Мэг, оставив детей на попечение Магды, вылетели немедленно. Они нашли оставленное им письмо и приготовили все к самым тихим на острове похоронам. Она успокоилась в своем садике среди обломков камней, из которых она высекала фигуры столь долгие годы. На ее могиле установили то самое мраморное изваяние, в котором в 1977 году она изобразила себя и Еву Ковак.
Печаль Мэг была горше и мучительнее всего, что она переживала раньше. Еще год назад Чарльз закончил свою книгу, и, прочтя ее, она узнала об Эми, возможно, больше всех. Чарльз много беседовал с Эми о прошлом, и ее образ наполнял собой книгу.
После церковной службы отпевания они пошли в коттедж Эми и занялись его уборкой. Удивительно, как мало там нужно было сделать.
– Она все разобрала по годам, – заметила Мэг. – Я думала, что мы найдем тут кучу незаконченных работ. Помню, когда я тут обедала впервые, все было покрыто каменной пылью.
– Ей было за восемьдесят. Она знала, что не вечна. – Чарльз сложил на столике книги. – Нам нужно все тут просмотреть, но потом давай все оставим как было. Это всегда будет домом Эми, так что пусть здесь все остается по-прежнему.
– Это нельзя знать наверняка. Мы же не нашли завещания. Может быть, она оставила остров еще кому-нибудь. Могут же у нее быть давно забытые родственники в Австралии или еще кто-нибудь!
– Дорогая, мы с ней все это обсудили. Она оставила остров Эми и Эндрю. Но… знаешь, Мэг, ведь я после смерти моей матери скрыл от нее… Я говорил тебе об этом много лет назад, но ты не придала этому значения. Остров не принадлежал моей матери, не принадлежал он и Эми. Андроулис завещал этот остров мне.
– Но зачем же ты… почему же ты не открылся ей?
– А что я мог сказать? Если бы Эми узнала, что Андроулис не посчитался с ней, она считала бы свою жизнь потерянной. – Он скорбно улыбнулся. – Эми любила этого старого негодяя даже больше, чем моя мать. Но… видишь ли, Мэг… моя мать подарила Андроулису сына. – Он выжидательно посмотрел на Мэг. – Я ведь не Ковак, Мэг. Меня должны были звать Чарльз Андроулис. – Он беспомощно пожал плечами. – Прости, дорогая. Конечно, я всего лишь незаконнорожденный, но…
Она пораженно воскликнула:
– Эми рассказала мне об этом много лет назад! Считалось, что ты не знаешь об этом!
Теперь была его очередь изумляться.
– Эми знала? О Господи! А не думаешь ли ты, что она и про остров догадывалась? Конечно, можно было бы надуть ее, что-то наплести, но ведь Эми была до ужаса умна…
– Но не в том, что касалось Андроулиса, – заметила Мэг. – Нет, вряд ли она догадывалась. – Она взглянула на него иными глазами. – Ах, Чарльз… ты… ты… – Она задохнулась от недостатка слов. – Ты такой милый!
Засмеявшись, он обнял ее и воскликнул через ее плечо:
– Ты слышала, Эми? Никакой я не ублюдок, а даже очень милый!
Мэг ласково сжала его плечо.
– Ах, любовь моя… Мой дорогой и любимый. Так вот почему тебе так была нужна семья. – Она внезапно догадалась. – Но ведь у тебя есть семья! Кристина Андроулис – твоя сводная сестра? Не могу поверить в это!
– Они никогда не признавали меня, Мэг. Для них я был незаконнорожденный. Они всегда жутко боялись, как бы я не потребовал своей доли.
Она помолчала, пытаясь переварить все услышанное. Он снова привлек ее к себе.
– Мэг. Но ведь это ничего не значит, правда?
– Что может изменить мои чувства к тебе, дурачок? Но это так многое объясняет. Чарльз, дорогой мой, я так люблю тебя.
Они с благодарностью прижались друг к другу. Потом Чарльз снова заговорил:
– Но Эми… Ты все же думаешь, что она заблуждалась, да?
Мэг уверенно кивнула:
– Да. Потому что она должна была предположить, что Андроулис – твой отец – оставил пол-острова твоей матери с тем, чтобы впоследствии он перешел к тебе.
Чарльзу очень хотелось поверить в это.
– Да. Может быть. Надеюсь, что так.
– Но все же она была абсолютно уверена, что ты не знаешь, кто твой настоящий отец. В это она верила свято. Она просто предостерегала меня на случай, что когда-нибудь тебе все это откроется.
Он медленно кивнул:
– Но уж если я знал, что остров мой, то нетрудно было догадаться о настоящих родителях. – Внезапно он рассмеялся. – Мама довольно быстренько мне обо всем поведала. Пожалуй, мне тогда было лет десять. Вероятно, ей хотелось объяснить мне, почему мы живем с дедушкой и бабушкой, и почему они меня так оберегают.
– Так вот почему ты такой испорченный мальчишка! – Мэг лукаво улыбнулась, веселясь над удивлением Чарльза. – То же выражение лица, что и у Эми!
– Могу себе представить. Она раскрыла мне глаза на некоторые семейные тайны. Но я подолгу не виделся с ней.
– Потому что посылал меня в качестве своего посла.
– Ну да, наверное, в какой-то степени. – Он нежно поцеловал ее. – Но ведь это сработало, правда?
– Конечно. – Она вновь окинула взглядом дом. – Милая Эми. Как я рада, что познакомилась с ней.
– Я тоже. – Он раскрыл наудачу одну из книг. – Что-то вроде дневника… нет… она переписывала стихи… – И он громко прочел: – «На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его…» – Он оторвал глаза от страницы. – «Песнь песней». Она переписывала стихи из «Песни песней».
Мэг нахмурилась:
– Ах, Чарльз. – А потом она взглянула через распахнутую дверь в сад, уставленный скульптурами. – Ах, Чарльз, я так надеюсь, что она наконец с ним встретилась!
Он тихо закрыл книгу и подошел к ней.
– Не могла не встретиться, – подтвердил он.
Миранда побывала на острове в две длинных недели школьных каникул. Питер с ней не поехал. Она поселилась в домике Эми и работала как одержимая, моя окна и натирая камни, пока все кругом не засверкало.
Первого сентября все вместе они уехали с острова.
Все трое детей, несмотря на то, что Миранда жила дома, упросили оставить их в колледже Труро. Миранда и Питер погрузились в будничную рутину с таким удовольствием, будто никогда и не переживали бурных времен.
Когда в сентябре и Себастьяна зачислили в Труро, Питер настоял, чтобы все трое детей жили там в пансионе, а Миранда могла бы вернуться на театральный сезон в труппу.
Этой зимой труппа впервые повезла свой обычный шекспировский репертуар в центральные графства, где была новая, оказавшаяся очень отзывчивой аудитория. Когда начались рождественские представления для детей, большинство актеров смогло отдохнуть; Оливер и Олвен поехали на рождество к Глэдис Пак, а Зоя и новичок по имени Джек Старджес отправились в Кихол с Мирандой. Дети приезжали к Питеру на выходные, а по будням он очень много работал. Когда случался перерыв, он отправлялся в клуб спасателей. Готовила ему и убиралась у него Дженис.
Миранда заключила его в объятия со всей силой прежней страсти.
– Ты выглядишь куда лучше, мой дорогой! – Голос ее стал выше, его модуляции явно напоминали о том, что она только что сошла с театральных подмостков.
Он привлек ее к себе, пряча лицо в ее волосах и закрывая глаза, вдыхая такой знакомый запах.
– Мне правда лучше, – убежденно подтвердил он. – А ты… ты просто восхитительна! В тебе появилось что-то особенное – какая-то сдержанность, даже что-то таинственное…
– Ах, ты ли говоришь о таинственности! – Но она была польщена и обрадована. – Но откуда ты знаешь? Что, были какие-нибудь рецензии, которые я пропустила?
– Я дважды ездил смотреть, как ты играешь, – признался он.
Она была поражена.
– Любимый, но почему ты не сказал? Где ты был? И в какие дни? Ах ты Боже мой…
– Шшшш… – Он рассмеялся, как и всегда смеялся над ее извержениями. – Когда пойдем спать, я тебе все расскажу.
Она какое-то мгновение пристально глядела ему в глаза, но ничего в них не увидела и просто поцеловала его в щеку, затем кинулась оглядывать кухню. Дженис кое-что переставила по-своему, постелила новую скатерть, заставила широкие подоконники цветами. Раньше Миранда живо все вернула бы на место, но не сейчас. Ее все восхищало. Зоя спустилась из отведенной ей комнаты и заявила, что Кэти – прирожденная актриса. Захохотав, Питер сказал:
– А то мы не знали! – И Миранда снова обняла его. Ему было лучше.
Такие вечера Миранда особенно любила: вокруг стола собрались люди, радостно возились дети, гости, разнеженные домашним уютом, веселились, наперебой делали комплименты Миранде, а Дженис готовила и подавала на стол. Потом Зоя и Джек вместе с ней отправились в «Костгад», и Миранда смогла полностью сосредоточиться на детях и выслушать все их новости.
К ее удивлению, Себастьян с первых же дней легко обжился в Труро.
– Это потому, ма, что я умею рассказывать всякие истории, – сообщил он. – Я ведь как тетя Мэг, понимаешь. Прошлым летом она здорово научила меня сочинять. Описание, потом что-то происходит, и снова описание.
– Мы на прошлой неделе повидались с Мэг, – сказала Миранда. – Она приезжала в Бирмингем, и мы целый день провели вместе.
Кэти спросила:
– А она передала для нас подарки?
– Да. А я отдала ей ту штуковину для плавания, которую вы передавали Эндрю.
– Как дела у Эми в школе? Она не хотела идти туда. Мне она заявила, что хотела бы всегда жить с нами.
– Ну, у нее все отлично. И как-нибудь на днях тетя Мэг привезет ее сюда. – Миранда была уверена, что Мэг никогда не решится привезти Эми или Чарльза снова в Кихол, но ведь все меняется. Должно быть, время и впрямь все лечит.
– А как поживает Эндрю? Миранда улыбнулась:
– Разумеется, его захватила Магда. Со стороны может показаться, что это ее сын. Она премилая старушенция – похожа на героинь довоенных фильмов.
Алекс, долговязый и очень серьезный, дождался, пока Кэти не ляжет, а Себастьян не отправится в ванную, и только тогда заговорил невероятно низким, хриплым голосом:
– Мам, вы с тетей Мэг никак не могли поссориться, это ясно. Значит, тетя Мэг не выносит па?
Она перестала стелить постель Себастьяну, подняла на него глаза. Она ждала этого вопроса, тем более что Алекс был умницей и всегда особенно близок к Мэг. Она покусала верхнюю губу, поправила волосы, наконец сцепила пальцы.
– Да нет, тут совсем другое, сынок… Просто… когда папа был очень болен, он не различал нас с Мэг. И Мэг подумала, что лучше было бы… не смущать его больше.
Все прозвучало очень просто. И это было правдой. Убежденная собственными словами, она улыбнулась.
– Теперь папе лучше. Я уверена, что недалек тот час, когда у нас все пойдет, как в старые добрые времена.
Алекс проницательно заметил:
– А как же дядя Чарльз?
Миранда откинула волосы, отчасти теряя уверенность.
– Ну что ж… Я просто не знаю, Алекс.
– Прости, ма. Но, как ни жаль, Мэг не захочет приехать без него. А двум ее детишкам здесь было бы так хорошо. Да и с дядей Чарльзом жить здорово.
Миранда поспешно вернулась к незастеленной постели.
– Да. Я думаю, ты прав. Уверена, что прав, – сказала она.
Питер прижал ее к себе крепко-крепко, словно не позволяя ей больше никуда уходить, но и только.
– Видишь ли, Миранда… – Он целовал ее волосы, глаза у него были закрыты. – Я хочу… чтобы ты делала свое дело. С тех пор как умер Брет Сент-Клэр и я увидел, что это значит для тебя, как для меня живопись… Я бы умер, если бы не смог рисовать.
– Да, я знаю, дорогой. – Она обвила его руками. В нем говорил здравый смысл, но такой хрупкий, такой уязвимый.
– Уже с тех пор я хотел, чтобы ты вернулась в театр. Я чувствовал… ты знаешь, что… ты знаешь…
Она тихо произнесла:
– Джон Мередит?
– Да. Я чувствовал, что это вроде обмана. Я говорил и Мэг, но я хотел, чтобы она осталась здесь. Я хотел, чтобы ты продолжала играть, и все же…
– Питер, лучше всего то, что произошло. Эти четыре последних года были чудесные. Мы наконец-то действительно узнали друг друга.
Он вновь поцеловал ее в волосы.
– Мы старые, добрые друзья, Миранда, – шепнул он.
– Да. И как старые добрые друзья, мы должны доверять друг другу. Правда?
– Ну конечно!
– Значит, если я после этого тура вдруг решу вернуться домой, ты думаешь, это будет хорошо для меня?
Он не отвечал. Она повернулась в его объятиях, чтобы взглянуть ему в лицо, но он потянулся за ней и выключил свет.
– Отлично. Я тебе поверю, – сказал он.
– Спасибо, любовь моя.
Она поцеловала его в губы и положила его голову себе на плечо, как часто делала в эти четыре года. Когда он затих в ее объятиях, она смежила глаза и постаралась заснуть.
В июле следующего года Эми Смизерс сложила свои инструменты в тот самый деревянный сундучок, в котором привезла их из Афин в тридцатые годы, почистила и убрала как можно тщательнее оставшиеся неиспользованными камни и устроилась в своем ветхом раскладном кресле на плато. Там и обнаружил ее Спиро на следующее утро, явившись прибраться в саду к приезду семейства Коваков. Должно быть, она умерла еще вечером, возможно, сразу же после захода солнца, когда настала холодная ночь. Она казалась совершенно счастливой.
Чарльз и Мэг, оставив детей на попечение Магды, вылетели немедленно. Они нашли оставленное им письмо и приготовили все к самым тихим на острове похоронам. Она успокоилась в своем садике среди обломков камней, из которых она высекала фигуры столь долгие годы. На ее могиле установили то самое мраморное изваяние, в котором в 1977 году она изобразила себя и Еву Ковак.
Печаль Мэг была горше и мучительнее всего, что она переживала раньше. Еще год назад Чарльз закончил свою книгу, и, прочтя ее, она узнала об Эми, возможно, больше всех. Чарльз много беседовал с Эми о прошлом, и ее образ наполнял собой книгу.
После церковной службы отпевания они пошли в коттедж Эми и занялись его уборкой. Удивительно, как мало там нужно было сделать.
– Она все разобрала по годам, – заметила Мэг. – Я думала, что мы найдем тут кучу незаконченных работ. Помню, когда я тут обедала впервые, все было покрыто каменной пылью.
– Ей было за восемьдесят. Она знала, что не вечна. – Чарльз сложил на столике книги. – Нам нужно все тут просмотреть, но потом давай все оставим как было. Это всегда будет домом Эми, так что пусть здесь все остается по-прежнему.
– Это нельзя знать наверняка. Мы же не нашли завещания. Может быть, она оставила остров еще кому-нибудь. Могут же у нее быть давно забытые родственники в Австралии или еще кто-нибудь!
– Дорогая, мы с ней все это обсудили. Она оставила остров Эми и Эндрю. Но… знаешь, Мэг, ведь я после смерти моей матери скрыл от нее… Я говорил тебе об этом много лет назад, но ты не придала этому значения. Остров не принадлежал моей матери, не принадлежал он и Эми. Андроулис завещал этот остров мне.
– Но зачем же ты… почему же ты не открылся ей?
– А что я мог сказать? Если бы Эми узнала, что Андроулис не посчитался с ней, она считала бы свою жизнь потерянной. – Он скорбно улыбнулся. – Эми любила этого старого негодяя даже больше, чем моя мать. Но… видишь ли, Мэг… моя мать подарила Андроулису сына. – Он выжидательно посмотрел на Мэг. – Я ведь не Ковак, Мэг. Меня должны были звать Чарльз Андроулис. – Он беспомощно пожал плечами. – Прости, дорогая. Конечно, я всего лишь незаконнорожденный, но…
Она пораженно воскликнула:
– Эми рассказала мне об этом много лет назад! Считалось, что ты не знаешь об этом!
Теперь была его очередь изумляться.
– Эми знала? О Господи! А не думаешь ли ты, что она и про остров догадывалась? Конечно, можно было бы надуть ее, что-то наплести, но ведь Эми была до ужаса умна…
– Но не в том, что касалось Андроулиса, – заметила Мэг. – Нет, вряд ли она догадывалась. – Она взглянула на него иными глазами. – Ах, Чарльз… ты… ты… – Она задохнулась от недостатка слов. – Ты такой милый!
Засмеявшись, он обнял ее и воскликнул через ее плечо:
– Ты слышала, Эми? Никакой я не ублюдок, а даже очень милый!
Мэг ласково сжала его плечо.
– Ах, любовь моя… Мой дорогой и любимый. Так вот почему тебе так была нужна семья. – Она внезапно догадалась. – Но ведь у тебя есть семья! Кристина Андроулис – твоя сводная сестра? Не могу поверить в это!
– Они никогда не признавали меня, Мэг. Для них я был незаконнорожденный. Они всегда жутко боялись, как бы я не потребовал своей доли.
Она помолчала, пытаясь переварить все услышанное. Он снова привлек ее к себе.
– Мэг. Но ведь это ничего не значит, правда?
– Что может изменить мои чувства к тебе, дурачок? Но это так многое объясняет. Чарльз, дорогой мой, я так люблю тебя.
Они с благодарностью прижались друг к другу. Потом Чарльз снова заговорил:
– Но Эми… Ты все же думаешь, что она заблуждалась, да?
Мэг уверенно кивнула:
– Да. Потому что она должна была предположить, что Андроулис – твой отец – оставил пол-острова твоей матери с тем, чтобы впоследствии он перешел к тебе.
Чарльзу очень хотелось поверить в это.
– Да. Может быть. Надеюсь, что так.
– Но все же она была абсолютно уверена, что ты не знаешь, кто твой настоящий отец. В это она верила свято. Она просто предостерегала меня на случай, что когда-нибудь тебе все это откроется.
Он медленно кивнул:
– Но уж если я знал, что остров мой, то нетрудно было догадаться о настоящих родителях. – Внезапно он рассмеялся. – Мама довольно быстренько мне обо всем поведала. Пожалуй, мне тогда было лет десять. Вероятно, ей хотелось объяснить мне, почему мы живем с дедушкой и бабушкой, и почему они меня так оберегают.
– Так вот почему ты такой испорченный мальчишка! – Мэг лукаво улыбнулась, веселясь над удивлением Чарльза. – То же выражение лица, что и у Эми!
– Могу себе представить. Она раскрыла мне глаза на некоторые семейные тайны. Но я подолгу не виделся с ней.
– Потому что посылал меня в качестве своего посла.
– Ну да, наверное, в какой-то степени. – Он нежно поцеловал ее. – Но ведь это сработало, правда?
– Конечно. – Она вновь окинула взглядом дом. – Милая Эми. Как я рада, что познакомилась с ней.
– Я тоже. – Он раскрыл наудачу одну из книг. – Что-то вроде дневника… нет… она переписывала стихи… – И он громко прочел: – «На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его…» – Он оторвал глаза от страницы. – «Песнь песней». Она переписывала стихи из «Песни песней».
Мэг нахмурилась:
– Ах, Чарльз. – А потом она взглянула через распахнутую дверь в сад, уставленный скульптурами. – Ах, Чарльз, я так надеюсь, что она наконец с ним встретилась!
Он тихо закрыл книгу и подошел к ней.
– Не могла не встретиться, – подтвердил он.
Миранда побывала на острове в две длинных недели школьных каникул. Питер с ней не поехал. Она поселилась в домике Эми и работала как одержимая, моя окна и натирая камни, пока все кругом не засверкало.
Первого сентября все вместе они уехали с острова.
Все трое детей, несмотря на то, что Миранда жила дома, упросили оставить их в колледже Труро. Миранда и Питер погрузились в будничную рутину с таким удовольствием, будто никогда и не переживали бурных времен.