Питер нарисовал пейзаж «Затишье после бури». Картина создавалась по принципам описательной эдвардианской школы, и на ней было изображено длинное пензанское побережье, по которому разбросаны обломки кораблекрушения, виднелись разбитые фонари, сорванные и перевернутые лодки, и посреди этого хаоса виднелась одинокая фигура женщины.
   Люди из мира искусства рвались проинтервьюировать его; его уговаривали выступить в ночном телешоу «Место на ринге».
   – Они хотят пролезть через замочную скважину в нашу личную жизнь, – объяснил он Миранде свой отказ.
   Она согласно кивнула.
   А потом случилось нечто удивительное. В двери постучал неизвестный человек и представился как Хью Деверо. Миранда видела его на телеэкране и читала о нем в газетах и все же с трудом узнала худое, изможденное лицо и сутулую фигуру, припомнив, каким веселым и мужественным он был на экране.
   Он постучал в верхнюю дверь, и она провела его в гостиную, откуда открывался вид на Рыбную улицу и дальше до гавани. Он встал у окна, опираясь на косяк, явно упиваясь открывшимся пейзажем.
   – Хорошо, что Питер Сноу живет именно здесь. Какая вдохновляющая оправа для такой уникальной драгоценности.
   Это был цветистый комплимент, которого она и ждала, поэтому она колко ответила:
   – На самом деле он работает на побережье. Он любит дождь.
   Гость оглянулся и улыбнулся.
   – Но я хотел повидаться с вами, миссис Сноу. Я был другом Брета Сент-Клэра.
   Она замерла от внезапно захлестнувшего ее детского счастья. Знаменитый Хью Деверо, выдающийся критик, друг Брета? Шел 1982 год, многие гомосексуалисты уже не скрывали своих предпочтений, но далеко не все.
   Она медленно опустила плечи и сказала:
   – Уверена, что вы не откажетесь от чашки чая. Пока вам не захотелось выйти полюбоваться видом, спускайтесь вниз, я все сейчас приготовлю. – И слегка улыбнулась. – Мне хочется поговорить о Брете.
   Они вместе спустились в бывший рыбный подвал, и, пока он с любопытством осматривался, она расставляла на столе приборы.
   – Восхитительное место, – прокомментировал он, пробегая пальцами по гранитной стене. – Прекрасно, что вы все оставили так, как было. Большинство подобных мест хороши в первозданном виде.
   – Ах, и нам пришлось потрудиться. Видели бы вы, что тут творилось, когда мы переехали. – Ей не очень-то хотелось поддерживать беседу, которая могла вновь перейти в разговор о «драгоценностях». – Мы вырастили тут троих детей, мистер Деверо. Так что здесь должно было быть тепло и сухо.
   Он присел, но был, видимо, столь изможден, что почти лег на стол. Несколько тонких седых волосков топорщилось на его макушке. Внезапно она с ужасом поняла, что он умирает точно так же, как и Брет Сент-Клэр. Поэтому он здесь и появился. Чтобы расспросить ее о конце Брета.
   Она придвинула к нему один из корнуоллских пирогов Дженис.
   – Попробуйте кусочек. И может быть, когда вернется Питер, вы поужинаете с нами?
   Он снова улыбнулся:
   – Все зависит от вас. Я остановился в «Костгад», но, уж раз вы предлагаете, я с великим удовольствием поем здесь.
   Было время, когда незванный гость мог показаться ей обузой. Но сейчас она ответно улыбнулась, налила ему чаю и поинтересовалась, на каком поезде он приехал и как сейчас выглядит Артур Бауринг. Так они и болтали, пока в маленьком чайнике не кончилась заварка.
   Потом он произнес:
   – Я написал пьесу, миссис Сноу. О женщине, которая узнает, что ее муж – голубой. О том, как ей удается выстоять. Ее зовут Марта Катфорт. И пьеса называется «Марта Катфорт». Мне бы хотелось, чтобы вы сыграли Марту.
   Она почувствовала, как у нее широко раскрылся рот, и постаралась поскорее его захлопнуть, но своим лицом она не владела. Если уж Хью Деверо написал пьесу, то ставить ее будут в Лондоне, в Вест-Энде. Он был из таких людей.
   Она откашлялась.
   – Я? Ну разумеется… какая возможность! Но… почему я? – Как ни беспомощно это звучало, она должна была быть с ним честна. Да у нее просто не было нужного опыта.
   Он слегка пожал плечами.
   – Я видел вас в Бирмингеме. Вы играли Порцию. В вашей игре было нечто особенное. Сдержанность. Почти мука. Марта Катфорт и должна быть сдержанной, скрывающей свою муку.
   – Я никогда не играла в современных пьесах.
   – Вы актриса, – снова пожал он плечами.
   – Прямо не знаю… – Неожиданно для себя, она начинала нервничать. – А Питер? Да и дети. Думаю, что это нарушило бы наш мир. А мы так счастливы.
   Долго, заставляя ее еще более нервничать, вглядывался он в нее. Потом произнес:
   – В таком случае я умолкаю. Счастье – это все. – Он поднялся. – В конце концов, мне сосем не надо дожидаться вашего мужа. Он может увидеть во мне угрозу.
   – Ах нет. Ни в коем случае. Ни капли… А вы не хотите узнать о Брете? Знаете, я ведь была рядом с ним до самой его смерти.
   Он ухватился за край стола, уронив голову. Потом выпрямился.
   – Мы с ним познакомились в армии. А потом встречались изредка все эти годы. Один раз я даже репетировал у него главную роль. Хотя из этого ничего и не вышло. И это страшно его разозлило. Я извинялся, сказал, что можно еще восстановить спектакль, но он заявил, что уже поздно, у него обнаружили рак, но что мне следует присмотреться к некоей Миранде Пэтч. Потому что однажды она станет великой актрисой, и ему приятно думать, что это он помог ей пробиться. – Он поднял на нее глаза. – Даже и это не переменит вашего решения?
   – То есть вы предлагаете мне роль как извинение перед Бретом? – прямо спросила она.
   – Может, так и было. Но когда я увидел вас… Нет, дело не в этом. Я бы никогда не рискнул доверить роль в моей пьесе кому-то, кто мне не нравится. Но я видел вашу игру несколько раз и восхищаюсь вами. – Он наклонился вперед. – Послушайте. Мне уже предложили ставить фильм. Если вы справитесь с ролью на сцене, то вы получите ее и в фильме. А это было бы так приятно Брету.
   Питер и слышать не хотел, чтобы она отвергла предложение. Миранда уехала в Лондон вместе с Хью Деверо и на время репетиций остановилась на квартире в Сассекс Гарденс. Премьера «Марты Катфорт» должна была состояться восьмого ноября в Вест-Энде. Питер привез на спектакль детей и сделал так, чтобы они расселись между ним и Мэг.
   После того как опустили занавес, Миранду вызывали раз десять. Было ясно, что пьеса Хью Деверо станет гвоздем сезона 1982 года.
   Потом, в квартире Коваков, они сдвинули мебель и долго хохотали. Чарльз открыл шампанское.
   – В тридцать восемь лет, но я сделала это! – воскликнула Миранда, торжественно пожимая руку Питера.
   Он улыбался, прекрасно владея собой. Спали они в старой комнате Мэг.
   – Именно этого я и желал для тебя, Миранда, – ласково прошептал он. – Я уже не верил, что это случится. Именно этого я и желал для тебя.
   Она не могла понять, почему ей так тревожно. Разве не того же самого желала и она? Они вновь были под одной крышей, их семья снова обрела единство. И когда он повернулся и лег так, как они обычно лежали раньше, положив ее голову себе на плечо, она уверилась в том, что все хорошо.
   – Ты была восхитительна, любовь моя. И знаешь, ты не смогла бы справиться с этой ролью, если бы ты не знала Брета Сент-Клэра.
   – Это правда. – Ей страшно хотелось спать. Она совершенно вымоталась за последние полгода.
   А потом, словно из ниоткуда, донесся его голос:
   – Любимая, как ты думаешь, сможем ли мы когда-нибудь сказать Эми правду?
   Сон мгновенно слетел с нее. Она осторожно сказала:
   – А зачем вообще ей что-то говорить? Если только вдруг Мэг решит признаться…
   – Я просто подумал… Они так близки с Себом.
   – Разумеется, они близки. – Она вдруг поняла, что он имеет в виду, и вздохнула. – Ах. Ясно. Ну да. Возможно. – Она приподнялась на локте и вгляделась в него в темноте. – Только очень маленькими шажками, дорогой. Подождем, посмотрим.
   Она нежно поцеловала его и обвила рукой его за шею. Он слегка повернул голову, и ее волосы коснулись его лица. Но она смотрела на невидимый в ночной тьме потолок и думала о завтрашнем спектакле.
   Шторм начался девятнадцатого декабря, в субботу. У детей уже начались рождественские каникулы, и они уехали к Мэг в Лондон. Поскольку Питер был теперь официально членом спасательной команды, он сразу же направился на спасательную станцию и примкнул к Билли Мэйджеру и остальным спасателям. Сигнал о помощи раздался в восемь вечера, когда ветер задувал уже с небывалой силой. «Царь Соломон» вышел на помощь панамскому каботажному судну водоизмещением 1400 тонн, терпящему бедствие. У него отказал мотор в восьми милях от Волчьей скалы. Других кораблей поблизости не оказалось. Сообщения шли через Тринити Хаус, и в семье Питера их перечитывали все последующие недели.
   «Ветер поднялся с юга и, дуя на восток, усилился к двенадцати часам, сила его достигала 90 узлов. Волнение моря у берега было таким, что волны достигали высоты 60 футов. Сквозь проливной дождь видимость была очень слабой. «Звезда Атлантики» попала в ловушку возле Маунтс-Бэй в южной части шторма, дрейфуя к скалам в четырех милях на юго-запад от спасательной станции. На борту судна восемь человек. Вертолет спасателей смог приблизиться к терпящему бедствие судну через полчаса после того, как были пущены первые ракеты. Судно трижды кидало на скалы, но разбилось оно в девять часов. Судно стало погружаться, вертолет не смог приблизиться даже к его мачтам. Сесть было невозможно. «Царь Соломон» прибыл к месту катастрофы в девять ноль пять. Дважды он приближался к палубе «Звезды Атлантики», но его отбрасывало прочь. Было видно, как четверо людей перебрались на судно спасателей. Последнее радиосообщение было получено в девять двадцать одну, оно подтверждало, что спасено четверо людей. Больше радиоконтактов не было, огни «Царя Соломона» перестали быть видны через десять минут. К этому времени «Звезда Атлантики» перевернулась и затонула между скалами. Спасатели из береговой службы прибыли на место катастрофы, пытаясь обнаружить оставшихся в живых. Спустя неделю обломки «Царя Соломона» прибило в бухте Ланна. Местные рыболовные суденышки, несмотря на ужасную погоду, весь следующий день провели в море. В этой части моря шторм принес кораблекрушения и опустошение, дорога завалена галькой, над морем кружатся вертолеты…»
   Утром в воскресенье, прежде чем им стало известно больше чем про исчезновение членов двух экипажей, Мэг и Миранда наблюдали за разбушевавшимся морем из машины Чарльза. Миранду трясло.
   – Это была его последняя картина. Он как знал.
   Мэг только крепче прижалась к ней и ничего не отвечала. Чарльз повернулся к ним с переднего сиденья. Сразу после вчерашнего представления раздался телефонный звонок от Дженис, и в полночь они уже выехали из Лондона. Утром священник отслужил молебен на берегу, а потом в самом Кихоле. Он спросил, надолго ли обе женщины смогут остаться здесь.
   – Думаю, вам сейчас нужно отправиться на Рыбную улицу и провести день с остальными, – мягко сказал он. – Миранде предстоит завтра трудный день.
   Миранда злобно осведомилась:
   – Уж не думаете ли вы, что завтра я выйду на сцену…
   Мэг перебила ее:
   – Разумеется, ты выйдешь завтра вечером на сцену, Миранда. Ты должна это сделать ради Питера. Именно этого он так желал. И ждал этого.
   Миранда разрыдалась. Даже пока она возражала, она знала, что проделает завтра весь этот утомительный путь и к шести вечера прибудет в театр. Ей была ненавистна та сила, которая вела ее туда. Но если это действительно ради Питера… если бы она могла играть для него… если бы ее поддержала та сила, которой обладала Мэг…
   И когда Чарльз медленно тронулся вдоль гавани к Воскресной улице, она постаралась унять дрожь. Теперь ей были присущи некоторые черты Марты Катфорт.
   Рождество наступило в этом году слишком быстро. Чарльз отвез всех детей в Кихол, а Магда осталась с Мирандой до самого Рождественского сочельника, а потом они вместе приехали сюда на поезде.
   Утром на Рождество дети открыли чулки с подарками и нашли то, что купил и уложил Питер. Кэти побледнела, произнесла в отчаянии:
   – Я этого не вынесу. Сначала бабушка на Артемии. Теперь Питер.
   Себастьян испуганно спросил:
   – А ты не думаешь, что он нарочно это сделал? Похоже, что он завершил все, что хотел. Наверху нет ни одной незаконченной картины. И все так убрано.
   Алекс оборвал его:
   – Откуда он мог знать, что этой ночью разобьется «Звезда Атлантики», болван? Ему же было гораздо лучше. Мы все это знаем. Он уже выздоровел. Ему было лучше!
   Себастьян посмотрел на электрическую пишущую машинку – незавернутую, но надписанную ему.
   – Я напишу про папу книгу, – внезапно заявил он. – Но только в ней не будет папы.
   Кэти всхлипнула:
   – Что ты такое говоришь?
   Себастьян посмотрел на нее сверху вниз и пояснил:
   – Это будет книга про близнецов. Два лунных луча. О том, как они ухаживают за одним существом. За очень необычным существом. И одна из близнецов всегда с ним. Чтобы ухаживать за ним.
   Поднимающийся по ступенькам Чарльз невольно услышал их разговор.
   – Как насчет того, что кто-то присмотрит за вами, а, Себ? – спросил он, усаживаясь за стол. – Только подумай. Как раз то, о чем вы только что разговаривали. Если Миранда будет сниматься в фильме «Марта Катфорт», то ей какое-то время будет очень некогда. А ведь вы знаете, что этого очень хотел ваш отец. И вот мне пришло в голову, когда я услышал, о чем вы тут толкуете, что мы с Мэг могли бы поселиться тут и работать, а Эми и Эндрю пошли бы в ту же школу, что и вы.
   Дети смотрели на него молча так долго, что Чарльз решил, что зашел слишком далеко. Ему совсем не хотелось выступать в роли захватчика.
   Потом Алекс признался:
   – Мы всегда надеялись, что однажды вы приедете и останетесь с нами. Но мы не думали, что это будет вот так.
   Чарльз вытянул руку.
   – Ничего не говори больше. Это ваш дом. Вам нужно все обсудить.
   – Это и дом Мэг, – сказала Кэти. – А ты муж Мэг. И мы так нужны друг другу. Ведь нас очень сблизила Артемия. – Она помедлила и подняла брови. – Ведь мы опять поедем туда летом?
   – Всегда, когда вам захочется, – заверил Чарльз. – Сейчас, наверное, ваша мама принесет чай. Почему бы тебе не разрезать рождественский пирог, Кэти?
   Она отправилась в кладовку. Теперь она была уже такой же высокой, как ее мать, и очень тоненькой. Внезапно ей в голову пришло, что в ее возрасте мама была сиротой. Они были вдвоем на белом свете – она и Мэг. А у Кэти такая громадная семья.
   Она предложила:
   – Давайте, я сделаю сандвичи? Мы все можем поужинать наверху, а потом пойти посмотреть рождественскую иллюминацию.
   Так они и поступили.

ЭПИЛОГ

   Премьера «Марты Катфорт» задержалась из-за смерти автора сценария, Хью Деверо.
   Наступил и прошел 1984 год, и ничего особенного не случилось, хотя многие склонны были думать, что Британия как-то вдруг оказалась в руках Большого Брата.
   В конце 1985 года, как раз когда Михаил Горбачев стал новым руководителем СССР, Миранда Пэтч была представлена ко двору королевы-матери, подтвердив тем самым, что исполнены все ее заветные желания. Ей исполнился сорок один год, она была актрисой, известной не только в собственной стране, но и в Америке. И почему-то все это произошло благодаря Питеру.
   По окончании приема Миранда, стоя в окружении семьи, со знанием дела беседовала с критиками и журналистами. Ее сын, темноволосый, с тонкими чертами лица, недолго отдавал дань своим обязанностям, а вскоре отошел в сторонку и принялся рисовать на обложке своей программки. Дочь Миранды, юная копия ее самой, держа за руку девятилетнюю девочку, шла с ней очень медленно вдоль стола с яствами. Миранда Пэтч проводила их улыбающимся взглядом, довольная тем, что рассказанное ею собственным детям об этой малышке только еще больше сблизило их всех.
   За столом, рядом с ее племянником, сидел ее младший сын. Сестра и зять появились позже и тут же оказались в окружении сразу всех детей. Миранда почувствовала, как ее губы расползаются в широкой улыбке, и вдруг потрясенно осознала, что она счастлива. По-настоящему счастлива.
   – Когда ты будешь постарше, Эндрю, – уговаривал Себастьян, – конечно же, ты сможешь пользоваться ею. Но мой отец подарил ее мне, и мне совсем не хочется, чтобы ты ее испортил.
   Эндрю запальчиво отвечал:
   – Вовсе я ее не поломаю!
   – Именно это ты и сделаешь. В таком уж ты возрасте, старина. Уж ты не взыщи.
   – Я тоже смогу писать рассказы. Только вот машинки у меня нет.
   – Но ведь сломанная машинка тебе не нужна – вот о чем я тебе говорю!
   – Да, но ты-то пользуешься машинкой!
   – Но ведь не все же время! Господи, ну теперь-то я понимаю, почему Эми вечно теряет с тобой терпение! Ты только и можешь, что спорить!
   – А что мне остается? Я самый младший, и, если я не буду спорить, я ничего не добьюсь. – Но, говоря так, Эндрю улыбался: – он-то знал, что Себастьян никогда не потеряет с ним терпения, потому что Себастьян – самый лучший на свете человек. И в один прекрасный день он непременно позволит Эндрю попечатать на его машинке, и уж тогда-то Эндрю докажет ему, какие он может писать восхитительные истории.
   И все же он сменил тему разговора и попытался подольститься к Себастьяну.
   – Расскажи мне что-нибудь, Себ. Мне так скучно. Расскажи мне историю об адвокате дьявола.
   – Да это написала твоя собственная мама!
   – Конечно, но ты так здорово об этом рассказываешь. И в тысячный раз Себастьян принялся излагать «Каменный сад».
   – Если я тебе кое-что расскажу, ты обещаешь больше никому об этом не рассказывать? – спросила Кэти.
   – Обещаю, – выдохнула Эми.
   – На следующей неделе у меня прослушивание!
   – Но Миранда не разрешила тебе поступать на сцену, пока ты не закончишь колледж! – широко раскрыла глаза Эми.
   – Вот почему это тайна. Миранда сойдет с ума, когда узнает, что я получила роль. Нет, правда.
   – Она ведь хочет, чтобы ты начала свою артистическую карьеру с «Третейского судьи». Я слышала, как она сама это говорила, – упрямо продолжала Эми.
   – Чтобы пойти по мамочкиным стопам, – насмешливо передразнила Кэти. – Ну уж нет! Если она воображает, что я стану подчиняться этой старой перечнице Оливеру Фреру…
   – Ты не должна так говорить! – воскликнула в праведном гневе Эми. Она почувствовала, что в словах Кэти скрывается оскорбление, хотя и не понимала, в чем оно состоит.
   Кэти медленно покачала головой.
   – Непохоже, чтобы ты унаследовала свой характер от отца, – печально сказала она. А потом обняла сестру. – Ты мое альтер Эго. Понимаешь, что это значит?
   – Нет.
   – Ну, тогда сиди и ешь пирог, а я тебе объясню.
   – Ты скучаешь по нему, Мэг? – спросил Чарльз. Мэг улыбнулась в ответ, прекрасно понимая, что он имеет в виду.
   – Нет. Потому что все случилось так, как он и хотел. Миранда обрела славу; дети неуправляемы и чудесны…
   – Кроме Эми.
   Ее улыбка погасла.
   – Чарльз…
   – Дорогая моя, да я совсем не то хотел сказать. Я благодарю Бога за то, что Эми пошла не в него. Она вся в тебя. – Он чмокнул ее в щеку. – И я достаточно гуманен, чтобы радоваться этому.
   – Это странно, Чарльз, но, знаешь, больше всего она похожа на тебя. У нее твое мужество и твоя целеустремленность…
   – А ты думаешь, что у тебя этого нет? – рассмеялся он. – Слава Богу, Питер успел написать эти портреты! Пойди и взгляни на них, Мэг. Посмотри сама на себя.
   При этих словах проходившая мимо пожилая женщина остановилась и взглянула на Мэг. Они было повернулись, чтобы уйти, но та дружески улыбнулась.
   – Простите, но я случайно услышала ваш разговор о портретах. Я уже видела их однажды на выставке, года три назад, так? И один человек объяснил мне, что на них изображена не одна, как всем казалось, а две женщины. И только сейчас я узнала, что вы – одна из этих женщин. А мисс Пэтч другая – правда, для этой роли она покрасила волосы в черный цвет и коротко постриглась, – но ведь вы с ней близнецы, правильно?
   Мэг обычно страшно раздражало, когда их «обнаруживали», по ее словам. Но что-то привлекательное было в этой даме, и поэтому она кивнула и улыбнулась в ответ.
   – Да. Теперь я ясно вижу это. – Женщина откровенно рассмеялась. – Вы даже себе не представляете, как меня занимали последние три года «Девушки с рыжими волосами». Если это портреты сразу двух женщин, то значит, что они близнецы, а меня страшно интересуют близнецы. Две стороны медали. – Она сунула руку в карман и протянула Мэг визитную карточку. – Я писательница. Скажите, а мы не могли бы как-нибудь побеседовать поподробнее?
   Чарльз полагал, что Мэг вежливо откажется. Но этого не случилось. Ей и самой было удивительно, почему она чувствует себя так легко с этой незнакомкой. Но она поняла, в чем тут дело: та напомнила ей Эми Смизерс. Разумеется, эта женщина была специально одета к столь важному случаю, но в ней чувствовалась та же беззаботность и безразличие к одежде, которые отличали Эми.
   Мэг попыталась представить ее в поношенной мужской шляпе. Что ж, ей вполне бы пошло. И она снова улыбнулась.
   – Ну конечно. Я оставлю вам мой адрес. Я работаю дома, так что вы легко найдете меня там почти в любое время.
   Взяв из рук Мэг карточку, женщина удалилась без дальнейших вопросов. Это тоже понравилось Мэг. Чарльз удивился:
   – Ты позволишь написать ей об этом, дружочек? Мэг пожала плечами.
   – Не знаю. Посмотрим.
   – Я сам подумывал написать книгу о вас двоих, – признался он.
   – Правда? – Мэг взяла его за руку. – Я думаю, тебе стоит написать полную биографию Питера. Мне кажется, ты единственный, который действительно понимал его.
   – Мне и самому хочется написать о нем. – Чарльз бросил взгляд на Миранду, позировавшую перед объективами. – Надо спросить у Миранды, что она об этом думает.
   – Она будет «за» на все сто. За те последние несколько лет, когда она выхаживала его и вернула все же к жизни, она поняла наконец, что они значили друг для друга. И что бы ты ни написал в его биографии… теперь она примет все.
   – А ты? Ты сможешь все принять?
   Она с улыбкой молча посмотрела на него, и он помотал головой, словно стараясь очистить ее. И так, словно они были единым целым, Миранда взглянула на них, закончила фотографироваться и стала пробираться к выходу.
   Сестры на мгновение сплели пальцы, подходя к ожидающему их лимузину. Вместе с ними отправились Кэти и Эми, а трое мальчиков поехали вместе с Чарльзом. Под неоновыми огнями рекламы с именем Миранды стояла на тротуаре публика, пожирая глазами отъезжающую группу.
   Это был вечер Миранды, но теперь наступил вечер Мэг.
   – Интересно, что там Магда приготовила на ужин? – проворковала она, усаживаясь в машину.
   И все хором они воскликнули:
   – Гуляш! – И это прозвучало как победное «ура!».